Жду новый пост

Серия «Зуб Дракона.»

Бесконечно сидеть на Третьей точке с бычком в зубах было неприлично, пришлось поднять с ящика свой зад и унести его восвояси. Дальнейшая часть дня прошла в обычных солдатских хлопотах, за которыми я не заметил, как наступил тёплый афганский вечер. Ветра почему-то не поднялось, в Хисараке, в зелёнке, как ошалелые, верещали какие-то насекомые. Нам на Зубе Дракона было хорошо их слышно. Вскоре Комендант Хайретдинов заорал, что пора заступать на дежурство парным постам, а это стало хорошо слышно насекомым в Хисараке. И часовым в Рухе. Думаю, и часовым в Баграме. Немного сомневаюсь, но допускаю, что и Кремлёвским Курсантам возле Мавзолея.

Выслушав поступившую от Коменданта команду, я почесал репу, взял пулемёт и залез на свой пост, в башенку.

В траншею Герасимовича заступил Андрюха Шабанов, в ту ночь он дежурил со мной на пару. После прихода темноты, в тихом спокойном воздухе раздался непонятный звук: - «Фр-р-р-р-р-р-р»! Что-то пролетело над нами вдоль хребта, я подумал-было, будто кто-то из насекомых наведался к нам из ущелья, но неопознанное звуковое устройство упало в темноте на скалы и зацокало по камням. Какая бы крепкая башка ни была у насекомого, такой явно металлический звук она издавать не должна. Насекомые каски не носят.

Мы с Андрюхой насторожились, потому что непонятное всегда кажется более опасным, чем понятное. Но долго настораживаться нам не пришлось, странный звук «Фр-р-р-р-р-р-р» и цоканье по камням повторились. У меня возникло подозрение, что по скалам прыгает стреляная гильза. А как известно любому уважающему себя химику, гильзы сами по себе не скачут по участкам суши, высоко поднимающимся над равнинами, то есть, по горам. Кто-то должен заставить гильзу это сделать. А кто? Логично было предположить, что душман. Скорее всего, он лезет в темноте на пост, а из-под его ног катится вниз всё, на что он наступает. А чё, нормальный вариант. Гильз мы настреляли много, в некоторых местах они валялись толстым слоем, на них можно было поскользнуться и упасть. С консервными банками произошло то же самое, мы их накидали грудами вокруг поста. Если залезть в неправильное место, то можно было шлёпнуться на них и улететь вниз метров на десять. И это хорошо. Пустые банки дешевым и надёжным способом повышали защищённость поста.

- Фр-р-р-р-р-р-р, цок-цок-цок. – Повторилась непонятная фигня в скалах, недалеко от моей башни.

На всякий случай, я захотел кинуть на звук гранату. Взял РГД-5, выдернул из неё чеку и метнул, размахнувшись из-за уха. Однако в процессе замахивания ударился рукой о стенку, и нормального броска у меня не получилось. Граната из башенки вылетела, но упала недалеко, практически у меня под носом. Жив я, скорее всего, должен был остаться, но пулемёт мог пострадать от взрыва. Рывком я затащил его внутрь башни и присел на пол, чтобы не «отсвечивать в окне».

Граната жахнула почти под стенкой, со звоном и свистом осколков. На входе в спальный СПС откинулось одеяло, наружу выскочил Хайретдинов с автоматом:

- Что случилось?

- Я гранату кинул. Наверное, в мину попал. – Соврал я. Не говорить же, что я метнул сам в себя «эргэдэшку».

- В мину? Хм. А я подумал, что духи по нам из миномёта врезали. Очень уж громкий взрыв был.

Какое, нахрен, в мину! Дым и пылища от гранаты висели облаком прямо под моей башней. Хорошо, что было темно и Хайретдинов этого не увидел. Он немного поинтересовался, с какой радости я швырял гранату в мину, но, в конце концов, ушёл, почти не обзываясь на меня, и забрался обратно в СПС. После этого из темноты появился Шабанов.

- Фр-р-р-р-р-р-р! – Прозвучало над нами в воздухе, полетело в сторону Третьей точки, и зацокало там по камням. Через несколько секунд в тех камнях разорвалась граната.

- Блин, у тебя происходит то же самое. – Шабанов стоял и прислушивался. – Что это за хрень?

Я вышел из башенки, поднял в темноте стрелянную гильзу, размахнулся, зашвырнул её вдоль поста.

- Звук слышишь? Похож?

- Когда по скалам цокает, то – один в один. – Андрюха снял с головы каску, чтобы не мешала слушать. – А пока летит, то чего-то не хватает. Как будто, скорости и оборотов.

- Может быть, это душманы овладели искусством ниндзюцу? Теперь швыряются по посту сюрикенами?

- Что это за искусство, если они раскидали килограмм сюрикенов, и хрен в кого попали? Уважающий себя ниндзя должен с километра попадать мышке в глаз. Бесшумно, беззвучно, в кромешной темноте и с завязанными глазами. А тут ни в кого не попали, и при этом устроили шухер. Это не искусство, это раздолбайство.

Мы долго прислушивались, почёсывая репы. В конце концов пришли к выводу, что всё летит с Первой точки на Третью. При этом, на Третьей кидаются гранатами, значит, им страшно. А на Первой не было слышно ни разрывов гранат, ни выстрелов из автомата. Значит, пацанам там не страшно. А это обозначает, что они сами это и делают. Вопрос лишь в том, как, каким способом запускают гильзу с такой силой, чтобы она летела быстро и свистела сильно.

По темноте идти на Первую точку нам не захотелось, мы решили, что пойдём туда с рассветом. А пока бояться перестали, ибо ни один душман не полезет на Зуб Дракона в то время как Манчинский кидается во все стороны гранатами. Ясно же, что он не спит и при этом очень зол. Нахрен не надо лезть к человеку под горячую руку.

Манчинский кидался гранатами до утра.

С рассветом Андрюха Шабанов остался присматривать за двумя нашими постами, а я подался на Первую точку, где застал увлекательную картину: Азамат Султанов вместе с Шурой Мазыком держали за два конца медицинский резиновый жгут. Один амбал держал за один конец, другой - за противоположный. Получалась большая «человеческая» рогатка. В резину этой рогатки пацаны закладывали стрелянную гильзу, со всей дури натягивали резину и со свистом запускали вдоль поста «сюрикен».

От этой картины я охренел в атаке, стоял на скале и не знал, какие слова сказать, чтобы прозвучало пообиднее. Драться за обиду с ними было не вариант, - их двое, а я один. Притом Азамат накачался на пару с Рузи Байнозаровым в Баграме, он и один имел шанс разложить меня на лопатки, а против двоих мне и вовсе ловли не было. Но драться всё равно очень хотелось. Потому что «у мартеновских печей», как говорится, «не смыкала наша Родина очей», производила боеприпасы, а эти два бездельника заставили Манчинского разбросать столько гранат, что хватило бы вооружить целый взвод.

- О, Димыч! Смари, какие мультики! – Мазык заметил меня, подобрал с земли очередную гильзу. – Щя Манчинский будет кидать гранату на сторону Хисарака.

Мазык с Азаматом поднатужились, растянули резинку, и запустили очередной свисток вдоль всего хребта Зуб Дракона.

- Блин, пацаны, ну вы и уроды! Я из-за ваших шуточек сам себя чуть не подорвал «эргэдэшкой».

- Да ладно, чё ты! Ночью всё равно нефиг делать. А так хоть в сон не клонит. И Манчинский тоже не спит. Мы ему то на один склон закинем, то на другой. Он тоже не скучает, тоже развлекается.

Возразить им было нечего. Я пожал плечами, недоуменно развёл руками и пошагал прочь с Первого поста. В моей памяти всплыла история, как в Баграме мы затеялись играть в индейцев, стали швырять штык-ножи в столб грибка дневального. Один штык-нож не выдержал издевательств и сломался. После этого ротный Рязанов застроил нас и подвёл итог нашей суровой действительности:

- Дец-цский сад с большими за@упами! У вас, как у несмышлёнышей, в каждом рисунке солнце, в каждом поступке жопа. Может пора начать потихоньку взрослеть, пока не поубивали себя и друг друга?

Тогда, в Баграме, я подумал: - «Хорошо, что у нас культурный ротный, хорошо, что пожурил, но никого не отлупил». А на Зубе Дракона, после истории с искусством ниндзюцу, я подумал обратное: - «Жаль, что у нас культурный ротный. Жаль, что он не отлупил Мазыка с Султановым. Мне одному с ними двумя не справиться».

Чтобы проучить нерадивого часового, по старинной армейской традиции, я решил стащить с охраняемого объекта какой-нибудь объёмный, хорошо заметный предмет. Самыми объёмными предметами на Третьей точке являлись скалы, но мне показалось нерациональным тащить на себе многотонный кусок базальта. Армейский ящик, наполненный ручными гранатами, тоже пришлось отвергнуть. В силу этих объективных причин взгляд мой остановился на гранатомёте АГС. Если кто не в курсе, я подскажу, что в Советском Союзе все АГСы делали из железа, а любые уважающие себя массивные железяки любят издавать лязг и скрежет, если пытаться ими манипулировать. Эту особенность АГСов я знал, поэтому не сильно верил в успех своего предприятия, но таки, взялся за кассету с лентой. Естественно, она не захотела беззвучно отцепляться от своего штатного места, мне пришлось изрядно погреметь гранатами, пока я отсоединил её от тела гранатомёта и положил на грунт рядом со станиной.  После произведённого шума я оглянулся на рядового Орлова. Вдруг он устал спать?

Спать Орлов не устал. Он погрузился в образ Царевны Несмеяны, ну или кто там, Спящая Красавица, вроде бы, спала без задних ног, пока не придёт и не поцелует какой-нибудь богатырь, например, сержант Тимофеев.

Такое отношение к охраняемому объекту меня разозлило, я решительно отделил тело АГСа от станины, кряхтя и матюгаясь от натуги, закинул эту железяку себе на плечо и пошагал восвояси на Вторую точку.

На Второй я с удивлением подумал: «Нифига себе, сгонял за хлебушком! АГС на халяву надыбал». Затем закинул добытое имущество в небольшой СПС, сложенный для дневного отдыха, накрыл плащ-палаткой, запихнул до компании под плащ-палатку пару вещмешков с каким-то барахлом, и поправил всю конструкцию так, чтобы выглядело, будто спит какой-то военный. Затем утёр пот со лба, залез в другой СПС, прилёг отдохнуть в отведённое для сна время.

Разбудили меня к обеду. Шабанов принёс с «кухни» разогретую в банках душманскую фасоль с мясом, галеты и котелки с ароматным чаем.

- Что, бездельники? – Хайретдинов ребром ладони разломал галету и засунул в банку с горячим соусом. Чтобы размякла.

- КЭП по рации мне прививку в задницу сделал. Сказал, что душманы из миномёта полк обстреляли, а мы хрен смогли их засечь. Тоже мне, грит, охранение. Грит, на курсы повышения квалификации всех вас отправлю. Через Магадан. А я ему в ответ: «Какое снабженье, такое и наблюдение». Из необходимых средств в наличии имеется один бинокль на три точки. А где положенные перископы, микроскопы, калейдоскопы? Чем наблюдать? Буссолью, что ли? Хорошая штука, но через неё только горы показывает. Это что, снабженье, что ли? А жрачка где? Если бы не духовская пайка, то сдохла бы уже вся точка. Я Кэпу сказал: «Четыре трупа возле танка наблюдают в ржавую буссоль. Так что ли? Так душманский миномёт надо вычислять»?

Под речитатив Прапорщика я подвинул к себе одну из банок, полез в карман своего хэбчика за укороченной ложкой. Ложка моя оказалась покрытой слоем серой горной пыли. Я оторвал торчащий из стены кусок бумаги от бумажного мешка, начал вытирать грязь со своего единственного столового прибора. Уровень гигиены внушал надежду, что я не погибну от вражеской пули, ибо не успею.

В дружеской, жизнеутверждающей обстановке мы неторопливо захряпали обед, раскурили трубочку, потягали её по кругу, а потом я снова лёг спать. Отдыхающая смена у меня продолжалась до шестнадцати часов дня, не добадаешься.

В шестнадцать часов меня пробудили, вытолкали в «Идальню» и приказали пялиться на горы во все глаза. Согласно приказа я принялся изучать пейзаж органолептическим методом исследования, но тут пришёл Орлов и нарушил моё душевное равновесие:

- Димыч, отдай АГС. – Орлов говорил тихонечко, вполголоса, чтобы, не дай бог, не услышали Хайретдинов с Ефремовым.

К этому времени я уже забыл про тот несчастный АГС. У меня в голове сменилось сто пятьдесят картинок и переживаний, уже подкрадывался вечер, надо было готовиться к всенощному бдению, а на ночь глядя рядовой Орлов вдруг вспомнил, что у него когда-то был АГС. Чем этот дежурный собирался вести бой, если бы напали душманы? Весь день он ходил, смотрел на пустую бойницу, не видел, что средство для ведения боя куда-то ушло, и много часов кряду очень сильно отсутствовало. Я уже не говорю о том, чтобы поднять крышку, проверить, не загрязнилась ли лента, не задуло ли в механизмы песка. Нафиг не надо совершать такие напряги! Человек охранял пустое место и был всем доволен, особенно самим собой. До тех пор, пока не проснулся Манчинский. А после того, как он проснулся, начался «разбор полётов»:

- Орлов, жаба, где АГС? – В полном охренении заорал сержант Манчинский и указал пальцем на огромную пустую бойницу, одиноко зияющую в каменной стене.

- Всё так и было. Я, када на пост заступил, именно так всё и было. – Заявил Орёл с уверенностью члена Академии Наук и заморгал на Манчинского преданными глазами.

- Я лично тебе пост сдавал! Хочешь сказать, что это я просрал АГС? Ах, ты скотина! – Взревел Манчинскийи и засадил Орлову по пятаку. Орёл отлетел назад, а Манчинский догнал, схватил за плечи, развернул к себе спиной, упёр ему в зад сапог сорок третьего размера и вытолкнул за территорию поста, как космическую ракету в межпланетное пространство.

- Мозга не сыкма! Как просрал АГС, так теперь и рожай! Не приходи обратно без него!

В момент вылета за территорию Третьей точки, под действием перегрузки, обогащённая кислородом кровь затекла Орлу в ту извилину, которая отвечала за логическое мышление. Извилина ожила и выдала поразительную по своей красоте цепочку рассуждений:

Если бы Орла с закрытыми глазами на посту застал Ефремов, то бил бы по голове складным прикладом автомата. Но он не бил. Значит, это не Ефремов спёр АГС.

Если бы Орла застал спящим Хайретдинов, то был бы расстрел. Расстрела не было, значит, и не Хайретдинов.

Манчинский всё это время сам спал в отдыхающей смене, значит не Манчинский.

С Первой точки на Третью никто не ходит, потому что кухня находится у них. Это к ним все ходят, а не наоборот. Значит пришёл кто-то со Второй точки, но это не Хайретдинов и не Ефремов.

- На Втором посту ты – самый разгильдяй. Значит, ты взял АГС. – Орёл смотрел на меня честными глазами шестилетнего Праведника. Нет, не Праведника, а Мученика. Он же от Манчинского аскезу принял.

- Охренеть! Меня назвал разгильдяем человек, который просрал АГС! А ты только его просрал или ещё что-нибудь? – У меня возникло желание как следует подразнить Орлова, чтобы он надолго запомнил сегодняшнее приключение. Но тут я вспомнил, что обещал придушить его, если ещё раз застану спящим на посту.

- Может, выполнить своё обещание и придушить тебя? - Я дурашливо наклонил свою голову набок, заглянул Орлу в правый глаз. - А может вообще оторвать твою тупую башку? Манчинский ничего в ней не повредил?

- Отдай АГС.

- Не отдам. Ты, падла, спишь на посту. Если жить надоело, иди в Хисарак и умри там, как герой. Нас не надо за собой тянуть.

- Димыч, отдай! Я больше не буду спать. Отвечаю.

С детства я знал из песни В.С.Высоцкого, что «расстреливать два раза уставы не велят». Манчинский уже выписал Орлу взыскание, поэтому я душить Орлова не стал, развернулся и пошагал к СПСу с отдыхающим гранатомётом. Орёл поплёлся за мной.

Ну, что, товарищи солдаты, сержанты и офицеры поста Зуб Дракона? Не побоитесь сегодня ночью уснуть, прикорнув башкой на вещмешке?

Граница на замке! Орёл обещал не спать!

Первый проверяющий оказался редкостным занудой. Сдуру я даже подумал, что он непременно должен являться замполитом. Второй, полковник, ростом вышел нормально, форма на нём сидела аккуратно и подтянуто, а сам он был бравый такой мужик со шрамом на лице. Второй проверяющий произвёл на меня хорошее впечатление, я ещё подумал тогда, что были бы в нашей армии все полковники такими, Ахмад Шах Масуд сидел бы уже на допросе перед старшим следователем и просил бы третью пачку бумаги, чтобы честно рассказать всё, что знал о Пакистанской внешней разведке.

Но, к сожалению, полковники в армии служили разные. Некоторые были, как толстенький зануда. Где полкан нашел этого чудака на букву «эм»? Может быть, бравый военный взял с собой кабинетного трудягу, чтобы тот выписал себе орденок, мол в Рухе был, в боевых действиях участвовал? Старцев так и называл подобные поездки: «За орденами начальник приехал». Скорее всего, так и было. Скорее всего, прав был Старцев.

По прибытии на наш пост, первое, что предприняли старшие офицеры, они принялись сверять карты у Хайретдинова и Ефремова. Во, прикол! Ефремов что, карту сам рисовал, что ли? Или он её в секретной части получил? Ну, конечно же, в секретке. Ну дык и ступайте туда, товарищи офицеры, и сидите там в спокойной обстановке, сверяйте, со стаканом чая. Зачем вы сюда припёрлись голову нам морочить? Или, может быть, у вас тут теодолит с собой завалялся? Может быть, вы на местности измерения проводите, и с картой сличаете? Я «тупой солдат», конечно же, но не настолько, чтобы не догонять всю нелепость ситуации с левыми отмазками про сличение карт.

Ввиду сильного негодования я сидел в башне с выдающейся гримасой. Толстожопенький подпол обратил на это внимание, подошёл, оглядел меня. Ну я встал. С оружием копыто к черепу не прикладывается, поэтому, согласно Указу Петра I от 7 декабря 1708 года, через небритость щетины и горную грязь, я попытался сделать лицо удалое и придурковатое. С удалью, возможно, у меня не всё получилось, но придурь блеснула во всей красе.

- Где Ваша схема, товарищ солдат? – Обратился ко мне подполковник.

От неожиданности я поперхнулся. Всё что угодно ожидал услышать, например, почему у меня подшива коричневая. Формально он был бы прав, горы или не горы, но гигиену солдат соблюдать обязан. А я был грязнючий и потнючий, как шахтёр после смены в Солигорске. Рукава на гимнастёрках мы раскатали, ясный перец, но чистым от этого никто не стал. Я стоял перед подполковником, дневное солнце жарило мою зелёную одежду с откатанными рукавами, я потел и вонял, как в последний раз. Под моим обмундированием вши из подмышек табуном побежали с товарищеским матчем к тем, что жили в трусах, и прихватили с собой толпу болельщиков. А это толстозадое чудо спросило у меня какую-то хрень про какую-то схему. Лучше бы счёт спросил, на котором прошлый футбольный матч закончился.

- Че-его? – Нараспев протянул я и вошел в жёсткий цугцванг и дефицит мысли.

- У Вас, товарищ солдат, на позиции должна быть схема перед глазами, чтобы нарисовано было: сколько метров, какая дистанция, до какой цели.

Я тихо застыл в ступоре, пытался придумать, как можно ему объяснить, что для схемы, как минимум, нужна бумага. А я письмо Ирке написал на обёртке от сигнальной мины, потому что другой бумаги на Зубе Дракона нет. Пришлось «шкарябать» письмо стержнем от шариковой ручки на коричневой полупрозрачной обёртке.

Как на таком материале рисовать схему? А приклеить чем? Клей, что ли, где-то среди скал завалялся? Лучше бы этот умник привёз с собой на Зуб Дракона оружейного масла, чтобы я пулемёт мазал чем положено, а не консервационной смазкой из осветительных ракет. А ещё классно было бы привезти сигнальных мин, пару биноклей, батарейки в подсветку к прицелам и средства ночного наблюдения на каждую точку. И что я теперь должен этому весёлому толстячку ответить? Не мог я ему показать письмо на такой бумаге. Скажет ещё: - «Хренля ты, товарищ солдат, Родину позоришь! Что подумают о нас в Союзе, если получат от тебя письмо на такой подтиралке»?

Стоял я перед подполом с пулемётом в руках, хлопал глазами, думал, что дистанцию до его штаба помню наизусть: 2 километра 800 метров. Если из ДШК «тудой» стрелять, то на пределе прицельной дальности, то есть, прицельную планку надо ставить на последнее деление. И прямо в окно ему засандалю. Из АГСа – то же самое. Сказать ему это? Он этого хочет?!

- Тут все цели пристреляны, тарищ полковник. – Вступился за меня Ефремов. – Они тут каждый день ведут огонь и знают все дистанции наизусть.

А-а-а-а-га-га-га – я чуть не заржал! «Товарищ полковник» сказал Ефремов! А-а-а-а! Есть такой анекдот: какого пола подполковник, мужского или женского? Правильный ответ – «женского». Потому что он – под полковником. А прикиньте, если бы Ефремов взял и по слогам выговорил «под-пол-ков-ник»! Я бы за это полез к Ефремову обниматься.

А цели, в самом деле, у нас все были пристреляны, и мы их знали наизусть. Не просто так я про дистанцию до штаба вспомнил.

Тогда подполковник начал говорить о том, что должна быть наглядная агитация, потому что на это место может заступить другой солдат, а тут душманы пойдут на штурм, а солдат не будет знать, какое значение поставить на прицельной планке.

Мне захотелось ему сказать: - «Дядя, дай мне гуашь, бумагу, кисти, лак, перфоратор, фанеру, дюбеля, электричество, и я весь Зуб Дракона увешаю схемами и плакатами. И картину маслом напишу – «Ильич выставляет прицел солдату». А пока, кроме вшей и патронов, у меня нет нихрена. Даже воды. Сами втихаря её носим, вопреки приказу Командира Полка».

Но я ничего не сказал, а в силу своей молодости и начитанности стойко и мужественно выполнил Указ Петра I.

Достаточно быстро подполковнику наскучило смотреть на мою тупую, небритую и немытую рожу. Интересных сведений он от меня не получил, отвернулся и пошел прогуляться среди скал, но не так, чтобы очень. Пару раз по нам вдарили из душманского крупнокалиберного пулемёта, и подполковник засобирался вниз.

С проверяющими засобирался Ефремов и его разведчики. И я. Потому что Хайретдинов поставил мне Боевую Задачу – довести проверяющих до Тринадцатого поста.

- Постарайся вернуться назад, когда их проводишь. Надёжных-то здесь – хер, да ма. Шабанов уходит, ты уходишь, один Герасимович остаётся. Если засветло будет получатся, то вернись на пост, если сил хватит на подъём. – Сказал мне Хайретдинов.

- Я приду, - ответил я.

По Уставу так не положено отвечать командиру, но он тоже не очень-то по Уставу ко мне обратился. «Постарайся прийти», «если засветло будет получаться» – это не приказ, это не Устав, мы с ним не за Устав разговаривали, а как друг за друга ответить. Особенно ночью. Я не тупой, я всё понял, я приду.

Сборы были недолги. По старинной привычке сунул пару гранат в карманы, взял пулемёт и подсумок с магазинами. Ещё засунул в вещмешок несколько пустых фляжек и разряженные аккумуляторы от рации, чтобы поменять их во взводе связи на заряженные.

Поскольку Хайретдинов отправил меня показывать дорогу, я пошел впереди нашей небольшой колонны. За мной встал Шабанов с рацией на спине, за ним Ефремов, потом Маламон, за ним сержант Семин. После всех, в самом хвосте, пошли двое проверяющих. Перед началом движения Ефремов задвинул мне инструктаж:

- Когда наша батарея стояла в Джабале, там, в 177 полку один из выносных горных постов снабжали при помощи БТРов. Бронегруппа подъезжала к горе, с поста спускались бойцы, забирали ящики, и до самого конца подъёма броня прикрывала их снизу. В один из дней офицер бронегруппы куда-то торопился, БТРы сдали груз «каравану», развернулись и уехали. Караван на пост не пришел. На него из засады напали душманы и перестреляли всех в упор.  Душманы за нами всегда наблюдают, всегда ждут удобного момента для нападения, сидят и ждут, когда ты совершишь ошибку. Будешь идти первым – смотри в оба, а на обратном пути - особенно. Чаще всего они устраивают засады на тех, кто будет возвращаться.

Мысль была понятная, я кивнул Ефремову и сиганул с огромного валуна вниз, на тропу. Ножищи к тому времени я себе накачал, поэтому решил показать всем присутствующим, как офигенно я приловчился скакать по скалам, типа не хуже, чем сапёр Сеня.

Едва наша группа пересекла бугор с душистой морковкой, началось драматургическое представление. Среди скал показался первый красный флажок. Как только он попал в поле зрения проверяющих, у толстенького подполковника началась истерика:

- Товарищ солдат! – Заверещал он через всю колонну. – Вы решили меня подорвать на минах?! Вам это просто так безнаказанным не останется!

Блин, сапёрский сержант не все флажки собрал, когда уходил с Зуба Дракона. Часть флажков, видимо, не заметил. А что было бы, если бы он не собирал их вовсе?

- Товарищ солдат! – Снова заверещал проверяющий, очевидно, увидел ещё один флажок. – Вы уверены, что идёте правильной тропой? Вы понимаете, какая ответственность Вас постигнет, если что-нибудь произойдёт?!

- Так точно, товарищ под-пол-ков-ник! – Обернулся я на его скулёж, и расплылся в улыбке, от счастья. Мне было очень приятно назвать его по слогам «под-пол-ков-ни-ком». Потому что нельзя быть таким трусливым.

- Не забывайте об ответственности, товарищ солдат! – Толстомясый скулил, как перед расстрелом. – Эта ответственность полностью будет лежать на Вас!

Он пытался запугать меня, словно от этого что-нибудь изменится. Можно подумать, если он меня напугает, то мина сама выкопается из земли и скажет: - «Проходите, пожалуйста, тарищ под-пол-ков-ник».

«Чем ты меня пугаешь, чмо»? – Подумал я. – «Я первый иду, ты – последний. Если я буду подрываться, засунешь себе в зад эту драную ответственность».

- Здесь нет мин. Я через каждые два дня хожу по этой тропе, товарищ под-пол-ков-ник! – Крикнул я снизу-вверх, с нескрываемым наслаждением.

- Иди, иди, не выступай. – Ефремов дошёл по тропе до нас с Шабановым. –

Иди, не обращай внимания. Пусть поскулит.

После слов Ефремова я развернулся и снова ломанулся вниз. Вскоре я влез в огромные валуны, принялся спрыгивать с них, как тот сапёр. Вот, смотрите все, какой я ловкий, сильный, и какое у меня боковое зрение! Я спрыгивал, и раз за разом за моей спиной что-то громко стукало то о землю, то о скалы. Мне стало интересно, я обернулся. Оказалось, что прямо за мной со скал спрыгивал Шабанов. А рация у него на плечах висела тяжёлая. Из-за неё он падал на тропу после каждого прыжка, потому что подламывались ноги.

- Ты что делаешь, Андрюха? – Я остановился, протянул Шабанову руку, помог подняться.

Мы все знали, что, при движении по горам, военнослужащие должны держать дистанцию. Чтобы, во-первых, в случае подрыва осколки попали в воздух между людьми, а, во-вторых, чтобы вражеский стрелок не имел возможности прицельно стрелять в кучу.

- Ты зачем прямо за мной идёшь? Где дистанция?

- А я решил, что если ты подорвёшься, то я рядом с тобой в госпитале буду. Так что, мы с тобой теперь вместе. Судьба у нас такая.

«Спасибо, конечно же, Андрюха, на добром слове». - Я почесал себе от удивления репу и перестал нестись вниз, как угорелый, пошёл медленнее. Мне стало стыдно за свой поступок, за то, что я бежал налегке, корчил из себя офигенного атлета и не думал о своих товарищах. А ещё я не ожидал, что в природе может существовать такая пацанская самоотверженность, проявленная ради другана. Мне приказали идти вперёд, в дозоре. Это опасно, но это – приказ. Я шел, и выполнял то, что положено. А Андрюха должен был идти в семи метрах от меня. Ему никто не давал приказа рисковать собой. Его никто не заставлял. Никто, кроме его бесшабашной отваги.

В один день, на одной и той же тропе я увидел два совершенно разных персонажа. Один из них с тяжёлой радиостанцией бежал прямо за мной и не отставал ни на шаг. Ему было трудно, но он старался, пыхтел, кряхтел и падал. Ему было больно, но он настойчиво лез под осколки, чтобы разделить их со мной.

Другой шел в самом конце колонны, в самом безопасном месте, и скулил, как будто его вели на убой. Если так страшно, то сиди в своём кабинете, не летай по постам, не шастай по горным тропам. Так сильно нужен орден? Ну тогда сожми зубы и не скули, будь мужиком, если решился на такую поездку. Из-за твоего никому ненужного сличения карт мне придётся на ночь глядя возвращаться на Зуб Дракона одному, с риском попасть в засаду. Подполковник, своей никчемной поездкой ты подставил солдата, и при этом опозорился при всех. Не солдат скулил, ты скулил. Офицер должен быть примером во всём, а ты что сделал? После этого ты для меня не офицер, а трус в погонах.

А в это время, как говорится, на Дерибасовской открылася пивная…, нет, не то сказал. Пивную лишь только задумали открыть. Дело было в том, что по данным календаря, к нам настойчиво и неумолимо, вместе с крахом мировой системы капитализма, приближался день рождения Бендера. В соответствии с этим нестандартным событием, Бендер подговорил своего земляка Шуру Мазыка, пойти за водой не к ближнему источнику, а метнуться к речке Хисарак в населённый пункт Мариштан. Потому что в Мариштане росло дофига винограда и его можно было затарить с листьями, а потом принести на пост, забаламутить брагульник и сделаться на полдня пьяными дураками.

Алкогольная идея нашла отклик в пылких сердцах, после чего толпа вооруженных военных отбыла в сторону Мариштана. По прибытии на место, пацаны натырили винограда, искупались в речке Хисарак.

Мирное население из Панджшера было давно эвакуировано властями Афганистана, так что винограда того не досталось бы ни женщинам, ни детям, ни раненым. Либо его выжрали бы душманы, либо собрали бы мы. Исходя из этих соображений, грамотный офицер старший лейтенант А.Ашихмин организовал наблюдение, охранение и инженерную разведку, произвёл помывку личного состава, а также сбор и доставку витаминного усиления продовольственного снабжения вверенного ему гарнизона. Так поступать - нормально. А бесконтрольно шастать по минам на свой страх и риск – это нисколечко не нормально.

Именно там, в Мариштане, при аналогичных обстоятельствах, погиб боец из нашей роты, рядовой Усманов. Четвёртого июля 1984 года, за неделю до похода наших «виноградарей», Ханиф Усманов самовольно, втихаря, на свой страх и риск, вышел за территорию поста номер Тринадцать, и направился в Мариштан. В «зелёнке», то есть в саду одного из домов, он подорвался на противопехотной мине. Взрывом ему оторвало обе стопы, а оказать помощь было некому. Ханиф самостоятельно перетянул обрубки ног подручными средствами и начал стрелять в воздух, чтобы привлечь к себе внимание солдат на посту. Привлёк. Наши услышали выстрелы и открыли ответный огонь. Они подумали, что в «зелёнке» бесчинствуют душманы. По счастливой случайности в Ханифа наши не попали, но из-за несвоевременного оказания медицинской помощи, его не ждало ничего хорошего. Судя по датам ранения и смерти, скорее всего, он умер от заражения крови.

В посмертной записке написали ерунду, как всегда. Из текста получается, что в ряды Советской Армии Ханиф был призван в августе 1982 года, а погиб в июле 1987 года. Дык что, пять лет служил рядовой пулемётчик? Нет, конечно же, не служил он пять лет. И в двадцати пяти боевых операциях он не принимал участие. Мы с ним вошли на территорию Афганистана 8 марта 1984 года. К началу июля 1984 года он прошел столько же боевых выходов, сколько и я – ровно ноль. То есть, он не успел принять участие ни в одной боевой операции. По разгильдяйскому поступку однозначно видно, что у него детский садик играл в разных частях организма, как и у наших «виноградарей». Они точно так же пошли шастать по Мариштану в зоне ответственности Тринадцатого поста без согласования с их наблюдателями. Вот было бы весело, если бы наблюдатели засекли движение в подконтрольной зоне и, по старинной привычке, развернули бы миномёт. Или классно было бы, если бы с Тринадцатого поста в тот же кишлак, в то же время, направилась бы группа мордоворотов с автоматами. Скажем, за водой. Либо за витаминами, разница не велика. Очевидно, что в любом случае бойцы начали бы стрелять друг в друга.

Но нашим пацанам повезло. Они не подорвались, не «засветились» наблюдателям, и вдобавок ко всему, в одном из домов нашли душманскую «нычку» с военной формой несоветского образца. Ну, и ещё так, по мелочи, консервированные продукты в виде комбижира. Естественно, комбижир был немного «национализирован», но не весь. Потому что переть его на самый верх горы Зуб Дракона нема дурных, то есть, таких атлетических приключений не хотелось никому, но одну банку бойцы решили взять с собой. А рядовому Шуре Мазыку пришлись впору новые, красивые военные берцы чешского производства с блестящими застёжками на ремешках. Шура напялил их, подбоченился и принял решение заодно поменять свои потёртые армейские штаны на непотёртые импортные.

Пока пацаны развлекались в примерочной, на посту Зуб Дракона проснулся комендант. Он вылез из СПСа, потянулся, размялся и занялся своими непосредственными обязанностями, то есть, пошел проверять посты и состояние бойцов на них.

По завершении обхода позиций вверенного ему объекта, Хайретдинов неожиданно для себя обнаружил, что весь подчинённый ему гарнизон насчитывает аж целых шесть человек.

- Герасимович, докладывай! – Взревел Комендант обескровленного гарнизона. – Где водоносы?

- Ещё не вернулись, товарищ прапорщик.

- Как не вернулись? Почему не вернулись? Какие-нибудь сигналы подавали? Выстрелы или, может ракеты запускали?

- Никак нет, товарищ прапорщик, всё было тихо. Если б шо-то произошло, я б доложил.

- Что же мне, сухари готовить за потерю половины гарнизона по своей глупости? Ну ладно, если посадят - выйду, а если расстреляют, что делать буду?

- Не расстреляют. Ребята, наверное, хэбчики стирают. Они мыло с собой взяли, я им своё отдал.

- Надо было к этим разгильдяям приставить одного ответственного! Как же я так прокололся! – Сокрушенно покачал головой Комендант и пошел за биноклем.

Мысль была простая, понятная и педагогически оправданная. В воспитательных целях разгильдяев надо напрягать физическими работами чаще, чем нормальных солдат. Но к толпе балбесов обязательно надо было прикомандировать, например, сержанта Тимофеева. Он быстро бы всем вставил мозги на место. Но Комендант побоялся ослаблять гарнизон, подумал, вдруг душманы нападут. Потому и оставил надёжного сержанта на посту.

Такая «экономия» оказалась ошибочной, к концу дня Хайретдинову это стало очевидно. Он, весь на нервах, просматривал дырки в скалах при помощи бинокля, перемещался с одной точки на другую, прикладывал к глазам средство наблюдения, всё пытался обнаружить затихарившуюся группу.

Группа вернулась на Зуб Дракона в конце дня, почти перед самым наступлением темноты. Бойцы выглядели постиранными, свежими и ухоженными. Хайретдинов негодовал, грозным голосом задавал им вопросы насчёт пространства и времени, то есть, в каком месте вселенной их носило много часов подряд. На что бойцы рассказали про длинный, трудный спуск, нудную сложную стирку, длинный банно-прачечный комбинат и непреодолимый подъём. По сути и по форме они выглядели весьма правдиво и убедительно. Но умудрённый многолетним опытом общения с раздолбаями Хайретдинов уверенно чувствовал подвох. Вроде бы солдаты сделали всё правильно, но что-то не давало Коменданту покоя. А что именно он никак не мог сформулировать.

После безрезультатных расспросов Хайретдинов отпустил солдат, вернувшихся с водопоя, и приступил к дальнейшему несению службы. На сердце у него отлегло, нервный день подходил к концу, надо было сосредоточится на несении службы в тёмное время суток. Но тут неожиданно сверкнула молния в глазах прапорщика и высветила на три миллисекунды штаны и обувь рядового Мазыка.

-  Мазыка КО МНЕ! – взревел Комендант.

От такого рёва по территории поста Зуб Дракона забегали зелёные человечки.

- Мазы-ы-ы-ка КО МНЕ!!! – В бешенстве ревел Хайретдинов.

Через десяток секунд Мазык воплотился перед Комендантом.

- А ну, доложи, воин международного пролетариата, что за форма на тебе? Я полгода прослужил командиром хозяйственного взвода полка, всё обмундирование советского солдата знаю, как Боевой Устав Советской Армии! Ты где взял эту о-деж-ду?

Шура Мазык попытался соврать, что во время наблюдения засёк через бинокль душманский склад и немножко его «раскулачил», но Коменданта такими глупостями не проведёшь. Хайретдинов немедленно застроил перед собой всех пятерых водоносов и устроил показательный «разнос»:

- Кого вы пытаетесь наегорить? Я по форме Мазыка вижу, что вы шарились по кишлаку. Малолетние долбоюноши, вы забыли, что произошло на горе Бадама? Дык я напомню!

28 апреля на высоте 2544 стоял взвод лейтенанта Кубарко из Шестой роты. Четыре солдата самовольно, точно как вы, пошли за приключениями в кишлак. Едва они скрылись в «зелёнке» их всех убили душманы.

Пока разведрота искала и выносила погибших, душманы умудрились убить ещё одного солдата. Он сошел с тропы в зону, которая не просматривалась, и его убили прямо под носом у целого взвода.

Запомните, здесь идёт война, детский садик остался в Союзе. Кто этого не понял, тот вернётся домой в цинковом гробу. Кто не повзрослеет вот здесь, передо мной, тот не повзрослеет никогда. Я всё сказал. А теперь по местам несения боевой службы шагом марш!