История эта случилась с неким капитаном Б., в бытность мою службы офицером-двухгодичником в ВВС СА. Специфика нашей службы вынуждала нас периодически менять, сдавать, получать личное табельное оружие на оружейных складах, находящихся в дальнем конце огромного военного аэродрома. Вот, значит, как-то раз этот капитан Б.отправляется на
склады. Поскольку пешком пилить было далековато, он выпрашивает у какого-то дежурного прапорщика велосипед. Путь пролегает через взлетно-посадочную полосу, а нужно заметить, что базировавшиеся на этом аэродроме истребители-бомбардировщики СУ-21 обладали забавным
свойством практически бесшумной посадки. И вот, пересекая на велосипеде взлетно-посадочную полосу, наш капитан совершенно случайно замечает в 100 метрах от себя заходящий на посадку самолет. Нужно также отметить, что истребители-бомбардировщики, в отличии от автомобиля не снабжены
сигналом, и летчик уже давно, используя выразительные средства могучего русского языка, ведет диалог с командным пунктом. Капитан изо всех сил жмет на педали, штанина попадает в велосипедную цепь, и он падает. На карачках, волоча за собой велосипед, он пытается добраться до края взлетно-посадочной полосы, это ему почти удается, и в этот момент непонятно каким образом вывалившийся из кобуры пистолет цепляется
курком за какой-то крючок велосипеда и выстреливает. Пуля попадаетв колесо самолета. СУ-21, коснувшись полосы, начинает "козлить".
Молодой неопытный пилот в панике решает катапультироваться, нажимает на кнопку, но катапульта не срабатывает. Самолет сносит с полосы на газон, но какими-то невероятными усилиями летчику удается справиться
с управлением. Он выскакивает из остановившегося самолета и собирается подбежать к притаившемуся на краю взлетно-посадочной полосы капитану и задушить его. В этот момент срабатывает заевшая катапульта. Сидение
пилота отлетает на полкилометра, попадает во двор частного дома
и убивает корову. Благодаря тому, что в наших доблестных вооруженных силах не очень любят афишировать подобные истории, наш герой отделался всего лишь фонарем под глазом, десятью сутками ареста, денежным начетом
за корову и мокрыми штанами.

Аня стояла на пороге и внимательно смотрела вдаль, туда, куда уходила проселочная дорога. «Может быть сегодня? Придет, вернется милый мой Витя?» Глаза уже привыкли который день всматриваться до боли в темноту, а сердце замирало каждый раз, когда вдалеке появлялся чей-то силуэт. Но всякий раз это был не он. «Господи! Если слышишь меня, не дай пулям задеть его! Не дай вражескому ножу и капканам впиться в молодое и крепкое тело! Не дай замерзнуть морозными зимними вечерами… Господи…» Но каждый раз небо молчало, а покрытая мелким снегом дорога пустовала.
Но он шел вровень с годами. 41, 42, ранение и госпитали 43, ленинградско-новгородская операция 44… А потом пропал. Так и пришла весточка с деревни, где жил Витя и мало-помалу дошла до Ани. Нашла и, как говорится, огорошила. Но каждый раз, когда выдавалась свободная минутка, она с тоской глядела на уходящую вдаль проселочную дорогу.
А в апреле Витька пришел. С перебитой рукой, с обмерзшими ногами, со следами запекшейся крови на лице и солдатской шинели. И первым делом, направился к калитке Аниного дома. Но стучаться сразу не стал, а смущенно постояв у двери, сел на нижнюю ступеньку крыльца и закурил. Для храбрости.
Аня в это время была в сарае и переворачивала стога сена для коров и лошадей. Не приметила она сначала, но когда увидела, побежала со всех ног, не веря глазам и сердцу своему:
- Витя! Витенька! Вернулся! – села на колени перед ним, и начала целовать такое родное и знакомое лицо его, а из глаз потекли слезы, все те слезы, которые не смела тратить она, пока ждала милого с войны. – Как ты, хороший мой, милый мой? Сейчас я баньку затоплю, помоешься, потом перебинтую тебя, и будешь у меня как новенький, Витенька!
А он сначала ошарашенный сидел, оглушенный морем нежности и ласки, что выплеснулось на его очерствевшее за войну сердце. Потом тряхнул головой, взял ее за руки и сказал:
- Ну что ты, Анька, полно, будет тебе. Знала бы, сколько мы с ребятами прошли. Сколько земли, горящей от немцев, своими обмерзшими ногами потушили. Сколько гадов перебили и всё шли, и шли. Потом контузило меня снарядом, а когда очнулся, никого из наших уже не было рядом. Не то чтобы бросили меня, просто не нашли, я ж в овраг какой-то скатился, да за корягой и лежал. Подумал немного и решил обратно идти, кому я с перебитой рукой на фронте сгожусь? За тобой я шел. Знал, что не бросишь меня, что дождешься, что верить будешь, когда другие похоронят уже, - смущенный, достал он ржавую чеку и одел его ей на безымянный палец. – Нет у меня другого кольца, но знаю теперь, что пришел я, Аня. Выходи за меня.
И из глаз ее снова потекли слезы. Слезы от радости и безразмерного русского счастья.