Клуб 27 (глава 2)⁠⁠

Периметр. Выживание

1 глава тут Внимание, граждане! (глава 1)

Спасибо тому единственному человеку @aptala, который написал под первым постом "Классно,Э где продолжение?" Начинающему автору, как и кошке, ласковое слово приятно.

Внимание, присутствуют сцены жестоких смертей!

5 апреля 2018 года, Люберцы.

В доме напротив открылось окно. Солнечный луч, отразившийся от стекла, ударил Диме в глаза.

Парень валялся в кровати, ловя последние минуты сладкой дремоты, но уже видел сквозь смеженные веки назойливое жёлтое пятно. И буквально воочию застал момент, когда жёлтое сменилось алым. Красная вспышка резанула по закрытым глазам.

От неожиданности Дима вскочил, протёр глаза и уставился на окна. Шторы превратились в два тёмных прямоугольника, ярко обведённые красным.

«Что за ерунда?»

Дима почувствовал неясную тревогу, в памяти всплыли недавние новости о ядерной угрозе Северной Кореи. Поколебавшись, парень нащупал лежавшие под подушкой очки, нацепил, накинул на плечи одеяло, подошел к окну и отдёрнул занавески.

Небо мерцало красным. Облака багровели, будто налитые кровью. Пульсировали, перетекали и меняли форму, словно дым. На нестабильной поверхности то и дело вспыхивали алые, нестерпимо яркие протуберанцы. Они вытягивались, извивались и пульсировали, словно щупальца.

Дима попятился от окна, пытаясь сообразить, что делать дальше. Тревога нарастала. Он видел много фильмов, прочёл немало книг о ядерной войне и представлял её несколько иначе. Но ничего больше в голову не приходило.

Кажется, нужно срочно искать укрытие. И да — запастись водой! Парень бросился в ванную, наскоро заткнул сливное отверстие пробкой, выкрутил оба крана до упора, а сам побежал назад в комнату, собирать вещи. Что обычно берут в таких случаях? Дима растерянно заметался по квартире. Тёплую одежду, консервы, альпинистское снаряжение, противогаз, освинцованный защитный костюм и, конечно же, старый добрый дробовик? Ну или револьвер, на худой конец.

Ничего из этого у Димы не было. Шкаф с книгами, какое-то барахло, оставшееся от бывшей, и осатанело верещащий попугай в клетке. В прихожей висел пуховик, но защитить от радиации решительно не мог. Он иногда и от холода не защищал.

Теряя тапки и оскальзываясь на холодном паркете, Дима ворвался в спальню. И больше ничего не успел.

Акустическая волна ударила хлёстко, наотмашь. Не спасли стеклопакеты со звукоизоляцией. Треснули разом стёкла, а то, что было открыто — взметнулось мелкими осколками и градом обрушилось на пол. Тщетно зажимая уши руками, Дима упал. Он скрючился и катался в судорогах по полу, а мозг грозил разорваться. В глазах потемнело, чувства притупились. Остался лишь звук, выворачивающий мозг наизнанку. Он вызывал бессильную ярость, ужасал, угнетал, раздирал. Уничтожал. В голове стало пусто, и сознание начало ускользать.

Но вот звук обратился в ничто. В звенящую, засасывающую пустотой тишину. Отдышавшись, Дима открыл глаза, пытаясь понять, жив ли вообще. Выходило, что вроде жив. Осторожно сев, стараясь не шевелить гудящей головой, Дима отнял от головы руки и осмотрел ладони. Очки чудом остались целыми, но в глазах расплывалось. Крови не было, значит перепонки не лопнули. Зато из носа хлестало в два ручья.

Тщетно подсчитывая, долго ли он валялся, парень огляделся. Вокруг по полу раскинулась, словно ковёр из бриллиантов, разбившаяся чешская люстра — подарок родственников на новоселье. Рядом, в месиве из земли, лепестков герани и керамических осколков, валялся отлетевший от стены карниз. Сердце Димы дрогнуло, пропустив удар, а затем заколотилось сильнее и чаще - в повалившейся на пол клетке молча лежал попугай. «Кешка…» - потерянно подумал Дима, подползая к клетке на четвереньках. Зрелище было ужасным. Глазки попугая лопнули, клюв был неестественно раскрыт, будто птичка изо всех сил пыталась сделать хотя бы еще один вдох. Усевшись рядом, Дима закрыл глаза рукой и несколько минут раскачивался, ни о чем не думая. В ушах шумело.

Наконец, шок начал медленно отступать. Потерев лицо ладонями, Дима осторожно, держась за стену, приподнялся и выглянул в разбитое окно.

На улице продолжало бушевать кровавое зарево. На площадке под окнами в муках корчились люди. На тротуарах и газонах валялись чёрные комки перьев — упавшие замертво птицы. Несколько тушек, трепеща крыльями, висели, запутавшись в голых ветвях деревьев. Кто-то метался на парковке, панически отыскивая свою машину, в то время как две или три успели столкнуться и дымили на выезде со двора.

Сверкнула первая молния. Она была плотнее и ярче, чем обычные грозовые, не такой ветвистой и держалась в разы дольше. Ударила хлёстко и сочно - и совсем близко. Перегнувшись через подоконник, Дима успел разглядеть, куда она попала. В ужасе отшатнулся: один из людей, стоявших на площадке, валялся на земле лицом вниз, странно раскинув руки и ноги. Даже с высоты пятого этажа было видно, что открытые части его тела покрывали ужасающие черные полосы и пятна. Находившиеся рядом с ним люди в ужасе убегали. У тела мужчины остался сидеть на коленях ребёнок, раскачиваясь и зажимая руками уши. Одежда малыша залита кровью.

Молния ударила снова. И снова. И ещё несколько раз. Удары, казалось, были нацелены в то злополучное здание напротив, чьи окна своими бликами будили Диму по утрам. Летели стёкла, мелкая мебель и загоревшееся бельё с балконов. Откалывались куски бетонных плит. Во многих квартирах начался пожар. Трещины изрезали стены. Из некоторых окон высовывались люди, их рты раскрывались в беззвучном крике.

Прошло несколько жутких секунд, и торец осаждённого молниями жилища стал отваливаться. По секциям, этаж за этажом, падали плиты, обнажая нутро разрозненных квартир. Следом за панелями полетела мебель, домашняя утварь и беспомощные жители разорённого муравейника. Столб бетонной пыли взметнулся на несколько этажей вверх, и серые клубы частично заслонили жуткую картину.

Завороженно смотря на царство ужаса и смерти, Дима осторожно, спиной, двинулся в прихожую и отвернулся от окна только когда вышел в коридор. Он тщетно отыскивал ненужные, совершенно теперь бесполезные ключи от двери. Треснувшее зеркало равнодушно отражало полуголое, вымазанное в крови худое тело, всклокоченные светлые волосы и панический взгляд серо-голубых глаз. Слух возвращался. В ванной шумела и переливалась через край вода. На улице душераздирающе вопили люди, завывали сирены машин. С характерным гулом и грохотом били всё новые и новые молнии.

Мощный толчок сотряс квартиру. Далеко внизу глухо пророкотало. Стены задрожали, и Дима почувствовал, как входная дверь медленно нависла над ним. Едва ощутимо, на несколько градусов. В кухне загремели осколки посуды, перекатывающиеся в стенном шкафу. Вода в ванной умолкла: видимо снизу прорвало трубу.

Охваченный ужасом, Дима пулей выбежал на лестничную клетку как был — в нижнем белье и с одеялом в руках. В соседних квартирах слышались крики и детский плач. В шахте лифта лопались тросы, скрежетали сползающие вниз кабины. Диме предстояло спуститься на пять этажей, прежде чем здание рухнет.

Путь на лестницу лежал через открытый общий балкон. Оттуда открывался вид на футбольную площадку, похожую на загон с обезумевшими животными, и здание люберецкого филиала «Мосэнерго», охваченное пламенем. Две трубы станции исторгали чёрные клубы едкого дыма. Третья труба сломалась у основания и лежала поперёк дороги, заблокировав путь десяткам машин.

Но рассматривать место катастрофы в деталях было некогда. Трясясь от ужаса, Дима бежал вниз, укутавшись в одеяло, словно в плащ, и пытаясь протолкаться через столпотворение на лестнице. Десятки охваченных паникой и залитых кровью людей бежали из квартир с вещами и налегке, с детьми или свёртками в руках. Они кричали, плакали, толкались, цепляли друг друга, матерились. Кто-то тряс за плечи впавшего в ступор родственника, другие пытались успокоить плачущих навзрыд и упирающихся детей. Во этой кутерьме звучали разного рода неуместные, бессмысленные и ненужные вопросы, навеки обречённые остаться без ответов.

Дима старался не задерживаться. Отмахивался от протянутых рук, ускорял бег и вздрагивал при каждом новом толчке, сотрясавшем здание. Стены дрожали, с потолка сыпалась побелка, но конструкция держалась, разве что общий крен усиливался.

На улице жильцы ринулись подальше от дома, кто куда. В основном бежали к машинам. Многие не могли завестись, остальные — уехать. Дороги возле дома заторены. Дима бежал прочь от больших скоплений людей и высоких зданий. Молнии били реже, но не сулили ничем хорошим даже при частичном попадании. На тротуарах и шоссе лежали искалеченные тела. В основном без глаз и с неестественно вывернутыми конечностями. На коже у них проступили странные тёмные линии и пятна, похожие на некроз. Хуже выглядели уцелевшие. С окровавленными ушами и носами, с вытаращенными в ужасе глазами. Они пытались спрятаться под машинами и внутри, бежали не разбирая дороги, сталкивались друг с другом.

Женщина в домашнем халате и тапочках на босу ногу волокла за руку безжизненное тело подростка, причитая, что всё будет хорошо. Из её ушей обильно текла кровь, один глаз выжжен, но она этого не замечала.

Дима лавировал между хаотично мечущимися по дороге людьми, направляясь к главной улице, когда над ним пролетел пожарный вертолёт. Он держался ниже багровых туч и летел прямо к полыхающей подстанции. Из-за гула и грохота он был чуть слышим. Земля содрогнулась от мощного толчка, и вертолёт замер на подлёте к станции.

Лопасти перестали вращаться, разом скованные неведомой силой. Как большая дохлая стрекоза, вертолет с грохотом упал в парке, недалеко от дымящихся труб. Рокот моторов и вой автомобильных сирен умолкли.

Дима решил, что его снова оглушило. Приготовился к новой волне боли, но не дождался. Крики людей, шварканье молний, грохот камней и лязг металла по-прежнему заполняли холодный утренний воздух. Оглядевшись и в ужасе мотнув головой, парень продолжил путь.

Он и несколько уцелевших торопливо покидали жилой массив. Впереди школа и детский сад, отделённые друг от друга узкой дорожкой и двумя заборами. По сторонам за десятки метров слышны истерические крики, жалобный плач, и причитание множества детских голосов. Сквозь решётку видно маленькие корчащиеся тела, не вполне целые и не вполне живые. Дима натянул на голову одеяло, зажал руками уши и шептал на бегу, пытаясь успокоиться:

- Не смотреть. Не смотреть Не смотреть.

Так и бежал, глядя на собственные ноги, месившие талый снег и грязь.

Холод не чувствовался. Ощущался жуткий, сводящий с ума первобытный страх. В полубреду Дима добрался до запруженного машинами шоссе. Выглянул из-под одеяла. Движения нет. Часть попутчиков  куда-то подевались, наверное, свернули во дворы за школой. Большинство машин на дороге пусты и разбиты. В некоторых бьются в истерике пассажиры, пытаются расстегнуть ремни безопасности. Услышав истерические рыдания в стоящей неподалеку иномарке, Дима дернулся на помощь, отшатнулся, затем всё же торопливо добежал до машины. Дернул покореженную дверь, с трудом распахнул её пошире. Помог расстегнуть пояс безопасности верещавшей не умолкая женщине с размазанной по лицу кровью. Гражданка почувствовала свободу и не прекращая верещать, с силой оттолкнула Диму. Споткнувшись на пороге, торопливо выбралась наружу и пустилась наутек. Ее спутник остался сидеть на водительском кресле, безжизненно нависая над рулем.

Дима поднялся с асфальта, поправил съехавшие очки, покачал головой и по подземному переходу, где жались друг к другу в страхе и темноте несколько десятков человек, перебрался на другую сторону. Кто-то отделился из толпы и двинулся следом.

Парень хотел добежать до продуктового магазина, поддавшись искушению запастись провиантом, или — если повезёт – забаррикадироваться там. Но ближайший магазин находился в паре остановок. Не оставалось ничего, кроме как бежать вдоль шоссе, где меньше вероятности, что на тебя обрушится здание. Диме оставалось уповать на то, что не ударит молния. При каждом намёке на вспышку он резко приседал, испуганно озираясь. Жался к тёплым радиаторам, прятался за крыльями машин, совершенно позабыв, что металл притягивает электричество. Но молнии были будто прикованы к жилым зданиям и сверкали где-то за высотками. С шоссе отлично просматривалось - под удар попали десятки дворов, сотни домов, вся Некрасовка!

Тысячи жизней!

И Дима побежал дальше, стараясь дышать размеренно, не делать лишних движений. Вскоре его догнал рослый мужчина средних лет. Оба молчали, изредка переглядываясь на бегу. Заметив препятствие на дороге, указывали друг другу обходные пути. Неизвестно, куда направлялся мужчина, но ни ему, ни тем более Дмитрию не суждено было достичь цели.

Впереди творилось нечто. Это нечто гнало навстречу двум беглецам орду испуганных, обезумевших людей. Нечто настигало их. Нечто топтало их мощными конечностями, вминало в землю, рвало на куски. Нечто пожирало их вместе с одеждой и костями. И у этого Нечто было несколько жутких сородичей.

Огромные четвероногие, мордатые твари гнали добычу вдоль шоссе, расталкивая стоящие машины мощными плечами и крутыми боками.

Неизвестно, что хуже — попасться на пути жутким неведомым созданиям или быть сметённым обезумевшей толпой понятных и родных соотечественников. Примкнуть к ним и бежать назад, где не осталось ничего живого, тоже не улыбалось.

Первым на сложившуюся ситуацию отреагировал Димин попутчик. Схватив парня под руку, он потащил его прочь с дороги, на крыльцу маленького двухэтажного здания библиотеки.

– Давай внутрь! – прохрипел он.

Двери были заперты, но будучи полностью стеклянными, не стали препятствием. Стараясь перепрыгивать россыпи стёкол измученными босыми ступнями, Дима заскочил внутрь как раз, когда мимо здания пробегал обезумевший табун.

– Щемись! – проорал мужик и скрылся в коридорчике.

Дима спрятался за деревянной стойкой напротив входа. Вжался в угол, закрывшись с головой одеялом и выставил перед собой мусорную корзину, подвернувшуюся под руки.

Услышал тяжёлую поступь твари, поднимающейся по ступеням. Массивное тело упёрлось в железные рамы дверей. Густо захрустело стекло.

Но с улицы донёсся чей-то пронзительный визг, привлекший внимание монстра. Шаги удалились, наступило затишье. Минут через пять из глубины коридора послышался хриплый голос:

– Э, слышь, как тебя, там… нудист! Живой?

– Живой… – неуверенно отозвался Дима.

– Давай завалим двери, пока оно не вернулось.

Через несколько минут совместными усилиями им удалось выстроить более-менее прочную стену, используя стойку, две банкетки и несколько стульев. Туда же, к дверям, оттащили тело старушки, она, очевидно, работала здесь. Поколебавшись, Дима укрыл покойницу своим одеялом. Остаток дня он и его новый знакомый — Николай – обшаривали залы библиотеки в поисках чего-то полезного. Выбитые окна первого этажа до самого верха заложили томами Большой Советской Энциклопедии и подшивками старых журналов. Через отдушины проникал холод, алое сияние и всполохи сходящих на нет молний.

Новые и новые крики людей и рычание неведомых тварей.

Но всё же это было какое-никакое укрытие. Из еды нашлись скромные запасы библиотекарши. Пачка печенья, несколько пакетиков чая, пол-чайника воды, которую нельзя было вскипятить – электричество не работало. Мобильный телефон Николая не работал. Зато Дима догадался извлечь из него батарею и добыть огонь путём нагревания скрепки, замкнутой на контактах. В качестве розжига использовали пару книг. На дрова пошёл стол из читального зала.

Когда опустились сумерки, на бетонном полу недалеко от книжных шкафов мерцало уютное пламя костра. Дым выходил на улицу через отдушины в окнах. Это могло привлечь к убежищу постороннее внимание, но  позволяло не задохнуться от угарного газа.

Повозившись с тремя ножками от стола и дешёвой проволочной вешалкой, Николай умудрился подвесить над огнём жестяную кружку - в ней вскипятили воду. Мужчины по очереди пили чай и заедали печеньем. Какой-никакой ужин.

Несмотря на источник тепла, с наступлением ночи Дима начал замерзать. Скрепя сердце, он забрал одеяло назад. Николай кутался в свитер и — с его слов — чувствовал себя превосходно, хотя его явно что-то беспокоило. Решили не спать до утра, а на следующий день добраться до магазина. Если повезёт, то и до аптеки. В дальнейшей перспективе лекарства и бинты могли очень пригодиться.

– У тебя родные-то есть? – спросил Николай.

– Да… Но они все в Москве. Родители и двое братьев… В получасе езды, если по прямой.

Николай криво усмехнулся:

– Боюсь, прямых дорог уже нет… И про езду можно надолго забыть. А пешком… такое себе.

Дима кивнул:

– Да понял уже... Пока никак. Совсем никак. Ну… Думаю, в Москве хотя бы полиция. И армия, наверное, уже мобилизована.

– Хорошо бы. А то неизвестно, надолго ли эта канитель и что это за твари… И как далеко распространилась вся эта жуть…

– А твои родные где? – спросил Дима. Собеседник хмуро молчал, грея руки над костром. На безымянном пальце правой руки поблескивало обручальное кольцо.

– Ты местность-то хорошо знаешь? – спросил Николай, так и не ответив – А то мы… Я в квартиру въехал две недели назад, не знаю тут ничего…

– Ну, я тут полгода. Район примерно знаю. Но вообще не помешала бы карта…

– Ишь ты, карту ему… – буркнул Николай. – Ладно, будет тебе карта. Гляди за огнём. Кажется, я видел тут атласы где-то.

Мужчина скрылся за стеллажами, пошуршал в закутках и вернулся с потрёпанным свёртком. Это был настенный план Москвы и области, куда, к счастью, довольно подробно вошёл люберецкий клочок. Района новостроек на нём не было, но старый город представлен отчётливо.

– Ну, значит, мы где-то тут, – Дима ткнул пальцем в районе Некрасовки, – Инициативная улица. Вдоль по ней можно добраться до станции. А там — по шпалам в Москву. Ну или через железку — в старые Люберцы.

– И что там делать? – хмыкнул Николай.

– Ну, не знаю. Помощь найти, ну или там… припасы какие.

– Да уж, одёжка тебе пригодилась бы, – рассмеялся мужчина и, закашлявшись, тяжело прислонился к книжному шкафу.

– Ладно, с ходу в Москву идти далеко, наведаемся в Люберцы, – рассудил он наконец. – А пока, думаю, неплохо бы и вздремнуть, как считаешь?

Дима прислушался: снаружи всё утихло. Отдалённый рёв свидетельствовал о том, что монстры не кончили кровавый пир, но промышляли в другом районе.

– Так себе идея, – протянул он.

Дима не понимал, как можно уснуть после целого дня, полного смертного страха и нечеловеческих страданий. Прокручивал в голове события, запоздало подмечал моменты, оставленные без внимания. Печально осмотрел свои ступни, разодранные в кровь и вымазанные в засохшей грязи.

«Выжил при крушении жилого дома, но оцарапал ножку и умер. Да, это в моём стиле».

Николай растянулся на боку у костра и, подперев голову рукой, разглядывал разложенную карту. Он дышал тяжело и отрывисто, и чаще смотрел на огонь, чем на карту. По затуманенному взгляду казалось, что мужчина ищет смысл и практическое применение своей дальнейшей — одинокой – жизни. Нашёл ли, нет, но лёг на спину, заложив руки под голову и закрыл глаза.

– Как знаешь, малой, а я прикорну…

«Кто это тут малой? – возмутился Дима про себя. – Мне двадцать восемь скоро. Если не словлю билет в Клуб Двадцати Семи… Хотя, наверное, в этот клуб нынче кого попало набирают… И без ограничений...»

Огонь действовал успокаивающе. Благодатное тепло проняло закоченелые руки и ноги настолько, что стало уютно в грязном и ободранном одеяле, не смотря на тот факт что оно служило саваном для бедной библиотекарши. Частичка дома. Бывшего дома.

Кутаясь как можно лучше, Дима дал себе слово сохранить одеяло во что бы то ни стало и пронести хотя бы частичку его – через все предстоящие испытания.