Болотница. Финал⁠⁠

Болотница. Часть первая

Болотница. Часть вторая

Болотница. Часть третья

Болотница. Часть четвёртая

А вокруг никого: ни людей, ни машин. Мы с Катькой испуганно переглянулись, взялись за руки, собираясь перейти дорогу.

Вода в луже у бордюра забурлила и буквально поползла вверх, к нам. Помню, что мы отступили обе, и я поскользнулась, упала, болезненно приземлившись на пятую точку. Тут Катька вскрикнула: «Помоги!», и столько непередаваемой жути было в её голосе, что меня пробрало. Кое-как я поднялась, вымазавшись в скользкой грязи и мокрой траве, и практически вслепую из-за ливня бросилась ей на помощь, едва разглядев сквозь поток воды, как Катю со страшной скоростью утягивает в глубокую лужу у бордюра рыбоголовое чудовище.

Я закричала и, успев схватить Катю за руку, сразу начала её тянуть изо всех сил – и вытащила наполовину, как из лужи появилась вторая образина и с громким злостным рыком ударила меня хвостом.

Рука подруги выскользнула, я снова упала, слыша сквозь шум дождя и бурление в луже отчаянный визг Катьки. Его, сколько буду жить, не забуду.

Едва я снова поднялась, тучи развеялись и выглянуло солнце. Лужа снова выглядела обыкновенной, как и всё вокруг. Появились люди и машины. А я, вся изнутри словно замершая от безысходности, подняла с обочины сумочку подруги и просто пошла вперёд, не чувствуя ни боли от поцарапанных при паденье ног и копчика, ни ноющего плеча от удара чудовища.

А вот у аптеки вдруг расплакалась. Но, взявшись за дверную ручку, чтобы войти, сама не знаю – как, но заставила себя успокоиться. Затем просто зашла внутрь, стараясь ни о чём не думать.

Внутри пусто. На кассе, за стеклом прилавка, – молодая девушка, посмотревшая на меня, побитую и грязную, более чем выразительно.
Я присела на диванчик у окошка для покупателей, пересчитала деньги в сумочке и вдруг поняла, что их достаточно, чтобы мне – взять и сбежать, просто уехав домой.

Купив лейкопластырь, влажные салфетки, перекись водорода, зерновой батончик мюсли и пакетик сока, вышла на улицу, где , сидя на скамейке, с помощью салфеток вытерла с себя грязь, затем обработала царапины, заклеив их пластырем, съела батончик и выпила сок. Полегчало, и я пошла на остановку, где села в автобус до автовокзала.

Пока доехала, одежда уже практически высохла, как и волосы. И пусть встречающиеся по пути люди всё ещё смотрели на меня косо и неодобрительно, а кто и вовсе с подозрением и злостью, словно я какая бомжиха и сейчас начну у них вымогать деньги, меня это совсем не волновало, ибо в людном и шумном месте я наконец-то почувствовала себя в безопасности.

Посмотрев внутри здания автовокзала на табло расписания, заняла очередь в кассу, уже представляя, как приеду, и ушлая соседка обязательно поможет мне в беде. Протянула деньги в окошко, попросив билет на рейсовый автобус. У кассирши внезапно завибрировал телефон, она нахмурилась и вдруг, изменившись в лице (оно как-то у неё разом расслабилось, как бывает во сне), забыв обо мне и билете, приняла вызов.  Выслушав, заторможенным голосом сказала, протягивая свой телефон в окошко: «Это вам звонят».

Мне стало жутко, но почему-то отказать я не могла, а послушно взяла телефон, поднесла к уху и в шипении услышала насмешливые слова Демьяны: «Если поспешишь, то, может, и успеешь». А в мыслях как воочию увидела свою сердитую и обеспокоенную соседку, сидевшую у себя в квартире, на диване, и настойчиво, но безрезультатно звонившую мне. Затем, напевая себе под нос, она складывала вещи в сумку, явно собираясь куда-то ехать. И вот она уже вышла из поезда здесь, на вокзале. А потом я чётко вижу её у себя на работе, за разговором с администраторшей, которая называет соседке адрес как моих подруг, так и моего съёмного жилья. Вот только куда Клавдия Семёновна поехала потом, Демьяна мне не показала, оборвав телефонный вызов и мысленную трансляцию.

Я чертыхнулась, понимая, что оказалась в полной жопе. Забрала деньги и побежала прочь с вокзала, думая, куда же мне теперь ехать: на квартиру или в съёмную хату?

«Нужно ей позвонить!» - озарило на выходе из билетной кассы. Я тут же вытащила купюру и, протягивая её первому встречному (это оказался толстенький пожилой мужчина в камуфляжном костюме и резиновых сапогах), попросила:

- Дайте на минуточку ваш телефон, мне нужно позвонить срочно!

Он взял деньги и молча протянул мне старенький кнопочный мобильник.

Из динамика на вызове снова, (как было со смартфоном Катьки) послышалось шипение, и я уже хотела вернуть телефон, как вдруг появились гудки, а затем я услышала голос моей соседки.

- Алло! Глафира, я уже по лестнице поднимаюсь. Жди.

- Куда? - спросила я.

- Как куда? В квартиру, где ты сейчас со своими подругами. Сама же меня пригласила полчаса назад, как я приехала. Вовремя эсэмеску прислала, а я ведь собиралась на твою съёмную хату податься.

От её слов я опешила и потеряла дар речи, чувствуя, что просто вся одеревенела. Оттого запоздало крикнула в трубку:

- Нет, не надо! Вернитесь!

В трубке послышался плеск, а затем сквозь вернувшееся шипенье просочился насмешливый голос Демьяны:

- Беги! - подстегнула она.

Внутри меня всё обмерло, а потом нахлынула дикая ярость из-за этой несправедливости.

- Нет! - громко сказала я, тяжело дыша от переполняющей злости.

Не помню, как отдала телефон, а только – как остановилась у обочины, вытащив из сумочки все деньги, и, размахивая ими, ловила попутку. К счастью, остановилась старенькая иномарка, и водитель – усатый мужчина, посматривая на меня с откровенным любопытством, спросил, куда мне надо.

Я назвала адрес, всучила ему все деньги и выдохнула:

- Пожалуйста, поспешите!

У дома подруг выскочила из салона машины, бросилась сразу к подъезду. И, не помня себя, побежала по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. В мыслях было: только бы успеть.

Дверь квартиры, к моему ужасу, оказалась приоткрыта.

Я вхожу и с порога громко зову Клавдию Семёновну, сразу замечаю её сумку на полу, небрежно брошенную набок. В ответ ни звука, но в тишине вдруг слышу со стороны гостиной тихое чавканье и влажный сосущий звук. Предчувствие случившейся беды скручивает внутренности в узел, голову заполняет навязчивая, едкая до тошноты мысль: «Опоздала».  

Не хочу ей верить, отгоняю, качая головой, а заходя на кухню, снимаю с магнитной полосы самый большой нож. Сжимаю его изо всех сил, тем самым изгоняю дрожь в пальцах, а накатившие слёзы – кривой ухмылкой-гримасой.

В гостиной разгром: всё перевёрнуто вверх дном, и довольно темно из-за неплотно занавешенных штор. Неприятно, резко пахнет кровью и тиной. На влажном ковре различаю длинные ослизшие следы, которые слабо высвечивает маленький включённый настенный светильник у дивана.

Я сразу узнала лёгкую бордовую куртку Клавдии Семеновны, смятую и брошенную прямо на ковёр, возле неё лежала туфля на толстом каблуке. Потом мой взгляд на мгновение зацепился за пятно на обоях у дивана, россыпь алых брызг. А дальше я только смотрела на угол между балконом и шкафом, откуда высовывалась толстая лодыжка соседки и мелькал рыбий чешуйчатый, местами прозрачный до омерзения хвост.

Ярость в этот момент во мне победила и страх, и обиду. Я продолжала красться вперёд, чтобы увидеть всё, как есть.

В щель от занавешенной не полностью шторы падал дневной свет, ложась на обнажённую мучнисто-белую спину, за которой к стене прилегала почти нетронутая: не считая капель крови на подбородке, голова моей соседки. И её слипшиеся густые каштановые, с рыжим отливом волосы у висков. «Покрасилась», - отстранённо подумала я, подавляя рвотный порыв при виде рваных ран её на горле, откуда всё ещё сочилась кровь.

Это хвостатое существо (я не могла иначе его назвать) настолько сильно было занято своим пиршеством, что совсем не замечало меня и жадно всасывалось в разодранную, сдутую, как шарик, грудь моей соседки, как в самое чудесное на свете лакомство. А я, будто под действием чар, продолжала смотреть, не в силах оторвать взгляд от увиденного.

Я отметила, что существо ещё не полностью утратило признаки той, кем было раньше. Кучерявые тёмные волосы, почти прежнее лицо Яны, кроме ввалившегося носа и огромной пасти вместо рта. В остальном изменившаяся кожа выглядела теперь белее мела, как и соски на покрытой мелкими чешуйками груди, а прежде тонкие, руки моей подруги преобразились, обзаведясь перепонками и когтями на удлинившихся и с виду ставших очень сильных пальцах, как и на налившихся мускулистых предплечьях.  

Продолжая смотреть, я медленно подобралась к существу на расстояние удара, прикусив от напряжения до крови губу. И вдруг, к ужасу, поняла, что не могу ударить. Все мысли неожиданно спутались, стали такие... совсем не мои. Нахлынула жалость и словно навязанная убеждённость, что происходящее только кошмарный сон и мне не нужно ничего делать, только оставаться на месте. Я в смятении покачала головой, на глазах выступили слёзы, руки задрожали, грозя вот-вот выронить нож, но тут я снова посмотрела на истерзанную соседку, и наваждение исчезло.

Я резко вскинула нож, целясь в спину существа. Но промедление сыграло злую шутку. Существо обернулось и теперь насмешливо смотрело прямо на меня жуткими и холодными глазами рептилии. Я заорала и ударила, пробивая насквозь её плечо. Нож застрял, а существо, яростно заверещав, пнуло меня хвостом по ногам так, что я едва удержалась от падения, вовремя упёршись руками о подлокотник дивана.

Адреналин спал. Нахлынуло опустошение и страх. Тихие шлепки и повизгивание позади подсказали, что существо, вероятно, пытается вынуть нож из раны. А затем наверняка броситься за мной, и тогда меня ожидает участь соседки.

Не оборачиваясь, я вдохнула и рванула вперёд – и упала, когда из-под ног рывком вытянули ковёр. Позади торжествующе заверещали. Шлепки за спиной стали громче, как и скрежет, наведя меня на мысль, что передвигается существо рывками, подтягиваясь на руках.

Не сумев встать, я поползла. Сил и скорости придавал страх и нечленораздельные звуки явного негодования за спиной. У порога в коридор таки поднялась, а заметив лежащий на боку громоздкий светильник с абажуром, схватила его. Существо рывками уже почти догнало меня, и я, размахнувшись, швырнула в него светильник. Затем побежала.

В узком коридоре с грохотом распахнулась дверь ванной, преграждая мне путь. Оттуда высокой волной полилась тёмная вонючая вода, вынося прямо на меня другое существо, в котором ещё можно было узнать Катьку.

"Всё, - обречённо подумала я, - попалась".

Существо мгновенно оказалось рядом и, крепко схватив меня за плечи, потащило сквозь воду в ванную комнату, игнорируя сопротивление, крики и мольбы.  

Я помню, как, отчаявшись, замолчала, ибо звуки выходили сквозь воду бесполезным роем пузырьков.

Затем оно впихнуло меня в ванну, где бурлил водоворот. Перед глазами померкло, всё тело охватил холод. Меня втянуло внутрь и понесло в бесконечную темноту.

…Меня резко хлопали по щекам, причмокивая при этом, а я ничего не чувствовала и всё никак не могла открыть глаза, словно пробираясь сквозь тяжёлый и липкий сон. Наконец в лицо полилась вода, и я открыла глаза, фыркая и отплёвываясь.

- Очухалась! - ласково произнесла Демьяна и погладила меня по волосам.

Крик костью вдруг застрял в горле, меня затрясло, потому что через мгновение я всё вспомнила. Я попыталась встать и не смогла, рассмотрев, что связана крепкими жгутами тины.

- Тише, не рыпайся, рыбонька моя! - хохотнула Демьяна. - Деловое предложение у меня к тебе есть!

Её я тоже, как следует, рассмотрела. Лицо чистое и нежное, а ещё красивое. Глаза зеленющие, нечеловеческие, словно сияют терпением и древней мудростью. Волосы пышные, белые, заплетены в разные косички и уложены с помощью заколок с цветными камнями. А сарафан на ней просто бесстыдный: тонкий, полупрозрачный, с кружевными вставками на груди, длинный, до самых пят, и сквозь него видны её куриные тонкие ноги, которые она наполовину спрятала в воде. Вода же, жуткая, чёрная, бесконечно тянется до самого горизонта. А вокруг нас серый песок, на нём пятна проплешины из сухих берёз. Но больше всего меня поразило небо, чистое и голубое, но солнце на нём совсем не видно. Словно не положено ему здесь светить.

И стоило так подумать, как сильно поплохело. Я перестала озираться и посмотрела на Демьяну.

- Ну, ну, девочка, не смотри, не пугайся. Не для людей мои угодья.

- Чего вам от меня надо! - выпалила я, устав от её игр.

- Выбор у тебя, девочка, скажу я без прикрас, невелик. Либо службу служить мне и жить среди людей, либо на корм пойти. Дочек ведь мне больше не надо, подруги твои в рыбонек превратились. А ты другое сделаешь, если жить, конечно, захочешь! - снова хохотнула она и, поглядев на меня, рассказала, чего хочет.

- Я не смогу. Нет, - покачала головой, не в силах поверить, что она такое злодейство совершить мне предложит.

- А я помогу тебе, и делать особо ничего не придётся, - настаивала Демьяна. - Договор кровью скрепим и всё. Стану через тебя на мир глядеть, а ты сможешь взглядом, кого хочешь, из мужчин завлечь, не откажет.

- Нет, за что мне наказание страшное такое? Ведь нельзя людей ни за что губить. Как я смогу потом с этим жить? - не на шутку пробрало меня.

- Свыкнешься со временем. Ибо удел твой, Глафира, таков. Прими и живи. Или… - взмахнула рукой Демьяна, указывая на чёрную необъятную воду, где как по команде показалось и тут же исчезло множество белых рыбоголовых, острозубых существ.

От их устрашающего вида я задрожала, стоило только представить, как их острые зубы кусают меня, разрывают на части и медленно пожирают заживо. На глазах выступили слёзы, и я, не в силах обречь себя на мучительную смерть, согласилась. Да и жить, честно сказать, мне хотелось сильнее всего на свете.

Демьяна ухмыльнулась и разрезала мне и себе когтями ладонь. Затем пожатием рук мы смешали кровь, скрепя уговор.

Она при этом смотрела прямо в глаза, буравя своими, по-звериному яркими и пугающими... Такими пронизывающими, как будто бы зрящими мне прямо в душу. Путы из тины спали и исчезли. Моя голова внезапно отяжелела, в ушах раздался звон, а сквозь него мощно зарокотал голос Демьяны: "Отныне ты отмечена, Глафира. Знай, что нигде не скроешься от моего взора и воли. Святая земля не примет, не укроет тебя".

Я закричала: так это было невыносимо – слышать и ощущать чужой разум в своей голове.

Неожиданно всё вокруг размылось и завертелось, что, кажется: то небо вместо земли под ногами, то тёмная вода наступает стеной. А Демьяна хохочет, не переставая, а я кричу, умоляю и, сама не выдержав, падаю без чувств.

Я пришла в себя в хате Демьяны, лежа на полу, у кровати. Из-за отклеившейся с окошка газеты на пол падала тускло-янтарная полоса света. «Солнце заходит», - понимаю я.

Медленно заставив себя подняться, едва переставляя ноги, добираюсь до кухни: на столе нахожу свечи, спички, зажигаю огонь. Затем пью воду из ведра, черпая её кружкой, и всё никак не могу напиться. Кое-как выхожу из дома и сажусь на крыльцо. Смотрю то на тающее на горизонте солнце, то на свои грязные ноги и руки – и реву.

"Я жива – это главное", - выплакавшись, твержу себе, пока иду к колодцу за водой, чтобы помыться. Затем в кастрюле на плите грею себе воду и ставлю чайник. А пока вода в нём закипает, перебираю свои вещи в шкафу. На кровати нахожу свой целёхонький и работающий телефон, который раньше в хате потеряла и думала, что ему от воды кирдык. А нет, видимо, Демьяна каким-то образом сберегла его.

Стоило о ней подумать, как в голове ощутила некое гадливое шевеление, как если бы там, внутри, ворочался слизень, и сразу затошнило. "Вот оно как будет", - сглотнула слюну и пошла заниматься делом.

Вымыв голову в тазике, обтёрлась влажным полотенцем. После сидела на крыльце, на табуретке, и ела кашу быстрого приготовления с малиной, запивая её чаем. Еда прибавляла сил, а в голове проносились отнюдь не весёлые мысли, и я просто отгоняла их в сторону, но тогда чувствовала, как изнутри торопит меня заняться обещанным Демьяна. Её жадное, гадкое нетерпение наполняет голову, и еда сразу теряет вкус.

Поэтому я быстро собралась и с рюкзаком пошла на остановку, где села на автобус и ехала прямо до центра, решив, что до квартиры девчонок пешком дойду. Пусть и торопила меня Демьяна, а я таки не выдержала и к католической церкви по пути рванула, ведь вдруг Демьяна соврала про святую землю? Ан нет. Стоило дойти до ступенек, как болью во всём теле разом полоснуло так сильно, что взвизгнула, резко подавшись назад. И отпустило. А я стояла и ревела, понимая, что проиграла. Демьяна же в мыслях на мои муки злобно гоготала.

В квартире, к моему удивлению, было совершенно пусто, только пол в коридоре и зале оказался слегка влажным, и нехорошо попахивало из ванной. На полу коридора как ни в чём не бывало лежала сумка соседки, и смотреть на неё было невыносимо грустно. "Теперь и свечку за неё не поставить", - осознала я и тяжко вздохнула. А в руке вдруг разлилась боль, как от хлёсткого шлепка, и Демьяна в моей голове громко приказала: мол, пора за дело.

Я принарядилась, выбрав, что подошло, из вещей девчонок в шкафу. Накрасилась поярче, скрыв тональником следы усталости, надела босоножки на шпильке, взяла сумочку и деньги. Затем забила в поисковике адреса ночных клубов, выбрала один наугад и вызвала к дому такси.

Водитель вёз меня в клуб, а я всё никак не могла отделаться от навязчивой мысли, что происходящее со мной нереально, как кошмарный затянувшийся сон. А ещё сильно хотелось спать, и я клевала носом, но Демьяна не давала мне заснуть, посылая моему телу волны боли в виде шлепков по рукам и ногам. Оттого я постоянно вздрагивала, а водитель косился.

Наконец приехали в самый центр города. Я расплатилась и вышла из машины. До клуба было рукой подать. А как же вокруг было шумно от проезжающих машин и мотоциклов, живой музыки, смеха и разговоров, доносящихся из открытых кафе! Пусть и было время довольно позднее, а здесь, в центре города, многолюдно: вон, впереди, на мощёной камнями пешеходной улочке, полно народу.

Я направилась в клуб, а про себя подумала: вот сейчас зайду в дверь, там подойду к барной стойке, закажу коктейль и буду разглядывать мужчин, выбирая жертву. Какой она будет? Кого Демьяна выберет и прикажет мне подойти и начать разговор, чтобы завлечь?

Молодой парень, мужчина средних лет – в любом случае жертвой окажется обычный человек, со своими проблемами и жизнью, с планами и мечтами. Разве он заслужил попасть в ловушку Демьяны? А я разве заслужила быть её рабыней всю жизнь? Заслужила убивать, по сути, невинных людей? Ведь знала, что, после того как рыбки Демьяны вдоволь свою жертву используют для размножения, потом сожрут.

Нет, я не могла так поступить. Я замерла на месте, вздохнула полной грудью, обвела взглядом пешеходную улицу, счастливых людей и тоже улыбнулась. "Нет, ты не посмеешь!» - узнав моё намерение, испуганно вскрикнула внутри меня Демьяна, посылая мне в каждую клеточку тела острую, режущую насквозь боль, чтобы остановить.

Я, задыхаясь от невыносимой боли, с хрипом делаю вдох и из последних сил бросаюсь к бордюру. Перешагиваю и выхожу на проезжую часть, прямо на буквально летящий на меня автомобиль, который (чувствую) точно не успеет затормозить.