Серия «Зуб Дракона.»

25. Крейсер «Киров»

Перед ночным дежурством я очень сильно захотел заменить сгоревшую сигнальную мину, которую сорвал своей впалой грудью. Мина стояла в хорошем месте, перекрывала со стороны Хисарака единственный узкий проход к нашей точке. Это могло пригодиться в ночной темноте. Особенно если учесть тот факт, что я вчера выпустил из АГСа половину ленты точно в сторону противника. А мы все помнили, что душманы всегда «дают сдачи». Подстраховать сигнальной миной себя и товарищей было разумным желанием.

Вечером, в быстро надвигающихся сумерках, как только Хайретдинов ушел со Второй точки, я схватил заранее приготовленную «свежую» сигнальную мину и выскочил из траншеи вниз, в скалы.  Сгоревшую мину менять на новую было делом быстрым и несложным. Колышки были уже вбиты, растяжка отмерена, эр-образная чека привязана.

25. Крейсер «Киров» Война в Афганистане, Длиннопост, Афганистан, Ветераны, Воспоминания, Дневник, Самиздат

Мне оставалось лишь отвязать сгоревшую трубку, привязать на её место новую, вставить чеку в ударник, вынуть предохранитель и - тикать!

В это время Бендер стоял на шухере, караулил, чтобы Хайретдинов не нагрянул незамеченным. А если бы нагрянул, то Бендер обязан был запудрить ему мозги, до тех пор, пока я не вернусь на территорию поста. Но ничего неприятного не случилось, операция по замене мины прошла без проблем, в рекордно короткие сроки.

Ночью мы заступили на парные посты. Ветра после захода солнца не поднялось, я сдуру подумал, что это хорошо, что не буду сильно мёрзнуть во время дежурства. Однако, из-за отсутствия ветра, откуда-то вырвалась наружу неимоверная стая мошкары. Маленькие, малюсенькие-премалюсенькие мошки вылетели огромным облаком из какой-то вселенской преисподней и принялись кусать меня всей весёлой гурьбой. Никогда не думал, что в горной пустыне, на высоте почти 3 000 метров, может где-то скрываться такая невменяемая шобла отвратительных кровососущих мерзавцев. Они звенели вокруг меня, кусали за руки, кусали за лицо. Изо всех сил я кутался в плащ-палатку, как от самого лютого горного ветра. Но пулемёт, всё же, надо было чем-то держать. И наблюдение требовалось вести. Поэтому кисти моих рук торчали из-под плащ-палатки, наблюдательная часть головы с органами зрения и слуха тоже. А я через каждые пять секунд обтирал ладошками то левую кисть, то правую, то лицо. Сидел и считал про себя: - «Раз, два, три, четыре, пять», – после этого тёр левой ладошкой по лицу, старался раздавить всю кусачую, звенящую мерзость. Затем снова считал: - «Раз, два, три, четыре, пять», – тёр правой ладошкой по лицу, давил зудящую мерзость. Потом опять: - «Раз, два, три, четыре, пять», – тёр рука об руку. Чтобы раздавить то, что уже впилось в кожу. Жуткая пытка насекомыми продолжалась всю ночь. Чтобы сделать себе хоть какое-то облегчение, я решил закурить, попытаться дымом отогнать от себя мерзких чудовищ.

- Димыч, бли-и-ин, атас, да?! – В темноте за моей спиной появился Бендер со снайперкой. Он тёр себя ладонями по физиономии. – Сожрут, нахрен, прямо на посту.

Дело было к утру, почти всю ночь мы отдежурили, вот-вот должен был случиться рассвет, наши муки должны были закончится. Но у нас уже не осталось сил терпеть надругательство насекомыми.

- Давай закурим, что ли? Может они от дыма сдохнут? Лошадь же дохнет от капли никотина?

Мы оба знали, что на парном посту часовым запрещено сходиться вместе. Мы оба знали, что на посту нельзя курить. Но, вот же оно, утро, спешит к нам, как Дедушка Мороз на Новогоднюю Ёлку.

- ЧПОК!!! – В ночное небо выстрелила «сигналка». И засвистела.

- Духи! – Бендер круто развернулся, кинулся в свою траншею с винтовкой наперевес.

В предрассветной темноте сработала ближняя сигнальная мина, которую я поменял накануне вечером. Её растяжка была установлена на уровне груди, а это обозначает, что сорвал её точно не варан, не дикобраз и не кот. Сорвал её человек, причем он подобрался к нашему посту на дистанцию в четыре метра, что наталкивало на самые нехорошие предположения о возможных вариантах развития будущего.

- ТА-ТА-ТА-ТА!!! – в темноте прогрохотала автоматная очередь. По звуку я определил, что огонь вёл автомат Калашникова калибра 7,62 мм. Значит это стреляли душманы. Наш полк был вооружен стрелковым оружием калибра 5,45, лишь разведрота использовала 7,62 в силу ряда причин. Но разведрота не должна, по идее, пытаться проникнуть на наш пост в предрассветной темноте, в «час волка», да ещё со стороны Хисарака. Мне очень не понравилось поведение нападающих, поэтому я решил дать им отпор, выхватил из бойницы пулемёт и двинулся из своей башенки в сторону стрельбы, на помощь Бендеру. Едва я сделал первый шаг из своего укрытия, в темноте клацнул гранатный запал. Через три секунды колыхнулась земля, со скал приподнялась и медленно поползла мелкая пыль. Такое случается после прохождения ударной волны. Шандарахнуло так, как будто в нашу гору долбанул снаряд главного калибра крейсера «Киров». Ну, либо Герасимович скинул на душманов усиленную тротиловой шашкой гранату. Я подумал, что вряд ли это – «Киров», и остановился в проходе между скалами. Потому что знал, сколько у Герасимовича таких гранат. Ещё две. Чтобы меня не расплющило взрывной волной, я прекратил движение вперёд и залёг.

Вскоре снова клацнул запал. Я вжался лицом в грунт. Пожалел, что не надел каску. Снова вздыбилась-колыхнулась земля, снова пошла пыль. В ушах тоненько зазвонил колокольчик. При таких сильных и близких взрывах мне стало очевидно, что если я встану, чтобы сгонять за каской, то тут же лягу. Меня собьёт с ног ударной волной и стукнет с размаху черепной коробкой о землю или о скалы. Такой эффект от ударной волны обычно приводит к травмам, негативно влияющим на здоровье. Чтобы от них уберечься, чтобы не забодать против своей воли планету Земля, я принял решение не вставать. Причем, весьма к месту, ибо звук третьего запала не заставил себя долго ждать.

Было очевидно, что мы слегка погорячились с размером тротиловых шашек из-за низкой квалификации в области сапёрных наук. Олег бросал гранаты в то место, откуда вёл огонь вражеский автоматчик, а он вёл огонь в упор, с дистанции четыре метра, где его настигла «сигналка». Из-за того, что тротиловая шашка вообще никак не катилась по склону, граната с шашкой падала чуть ли не за бруствером окопа и взрывалась прямо у нас под носом.

После того как клацнул третий запал, я подумал: - «А почему нам не пришло в голову привязать к гранате весь имеющийся на точке ящик тротила? Спихнули бы сейчас его за бруствер, а потом - БАХ!!! – и драные носки дымят на СПСе. И Хайретдинов больше не мучился бы с нами, назначил бы сегодняшний день - Днём Освобождения... от трёх придурков и ...

Земля колыхнулась в третий раз. Одеяло, закрывавшее вход в СПС, откинулось, из-под него выпрыгнул Хайретдинов с автоматом наперевес. На двенадцатой секунде войны Комендант поста пробудился, разгладил ладонями на себе обмундирование, взял личное оружие и выдвинулся для ведения боевых действий непосредственно своей персоной.

- А-А-А-А-А-А-А!!! – Заорал Прапор, как яванский носорог. – А-А-А-А, гандоны!!! Никак не настреляемся?! Делать, что ли, нехер ночью на посту?!

Очевидно, он подумал, будто мы с Олегом устроили стрельбу из желания «приколоться» от скуки ... чего греха таить, бывали и такие эпизоды в нашей службе. Поэтому Гакил Исхакович двинулся в сторону выстрелов и взревел настоящим правильным голосом Командира, от которого даже Камчатский Медведь с непривычки надул бы в штаны. Комендант шел в темноте между скал и орал, что сейчас с особым цинизмом, в самой извращённой форме, отделает этих грёбаных папуасов всеми возможными противоестественными способами, которые только сумело придумать человечество за всю историю своего развития со времён Верхнего Палеолита.

А душманы тоже умели понимать обидные слова по-русски. Похоже, они приняли вопли Коменданта на свой счёт. Понятное дело, не мог же Прапорщик назвать «грёбаными папуасами» две такие достойные, светлые, яркие личности, коими являлись мы с Олегом. Всем было ясно, что «грёбаные папуасы» - это Хисаракские душманы.

От рёва Хайретдинова пост №12 Зуб Дракона перешел в режим усиленного несения боевой службы по охране и обороне объекта. Манчинский на своей Третьей точке отобрал ручной пулемёт у Орлова и открыл заградительный огонь по плюющейся ракетами «сигналке». Сам Орлов принялся швырять туда же ЭРГДшки. На Первой точке Азамат Султанов, с хищным оскалом, туго «забил заряд» в «свой шайтан-труба» и принялся наводить в одному ему известном направлении. Мише Мампелю пришлось с ужасом прятаться от раструба гранатомёта, чтобы реактивная струя при выстреле не размазала Мишу по скалам.

Душманы прикинули расклад: Герасимович кидается бомбами стратегического назначения, по всей линии хребта оживились огневые точки, и в добавок ко всему из темноты пошёл в наступление целый Комендант Поста. Он наступал и орал на весь Хисарак:

- Я вам сейчас постреляю тут! Я вас всех сейчас поставлю в третью позицию и шестнадцатью разными способами буду делать себе плотские утехи! Чтобы больше ни одного выстрела по ночам не слышал!

Душманы оказались совсем не готовы к такому предложению. Не, ну, ладно, один-два из них, может быть, и согласились бы. Может, даже удовольствие получили бы от этого. Но чтобы всех - такого уговора не было. Причём, он на весь Хисарак орал, вся округа в радиусе на три версты обо всём догадалась. Если завтра дразнить станут, то Хисарак в Петушки переименовывать придётся что ли?

Раньше духи привыкли, что они постреляют, в них постреляют. А в эту ночь всё пошло не по плану. Душманы пришли к посту Зуб Дракона, в предрассветной тишине, а им Комендант выкатил совершенно неприемлемый шар.

«Эротоман какой-то!», – подумали душманы и кинулись наутёк. Они не догнали, что это Олега и меня собирался отмотыжить Комендант. А так бы остались на пару минут, посмотреть, как это будет происходить... хотя, в темноте плохо видно. Чё там смотреть?

Ну, в общем, бородатые свалили под покровом темноты. Хайретдинов в тех же условиях дошел до окопа Бендера. Бендер в состоянии, далёком от «приколов», доложил, как сумел, взволнованным голосом:

- Духи, тарищ прапорщик! В меня стреляли. Метров с четырёх-пяти!

- Какой, нахрен, стреляли! Сам стрелял, бездельник!

- У меня снайперка, тарищ прапорщик. Она очередями не может.

- Хм. – Прапорщик осёкся. – Ладно. Рассветёт, тогда посмотрим, кто в кого тут стрелял. И смотри мне! – Хайретдинов отпустил автомат и погрозил Бендеру кулаком. - Если наегорить меня пытаешься! У-у-у, гляди мне тогда.

Хайретдинов ушёл. Мы с Бендером стояли и смотрели друг на друга. Насколько можно было смотреть в темноте.

- О-фи-геть, Димон! Да?

Остаток ночи мы провели на стрёме. Если бы Хайретдинов не грозил кулаком, то покидались бы в скалы гранатами. Для объяснения духам, куда не надо ходить. Но Прапорщик шутить не любит, поэтому гранаты мы держали под руками, но не кидались. Лишь пыжились и буравили темноту глазами.

Через несколько десятков минут рассвет выпрыгнул из-за хребта, с той стороны, где Пакистан. С Востока, короче, как и вчера. Светает в Афгане быстро, поэтому вскоре сделалось светло, в окопе Бендера появился Хайретдинов. Ну, и я, понятное дело. Как же они без химика?

- Ну, показывай! Где тут кто в тебя стрелял.

- Вот, вот! - Олег тыкал пальцем в свежие выбоины, которые красовались на скале за его спиной. – А ещё вот, и тута, тоже, вот! Четыре дырки. Вон оттуда стрелял. – Олег показал вниз, в проход между скал.

Хайретдинов не издал ни звука. Просто развернулся и ушёл. Знал бы он… Если бы он только мог предположить, что ещё отчубучат три его подчинённых со Второй точки! Если бы он это знал, то пристрелил бы нас с Бендером и Шабановым прямо здесь и сейчас. Но не пристрелил. Поэтому после завтрака эти три раздолбая притащили пред его ясные очи три вещмешка, наполненные консервными банками. Теми, что вчера были подобраны на минном поле. А это значит… а это обозначает, что они ослушались приказа Командира Полка и самовольно выходили за границы поста. А это, как говориться в армии, - это полная жо… Жозефина Мутцебахер. Но, три вещмешка жрачки, это не хрен в стакане. Они были очень нужны для поддержания надлежащей физической формы и боеготовности личного состава на высоте Зуб Дракона. Что теперь следовало Коменданту делать с этими нарушителями воинской дисциплины? Хвалить, или наказывать?

Хайретдинов похвалил. Правда, в процессе назвал нас малолетними придурками и ещё произнёс в мой адрес на татарском языке что-то похожее на слово «химик» и название крейсера «Киров».

Показать полностью 1

26. Вараны и орлы. Флора и фауна

Жили были на Зубе Дракона вараны. Они это делали на Гиндукуше со времён Пророка Магомета, поэтому к моменту нашего прибытия нормально обосновались, освоились и чувствовали себя, как в естественной среде обитания. Из-за этого особо прожорливые особи вырастали до устрашающих размеров и походили более на крокодила, нежели на ручную ящерицу. Сам я такого чуда-юда никогда не видел, но слышал рассказ, в достоверности которого не сомневаюсь, но думаю, что можно учесть «поправку на ветер», связанную со способностью искаженного сознания добавлять несколько миллиметров к размеру и несколько миллиграммов к массе рассматриваемого объекта. В общем, мой дорогой товарищ, боец из нашей роты, Сулейманов Ахмед Ахмедович рассказал историю:  

- Маленьких варанчиков я видел на Саланге и в Кундузе, но с большими там не сталкивался. А в Панджшере довелось. Летом 1985-го года нашу роту послали прочёсывать гору. Встали мы цепью и пошли с гвардией. А я с земляками-чеченцами «курнул» по тихой грусти как раз перед тем, как нас послали в цепь. Я шел весь в своих думках, ждал «прихода», руки болтались на пулемёте. Вдруг прямо из-под моих ног сорвался крокодил. Он шарахнулся от меня, я – от него! В разные стороны, короче, кинулись оба. Метров шесть или семь я отбежал, потом вспомнил, что у меня же пулемёт с собой. Я снял оружие с предохранителя, развернулся, глянул, а напротив меня встал на задние ноги настоящий крокодил! Вот там я и увидел эту массу, это не передать словами. Он полтора метра был, как минимум. Как он встал, так я понял, что сейчас нападёт. Если бы я был без оружия, то ещё неизвестно, чем бы дело закончилось. Но, против пулемёта, понятно, ему ловли не было. Зря он вставал, мог бы ещё пожить.

Такие большие вараны, как тот, что посетил Ахмеда, к нам на Зуб Дракона не заползали. Может быть это связано с тем, что мы курили сигареты заводского производства, а может с чем-то другим. В основном по скалам на нашем посту скакали рептилии размером до полуметра в длину вместе с хвостом. Таких было – пруд пруди. Они регулярно выползали на валуны и грелись на солнце. Если эту зверюгу потревожить, она начинала мелко трясти головой вверх-вниз и злобно шипеть. В советском солдате того периода содержалось семьдесят килограммов живого и трезвого веса, а в варане едва ли набиралось два. Но наглые животины регулярно пытались «наезжать» на моих дорогих боевых товарищей. Объяснять варанам насчёт весовых категорий было бесполезно в силу тупости последних. Поэтому мы брали в правую руку то, что не жалко, чтобы улетело на минное поле, и швыряли в наглую скотину, размахнувшись из-за уха. Но хорошо прогретые на солнце ящерицы проявляли непревзойдённую резвость и великолепную реакцию. С трёх метров куском базальта поразить варана было невозможно. Он реагировал на движение, разворачивался к обидчику кормовой частью и начинал прыгать со скалы на скалу, извиваясь всем телом. А боец, как зенитчик, булыжниками вдогонку – пиу-пиу-пиу! Как говорилось в старинном фильме: - «Бац-бац и мимо».

В одно яркое солнечное утро, посреди вараньих угодий, из СПСа на четвереньках вылез наш Прапор с сигаретой в зубах. Он встал на ноги, разогнулся, поднял вверх обе руки, сладко потянулся, щурясь на яркое афганское солнце.

- А! А-А!! А-А-А-пч@уй!!! – Рявкнул Комендант поста в нецензурном чихе. Сигарета вылетела из его рта, описала пологую дугу и скрылась среди скал на минном поле.

- А, ёж твою мать! Последняя, с-сука, сигарета с фильтром!

- Будьте здоровы, товарищ прапорщик! – Герасимович светился счастьем и преданной улыбкой. Он явно подтрунивал над своим командиром, об этом свидетельствовала наглая солдатская морда. Видел, гад, как полетела сигарета, но ведь до него не «дободаться», потому что здоровья пожелал прямому и непосредственному начальнику.

- Ага, спасибо. Лучше за Хисараком веди наблюдение, а не за мной.

Олег круто развернулся к Хайретдинову задом, к Хисараку передом, отцепил от «снайперки» оптический прицел, демонстративно поднёс его двумя руками к правому глазу. То есть, выполнил указание начальника сиюсекундно.

- Ну, клоун, ну что ты скажешь?! - Хайретдинов сокрушённо покачал головой, почесал пятернёй волосатую грудь и пошёл проверять посты. А я залез в окоп к Олегу, развалился на дно в тенёчке, решил позубоскалить над историей с последней сигаретой:

- Пристрелит тебя когда-нибудь Хайретдинов.

- Меня-то за что?! Пока Мампель жив, мне ничто не угрожает. – Олег светился радостью от своей «гениальной» выходки.

Мы, как умели, обсмаковали мысль про Мампеля, затем, про последнюю сигарету с фильтром. Потом я посоветовал Олегу установить прицел обратно на винтовку:

- Подурачился и хватит. Прицел должен быть на оружии, а если хочешь в руках чего-нибудь подержать, то для этого промышленность выпускает бинокли.

- Я и так успею. – Уверенно заявил Олег.

В этот момент вселенского бытия к нам в окоп запрыгнул Шабанов. Он пристроился на бруствер для стрельбы с упора, задрал ствол автомата вертикально вверх.

- Во, смотрите, пацаны, как я ему сейчас засажу!

Мы посмотрели туда, куда был направлен ствол Андрюхиного автомата. Там, наверху, прямо над нашими головами проплывал огромный коричневый орёл. Он широко раскинул свои могучие крылья, торжественно парил в воздухе на восходящих потоках.

- Стой, дай я! – Бендер кинулся к своей винтовке. – Не стреляй! Я из снайперки его собью!

26. Вараны и орлы. Флора и фауна Война в Афганистане, Длиннопост, Афганистан, Ветераны, Воспоминания, Дневник, Самиздат

Олег, трясущимися от возбуждения руками, попытался насадить прицел на полозок крепления. Прицел подпрыгивал в руках и никак не хотел устанавливаться. Олег дул в пазы, чтобы выдуть оттуда песок и пыль, тёр рукавом гимнастёрки. Прицел не устанавливался.

Шабанов встал с колена, поставил автомат на предохранитель, закинул его себе за спину стволом вниз:

- Олег, успокойся. Орёл уже улетел.

- Да у меня просто не получилось! – Олег поднял взгляд от винтовки к небу, посмотрел на орла, заплывающего в воздушных потоках за вершину горы Форубаль. – Да я ему прямо в чайник засандалю из снайперки… в следующий раз. Вот увидите!

Мне стало жалко орла. За что его убивать? Из-за дури и бахвальства? А он, небось, внесён в Красную Книгу. Я решил немного «зашугать» пацанов, чтобы не пуляли, куда попало.

- Слышь, пацаны, а я, когда в Баграме ходил к спецназовцам, которые здесь, в Рухе стояли, я слышал от них, что убить орла – это плохая примета для человека. Спецназовцы говорили, что у них летёха со взвода обеспечения застрелил орла. А потом они поехали в колонну, попали в засаду, и тот летёха погиб.

- Димон, ты сколько классов окончил? Три? Три с половиной? – Шабанов постучал согнутым указательным пальцем себя по лбу. – В засаду попадать – вот плохая примета. А в орла попадать, ой, я вас умоляю!

На Третьей точке что-то сильно бахнуло. В воздух из-за скал подлетело чёрное тротиловое облако.

- Кажись, снова подрыв! – Шабанов кинулся в СПС. – Так, мужики, я хватаю ИПП, вы жгут и промедол. И бегом на Третью!

Бендер ладошкой схватился за петличку на гимнастёрке, убедился, что шприц-тюбик с промедолом находился на месте. Я сорвал с приклада пулемёта намотанный медицинский резиновый жгут. Из СПСа выскочил Шабанов с ИПП в руках. Из нагромождения скал выпрыгнул Хайретдинов с автоматом наперевес. Вчетвером мы побежали на Третью точку. К моменту нашего прибытия там уже толпилось несколько бойцов. У кого-то в руке болтался жгут, у кого-то – перевязочные пакеты. Хайретдинов подскочил к бойцам:

- Кто на этот раз?!

Ниже нас по склону, на скале, вытанцовывал невероятную джигу Петька Слюсарчук, обмундированный лишь в армейские штаны. Вокруг него ветерок разносил чёрные клубы тротилового дыма. По окрестностям воняло горелой резиной и ещё какой-то дрянью, но запаха палёного мяса не чувствовалось.

- Слюсарчук, что за хрень ты вытворяешь?! – Хайртединов оглядел Петьку с головы до ног на предмет цел тот или ранен.

- А то ж нiчога! То я каменюку у варана пустыв. От, бiсова скотына! – Петька поднял за хвост прибитого булыжником варана. Над его бездыханной тушкой Петя вытанцовывал Танец Победы.

- А та ж каменюка вiдпрiгнула! Тiлькi мiну споганыв.

- Слюсарчук, блин! – Хайретдинов взялся рукой за волосатую грудь. – У меня сердце когда-нибудь из-за вас остановится. Ты полтора года служишь! Как ты можешь быть до сих пор таким долбаком?

Если бы не пришибленный варан, то Хайретдинов, скорее всего, пришиб бы Петьку. Но варан являлся доказательством солдатской меткости, а значит молодецкой удали и профессиональной пригодности. Хайретдинов горестно махнул на Петьку рукой и пошагал прочь.

Поверженную рептилию мы выменяли у Пети на полувыпотрошенную «Донскую» сигарету. У нас созрел коварный план, а Петя не хотел расставаться с бездыханной тушкой. Потому что весь пост Зуб Дракона швырял в этих «бисовых скотын» булыжниками, и только Слюсарчук Пётр Иваныч угодил варану прямо в башку. А ещё, тем же самым камнем обезвредил ПМНку. Это было невероятное везение. А Бендер ухмыльнулся и сказал, что он точно знает, как называются те, кому везёт.

Дохлая рептилия нам понадобилась из-за того, что Хайретдинов перевёл Мишку Мампеля на «Первый точку» и назначил кашеварить на импровизированной кухне. А Хайретдинов родился и вырос на Волге. У меня сложилось устойчивое мнение, что он с детства привык перекрикивать Матушку Волгу с одного берега на другой. Потому что каждый день перед обедом он перекрикивал весь пост Зуб Дракона и половину ущелья Хисарак:

- Мампель! Мне сегодня приготовь «Завтрак туриста»! И слей весь бульон, нахрен за бруствер! Сделай с поджарками по-татарски!

Это кулинарное пристрастие Коменданта подтолкнуло нас к мысли, что на горе Зуб Дракона никто не построил кинотеатра, планетария или филармонического зала с органной музыкой. А раз так, то мы имели право сделать себе культурное развитие путём постановки комедийного этюда силами местной самодеятельности для розыгрыша доброй пьесы по сценарию, написанному в собственном коллективе. Никто не может так по-доброму разыграть товарища, как его боевые друзья. Потому мы втроём, как три ду… диверсанта, вылезли с территории поста, подобрали пустую, выброшенную за бруствер, банку от мясных консервов «Завтрак туриста», засунули в неё вниз башкой дохлого варана, спрятали за спиной Бендера и понесли эту чудесную конструкцию на кухню.

По прибытии на «пищеблок» мы с Шабановым взялись парить мозги Мишке Мампелю насчёт количества чая, который он нам налил в котелки, а Бендер уволок еду с поджарками, готовившуюся для Прапорщика, спрятал её за ближайшую скалу и поставил вместо неё на плиту банку с вараном. Мы хотели немножко пошутить, даже не уносили далеко настоящий «Завтрак туриста». Подумали, что чуть-чуть поржём над Мишкой и вернём всё на место. Но Мишка очень сильно «завертелся и замотался» в кухонных хлопотах. Он настолько устал, что засунул в «топку» кусок тротила вместо пачки аммонала. Аммонал во время горения не коптит, а тротил коптит и даже очень. В результате Мишка сделался похож на подводника в чёрной хэбухе и с закопчённой рожей. Бендер поставил на плиту банку с дохлым вараном, а «подводник» суетился вокруг и никак не мог заметить, что из банки торчат лапы с черными отвратительными когтями, длинный хвост и дырка задницы. Зрелище было настолько омерзительное, что вызывало натужный позыв к блевоте. Особенно гадко выглядели черные когти. Но Миша никак не мог этого разглядеть.

Что нам оставалось делать в такой ситуации? Надо было либо ткнуть пальцем в банку с вараном и испортить развитие сценария, либо потихоньку удалиться за скалу и мерзко хихикать. Ясен пень, что мы пошли за скалу мерзко хихикать.

Через пару минут с кухни раздался жуткий крик:

- А-А-А-А-А-А-А!!!

В какое-то мгновение мы решили, что это Хайретдинов пришёл получать обед, увидел, что сделалось с его «Завтраком туриста» и взревел, как стадо бизонов. Хихикать мы принялись пуще прежнего, но усиленно закрывали себе рты ладошками, чтобы не «спалиться». Тут, на «сцену» нашей самодеятельной комедии, в самом деле, ворвался Хайретдинов. Мампель так жутко орал, что Хайретдинову пришлось лич-чно прибыть с проверкой, кому там срочно понадобилась медицинская помощь. После этого они орали вдвоём. Потому что варан в банке находился без масла и комбижира, он пригорел, задымился и, вдобавок к своим гнусным когтям, начал распространять невообразимое зловоние.

Мы перестали смеяться. Задуманная нами комедия стремительно перерастала в суровую драмму с двум буквами «м». До нас дошло, что люди, пережившие такие бурные эмоции, растерзают нас за «сценарий» и наделают из наших бренных останков консервов на весь Зуб Дракона на два месяца вперёд. Без бульона и с поджарками.

Из-за желания пожить хотя бы ещё немного, мы решили уйти по-английски, наплевав на задуманный ранее сценарий. Стыренную с кухни банку настоящего «Завтрака туриста» пришлось молча сожрать в три угрюмые хари. Ну, не выкидывать же, в самом деле, продукты питания? Поверьте, никакого удовольствия от такой еды мы не испытали. Просто уничтожили следы.

На наше счастье Мампель и Хайретдинов подумали, что варан забрался в банку по своей собственной инициативе, выжрал обед, приготовленный для прапорщика и изжарился там из-за своей природной тупости. То, как Миша орал, то как он побледнел, даже через слой тротиловой копоти, это всё натолкнуло Хайретдинова на мысль о том, что Мишка не притворялся.

А значит варан – сам!

26. Вараны и орлы. Флора и фауна Война в Афганистане, Длиннопост, Афганистан, Ветераны, Воспоминания, Дневник, Самиздат
Показать полностью 2

27. Смертничек

Словом «смертничек» в нашем горнострелковом батальоне называли опознавательный медальон военнослужащего, введенный в Красной армии приказом Реввоенсовета в 1925 году. Это устройство состояло из пластикового пенала с бланком

27. Смертничек Война в Афганистане, Длиннопост, Афганистан, Ветераны, Воспоминания, Дневник, Самиздат

и предназначалось для хранения всех необходимых сведений о бойце. Придумано это для того, чтобы патологоанатомам было проще составить себе мнение насчёт останков, если произойдёт что-нибудь нехорошее.

В Советской Армии «восьмидесятых годов» на территории Советского Союза солдатам и сержантам срочной службы опознавательные медальоны не выдавали. А за территорией Союза произошло вовсе наоборот. Едва мы прибыли в Баграм, перед началом Панджшерской операции, нашу роту застроили и поставили задачу каждому солдату заполнить «смертничек». По понятным причинам, мы сразу же догадались, что прогулка в Панджшер будет сущей безделицей, настроение у меня сделалось очень жизнеутверждающим, захотелось петь, плясать, собирать в поле цветы и наслаждаться пением птиц. Потому что, был шанс, что вижу это всё в последний раз.

«Ну и хрен с ним, раз в последний», - подумал сам себе я, ибо в гвардейском 365-ом полку в/ч 44077 меня научили, что советский солдат никогда не очкует, он сделан из брони и бетона. Как говорил кто-то из великих: - «Смелого пуля боится, об смелого гнуться штыки».

На этой патриотической ноте командир роты старший лейтенант Рязанов приказал Старшине выдать личному составу, то есть нам, опознавательные медальоны военнослужащего. Бланки следовало заполнить шариковой ручкой, затем поместить в пенал, завинтить крышкой и разместить в карман своего обмундирования.

По обычной армейской логике, пеналов хватило не на всех. Рязанов перед строем, в доходчивой манере, привёл цитату из расхожего армейского фольклора:

- Убили знаменосца - возьми автомат другого!

Эта фраза обозначала, что каждый боец, кому не досталось пенала, обязан проявить смекалку, находчивость и крепость морального духа. Он должен выдернуть пулю из патрона, высыпать из гильзы порох себе под ноги. После чего, задача сводилась к предыдущей: заполнить бланк, разместить в опустевшую гильзу, заткнуть ранее выдернутой пулей и упаковать в карман обмундирования. Как вариант, Ротный разрешил навесить гильзу с посмертной запиской на шею при помощи ниточки. Да-да, в армии всё устроено именно так: если командир разрешит бойцу надеть штаны, то боец будет щеголять в штанах, а если не разрешит, то это будет называться «форма номер один».

Большинство бойцов нашей роты не захотели носить на шее верёвочку с патроном и разместили «смертнички» в маленькие карманчики армейских брюк, которые промежду собой мы называли словом «пистон».

По прибытии в Панджшер наша рота заняла господствующие высоты в горах вокруг н/п Руха и организовала там посты боевого охранения. Лично я угодил на пост №12 Зуб Дракона. В одну из холодных, бесконечно длинных ночей, я сидел на этом Зубе, точнее, на армейском ящике из-под гранат и дежурил изо всех сил с пулемётом в руках. В третьей декаде ночи, на Третьей точке, в третий раз неожиданно сработала сигнальная мина. Понятное дело, что началась стрельба, в скалы полетели ручные гранаты. Как обычно, на двенадцатой секунде войны, на место событий прибыл Комендант поста прапорщик Хайретдинов с автоматом наперевес, устроил рёв и мат. Душманы от такого оборота событий сделались деморализованы, дезорганизованы и принялись грустно сожалеть, что рыпнулись ночью на наш пост. Мне стало ясно, что вот-вот их плотные колонны дрогнут, начнут откатываться назад и выйдут из сектора моего обстрела. А в секторе моём кромешная была темнота. Но, это нисколечко не означало, что там не могло находиться плотных колонн душманов. Если человек не видит суслика, это не значит, что суслика нет. Та же логика могла быть применима к душманам. Иначе, для кого Комендант так громко и круто матерился?

С этими героическими мыслями я принял решение открыть кинжальный огонь по душманскому флангу. У них, точно, в этом месте темноты должен быть фланг. А как же иначе? Из-за этих логичных рассуждений и ещё немного из-за скуки, я нажал на спусковой крючок. Мой пулемёт дал в темноту короткую очередь, после чего неожиданно для меня заглох, как мотоцикл без бензина.

- Чё за хрень, - подумал я сам себе, - где мой кинжальный фланкирующий огонь? Как могло случиться, чтобы ручной пулемёт Калашникова вдруг перестал стрелять? Так не бывает.

В полных недогонках я передёрнул затвор и повторно нажал на спуск. Выстрела не произошло. Я передёрнул ещё раз, снова нажал на спуск. В ответ снова раздалась тишина. В третий раз я потянул на себя рукоятку перезарядки и обнаружил, что с каждым передёргиванием затворная рама закрывалась всё меньше и меньше. А темнота кругом была настолько плотная, что я мог действовать только наощупь.

В кромешной тьме я вынул из бойницы пулемёт, положил себе поперёк коленей, решил снять крышку ствольной коробки. Обстановка на посту достаточно сильно склоняла к нервозности: вокруг в разные стороны метко палили мои товарищи, попадали по скалам, от скал летели и выли рикошеты, в хаотическом порядке гремели разрывы гранат и некультурная брань Коменданта. В такой ситуации мне очень захотелось, чтобы руки мои не дрогнули, детали пулемёта из них не выпали, никуда далеко не укатились в темноте. Ищи-свищи их потом в куче стреляных гильз.

Снял я крышку, запустил пальцы в кишечник пулемёта и обнаружил тройное утыкание. То есть, три патрона один за другим уткнулись в патронник и торчали там, как вилка выше обратной стороны коленок.

Выковырял я патроны из патронника, бросил под ноги, не захотел в темноте, в ходе боя, вставлять их в пулемёт второй раз. Боеприпасов было много, поэтому меня занимали не патроны, а причина, из-за которой они не пролезли в ствол. Отчего такое могло произойти? Можно было, конечно, собрать пулемёт обратно и притвориться, что я всё починил, бросил на пол патроны и всё стало нормально. Но, мы же не дураки, мы же - советские солдаты. Нас в школе, на очень полезной для долголетия дисциплине НВП (начальная военная подготовка), грамотно и методично научили обращаться с автоматом Калашникова.

Мне показалась логичной мысль, что, ствол был чем-то заткнут, из-за этого патрон не мог пролезть внутрь. Что туда могло попасть было не ясно, тем более, что пулемёт сделал несколько выстрелов. Но патроны-то в ствол не пролезли. Я решил исследовать канал ствола на предмет засора, вытащил со штатного места шомпол, закинул в ствол. Шомпол звякнул в стволе и застрял, не вывалился внутрь ствольной коробки. Понятное дело, что упёрся в засор. За моей спиной нависала огромная скала я ударил в неё стволом с торчащим из него шомполом. Шомпол выбил засор, с мелодичным звоном влетел внутрь пулемёта.

На уроках помянутой мной НВП (начальной военной подготовки) меня и моих одноклассников обучили разбирать и собирать автомат Калашникова с завязанными глазами. Собрал пулемёт в темноте я секунд за 20-30, высунул в бойницу, открыл огонь во фланг плотной колонны душманов. Душманы очканули и подались наутёк. Обороноспособность поста Зуб Дракона восторжествовала, оставалось лишь узнать, что за предмет находился в канале ствола моего пулемёта.

Утром, после рассвета, я поднял с пола своей башенки три целых патрона, гильзу, пулю и бумажку с надписью: «Рядовой Орлов Андрей Викторович. 7 рота. Город Всеволжск, Ленинградской области». Бумажку обожгло вспышкой капсюля, прожевало через внутренности пулемёта, но каракули на ней вполне читались.

- Что это всё обозначает? – С долей удивления подумал я.

Этот натюрморт обозначал, что Орёл в Баграме заполнил «смертничек», запихал в гильзу с целым капсюлем и заткнул пулей, но пулю разместил не задом наперёд, а передом наперёд. Затем положил это всё в карман своих армейских штанов. Острая пуля, во время эксплуатации обмундирования, проткнула в кармане дырку, патрон вывалился на поверхность планеты Земля.

Ну, а, там-то, его пионЭры

подобрали с планеты ЗемлИ

и, приняв безопасности меры,

в райотдел КГБ отнесли.

А если не выпендриваться, но говорить нормальным русским языком, то этот патрон подобрал я.  Потому что негоже топтаться солдатскими гамашами по хлебу и по боеприпасам. Это такая русская народная примета. И узбекская, кстати, тоже.

Внешне подобранный мной патрон ничем не отличался от всех остальных, поэтому я зарядил его в магазин пулемёта и принялся изо всех сил сторожить южные рубежи Отечества. Потом наступила ночь, из-за ночи сделалась темнота, в темноте я открыл огонь во фланг душманской колонны. А дальше мы уже знаем, что получилось.

27. Смертничек Война в Афганистане, Длиннопост, Афганистан, Ветераны, Воспоминания, Дневник, Самиздат

По утру я разгадал выпавший на мою долю ребус, сокрушенно покачал коротко стриженной башкой и потопал к Андрюхе Орлову, понёс ему про… потерянный им «смертничек». Пока пробирался через скалы, улыбался как картина Лэ.Давинчи «Монна Лиза», представлял, как засуну с размаху Андрюхе в очко предмет, который заставил меня ночью сильно переволноваться. Но улыбка моя почти сразу сменилась на гримасу недоумения. Потому что из скал Третьего поста раздались весёлые ноты марша «Парад-але»:

- Тра-та-тара-дара-дара! Тру-ту туру-дуру-дуру! – Кто-то самозабвенно исполнял на губах старинный цирковой марш. Я подумал, что у кого-то от бессонной ночи сделалось нехорошо с головой и прибавил шагу.

На Третьем посту, на зелёных ящиках из-под гранат, как в партере цирка, со счастливыми улыбками на лицах сидели Саня Манчинский, Петя Слюсарчук и Миша Гнилоквас. Они восторженно смотрели на паясничавшего посредине территории Андрюху Орлова. Раздетый до пояса Орёл стоял на полусогнутых конечностях в позе силового жонглёра, с отставленной в сторону Хисарака задницей, и изображал невероятную пантомиму. Он размахивал пустым ящиком из-под патронов, на котором отчетливо выделялась заводская надпись «29 кг».

27. Смертничек Война в Афганистане, Длиннопост, Афганистан, Ветераны, Воспоминания, Дневник, Самиздат

Орёл изображал, будто в его руках офигенно тяжелая гиря. Он выжимал её над головой, опускал с размаху между ногами, рывком снова вздымал вверх, подседал под этот спортивный инвентарь, всем своим существом показывал тяжесть, мощь и инерцию атлетического снаряда. На вдох и выдох он речитативом декламировал речёвку своего личного сочинения:

- Нахер все шашки! - «Гиря» пошла вверх.

- Шахматы - к чёрту! - «Гиря» пошла вниз между расставленными ногами.

- Занимайтесь, ребята! – Орёл присел, рывком вознёс «гирю» над головой.

- Гиревым, сука, спортом! – С деланным усилием Орёл встал, удерживая «гирю» на вытянутой руке над головой. Он вибрировал всем телом, якобы от натуги, затем изящным движением отбросил, ставший вдруг лёгким ящик. С театральным пафосом, вытянул вперёд руку, громко провозгласил:

- Граждане! Занимайтесь гиревым спортом! Он развивает силу, ловкость, выносливость... И боковое зрение!

Заключительный аккорд речитатива опрокинул зрителей на спины. Они задрали к Афганскому небу ноги, принялись ими мелко сучить и дружно ржать. Подчиняясь чувству солдатского коллективизма и солидарности, я тоже шлёпнулся на тропу, тоже задрал к небу свои гамаши. Тоже громко заржал.

- Ну, чего припёрся?! – Орёл выдержал паузу, предназначенную для групповой ржаки, затем важно обратился к прибывающей публике в виде меня:

- Занимай места - согласно купленных билетов!

После окончания приступа хохота я поднялся с тёплой Афганской земли, протянул Орлу на открытой ладошке записку, гильзу и пулю:

- На! Это тебе оплата за билет. Не теряй больше. А пулю вставь остриём внутрь гильзы. Чтобы карман не протыкала.

- Ё-маё, Димон! – Орёл в мгновение ока перестал улыбаться. Он с ужасом смотрел на протянутую к нему ладонь.

- Чё, ё-маё? Это не ты, это я говорю «ё-маё»! Из-за этой хрени мне ночью пулемёт заело.

- А ты мне теперь отомстил? Тоже мне, друг, называется.

- При чем здесь отомстил? При чем здесь, друг? Ты потерял, я нашел и вернул.

- Когда я потерял, я-то решил, что всё, повезло мне - Костлявая мимо пройдёт. Решил, что не понадобится мне «смертничек»! А ты мне его снова принёс. Ещё и через пулемёт пропущенный. Кто ж такие вещи возвращает?!

- Андрюха, ты чего? Ты завязывай… - Опешил я от неожиданного оборота событий. Только что Орёл паясничал и веселился, а тут, в долю секунды сник, осунулся и, как будто бы, даже, постарел. От неожиданности я застыл с протянутой к нему ладошкой, забормотал бессвязные слова:

- Да это всё брехня, Андрюха, завязывай…

- Я завязал. – Орёл сгрёб с моей ладошки протянутые ему предметы и побрёл в СПС. – У меня отдыхающая смена. Так что я – всё, я завязал.

Орёл встал на четвереньки, заполз в проход СПСа, завешенный одеялом.

- Что ты ему такое принёс? – Миша Гнилоквас поднялся с зелёного ящика, с его лица ещё не успела сползти улыбка. – Орла так перекосило, будто ты ему Черную Метку вручил.

- Блин, ещё один! Миша, вы сговорились сегодня? Это просто его патрон, с его запиской. Понимаешь? Просто - патрон!  Колдунов не бывает, мистики не бывает! Не нагоняй жути, это всего лишь патрон!

- Ладно, успокойся. – Миша тоже помрачнел и перестал улыбаться. – Ты уже это сделал. Ты уже отдал.

- А, ёп-перный театор, лучше бы, я эту херь за бруствер выбросил! – Я в сердцах плюнул под ноги, развернулся и пошел с Третьей точки.

- А я тебе за это и толкую! – крикнул Миша мне в след. – Лучше бы ты выбросил!

Показать полностью 3

28. Трубка

После очередного, бесконечно длинного ночного дежурства, нас с Бендером сменил Шабанов. Андрюха заступил на пост в траншею Олега, поднял к глазам бинокль, принялся гипнотизировать Хисарак. Мы с Бендером поползли на карачках в крытый плащ-палаткой СПС до компании к Ефремову и Хайретдинову.

В СПСе Бендер расселся по-турецки на пыльном матрасе, подтащил к себе за лямку вещмешок, развязал горловину, порылся в содержимом и выложил на матрас пять оранжевых пачек «Донских» сигарет:

- Вот и всё. Последние сигареты. На потом ничего не осталось. Если с караваном не пришлют курево, то уже послезавтра будем сосать лапу.

Ефремов, сидевший рядом с Бендером, вытащил из-под спины свой вещмешок, вынул из него две пачки «Ростова» с фильтром, бросил их в общую кучу:

- Вот. У меня тоже последние.

- Спасибо, конечно. – Бендер подобрал «Ростов», протянул обратно Ефремову. – Но это нас не спасёт. Надо придумать что-то основательное.

В этот момент мне на ум пришли воспоминания из прошлого. В детстве, когда я был ребёнком, мы с пацанами завсегда играли в индейцев. Общеизвестно, что у любого уважающего себя индейца непременно должна быть Трубка Мира. Поскольку мы себя очень уважали, нам пришлось закатать рукава и соответствующую трубку изготовить. Не из хулюганских побуждений, ни-ни! Исключительно из любви к искусству и исторической реконструкции. Курили мы в той трубке всякую фигню – листья дуба, листья клёна. Хвою сосновую пробовали курить. Дым этих снадобий был горький и отвратительный, от него мы кашляли и плевались, но трубку-то сделать умудрились.

В горах, на Зубе Дракона, я решил воспроизвести детский опыт рукоделия. Инструмента, правда, не было совсем никакого: ни ножовки, ни дрели, ни свёрл. Из приспособлений для деревообработки имелся лишь большой складной душманский нож. Поглощённый мыслями о босоногом детстве, я вытащил из кармана гимнастёрки нож и разложил.

28. Трубка Война в Афганистане, Длиннопост, Афганистан, Ветераны, Воспоминания, Дневник, Самиздат

- Хо-ба! Вот это да! – Бендер выхватил нож у меня из рук. – Хо-ба, хо-ба! – Он несколько раз проткнул воздух острием. - Классная штука! Где взял?!

- Фарид подарил.

- А-а-а-а… – Бендер сник, протянул мне нож обратно. – Даренное не дарят…

После небольшой «планёрки» на производственную тему, мы вчетвером почесали себе небритые репы и решили заняться изготовлением курительной трубки по предложенному мной проекту. В неё можно выпотрошить табак из бычков, которые валялись в изрядном количестве на территории поста. «Донскую» сигарету без фильтра невозможно было докурить до полного окончания табака. Бычок обжигал пальцы, его приходилось выкидывать. Если сделать трубку, то в неё можно будет «заряжать» остатки табака из подобранных с земли окурков. Мы имели шанс получить доступ к ценному табачному ресурсу, который фактически валялся у нас под ногами.

Древесину, как конструкционный материал, было решено извлечь из бруска от гранатного ящика.

28. Трубка Война в Афганистане, Длиннопост, Афганистан, Ветераны, Воспоминания, Дневник, Самиздат

После недолгих дебатов мы договорились кто и как будет вести наблюдение, кто будет на посту, а кто пойдёт кромсать ящик. В общем, мы с Бендером пошли кромсать ящик.

Долго искать конструкционный материал нам не пришлось, по понятным причинам, он валялся там, где его бросили. Под ребро усиления «приговорённого» ящика я засунул лезвие ножа и навалился всем салом на рукоятку. Чтобы оторвать ребро. Лезвие мягко и плавно согнулось в букву «Г», как будто оно было пластилиновое.

- Ну ты долба-ак! Такой ножичек испортил! – Бендер отпихнул меня от ящика, подхватил большую сапёрную лопату, с размаху засадил её под брусок. Тот, весело потрескивая, отскочил в сторону вместе с кривыми гвоздями.  

- Учись, студент! Лопата в умелых руках, это – оружие массового поражения.

Потом мы разогнули лезвие ножа просто голыми руками потому что оно было изготовлено не из стали, а из железа-сырца не очень хорошего качества. Или очень нехорошего качества. Оно легко гнулось и легко выправлялось, легко тупилось и легко затачивалось о любой плоский камень. Поэтому лезвие мы без особых усилий выправили, подточили, и довольно быстро выстругали из бруска заготовку. Пока брусок был длинный, его удобно было фиксировать. Брусок был уложен на ящик, Олег встал на него ногами, прижал своим весом. Получилось, вроде, как будто бы зажал в тиски. Олег стоял на бруске, а я методично строгал древесину и периодически подтачивал ножик. Снова строгал, снова подтачивал. Поскольку работать мне было удобно, я решил выпендриться, сделал трубке гнутый мундштук, как у «люльки» Тараса Бульбы. Потом мы отнесли заготовку трубки к Мампелю на «кухню». Нагрели на пламени аммонала автоматную гильзу и прожгли ею дырку для закладки табака. Олег держал брусок, я - прожигал. Потом я устроил в мундштуке «дымоходные» отверстия при помощи проволочной ручки от оранжевого дыма. Проволоку аналогичным образом нагревал на огне, затем прожигал ею древесину.

28. Трубка Война в Афганистане, Длиннопост, Афганистан, Ветераны, Воспоминания, Дневник, Самиздат

Лишние отверстия, оставшиеся после прожигания канала в изогнутом мундштуке, заткнули обломками спичек. Потом отрезали душманским ножом готовую трубку от бруска и обожгли изделие на огне до чёрного цвета. Лака для покрытия трубки у нас не было, мы несильно погрустили на этот счёт, затем пошагали к Хайретдинову с тем, что есть.

Набивал трубку потрошёными бычками, конечно же, Бендер. Он резонно предложил мысль о том, что последние сигареты надо курить ночью, на посту, накрывшись с головой плащ-палаткой. Чтобы не сдохнуть от холода и в сон сильно не морило. А днём надо курить бычки.

Мы все знали, что по Уставу курить на посту не положено. Но по Уставу не положено стоять на посту более двух часов кряду. После смены в два часа требуется отдых. И если солдат отстоял в карауле за сутки 4 смены по два часа, то завтра его в караул ставить нельзя. Обязательно должен быть перерыв хотя бы на сутки.

На Зубе Дракона реальность диктовала свои нормы несения службы. Поэтому наш Комендант резонно рассудил - если не делать солдатам на посту отдых с сигаретой под плащ-палаткой, то через пару дежурств ночью можно найти всех валяющимися на постах в нелепых позах. Поэтому, сигареты лучше оставить на ночь и позаботиться о том, чтобы солдаты прикрывали друг друга в то время, когда кто-то один курит под плащ-палаткой. Так было безопасней для всех.

Бендер набил трубку потрошёными бычками, по старшинству в воинском звании предложил раскуривать Ефремову. Тот раскурил трубку, затянулся, покашливая, передал Хайретдинову.

Табак в трубке был из самых окончаний окурков. Он был пропитан никотином, его высушило афганским солнцем и, плюс ко всему, мундштук усиливал горечь и крепость табака. По босоногому детству я это знал, ибо индейцы любили проводить эксперименты с разными курительными смесями… из бычков.

Крепкий, ядрёный, жгучий горлодёр потрескивал в чёрной трубке с изогнутым мундштуком. Трубка пошла по кругу из пяти человек. Все пятеро были счастливы. Наверное, только столитровая РДВшка воды могла сравниться с нашей трубкой по силе кайфа. Трубка объединяла нас, она делала нас хоть в чём-то счастливыми. Каждый, кто уходил с Зуба Дракона вниз, покуривал её на прощание и оставлял товарищам. А потом, когда последними с Зуба уходили мы с Олегом, трубку эту подарили Фариду в знак офигенного уважения. Не Ефремову. Могли найти его в полку и подарить. Он был бы рад получить такой подарок. Не Хайретдинову. Гакила Исхаковича мы еще часто встречали в батальоне, но и ему не подарили. Подумали: – «А, успеем. Сделаем ещё одну – красивую, пуще прежнего - и подарим Хайретдинову». Так рассудили из-за того, что служить нам предполагалось долго, если не убьют, а Фарида добрый Начкадр скоро должен был отправить на дембель. Поэтому выбор кандидатуры для подарка пал на Фарида. Он сохранил её до отправки домой, повёз в Союз в своём дембельском дипломате.

Но в Ташкенте на страже Октября стояли недремлющие таможенники, они отобрали трубку у Фарида. Сказали, что это средство для курения наркотиков, гандоны. С другой стороны, это натолкнуло на мысль, что мы с Олегом трубку сделали хорошо, раз таможенники оценили. Но, это произошло потом, позже. А летом 1984-го мы торчали на горе Зуб Дракона, а вертолёт поступил с нами как девушка в песне Полада Бюль-Бюль Оглы:

«Быть может ты заби-ила

На мой номер телефо-она»!

Дни шли, вертолёт к нам не прилетал, жрачки и сигарет у нас не добавлялось, а вовсе наоборот - убывало. Воду мы по утрам носили себе сами. Если бы не поступок Манчинского и Ызаева, то сдохли бы все уже две недели назад. А так держались каким-то чудом из последних сил.

В один из дней этого держания чудом за скалы, разбуженный полным восходом солнца, Комендант перекинулся парой слов по радиостанции с «Графиком», кинул на рацию наушники, грустно полез в карман гимнастёрки за сигаретами. Нашёл карман пустым, невнятно матюгнулся, пошарил взглядом по камням стенки. Нашёл в щели между камней трубку. Взял её, засунул внутрь мизинец. Обнаружил, что там тоже пусто.

- Слышь, студент! – Комендант пихнул меня, ровно сопящего под одеялом, в то место, где должно быть плечо. – Слышь?

- А? – Я высунул из-под одеяла голову. – Что, духи?!

- Нету духов. – За спиной Хайретдинова сидел на корточках и улыбался Ефремов.

– Табачно-половой кризис у прапорщика. Он руку в карман за сигаретами засунул, а там – хер!

За стеной СПСа на посту заржал Шабанов.

- А-а-а. У меня та же байда. – Я снова накрылся одеялом с головой. – Уже заварку пробовали курить - сказочный рыгомёт! Сейчас посплю малёха, потом пойду бычки искать в песке. Там ещё должны быть.

- Заварку не надо курить свежую. – Ефремов перестал улыбаться. – Надо промытую. А бычки не надо разбрасывать, надо складывать в баночку. Чтобы потом не просеивать через пальцы песок.

- Блин, что ж делать-то? – Хайретдинов грустно и медленно ощупывал свои пустые карманы.

- А ты себя перебори. Сделай над собой усилие. – Ефремов улыбался во всю ширину честного русского лица. На посту снова заржал Шабанов.

Из-под соседнего со мной одеяла вылез Бендер, сел на попу, запустил в боковой карман гимнастёрки руку, пошарил там. Вытащил четыре коротких, посеревших от времени окурка.

- Нате! Пейте мою кровь. Только вот этот, большой, это мне на потом! А то, как на карачках ползать, так все ползают. А как бычок найти, то это только Герасимович.

- Вот хохол хитрожопый! – Прапор при виде окурков повеселел. – Шабанов, клепай там трассер. А то пролетишь с куревом, как фанера над Парижем!

Андрюха Шабанов оперативно расклепал трассер. Трассирующий заряд с шипением прогорел. Андрюха забрался к нам в СПС с раскалённой до красна сплющенной пулей, сунул её в набитую табаком трубку, начал чмокать мундштук и выпускать клубы дыма.

- Ну ты мне почмокай, почмокай! – Бендер выхватил у Шабанова трубку. Сунул её себе в рот. – Это не свисток! Тут в себя тянуть надо. Тут всего – по две тяги на каждого.

Трубка пошла по кругу, дошла до Хайретдинова, он потянул дымок, зажмурился от счастья, как объевшийся сметаны кот. Выдохнул облачко дыма, передал трубку Ефремову. Подкрутил вверх концы своих усов, откинулся спиной на стенку СПСа.

- Ты, Герасимович, пойдёшь вечером вниз. Там караван для нас готовят. Надо провести. И смотри, чтобы сигарет нам отправили с караваном. От тебя в этом деле больше всех будет толку. Пойдёшь прямо к Коневу. В Штаб Полка. Скажешь, - Прапорщик вытянул перед лицом Бендера растопыренную пятерню и принялся загибать пальцы:

- Воды не сбрасывают (загнул палец), сигарет не сбрасывают (загнул второй палец), аккумуляторы не сбрасывают (третий палец), из всех средств наблюдения – бинокль, да сраная буссоль! Во всём остальном батарейки разрядились (4-й палец). Жратвы, если бы не духовская пайка, то мы сдохли бы уже от голода (заключительный палец)!

Хайретдинов сунул Бендеру под нос сжатый кулак:

- Они там охренели, что ли?! Вот так и скажешь Коневу. Понял?

Показать полностью 3

29. Караван

Вечером Хайретдинов отправил Бендера, в компании с кем-то, вниз, в полк. Чтобы завтра с утра пораньше они взяли под белы рученьки караван и сопроводили к нам, на гору Зуб Дракона. Мы уже усвоили, что здесь Афганистан, здесь не следует ходить поодиночке, поэтому на двух точках, на Второй и Третьей сделался некомплект бойцов.  В результате оного происшествия мне и Андрюхе Шабанову предстояло дежурить всю ночь напролёт без смены и отдыха, потому что, сменять нас было некому.

Вечером я заступил на свой пост, забрался в каменную башенку, расположился на пустом ящике от гранат. Одной рукой уцепился за рукоятку снятого с предохранителя пулемёта, другой рукой скрюченными пальцами принялся гонять егозивших под обмундированием насекомых. Как они задрали! Это было что-то невозможное. Если бы до армии мне кто-нибудь сказал, что у меня будут вши, я полез бы драться. А сейчас, они у меня, не просто, появились. Их – полно! Они у всех. Они повсюду. Откуда они взялись?! Падлы такие…

В самый трогательный момент, когда я трогал себя скрюченными пальцами за разные места и прочие подмышки, за моей спиной появился Андрюха Шабанов. Мне захотелось провалиться внутрь гранатного ящика от стыда, я подумал, что он начнет дразнить меня за весьма двусмысленные телодвижения. Но неожиданно для меня Андрюха сказал совсем другое:

- Слышь, Димыч, Серёга Губин тебе друг был?

- Нет. Он мне был как брат.

- Я думаю, что с ним всё нормально будет. Он разговаривал, когда его понесли. Значит, всё нормально будет.

- Мне ноги его не понравились. Он не шевелил ими. Первый шприц-тюбик я воткнул ему в бедро, а он даже не дёрнулся. Ты видел, какая там толстая игла? А он не почувствовал. Боюсь, что ему позвоночник задело. - Я оторвался от пулемёта, повернулся к Шабанову.

Андрюха стоял, закутанный в плащ-палатку с автоматом поперёк груди.

- Всё нормально будет. У нас медицина знаешь какая? Поставят Серёгу на ноги. А в это время я пока побуду твоим братом.

- Спасибо, Андрюха.

- А потом мы выйдем на дембель, вернёмся домой, каждый родим по сыну и назовём Серёгой. Олег тоже сказал, что сына назовёт Серёгой.

- Спасибо, брат.

- Так, ребята, всё! Начинает темнеть. Разошлись по местам, – из СПСа вылез Ефремов. – Давайте, смотрите в оба, а я пойду по постам пройдусь. Не застрелите меня, когда буду возвращаться.

Ночь прошла, как обычно: на стрёме, в жутком холоде и неуюте. То Хайретдинов, то Ефремов, периодически обходили посты. Мы в темноте окликали их. Ефремов снова отвечал, что он, якобы, «лейтенант Барабанов». В общем, всё было как всегда, но почему-то, без происшествий.

Утром солнце полезло из-за хребта на небосвод. Мы с Андрюхой сошлись, забрались в большой СПС, который построили в качестве столовой. Мазык с Бендером извлекли из цинка от гранат АГС-17 желтую дощечку, написали на ней «Iдальня» и установили на стенке этого СПСа. Мы с Андрюхой забрались в эту «Идальню», расселись под лучами золотистого солнца и принялись надеяться, что нас когда-нибудь согреют. Смену ждать было бесполезно, менять нас было некому. Но без мечты жить унизительно, поэтому мы изо всех сил стали ждать завтрак.

После завтрака рация сообщила, что к нам вышел из Рухи караван. Хайретдинов загнал меня немного поспать на пыльном матрасе, чтобы я набрался бодрости (или борзости) и пошел каравану навстречу. С толстым удовольствием я завалился, куда сказали, и утратил контроль над текущей оперативно-тактической ситуацией.

К обеду меня разбудили, накормили горячей едой и отправили встречать наших. Караван поднимался быстро. Ясно было, что они придут засветло, я потопал к ним навстречу с ручным пулемётом наперевес. Обнаружил их недалеко от последнего подъёма к хребту, примерно в том месте, где оставлял свой вещмешок. До окончания мучений пацанам надо было пройти метров пятьдесят, может быть, семьдесят. Впереди всех карабкался на гору Бендер, он лез по круче между скал, осыпал вниз пыль и мелкие камешки, бодро и энергично показывал дорогу каравану. За ним пыхтели и сопели два «чижика» из восьмой роты и какие-то дембеля, видимо, оттуда же.

Бендер поднялся ко мне на хребет пыльнючий и потнючий, я обнял его, забрал вещмешок, закинул себе на горб. Потому что я был отдохнувший, а Бендер подзадолбался на подъёме. И вообще, друзья всегда должны помогать своим товарищам, даже если тяжело или страшно.

Бендер вытащил из нагрудного кармана гимнастёрки пачку «Донских» сигарет, протянул мне, затем заговорил сквозь прерывистое дыхание:

- Тут в караване есть пацан, Ваня зовут. Он офигительный земляк из-под Львовщины. Щя тебя познакомлю. Вон, смотри, вон он, метров десять ниже нас. Вот этот, который остановился.

Не успел я внимательно разглядеть физиономические особенности пацана, который остановился, как ему под зад дал смачного пинка один из дембелей восьмой роты. Ваня был «только с вертушки», он не наловчился шпарить по горам, на самом крутом подъёме забуксовал. Дембель упёрся в него, осерчал и дал пинка, мол, освободи лыжню!

- Ах, ты, скотина! – Бендер скинул с шеи ремень от «снайперки», в два прыжка преодолел расстояние, отделявшее его от Вани. Благо, тяжелый вещмешок находился уже на моих плечах.

Олег, не обременённый грузом, спрыгнул на тропу между Ваней и дембелем, ударил «с двух рук» винтовкой поперёк груди «дембеля». Тот отлетел от толчка, но не упал, удержался на ногах.

– Только тронь ещё моего земляка! Я тебя здесь закопаю! Своими руками похороню! - Олег замахнулся прикладом на отлетевшего обидчика. «Дембель» попятился, закрылся от приклада поднятой вверх ладошкой. Как будто она защитит.

Согласно логике неуставных взаимоотношений, «дембель» являлся лицом неприкосновенным, он мог вытворять всё, что ему заблагорассудится, и никто не мог ему слова сказать. За нанесение побоев «лицу неприкосновенному» все старослужащие солдаты, расположенные в окрестностях, обязаны были сбежаться к месту происшествия, навалиться толпой на Бендера, растерзать его на мелкие куски и скормить останки пираньям. Чтобы предотвратить такое развитие событий, я снял пулемёт с предохранителя, поднял к плечу приклад и навёл ствол над головами тусующихся. Стрелять на поражение в своих однополчан я не собирался: после нападений душманов на наш пост, у меня сформировалось устойчивое убеждение, что длинная пулемётная очередь, пущенная над головами с выгодной позиции, придаст любому конфликту мощный импульс миролюбия. Однако, на мне это было «не написано». Пожалуй, даже наоборот, «написано» на моей внешности было то, что я более походил на дикого человека, нежели на «молодого» бойца ВС СССР. За несколько недель, проведённых в горах, я неопрятно оброс щетиной, изрядно испачкал и помял своё обмундирование. В общем, выглядел я весьма недружелюбно.

29. Караван Война в Афганистане, Длиннопост, Афганистан, Ветераны, Воспоминания, Дневник, Самиздат

На фотографии гвардии рядовой второго ПДВ 6 ПДР 350 ПДП кавалер –ордена Красной Звезды, Михаил Буданцев, очень отважный парень.

Как ни странно, привносить со стороны импульс миролюбия не понадобилось. «Дембель» струсил, побледнел, как простыня, несмотря на слой горной грязи и пыли, попятился от Олега назад с перекошенным от страха лицом, не сказав ни слова. Хоть бы на хрен послал, хоть бы угрозу какую-нибудь высказал, мол, придёшь в расположение – там с тобой посчитаюсь. Ничего подобного не произошло. Бендер наглядно продемонстрировал всему каравану кто есть кто. Пинать деморализованного, подавленного вновь прибывшего «чижика» мог только трус и ничтожество. Не удивительно, что этот негодяй поджал хвост, как только получил отпор от «молодого». А ещё на хребте маячил пулемётчик, с которым Олег только что обнимался. В общем, «дембель» очканул и его дружки тоже. Они обязаны были подняться на хребет и принять самые строгие меры против солдата, направившего боевое оружие на своих. Но они этого не сделали, побоялись «дёргаться» в горах на двух «молодых» с неадекватным поведением.

Нас с Олегом и Ваней было мало, а «дембелей» много, больше десятка. Правда, я находился на хребте, выше всех, а в горах кто выше, тот сильней. Но ещё раз говорю: стрелять на поражение в товарищей по оружию недопустимо ни при каких ситуациях. Поэтому за «наезд на личность» надо бить любителя «дедовщины» в рыло! Только в рыло!

Как положено всем уважающим себя очкунам, «дембеля» прикусили языки и почапали на подъём.

После того, как мы вылезли на хребет, я дал в воздух короткую очередь. Так приказал Хайретдинов, чтобы он мог понимать, где находится караван. Очередь я должен был дать короткую, но у меня получилась длинная. Потому что в очередной раз я решил выпендриться и поднял пулемёт вверх стволом одной рукой. Левой. Типа, смотрите все, какой я силач – одной левой могу!

Жалко, что Фарид не прочитал мне лекцию о том, что оружие надо держать так, как предусмотрено конструктором. После того, как я нажал левым указательным пальцем на спуск, пулемёт выстрелил. Из затвора выкинуло горячую стреляную гильзу, она угодила прямо мне в немытое лицо. Гильзы у пулемёта справа вылетают, поэтому не надо держать пулемёт левой рукой, надо держать правой. Тогда гильзы полетят не в тебя, а как минимум, в сторону.

После того, как мне под глаз ударила горячая гильза, раздался следующий выстрел. Вторая гильза лягнула меня туда же, под глаз. Затем третья, четвёртая и так далее. От резкой боли я вошёл в ступор, никак не мог понять, что происходит. А пулемёт всё стрелял и стрелял в воздух, выкидывал гильзы мне прямо в пятачину. После седьмого или восьмого выстрела я догадался отпустить спусковой крючок. Хорошо, что я шел первым, никто не заметил моего тупого поступка. Это был бы полный позор! Я чуть ли не плакал от боли и обиды.

Примерно через полчаса мы пришли с караваном на пост Зуб Дракона. Хайретдинов разместил всех возле блиндажа, сказал, чтобы вытряхнули из вещмешков принесённое имущество и сильно-пресильно отдохнули. Потому что, он больше не оставит у себя на посту чужих людей на ночь. Чтобы никто чужой не шлялся в темноте по территории поста и не попадал под пулемётную очередь своего часового.

После того как бойцы из каравана отдышались и отпились, Хайретдинов поставил им следующую задачу:

- Благодарю за службу, бойцы! А теперь, как говорила моя училка немецкого: «Уёбензебитте, дорогие товарищи»! Все шагом марш в пункт постоянной дислокации полка!

После того как Хайретдинов «расправился» с караваном, мы всем коллективом Второй точки принялись слушать доклад Бендера. Он расселся в «Идальне» по-турецки, в центре круга, сделанного из нас, закурил свежепринесенную сигарету. Олег оказался в центре внимания и немедленно превратился в звезду местного значения.

Рядом со Звездой, то есть, рядом с Бендером, Ефремов поставил на песок жестяную банку с крышечкой, из-под растворимого кофе. В неё следовало складывать бычки, а не разбрасывать по территории. Кофе в банке давно уже не было, значит, побудет хранилищем для бычков.

Каждый из нас закурил по сигарете, затем все принялись с нетерпением ждать «сольного выхода» оратора. Бендер выпустил в воздух облачко дыма и принялся вещать:

- Ну, вечером, я как пришёл, то сразу метнулся в штаб. Как товарищ Прапорщик приказал, так я сразу же сделал. – Пых… облачко дыма полетело вверх. – А поскольку я попёрся в штаб прямо со спуска, то вид у меня был, ясное дело, немытый и небритый. А уже темнело. Ну, я и завалился в кабинет к Коневу с винтовкой и с бородой. Так-то я винтовку ношу поперёк груди, чтобы оптический прицел под мышкой не тёрся. А тут же, в кабинет надо было войти, винтовка не помещалась в дверной проём. Ну, я перехватил её, левой рукой дверь открыл, правой винтовку в дверь просунул и сам ввалился. А винтовка Коневу прямо стволом в грудь упёрлась. Он от меня, ка-а-ак прыгнул! Я ж небритый, я же с бородой! Тут он белый сделался весь, мне даже в полумраке стало заметно. Он чуть ли не засветился, как фосфорный. Я ему грю: - «Так и так, с Зуба Дракона к Вам Хайретдинов прислал!». А он ещё больше побледнел и уже за сердце хвататься начал. И глаза закатывать. Решил, что вот, конец его настал! Хайретдинов, как обещал, так и направил к нему головореза своего, убийцу, на ночь глядя!

- А-А-А-А-А-А!!! А-ГА-ГА-ГА-ГА!!! – Прапор заржал, широко открывши рот на все тридцать два зуба.

- О-О-О-О-О-О!!! О-ГО-ГОГ-ГО-ГО!!! – Подхватил Ефремов.

- И-хи-хи-хи… – Потихонечку захихикали мы с Шабановым. Это ж так приятно, когда твой сослуживец обсирает твоё начальство.

- Ясно, что, когда я сказал, что Хайретдинову нужны сигареты, аккумуляторы и батарейки… – Бендер дал нам проржаться и продолжал со своей ехидной улыбочкой. – То отказа мне не было ни в чём. Он как услышал про батарейки, так у него и отлегло. А то уже и голову назад запрокидывал. Я думал, ещё чуть-чуть, и он на пол шлёпнется.

- А-А-А-А-А-А!!! А-ГА-ГА-ГА-ГА!!! – Прапор.

- О-О-О-О-О-О!!! О-ГО-ГОГ-ГО-ГО!!! – Ефремов.

- И-хи-хи-хи… – Потихонечку мы с Шабановым.

- Если бы я сразу прошарил, что так будет, то надо было к нему в кабинет из-за двери выскочить и так: «У!!! – на него. – Ага, попался!!!». Тогда бы я в его кабинете сам с собой разговаривал.

Мы долго и с удовольствием ржали над байками Олега. А что нам ещё оставалось делать? Театра-то у нас не было, вот мы и устроились поржать в цирке одного актёра. Мы все видели Конева и знали, что он высокий, атлетически сложенный человек, грамотный военный и отважный мужик. Он не стал бы закатывать глаза, а засандалил бы нашему Олегу Палычу в бубен и с одного раза снёс бы его с копыт за дверь кабинета. И ещё шесть квадратных метров Олег скрёб бы пятой точкой, вытирая пол коридора. С одной подачи – БАХ! – и драные носки дымятся на СПСе…

Мы все это прекрасно понимали, но не сказали Олегу: - «Хватит заливать! За буйки-то не заплывай!». Наоборот, мы ржали над его враками, морально поддерживали его «пургу» и гоготали в СПСе на весь пост Зуб Дракона. Произошло это от того, что мы много дней без смены находились в глухих горах без кинофильмов, радиоприёмника, без книг, газет и новостей. С людьми так поступать нельзя. Если личный состав торчит на горе в пыли и грязи без сна, без нормального питания, в стужу и в жару, то он должен понимать для чего это нужно. Категорически необходимо работать над содержимым мозгов личного состава. Либо посредством искусства, либо политинформациями. Если этого не сделать, то военные начнут считать начальство дурней себя, начнут ржать над ним и ни к чему хорошему это не приведёт. Второй Закон Термодинамики чётко сформулировал: в замкнутых системах все процессы идут только с увеличением беспорядка (энтропии), но никогда с уменьшением. А это обозначает, что хорошие вещи сами по себе никогда не случаются. Сами только вши заводятся, да прыщики выскакивают. На остальное требуется затратить трудный труд.

Показать полностью 1

30. Дагир

Долго мы смаковали подробности вечерней выходки Олега в штабе полка, развивали тему и так, и сяк. В конце концов все проржались и рядовой состав удалился от Ефремова с Хайретдиновым. Мы трое заныкались в скалы, там Олег вытащил из своего вещмешка виноград. По пути движения с караваном из Рухи на Зуб Дракона он нарвал в Дархейле много спелых гроздей и большое количество листьев. В одной из фляжек, под моим чутким химическим руководством, пацаны замутили закваску для бражки. Фляжку спрятали, зарыли в горячий песок среди скал. Распределили по очереди кто будет периодически к ней приходить, откапывать и выпускать переполняющий её углекислый газ. Чтобы не разорвало флягу.

После изготовления закваски, винограда осталось много. Мы решили раздать его командованию и пацанам. Начали «раздачу», ясное дело, с Хайретдинова и Ефремова. Это уж так в армии положено, чтобы начинать с командира. Припёрли мы несколько гроздей в крытый плащ-палаткой СПС, Ефремов взял одну, приподнял на ладони, как будто взвесил, посмотрел на нас и высказал: 

- Спасибо, ребята. Здесь, на горе, это дорогое угощение. Но ваши жизни дороже. Кишлаки капитально заминированы на маршруте следования вашего каравана. Вы могли подорваться, могли попасть под огонь наших постов охранения, могло всё что угодно произойти. На войне так нельзя. Поэтому в следующий раз я вынесу вам взыскание за отклонение от маршрута. Я предупредил.

Нам стало всё понятно: по заднице дают не за то, что сделал, а за то, что попался. Значит, в следующий раз с командиром делиться «награбленным» не надо… Но, это же фигня полная! Всё равно поделимся.

На всякий случай мы сделали виноватые рожи и ретировались из СПСа. Оставшийся виноград притащили к пацанам, расселись с ними на Третьей точке и принялись поглощать витаминную амброзию в весёлой компании. Потому что советский солдат – существо общественное, общительное и прожорливое.

В процессе чревоугодия Олег решил снова побыть звездой в центре внимания почтеннейшей публики и принялся рассказывать присутствующим новости. Понятное дело, что на войне новости бывают, в том числе, и про потери, а за время нашего «торчания» на горе они, к сожалению, случились.

Первым выбывшим из строя Олег назвал Дагира Апаева. Того сержанта, который на строевом смотре разгрузил военное барахло с ослика. Дагир погиб.

30. Дагир Война в Афганистане, Длиннопост, Афганистан, Ветераны, Воспоминания, Дневник, Самиздат

Как всегда, штабные работники в посмертной записке написали всякие глупости. Населённый пункт Олок расположен юго-западнее Рухи, но штабным нет никакой разницы, они поводили пальцем по карте, добавили пол монтировки влево, треть монтировки вниз и переврали обстоятельства гибели.

30. Дагир Война в Афганистане, Длиннопост, Афганистан, Ветераны, Воспоминания, Дневник, Самиздат

Не в Олоке Дагир погиб. Он в Мариштане подорвался. Командир группы, старший лейтенант Старцев, видел этот подрыв и рассказал, как всё произошло:

- Седьмого июня 1984-го года в Рухе, в ППД нашего батальона, прошел строевой смотр. После смотра я, с десятью бойцами, вышел из ППД в 10:30 утра. Мы пересекли реку Панджшер по подвесному мосту, н/п Дархейль у нас остался справа. Мы вошли в Мариштан. Там моя группа преодолевала каменную стенку. Половина бойцов прошла, а когда очередь дошла до Апаева, он спрыгнул со стенки и у него под ногами раздался взрыв. Видимо, мина стояла глубоко, веса нормального обыкновенного солдатика было недостаточно, чтобы мина сработала. А когда спрыгнул вот такой здоровяк, то нагрузка на крышку мины оказалась чрезмерной, и она взорвалась. Дагиру оторвало ногу. Ему наложили кровоостанавливающий жгут, а потом переставили. Решили поставить получше.

Поскольку подрыв произошел в заминированном кишлаке, вертолёт туда посадить было невозможно. Надо было вытаскивать сержанта на Тринадцатый пост. Вертолётная площадка находилась только там. А он же здоровенный такой парняга, килограммов под сто. И, как здоровый мужик, он на себя груза всякого военного навешал. Наверное, столько же, сколько весил сам.

После подрыва мы разделили между собой груз, который он нёс, его самого положили на плащ-палатку и потащили на пост. А теперь представьте в лицах: вышло из ППД десять человек. Один подорвался. В строю осталось девять. Четверо несли плащ-палатку с раненым. Одну только плащ-палатку с раненым тащить – это занятие, невозможное по напряжению сил. А на бойцах ещё груза всякого навьючено по самую плешку! И плюс к этому, разделили центнер, снятый с раненого. В результате скорость движения сильно снизилась. Да это, вообще, не скорость была и не движение, а переползание какое-то. Я только водил взглядом по горам и думал: – «Если душманы зажмут, вот здесь, в низине, то будет «весёленький» бой. Мы находились внизу, на горах над нами не было никого из наших, а у нас получился полный затык. Если что-то началось бы, то рассчитывать можно было только на себя.

В такой ситуации ни у кого, ни у одного бойца не возникло мысли, что раненого не надо вытаскивать. Все понимали, что это свой, это наш товарищ. Вытащить его из «затыка» - это святое!

В конце концов раненого вытащили на пост №13, вызвали вертолёт. Тот прибыл засветло. Сержанта Апаева погрузили, он был жив, его отправили в госпиталь. Позже из госпиталя сообщили, что сержант Апаев скончался от жировой эмболии. В крупный кровеносный сосуд ему попал либо кусочек костного мозга из разбитой кости, либо жир (комочек жира, эмбол), … хотя, какой у горного стрелка жир? Особенно, в ногах. Там только мускулы. Но, как бы то ни было, а в крупный разбитый кровеносный сосуд что-то попало, может быть, сгусток крови; когда же он дошел до сердца, Дагир погиб Скорее всего это произошло из-за того, что при оказании первой помощи ему переставляли кровоостанавливающий жгут.

С Дагиром Апаевым я «познакомилься» на полигоне города Термез, в учебном 366-ом полку. Меня особо никто не спрашивал, хочу я знакомиться или не очень. Судьбина военная закинула меня в этот полк для прохождения курса молодого бойца, а Дагир там служил сержантом, заместителем командира учебного взвода гранатомётчиков РПГ-7. После окончания моего обучения, та же самая судьбина, распределила меня и сержанта Апаева в 365-й гвардейский мотострелковый полк, оттуда в 682-ой танковый полк в Баграм, по итогу и он, и я оказались в Рухе.

В Термезе, практически с самых первых дней своей службы, я видел сержанта Апаева с утра до вечера, а иногда и после вечера, на ночных стрельбах, например. Утверждаю с полной уверенностью, что он был одним из лучших сержантов нашей учебной роты.

30. Дагир Война в Афганистане, Длиннопост, Афганистан, Ветераны, Воспоминания, Дневник, Самиздат

На фотографии его грудь украшает нагрудный знак «Отличник советской армии» и это неспроста. В учебном полку невозможно было носить знаки, не вписанные в военный билет. Потому что вокруг нас были бескрайние пески и офицеры, офицеры и бескрайние пески. Пустыня – это не тайга, за пихтой не схоронишься. Поэтому все мы были постоянно на виду у начальства. За самовольное присвоение незаслуженного нагрудного знака, вездесущее начальство любому военному немедленно выписало бы суровую кару в виде наряда на какую-нибудь неприятную работу, а незаконный знак был бы решительно конфискован. Вне сомнений - если сержант Апаев сфотографировался в Термезе с нагрудными знаками «Гвардия», «Отличник», "Специалист 1 класса" и «Воин-спортсмен», значит он именно таковым и являлся: гвардейцем, специалистом первого класса, отличником боевой подготовки и воином-спортсменом.

После описания Старцевым обстоятельств подрыва, любому здравомыслящему человеку должно стать понятно, что основной причиной срабатывания мины явилась большая масса бойца и груза. Если бы Дагир весил, как все, то он прошел бы, как все, и остался бы жив. Но высокий, здоровый, сильный и выносливый сержант Апаев не увиливал от воинской работы, не филонил. Он личным примером показывал подчиненным ему солдатам, как надо вести себя на боевой операции в горах. Мог бы надавать подзатыльников тем, кто ниже его ростом и навьючить на них часть своей поклажи. Но в нашем батальоне такие выходки не практиковались, у нас служили офицеры гвардейского 365-го полка, соответственно, сержантов на должности они назначали таких же, как сами: правильно воспитанных в учебном подразделении, понимающих свои обязанности и хорошо подготовленных физически. В добавок к этому, Дагир Апаев перед призывом в армию успел поработать на сельскохозяйственном производстве чабаном. Он призвался в армию взрослым, самостоятельным человеком, имел опыт движения по пересеченной местности с грузом на плечах и умел пользоваться вьючным «транспортом». В горах Гиндукуш автотранспорт катался хреново, поэтому тот, кто мог использовать вьючных животных, тот имел существенное преимущество. Группа Старцева этим преимуществом пользовалась. У меня не возникает никаких сомнений каким образом Дагир оказался в группе Старцева. Старцев знал сержанта Апаева со времён службы в Термезае и забрал его к себе потому что Дагир был одним из самых полезных, лучших воинов. Прошаренный Старцев забрал себе Апаева, а Хайретдинову в группу отдали семь молодых бойцов, семь «салабонов» из десяти человек гарнизона. А дальше случилось то, что давно прописано в старинной военной мудрости: первыми погибают лучшие.

Не поспоришь.

30. Дагир Война в Афганистане, Длиннопост, Афганистан, Ветераны, Воспоминания, Дневник, Самиздат
Показать полностью 4

31.НЭ-НА-ВИ-ЖЮ!!!

Следующим бойцом, выбывшим из строя нашего горнострелкового батальона, оказался Рузи Байназаров. Он не погиб, но получил тяжелое ранение, я бы даже сказал, увечье. Он лишился глаза. Пацаны рассказали, как это произошло: на Тринадцатый пост напали душманы, гарнизон дал им отпор. В ходе боя Рузи вёл огонь из автомата через бойницу СПСа, и чрезмерно развернул автомат влево. Раскаленная гильза вылетела из ствольной коробки, стукнулась в камень бойницы и отскочила прямо в глаз. Глаз вытек. После такого ранения Рузи в строй больше не вернулся, его комиссовали, а я потом долго вспоминал свою выходку с пулемётом, - попытку пострелять в воздух с левой руки. Рузи вёл бой, как настоящий пацан, но ему не повезло. А я на ровном месте валял дурака, выпустил себе в лицо несколько гильз, и мой глаз остался целым. А Бендер после этого – некультурное хамло со своей присказкой, что каждый, кому повезло – дурак.

Когда я «по духанке» прибыл в Седьмую роту, Рузи Байназаров был «дембелем», ему до меня не было дела, а мне до него. Потому что «чижиков» гонять должны сержанты и «черпаки», а порядочному «дембелю», по примеру Яшки Нейфельдта, положено сутками напролёт лежать кверху пузом на нарах в обкуренном состоянии, и мечтать, как он поедет в Кустанай. Ну, либо, «с Лёлькой в Кисловодск». То есть в упитом состоянии представлять, как на берегу тёплого моря с прелестной барышней он будет наяривать … сгущёнку из ведра малой пехотной лопаткой, в обнаженных трусах. А мне, и всем молодым бойцам следовало вникать в суть происходящего в новом коллективе, запоминать много новых лиц, в том числе лица новых командиров. Если «душара» умудрялся запомнить кого-то, в числе первых, в этот сложный период жизни, то, значит, данный персонаж являлся выдающейся личностью. Он выдавался либо офигенным воинским званием, либо должностью, либо по росту должен был торчать надо всеми, как каланча.

Рузи Байназаров не обладал ни одним из трёх перечисленных качеств. По званию он был рядовой (эка невидаль). Должность занимал самую низкую - «стрелок», то есть простой автоматчик. И рост у него был неогромный, может каких-то 165 сантиметров. Тем не менее, этот пацан из Узбекистана запомнился мне сразу потому что, будучи дембелем, он не курил табака, не употреблял насвай и не пил спиртного. Вместо того, чтобы после напряженной двухлетней отдачи долга Родине расслабиться и пристраститься к куреву и бухлу, Рузи мобилизовал силу, волю и силу воли. В высокоорганизованном душевном состоянии он где-то «родил» спортивный инвентарь, затем стойко и мужественно измождал себя гимнастическими упражнениями. Целыми днями он качался гантелями, штангой и турником. Качался-качался и, в конце концов, раскачался. Каждое утро, в час, когда заря занималась за дальним хребтом, Рузи выбегал из палатки на зарядку, раздетый до пояса, в армейских штанах и госпитальных тапочках. Вот это было зрелище!

31.НЭ-НА-ВИ-ЖЮ!!! Война в Афганистане, Длиннопост, Афганистан, Ветераны, Воспоминания, Дневник, Самиздат, Мат

«Дед» Сороковой Армии.

Худосочные «молодые» смотрели на бугры мышц квадратно-гнездовой фигуры Рузи Байнозарова с таким же восторгом, как на восход солнца над Чарикарской «зелёнкой». После того как Рузи запрыгивал на турник и принимался крутиться в разные стороны вокруг перекладины, восход начинал явно проигрывать в зрительских симпатиях.

31.НЭ-НА-ВИ-ЖЮ!!! Война в Афганистане, Длиннопост, Афганистан, Ветераны, Воспоминания, Дневник, Самиздат, Мат

Офицер Советской Армии Валерий Вощевоз демонстрирует спортивную подготовку.

Кроме тяги к атлетизму, Рузи имел неукротимое стремление к вселенской справедливости. В этом стремлении он отличился нестандартным поступком в мае 1984-го. Нашу Седьмую роту оставили в резерве командующего, в Баграме, на территории 108-ой дивизии, а все остальные подразделения отправили на армейскую операцию в Панджшер.  За такую «лафу» нам пришлось безвылазно «тянуть» караульную службу. По Уставу положено через сутки менять подразделение, находившееся в карауле, соответственно, нашу роту меняли, и все полтора месяца отправляли в караул на сутки через сутки. От такой нагрузки мы задолбались до предела и даже немножечко через край предела. Солдаты, сержанты и даже Начкар, лейтенант Зеленин, обзавелись устойчивыми фиолетовыми кругами под глазами. По территории ППД не столько ходили, сколько перемещались как пьяные сомнамбулы.

В одну из майских баграмских ночей я находился в караулке, никого не трогал и мечтал, чтобы меня тоже никто не потрогал, потому что очень сильно хотел спать. Однако суровая армейская действительность поступила, как всегда. «Хрена-хренушки-нанэ вам, а не поспать, дорогие товарищи», - сказала она словами прапорщика Хайретдинова и загрохотала по расположению 108-ой дивизии какими-то непонятными очередями в самый разгар афганской ночи:

- Тра-та-та-та!

В нашем караульном помещении кто-то истошным голосом заорал:

– Караул, бля, в ружьё! - Вернее, подал команду.

Мы подхватились, разобрали из пирамиды огнестрельное оружие и побежали куда-то. Наверное, в сторону выстрелов. Лично я старался бежать грациозно, как северный олень, но получалось у меня неважнецки. Кто-нибудь пробовал побегать в темноте афганской ночи среди палаток?

31.НЭ-НА-ВИ-ЖЮ!!! Война в Афганистане, Длиннопост, Афганистан, Ветераны, Воспоминания, Дневник, Самиздат, Мат

Пьяная корова по льду элегантней бегает, чем невыспавшийся солдат между верёвок и колышков, на которые растянуты палатки. Эти растяжки ночью нихрена не видно. Палатки невозможно разглядеть, не то что какие-то там несчастные верёвки. Падать, споткнувшись об них, было обидно и больно, и, самое главное, совершенно неожиданно. Бежишь-бежишь, а тебе из ниоткуда прилетает «БАЦ!», и, как говорится, драные носки дымятся на СПСе. То есть, в башке раздаётся звон колоколов, из глаз летят искры, лицевой диск с размаху упирается в поверхность планеты Земля и в твой солдатский рот набивается пригоршня афганской глиняной пыли.

Сколько раз я споткнулся через верёвки, сказать не могу. Тем более не скажу, сколько раз шлёпнулись мои товарищи. Средь ночной темноты регулярно раздавались удары впалой грудью о глинобитную землю, звон упавшего оружия и сдавленные выкрики на некультурном языке. В такой невесёлой обстановке мы бежали, вообще-то, в сторону вражеского автоматчика. Не очень хотелось, чтобы он нас услышал и обнаружил первым, но поделать с падениями ничего было нельзя. Из-за этого я рассвирепел, как лютая тигра, и захотел растерзать кого-нибудь в темноте, однако через полчаса беготни откуда-то поступила команда «отбой», а я никого не растерзал, но очень устал. Все бойцы, включая меня, из режима подавления вражеского автоматчика вернулись в режим грусти и тоски, закинули оружие за спину, и угрюмо поплелись в караульное помещение.

В караульном помещении, задолбанный бессонными ночами, Начкар ждал нас за своим начкарским столом. Мы вломились, то есть, прибыли к нему в кабинет. Он поднял на нас взгляд усталых очей и предложил осветить сложившуюся обстановку. Докладывать взялся Рузи Байназаров, как мог, то есть, изо всех сил. Поскольку он являлся узбеком и качком, сил у него было много, а культурных слов на русском языке мало. Пришлось воспользоваться некультурными. Прозвучало это примерно так, как ТТХ автомата, изложенные курсантом Залесным:

- Автомат, бля, Калашникова бля, стреляет, бля, на тыщюпицот бля… метров.

После перевода доклада с солдатского языка на человеческий, Начкар должен был составить в своей голове картину следующего содержания. Какой-то молодой лейтенант принял сосудорасшряющего, почувствовал молодецкую удаль и решил, что Родина зовёт его на подвиги. Удалой молодец взял автомат и не стал откладывать на завтра те подвиги, которые можно совершить сегодня. Вот тут и прозвучала команда «караул, бля в ружьё». А команда эта нехорошая, потому что когда её начнут исполнять, то запросто могут кому-нибудь выпустить кишки, если откроют огонь на поражение. В каком психологическом состоянии находились люди с автоматами, я только что рассказал. Лично я был вооружен ручным пулемётом, очень зол и очень сильно тормозил от недосыпа. Торможение - это реакция организма на усталость, как я подглядел в какой-то умной книжке. А мы все были невыспанные, злющие, каждый из нас несколько раз грохнулся пятаком об землю через верёвки палаток, от приступа бешенства мы толком ничего не соображали и очень хотели кого-нибудь прибить. Желательно того, кто первым попадётся под горячую руку.

В такой напряженной обстановке Рузи Байназаров первым добежал до пьяного лейтенанта и ударил кулаком, судя по звуку, по тупому твёрдому предмету. Возможно, по голове. Негоже, ежели рядовой бьёт офицера, но в данной ситуации, если бы Рузи не сбил стрелка-автоматчика с ног и не разоружил его, их обоих могли застрелить в темноте одной очередью. Лейтенант был очень накачан сосудорасширяющим и невменяем, а Рузи был накачан штангой и гантелями, и был решителен и трезв. Лейтенанту пришлось упасть.

Автомат отлетел в одну сторону, лейтенант в другую. Рузи подобрал с земли ещё горячее оружие, отсоединил магазин, передёрнул затвор, сделал контрольный спуск в сторону жирных афганских звёзд:

- Лэтэнант! Нах@я так нажраль? – Рузи стоял в темноте над икающим силуэтом, сидящем на попе.

- Пасани, катори атжималься, турнык качаль – уважаю. Катори курыль, нажраль пьяни – нэнавижю.

Рядовой Байназаров наклонился над сидящим на земле человеком и выкрикнул на всю стовосьмую дивизию голосом, полным негодования:

- НЭ-НА-ВИ-ЖЮ!!!

Затем Рузи сделал шаг назад, кинул на ноги лейтенанту разряженное оружие:

- Иды спат, дурак. Афтамат аружэлька здаваишь. Магазын х@й атдам, пака трэзвыль нэ будэшь. - Рузи развернулся и пошагал в сторону караулки.

Начкар выслушал доклад о случившимся и устало спросил на языке докладчика:

- Хуля ты пи@дишь, Байназаров?  Какой лейтенант в три часа ночи? Тут штаб дивизии под боком!

- Кто пы@дишь? Я пы@дишь? – Рузи оглянулся на нас, в надежде получить подтверждение своей честности и правдивости, но вместо поддержки, теплоты и доброты увидел за своей спиной угрюмые тупые солдатские рожи.

- Х@й с ним. Я ошибалься тэмната. – Рузи бросил на стол автоматный магазин и пошел в комнату отдыхающей смены.

Что он имел ввиду под словом «ошибалься»? Что он совершил ошибку, отпустив нарушителя? Что нарушителем был не лейтенант? Или он имел ввиду, что ошибся в темноте и не нашёл автоматчика, а Начкар должен считать, что ничего из доложенного не происходило и в помине?

Как бы то ни было, Начкар не стал приставать к Рузи с дополнительными вопросами и отпустил его спать. Наверное, за то, что Рузи молодец. Во-первых, он не очканул дёрнуться на вооруженного автоматом человека. Во-вторых, не побоялся врезать старшему по званию. В-третьих, по-пацански отправил его спать, а не отконвоировал в караулку для оформления гауптвахты или ещё какого-нибудь протокола.

В результате ночного инцидента лейтенанту ничего плохого не стало, а Рузи Байназарову не стало ничего хорошего. Мог ведь медальку получить, под дембель. А мог и пулю в живот. Зато он остался в «памяти народной», ибо пополнил наш словарный запас прекрасным словом «НЭ-НА-ВИ-ЖЮ». Его именно так произносили солдаты нашей роты, вне зависимости от национальности и наличия узбекского акцента. Это слово мы выкрикивали каждой консервной банке, которая не хотела открываться, портянке, которая не хотела ровно наматываться, детали, которая, не устанавливалась на положенное место. На любое происшествие, на любую неприятность, у бойцов появилась отличная реакция - НЭ-НА-ВИ-ЖЮ!!!

Нам её Рузи Байназаров подарил.

Показать полностью 3

Как подготовить машину к долгой поездке

Взять с собой побольше вкусняшек, запасное колесо и знак аварийной остановки. А что сделать еще — посмотрите в нашем чек-листе. Бонусом — маршруты для отдыха, которые можно проехать даже в плохую погоду.

ЧИТАТЬ

32. День рожденья – светлый праздник

В силу нашей офигенной подготовки в области самогоноварения, флягу с закваской для бражки мы передержали. Она раздулась от углекислого газа, как Рузи Байнозаров от штанги и гантелей. Фляга была выполнена из алюминия, а он, как известно, имеет не бесконечную прочность. Мини-взрыва мы не допустили, газ выпустить успели, драгоценную закваску сохранили, но само изделие навсегда приобрело форму электрической лампочки. В родной чехол раздутая фляжка поместилась, поэтому Бендер почти не расстроился, сказал, что теперь в неё влезет гораздо больше полезных жидкостей. Он так и носил её с собой по горам в раздутом состоянии, а я подумал, что это для напоминания о светлом празднике дня моего рождения.

День моего рождения, как торжество, предполагалось проводить по месту несения службы, «без отрыва от производства». На эту тему мне вспомнился старый анекдот.

У любителя зимней рыбалки спросили:

- Ты чё, дома не можешь водки попить, в тепле и уюте?

Мужик в ответ:

- Дома попить могу, базару ноль. А где взять надлежащий антураж?

На моё двадцатилетие антураж образовался не просто «надлежащий», он получился охренительный и даже "охренетительный", как выражались пацаны из Узбекистана. Не знаю, может быть местным таджикам панджшерские виды и перспективы поднаскучили, может для них в диковинку стала бы «степь да степь кругом», чтобы всё вокруг было плоское и ровное, удобное для ходьбы. Но мне, в мои 20 лет, окружающая действительность казалась сказочной сказкой, я крутил по сторонам коротко стриженой башкой, рассматривал Гиндукуш, ущелье Хисарак и варанов, егозивших по скалам.

32. День рожденья – светлый праздник Война в Афганистане, Длиннопост, Афганистан, Ветераны, Воспоминания, Дневник, Самиздат

Между делом, среди варанов и скал, в поле моего зрения вполз снарядный ящик, наполненный гранатами с вкрученными запалами. Затем ящик тротила. Потом стали попадаться разбросанные в хаотическом порядке стреляные гильзы, пустые цинки от патронов, пустые банки от сухпайка и сердечники от ДШК. Душманы, заразы такие, приволокли из Пакистана ДШК, установили его где-то в горах, над населённым пунктом Хисарак, и приловчились ежедневно обстреливать наш пост одиночными выстрелами. Причем, позицию выбрали настолько грамотно, что мы постоянно шарили биноклем по горам, но раскрыть местоположение огневой точки никак не могли.

Короче, антураж для моего «круглого юбилея» удался. В Союзе я мог, теоретически, поехать на Кавказ или на Алтай, имел возможность приколоться на день рождения в горном походе. Но никто не дал бы мне покидаться гранатами. А пулемёт кто бы мне там дал? А АГС? А салют запустить из осветительной ракеты? На Зубе Дракона это всё находилось в свободном доступе. Под руками, в самом удобном месте, стоял большой снарядный ящик, заполненный несколькими сотнями килограммов ручных гранат. Безо всяких проблем я мог взять парочку, или даже троечку, и сделать небольшой салют, если бы вдруг захотел.

По Закону Глобального Западлизма салютами я был сыт по горло, они даже раздражали. Скажем, весьма напрягал своими дурацкими выстрелами душманский ДШК. Почему-то хотелось тишины и покоя, а ещё нормально было бы помыться с мылом. Я плюнул себе на палец, потёр пыль, налипшую на пот моего раздетого по пояс туловища. Через минуту усердия, на моей груди красовались четыре огромные буквы «ЦСКА», написанные наслюнявленным пальцем через горную грязь. В свой день рождения, в такой светлый праздник, я оказался весьма темноватого оттенка из-за ненадлежащих бытовых условий, но постарался не расстраиваться из-за отсутствия гигиены и подумал: - «Зашибись, что могу плюнуть. Значит, я напоен, и у меня нет обезвоживания. И это уже хорошо».

После полудня, аккурат к началу отдыхающей смены Коменданта, Бендер откопал из горячего песка полуторалитровые пластиковые фляги с бражкой. Всего у нас вызрело шесть таких фляжек, общей ёмкостью девять литров. Если разделить это количество жидкости на десять рыл, то получится меньше, чем по литрухе на брата. Не то, чтобы не станешь валяться в канаве, наверное, даже, не запоёшь. Из соображений «раз мы такие сознательные», Олег оставил для нас троих несколько больше, чем собрался раздать пацанам. Причем командирам не выделил ничего вовсе. Им на Зубе служилось тоже не сахар, как и нам. Поэтому очень хотелось угостить и Хайретдинова, и Ефремова, но мы побоялись это сделать. Было бы совсем нехорошим поступком, если бы мы предложили Хайретдинову «выпить с рабочими», а он взял бы, да и согласился. Это был бы позор командиру. На боевом посту негоже бухать с подчинёнными. Я думаю, если бы мы предстали перед ним с фляжкой браги, то он вылил бы содержимое на наши тупые рожи, а пустой флягой настучал бы по башке. Пустой, чтобы, с одной стороны, не снизить боеспособность солдата, а с другой, - чтобы научить его включать черепно-мозговую деятельность, хотя бы изредка, хотя бы через раз.

В общем, бражку командирам мы не понесли, дождались, когда они оба потеряли бдительность из-за начала отдыхающей смены, затем прошвырнулись по территории поста Зуб Дракона, угостили пацанов, приподняли им, так сказать, боевой дух. После трудов праведных мы втроём (Бендер, Шабанов и я) задержались у Мишки Мампеля на «пищеблоке», решили, что нормально будет к сладенькой бражке устроить сладкий стол. В царандойском блиндаже мы набрали душманской крупнозернистой муки серого цвета, налепили серых блинчиков и разложили на листе жести, то есть, на «плите». В центр каждого блинчика положили по кусочку сахара, завернули сахар в тесто, как следует обжарили и получили «пирожки» с сахаром внутри. Этот рецепт придумали Андрюха Шабанов и Бендер, чтобы сделать мне праздник.

После изготовления «пирожков» мы удалились в «Идальню» устраивать пикник, то есть жрать, бухать и получать удовольствие на открытом воздухе.

Первым толкать застольную речь взялся Шабанов. Он поднял котелок с брагой и задвинул длинный «грузинский» тост:

- Представьте, пацаны, что после войны я у себя на заводе, Олег у себя на предприятии во Львове, а Димон в ХимНИИ в Минске, за выполнение Социалистического плана, получим путевки от профсоюза в дом отдыха на юг, в Афганистан, в Руху. Ведь Афган будет такой же, как Союз: всё будет сыто, мирно и спокойно. По улицам будет культурно шляться рабочий класс, мирные аграрии и девки без паранджи.

Бендер: - А «Дом отдыха» сделают в нашем ослятнике прямо с бэцыками и мэцыками.

Я: - Это что ещё за хрень?

Бендер: Бэцыки – это те, что на хрену у мэцыков. Мэцыки – на хрену у ман@овошек, а ман@овошки на хрену у советского солдата.

Шабанов: - Ну, какая разница! Главное, путевки будут бесплатные, как передовикам и ветеранам. И мы пойдем в поход по этим горам, по этим тропинкам. Без карт и путеводителей, потому что все эти пейзажи вместе с картами навсегда отпечатались в наших сердцах.

Бендер: - И не надо будет опасаться засад и мин!

Шабанов: - Тогда всё! Назначаем встречу здесь, на Зубе Дракона, двадцать второго июня!

Бендер: - А, может, всё же нам, для начала, в Союзе встретиться? Может, зря сразу на Афган замахиваться?

Шабанов: - Точно, в Минске, у Димки! В институте! Он же постоянно рассказывает, какие в Белоруссии красивые девушки! Уж больно хороши, если не врет.

Я: - Нет, пацаны, давайте назначим встречу у Сереги Губина …  если он жив.

Шабанов: - Жив, конечно же! Приедем к нему, привезём с собой бражки и «пирожков». Курить будем только трубки.

- Потом пойдем в кабак, закажем всего, всякого и побольше! – Бендер показал рукой на пустые консервные банки.

Я: - Да, завалим, такие, в кабак и заорём на весь зал: – «Официант, нам водки и перловки!»

Бендер: - Точно! Заставим официанта залезть на барную стойку и бросать наш заказ, как с вертушки!

Шабанов: - Желательно, в разные стороны!

Это был очень трогательный День Рождения, очень утончённая беседа. Мои братаны проявили самую нежную заботу в нашем подъезде, чтобы сделать мне Праздник, запоминающееся Событие.

Праздник, как говорится, удался, но особо запомнилось событие. Оно произошло неожиданно. Сразу после слов «в разные стороны» я схватился двумя руками за живот и выпрыгнул из «Идальни» в траншею Герасимовича, потому что откушал полтора котелка браги и, по-взрослому, закусил «пирожками» с кусочками рафинада внутри.

Непонятно, что я сказал?

Себе в пузо я залил раствор винных дрожжей и закинул им сверху жрачку в виде сахара. Ясен пень, что дрожжи обрадовались и буйно попёрли в рост. Если вспомнить, что они умудрились раздуть металлическую (алюминиевую) фляжку до состояния «лампочки Ильича», не сложно догадаться, какую разруху они учинили мягкому интеллигентному человеку, сделанному из эластичного материала. Прямо в ходе утончённой беседы про культуру, мне сорвало резьбу и выбило днище.

Боже, как я с-с-с... сразу-то и не высказать, насколько мне поплохело. Дрожжи так «даванули на клапан», что добежать до духовского тубзика я не имел никаких шансов, а гадить на территории поста счел неприличным, поэтому выпрыгнул из траншеи за бруствер. Там был скальный обрыв высотой, то есть глубиной, метра два или три. Ножищи я себе укрепил, потому что не филонил, регулярно ходил во все «караваны» и за водой. Трёхметровая высота для меня препятствием не была. Я бесстрашно сиганул за бруствер и полетел вниз. Пока летел, расстёгивал штаны и мечтал, что приземлюсь, а штанишки уже расстёгнуты и в воздухе приспущены. Но в ходе полёта до меня дошло смутное воспоминание, что вчера, вот сюда, под эту скалу, мы с Бендером поставили на растяжку две гранаты РГД-5. Проволочки натянули крест-накрест, чтобы, если душок сюда вопрётся, обе гранаты сработали. Пока запалы будут гореть, одну гранату он, может быть, успеет сорвать с колышка и выкинуть за скалы, а вторая должна уязвить его в самое болезненное место – прям под зад. Хор-рошая была мысль, жалко, что я её забыл и полетел навстречу к двум гранатам сам, с расстёгнутыми штанами.

По итогу, в штаны я не наложил, - от испуга забыл, зачем туда летел. Когда шлёпнулся своими армейскими гамашами на площадку с гранатами, обнаружил, что проволочки от растяжек прошли аккурат промежду моими ногами. В этот раз мне крупно повезло. Судьба подарила мне на день рождения Подарок, самый офигенный из всех мыслимых и немыслимых, – возможность ещё немного подрыгаться на этом свете.

К моему глубокому огорчению я не смог уйти с той скальной площадки до самого окончания отдыхающей смены начальства. Пока Хайретдинов не проснулся и не рявкнул, я «с горшка» не слез. История с выпрыгиванием за бруствер получила весьма продолжительный физиологический финал: во много «подходов» меня выворачивало наизнанку со всех сторон в жутких конвульсиях, причем под давлением. Меня «плющило» настолько сурово, что на каком-то этапе я стал воспринимать две гранаты РГД-5 не как опасность, а как один из элементов пресловутого «антуража».

Чем закончились посиделки в «Идальне» я не видел, какая карма накрыла моих дружбанов, сказать не могу. Пусть уважаемый читатель додумывает эту ситуацию сам. А лично я, в день своего двадцатилетия, сделал один серьёзнейший и недвусмысленный вывод, на всю оставшуюся жизнь:

НИ-КОГ-ДА!!!

Ни при каких обстоятельствах!

Не буду больше закусывать брагу «пирожками» с сахаром внутри.

Показать полностью 1
Отличная работа, все прочитано!