Жду новый пост

Серия «Зуб Дракона.»

Вертолёт прилетел за раненым быстро и оперативно. Мы ещё продирались сквозь скалы в сотне метров от поста, когда МИ-8 подлетел к гребню, на несколько мгновений скрылся за ним, затем поднялся и, задравши хвост, направился на выход из Панджшера. Раненого мы не видели, в каком он находился состоянии, сказать не могу.

Тропа, по которой мы шли, нырнула под нависшие над нами скалы. Здесь начинался жёлоб ущелья, уходящего отвесно вниз.

Мы шли по базальтовому карнизу шириной сантиметров сорок. Карниз с тропой изогнулся на повороте и упёрся в скальную трещину. В неё надо было спрыгивать вниз и влево. Вчера ночью в этом месте мы бы точно свалились в ущелье. В темноте любой наступивший в этот провал, полетел бы с ускорением 9,78 метров в секунду квадратную в сторону центра Земли. Если Генри Кавендиш нам не врёт. Но его истёртые уши докатились бы лишь до Мариштана.

Утром, при нормальном освещении, мы подходили к краю тропы возле провала, колени у всех лихорадочно тряслись после вчерашнего подъёма. Они не слушались, когда надо было присесть на краю тропы, потом спрыгнуть и спружинить ногами. Мы по очереди становились на карачки на краю, спрыгивали, падали на четвереньки, безобразно матюгались, вставали и лезли на противоположный склон распадка.

Из желоба тропа вышла наверх, угодила в заросли какой-то душистой травы, похожей на укроп. Густая яркая зелень, высотой по пояс, укрывала округлый бугор. На верху бугра выделялся сложенный из больших валунов блиндаж. За блиндажом уходила в небо стена базальтового хребта.

На бугре нас встретили лейтенант и сержант с саперскими эмблемами в петлицах.

- Ну, здравия желаю, гвардия. С прибытием! – Лейтенант явно подтрунивал над нами. Нам же было не до шуток.

- Вода на посту есть?! – С хрипом выдавил из себя Хайретдинов.

- Нету.

- А как же… – Хайретдинов застыл в ужасе. Все, кто слышал этот ответ, тоже застыли. – Как же без воды-то?

- Вниз ходим. За водой.

Мы, один за другим, поковыляли к блиндажу и к лейтенанту. Замученные, несчастные подползали ко входу в блиндаж, скидывали с себя вещмешки и падали рядом.

Хайретдинов из последнего здоровья сделал бравый вид, дотопал до лейтенанта, протянул ему руку:

- Прапорщик Хайретдинов. Командир гранатомётно-пулемётного взвода.

- Командир сапёрного взвода лейтенант Васильев. – Лейтенант пожал Хайретдинову руку.

- Располагайтесь. Вам теперь тут надолго.

- Сейчас. – Хайретдинов рухнул на тёплую землю, вытянул гудящие ноги.

- Сейчас отдышусь и буду принимать у тебя хозяйство.

- А чего тут принимать? Вот оно, всё хозяйство. – Лейтенант махнул рукой в сторону блиндажа.

- Тут царандойский* пост раньше стоял. Блиндаж этот от них остался. Там горка консервов «Глобус», мешок муки, мешок «макаронов». Это ваше всё теперь. И хребет тоже ваш.

- Нормально так, да? – Хайретдинов снизу-вверх смотрел на стоявшего рядом лейтенанта. – «Глобусом» этих вояк кормят. За какие такие заслуги им «Глобус»?

- Да, имейте ввиду. Царандойцы вокруг поста мин нашпиговали. Мы часть ПМНок сняли, а потом у нас подрыв произошел. Мы что успели проверить, то проверили. А что не успели, дык то не проверили. А вы не шляйтесь вокруг поста без надобности. Там могло ещё кое-что остаться.

- А где у вас подрыв был?

- Вот в тех скалах. – Лейтенант махнул рукой на ближайшие нагромождения валунов. - ПМНка** стояла в песке между камнями.

Хайретдинов молча перехватил руку с сигаретой сидевшего рядом Манчинского. Раскурил свою об горящую Сашкину, обвел взглядом заминированные скалы, и злобно выдохнул:

- Дош-шли, блин!

Бендер, наскоро отдышавшись, потянул свой вещмешок и меня к ближайшему укрытию.

- Пошли, пока все сопли жуют, мы уже устроимся. – Скалил он зубы в очаровательной улыбке, с налипшей на эмаль коричневой коркой пыли. А я был уверен, что у меня такая же улыбка. Во рту всё пересохло, воды не было, даже прополоскать нечем.

- Здесь, во-первых, идти ближе всего. А, во-вторых, СПС*** был. Видишь, камни валяются. Мы с тобой место забьём, а там и Серёга подтянется.

СПС советского солдата, накрытый плащ-палаткой.

Пока мы располагались и приходили в себя, лейтенант рассказал Хайретдинову, как тут следует себя вести. Грит:

- Я в блиндаже ночевал. И ты там ночуй.

Хайретдинов ему:

- А посты, а наблюдение, а служба?

Лейтенант в ответ:

- Расслабься. Сигнальную мину на растяжку перед входом в блиндаж поставишь. Если духи залезут, то пока сигналка посвистит, пока они тебя среди мешков с мукой и макаронами найдут, ты уже из автомата их постреляешь.

Пока лейтенант говорил всю эту фигню, Хайретдинов так зыркал глазищами, будто выискивал окрест скалу поудобней, чтобы прислонить к ней Васильева и расстрелять вместе с Мампелем одной очередью за измену Родине. Если бы не лейтенантские погоны, то Хайретдинов именно так и сделал бы.

А дальше, вообще, началась полная хрень. Без воды было настолько плохо, что я с коричневыми зубами подбил на подвиг боевых товарищей. Мы с Бендером задвинули Хайретдинову мысль, чтобы напихать пустых фляжек в два вещмешка, и пусть сапёр покажет, где их тут можно наполнить поблизости. Во время этой беседы лейтенант снова отколол номер. Он позвал своего сержанта, как в детском садике: – «Сеня! Поди сюда». И продолжил в том же духе: - «Иди, покажи пацанам, где источник, а сам потом в полк ступай».

- А Вы? – Сеня вник в тему с пол-оборота.

- А я тут побуду ещё пару денёчков. Что мне там делать? Прийти, чтобы КЭП мне мозг выносил? Скажешь, что я тут мины снимаю.

- Ага. – Сеня развернулся, взял сапёрный щуп и потопал к тропе.

Классно-то как! Офицер при солдатах… при чужих солдатах! Обратился к сержанту «вась-вась», тот ответил ему – «ага». И они договорились о том, как ввести в заблуждение прямое и непосредственное начальство. Короче, у Мампеля, Бурилова и Орлова нарисовался на горизонте подходящий командир - лейтенант Васильев.

После того как Хайретдинов «обтёк» от выходки лейтенанта, он одобрил нашу идею с фляжками, но добавил в неё педагогический этюд. Сказал, что за водой пойдут не два человека, а четыре. Мампель и Бурилов, с его точки зрения, нуждались в развитии физических способностей. Поэтому он приказал им тоже идти за водой. А Герасимовича назначил старшим, чтобы он лич-чно отвечал за этих изменников Родины.

После команды Хайретдинова фляжки моментально очутились в четырёх вещмешках, а военное имущество очутилось на земле. Сеня-сапёр махнул нашим пацанам рукой, мол, салют, орлы. Опёрся на длинный зелёный щуп и сиганул со склона на тропу, как будто у него в ногах стояли гуттаперчевые прокладки. После прыжка он очень резво ломанулся по тропе вниз. Мы четверо кинулись за ним.

Сапёр спрыгивал с огромных валунов, опираясь на щуп, как на посох, двигался вниз не просто быстро, он стремительно нёсся. Мы за ним не поспевали.

Перед призывом в Армию я занимался спортом, каждое утро пробегал восемь километров, думал, что сделал себе офигенное развитие. А в тот день я бежал среди скал за сапёром и не мог его догнать. У меня подгибались ноги. Мышцы усиленно работали, потребляли гликоген и глюкозу, выделяли молочную кислоту и были «забиты» ею. Моя хилая сердечно-сосудистая система не справлялась со своей задачей. Исправить такую ситуацию могли только специальные тренировки в условиях высокогорья, другого способа не существовало. Вот тут-то я и вспомнил слова Рязанова, что нашей Седьмой роте повезло, у нас будет время пройти акклиматизацию, привыкнуть к высоте, подкачать нижние конечности. Безусловно – повезло. Я гнался за сапёром и думал, что надо использовать выпавший шанс по прямому назначению. Надо не филонить, не шланговать, не сидеть на горе на мягкой попе. Надо ходить во все караваны, ходить за водой, ходить, куда только Хайретдинов будет направлять. Чтобы тренироваться. Потому что в сентябре нас снимут с Зуба Дракона. Мы – горнострелковая рота в горном батальоне. Вряд ли с Зуба нас направят в Анапу полежать на пляже. Так что, занимайтесь альпинизмом, дорогие товарищи. Он развивает ловкость, силу, выносливость и …  боковое зрение!

- КЛАЦ!!!  - Щёлкнули мои зубы друг об дружку. Потому что сапёр спрыгнул с огромного валуна, а я сдуру отважно кинулся за ним. Сапёру было хоть бы что, а у меня после приземления полетели искры из глаз, во рту образовался вкус металла и в голове возникло наивное удивление – неужели человеческий организм способен спрыгивать с такой высоты? Как я не сломал себе ноги?

С Зуба Дракона сержант привёл нас в самый низ. Туда, где мы набирали последнюю воду. Блин, с таким показывальщиком, … хотя, какой лейтенант, такой и сержант.

- Всё, пацаны! Это последний источник. Запасайтесь водой. – Сказал сапёр, встал на четвереньки и припал к воде, как неделю не жрамши.

- Ну, хорошо. Запасёмся. – Мы тоже встали на четвереньки и тоже принялись глотать воду, как неделю не жрамши.

Сапёр отпился, встал на ноги, опёрся на свой зелёный щуп, спрыгнул с площадки вниз, махнул нам рукой:

- Пока, пацаны! – Он развернулся и запылил по тропе в сторону Мариштана.

- Бывай, братан!

Минут тридцать мы глотали воду, переводили дух, затем снова глотали. Я знал, что не надо много пить после обезвоживания организма. Но эти знания были из другой жизни, из мирной. Это были знания другого человека, жившего в совершенно других условиях. На склоне раскалённой горы я понимал, что не надо много пить, но всё равно пил. Потому что сейчас мы наполним фляги и уйдём на Зуб Дракона. А там воды не будет.

Через полчаса мы затарили фляги и поковыляли на жуткий Зуб Дракона. А поскольку находились мы в самом низу подъёма, мне очень сильно захотелось убить проводника, который нас сюда завёл. Несколько скрашивало положение то, что в вещмешке у меня находилось 12 фляжек. Они весили 18 килограммов, что значительно меньше веса боеприпасов и бронежилета, которые я тащил по этой тропе вчера.  Восемнадцать значительно меньше, чем шестьдесят четыре, это вам любой водонос скажет. Значит, у меня был шанс подняться засветло и не очень сильно вымотаться.

Перед началом подъёма мы ещё раз напились, намочили майки и гимнастёрки, надели их мокрыми на себя и двинулись на Зуб. Минут через 20 мы начали … СЦАТЬ. Это не очень романтичная информация, но надо понимать, что с тобой будет, если ты после обезвоживания выпьешь полтора ведра воды. В лучшем случае, ты начнёшь поливать всё вокруг, как пожарный брандспойт. В худшем «положишь» себе почки. Потому что человек – не верблюд, он не может запасать воду впрок.

На наше счастье мы были молодые и крепкие парни. Собственно, это взаимосвязанные вещи – молодой организм крепок здоровьем и слаб мозгами. Природа специально так устроила, иначе наш вид не выжил бы. Слабые мозги регулярно приводят к таким поступкам, пережить которые организм может, только проведя полную мобилизацию заложенной природой прочности. В старости такое не проканает.

Пока мы карабкались на ужасную раскалённую гору, бойцы на посту за это время понемногу освоились. Хайретдинов разделил участок скального хребта на три позиции и назвал их «Точками». Для меня определил место на Второй Точке вместе с Герасимовичем и Мампелем.

После нескольких часов подъёма мы пришли на Зуб с водой. Встретил нас Хайретдинов. В сапогах, штанах и с голой волосатой грудью. Потому что днём на горе было очень жарко.

- Мампель! - Прапорщик аж присел от неожиданности. Он не ожидал увидеть то, что увидел: - Где твой автомат?!! Ты душманам личное оружие продал?!

Мишка ему в ответ: - Он тут, на посту. Я не брал автомат! Я сейчас Вам покажу!

- Ты МНЕ сейчас покажешь?! Раздерить тебя тридеручим продиром! – Заревел Хайретдинов. – Это Я ТЕБЕ сейчас покажу! Герасимович!!! Ко мне бегом марш!

Бендер возник перед Хайретдиновым. Доложил, как положено, для чего пожаловал.

- Ты что, Герасимович?! Ты с ним заодно, что ли? Ты – пособник?! – Хайретдинов вытянул в сторону лица Бендера свой подбородок. – Я назначил тебя ответственным, а ОН у тебя – без автомата! Ты тоже к врагу собрался переметнуться?!

- Вы меня назначили ответственным - я выполнил Ваш приказ. Я его обратно привёл. – Бендер говорил совершенно невозмутимо. Как будто Комендант не зыркал на него своими Командирскими глазищами. – А что он без автомата, так мне от этого только спокойнее.

- Засчитываю! – Хайретдинов из позы Грозного Коменданта принял позу «вольно», засунул пятерню со скрюченными пальцами в шевелюру на своей груди. – Раз выполнил приказ, значит, засчитываю.

- Бурилов! – Прапор перевёл взгляд на Бурилова. – А ты, я смотрю, у меня исправляешься.

- А-а-га. А я чё? А я ничё. Я, как все. – Бурилов расплылся в улыбке конопатой рожей, густо заляпанной горной пылью по жирному липкому поту.

А у меня точно такая же рожа. У нас у всех такая рожа. Со струйками пота через грязищу. Но для Хайретдинова красота солдата заключена не в конопушках и не в ровности рожи. Он не балерин для балета подбирает. Для него красота солдата в том, как солдат выполняет боевую задачу. Выполнил задачу, значит красавец. А с лица, хоть на Квазимоду будь похож, хоть на Алена Делона. Хайретдинову не на портрет с тобой фотографироваться.

- Молодец, Бурилов! Ну, давай, иди отдыхать. – Хайретдинов развернулся и пошагал на Первый пост.

После команды Хайретдинова «отдыхайте» я притопал на Второй пост, расселся в полуразрушенном СПСе, взял в руки коробочку с детонаторами. Сапёр Сеня, перед тем, как уйти, от своих щедрот вручил мне полкоробочки. Прокомментировал, что это – алюминиевые. Они, во-первых, легче, чем медные. Улавливаем, да? Легче-тяжелее по горам таскать. Теперь всё будет измеряться такими категориями: легче-тяжелее, есть вода – нет воды. А, во-вторых, алюминиевые обжимаются зубами. Это очень удобно в полевых условиях. Алюминиевую трубочку, наполненную бризантным взрывчатым веществом, можно надеть на огнепроводный шнур, засунуть себе в рот и аккуратно обжать без помощи плоскогубцев. Чтобы трубочка со шнура не соскакивала. Нормально, да? Трубочку с бризантным ВВ можно сплющить у себя во рту, внутри своей головы. А что будет, если она сплющится с избытком и взорвётся?!

Ни в каком кошмарном сне не мог себе представить, что придётся засовывать в рот и сжимать зубами трубки с бризантным веществом. На Второй точке я сидел с детонаторами в руках, горестно размышлял о сопротивлении материалов, то есть пытался оценить насколько сильно детонатор разворотит голову, если взорвётся во рту. В этот напряженный драматизмом момент в СПС ввалился Бендер. Он сбегал к Хайретдинову, чтобы с помощью своих способностей к убеждению разместить на Второй пост Губина вместо Мампеля. Хайретдинов выслушал Бендера, а затем коротко и ясно, в двух матерных фразах, объяснил, что Комендант здесь – Хайретдинов. А Герасимович здесь – солдат. Поэтому по команде Хайретдинова Герасимович должен сделать «кру-у-гом» и в режиме «бегом» выполнить то, что ему приказано.

Классно они поговорили!

По понятной причине мы все решили, что злой Прапор заметил у водопоя, как Бендер ссорился с Мампелем. Поэтому направил Мампеля на «перевоспитание» к Бендеру из чувства мести за ночную выходку. Это мы так подумали. Потому что были молодые и дурные. А на самом деле, Прапорщик ещё внизу, в Рухе, составил список фамилий и перечень оружия. Он заранее поделил личный состав на пары: пулемёт-снайперка, снайперка-пулемёт. Потому что он был взрослый и умный, ему боевой приказ надо было выполнять, а не в детский садик играть. Меньше всего его занимало, кто с кем «дружу-недружу» или «гуляю-негуляю». Поскольку у Бендера и у Серёги Губина были снайперки, то на одной точке им оказаться было никак не суждено. Хоть уговаривай Хайретдинова, хоть не уговаривай.

Бендер не уговорил, ясный пень. С перекошенным от ярости лицом он, не солоно хлебавши, заскочил в наш СПС с раздутыми ноздрями. Мишка Мампель в этот момент сидел на попе и матерится в адрес Прапорщика. Он изображал голос Хайретдинова, кривлялся и говорил, что Хайретдинов приказал написать объяснительную записку о том, как Мампель тёмной ночью ночевал отдельно от подразделения, как собирался вступить в сговор с противником и сбежать в Израиль. В этот момент в СПС запрыгнули ноги в зелёных армейских штанах и с размаху пнули Мишкин вещмешок:

- Бах!

- У-у-у-у, Мампелюга хренов!

Мишка шарахнулся к стенке СПСа от неожиданности. Видимо, решил, что в СПС запрыгнул разъярённый Хайретдинов. Но это оказался разъярённый Герасимович.

- Мампелюга хренов! Если бы не ты, здесь был бы Серёга Губин!

При упоминании Серёгиного имени Мишка подскочил.

- Это ты, Бандера?! Это ты! Что я тебе сделал? Что ты на меня кИдаешься?! – Мишка толкнул двумя руками Бендера в грудь. Перешагнул через стенку СПСа.

- Что я вам всем сделал? Что вам всем от меня надо?!

На всякий случай я тоже поднялся на ноги. С коробкой детонаторов в руках. Мишка отвернулся, в сердцах махнул на нас рукой и пошёл прочь.

- Да ты чё? Ладно, да? – Олег удивлённо переводил взгляд с меня на Мишку, с Мишки на меня. Затем засунул руку себе за пазуху, вытащил банку консервов. Протянул в сторону уходящего Мампеля.

- Мишка! Да я пожрать принёс. Ладно, да?! «Глобус» принёс. Идём, попробуем!

Мишка молча развернулся, пошёл обратно к нашему СПСу. Олег опустил вниз руку с банкой. Я положил коробку с детонаторами на стенку СПСа, вынул из кармана штатный консервооткрыватель, взял из руки Олега банку, проткнул ей крышку.

- Димыч! Ну что ты делаешь! Это ж – на потом! – Олег выхватил из моих рук продырявленную банку.

- Ты ж сам сказал, что попробовать принёс.

- Правильно! Попробовать. Но это – с горошком! Там соку много. Значит, горошек – на потом, когда воды не будет. А сейчас надо было фасоль!

- Принесли же воду.

- Принесли. Значит, надо фасоль. А горошек – на потом! Ай, ты уже всё равно испортил. Теперь надо съедать. Открывай уже! – Олег сунул банку мне в руки, полез в свой вещмешок, порылся в поклаже и вытащил БУХАНКУ БЕЛОГО ХЛЕБА!

- Вот! Жрите, пока не засох. Я для вас, дураков, старался. Тащил сюда на гору. Сдохли бы тут с голоду без меня.

Вот так мы и прижились втроём на Второй точке. В тесноте, как говорится, да не в обиде.

После хавчика Бендер попёрся на Третий пост к Серёге Губину. Ну и я попёрся тоже. Раз уж не удалось уговорить Хайретдинова, то решили отнести Серёге полную полуторалитровую фляжку воды и большой кусок белого хлеба.

- Держи, братан. Чё с нами не пошёл? Отпился бы там от души!

Серёга молча расстегнул пуговки внизу штанины, закатал зелёную армейскую ткань и выкатил опухшую лиловую коленку.

- Офиге-еть! Что это с ней?

- Вчера, как от последней воды на подъём пошли, я поскользнулся на мокрой скале и упал. И ловил же бинокль, чтобы не разбить. Коленкой в скалу приземлился, там хрустнуло что-то. Думал – не дойду.

- А чё не сказал никому?

- А смысл? Что изменится? Волшебник, что ли, на голубом вертолёте за мной сюда прилетит? Надо было идти, а не скулить, ну я шёл.

Смотрел я на Серёгину распухшую ногу, пытался понять в чём прикол этой жизни. Один пацан залез на Зуб Дракона без еды и почти без патронов, а другой принёс для друзей буханку белого хлеба. Третий пошел за водой без автомата, а четвёртый с изуродованной ногой затащил на гору тысячу патронов к снайперке, ночной бинокль и часть жратвы Бузрукова. И не скулил. В чём разница этих поступков, найдите, как говорится, хотя бы три отличия. Полагаю, что прапорщик Хайретдинов за время службы внесёт ясность коротко, в двух матерных армейских фразах.

После визита к Серёге мы с Олегом решили хотя бы немного осмотреть подходы к нашей Второй точке. Едва я отошел от полуразрушенного СПСа, как наткнулся между скалами на зелёную «игрушку», похожую на незрелый ананас. В блестящем проволочном ушке «ананаса» (в эр-образной чеке) болтался кусок серебристой проволочки.

Рядом валялась перекрученная гимнастёрка, перемазанная бурыми пятнами. Это была запёкшаяся кровь раненого солдата. Очевидно, солдат получил ранение в грудную клетку, гимнастёрку с него сняли, бросили, его самого перевязали и унесли. А гимнастёрка осталась. Видимо, сработал ещё один ПОМЗ. Тот сработал, а этому обрезали растяжку и успокоились.

Что теперь делать с оставшимся ПОМЗом? Сделать вид, что я его не заметил? А потом Олег, или кто-то из пацанов, точно так же напорется на него и будет лежать ещё одна гимнастёрка? В этот момент я вспомнил, что «сапёрский» сержант подарил мне жменьку металлических штырьков-предохранителей. Такой штырёк надо вставлять в верхнюю дырочку взрывателя на тот случай, если ты криворукий или нервный. Потом можно выкручивать взрыватель из мины. Если сделать неправильное движение, Р-образная чека выскочит, предохранитель упрётся в зелёный корпус, не позволит ударнику пройти глубже, не позволит подорвать заряд.

Нормально всё придумано, только под предохранитель надо ещё трубочку устанавливать, чтобы ударник глубоко не вошёл. А у меня трубочек не было.

Вставил я чеку, протянул к мине дрожащие ручонки и подумал грустную мысль: - «Что будет, если ударник всё же достанет до капсюля-детонатора? Кирдык мне тогда будет»!

Затем в голову пришла следующая мысль: - «Если выживу, то переверну ударник, выдерну р-образную и проверю защищает предохранитель без трубочки, или, не защищает».

Третья мысль была такая: - «Конструкторы не идиоты, чего ты себя нахлобучиваешь. Крути, не бойся»!

В общем, у ударника на резьбе пять витков, всего пять оборотов надо сделать, чтобы его выкрутить. А у меня за эти пять оборотов такая буря эмоций в голове пронеслась, что ни в сказке сказать, ни пером произнести.

Чем дальше продвигалась наша служба, тем больше Чудных Мгновений преподносила жизнь. Пока поднимались из Дархейля на Зуб, было хреново: тяжело, жарко, не хватало воды и кислорода. После того, как дошли, выяснилось, что воды нет и завтра не будет, кислорода тоже. Днём жарища, ночью холод собачий, и кругом всё в минах.

Дошли, блин!

• *Царандой – афганская народная милиция.

• **МПН - противопехотная мина нажимная.

• *** СПС – стрелковое полевое сооружение.

Хайретдинов ничего не стал думать о моей квалификации. Он скакал по территории поста среди скал, крыл матом, источал приступ бешенства. Как говорится в простонародье – Комендант «рвал и метал». Физически это выразилось в том, что он принялся пинать ногами зелёный ящик тротила.

- Я же просил прислать мне АГС! – И с ноги по ящику – БАХ, БАХ!

Завязка данной драматургической ситуации сформировалась на Пятнадцатом посту.

Старший лейтенант Рязанов И.Г. на Пятнадуатом посту.

Там произошел подрыв. Боец вышел за территорию поста и подорвался на нажимной мине. Да не просто вышел, а с подвыподвертом. Комендант Пятнадцатого поста Рязанов поставил задачу гарнизону отрыть траншею.

Гарнизон Пятнадцатого поста.

Все пацаны, как нормальные солдаты, взяли в руки инструмент и принялись вгрызаться в гору.  А один «офигенный дембель» заявил, что он стал гражданским человеком с того момента, как Министр Обороны подписал Приказ об увольнении в запас весеннего призыва 1982 года. Стало быть, вся военная тягомотина ему теперь по барабану. Рязанов приказал офигевшему бойцу, чтобы он прекратил шляться по брустверу потому что там территория прикрыта минными заграждениями.

- Я дэмбэл, мне всё похрен! – Выкрикнул боец и нарочито попёрся в противоположном от Рязанова направлении. Тут же наступил на мину, подорвался, упал на бруствер и, не снижая тембра голоса продолжил орать: - Что вы, гады, со мной сделали!

Такие приключения считались небоевыми потерями, начальство из политотдела дивизии устроило нагоняй нашему КЭПу. КЭП «вспылил», «выхватил шашку» и приказал проложить проходы в минных полях накладными зарядами. «Шашку, дык шашку», - сказали снабженцы, взяли под козырёк и доставили на каждый пост ящики с тротилом. По итогу всей кипучей деятельности тротиловые шашки на посты развезли, а на АГС для Хайретдинова забили, ну, то есть, забыли про АГС.

Однако «пылить» и «кипеть» КЭП не прекратил, издал ещё один приказ - чтобы за территорию постов никто не выходил: ни один солдат, ни по какой причине, ни за водой, ни за едой, ни за пленными душманами, ни покакать, ни пописать!

В Рухе КЭПу хорошо было отдавать приказы, чтобы с территории постов никто не ходил за водой. Ему в любой момент дневальный мог поставить на стол стакан чая. Или компота. А нам в горах что надо было делать? Ждать дневального? Дык он не придёт, потому что он не наш, а КЭПа. Получается, что гарнизону поста оставалось лишь сосать лапу, как мишка в берлоге.

Хайретдинов очень расстроился, но приказ, таки, до нас довёл в своей неподражаемой манере. Очень авторитетно и доходчиво объявил, что каждого, кого увидит за границами поста, расстреляет за попытку дезертирства. А потом отправит письмо на родину, чтобы другим было неповадно. Ни у кого не возникло сомнений, что так и сделает, ибо после истории с Мампелем все научились верить Коменданту с полуслова.

Летом солнце на Зубе пекло словно топка мартеновской печи. Серые скалы через прозрачный воздух нагревались до состояния утюга. Среди этих раскаленных скал мы должны были таскать камни, махать киркой, ломом или лопатой. В разреженном воздухе вода с тела испарялась моментально, а пополнить её было неоткуда. Три солдатских кружки в сутки – это не три ведра и даже не три литра. Любой нормальный человек в таких условиях сдохнет насмерть, если не попьёт. Так что вариантов действий у нас было немного: либо помереть от обезвоживания, либо нарушить приказ КЭПа и втихаря уйти с территории поста за водой. В силу ряда понятных причин мы с Бендером задумались о том, как наиболее рационально совершить данное несанкционированное действие.

Думали мы думали, наконец придумали. Решили создать оперативную группу отважных разведчиков, которые должны отыскать в скалах источник воды, расположенный не так далеко, как тот, что показал сапёр Сеня. В самый низ идти было не вариант потому что такой поход занимал очень много времени. Комендант поста однозначно заметил бы отсутствие бойцов и расстрелял бы за дезертирство в пользу противника. Ну, расстрелять не расстрелял бы, это понятно. Но взыскание выписал бы такое, что мало не покажется. Именно поэтому разведчики должны быть отважными.

С целью вербовки отважного разведчика мы с Олегом попёрлись на Третью точку к Серёге Губину. А к кому ещё? Миша Мампель остался на посту так же как Миша Бурилов потому что была их смена дежурства. Из нашего призыва доступны были лишь Орлов да Губин. К раздолбаю Орлову обращаться с такими вопросами хотелось меньше всего. Он на гору залез без жратвы и почти без боеприпасов, он «дедов» боялся, за себя постоять не мог, какой из него разведчик, откуда у него возьмётся отвага? В общем, мы с Бендером оставили дежурить на Второй точке Мишу Мампеля, а сами полезли через скалы к дружбану Серёге.

Серёгу мы застали на Третьей точке в бодрствующем виде. Он сидел в нагромождении булыжников со снайперской винтовкой и просматривал через оптический прицел скалы во вверенном для охраны и обороны секторе.

- Серёга, «сдароф», не пальни в нас ненароком! –Окликнул Губина Олег.

- Привет, пацаны! – Серёга повернул к нам лицо, густо закамуфлированное горной пылью. Оно светилось бодростью духа прямо через эту серую пыль.

- Чё сияешь, как утренний закат? Ведро воды нашел что ли?

- Да не, с водой облом.

- А чё тогда лыбишься, как мусорный ящик?

- У нас приколист завёлся на Третьей точке. Вот только что ушел в отдыхающую смену. А пока был на парном посту со мной, то смешил меня до тошнотиков. Ночью ржать громко нельзя, я пытался сдержаться, корчился, а он всё трындел и трындел. Как рассвело, так я хоть проржался. А знаете, кто этот приколист? Ни за что не догадаетесь, а если скажу то, не поверите. Это Андрюха Орлов. Внизу его узбеки чмырили, он ходил затюканный, а тут его никто не пинает, он ожил и развеселился. Теперь каждую ночь истории рассказывает, да такие смешные. Во всех рассказках он герой и богатырь, мастер спорта майор Чингачгук. Я понимаю, что он трындит больше чем весит, но всё равно ржу. Надо будет как-нибудь к вам на пост его притянуть, устроить вечер юмора.

Пока Серёга восхищался способностями Орлова к разговорному жанру, я вспомнил эпизод из весенних приключений в Баграме. Мы тогда жили в палатках на территории Сто восьмой дивизии. В силу ряда понятных причин дисциплина там поддерживалась как положено, а один раздолбай, «молодой» боец из нашего призыва по имени Кошель Олег, взял и не прибыл на Вечернюю Поверку. По большому счёту ничего обидного он не замышлял, а чисто культурно пошел вечером к своим землякам из Донецка. Побыл-побыл у них в гостях, а в это время в нашей роте неожиданно наступила пора тёмного времени суток. Рязанов вышел, как положено по Уставу, застроил подразделение, открыл Книгу Вечерней Поверки, начал читать… и тут обнаружилось отсутствие в строю молодого бойца. Ротный матом всех отругал, дал задание, чтобы Кошеля быстро «родили» и поставили в строй. Короче, ротный отправил личный состав на «прочёску» соседних подразделений. Часа два или три вся толпа носилась по территории дивизии, заглядывала в палатки и каптёрки, рожала Кошеля изо всех сил. Но ничего-то выродить не смогла.

Кончилось всё тем, что Кошель явился сам.

Ротный вечернюю поверку провёл, подал команду «отбой» и пошел в свою канцелярию. А все бойцы пошли отбивать... Кошелю почки. За то, что он подарил роте двухчасовой кросс по территории дивизии.

Примерно в сто часов ночи, где-то в районе 22:00, старослужащие «застроили» Кошу. Они поставили его возле входа в палатку и объяснили, что сейчас ему надают по морде «молодые» бойцы, чтобы не было эксцессов, связанных с «дедовщиной». Коша стоял, как набедокуривший воспитанник детского сада: грива понурена, спина ссутулена, плечи повисли вместе с гривой, руки повисли вместе с плечами. Всем своим видом и природным талантом он являл собой облик страдальца. Типа, «мочите ужо, мочите», но не очень сильно, потому что я всё осознал.

Дембеля-узбеки разлеглись на своих койках, приготовились к просмотру «гладиаторских боёв» и направили к Кошелю первого «мочильщика», известного «орла» - Андрюху Орлова.

Орёл поднялся со своей койки. Он весь трясся, как будто это он три часа у земляков зависал, а не Коша. Как будто это его сейчас будут пинать «молодые», а не Кошу. Ссутуленный Орёл подошел с трясущимися руками к «жертве» и начал бормотать трясущимися губами:

- Олег… Извини… Я не хотел… Я не хочу… Я не могу… Извини, пожалуйста… Если бы не дембеля, то я никогда бы… Извини… Никогда в жизни…

Дембеля сначала обомлели от таких неожиданных соплей. Потом устали. Кто-то выкрикнул с сильным узбекским акцентом:

- Билят! Арлёп, ти чмо, ти ему када-нибут ё@нешь?

Орёл вздрогнул от окрика и ударил Кошу ладошкой по щеке:

- ШЛЁП.

- Ой, Олег! Прости! Я б сам никогда! Никогда в жизни!

Этот эпизод «героического махача» однозначно показал, что речитатив – это большое искусство.  Но судить о высоте полёта орла надобно не по словам, а по измерительным приборам. Вполне несложно взять весы да измерить сколько боеприпасов боец затащил на «трёхтысячник». И сколько продовольствия. Несложно выяснить поделился ли хлебом и патронами с товарищами, или в одну харю под одеялом сожрал. А говорить – это не мешки с патронами на гору тащить.

В один из ярких солнечных Панджшерских дней на Зуб Дракона прибыло пополнение. Точно помню, что день был яркий и солнечный, потому что они все там были яркие и солнечные. Один раз за всё лето пришли облака, но и те проплыли ниже нас.

В общем, день, по любому, был яркий и солнечный, навигация была отличная, к нам прилетел вертолёт и изверг на взлётку из своего дюралевого чрева разведчиков-корректировщиков батареи «Град». Главным этой группы был старший лейтенант Ефремов, с ним два сержанта, ефрейтор, «стопятая» радиостанция и куча оборудования (дальномер, буссоль и ещё какие-то штуковины).

Старший лейтенант Ефремов приказал Хайретдинову организовать построение гарнизона поста, чтобы провести официальное знакомство. Хайретдинов покривился от того, что тут Афганистан, противник может пострелять в строй, но старлей оказался старше по званию, а Хайретдинов Устав чтил. Он застроил личный состав поста возле блиндажа. Старлей поставил своих разведчиков напротив нашего строя. Представился сам и представил своих спутников:

- Старший лейтенант Ефремов, командир взвода управления Одиннадцатой Градбатареи. Сержант Сёмин, командир отделения разведки. Младший сержант Шабанов, командир отделения связи. Ефрейтор Маламанов, дальномерщик.

Сёмин, Ефремов, Маламанов, Шабанов.

Хайретдинов представил нас разведчикам. Выглядело это мероприятие довольно комично, потому что вокруг блиндажа были горы, а в горах земля завсегда кривая. На кривой земле оба строя стояли вкривь и вкось, выглядело это не солидно и несерьёзно.

Мы дружно приуныли из-за того, что к нам на Зуб прислали какого-то уставника. Только этого не хватало.

После построения Хайретдинов с Ефремовым провели «совет в Филях». Им надо было расставить все точки в слове «ёк-колобок», то есть разобраться с правилами единоначалия. Хайретдинов полагал, что Комендантом должен быть старший по званию, а Ефремов сказа, что – нифига! У разведчиков другая задача. У гарнизона поста задача – оборона объекта, у разведчиков задача – корректировка артиллерийского огня. Завтра их могут снять с этого места и выдвинуть в другое: вправо или влево, или вперёд. А Пост № 12 останется. Раз так, то и Комендант поста останется.

Хайретдинов, на всякий случай, «позвонил» по рации «Графику». Это позывной ЦБУ полка (центр боевого управления). «График» сказал, что Ефремов прав, Комендантом поста №12 был и останется Хайретдинов.

После выяснения отношений Ефремов с Хайретдиновым разделили разведчиков между постами. К нам, на Вторую точку, направили младшего сержанта Шабанова. Причем назначили его старшим нашей точки. Потому что из нас, бойцов, он был самый старший по званию, самый старший по сроку службы и по боевому опыту. Дык в Афгане все были старше нас по боевому опыту. Потому что наш полк только ввели в Афганистан, мы все были «зелёные, как сопля пионера».

Младший сержант Шабанов притопал к нам в СПС с вещмешком и автоматом в тот момент, когда мы разложили консервные банки и собрались отобедать. Бендер набрал в блиндаже консервов «Глобус», затащили их к нам в СПС, прикидывал фасоль или горошек первым «зарезать» душманским ножом:

- Во, смотри, на банке «Хунгаро» написано. – Олег подсунул Мишке Мампелю под нос банку. – Значит, болгарские.

- Дятел, ты! Хунгаро – это не Болгария! – Мишка выхватил банку из рук Олега.

- Да пошёл ты! Я же пошутил. – Олег выхватил банку у Мишки.

В этот момент в проходе СПСа появился Шабанов. Что он должен был о нас подумать? «Стадо кретинов! Сидят, банку друг у друга отбирают, совсем одичали в горах». – была бы самая логичная мысль.

Но, как говорится в известном мультфильме: - О чем подумал Кролик, никто не узнал, потому что…

Потому что вслед за Шабановым в проёме СПСа показался Ефремов. Он решил посмотреть, как приняли его разведчика горные стрелки. А мы находились всё в тех же позах, с той же банкой. Просто позор какой-то получился.

Ефремов удивился нашей общительности и доброжелательности, затем заявил, что таким образом вкушать обед в армии не годится. Обязательно надо сделать, если не столовую, то, как минимум, кухню с централизованным изготовлением горячего питания. И пункт кипячения чая.

Мы сразу же приуныли во второй раз, потому что во второй раз началась армейская мозгоклюйка. Уставник Ефремов снова навязал нам какую-то армейскую обязаловку. А раньше было так хорошо без него.

После того как Ефремов ушел, Хитрожопый Бендер похватал все банки и закопал их в песок на полу СПСа. Сказал:

- Это на потом. Хрен его знает, что нудный старлей ещё придумает.

- Да не, пацаны. – Шабанов вступился за своего командира. – Ефремов классный мужик. Вот посмотрите. Мы с ним столько по горам прошли, в таких переделках бывали. Он шарит пипец-пипец.

- Угу, а централизованное питание, это зачем? Чтобы бедного солдата ещё и на хавчик нахлобучить?!

- А централизованное питание, это, чтобы вы желудки себе на сухомятке не убили. И чтобы не пили сырую воду. Её надо кипятить, иначе всем постом загремите в инфекционку. Здесь Афганистан, здесь холеру можно схлопотать в три секунды и сдохнуть за три дня в жутких конвульсиях. В Союзе холеру ликвидировали, а тут она, как зимой насморк. У нас в Кабуле прапор поел немытую шелковицу с дерева, а назавтра у него язык почернел. Амёбиоз называется, такие амёбы, типа холеры. Этого прапора чуть откачали. В Кабуле, между прочим, в столичном госпитале. А здесь, в горах, от такой бациллы мы всем постом ласты склеим, покуда вертолёт до нас долетит.

С подачи старшего лейтенанта Ефремова на Первой точке, в рекордно короткое время, организовали кухню. Пацаны притащили какие-то алюминиевые сковородки, валявшиеся в блиндаже, приволокли лист жести. На нём, наверное, и царандойцы, и душманы готовили себе хавчик. Мы тоже решили его использовать, установили на четырёх камнях, напихали под него аммонала, решили, что не дурнее душманов. В общем, достаточно быстро у нас получилась походная кухонная плита. На ней бойцы разогрели банки с тушёнкой и закипятили воду в металлическом бачке. Сержант Бузруков насобирал среди скал мяты, сделал из неё шикарный чай.

Через полчаса бурной деятельности, «кухня» выдала нам горячий обед и горячий ароматный чай, сделанный по узбекскому рецепту. Мы затащили жрачку в свой СПС, расселись на стыренном у душманов полосатом матрасе. Шабанов поднёс к своему лицу кружку с чаем, подул на него, отхлебнул, блаженно вымолвил:

- Мгновение стало прекрасным, и оно длится.

Затем обвёл взглядом всех присутствующих, спросил, как бы у всех:

- Ну, а теперь сравните, что лучше – холодную тушёнку запивать сырой мутной водой, или горячую еду запивать ароматным чаем?

- Так вкусней, базара ноль. Но без старлея было лучше. – Заявил Бендер.

- Не понять вам … иронии аристократов.

После употребления обеда вовнутрь мы как-то мало по малу разболтались и договорились до того, что приняли решение «стреляться». То есть решили провести соревнование по стрельбе на меткость.

Миша Мампель сказал, что он является водителем БТР-70В, значит его призвание - содержать технику в порядке, да катать пацанов на боевые задания. А пулять из автомата, это не его, не боярское дело. В общем, Миша остался дежурить на посту.

Бендер шумел и махал руками, намекал, что он со своей снайперкой «разложит нас на все лопатки». А я подумал, что на близкой дистанции СВД не сможет реализовать своё преимущество. Потому что у оптического прицела на первых двадцати пяти метрах идёт превышение линии прицеливания над линией полёта пули. А где мы могли найти на Зубе Дракона дистанцию больше 15-20 метров так, чтобы до мишени дойти и живым вернуться обратно? Нигде не могли. Значит Олегу надо было стрелять с открытого прицела. А при таком способе ведения огня мой РПК-74 с длинным толстым стволом и малоимпульсным патроном будет иметь преимущество перед винтовкой потому что у неё очень мощный патрон и сильная отдача. Значит у меня были высокие шансы выиграть «соревнование». Тем более, что со школьного возраста я имел приличный стаж стрельбы. На мой четырнадцатый день рождения отец подарил мне пневматическую винтовку ИЖ-22. Моему однокласснику Сашке Бакланову его отец сделал такой же подарок. Поскольку детство наше проходило в вековом сосновом лесу, мы вдвоём могли стрелять сколько угодно, где угодно и когда угодно. Что, собственно и делали. Практически ежедневно шастали по лесу, стреляли по стандартным мишеням, по нестандартным игрушечным солдатикам, по пластилиновым рыцарям и прочим невероятным целям. Дострелялись до того, что на школьных занятиях по стрельбе из «мелкашки» выполнили какой-то там детский «разряд» и стали обладателями нагрудных знаков «Юный стрелок».

На что рассчитывал Андрюха Шабанов со своим простым автоматом АК-74, я не понял, но мы втроём «завелись» и преисполнились энтузиазма. В качестве мишени выбрали кусок солдатского «Земляничного» мыла ярко-розового цвета. Во-первых, из-за цвета оно было хорошо заметно на фоне серых скал. А во-вторых, на Зубе Дракона нет более бесполезного предмета, чем кусок мыла. Что с ним делать при отсутствии воды? На хлеб его не намажешь.

Достаточно быстро мы установили нашу ярко-розовую мишень на огромную скалу, отошли на выбранную позицию и приступили к состязанию. Сами себе подали команду на открытия огня, после чего Андрюха Шабанов вскинул к плечу автомат и выстрелил. Он не стал занимать более устойчивую позицию для стрельбы с колена или с упора. Просто поднял автомат, кинул молниеносный взгляд через прицельную планку и нажал на спуск. Ярко-розовый кусок мыла разлетелся фонтаном ярко-розовых осколков во все стороны света. Пока мы с Олегом «жевали сопли», мишень была уничтожена. «Снайперка» и «юный стрелок» мяфкнуть не успели. Теперь им оставалось лишь нервно курить в сторонке.

Итог соревнования был печален: мало того, что в качестве пополнения к нам прислали старшего лейтенанта, любителя Устава и порядка. Дык он ещё приволок за собой какого-то невменяемого убийцу в погонах младшего сержанта. Дальнейшая служба обещала быть насыщенной и нескучной.