Серия «П.Е.Р.И.М.Е.Т.Р. Выживание (Апокалипсис)»

Периметр. Выживание

Глава 1 тут Внимание, граждане! (глава 1)

Внезапно у меня в связи с этими постами 6 новых подписчиков. Ребят, так приятно, что вы есть, спасибо большое!

Внимание, 18+ контент (сцены жестоких смертей).

5 апреля 2018 года, Москва.

Аварийный свет неярко и уютно освещал платформу.

Обычное освещение выключилось давно - вскоре после того, как люди спустились вниз и закрылись герметичные двери на станцию.

Примерно в то же время перестали работать смартфоны и прочая электроника. Почему – неизвестно.

Вопреки верещавшей тревоге никто не пошел в туннели. Людей было немного, они боялись и чувствовали себя неуютно. Скудное освещение станции перевесило сомнительное удовольствие шагать в темени тоннеля.

У платформы замер поезд. Подъехал, когда началась тревога, тут и остался.

Внутри вагонов царил полумрак – там уложили раненых, стариков и детей.

Но своих Олеся не отпустила. Любые тесные и замкнутые пространства казались ей ловушкой.

Инка спала рядом, уложенная на их куртках. Мальчик, находясь в прострации, сидел тихо, глядел в пустоту. Небольшие, слегка раскосые, черные глаза застыли. На коротком ежике темных волос засохла кровь вперемешку с пылью и грязью.

В какой момент в зале установилась тишина? Олеся не заметила. Доносились шорохи и возня пытающихся устроиться удобнее тел. Изредка доносился то негромкий говор, то шепот, но в целом... В целом утомленные, измученные долгим ожиданием спасения, отсутствием еды и питья, люди затихли...

Инка спала, нахмурив широкие темные брови и подперев рукой грязные щечки. Бедный зайчик. Многое бы сейчас Олеся отдала, чтобы дочь оказалась как можно дальше отсюда.

Но они здесь. И надо выживать.

Несколько раз девушка бросала заинтересованный взгляд в сторону тоннеля. Она любила метро и много читала о нем. Где-то на станциях должны быть запасы на такие случаи: еда, питье, одежда, медикаменты. Где-то. Вот только где? Не могут же они сидеть тут вечно.

Мысль, что катастрофа могла произойти на приличной по размеру площади и выйти далеко за пределы города, Олеся старательно гнала прочь.

Миловидная девушка в форме работника метрополитена, неловко держа в руках чемоданчик с изображенным на нем красным крестом, тихо продвигалась по платформе от человека к человеку. Наконец она оказалась перед Олесей с детьми.

- Как вы? - шепотом спросила она, окинув взглядом детей.

Леся кивнула на мальчика, смотрящего пустыми глазами в никуда и мерно качающегося вперед-назад. Дежурная достала фонарик и, придерживая пацана за плечо, посветила ему в глаза, пощупала – мальчик не реагировал. Закатав ему рукав, дежурная посчитала пульс. Затем попробовала задать ему несколько вопросов, но мальчик не отвечал. Дежурная кинула на Олесю тоскливый растерянный взгляд:

- Кажется, он в шоке. Вроде цел. Если пробудет в таком состоянии слишком долго, ему понадобится профессиональная помощь, но я не знаю, как справляться… С таким. Шок болевой, шок гиповолемический, анафилактический… К каждому свое лекарство, но как лечить шок от ужаса… Я не знаю… Могу попробовать дать ему успокоительного… - Девушка растерянно замолчала, но потом спохватилась: - Как ваша малышка?

Олеся слегка отстранилась от дочери, окидывая ее взглядом. Шея, грудь, кофточка, щеки, ручки в запекшейся крови. Заглянула в ушки ребенка, убедилась, что там не образовалось ран или кровавых пробок. Устало покачав головой, отказалась от осмотра и помощи:

- Пусть поспит...

Дежурная кивнула и тихо двинулась дальше по платформе.

Давно миновала полночь. Одолевала жажда и голод. Олеся в который раз порадовалась, что дети без чувств и сознания, но в этот момент пошевелилась Инка. Открыла тёмно-карие глазёнки и с детской непосредственностью с ходу пропищала:

- Мам, я кушать хочу.

Из-за колонны, как по заказу,  вынырнула худенькая девочка-подросток. Большая зеленая куртка была ей великовата, но Олеся сомневалась, что разбирается в современной моде - возможно, так и задумано.  Русые волосы девочки обрезаны довольно коротко, зато на глаза падала густая челка. Сдув её вправо привычным движением, девчонка окинула их неунывающим взглядом светло-голубых глаз:

- Яблоки будете?

Олеся благодарно кивнула и, взяв пару яблок, протянула одно дочери. Инка захрустела, а девочка протянула яблоко застывшему рядом с Олесей мальчику. Не дождавшись реакции, растерянно опустила руку и взглянула на Олесю. Та лишь с грустной гримасой пожала плечами.

- Н-ну я оставлю вам парочку… Найдите меня, если что… У меня есть еще. Меня зовут Катя, - махнув рукой, девочка двинулась по платформе, предлагая людям яблоки.

Небольшое оживление, прокатившееся по станции в связи с медпомощью и раздачей яблок, вскоре улеглось, и снова стало тихо. Получившие перевязку, нехитрые лекарства и фруктовый перекус люди ложились вздремнуть или просто берегли силы, растерянно устремляя взгляд в затемненные своды станционного потолка.

В этой мерной тишине донесся шум.

Неясный далекий шум из тоннелей со станции «Технопарк».

То ли скрежет.

То ли топот.

Кажется, он приближался...

А затем тишину прорвал дикий вой.

Те, кто не спал, встревоженно повскакивали с мест, взволнованно переговариваясь и галдя. Спящие начали просыпаться. В вагоне завозились укрытые там люди, началось движение. Те, кто мог ходить, спешил выглянуть наружу – выяснить, что случилось.

Олеся непроизвольно встала и подхватила дочь на руки. Подойдя ближе к сидящему на платформе мальчику, прижалась к его спине ногами. Девушка напряженно вглядывалась и вслушивалась в тьму тоннеля.

Топот, скрежет и вой стремительно приближались.

Олеся бросила взгляд в противоположную сторону – в тоннель, уходящий на Павелецкую, раздумывая…

Поздно.

Из тоннеля со стороны «Технопарка» появилось нечто.

Это были совсем другие монстры.

Выметнувшиеся из тоннеля бледнокожие твари сходу бросились на людей. Ловкие, гибкие, похожие на ужасающе мутировавших кузнечиков, они разрывали людей длинными передними конечностями с продолговатыми когтями-клешнями. Легко вгрызались в шеи вытянутыми зубастыми пастями. В два раза крупнее людей, они двигались с невероятной скоростью, совершая многометровые прыжки, с лёгкостью отталкиваясь от пола и стен.

На станции началась мясорубка.

В вагоне рыдали, орали, визжали и выли люди.

Дежуривший у эскалатора полицейский выхватил пистолет, даже успел выстрелить в гущу стремительно мечущихся животных, но когтистая лапа одним взмахом оторвала ему руку. Хлынули фонтаны крови, мужчина завопил, падая на колени и прижимая обрубок к себе здоровой рукой. Его мучения продлились недолго – следующим взмахом тварь отрубила ему полголовы. Рот застыл в мученической гримасе, треть черепа отвалилась, обнажая мозг и пульсирующие внутренности. Мужчина повалился на платформу. Стоявшая рядом женщина заорала и ринулась вверх по эскалатору. Длинные гибкие лапоклешни метнулись вслед, и разрубленное пополам тело покатилось по ступеням подъемника, заливая кровью ступеньки. Трое подростков пытались спрятаться в будке дежурного по эскалатору. Там и остались – пронзенные тварями насквозь вместе с будкой.

Другой мужчина, с девочкой на руках, кинулся в парный тоннель Технопарка, но был в два счета настигнут бледнокожей тварью. Р-раз – и падает обезглавленный отец, погребая под собой ребенка. Два – и страшные клешни крест-накрест располосывают тело мужчины, а с ним и девочки. Никто из них даже вскрикнуть не успел.

Две твари, запрыгнув на вагон, уверенно расчленяли металл, добираясь до вопящих внутри людей. Пара выживших, прихрамывая, вылезли из ближнего к тоннелю на «Павелецкую» вагона. Попытались скрыться в темноте. Возможно, им бы удалось за всеобщим шумом – прикрывал поезд, но парень упал, споткнувшись о рельсы. Пробегавший мимо монстр резко остановился, взглянул в ту сторону…

Заверещала и кинулась бежать сломя голову девушка, пытавшаяся помочь парню подняться.

Успел вскрикнуть парень, но в следующую секунду лишился руки и головы.

Девушка тоже не убежала далеко – кровь и внутренности разметало по тоннелю. Твари не любили, когда кому-то почти удавалось скрыться.

Каждого, кто пытался выбежать из вагона в тоннель, ловили практически сразу.

Метнулась к тоннелю маленькая, лет шести, девочка. Вслед напряженно смотрела мать - подгадывала безопасный момент. Малышку подхватили сразу четыре когтистые лапы, разорвав надвое. Одна из тварей раздраженно отбросила свою часть изломанного тельца и метнулась в другой угол станции, за привлекшим ее внимание подростком.

Вторая тварь впилась в нежную шейку, оттягивая лапой голову за заляпанные кровью волосы.

Отчаянно воя, бросилась на монстра с кулаками мать.

И была моментально перерублена пополам второй лапой убийцы. Монстр задержался на несколько секунд у тела женщины, держа за волосы труп ее ребенка. Потом бросил девочку на пол и поспешил туда, где ему слышалось очередное шевеление.

Какая-то старушка рыдала и вжималась в платформу, прикрывая телом мальчика. Её отрубленная нога валялась где-то рядом, хотя в этой груде тел было непонятно, где чьи конечности. Вторая нога держалась на остатках сухожилий. Сдавливая рыдания, она сжимала руками плечи мальчика, уткнувшись лицом ему в шею. Бабушка не замечала, что его тело наискось прорезает рана – от плеча и до живота. Что его кровь давно смешалась с её собственной и стеклянный мертвый взгляд прикован к потолку.

А может, не хотела замечать…

Повсюду лужи крови, оторванные части тел, вяло шевелящиеся полутрупы.

Крики смолкали…

Олеся с детьми стояла на самом краю платформы в противоположной от Технопарка стороне.

Увидев выметнувшихся монстров, которые в два счета растерзали ближних людей, девушка застыла. Как тогда, утром, на улице, время снова будто замедлилось, а мысли пролетали в голове с нечеловеческой быстротой – укрыться? Негде. Бежать? Догонят. Что делать?

Еще несколько трупов.

Что делать?

Крики. Трупы.

Что делать?

Сейчас заметят. Убьют ее. Убьют мальчишку.

Убьют Каринку.

Прижала дочь крепче.

ЧТО ЖЕ ДЕЛАТЬ?!

Слезы струились по лицу градом. Из горла рвался всхлип.

В шуме не слышно, плачет ли дочка.

Мальчик сжался в комок, прикрыл руками голову и горестно подвывал.

Очередная пробегающая мимо тварь повернула голову.

Глаза в глаза. Бездушный, мертвый, но разумный взгляд твари.

Прыжок.

Сейчас её убьют. А с ней и дочку. Может, сначала дочку. Тогда Карина в последний миг будет смотреть на живую, вопящую и ревущую от ужаса маму, не сумевшую её спасти. А Олеся увидит смерть своего ребёнка. Пусть на миг, но увидит этот взгляд – понимающий, что она не спасла. Рыдания рвутся из горла. Пронзают всю её.

Или её убьют первой. И тогда она рухнет, погребая под собой дочку. Не зная, что с ней произойдет. Наверное, ей будет всё равно, но не теперь. Ведь Карина увидит смерть мамы. Карина - ощутит этот ужас и обреченность. Хорошо бы потеряла сознание от страха - может, не почувствует боли…

Нет, нет, НЕЕЕТ!

Есть моменты, которые мы почти не помним. Мозг хранит информацию о них просто как знание. Мы вроде бы «знаем», как это произошло, но все же не помним. Визуально – не помним. Эмоционально – не помним. При попытке вспомнить мозг просто выдает нам своё знание об этом, а воображение дорисовывает картинку, но на самом деле мы не помним. Потому что выброс адреналина, шквал эмоций были слишком высоки. Слишком тяжелы для нервной системы.

Олеся просто знала - поняв, что тварь прыгнула, она резко развернулась к ней спиной и крепко обняла дочь, закрывая собой.

Олеся просто знала - из её груди вырвался нечеловеческий крик. Вопль. Стенание. Крик ужаса. Возмущения и несогласия. Истошный визг.

Олеся знала - в тот момент желание прекратить это всё, спасти ребёнка было настолько велико и рвалось из неё с такой силой, что его, наверное, можно было потрогать. А еще она знала, что из нее рвалось нечто еще. Нечто, что зрело давно, с утра. С того момента, как странная молния ударила то ли в нее, то ли рядом и ослабила напор ветра на тело. С того момента, как бегемотоподобные монстры стали обходить ее стороной. С момента, как начали покалывать и вибрировать кончики пальцев…

Вырвалось.

Единственное, чего она не знала – как долго она кричала.

А потом всё померкло…

Периметр. Выживание

1 глава тут Внимание, граждане! (глава 1)

Спасибо тому единственному человеку @aptala, который написал под первым постом "Классно,Э где продолжение?" Начинающему автору, как и кошке, ласковое слово приятно.

Внимание, присутствуют сцены жестоких смертей!

5 апреля 2018 года, Люберцы.

В доме напротив открылось окно. Солнечный луч, отразившийся от стекла, ударил Диме в глаза.

Парень валялся в кровати, ловя последние минуты сладкой дремоты, но уже видел сквозь смеженные веки назойливое жёлтое пятно. И буквально воочию застал момент, когда жёлтое сменилось алым. Красная вспышка резанула по закрытым глазам.

От неожиданности Дима вскочил, протёр глаза и уставился на окна. Шторы превратились в два тёмных прямоугольника, ярко обведённые красным.

«Что за ерунда?»

Дима почувствовал неясную тревогу, в памяти всплыли недавние новости о ядерной угрозе Северной Кореи. Поколебавшись, парень нащупал лежавшие под подушкой очки, нацепил, накинул на плечи одеяло, подошел к окну и отдёрнул занавески.

Небо мерцало красным. Облака багровели, будто налитые кровью. Пульсировали, перетекали и меняли форму, словно дым. На нестабильной поверхности то и дело вспыхивали алые, нестерпимо яркие протуберанцы. Они вытягивались, извивались и пульсировали, словно щупальца.

Дима попятился от окна, пытаясь сообразить, что делать дальше. Тревога нарастала. Он видел много фильмов, прочёл немало книг о ядерной войне и представлял её несколько иначе. Но ничего больше в голову не приходило.

Кажется, нужно срочно искать укрытие. И да — запастись водой! Парень бросился в ванную, наскоро заткнул сливное отверстие пробкой, выкрутил оба крана до упора, а сам побежал назад в комнату, собирать вещи. Что обычно берут в таких случаях? Дима растерянно заметался по квартире. Тёплую одежду, консервы, альпинистское снаряжение, противогаз, освинцованный защитный костюм и, конечно же, старый добрый дробовик? Ну или револьвер, на худой конец.

Ничего из этого у Димы не было. Шкаф с книгами, какое-то барахло, оставшееся от бывшей, и осатанело верещащий попугай в клетке. В прихожей висел пуховик, но защитить от радиации решительно не мог. Он иногда и от холода не защищал.

Теряя тапки и оскальзываясь на холодном паркете, Дима ворвался в спальню. И больше ничего не успел.

Акустическая волна ударила хлёстко, наотмашь. Не спасли стеклопакеты со звукоизоляцией. Треснули разом стёкла, а то, что было открыто — взметнулось мелкими осколками и градом обрушилось на пол. Тщетно зажимая уши руками, Дима упал. Он скрючился и катался в судорогах по полу, а мозг грозил разорваться. В глазах потемнело, чувства притупились. Остался лишь звук, выворачивающий мозг наизнанку. Он вызывал бессильную ярость, ужасал, угнетал, раздирал. Уничтожал. В голове стало пусто, и сознание начало ускользать.

Но вот звук обратился в ничто. В звенящую, засасывающую пустотой тишину. Отдышавшись, Дима открыл глаза, пытаясь понять, жив ли вообще. Выходило, что вроде жив. Осторожно сев, стараясь не шевелить гудящей головой, Дима отнял от головы руки и осмотрел ладони. Очки чудом остались целыми, но в глазах расплывалось. Крови не было, значит перепонки не лопнули. Зато из носа хлестало в два ручья.

Тщетно подсчитывая, долго ли он валялся, парень огляделся. Вокруг по полу раскинулась, словно ковёр из бриллиантов, разбившаяся чешская люстра — подарок родственников на новоселье. Рядом, в месиве из земли, лепестков герани и керамических осколков, валялся отлетевший от стены карниз. Сердце Димы дрогнуло, пропустив удар, а затем заколотилось сильнее и чаще - в повалившейся на пол клетке молча лежал попугай. «Кешка…» - потерянно подумал Дима, подползая к клетке на четвереньках. Зрелище было ужасным. Глазки попугая лопнули, клюв был неестественно раскрыт, будто птичка изо всех сил пыталась сделать хотя бы еще один вдох. Усевшись рядом, Дима закрыл глаза рукой и несколько минут раскачивался, ни о чем не думая. В ушах шумело.

Наконец, шок начал медленно отступать. Потерев лицо ладонями, Дима осторожно, держась за стену, приподнялся и выглянул в разбитое окно.

На улице продолжало бушевать кровавое зарево. На площадке под окнами в муках корчились люди. На тротуарах и газонах валялись чёрные комки перьев — упавшие замертво птицы. Несколько тушек, трепеща крыльями, висели, запутавшись в голых ветвях деревьев. Кто-то метался на парковке, панически отыскивая свою машину, в то время как две или три успели столкнуться и дымили на выезде со двора.

Сверкнула первая молния. Она была плотнее и ярче, чем обычные грозовые, не такой ветвистой и держалась в разы дольше. Ударила хлёстко и сочно - и совсем близко. Перегнувшись через подоконник, Дима успел разглядеть, куда она попала. В ужасе отшатнулся: один из людей, стоявших на площадке, валялся на земле лицом вниз, странно раскинув руки и ноги. Даже с высоты пятого этажа было видно, что открытые части его тела покрывали ужасающие черные полосы и пятна. Находившиеся рядом с ним люди в ужасе убегали. У тела мужчины остался сидеть на коленях ребёнок, раскачиваясь и зажимая руками уши. Одежда малыша залита кровью.

Молния ударила снова. И снова. И ещё несколько раз. Удары, казалось, были нацелены в то злополучное здание напротив, чьи окна своими бликами будили Диму по утрам. Летели стёкла, мелкая мебель и загоревшееся бельё с балконов. Откалывались куски бетонных плит. Во многих квартирах начался пожар. Трещины изрезали стены. Из некоторых окон высовывались люди, их рты раскрывались в беззвучном крике.

Прошло несколько жутких секунд, и торец осаждённого молниями жилища стал отваливаться. По секциям, этаж за этажом, падали плиты, обнажая нутро разрозненных квартир. Следом за панелями полетела мебель, домашняя утварь и беспомощные жители разорённого муравейника. Столб бетонной пыли взметнулся на несколько этажей вверх, и серые клубы частично заслонили жуткую картину.

Завороженно смотря на царство ужаса и смерти, Дима осторожно, спиной, двинулся в прихожую и отвернулся от окна только когда вышел в коридор. Он тщетно отыскивал ненужные, совершенно теперь бесполезные ключи от двери. Треснувшее зеркало равнодушно отражало полуголое, вымазанное в крови худое тело, всклокоченные светлые волосы и панический взгляд серо-голубых глаз. Слух возвращался. В ванной шумела и переливалась через край вода. На улице душераздирающе вопили люди, завывали сирены машин. С характерным гулом и грохотом били всё новые и новые молнии.

Мощный толчок сотряс квартиру. Далеко внизу глухо пророкотало. Стены задрожали, и Дима почувствовал, как входная дверь медленно нависла над ним. Едва ощутимо, на несколько градусов. В кухне загремели осколки посуды, перекатывающиеся в стенном шкафу. Вода в ванной умолкла: видимо снизу прорвало трубу.

Охваченный ужасом, Дима пулей выбежал на лестничную клетку как был — в нижнем белье и с одеялом в руках. В соседних квартирах слышались крики и детский плач. В шахте лифта лопались тросы, скрежетали сползающие вниз кабины. Диме предстояло спуститься на пять этажей, прежде чем здание рухнет.

Путь на лестницу лежал через открытый общий балкон. Оттуда открывался вид на футбольную площадку, похожую на загон с обезумевшими животными, и здание люберецкого филиала «Мосэнерго», охваченное пламенем. Две трубы станции исторгали чёрные клубы едкого дыма. Третья труба сломалась у основания и лежала поперёк дороги, заблокировав путь десяткам машин.

Но рассматривать место катастрофы в деталях было некогда. Трясясь от ужаса, Дима бежал вниз, укутавшись в одеяло, словно в плащ, и пытаясь протолкаться через столпотворение на лестнице. Десятки охваченных паникой и залитых кровью людей бежали из квартир с вещами и налегке, с детьми или свёртками в руках. Они кричали, плакали, толкались, цепляли друг друга, матерились. Кто-то тряс за плечи впавшего в ступор родственника, другие пытались успокоить плачущих навзрыд и упирающихся детей. Во этой кутерьме звучали разного рода неуместные, бессмысленные и ненужные вопросы, навеки обречённые остаться без ответов.

Дима старался не задерживаться. Отмахивался от протянутых рук, ускорял бег и вздрагивал при каждом новом толчке, сотрясавшем здание. Стены дрожали, с потолка сыпалась побелка, но конструкция держалась, разве что общий крен усиливался.

На улице жильцы ринулись подальше от дома, кто куда. В основном бежали к машинам. Многие не могли завестись, остальные — уехать. Дороги возле дома заторены. Дима бежал прочь от больших скоплений людей и высоких зданий. Молнии били реже, но не сулили ничем хорошим даже при частичном попадании. На тротуарах и шоссе лежали искалеченные тела. В основном без глаз и с неестественно вывернутыми конечностями. На коже у них проступили странные тёмные линии и пятна, похожие на некроз. Хуже выглядели уцелевшие. С окровавленными ушами и носами, с вытаращенными в ужасе глазами. Они пытались спрятаться под машинами и внутри, бежали не разбирая дороги, сталкивались друг с другом.

Женщина в домашнем халате и тапочках на босу ногу волокла за руку безжизненное тело подростка, причитая, что всё будет хорошо. Из её ушей обильно текла кровь, один глаз выжжен, но она этого не замечала.

Дима лавировал между хаотично мечущимися по дороге людьми, направляясь к главной улице, когда над ним пролетел пожарный вертолёт. Он держался ниже багровых туч и летел прямо к полыхающей подстанции. Из-за гула и грохота он был чуть слышим. Земля содрогнулась от мощного толчка, и вертолёт замер на подлёте к станции.

Лопасти перестали вращаться, разом скованные неведомой силой. Как большая дохлая стрекоза, вертолет с грохотом упал в парке, недалеко от дымящихся труб. Рокот моторов и вой автомобильных сирен умолкли.

Дима решил, что его снова оглушило. Приготовился к новой волне боли, но не дождался. Крики людей, шварканье молний, грохот камней и лязг металла по-прежнему заполняли холодный утренний воздух. Оглядевшись и в ужасе мотнув головой, парень продолжил путь.

Он и несколько уцелевших торопливо покидали жилой массив. Впереди школа и детский сад, отделённые друг от друга узкой дорожкой и двумя заборами. По сторонам за десятки метров слышны истерические крики, жалобный плач, и причитание множества детских голосов. Сквозь решётку видно маленькие корчащиеся тела, не вполне целые и не вполне живые. Дима натянул на голову одеяло, зажал руками уши и шептал на бегу, пытаясь успокоиться:

- Не смотреть. Не смотреть Не смотреть.

Так и бежал, глядя на собственные ноги, месившие талый снег и грязь.

Холод не чувствовался. Ощущался жуткий, сводящий с ума первобытный страх. В полубреду Дима добрался до запруженного машинами шоссе. Выглянул из-под одеяла. Движения нет. Часть попутчиков  куда-то подевались, наверное, свернули во дворы за школой. Большинство машин на дороге пусты и разбиты. В некоторых бьются в истерике пассажиры, пытаются расстегнуть ремни безопасности. Услышав истерические рыдания в стоящей неподалеку иномарке, Дима дернулся на помощь, отшатнулся, затем всё же торопливо добежал до машины. Дернул покореженную дверь, с трудом распахнул её пошире. Помог расстегнуть пояс безопасности верещавшей не умолкая женщине с размазанной по лицу кровью. Гражданка почувствовала свободу и не прекращая верещать, с силой оттолкнула Диму. Споткнувшись на пороге, торопливо выбралась наружу и пустилась наутек. Ее спутник остался сидеть на водительском кресле, безжизненно нависая над рулем.

Дима поднялся с асфальта, поправил съехавшие очки, покачал головой и по подземному переходу, где жались друг к другу в страхе и темноте несколько десятков человек, перебрался на другую сторону. Кто-то отделился из толпы и двинулся следом.

Парень хотел добежать до продуктового магазина, поддавшись искушению запастись провиантом, или — если повезёт – забаррикадироваться там. Но ближайший магазин находился в паре остановок. Не оставалось ничего, кроме как бежать вдоль шоссе, где меньше вероятности, что на тебя обрушится здание. Диме оставалось уповать на то, что не ударит молния. При каждом намёке на вспышку он резко приседал, испуганно озираясь. Жался к тёплым радиаторам, прятался за крыльями машин, совершенно позабыв, что металл притягивает электричество. Но молнии были будто прикованы к жилым зданиям и сверкали где-то за высотками. С шоссе отлично просматривалось - под удар попали десятки дворов, сотни домов, вся Некрасовка!

Тысячи жизней!

И Дима побежал дальше, стараясь дышать размеренно, не делать лишних движений. Вскоре его догнал рослый мужчина средних лет. Оба молчали, изредка переглядываясь на бегу. Заметив препятствие на дороге, указывали друг другу обходные пути. Неизвестно, куда направлялся мужчина, но ни ему, ни тем более Дмитрию не суждено было достичь цели.

Впереди творилось нечто. Это нечто гнало навстречу двум беглецам орду испуганных, обезумевших людей. Нечто настигало их. Нечто топтало их мощными конечностями, вминало в землю, рвало на куски. Нечто пожирало их вместе с одеждой и костями. И у этого Нечто было несколько жутких сородичей.

Огромные четвероногие, мордатые твари гнали добычу вдоль шоссе, расталкивая стоящие машины мощными плечами и крутыми боками.

Неизвестно, что хуже — попасться на пути жутким неведомым созданиям или быть сметённым обезумевшей толпой понятных и родных соотечественников. Примкнуть к ним и бежать назад, где не осталось ничего живого, тоже не улыбалось.

Первым на сложившуюся ситуацию отреагировал Димин попутчик. Схватив парня под руку, он потащил его прочь с дороги, на крыльцу маленького двухэтажного здания библиотеки.

– Давай внутрь! – прохрипел он.

Двери были заперты, но будучи полностью стеклянными, не стали препятствием. Стараясь перепрыгивать россыпи стёкол измученными босыми ступнями, Дима заскочил внутрь как раз, когда мимо здания пробегал обезумевший табун.

– Щемись! – проорал мужик и скрылся в коридорчике.

Дима спрятался за деревянной стойкой напротив входа. Вжался в угол, закрывшись с головой одеялом и выставил перед собой мусорную корзину, подвернувшуюся под руки.

Услышал тяжёлую поступь твари, поднимающейся по ступеням. Массивное тело упёрлось в железные рамы дверей. Густо захрустело стекло.

Но с улицы донёсся чей-то пронзительный визг, привлекший внимание монстра. Шаги удалились, наступило затишье. Минут через пять из глубины коридора послышался хриплый голос:

– Э, слышь, как тебя, там… нудист! Живой?

– Живой… – неуверенно отозвался Дима.

– Давай завалим двери, пока оно не вернулось.

Через несколько минут совместными усилиями им удалось выстроить более-менее прочную стену, используя стойку, две банкетки и несколько стульев. Туда же, к дверям, оттащили тело старушки, она, очевидно, работала здесь. Поколебавшись, Дима укрыл покойницу своим одеялом. Остаток дня он и его новый знакомый — Николай – обшаривали залы библиотеки в поисках чего-то полезного. Выбитые окна первого этажа до самого верха заложили томами Большой Советской Энциклопедии и подшивками старых журналов. Через отдушины проникал холод, алое сияние и всполохи сходящих на нет молний.

Новые и новые крики людей и рычание неведомых тварей.

Но всё же это было какое-никакое укрытие. Из еды нашлись скромные запасы библиотекарши. Пачка печенья, несколько пакетиков чая, пол-чайника воды, которую нельзя было вскипятить – электричество не работало. Мобильный телефон Николая не работал. Зато Дима догадался извлечь из него батарею и добыть огонь путём нагревания скрепки, замкнутой на контактах. В качестве розжига использовали пару книг. На дрова пошёл стол из читального зала.

Когда опустились сумерки, на бетонном полу недалеко от книжных шкафов мерцало уютное пламя костра. Дым выходил на улицу через отдушины в окнах. Это могло привлечь к убежищу постороннее внимание, но  позволяло не задохнуться от угарного газа.

Повозившись с тремя ножками от стола и дешёвой проволочной вешалкой, Николай умудрился подвесить над огнём жестяную кружку - в ней вскипятили воду. Мужчины по очереди пили чай и заедали печеньем. Какой-никакой ужин.

Несмотря на источник тепла, с наступлением ночи Дима начал замерзать. Скрепя сердце, он забрал одеяло назад. Николай кутался в свитер и — с его слов — чувствовал себя превосходно, хотя его явно что-то беспокоило. Решили не спать до утра, а на следующий день добраться до магазина. Если повезёт, то и до аптеки. В дальнейшей перспективе лекарства и бинты могли очень пригодиться.

– У тебя родные-то есть? – спросил Николай.

– Да… Но они все в Москве. Родители и двое братьев… В получасе езды, если по прямой.

Николай криво усмехнулся:

– Боюсь, прямых дорог уже нет… И про езду можно надолго забыть. А пешком… такое себе.

Дима кивнул:

– Да понял уже... Пока никак. Совсем никак. Ну… Думаю, в Москве хотя бы полиция. И армия, наверное, уже мобилизована.

– Хорошо бы. А то неизвестно, надолго ли эта канитель и что это за твари… И как далеко распространилась вся эта жуть…

– А твои родные где? – спросил Дима. Собеседник хмуро молчал, грея руки над костром. На безымянном пальце правой руки поблескивало обручальное кольцо.

– Ты местность-то хорошо знаешь? – спросил Николай, так и не ответив – А то мы… Я в квартиру въехал две недели назад, не знаю тут ничего…

– Ну, я тут полгода. Район примерно знаю. Но вообще не помешала бы карта…

– Ишь ты, карту ему… – буркнул Николай. – Ладно, будет тебе карта. Гляди за огнём. Кажется, я видел тут атласы где-то.

Мужчина скрылся за стеллажами, пошуршал в закутках и вернулся с потрёпанным свёртком. Это был настенный план Москвы и области, куда, к счастью, довольно подробно вошёл люберецкий клочок. Района новостроек на нём не было, но старый город представлен отчётливо.

– Ну, значит, мы где-то тут, – Дима ткнул пальцем в районе Некрасовки, – Инициативная улица. Вдоль по ней можно добраться до станции. А там — по шпалам в Москву. Ну или через железку — в старые Люберцы.

– И что там делать? – хмыкнул Николай.

– Ну, не знаю. Помощь найти, ну или там… припасы какие.

– Да уж, одёжка тебе пригодилась бы, – рассмеялся мужчина и, закашлявшись, тяжело прислонился к книжному шкафу.

– Ладно, с ходу в Москву идти далеко, наведаемся в Люберцы, – рассудил он наконец. – А пока, думаю, неплохо бы и вздремнуть, как считаешь?

Дима прислушался: снаружи всё утихло. Отдалённый рёв свидетельствовал о том, что монстры не кончили кровавый пир, но промышляли в другом районе.

– Так себе идея, – протянул он.

Дима не понимал, как можно уснуть после целого дня, полного смертного страха и нечеловеческих страданий. Прокручивал в голове события, запоздало подмечал моменты, оставленные без внимания. Печально осмотрел свои ступни, разодранные в кровь и вымазанные в засохшей грязи.

«Выжил при крушении жилого дома, но оцарапал ножку и умер. Да, это в моём стиле».

Николай растянулся на боку у костра и, подперев голову рукой, разглядывал разложенную карту. Он дышал тяжело и отрывисто, и чаще смотрел на огонь, чем на карту. По затуманенному взгляду казалось, что мужчина ищет смысл и практическое применение своей дальнейшей — одинокой – жизни. Нашёл ли, нет, но лёг на спину, заложив руки под голову и закрыл глаза.

– Как знаешь, малой, а я прикорну…

«Кто это тут малой? – возмутился Дима про себя. – Мне двадцать восемь скоро. Если не словлю билет в Клуб Двадцати Семи… Хотя, наверное, в этот клуб нынче кого попало набирают… И без ограничений...»

Огонь действовал успокаивающе. Благодатное тепло проняло закоченелые руки и ноги настолько, что стало уютно в грязном и ободранном одеяле, не смотря на тот факт что оно служило саваном для бедной библиотекарши. Частичка дома. Бывшего дома.

Кутаясь как можно лучше, Дима дал себе слово сохранить одеяло во что бы то ни стало и пронести хотя бы частичку его – через все предстоящие испытания.

Периметр. Выживание.

5 апреля 2018 года, Москва

«Ад разверзся внезапно».

Какая книга начиналась с этой фразы? Наверное, она уже не вспомнит. Но именно эта фраза лучше прочих подходила к прошедшему утру.

Ко вчерашнему утру – девушка посмотрела на часы и с удивлением отметила, как много прошло времени.

Из разных углов станции доносился то тихий говор, то возня.

Но в основном измученные люди спали.

Олеся нежно вгляделась в лицо Инки, тихо сопевшей рядом. На детских щечках виднелись бурые грязные дорожки засохших слез и крови. Русые кудряшки слиплись от пота и пыли, беспорядочно обрамляя лицо. Когда Олеся представляла пережитый кошмар её глазами - внутри начинали бурлить не передаваемые словами эмоции. Ей хотелось объять дочь собою. Сделать так, чтобы она никогда подобного не переживала, ни в прошлом, ни в настоящем, не в будущем.

Прижав ребенка сильнее, она лежала и старалась просто... Просто быть. Не сойти с ума, не впасть в истерику или панику. Просто быть. И не думать.

О багряно-красном небе снаружи, разрушенном городе, разорванных телах на улицах. Об аде, в котором они оказались, и продолжали падать ниже, круг за кругом, и не предвиделось этому конца...

О кончиках своих пальцев, кожа на которых покалывала и горела, но - в чем плюс - мешала сосредоточиться на горестных мыслях.

Стараясь думать ни о чем, Олеся медленно начала проваливаться в объятия долгожданного сна.

Ад разверзся внезапно.

Он пришёл свежим весенним утром.

Больше суток хмурые тучи поливали столицу дождем. Их разогнало с рассветом яркое апрельское солнце. Улицы согревались под водопадом тёплых лучей. Хмурые москвичи растягивали лицевые мускулы в робких попытках улыбнуться, но получалось плохо. Воробьи да голуби курлыкали и чирикали, прыгая у последних дождевых луж. Начинало казаться, что Москва умеет быть приветливой.

Во дворах сновали стайки детишек, чей возраст не позволял ходить в школу, а их мамочки болтали на скамейках подле. Радуясь солнцу, горожане спешили по улицам на встречи и рабочие места. Автотрассы забивались привычными пробками. Город наполнялся будничной рабочей суетой.

Тут-то и грянуло "оно".

Сначала воздух стал более тёплым. Он нагрелся довольно ощутимо и, казалось, приобрёл цвет. Золотой, оранжевый.

Красный.

Кому-то могло показаться, что выползло из-за облака ленивое весеннее солнце, но - взгляд на небо - и его ожидания не были оправданы.

Небо алело.

Небо алело парадоксально, мистически, совершенно ненаучно.

Заливалось неестественно красным, сверхъестественно бордовым, парализующе кровавым.

А затем появился Звук.

Сейчас вряд ли кто-то сможет сказать, что пришло первым. Насыщенно-багряный цвет небес, резко сделавший атмосферу города кроваво-глубокой? Или странная звуковая волна такой силы, что пригибала деревья к земле, взметала кучи уличного мусора, толкала людей, расшвыривая их по сторонам, но страшнее того - взрывала барабанные перепонки, пронизывая мозг и ослепляя?

Когда воздух начал сгущаться, а небо – алеть, у Олеси пересохло в горле. Вмиг потрескались губы и перехватило дыхание. Медленно нагнувшись и подхватив на руки дочь, она прижала к себе девочку и отступила к стене ближайшего дома. Взгляд метался по улице, где такие же удивлённые люди заметили небесные метаморфозы и показывали руками вверх. Издалека начали доноситься крики.

Не вполне осознавая, что происходит и происходит ли вообще, девушка прижалась к теплой желтой кирпичной стене. Мозг работал в лихорадочном режиме, оперативно просчитывая варианты – что это за явление, чем грозит, куда бежать? Инка встревоженно щебетала в ухо, но Леся отмахнулась, и дочка крепче обняла ее за шею.

Метро - первое, что пришло в голову. Но если туда повалят люди – будет давка. Рационально ли добровольно загонять себя в подземную ловушку, ещё и с ребёнком на руках? Девушка замешкалась. Нервно оглядела улицу, пытаясь по поведению людей, по доносящимся издали звукам понять какое принять решение. Если это уличные беспорядки – не лучше ли забежать в ближайший жилой дом и поискать там убежища? Хрупкой девушке с ребенком вряд ли откажут. Кто-нибудь да согласится впустить, разрешит пересидеть, позвонить друзьям.

А вдруг... война?

Какой бы ни была бредовой эта мысль, но если война... Атака с воздуха... То метро - ближайшее надежное убежище, на которое она может рассчитывать...

Волна криков хлестнула по ушам, резко взлетев на десятки децибел. Вопль катился по Кожуховскому, а с ним отдалённое дуновение приближающегося ветра. Инка испуганно захныкала. Олесе хватило одного взгляда поверх людей вдаль улицы, чтобы инстинктивно почуять первобытной частью своего существа – «Опасность!».

Люди зажимали ладонями уши, закрывали глаза и падали на землю. Метались в безумном припадке, катаясь по земле и крича от ужасной боли. Не разобрать, откуда это идёт. Кто-то умный или везучий успевал заскочить обратно в помещение. Кто-то более любопытный высовывался на улицу в попытках разглядеть происходящее. Звуковая волна нарастала. Начали биться стекла. Трескаться в оконных рамах и витринах, осыпаться вредоносным дождем на стоящих снизу людей.

А после этого с неба начали бить молнии. По крайней мере они выглядели как молнии. Но были в разы толще, ярче и мощнее.

Пора. В метро.

Завидев первое осыпавшееся на улицу стекло стоящего вдоль проспекта дома, Олеся, продолжая прижимать ничего не понимающего ребёнка, быстрым шагом отступила во двор. Там, за спиной, на соседней улице, ждали двери «Автозаводской». Она гладила волосы дочери, пытаясь успокоить, но приближающийся вопль – нет, вот так – ВОПЛЬ – подстёгивал и гнал, заставляя увеличивать скорость.

В нескольких метрах от неё в землю ударила первая молния.

Инка заверещала.

Мужчина с кожаным портфелем в руках, ничего не успев понять, медленно покрылся кружевом черных ветвистых линий и побледнел. Глаза вспыхнули синим и лопнули с противным чавкающим звуком. Содержимое брызнуло, стекая по лицу противной светло-кровавой жижей, а первая жертва Вторжения рухнула на землю.

Теперь Инка истошно визжала, и Олеся прижала её головку к груди, не давая смотреть на происходящее. Раздался сдавленный крик, всхлип, и люди побежали. Толпа, давя и расталкивая друг друга, мчалась во всех видимых направлениях, стараясь скрыться от бьющих молний, от падающих стекол, звенящего в ушах шума и от этого давящего на сознание красного неба...

Хрясьнув, медленно покрылся сеткой трещин и просел на трассу большой стеклянный мост над Трофимовской эстакадой. Заверещали гудки автомобилей. Вылетевший с трассы маленький «жук» врезался в стену дома. Того самого дома, к которому минуту назад жалась Олеся. Всего в паре метров от места, где она стояла.

Олеся дышала глубоко и судорожно. Каждый вдох и выдох приносил почти физическую боль. Шок был настолько силён, что вообще отключил все эмоции, кроме первобытного давящего ужаса. Она снова развернулась по направлению к «Автозаводской», видневшейся вдалеке. К метро.

Молнии продолжили бить по улице.

По городу. По Земле.

Вспыхнула и взорвалась машина в нескольких метрах впереди. Какую-то девушку взрывной волной отбросило на бордюр. Олесю тоже сбивало с ног, но она не смела тормозить руками – руки сжимали ребёнка. Лишь исхитрилась вывернуться и упасть не на дочку, а на спину, ощутимо приложившись затылком о камни.

Паника догнала их. Обезумевшая толпа беспомощно и ослеплённо металась по разрушающейся улице. Кто-то, как и она, старался добраться до метро, кто-то бежал вдоль домов, силясь найти другое убежище. Оглушающе сигналили и врезались машины, визжали тормоза. Время от времени на асфальт валились новые трупы. Люди спотыкались о них, падали, попадали под молнии, и трупов прибавлялось.

В стоящую на углу Автозаводского проезда школу ударила особенно сильная яркая молния. На миг наступила тишина. В ней до жути отчетливо послышался вкрадчивый треск, похожий на мурчание – по стене школы, легко и плавно, пробежала трещина. Часть здания начала проседать. Раздались истошные детские крики.

Прямо напротив лежащей на обочине Олеси откуда ни возьмись выскочила женщина с коляской и мальчишкой лет двенадцати, ухватившимся за её куртку. Молния ударила в коляску. Резко вскрикнул и замолк младенец. Мать взвыла, бросаясь всем телом на помощь лежащему внутри ребенку, но коляска уже загорелась. В ней что-то лопнуло, и деталь, отскочив, вонзилась в глаз женщины с такой силой, что та упала замертво на месте. Налетевший сильный порыв ветра уронил коляску и поволок в сторону и её, и погибшую мать. Поволок по улице, увлекая за собой мечущихся прохожих, трупы, мусорные урны.

Упавшего мальчика, от шока не успевшего даже заплакать, Олеся схватила за куртку, рискнув освободить одну из своих рук. Дочь вцепилась ручонками ей в шею и громко плакала. Их начало тащить по асфальту. Обхватив стоящий рядом фонарный столб ногами, девушка стремительно пыталась придумать путь спасения.

А метро было так близко. Шоссе и высокое крепкое жилое здание, прячущее в себе вход в «Автозаводскую».

Она сама не поняла, как почувствовала это – приближение НЕЧТА. Просто подгребла под себя дочь, осиротевшего мальчика, и зажмурила глаза от вспышки, охватившей её тело и всё вокруг неё.

Успела мелькнуть мысль: «Молния».

А затем: «Инка».

За доли секунды успела осознать, что угодила под удар, вспомнить, чем он заканчивается для людей, и понять, что прямо сейчас навсегда оставит дочь. Её никто не спасёт. И завопила мысленно возмущённое, паническое, категорическое «НЕТ!»

Ничего не произошло.

Лишь напор ветра на тело уменьшился, да закричал мальчишка, отчаянно зовя мать.

Не пытаясь понять почему и как, девушка резко подняла голову и огляделась. Накатил приступ тошноты, голова взорвалась болью.

Отлепилась от столба и с трудом поднялась. Стараясь меньше крутить ушибленной головой, Олеся подхватила дочь, схватила за руку ревущего мальчика и потянула к метро. Пытаясь сопротивляться ветру, она понимала, что звуковая атака приближается – давило на мозг, на уши. Щекой, прижатой к малышке, почувствовала липкое – у дочери из ушей побежали ручейки крови. Девочка, не в силах рыдать, хрипло всхлипывала, задыхаясь. От бессилия у Олеси потекли слезы, но она упрямо тащила детей по дороге к метро.

Из-за спины катился новый Вопль.

Дальше стало страшнее.

На улицах появилось нечто.

То, что любители фантастики назвали бы порталами.

И оттуда полезли Твари.

Как описать тварей? Будешь ли ты способен вглядываться в нечто воющее и несущееся на тебя с явно нездоровыми намерениями? Особенно при наличии красного неба и взрывающего мозг звука?

Большие. Примерно по плечо человеку среднего роста. Две пары мощных ног позволяли им довольно быстро передвигаться по утоптанным мостовым. Шкура тёмного землистого цвета, большая голова с огромной пастью и длинные, огромные белые зубы.

Собственно, это ты запоминал в первую очередь в их облике и никогда не мог забыть. И видел в ночных кошмарах ещё много ночей спустя.

Ощерившиеся клыкастые пасти, жаждущие тебя разорвать.

Нет, их было не очень много. Но достаточно для перепуганных насмерть людей. Тех, кто оставался на ногах и в сознании. Слепо мечущихся среди разрушенных улиц и трупов сограждан.

Как долго словами можно описывать то, что длилось пару десятков минут...

Красное небо. Звуковая волна. Молнии. Порталы. Твари.

Разрушенные улицы. Трупы людей и животных. Оторванные части тел. Кровь...

За какой промежуток времени человек может осознать крупный объем информации?

Олеся и сама этому удивлялась, параллельно успевая отмечать множество странных деталей, которые не было времени анализировать. Внезапно-красное небо, звуковая волна, падающие люди...

Огромные тяжелые двери станции «Автозаводская».

Олеся всё ещё не понимала, что происходит. Зато понимала, что нельзя останавливаться и вникать. Надо дойти и укрыться. Укрыть ребёнка.

Внутрь. Прочь с улицы, прочь от этого неба и звука. Олеся упрямо продиралась сквозь ветер, людей, машины и трупы, не разбирая дороги, видя мысленным взором только свою конечную цель. Старалась прижать крепче одного ребёнка и сжимала руку второго. Она не заметила, откуда взялась клыкастая тварь, но саму тварь не заметить не могла.

Ещё одно мгновение.

Замершее.

На грани жизни и смерти.

Вот странность - в этот момент Олеся не слышала ни единого звука, как будто они отошли на второй план, включая звуковую волну, убивающую людей. Все внутри омертвело, и билась одна мысль: "Инка! Инка! Инка!"

Мысль металась и кричала, требовала спасти ребёнка.

Грянула молния.

Снова в них.

Или в сантиметре от них?

Тварь отступила. Понеслась дальше, обежав их по дуге.

А девушка? Ей некогда было думать о случившемся. Они свернули за угол и увидели двери станции. Метро близко, туда бежали и другие выжившие люди. Раздались крики, катящиеся от станции. Слов не разобрать. Спустя несколько мгновений Олеся уловила их зловещий смысл – кто-то просил закрыть гермодвери станции, или их уже закрывали, но – закрывали!

Девушка, всхлипнув, поудобнее перехватила теряющую сознание дочку. Покрепче вцепилась в ручонку впавшего в прострацию мальчика. Она совершенно выбилась из сил, еле передвигала ноги, но упрямо двигалась к метро.

Одна из тяжелых деревянных дверей была сметена паникующими людьми и лежала в проходе. Под ней, сквозь проемы, еще полчаса назад застекленные, виднелось раздавленное тело человека. Сжавшись внутренне в комок, но не разрешая себе предаваться жалости, девушка втащила детей в здание станции, молясь, чтобы прямо сейчас в стену дома не ударила молния. Вместе с ней еще несколько человек ввалились в холл. Осколки дверных стёкол на полу ненадолго отразили пробежавших мимо мужчин с диким взглядом, а за ними - невысокую девушку, тащившую двух детей. Спутанные рыжие волосы всклокочены, кожаная куртка в грязи и прорехах. Безумно вращая светло-карими глазами, она мазнула взглядом по отражению и из последних сил устремилась к эскалаторам.

Запоздало завыли сирены воздушной тревоги. Динамики на станции зашуршали и выдали:

«ВНИМАНИЕ, ГРАЖДАНЕ! В ГОРОДЕ ОБЪЯВЛЕНА ВОЗДУШНАЯ ТРЕВОГА! ВЫХОД ИЗ МЕТРО ПРЕКРАЩЕН. ВСЕ ЭСКАЛАТОРЫ РАБОТАЮТ ТОЛЬКО НА СПУСК. НАХОДЯСЬ НА ЭСКАЛАТОРЕ СТОЙТЕ СПРАВА, ПРОХОДИТЕ СЛЕВА. НЕ ЗАДЕРЖИВАЙТЕСЬ НА ПЛАТФОРМЕ, БЫСТРЕЕ ПРОХОДИТЕ В ТОННЕЛИ ПО СХОДНЫМ УСТРОЙСТВАМ. СОБЛЮДАЙТЕ СПОКОЙСТВИЕ И СТРОГО ВЫПОЛНЯЙТЕ ВСЕ РАСПОРЯЖЕНИЯ ДЕЖУРНОГО ПЕРСОНАЛА МЕТРОПОЛИТЕНА».

В ответ раздалось несколько истеричных всхлипов - с многолюдной улицы внутрь успело забежать едва ли пара десятков людей...