Пушки разгрузили, перецепили к тягачам и увезли, а личный состав пошел в свое расположение пешочком. Батя рассказывает, что пока нашли они свою часть, шли два дня и одну ночь. Без еды (сухпай перед отправкой давали, но его в поезде подъели) , без воды (снег), по морозу. А вы говорите "марафон, триатлон". Вон - марафон, 30 часов топать по степи зимой.

Отцу очень повезло, что попал он под Сталинград ровнехонько перед началом нашего наступления (может быть, как раз поэтому и попал), но первые несколько недель для выживания были критичными. Линия фронта немного "дышала", было несколько столкновений с немецкой пехотой со стрельбой, были обрывы линии связи которые искать и чинить посылали почему-то в том числе и батю. Горячая пища была примерно через день (кухня не приезжала, но мужики притаскивали термос с еще теплой кашей). Тащили его ползком под риском быть обстрелянными с немецкой стороны.

Самым страшным врагом был мороз. Дров в степи нет, с землянками туго. Одевались как капуста, спали под брезентовыми тентами засыпанными снегом (если во время сна рука или нога высовывались наружу - отморожение гарантировано). Водку (наркомовские сто грамм) выдавали в виде спирта, со столовой ложки в рот, накопить нельзя было. Толку никакого, только горло обжигало.

Батю как вчерашнего школьника мужики берегли, разрешали ему греться на пулемете. Подойдешь к часовому, попросишь, из огромного крупнокалиберного пулемета в сторону немцев дашь длинную очередь - и ложишься в обнимку на горячий ствол.

До начала наступления из пяти товарищей, которые прибыли из учебки, осталось двое: батя и его кореш. Одного убило шальной пулей на ровном месте, второй обморозился до смерти (лечиться никого никуда не вывозили, врач был но ему было на все похер), третий быстро зачах по внутренним причинам - то ли от голода, то ли от стресса, а может язва случилась или еще что. Батя смотрел на это и каждый день прощался с семьей. Но он отделался тем, что отморозил по половинке больших пальцев на ногах (вдоль, они у него до конца жизни были без ногтей и треугольные), а также во время одной из немецких атак высадил всю обойму карабина в далекого немца, но все разы промахнулся, немец не упал.

А потом началось наше наступление. И жизнь стала налаживаться.

Появились землянки для жизни (немецкие), пища стала приезжать ежедневно. Настроение у всех улучшилось.

Определили батю-пацана на полевую кухню по доброте душевной. Повар его посылал дрова добывать. Из войскового имущества у него был карабин и топор. Очень, вспоминал отец, у немецких грузовиков качество было хорошее. Кузов нашего разбитого грузовика на доски можно было ногой разломать, а у немцев всё прикручено, прибито, дерево крепкое - употеешь весь пока норму дров наломаешь.

Из тех военных лет отец рассказывал только одно сильное впечатление. Это была... книга с цветными картинками, которую он увидел впервые за свои двадцать лет. В Европе на их пути было много брошенных домов, туда заходили из любопытства, смотрели как да что. Были и мародеры, но отец говорил что не среди их круга. Короче говоря, в Югославии мой папа впервые в жизни увидел книгу с цветными иллюстрациями, и она произвела на него магическое впечатление.

Как мужики грабили винный погреб он тоже рассказывал, но магического впечатления это на него не произвело. Стреляли в огромные дубовые бочки чтобы сделать дырку, пили струю, падали с ног, уползали, естественно дырки эти никто не затыкал и брага продолжала вытекать. Заходили следующие солдаты и стреляли ниже, и все повторялось. После окончательного ухода солдат в погребе оставались дырявые бочки и на полу по колено вылившийся виноматериал. Что тут интересного? То ли дело цветные картинки в книге!

Про фронтовые фотографии отдельная песня. Если кто не знает (я не знал), то советским солдатам запрещалось иметь при себе фотоаппараты. Владелец аппарата или боевых фотографий приравнивался к шпионам, и если найдут то судьба его была незавидна. Фотографировали только специальные люди, корреспонденты или (позже) халтурщики-фотографы. Потому ту войну мы знаем с нашей стороны только по небольшому количеству фоточек от небольшого количества фотографов, а с немецкой стороны - вал фотоматериалов. Немецким зольдатен иметь фотоаппараты не запрещалось.

У наших вояк при приезде фотографа разносился клич по части, и все по очереди наводили марафет и шли фоткаться. Затем фотограф уезжал дальше, а через несколько дней готовые карточки доставлялись в часть и делай с ними что хочешь, хоть с собой таскай хоть домой почтой отправь.

С картами было так же жестко. Клочок старой никому уже не нужной карты, в который солдат завернул воблу, мог стоить ему свободы. Конкретно в случае отца, уже перед самым дембелем в 1947, лейтенант на сувениры раздал своим бойцам полевые карты еще из-под Сталинграда (то есть четырехлетней давности). Сейчас магнитики на холодильник привозят из поездок, а отец на сувениры карту старую приволок.

Вот так вот, сразу со школьной скамьи, мой папа считай что пацаном попал под Сталинград в артиллерийские войска. Четыре года в армии. За всю войну не убил руками ни одного врага, не получил увечий сам, не спился и не поехал кукушкой. Как и большинство дошедших до конца войны, получил свою порцию наград. В его случае "За оборону Сталинграда", "За отвагу", "Красной звезды", "Отечественной войны". В последующее время еще килограмм юбилейных побрякушек ему пожаловали, но он их не надевал никогда.

После дембеля батя не расслабился, а - поступил в институт. В тот самый ЛИТМО, куда в 1942 уже поступал. Это, конечно, сильно. Мало того что поступил (приняли фронтовика фактически без экзаменов), так еще и не вылетел, выучился. Закончил в 1953. Выпускник!

После Института Точной Механики и Оптики, решил пойти работать в (какая неожиданность) НИИ Точной Механики. А это объект серьезный, космический, туда кого попало не берут. Нужно было пройти еще фильтр политкорректности. В первый отдел нужно было написать автобиографию, своей рукой, а товарищ майор решал - достоин гражданин стать советским космическим инженером или пусть куда попроще идет.

Считается, что чуть ли не всех, кто в войну перешел западную границу, потом репрессировали, ссылали и так далее. Мой отец спокойно выучился в институте и пошел работать в космический НИИ. Никто его не трогал.

Последующие 25 лет он по работе работал, а по жизни лоботрясничал. Обе старшие сестры давно вышли замуж, родили детей, у их детей уже начинались их дети. Батя же жил с родителями, и упорно не женился. Плодил не детей, а авторские свидетельства на изобретения.

Пока наконец в 1978 году не повстречал в туристической поездке в Абхазию мою маму. Ему 54, ей 32. Оба советские инженеры с неустроенной личной жизнью. Вот есть фотка, где батон зафиксирован в 55. Не молодуха, конечно, но вполне себе приятный крепкий мужик.

Однако, мамина мама была другого мнения, и сказала дочери что за старика выходить ей не позволит. Мама решила, что она лучше знает, что для нее хорошо а что плохо, и ушла жить к отцу в коммуналку, дома хлопнув дверью. Родители отца уж наверное и не чаяли его женить, поэтому с их стороны никаких возражений относительно такого подселения не возникло. Когда стало известно, что будет ребенок (я), поспешили сыграть официальную свадьбу. Однако бабка по матери была женщина суровая, и сказала что на этой свадьбе ноги не будет никого из их семьи. Так и лежит у нас в  шкафу свадебный их альбом, полный интересных фотографий из ЗАГСа: толпа народу со стороны отца (между ним и его сестрами получился по существу сдвиг на целое поколение, и сестры уже изрядно размножились), а со стороны мамы - только одна мама. Но лица у всех веселые, видимо решили не париться)))

Потом уже замирились, по факту моего рождения.

Ну и, собственно, практически всё, что я хотел сказать. Дальше начинается новейшая история, уже с моим участием)))

Папа до упора работал в своем НИИТМ, и до пенсии, и поле пенсии уважали и не выгоняли сколько могли. Из детей у них с мамой случился только я один.

Жили душа в душу. Хотя у двух немолодых советских инженеров в 90е и двухтысячные жизнь была не сахар.

Два года назад папа умер в возрасте 94 лет, рак простаты оказался хитрее чем оказываемое лечение. До последнего дня папа ходил худо-бедно на своих ногах, каждое лето я вывозил их с мамой на дачу. Умер легко, после завтрака лег подремать и уже не проснулся.

Вот такой был человек, вот такая была у него жизнь.

*

*

*

Проект "Феофан мечтает о тысяче подписчиков" еще актуален! Если еще всего 70 человек не пожалеют и подпишутся, мечта осуществится. Помоги Феофану, нажми на "подписаться"!

Самые яркие (по моему мнению) мои посты это

ГОРЯЧИЙ КАМЕНЬ

Как я проходил экстремальный триатлон в Норвегии

Как переплыть Ла-Манш по правилам

Почитайте, вдруг и вам понравится.

Но все равно — какая-никакая, а земля. Жрать на ней нечего, но и врагов нет, поэтому теперь она Наша.

Слава Богам!

Порешили: давайте каждая семья очертит свои владения и будет там хозяйничать. Взяли и расчертили небольшие кусочки земли. И сидят каждый в своей лачуге, последний хрен без соли доедают.

Но как-то ночью во время шторма на берег выбросило кита. Буквально утром все жители СНТ просыпаются, а в ста метрах от них лежит склад еды и лавка хозтоваров. Мясо, жир, кость, китовый ус.

Слава Богам!

И тут один викинг: всем стоять, кит лежит на моей земле. Остальные спрашивают, нахрена тебе весь кит, вас в семье четыре человека, он же испортится и кабзда. И вам кабзда, и нам.

Но тот упирается: нет! Моя земля! Мой кит! Он вообще всегда был мой, просто сейчас вернулся в родную гавань. Отвалите все, короче.

Кит наш. И Слава Богам!

Спустя пять секунд семейства яростно режут друг друга. Звенят мечи, топоры с хрустом врезаются в ребра. Крики «Стойте, мы же братья!» и «Это мой кит, сука!» сливаются в единый рёв.

Вот и вся геополитика.

Если вам интересно, чем все закончилось, то в конце драки самые сообразительные бросают кита, прыгают на корабль и плывут вдаль, умирая от голода и жажды. На последнем издыхании находят Золотую землю, где им навстречу из леса выходит удивленный олень. В следующем кадре они едят жареного оленя и весело смеются, мол, надо же, какой дурак.

А главный блюститель прав собственности остаётся сидеть на берегу Гренландии верхом на ките, безумно рыча и вращая глазами. Он понимает, что как-то всё пошло через жопу, но продолжает делать вид, что кит — это важно. Чуть ниже и левее к туше кита пришпилен мечом его собственный сын.

В таком финале тоже можно углядеть фрагменты геополитики, но мы, слава богам, этого делать не будем.