Отец Игнат⁠⁠

Читать без картинок: https://zen.yandex.ru/media/id/5daf0f5b0ce57b00adb81437/otec...?&

Страница в ВК: https://vk.com/public189072634

Телеграм: https://t.me/maximillianman

Прошло уже два месяца с тех пор, как Тётю Валю забрали демоны. Из квартиры я почти не выхожу. Дядя Стёпа стал нелюдим и прибывает в каком-то своем кататоническом алкогольном аду.

Никому не говорил о случившемся, только подруге моей, Наташке, обмолвился, что чертовщина какая-то творится. А она раз и даёт мне телефон отца Игната. Сказала, что он как раз по чертовщине.

Мучался я, мучался, да набрал батюшке на какой-то религиозный праздник. Он трубку не взял. Я уже и забыл про него, но через пару недель он перезвонил мне с неопределившегося номера.

— Здорово, грешник, отец Игнат беспокоит. Чаво звонил?

— Да… — начал я, — понимаете…

— Понимаю.

— Правда понимаете?

— Ты мне горбатого не лепи, что за вопрос у тебя?

— А вы точно святой отец?

— Как пить дать, — усмехнулись на том конце трубки.

— Да, вот, у меня… Тётка пропала.

— Так, так, так, — зашуршал голос на том конце трубки, — ты, давай, подробности прибереги, а встречай меня лучше через три часа под Крымским мостом на стороне парка Горького. Приходи один.

— А если я с…

Но я не успел договорить, потому что священник повесил трубку. Делать было нечего, надо ехать. Но как оставить дядю Стёпу? Он ведь невменяемый, квартиру спалит. Пришлось взять с собой.

Ехал я с тремя пересадками, плутал, следил, не идёт ли кто за нами из этих сволочей демонических, петухов позорных. Думаю, вот же меня паранойя пробила. Может я просто рехнулся? Сколько раз меня уже мысль эта посещала. Навязчивые идеи. Может это не дядя Стёпа пьет, а я? Посмотрел я в его стеклянные глаза и никакого ответа не нашел.

Были мы на месте на два часа раньше. Холодные октябрьские ветра согнали со скамеек молодежь как пожухлые листья, и мы остались почти одни под нависающей громадой моста.

Я то погружался, то вновь выныривал из мыслей о своём безумии, пока рядом не оказался сухой старичок в черной робе, вязаной шапке пидорке с вышитым на лбу крестом и бомбере.

— Здорово, грешник, — кивнул он и нахмурился, — а этот алконавт кто? Я же сказал одному приходить.

— Это – дядя Стёпа. Муж тётки моей, которую адвокат в недра отправил.

— Так, — нахмурился отец Игнат пуще прежнего, — прежде чем дальше гутарить, надо тебе кое-что знать. Если откроешь для себя то, что я тебе поведаю, пути назад не будет. Мир навсегда изменится и превратится, в общем-то, в кошмар наяву. Надо тебе оно?

— Да уже один кошмар, — взмолился я, — у меня и сна нет, и страх один. Я вижу, как люди пропадают. Соседей не встречаю больше, которых годами видел. Да и рано умирать им. А еще этот адвокат…

— Знаю, знаю всё, — успокаивающе прокряхтел старик и огляделся, — ты не первый, не ты последний. Вся Москва под ними.

Я открыл было рот, но священник прикрыл мне его рукой.

— Ладно, слушай. Со мной это случилось года два назад. Настоятеля моего по монастырю боли прихватили, вызвал он меня к себе в Пермь. Приезжаю, а он давай про демонов. Мол, приходят, осадой стоят вокруг стен. Но там святая земля, монастырь строгий, все монахи в вере сильные, не то, что у нас в Москве. Говорит, не могут черти на ней ничего сделать. Но подкараулили его в ближайшем городе да избили. Думал я, деменция у него, поехал, мой родной, кукухой.

Но оказался я в городе, с продуктами помочь, а там подходит ко мне мужик, тщедушный, вот как ты сказал, адвокат, и говорит: “Вам, Игнат Валерьянович ехать отсюда надо, и глупости всякие не слушать”. Удивился я, пожал плечами, но ничего ему не ответил. Вернулся в монастырь, а настоятель к тому времени умер.

Долго я сидел в келье, молился, помощи просил и указу с выше. Но молчали небеса, ни намёка, ни сигнала не давали. Пообщался я с другими монахами. Кто-то из них глупостью все это назвал, а кто-то молча кивал и хмурился.

С тех пор мы с ними связь держим, и, еже ли какая такая тема приключается, я к ним людей отправляю, там, за стенами места много. А за два года знаешь сколько таких у меня историй уже случилось как твоя? Штук 40.

Главная беда в том, что сегодня уже и места пустого нет, по крайней мере в столицах, везде супостаты засели. Следят. Слушают. В переходах, на перекрёстках, в поездах. Телефонные разговоры тоже. Эти черти окаянные мысли читать могут. Вот едешь ты в метро, а они всё знают про тебя. Сразу заберут. Куда, не ясно.

А есть ведь и те, кто с ними заодно. Так что… Не знаю я как тебе доехать удалось, но раз удалось, то значит ты мысли свои хорошо скрываешь.

— Да не… — промычал я, пытаясь переварить всё сказанное святым отцом, — все время ток и думаю об этом.

— Но не хулишь ведь, — пожал плечами священник.

— Хулю, да порой стыдно даже как хулю, — отвел я глаза.

Отец Игнат задумался, а затем повернул моё лицо к своему, чтобы глаза в глаза смотреть.

— Я тебя могу на святую землю отправить, но вообще-то с твоими способностями мне бы пригодилась помощь.

— И как же я вам помогу? — удивился я, освобождаясь от крепкой хватки старика.

— Рук мне не хватает, будешь людей переправлять вместе со мной, — решительно произнёс святой отец, — спасём кого можем, а там уже господь решит, что делать, или вместе сообразим.

— Мне подумать надо.

— Подумай, только делать это можно тебе либо тут, — он обвёл рукой пространство под мостом, — тут земля самая святая в городе. Это мне один старец открыл. Почему не знаю, но вот так. Либо, если в церковь зашел и благодать чувствуешь.

— А что такое благодать?

— Как начнёт твоя душа петь, сразу поймёшь, ни с чем не спутаешь, — махнул рукой старик, — вот тогда тоже можешь думать. Я одну технику дыхательную знаю, она помогает мне лишний раз не мыслить. А тебе как это удается не знаю. Но если при демоне подумаешь что о нашей встрече, то хана нам с тобой… Тебя как звать-то?

— Антон.

— Хана нам Антон, отправят как тётку твою в недра, мантию земли лопатой скрести.

Священник еще много говорил, но я почти не слушал, потому что ударила меня обухом вся эта информация, и я как колокол лишь звенел внутри, не имея возможности собраться с мыслями.

— В общем, бывай, — хлопнул меня отец Игнат по плечу, — езжай домой, отоспись. А на номер мой не звони. Захочешь поговорить, приходи сюда по четвергам к шести. Все пойму и приму. Не впервой.

И засеменил старик по набережной в сторону Красного Октября. Я растерянно постоял, подобрал со скамейки дядю Стёпу и пошел к метро.

Был час пик и народу в метрополитене было не протолкнуться. Забились мы с трудом в вагон. И тут, смотрю, напротив меня у стены адвокат тот самый стоит, в глаза мне смотрит. Я дядю Стёпу к себе прижал и давай думать о банановых плантациях, пучеглазых пчёлах, выдры вдвшники высаживаются на луне. Нет, нет, нельзя мне думать об отце Игнате, о демонах, о всей этой чертовщине. И тут понимаю. Все. Пропал. Все подумал и представил лицо святого отца и походку его. Беда. Смотрит же прямо на меня. И огонь, огонь в глазах горит у супостата.

Но поезд остановился на Добрынинской, и толпа вынесла нас с дядей Стёпой на перрон, где мы запингвинили на пересадку. Я пару раз оглядывался. Но адвокат за нами не последовал. Я обернулся к эскалатору и увидел здоровую черную фигуру, стоявшую посреди людского потока. Своими щупальцами она касалась голов прохожих и некоторых пропускала, а некоторых поворачивала в другой эскалатор, вела, держа за макушку. У перехода же на радиальную я увидел огромную морду, высовывавшуюся из стены и заглядывавшую в глаза людям. Те же шли и вздыхали, словно не замечая происходящего.

Мне захотелось кричать, но я лишь крепче схватился за руку дяди Стёпы и двинулся вдоль зала на переход. В переходе было еще двое тварей поменьше, они трогали проходивших за плечи. На моих глазах они выцепили из толпы какую-то женщину и утащили в открывшуюся в стене дверь. Я зажмурился и шепча только что выдуманную молитву двинулся по переходу.

Еще парочку я видел в вагоне поезда. Но когда доехали до дома видения исчезли. Сижу вот теперь на кухне, где вся эта чертовщина началась и пью с дядей Стёпой дешевую водку в мечтах о скорейшем отравлении. Господи, что же делать-то? Подставил я отца Игната. Или окончательно свихнулся.

И долго бы еще я так запивал горькую с дядей Стёпой, если бы с неизвестного номера мне не позвонил сам святой отец.

— Ну что, грешник, — усмехнулся в трубке старик, — господь за нас все рассудил. Собирайся, дело есть.