Ковёр
Одинокая и престарелая мать Егора пропала без вести у себя в глухой таёжной деревне. Полицейские выдвигали версию о том, что старушка просто пошла в лес и заблудилась. Мать действительно любила собирать грибы и ягоды, что росли прямо в лесочке за огородом, а на дворе тем временем стоял дождливый и урожайный на грибы сентябрь. Разлапистые лиственницы росли плотными рядами, и заплутать можно было даже в трёх деревьях. Чем глубже заходишь лес, тем сложнее ориентироваться. Но с самого начала Егор засомневался в подобной версии – мать же бродила по этим лесам всю свою жизнь. Она должна знать каждый закуток. И вдруг – заблудилась… Старческая деменция, конечно, могла внести свою лепту. Однако спасатели не нашли даже трупа, хоть в поисковых бригадах имелись псы-ищейки. Собаки вынюхают что угодно, но тут они оказались бесполезны. На вертолёте кружить над густой тайгой было занятием почти бессмысленным, и вряд ли мать ушла туда в яркой одежде, чтобы её можно было легко заметить.
А может всё дело в том, что спохватились слишком поздно и след её простыл. Она ведь могла и не заблудиться – в лесу старушку мог одолеть сердечный приступ или инсульт, а труп потом могли растащить дикие звери.
Первой спохватилась тётя Лида. Она общалась с матерью Егора, так как жила в избе по соседству. Но дождливый сентябрь внёс на некоторое время разлучил их – старушки сидели по домам и смотрели телевизор, лишь изредка встречаясь около забора, разделяющего огороды.
Во время одной из таких встреч тётя Лида заподозрила, что мать Егора больна. По-крайней мере, обычно энергичная старушка вдруг сделалась вялой и неразговорчивой, под глазами её затемнели синяки, как бы от недосыпа. На все вопросы мать отвечала, что в последнее время очень плохо спит. И что ей мерещится всякое. Но что именно – не уточнила, в подробности вдаваться не стала. Тётя Лида тогда ещё порекомендовала положить за печку хлеб с солью, чтобы домового задобрить, но мать в такие вещи особо не верила -- Егор за печкой никакой корочки не нашёл.
Долго тётя Лида не видела своей захворавшей соседки. И когда наступили светлые солнечные денёчки – та не вышла посидеть на лавочку у ворот. Уже много соседей так померло – в деревне все старые. Кто слегает от гриппа, кто от приступа… Обычное дело. Поэтому тётя Лида решила навестить соседку. В доме пахло чем-то протухшим. Входная дверь была открытой – здесь все свои, никто и не запирается. Помытая посуда… сковорода с уже испортившейся жареной картошкой на плите – она и воняла… Дома, однако, никого не оказалось. Кровать в спальне была не заправлена, а посреди гостиной валялась кочерга и крестик на порванной цепочке.
Тётя Лида утверждала, что у матери Егора дома всегда был порядок. Кровать бы она точно заправила, да и кочергу просто так посреди комнаты не бросила. Поначалу Лида подумала, что соседка могла и в гости к кому уйти, но та всё не возвращалась и не возвращалась... Значится, ночью старушка куда-то пошла. Пока пыталась уснуть. Но не в лес по грибы ведь? Лида не говорила напрямую, но то и дело оговаривалась о чём-то мистическом, как бы не нарочно. Но это Егору не казалось удивительным – Лидочка всегда жила в деревне, а в этих глухих местах люди редко бывают образованными. Всё, что они не в силах объяснить логически – тут же списывают на потусторонние силы.
Егор поначалу беспокоился, что это могло быть и похищением. Но кому могла потребоваться старушка? Поэтому он посчитал, что мать одолели расстройства сна и на фоне старческой бессонницы развился лунатизм. После чего она и потерялась в лесу.
Полицейским же кочерга посреди комнаты ни о чем не говорила – им было всё равно. Дома никого нет, следов крови тоже не нашли. Значит – в лесу потерялась. Куда же она могла ещё деться? Такие уж тут менты – всю работу они выполняли для вида, лишь бы поскорее от всего отделаться и куда-нибудь заныкаться с пузырём сорокаградусной. Местные МЧСники тоже не проявляли особого энтузиазма… Только поисковые собаки могли работать с должным усердием, но и те ничего не вынюхали.
В деревню Егор приехал со своим сыном – Владиком. Дом переходил по наследству ему. Продавать его в такой глухомани – бессмысленно. Никто не купит. Ожидать возвращения матери тоже не стоило – слишком много времени уже прошло. Тяжело было принимать этот факт. Особенно тяжело было вернуться в пустующий и посеревший родной дом, где прошло всё его детство и юность, до тех пор, пока не переехал учиться в город. И с каждым годом вне этой деревни Егор навещал свою мать всё реже. И реже. А в последний раз он сюда наведывался несколько лет назад, когда родился Владик.
Чего уж тут поделаешь – работа и бытовуха. Времени было очень мало. Сумасшедший темп городской жизни поглотил Егора. И это он осознал совершенно недавно. Как бы проснулся при этом. Следовало залечить свою душу, разобраться с делами в деревне, отдохнуть от стресса, от асфальта и бетона, от выхлопных газов и заводских выбросов – посреди чистых, не тронутых цивилизацией бескрайних лесов.
Егор первым делом всё осмотрел. Животных старушка не держала, сил её хватало только собаку. Что, кстати, исхудала от голода. В последнее время её подкармливала только соседка. Тёмные хозяйственные пристройки, казалось, хотели что-то сказать. Они наверняка всё видели, вот только не умели разговаривать. Баня уже прогнила внутри, почернела и покрылась плесенью по углам. Эта баня часто приходила к Егору во снах, настолько в ней было неуютно. Сараи покосились, крыши на них прохудились. Огород зарос травой наполовину – мать не управлялась со всем и выращивала только необходимое для жизни.
И мрачный лес на противоположной стороне этого картофельного поля. Этот лес уже осмотрели спасатели, но Егор не мог туда не наведаться – это было что-то вроде долга…
В первый же день, когда они расположились в доме, распаковав вещи – Егор направился туда с фонариком, пока не пришли сумерки. Далеко он не заходил – лишь прошёлся по краю, не выпуская дом из вида в просветах между деревьями. Напряжённая атмосфера царила в лесу. А может, сказались мистификации тёти Лиды... Потёмки, мрачные лиственницы, скрип стволов и завывания ветра. Птиц, почему-то, не было. Тишина давила на нервы.
Остаток вечера Егор топил баню и готовил ужин, пока Владик сидел на диване за планшетом и смотрел скачанные мультики. Интернет в этих местах был отвратительный. Егор рассчитывал пожить в этом домике с недельку. Давно уже не бывал в деревне, наедине с природой. И своего сынишку он планировал ознакомить с деревенским бытом. В городе настоящего мужчину, конечно, не вырастишь.
В одной из фляг в сенях Егор нашёл ароматный смородиновый самогон. Или брагу… Егор не разбирался, но жидкость казалась крепкой и при этом пилась легко. Самогон вышел отличным дополнением к простецкому деревенскому ужину – жареной картошке с мясом и засоленными огурцами. Банька получилась горячей, несмотря на свою древность и обветшалость. После неё Егор почувствовал себя заново родившимся. Некоторое время он сидел во дворе, смотрел на непривычно яркое звёздное небо и смолил самокрутку из домашнего табака, которым угостил дедушка-сосед. Сидел и чувствовал себя счастливым. Здесь бы он остался жить, на кой черт нужен этот город. Завести животину, мастерить чего-нибудь руками, бражку делать и продавать в городе, метал откапывать – в советские времена здесь жизнь кипела. Всему ведь можно научиться. Даже медведи в цирке вон – на велосипедах катаются, а он – человек. Грех считать, что не научится…
Потом Егор уложил Владика спать на диване в гостиной, а сам занял место в спальне, поменяв простыни и одеяла на чистые. Некоторое время Егор читал книгу и наслаждался деревенской тишиной. А потом выключил свет и уткнулся в подушку. В коридоре кто-то прошёлся, но Егор тогда посчитал, что это Владик захотел попить воды или сходить в туалет…
***
Весь последующий день они с Владиком ходили по лесу и собирали грибы. Мухоморы нынче очень сильно ценились на рынке – и сушёные и в качестве настойки. Егор предварительно запасся несколькими метрами инфракрасной плёнки, но даже этого оказалось мало – они насобирали в лесу столько мухоморов, что те не поместилось на плёнке. Лишние он распихивал по бутылкам с водкой – настойку в интернете продают за два косаря за ноль пять… Такой настойкой можно мазать больную спину или суставы. Снимало, как рукой. Егор уже подсчитывал в уме, насколько он озолотится. А ведь ничего особенного он не сделал! Даже прогулялся и подышал свежим воздухом. В лесу конопатых друзей никто из местных не собирал – они считаются ядовитыми. И при встрече с ними – грибники пинают их ногой, лишь помогая спорам размножиться.
Мысль о том, чтобы жить в деревне снова показалась Егору заманчивой. Можно было зарабатывать деньги, собирая полезные травы и изготавливая из них чаи и настойки. Конечно, особо не разбогатеешь, но если приплюсовать это к основным доходам…
В лесу они не нашли никаких следов. Егор старался отвлекаться от негативных и печальных мыслей. Ведь он всё равно не в силах ничего предпринять.
К вечеру он снова раскочегарил баньку. Приходил дедушка-сосед и предлагал выпить самогону, однако Егор отказался – в лесу он съел пару ножек для энергичности. Пожалел свою печень.
День оказался бы ничем не примечательным, если бы перед сном он не заглянул в тумбочку у кровати. Егор приметил внутри на полочке толстую тетрадь, с шариковой ручкой в качестве закладки. Тетрадь оказалась личным дневником матери. И там могли найтись ответы…
Мать записывала туда свои мысли и рассуждения. Чем она занималась в тот или иной день. О чем разговаривала с подругами. Как сложно дался ей сбор урожая этой осенью. Мысли о своём старческом одиночестве… эти мысли задели Егора за живое. Он почувствовал вину, что не находил для своей матери времени, чтобы навестить. А ведь она так сильно хотела нянчиться с внуками…
В горле встал ком, на глазах проступили слёзы.
Однако скоро они сменились настороженностью. Егор дошёл до событий последнего месяца.
«3 сентября… В соседней комнате ночью что-то шебуршало. Проверять не стала – боюсь крыс. Положила отраву…»
«4 сентября… Снова проснулась от странных звуков. Кто-то скрёб по стене. Я бы подумала, что это крыса. Но днём нашла на обоях царапины. Крыса так наскрести не смогла бы…»
Подобные записи перемежались описаниями быта и прочими размышлениями. Но каждую ночь, начиная с третьего сентября, в этом доме происходило нечто тревожное…
«5 сентября… пока смотрела телевизор в зале перед сном – заметила, как из моей спальни что-то промелькнуло через коридор и ушло на кухню. Перепугалась до смерти! Это не могло померещиться. Что-то бродит по моему дому!»
«6 сентября… Плохо спалось всю ночь… А после завтрака, пока пила чай – вдруг заметила, что иконы все развёрнуты ликом к стенке. Я достала из шкатулки крестик и теперь ношу на шее – столько лет прошло, как я сняла её. Кажется, Господь меня наказывает… Прости, Господи… Защити грешную…»
«7 сентября… По совету Лиды я положила за печку хлеб с солью. На утро кусочек исчез. И я уже обрадовалась, ведь в эту ночь было тихо. Спокойно. Думала, что это был домовой. Что он задобрился. Но потом я увидела, что кто-то выцарапал святым на иконах глаза… Я уже не знаю, что делать. Кажется, в доме поселился демон. Нужно звать батюшку…»
«8 сентября. Целыми днями идут дожди и грозы. Выпал град. Батюшка приехал из соседнего села. Он осветил комнаты, оставил ладана. Выслушал мои вопросы. Спросил, не занималась ли я отворотами, приворотами, «лечениями». Мол, черти одолевают тех, кто «ладит» с ними, а когда человек хочет отдохнуть, то они начинают таким назойливым образом заставлять его работать. Но я ведь ничем таким не занималась… Больше батюшка не нашёлся, что ответить. Для него такие вещи тоже были загадкой…»
«9 сентября… Я видела ночью, как оно смотрело на меня через окно в спальне! Господи…»
«10 сентября… Проснулась от того, что в закрытую дверь моей спальни ударили. Я спросила «кто пришёл», но мне не ответили. Стало страшно. Я всё поняла сразу. По коридору бродило оно. Оно пыталось открыть дверь, но та была закрыта на щеколду. Хорошо, что у меня была привычка запирать комнату – ещё со времён, когда в доме жили дети и муж был жив…»
«13 сентября. Батюшка не помог…»
Егор перелистнул страницу, но дальше дневник был пуст. Эта надпись была последней. Кажется, после этого мать и пропала. Выходит, что прошло больше, чем две недели. Написанное в дневнике напугало Егора. Пусть даже всё это было не правдой. Что это? Умственное помешательство? Не может же…
Он поднялся с кровати и направился на кухню, чтобы проверить иконы. Глаза на них действительно оказались выколоты. Кто-то испортил иконы. Уж не сама ли мать? Помимо этого в краске виднелись нацарапанные буквы: «Ваш Бог вам не поможет».
В то же мгновение из гостиной послышался крик Владика.
-- Папа!!! ПА-А-АПА-А!!
Всё внутри у Егора похолодело и оборвалось, когда он увидел вылезающую из ковра над диваном поломанную и искажённую тварь, облик которой не поддавался рассудку…
***
Виталя приехал посреди ночи. Высадился на краю деревни, остальное расстояние до избы он преодолел пешком, чтобы не вызывать подозрений у и без того обеспокоенных жителей. Следовало забрать свой ковёр. Кажется, он вдоволь наелся.
А с чего все начиналось… С его отца, археологии и дурацкой советской моды. Удалось откопать на славянских капищах выточенные на дереве символы. Символы пришлись отцу по душе и он решил поступить оригинально – заказать в Туркменистане ковёр со стилизованными узорами. Чтобы повесить этот ковёр на стену и хвастаться перед знакомыми своей оригинальностью «бохатостью»… Виталю всегда пугал этот ковёр, даже до того, как он сожрал всю его семью. Вообще, Виталя боялся ковров. Он видел в этих замысловатых узорах и завихрениях – Лавкрафтовских чудовищ.
А Ковёр – действительно стал таким чудовищем. Отец оживил древнего славянского демона, у которого в раннем средневековье имелся собственный культ. Участники культа приносили жертвы этому демону и подпитывали его. Пока из Византии не пришло христианство. Существо было утеряно во веках. И когда ему удалось прорваться в этот мир – оно тут же утолило свой тысячелетний голод. А маленький мальчик, которым тогда был Виталя, сделался его новым Первым Жрецом. Ибо глаза у него были почти жёлтого цвета…
Пробрался он в дом незаметно, только собака разгавкалась.
-- Ты че псину не убрал? – Виталя тут же наехал на чудовище, усевшееся на диване и переключающее каналы на телике туда-сюда. – Ты же не дурак? Палевно же.
-- О, здарова, Виталик, -- Бабайка помахал лапой. – Дак это. Не думал, что ты придёшь так быстро.
-- Каждый раз – одно и то же… -- прошипел недовольный Виталя.
-- Да ладно тебе…
-- Ну? – спросил Первый Жрец. – Чё было?
Бабайка улыбнулся, выключил телик, уселся поудобней и начал свой рассказ. Виталя слушал и кивал головой, иногда задавая уточняющие вопросы.
-- У него мать умерла, а он, чёрт возьми, -- говорил Бабайка. -- Веселится и мухоморами закидывается! Мне даже мерзко было его захавывать! У нас на Руси простолюдам конопатых жрать было нельзя. Только волхвам! Ну и времена нынче…
Бабайка рассказывал, как он изгалялся, какие пакости учинял и закончил всё тем, что всех сожрал. Классика жанра.
-- Я пугал их, как в страшных фильмах. Не зря ты мне в прошлый раз показал «паранормальные явления»! -- Бабайка напряг руки, показывая нечто вроде бицухи. -- А то до этого работал абсолютно безвкусно. Без творческого запала, знаешь ли. Технично, правда. Но без души! Как на работу ходить. А сейчас чувствую себя художником. Мелькнул там. Царапнул тут. А потом в окно ночью заглянул, постучал – и рожу скорчил! И они уже писаются в кровати свои.
Бабайка заржал.
-- Чистый кайф! Я бы так круглый год прикалывался. Если б жрать не хотел. И чего эти людишки только не придумают… Я бы до такого сам даже не додумался! Жаль, что она не поняла прикола про «третье сентября». Я скрёб в стенку и перевернул календарь, висевший рядом...
Виталя вздохнул – он надеялся, что услышит что-то годное, сможет написать что-то оригинальное. А из этой истории выйдет шаблонный и унылый рассказ, с кучей клише. Стену царапают, в окно глядят, в дверь стучат… Скука смертная. Бабайка… всё же был бездарностью. Он не мог переступить через свои закостенелые в веках манеры хтонического чудовища.
-- Ты поступил без вкуса, -- сказал Виталя. -- Кто вообще убивает жертв в первый же день, как они приехали в странный дом? А?
-- Ну дык… -- Бабайка замялся и виновато почесал затылок. – Они бы свинтили сразу. Тот дурак сразу к иконам побежал. Ну а чё делать… Свалят ещё, а я голодный останусь... А знаешь, какое вкусное мясо у маленьких детишек?
-- Мне без разницы... – Виталя махнул рукой. Все старания насмарку. Никакой тебе драматургии. – Вали обратно в ковёр.
-- Нормально же общались…
-- Нормально-нормально… Паранормально, ёмаё! Забирайся. Я нашёл новых «покупателей» на Авито. Семья из четырёх человек в городской квартире.
-- Ого! – Бабайка сразу повеселел. – Где город – там и технологии. Хочу стать звездой Ютуба. Чтоб меня засняли!
