Серия «Истории про кино»

Что в нём особенного? Он свободен

Когда я был подростком, я мечтал стать кем-то вроде Фэрриса Бьюллера. Ну, не буквально, мне всё-таки не хватало харизмы, дерзости и красной феррари (у нас была четвёрка). Но сама идея: взять и уйти с уроков не потому, что скучно, а потому что хочешь жить — казалась священным актом. Маленькой революцией против серых дней и таблицы Менделеева.

«Выходной день Фэрриса Бьюллера» — это не просто комедия. Это кино о свободе. Причём не о взрослой, где ипотека, затянувшийся ремонт и неприкасаемый отпуск в августе. А о подростковой свободе — странной, как первый поцелуй, и бесценной, как возможность потусить с друзьями, пока никто не видит.

Это мой второй фильм Джона Хьюза после «Клуба «Завтрак», и снова — в яблочко. Хьюз не делал кино про подростков. Он делал кино с ними и для них. Не как биолог, исследующий под микроскопом, а как старший брат, который всё ещё помнит, каково это — быть неуверенным, влюблённым, обиженным, веселым, потерянным. И при этом живым. Удивительное качество.

Сестра Фэрриса в какой-то момент раздражённо спрашивает: «Что в нём такого особенного?» И правда, что? Он не супергерой, не гений, не пророк. Просто парень, который смотрит на жизнь с каким-то заразительным светом в глазах. Он делает то, что хотел бы делать каждый, но каждый боится — он радуется. Искренне, без задней мысли. Ворует день у времени и устраивает из него фейерверк.

Фильм при этом не превращается в бездумную шалость. Там есть хрупкая, почти невидимая линия тревоги. Его друг Кэмерон — абсолютная противоположность. Скованный, рефлексирующий, с холодными родителями, он как будто с рождения боится дышать полной грудью. И Фэррис, как ветер в его закрытом доме, просто распахивает окна. Не насильно. Просто показывает, что можно. Что жить и смотреть по сторонам — это тоже опция.

Хьюз снова делает невозможное — берёт простую комедию с элементами фарса, погонями и фальшивыми звонками в школу, и превращает её в кино, после которого тебе хочется жить лучше. Честнее. Смешнее. Иногда глупее. Но обязательно — настоящим.

Это фильм про тех, кто не знает, чего хочет, и про одного, кто тоже не знает но не делает из этого трагедии. Потому что не обязательно знать, если ты умеешь быть в моменте. Фэррис не планирует жизнь. Он в ней танцует.

8,5 из 10.

Если бы я смотрел его в 17, поставил бы 10. И написал бы заявление на отпуск. Прямо на уроке геометрии.

Мой портал в 2010-й

Когда мне грустно, слишком серьёзно, или когда я начинаю слишком много думать о судьбах человечества, я вспоминаю «Мы – легенды» (в момент выхода я знал его как «Двое в пустом Париже»). С полицейской пальмой, братьями Бульони и идиотским сюжетом про двух раздолбаев: копа и преступника, которые случайно оказались в мире, где не осталось никого, кроме них.

Звучит как начало философского романа. На деле — абсурд, дичь и одна из самых любимых (я был подростком) шуток в истории дубляжа: «Чёрт поперди, он-то как?!»

Для меня с этим фильмом возвращается 2010 год. Я не знаю, кто первый придумал позвать на дубляж Пушного, Бочарова и команду шести кадров, но этот человек заслуживает памятник из VHS-кассет. Потому что в этом дубляже – суть фильма. Это как если бы «Чарли и шоколадная фабрика» озвучили КВНщики, а ты был бы ребёнком, у которого температура 37,7, и мама оставила дома на денёк. Чувство трипа, к которому не готов, но который тебя уносит.

По-честному, если отключить ностальгию — это слабенькое кино. Может 6 из 10, максимум. Погоня ради погони, дружба ради галочки, Париж ради фона. Но и чёрт с ним. Иногда ты не за этим включаешь фильм. Иногда ты хочешь просто услышать, как Пушной пытается соблазнить обезьяну на Эйфелевой башне, потому что больше некого.

Иногда кино – это просто портал. Не в историю. А в свою личную глупую юность, в обрывки разговоров с Ларисой, когда можно было три часа цитировать «Легенды» и ржать, пока живот не заболел. Это не великий фильм. Это просто тёплая точка в прошлом. Вечер, когда было неважно, что происходит в мире, потому что в компе диск, а в комнате эхо дурацкой озвучки.

Фильм шумный и нелепый, как сон на голодный желудок. Но какой же он живой. Абсурдный – да. Неидеальный – сто раз да. Но со своим лицом. А главное – с голосами, которые остались со мной дольше, чем половина фильмов с «Оскаром».

Что по оценкам? Объективно – 6. По любви – 8. По жизни – легенда.

Нам обещали безопасность в обмен на свободу. Мы получили страх.

Как называется этот жанр? Когда тебя одновременно пугает, завораживает, злит и притягивает? Что-то между заклинанием и симфонией. Между кошмаром и оперой. Я включил «М. Сын века», потому что люблю Карточный домик, а остался – потому что оказалось, что это не сериал, а парадокс. Строгий, как салют в чёрно-белом. И бесстыдный, как лидер, который вслух говорит то, что обычно шепчут по кабинетам.

Это история про Муссолини. Но не совсем. Про фашизм – но как будто с другого ракурса. Не с учебника, а с камеры, которая скользит по коридорам, как змея. Останавливается на затылке. Идёт сквозь колонны. Молчит дольше, чем удобно.

И вот он – М, как икона. Как монстр. Как миф. Он смотрит в камеру и улыбается. Его чёрные, как смоль, глаза напоминают колодцы. Глубокие, бездонные. И ты слышишь оттуда тихий хруст – это трещит мораль. Или позвоночник эпохи.

Исполнитель роли Муссолини Лука Маринелли здесь не играет, а превращается. Голос, интонации, дыхание – будто ты присутствуешь при экзорцизме, но не знаешь, кто кого изгоняет. Смотреть обязательно на итальянском. Потому что английский не выдержит этих речей. Он просто сломается от пафоса и яда.

Визуально – это не сериал, а экспозиция. Каждый кадр как будто поставили картину в галерее современного искусства, залили жёлтым, как из современного нуара, и подсветили тревожным светом тревожных времён. Иногда камера делает такой поворот, что тебе становится физически неловко. Словно ты подглядываешь. Словно участвуешь.

А ещё там – техно. Девяностые. Ритмы, под которые танцевали в Берлине, а тут – стреляют в людей. Пульс времени. Холодный, как сталь и стильный до безумия. Паоло Соррентино? Возможно. Но Соррентино избежал бы прямоты. А тут – всё в лицо.

Сюжет идёт по спирали. Мы все знаем, чем всё кончится, но интересно, как именно сюда пришли. Где были эти повороты. Где все проморгали. Где – притворились, что не заметили. Где – поверили, потому что очень хотелось. Это не документалка. Это сказка. Местами театральная, местами непристойно приукрашенная, но именно потому, что правду мы бы не вынесли. Придётся показывать её через гротеск.

Иногда сериал перегибает. Ты смотришь на происходящее и думаешь: ну ладно, это уже эстетика ради эстетики. Но потом вдруг звучит фраза: «Мы невиновны. Мы едины. Мы чисты». Или взгляд. Или просто кто-то хлопает дверью. И ты снова в истории. Потому что этот лес, как в страшной сказке, действительно полон черепов. Только детей уже никто не ищет.

Это сериал не про Муссолини. Это сериал про то, как выглядит соблазн. Про то, как в красивой обёртке продают пустоту, и как харизма может быть сильнее правды. Как человек может превратиться в символ, а потом в чуму. «Каждый ждёт, что кто-то разрешит все их проблемы» бросает в нас М. В чём же он неправ?

Господи, как это красиво. Бесстыдно красиво. Иногда стыдно, что ты не можешь оторваться. Может, именно так всё и начиналось – с желания смотреть, не моргая. Но сегодня главное – вовремя остановиться. Или, если позволит храбрость, вовремя остановить.

8,5 из 10

Я включил этот сериал, потому что думал: «Тайка Вайтити где-то рядом! Будет весело». И действительно – было весело. В первой серии меня встречает призрак предка, который нелепо умер, ел пончики и советовал подросткам быть «воином, но не идиотом». Я хихикнул. Потом посмотрел ещё серию. И ещё. А потом внезапно понял, что сижу в удивительно тёплой, немного шершавой истории про то, как мы привыкли справляться с болью.

Это странно. Потому что «Псы резервации» – вроде как комедия. Но там часто становится тихо, и кто-то смотрит в окно. Или едет в больницу. Или теряет друга. Или, как в одной серии, просто зависает на крыше, потому что внизу слишком много воспоминаний. Это сериал, который не машет перед тобой вывеской «сейчас будет драма», но всё равно попадает в сердце. Без визга и надрыва, просто… Становится грустно. Или страшно. Или тепло. Иногда всё вместе, и в одной серии.

Главные герои – подростки, уставшие от места, в котором родились. Они мечтают уехать. И это мечта каждого второго подростка (и некоторых взрослых). Но вместо дороги сериал даёт нам резервацию. Не как метафору. А как место. Живое, странное, родное, ни на что не похожее.

Со временем ты понимаешь, что сериал не только про этих четверых. Там есть дяди, бабушки, бывшие, копы, ведьмы, старики, духи, соседи, соседи духов, и, конечно, женщина с копытами. У всех свои истории. Иногда смешные, иногда нет. Иногда ты смотришь серию и думаешь: «Кто это вообще такие?» А в конце – сидишь с комом в горле, потому что вот этот странный мужик со знаком хиппи внезапно говорит тебе важную вещь. Например, про потерю. Или про одиночество. Или про то, почему он так и не научился прощать.

Третий сезон — вообще отдельная песня. Он как будто решает: «Ладно, теперь серьёзно». И действительно становится глубже, тоньше. Меньше хаоса, больше воздуха, немного Итана Хоука. Время замедляется. Камера остаётся чуть дольше, а герои перестают бежать — и начинают возвращаться. К себе, к семье, к тому, что всё это время болело.

Я никогда не смотрел ничего про жизнь в резервациях. В моей голове это было что-то между вестерном и социальной драмой. А оказалось – это жизнь. С фастфудом, дурацкими костюмами, народной медициной, привидениями, которые подпевают в машине, и, главное, с людьми. Очень настоящими. Очень несовершенными. Но с таким количеством любви, которое можно выдержать только порциями – по одной серии за раз.

Это сериал про горе, но он не про смерть. Это сериал про взросление, но не про школу. Это сериал про «дом», но не в архитектурном смысле. Он как тёплый ветер, который дует изнутри. Иногда – с запахом травы. Иногда – с болью. Но всегда – с ощущением, что ты уже не один.

8 из 10 за первые два сезона. 8,5 – за третий. Потому что взросление – это навык. И они определённо его освоили.

Эта история начинается с того, что люди уезжают от цивилизации, и цивилизация исчезает. Без объявления войны. Без ядерной вспышки. Без красной кнопки, на которую наконец-то кто-то нажал в бункере. Просто вдруг – всё перестаёт работать. Wi-Fi не ловит. Машины сами едут не туда. Телефон молчит.

И ты такой: «Ну вот, опять апокалипсис». Но нет. Это не «апокалипсис», а ощущение апокалипсиса. Без огня, без криков. Только тревога. Очень тихая и красивая тревога. У неё симметричная композиция и красно-синие акценты.

Вообще, это кино будто нашёптывает: «Ты ведь тоже иногда думаешь, что всё вот-вот рухнет?». Причём не из-за пришельцев или зомби. А просто потому, что ты слишком давно не слышал птиц. Или потому, что сосед слишком долго смотрит в небо с балкона. Или потому, что всё вокруг стало немножечко чужим. Не страшным, но чужим. Знаешь это чувство? Это и есть фильм.

Визуально – услада. Каждый кадр будто положили на полку, чтобы потом повесить в гостиной. Пролёты, ракурсы, квадраты и круги. Ты даже не сразу понимаешь, что на тебя давит: то ли тревожный сюжет, то ли геометрия планировки. А потом вдруг замечаешь, что синий — это цвет безопасности. А красный — цвет вторжения. И тебя, без твоего согласия, дрессируют, как собаку Павлова: смотри, уют – беда, уют – беда. И ты запоминаешь, а потом сам вздрагиваешь, когда видишь в небе красное.

Актёры хорошие. Без огонька, но с лицами, на которые можно смотреть. Иногда это всё, что нужно. Джулия Робертс нервно трёт руки. Махершала Али говорит мало, но весомо. Молодёжь бегает, пугается, растёт. Всё как надо. Никто (почти) не орёт. Никто не спасает мир. Они просто пытаются понять – что делать, если никто не приходит тебя спасать.

Это кино – как утро тревожного человека: вроде всё нормально, но почему-то кажется, что нет. Почему-то зубы не чувствуют воду. Почему-то в тишине ты слышишь стук. Почему-то хочешь спрятаться под одеяло – и не вылезать.

Что характерно, в фильме нет логичного финала, а скорее озорное подмигивание зрителю. Потому что финал – это про надежду. А во время конца света настоящего финала не бывает. Никто по-настоящему не видит, как мир кончается. Он просто… перестаёт быть. Как будто выключили звук, свет и Бога – одновременно. А после секундной паузы – новая заставка. Но продолжение сериала мы уже не увидим.

7,5 из 10

Без лазерной пушки, но с томагавком и характером.

Я не знаю, кто был постановщиком боевой сцены в лагере французов, но у меня стойкое ощущение, что Чад Стахелски стоял где-то рядом  в шкуре бизона и кричал: «Action!» Это точно не Покахонтас, это – Джон Уик с томагавком. Летит, вертится, шинкует. Изобретательно и чётко. Одним кадром. Даже хочется пересмотреть – не ради смысла, а ради хореографии.

Вообще, «Добыча» – это образцовое развлечение: кино, которое не просто смотришь, а в которое влетаешь. С первых кадров ты внутри леса, внутри тела главной героини и внутри напряжения. Кажется, что это ты лежишь в траве и ждёшь, пока добыча сделает ошибку. Хотя, если честно, добыча – это ты. Фильм охотится на твоё внимание, и делает это успешно: я смотрел его вместе с Ларисой и она искренне удивилась, когда пошли титры: «Всё уже закончилось?!» В общем, не моргай, не шевелись, и не заметишь, как пролетят полтора часа. Мы не заметили.

Главная героиня — маленькая находка. Не перегружена репликами, не утопает в пафосе. Она просто есть: наблюдает, учится, ошибается и встаёт. У неё глаза охотницы и упрямство человека, который уже понял: её никто не спасёт, кроме неё самой.

Минусы? Некоторая прямолинейность. Слишком уж ровно и по жанру. Как будто фильм собран из идеальных кирпичиков, но в нём не хватает трещины, через которую прорвётся что-то живое. Ты всё понимаешь заранее. Ты всё предугадываешь. С другой стороны, вы правда включили фильм про инопланетного охотника ради сюрпризов? Это кино про жанровое удовольствие. Где всё работает как надо: выстрелы, следы, кровь и череп волка.

Фильм не переизобретает ничего. И слава Богу. Он просто берёт старую формулу – охотник против охотника – и делает её снова захватывающей. Без иронии, без подмигиваний, без ностальгического мусора (но с приятными отсылками). Просто: вот человек, вот инопланетное чудовище, вот вопрос – кто кого. Ответ не так уж и очевиден. Ведь «Добыча» – это не фильм про Хищника. Это фильм про человека, которого он недооценил.

Главное — в фильме много воздуха. В прямом смысле. Ветер в травах, дыхание в кустах, звуки, которые страшно издаёт лес, когда ты один. «Добыча» не заглушает это саундтреками, а расширяет ими. Она оставляет тебя наедине с природой и с угрозой. И вдруг понимаешь, что кино может быть развлекательным – и при этом телесным, почти первобытным.

Не шедевр. Не откровение. Но и не мусор, как многие сиквелы-приквелы. Это крепкое, красивое, напряжённое кино. Почти что инстинкт.

7,5 и 10

Чёрная вода, чёрная кровь, чёрное сердце. Остальное – стиль.

Рипли – это воронка. Медленная, чёрно-белая, холодная. Сначала ты смотришь, потом всматриваешься, потом замечаешь, что задержал дыхание. А потом – что тебя затянуло в неё с головой.

Если вы ждали погонь, кровавой бани и американского психопата с фирменной улыбкой, этого не будет. Эта история не о зле, а о пустоте. Чистой, вылизанной и бесконечно вежливой. Этот элегантный сериал смотрит на зло, как Рипли – в зеркало: спокойно, с интересом, но без особого участия.

Чёрно-белая палитра тут не эстетика, а язык. Цвета убрали (кроме крошечного исключения), чтобы ты не отвлекался. На эмоции, солнечные пейзажи Атрани, на «красоту жизни». Оставили лишь свет и тень – и в этих градациях серого раскрывается самый настоящий мрак.

Ты смотришь – и не можешь оторваться. Как будто каждую сцену гравировали в мраморе. Уголки губ, холодные глаза, намёки, паузы – всё дозировано, выверено и зловеще красиво. Камера не следит за героями, она преследует их. Медленно и методично. Как будто ждёт, когда они оступятся. Или когда оступишься ты – в сочувствии к человеку, которого невозможно оправдать.

Главный вопрос не в том, почему Рипли делает то, что делает. А в том, почему ты его понимаешь. Как он туда просочился? Почему ты не хочешь его разоблачить, а хочешь слушать? Ответ неприятный: потому что внутри каждого сидит нечто рациональное и холодное. Приспосабливающееся. Рипли – не чудовище. Он один из нас: без этики, но с логикой. Очень функциональный человек.

Это сериал не о «плохом человеке», а о том, что случается, когда внутри – никого. Когда идентичность – очередная маска, а маска – просто инструмент выживания. Том Рипли – не злодей. Он – последовательность действий, выстроенная вокруг желания быть кем-то, потому что быть собой невыносимо. Или скучно. Или просто не получается. Мы не узнаем.

Рипли – дитя нуара. Для меня это особенно приятно, ведь сериал не объясняет, не судит и не оправдывает. Он просто держит тебя за плечи и шепчет: смотри, как можно. Видишь? Легко. Тихо. Без лишнего шума. Делай свои выводы.

Сериал может показаться вымученным, потому что темп здесь – проверка на выдержку. Потому что Рипли требует твоей тишины, а не твоего внимания. Позволь ему войти – и он останется. В тенях. В паузах. В тех моментах, когда ты будешь смотреть на своё отражение и думать: «Кто же я сегодня?»

10 из 10. Потому что в этом чёрно-белом мире не осталось полутонов – только совершенство или провал. Рипли выбрал первое.