Тест на циклотимию

Циклотимия обычно рассматривается как лёгкая форма биполярного аффективного расстройства. Её симптомы схожи с симптомами БАР, но менее выражены и их как правило меньше. Иногда циклотимия нарушает обычный ритм жизни человека, иногда с ней живут, не испытывая больших трудностей.

Встречается она достаточно часто, в среднем около 5%, однако небольшие колебания настроения и активности редко приводят людей к психиатру и регистрируются официальной статистикой. Так что о реальной распространенности циклотимии данных нет.

Начинается она чаще всего в подростковом возрасте и продолжается всю жизнь.

Для того, чтобы понять есть у вас склонность к циклотимии или нет, можно пройти тест, однако стоит помнить, что реальной диагноз может поставить только врач психиатр или врач психотерапевт.

Пройти тест на циклотимию

Шкала депрессии Бека

Аарон Бек, профессор психиатрии, основоположник когнитивной психотерапии, является одним из самых значимых и выдающихся специалистов в лечении депрессии.

Шкала депрессии Бека разработана им в 1961 и до сих пор является одной из наиболее актуальных шкал для определения депрессии.

Вопросы составлены на основе наиболее часто встречающихся симптомов и жалоб у пациентов.

Ранее этот тест применялся только в присутствии специалистов, сейчас же опросник адаптирован для самостоятельного применения и позволяет довольно точно определить степень выраженности депрессивных симптомов.

0–13 — вариации, считающиеся нормой

14–19 — лёгкая депрессия

20–28 — умеренная депрессия

29–63 — тяжёлая депрессия

Шкала Цунга для оценки депрессии

Шкала Цунга (Зунга) для самооценки депрессии — это тест для самостоятельной оценки своего состояния. Тест разработан в Университете Дюка психиатром Уильямом Цунгом.

Это общепризнанный тест предварительной самодиагностики депрессии. При помощи «Шкалы Цунга» психологи проводят скрининговый тест оценки тяжести депрессии.

Несмотря на то, что результаты теста Цунга могут достаточно достоверно определить степень депрессивного расстройства, важно помнить, что настоящую диагностику депрессии и назначение антидепрессантов может провести только врач психиатр или психотерапевт.

В тестировании задаётся 20 вопросов, которые предполагают четыре варианта ответов. Каждый вопрос оценивается по шкале от 1 до 4. И на основании ваших ответов тест определяет один из четырех возможных уровней депрессии — «нормальное состояние», «лёгкая депрессия», «умеренная депрессия», «тяжёлая депрессия».

В психиатрии есть три степени тяжести депрессии — лёгкая, умеренная и тяжёлая. Результаты теста Цунга и реальная клиническая выраженность могут не совпадать.

Тест на гипоманию (HCL-32)

Гипомания — легкая степень мании. Как правило не сопровождается выраженной социальной дезадаптацией или неадекватным поведением.

Русскоязычная версия опросника HCL-32 для выявления гипоманиакальных состояний и возможного наличия биполярного расстройства. Это один из немногих валидизированных тестов для оценки гипомании и скрининга БАР.

Шкала тревоги Гамильтона

Шкала Гамильтона для оценки тревоги (HARS, Тест Гамильтона)) — инструмент, наиболее широко используемый в испытаниях лекарственных средств. HARS предназначена для оценки состояния пациентов с уже установленным диагнозом тревожного расстройства и для оценки тревоги у пациентов, страдающих другими расстройствами, чаще всего депрессивными. Шкала (тест Гамильтона) во многом основана на субъективной оценке пациента, которая является важным критерием оценки заболевания до начала терапии и улучшения состояния после лечения. HARS считается эффективным и точным инструментом измерения тяжести тревожного синдрома, даже несмотря на то, что она не позволяет достаточно точно оценивать генерализованную тревогу.

Пройти тест

Тест на тревожное расстройство (ГТР-7)

Краткий опросник для самостоятельного скрининга и измерения тяжести генерализованного тревожного расстройства.

У большинства пациентов (89%) с ГТР баллы по этому опроснику составляли 10 или более, тогда как у большинства пациентов (82%) без ГТР баллы составляли менее 10. Не смотря на то, что тест опрашивает состояние за 2 недели 96% пациентов с баллом более 10 имели симптомы в течение 1 месяца или более, и 67% имели симптомы в течение 6 месяцев или более.

Пройти тест

Тест на манию, шкала Альтмана

Шкала Альтмана разработана в Университете Иллинойса для оценки выраженности маниакальных и гипоманиакальных симптомов. Эти симптомы встречаются наиболее часто среди пациентов

Произошло всё это дело в славном граде - Вологде, но не со мной, а с моим одногруппником, с чьего разрешения я и опишу эту историю. В момент,когда товарищ шёл набирать воду, к нему подошла женщина с листовками. Подумав,что это просто рекламный буклет он взял себе листовку. Но честно говоря, от её содержания можно не слабо удивиться( и это слабо сказано). С содержанием всего этого вы можете ознакомиться с фотокарточек ниже. Причисляют себя эти граждане к Общенародному Союзу Возрождения России, о котором ничего лично не слышал(пожалуйста,поясните за этих граждан в комментариях) Я конечно понимаю,что люди сомневаются, ибо та же публикация третьего этапа тестирования нашей вакцины не оглашалась достаточно долго,но всё же до такой ерундистики эти подозрения явно не дотягивают. Писалось о таком уже много,поэтому не буду долго разглагольствовать. Так что предупредите друзей и родственников об ещё одних отрицателях вакцинации.

Основано на реальных событиях

Мы с коллегой стояли после работы в кафетерии и общались.

Было уже поздно, почти девять вечера, и здание университета постепенно закрывалось, запиралось бдительными охранниками на тяжёлые двери и суровые засовы, будто с приходом ночи старый университет должен был держать невидимую оборону.

Гудели последние лампы на этаже, буфетчица пересчитывала выручку, а мы стояли за деревянным круглым столиком, пили кофе и ели какие-то десерты, нераспроданные с утра ещё.

Когда уборщица начала шлёпать по полу мокрой тряпкой, коллега моя вздрогнула, обернулась и вдруг сказала:

- Как странно здесь так поздно находиться...

- Призраков боишься, что ли?

- Нет, никаких не боюсь призраков, просто... Как-то неуютно.

- Конечно, когда целый день в толпе людей проводишь, здание, как улей гудит, а потом вдруг всё затихает, не по себе становится.

- Да и легенды эти глупые ходят, в голову лезут и мысли смущают... - задумчиво произнесла Вера, отпивая кофе и глядя в окно на внутренний двор с влажными смазанными фонарями.

- Ты про легенду о том, что здание замораживается в секретных подвалах и не сползает благодаря этому в реку? - мне стало смешно слышать из уст коллеги такие студенческие байки.

- Да, легенды об этом ходят, о таинственных подземельях тоже, но я о другом, совершенно о другом...

Буфетчица перестала считать деньги и что-то сердито буркнула, уборщица с шумом бросила свою тряпку в ведро с грязной водой и недобро уставилась на нас.

- Мы уже закрыты, - хором сказали буфетчица с уборщицей, хотя мы стояли просто в уголке коридора в открытом пространстве, а не сидели в столовой за столиками.

- Хорошо, мы сейчас уйдём, - Вера поспешно взяла картонную тарелочку с пирожным, стакан с недопитым кофе и кивнула мне, - пойдём, сядем на втором этаже в вестибюле около актового зала, там уж точно никого нет, заодно кое-что интересное расскажу тебе.

...Второй этаж встретил нас полумраком и затхлой вонью древних алых ковров. Мне кажется, веник и швабра техничек никогда не касались его ворсистой поверхности со времён Сталина ещё.

Энгельс и какой-то британский учёный с хитрым костистым лицом и жидкой косичкой неодобрительно взирали на нас со своих постаментов и барельефов, когда мы сели в нишу в стене, будто здесь лишь о науке да учёбе полагалось говорить, а не болтать чушь поздним забредшим преподавателям.

Вера с таким соседством сразу смирилась, а я всё косилась на обезьяньи каменные лица и сердито хмурила им в ответ брови.

Коллега продолжила прерванный на первом этаже рассказ:

- Ты когда-нибудь слышала не только о секретных замурованных ходах и всяких морозильных установках в подвалах, но и о том, что здание это из ядовитых материалов сделано?

- Нет, - честно ответила я.

- Вот и я не знала, а одна моя подруга, Кристина, которая уже третий год на первом курсе аспирантуры болтается и никак дальше студента-раздолбая не вырастет, повела меня как-то на экскурсию по самым нижним этажам.

Энгельс мигнул Марксу, тот выглянул из-за колонны и с интересом уставил свою косматую морду на нас, грея львиные уши.

- Так, интересно: сотрудник университета шляется по подвалам со студентом.

Но Вера пропустила колкость мимо ушей.

- Был свободный день, мы с Кристиной общались тоже где-то в пиццерии или столовке, неважно, и вдруг она предложила пройтись по нижним уровня, поискать занятное что-нибудь. Понятно, что напрямую изнутри здания вниз не попадёшь, всё на чипы и замки закрыто, а вот ушлые студенты давно облюбовали залазы всякие, как они тайные ходы называют, и наведываются экстрима ради в подвалы здания, артефакты всякие ища.

Маркс и Энгельс ахнули, а барельефы шумно вздохнули и чихнули из-за древней пыли.

Вера шумно сделала глоток и продолжила, задумчиво глядя в багряный ковёр большими карими глазами.

- Мы вышли на улицу, через сектор В, и прошли во внутренний дворик.

- Через ограду просочились?

- Да, есть небольшой зазор между столбами ворот и стеной. Ржавое там всё, чуть-чуть расшатали прутики и протиснулись. Во дворе студенты и преподаватели гуляют, курят, мы с ними слились и никаких подозрений не вызвали. Кристина мой проводник, а я лишь делала вид, что всё понимаю и знаю, сама же просто шла за ней.

И вот приблизились мы к вентиляционным шкафам, замаскированным под красивые старые тумбы, знаешь, стоят такие мраморные с коваными решётками?

Я кивнула.

- Я думала, они полые внутри, просто вывод вентиляции на улицу, а оказалось, это тайные спуски в подвалы, прямо со ступеньками, сводами. Вот так мы с Кристиной и попали в нижние отсеки здания.

Меня передёрнуло, стоило лишь представить сырые тёмные катакомбы и вонь в них.

- Ну и как, страшно?

- Нет, обыкновенно, не страшно. Страшно потом было, - улыбнулась Вера, и меня передёрнуло во второй раз.

...Мы вышли на минус первый этаж. Обыкновенный подвал, с тусклыми лампами, кучей хлама, сваленного беспорядочной кучей в извилистых коридорах. Порылись в нём немного, нашли древние деревянные парты с чернильными кляксами, какие-то старинные учебники, от прикосновения в труху рассыпающие. Я стояла и грустила оттого, что раньше эти учебники ценными были и знания приносили, а сейчас пылятся никому не нужные и даже на растопку не годятся. Когда же они успели в немилость прийти и ценность свою растерять всю?.. Кристина же меня поторапливала, говоря, что делать здесь нечего, на этой свалке, вот она сейчас настоящую красоту покажет.

По узкой лесенке мы ещё ниже спустились, на минус второй этаж. Такой же коридор встретил нас, только уже без мусора, а с какими-то дверьми кабинетов. Странно так, словно взяли и учебные коридоры внизу продублировали, кому они нужны, если здесь коммуникации лишь и отопительные системы? А затем странное произошло: мы услышали голоса чьи-то, я испугалась, Кристина же нет, быстро увела меня наверх и объяснила, что некоторые преподаватели заседания кафедр и совещания проводят здесь. Очень необычно, но у каждого свои причуды, вдруг кому-то действительно удобно вдали от посторонних глаз и шумов запереться в погребе и что-то умное вещать?

Я мельком глянула в окно - свет фонарей долетал размытой мутной вуалью, а внизу, на мраморной лестнице, вообще было темно, ни звука. Словно мы с Верой одни в этом мире - и ожившие изображения великих, что жадно внимали каждому слову, слушая рассказы о здании, в котором они навеки заточены.

- И вот тут-то начинается самое забавное.

Из уст коллеги слова вылетели змеиным шипением, зрачки впервые пристально уставились на меня.

- Что? - прошептала я, и Вера, мастерски, как заправский сказочник, заговорила вкрадчиво и низко.

- А дальше мы поднялись наверх, в тот самый сектор В, Кристина сказала, что чует, точно никого не встретим, поэтому можно с нижних этажей безопасно подняться, через какую-то незапертую невзрачную дверь. Мы вышли в вестибюль гардероба, прошмыгнули мимо удивлённого охранника, от скуки оберегающего вечно пустые крючки и лавочки, куда никто никогда не садится и не вешает свою одежду, а потом пошли вверх по лестнице, которая обычно закрыта на решётку. Но сегодня нам повезло - у Кристины чутьё на приключения, и она точно знала, сегодня нас в нашем путешествии никто не потревожит.

...Ты знала, что в нашем университете давно всё пропитано ядом и прогнило? Сталин командовал, чтобы здание возводили по новым технологиям в рекордно короткие сроки, и тогда учёные придумали какой-то доселе невиданный строительный состав, состоящий из бетона и чего-то ещё, что со временем начинает разлагаться и выделять ядовитые испарения.

- Нет.

- В этом здании не то, что жить, даже находиться долго нельзя, а здесь и лекционные залы, и рабочие кабинеты, и общежития...

Но, несмотря на состав, якобы долговечный, здание всё равно потихоньку гниёт и разваливается, шутка ли - семьдесят лет стоит без ремонта и даже намёка на реновацию! Я и сама раньше, будучи студенткой, только про подвалы и морозильники слышала, а суровую правду жизни мне никто не открывал. Только неуёмные ползуны, такие, как Кристина с ребятами на своём географическом, исследовали все щели здания вдоль и поперёк и знают настоящую картину того, в каких условиях мы проводим свою жизнь, но для них это игра всё, развлечение такое.

Она сказала мне, что в здании есть целые этажи давно заброшенные, заколоченные и никому не нужные, стоящие без дела десятки лет. Я не поверила. Она меня повела. Мы пошли с ней по той самой чудом открытой лестнице, поднялись на второй этаж, и тут я обомлела.

Свет громко гудел, разъярённо, рассерженно. Маркс, Энгельс, Ландау и Ломоносов шипели зловеще, немо крича нам прекратить это безобразие и не распространять нелепые слухи об их любимом университете.

Слова Веры, тихие, беспощадные, намертво впечатывали меня в стену:

- Это правда. Такие этажи действительно существуют. Не знаю, сколько их по всему университету на самом деле, но в секторе В я видела два.

- И какие они?

Я залпом допила кофе, он холодной молочной змеёй скользнул в горло, провалился в желудок, заставив зябко поёжиться.

- Страшные. Мрачные... Представляешь: идёт мраморная лестница наверх, на учебные этажи, студенты бодро маршируют на четвёртый, пятый и выше, если лифт не работает, а лестница открыта, а второй и третий стоят справа от лестницы за кованой оградой, закрытые на огромный замок и ни для кого недоступные, куда не ступит больше нога человека... И вынуждены студенты мимо такой красоты проходить, то не обращая на неё внимания, то изредка удивляясь, почему сюда хода нет, и сразу же забывая об увиденном. А нам повезло, и в тот день замок болтался в петлях, мы сумели створки раздвинуть и проникнуть на второй этаж.

Честно, ощущение было, будто я в дома Припяти или школу попала. Тихо, пусто, всё в толстом густом слое белой пыли. Пол серый от налёта, паркет рассохся, деревяшки вздыбились, а в некоторых местах настил прогнил и видно, что дырами провалился внутрь, куда-то на первый этаж. Учебные классы распахнуты, в них сиротливо стоит мебель, валяются книги, приборы какие-то разбросанные, минералы. Оторопь от такого контраста берёт, когда над головами кипит учебная жизнь, внизу, как муравьи, целый день неугомонным потоком перекатываются люди, а здесь замерло время, всё мёртвое стоит.

И потом вышли мы обратно на лестницу, так же попали на третий этаж. Там вообще мрак: со стен штукатурка отвалилась, как-то очень сыро, хлюпает что-то под ногами, в углах сине-зелёная плесень растёт. Воняет так, будто умер кто-то. Это время умерло и разлагается. Я всё хожу, рот раскрыв от изумления и ощущения, будто грудь сдавило что-то и дышать не даёт, а Кристина ходит спокойно, в двери заглядывает и брезгливо двигает хлам всякий ногой, к очередному креслу или кафедре пробираясь.

Был яркий солнечный день, но сквозь окна лишь мутная пелена просачивалась, а на подоконнике сухой цветок стоял, жёлтым вялым стеблем обвивший жалкий колышек, вокруг которого он призван был расти и колоситься...

Мы дошли до конца коридора, едва не проваливаясь в гнилую трясину досок, увидели, как вспучился грозно потолок на нашими головами, и решили назад поворачивать, нагляделись на сегодня. А когда назад шли, я взглянула на дверь одного кабинета, наполовину распахнутую, и увидела на ней старую табличку, тёмно-синюю, в плексигласе и с тусклой позолотой, на которой написано было: "Мирончук В.И., завкафедрой теоретической механики". Сразу представила, как заходила важная эта Мирончук с высокой причёской и в нелепых очках в свой кабинет, а в коридоре очередь робких страждущих выстраивалась к ней, и у каждого в руках книжечки синие зачётные были, заляпанные чернилами, полные надежды, отчаяния и страданий. И так гулко, весело, живо всё было, а затем вдруг объявили этажи эти сорок-пятьдесят лет назад аварийными и наспех навсегда закрыли. Только такие, как мы, бывают в мрачных кулуарах и видят чёрную гниль времён, сожравшую и сжирающую наш университет по этажу, потихоньку...

Я почувствовала, как горло забила липкая пыль и жутко засмердело старым дохлым дедом.

Так вот откуда такая дикая вонь по всему университету, наверху слабая, а на нижних этажах вовсе невыносимая!

И не крысы в этом виноваты, ворующие отходы в столовых и умирающие там же среди трупов собратьев, совсем не крысы...

Прямо под нами или чуть сбоку стоят закрытые, заброшенные, всеми забытые этажи, разносящие споры гнили, затхлости и упадка по всем университетским коридорам. Смутные тени бродят по мраморным холлам, а в окна заглядывают слепые глаза времени, подтачивающего здание с самых основ, как бобёр грызёт у основания дерево.

И крепкое на вид здание не рухнет в реку, не покатится с гор, как предрекают ему скептики с умным видом и судачат разухабистые студенты, жуя пиццу и котлеты по углам кафетериев.

Время уничтожит его, сотрёт подчистую с лица земли, не оставив надежд и опор.

...Опомнилась я, когда Вера встряхнула меня за плечо и спросила с улыбкой:

- Чего застыла? Хочешь, давай на досуге сходим, я дорогу запомнила и все подвалы и этажи тебе покажу?

Я бросила взгляд в глубь вестибюля, где в тьме скрывались лица великих, но они вновь превратились в гипс, камень и аляповатую настенную роспись.

Великие глухо молчали.

- Нет, Вера, спасибо. Дел пока что невпроворот, нужно успеть всё отчёты на кафедру сдать. Да и не хочу я по погребам этим и гнилым доскам шариться.

- Достаточно того, что теперь ты просто об этом знаешь, - спокойно сказала мне коллега и поднялась с ниши. - Пойдём, ещё через сектор А выйти на остановку успеем.

На улице я вдохнула свежий воздух полной грудью и обернулась на величественное здание, оглядев его с первого этажа по тридцатый.

Гордо горели башни с часами, шпиль был объят пламенем света, сияли узкие окошки-бойницы поздних кабинетов и крохотных комнат.

Мраморные основания самого умного в мире небоскрёба безжалостно ела ржавчина неумолимого времени.