___________________________

____________________________
Или твое лицо, когда хозяйка сказала, что выкинула старые игрушки...

Или очень необычная порода.

В начале Второй мировой войны, с 1 сентября 1939 года по 22 июня 1941, Советский Союз не был втянут в противостояние между Германией и союзниками. Боевые действия проходили во всех океанах, но морская торговля стран, пока не участвовавших в этой войне, в числе которых был и СССР, продолжалась.

По международным конвенциям, на бортах гражданских судов рисовали национальные флаги и писали название страны крупными буквами. Нейтральные гражданские суда пропускались, но они подвергались тщательной проверке на предмет возможной военной контрабанды. Гражданские моряки нейтральных стран были вынуждены мириться с новыми реалиями. Но бывали случаи задержания и ареста нейтральных судов. Такое происходило, если военные подозревали в грузе контрабанду для одной из воюющих сторон. В этой статье пойдет речь о неизвестных широкой публике двух случаях, когда советские суда были задержаны на Дальнем Востоке по подозрению в контрабанде металлов в фашистскую Германию.

«Владимир Маяковский»

Во второй половине 20-х – начале 30-х годов в СССР был бум гражданского судостроения. Ни до – в царской России, ни после 1945 года в СССР, ни в современной России массово не строили гражданские суда. Исключением было строительство ледоколов. С 1930 по 1936 годы в Ленинграде были построены восемь грузовых теплоходов для так называемой Черноморско-Балтийской линии. Поток экспортных и импортных грузов между Черным и Балтийским морями и Европой требовал новых современных универсальных сухогрузных теплоходов. Теплоходы этого типа были четырех серий. В так называемые 1 и 2 серии входил теплоход «Белла Кун». Это было судно водоизмещением 8 300 тонн и скоростью 10,5 узлов. Оно было построено в 1931 году. Вначале теплоход работал из Балтийского моря и был приписан к Балтийской главной конторе Совторгфлота. В 1937 году он был переведен на Черное море в Черноморское морское пароходство с портом приписки Одесса. В 1940 году теплоход переименовали во «Владимир Маяковский». В том же году было принято решение о переводе теплохода на Дальний Восток. В Европе уже бушевала война, Черноморско-Балтийская линия перестала работать. Руководству Совторгфлота пришлось задуматься о выводе избыточного тоннажа из охваченной войной Европы. Чтобы переход был прибыльным, теплоход шёл достаточно сложным маршрутом, последним этапом которого был переход из американского порта на тихоокеанском побережье США во Владивосток. Перевозимым грузом на «Владимире Маяковском» была медь. Сайт ВМФ Австралии в своем историческом разделе пишет, что англичанам было известно о транспортировке этого груза, и что перехват «Маяковского» был целенаправленным. В качестве перехватчика был направлен вспомогательный крейсер, до войны пассажирский лайнер, HMS «Kanimbla». Этот пассажирский теплоход водоизмещением 11 000 тонн и скоростью 19 узлов был построен в 1936 году и эксплуатировался как пассажирское судно в австралийских водах до 1939 года. При переоборудовании во вспомогательный крейсер его вооружили семью орудиями калибра 152 мм и двумя 76-мм зенитными пушками. Его основным заданием на начальном этапе войны было патрулирование азиатских вод. После захвата немцами различных европейских стран, HMS «Kanimbla» занимался поиском и задержанием грузовых кораблей, принадлежавших захваченным странам в азиатских водах, с целью не допустить их попадания в руки немцев. Так что командир вспомогательного крейсера был специалистом по перехватам торговых судов в океане. Дальнейшая история достаточно мутная. Достоверно известно лишь то, что перехват состоялся 15 марта 1940 года в Японском море. «Маяковский» почти дошел до Владивостока. Вспомогательному крейсеру пришлось дать предупредительный залп, чтобы остановить наш теплоход. Дальше разные источники излагают различные версии. Одни утверждают, что теплоход был задержан и отконвоирован в Гонконг. Судя по всему, эта версия ошибочна. ВМФ Австралии настаивают на том, что «Маяковский» был передан французскому вспомогательному крейсеру и отконвоирован им в порт Сайгон. Вообще, роль Франции в этой истории туманна. Медь - очень ценное сырье во время войны, и несколько тысяч тонн меди – лакомый трофей. Если предположить, что медь действительно была не для СССР, а для Германии, то не понятна позиция Великобритании (австралийские ВМФ во время войны входили в состав английского флота). Отдать такой ценный приз французам? Надо понимать, что в Сайгоне были представители правительства Виши, которые заключили соглашение с Гитлером, и на дух не переносили Де Голля. Однако есть свидетельства, о них мы расскажем чуть ниже, что «Маяковский» действительно находился в порту Сайгона. Когда он был освобожден, был ли возвращен груз, или нет – неизвестно. Достоверно можно сказать, что в 1945 году «Маяковский» был уже во Владивостоке.

Судьбы героев этого рассказа сложились вполне благополучно. После войны «Владимир Маяковский» вошёл в состав Дальневосточного Государственного морского пароходства, где прослужил еще более 20 лет. Теплоход был списан в 1967 году.

HMS «Kanimbla» активно служил в качестве вспомогательного крейсера. В августе 1941-го года он участвовал в захвате иранского порта Bandar Shahpur, где укрывались 8 немецких и итальянских грузовых судна. В 1942-м году он участвовал в эвакуации Сингапура, а потом водил конвои в австралийских водах. В феврале 1943 года его переделали в десантный транспорт. Он перевозил 1280 солдат и нес 24 десантных катера.

В этой роли он участвовал в высадках в Новой Гвинее, в заливе Лейте, в заливе Лингаен и Борнео. После войны он в течение пяти лет занимался перевозкой солдат, военнопленных и беженцев. В 1950-м году был возвращен владельцам, после чего он проработал еще 23 года пассажирским лайнером, и в 1973-м году был продан на слом.

«Селенга»

«Селенга» был построен в 1919 году в Англии, как стандартный сухогрузный пароход типа «Н». он имел водоизмещение 4 000 тонн и скорость 10 узлов. Пароход был заложен как "War Apple". До 1927 года назывался "Bellas", до 1934 г. - "Neath Abbey" и принадлежал португальской и английской судоходным компаниям. В 1934 году был куплен Наркомводом, назван «Селенга». Пароход был включен в состав Балтийской Главной конторы Совторгфлота. С 1935 года входил в состав Дальневосточного Государственного морского пароходства. В октябре 1939 года «Селенга» вышел из Владивостока курсом на Филлипины. В Маниле на борт был погружен груз – молибденовая и вольфрамовая руда и 1 600 тонн кофе. 5 ноября пароход взял курс на Владивосток. Во время стоянки манильская пресса сообщала, что погруженная руда предназначена для Германии. Насколько в данном случае это было правдой, сказать сложно. Если руда была собственностью американской или японской компании – в это можно поверить. Если европейской – то маловероятно, чтобы конечным получателем была Германия. На подходе к острову Формоза (Тайвань) пароход догнал английский легкий крейсер «Ливерпуль» HMS «Liverpool». Крейсер остановил пароход и высадил на борт досмотровую команду. Радист «Селенги» успел передать радио во Владивосток о захвате. Английский офицер объявил о контрабандном характере груза и потребовал зайти для разбирательства в порт Гонконга. Капитану «Селенги» А.П. Яскевичу пришлось подчиниться. 12 ноября «Селенга» встала на якорь в военном порту Гонконга и на борт поднялась военная полиция. Прибыла комиссия, которая сфотографировала трюмы с грузом, сняла копии с судовых документов, опечатала радиорубку и покинула борт. Советские моряки находились в странном положении. С одной стороны, пароход был задержан и находился в военной гавани под охраной. С другой – экипажу бы разрешён беспрепятственный сход на берег. Этим на следующий день воспользовался капитан, разыскав в городе представителя «Экспортлеса» - очень непростой структуры в системе советской внешней торговли. Через него он послал две телеграммы о задержании судна – одну начальнику Дальневосточного Государственного пароходства, а вторую – послу СССР в Великобритании. Потянулись дни ожидания. После месяца стоянки заболели трое членов экипажа парохода. Они были отправлены во Владивосток на норвежском судне. С ними было передано подробное донесение о том, что произошло. 12 января английская сторона объявила, что по указанию из Лондона «Селенга» может следовать во Владивосток. Но 14 января, перед самым выходом на борт поднялись два офицера: английский и французский. Англичанин объявил, что у Великобритании ни к грузу, ни к экипажу претензий нет, а у Франции есть. После этого англичанин покинул борт парохода. История повторилась. На борт поднялись матросы с французского вспомогательного крейсера «Арамис». До войны «Арамис» MS «Aramis» был пассажирским лайнером известной компании «Мессажери маритим» и работал на линии Средиземное море – Индокитай. Водоизмещение лайнера было 18 000 тонн, скорость – 19 узлов. Как и в случае с «Kanimbla» после начала войны «Арамис» был переоборудован во вспомогательный крейсер. Его вооружили восемью 138-мм пушками, двумя 75-мм и двумя 37-мм зенитными орудиями. Экипаж «Селенги» отказался следовать за «Арамисом» и вывел из строя главный двигатель. После чего матросов загнали в один из трюмов, а офицеров заперли в каюте. «Арамису» пришлось 4 дня буксировать «Селенгу» в Сайгон. Экипаж на моторных ботах отвезли вверх по течению реки Сайгон и разместили в карантинных бараках. Там экипаж «Селенги» встретил экипаж «Маяковского», тоже стоявшего под арестом в Сайгоне. Капитаны двух судов написали совместный протест французскому губернатору Индокитая, но ответа не было. Тогда два экипажа объявили голодовку. Первоначально охрана лагеря относилась к ней не серьезно, по после двух суток командир охраны лагеря забеспокоился. На встречу прибыл представитель губернатора в чине контр-адмирала. Капитаны настаивали на том, что экипажи не военнопленные, а временно интернированные граждане нейтральной страны. На основе этого, они требовали улучшения условий содержания. Адмирал согласился. Он приказал перевести экипажи в другое, более приспособленное место, распорядился выдать морякам тропическую форму одежды и установил рацион питания, как в ВМФ Франции. На следующий день два экипажа перевезли на машинах на каучуковую плантацию. Условия на ней были удовлетворительные, но сама плантация охранялась вьетнамскими солдатами под руководством французских офицеров. Через четыре месяца Париж принял решение по советским судам, и это решение дошло до Сайгона. Пароходы отпускали, но груз французы решили оставить в Сайгоне до окончания войны. Еще через полтора месяца моряков доставили на свои суда. Они уже были разгружены. Еще месяц экипаж «Селенги» приводил свой пароход в порядок. В мае 1940 года «Селенга» вышла из Сайгона и взяла курс на Гонконг. Там был взят на борт груз орехов, бобов и масла. 30 июня 1940 года пароход зашел в гавань Владивостока. Когда вернулся домой теплоход «Маяковский» точно не известно. После возвращения во Владивосток, «Селенга» работала на дальневосточных линиях. В 1942 году с грузом для снабжения арктических портов и метеостанций пароход перешел по Северному морскому пути из США в Белое море. После перехода «Селенга» была переведена на баланс Северного Государственного морского пароходства. С 1944 года пароход входил в состав Северного флота в качестве военного транспорта. К мирной жизни он вернулся в 1948 году и перевозил грузы до 1965 года, когда был разделан на металл. Судьба вспомогательного крейсера «Арамис» более печальна. В 1942 году он был захвачен Японией и переименован в «Тейа Мару». В 1944 году он был потоплен союзниками.

В прошлый вторник, во время отпуска, очень далеко, буквально через два океана от родного дома, в городе Сиднее, у меня вдруг противно заныл зуб. На следующий день мы собирались уехать в уединенный коттедж в горах, так что надо было немедленно показаться врачу — мало ли что.

Доктором оказался симпатичный человек азиатской наружности сорока примерно лет. Пока сестра готовила меня к осмотру, мы успели обменяться парой фраз. Выяснилось, что он американец, но предпочитает жить в Австралии, потому что нравится страна, да и кризис обошел ее стороной. Цены вот только такие, что серьезные покупки он по-прежнему делает в Штатах, где остался его брат, тоже дантист.

После осмотра доктор предложил мне подойти к компьютеру и присесть рядом с ним. На экран был выведен рентгеновский снимок моего зуба. Он объяснил, что означают белые линии и темные пятна, сделал заключение, что у меня небольшой абсцесс в верхнечелюстной пазухе, растолковал, в чем его причина и как можно устранить ее раз и навсегда. Он выписал мне антибиотики и пообещал прислать по электронной почте рентгеновские снимки, чтобы другой врач мог ими воспользоваться для дальнейшего лечения. В завершение мы поболтали о компании Apple — на эту тему доктора навел мой личный адрес с окончанием @me.com — и распрощались.

Я впервые была на приеме у врача за границей, и на меня произвел впечатление не столько комфорт (чтобы сделать снимки, не меня водили к аппарату, а аппарат привезли ко мне), сколько стиль общения доктора с пациентом. Он в деталях рассказал мне о моей проблеме и даже загрузил на компьютере англо-русский переводчик, чтобы я правильно поняла слова «челюсть» и «пазуха», которые не входят в мой привычный вокабуляр. Мы разговаривали как два равных взрослых человека.

Казалось бы, что в этом такого? В общем, ничего. Просто в России-то я привыкла к другому. На родине практически любой врач в своем кабинете норовит навязать пациенту роль неразумного, а то и умственно отсталого ребенка, от которого требуется только, чтобы он вел себя смирно и не мешал доктору делать свое дело. Попытки пациента вникнуть в происходящее вызывают у нашего эскулапа недоумение и раздражение. Так у нас принято.

По мнению психологов, модель общения «взрослый — взрослый» (по классификации Эрика Берна) не очень широко распространена в посттоталитарных, иерархичных обществах, мы чаще выбираем модели «родитель — ребенок» или «ребенок — родитель», что не сильно отличается от «ты — начальник, я — дурак; я — начальник, ты — дурак». Причем речь не только о руководителях разного калибра или уже упомянутых врачах: любой служащий домоуправления, сторож на парковке или даже гардеробщик в консерватории норовит сделать из тебя «дурака».

Обладание малейшей властью побуждает среднестатистического россиянина натянуть на себя роль «родителя» и немедленно начать цыкать на окружающих. Причем «родитель» легко меняет свою роль на роль «ребенка», если рядом окажется более авторитетный «родитель», или чтобы потребовать заботы у самого главного из них — государства — пусть, мол, приедет в какое-нибудь Пикалево и отшлепает обидчика.

Модель взаимоотношений «взрослый — взрослый», которой наши граждане обычно избегают, безусловно, самая трудная из всех. Для начала она требует сдержанности и вежливости, то есть более высокого уровня общей культуры. Недавно в передаче телеканала «Культура»(!) во время обсуждения современной поэзии(!) одна из участниц отреагировала на реплику другой такими вот словами: «Это самый дебильный вопрос, какой я когда-либо слышала». Это типичный пример общения «родителя» с «ребенком»: он выставляет оценки и навешивает ярлыки, хвалит или порицает — он не умеет выдерживать уровень диалога на равных. Стиль оставим за скобками — таковы нравы.

Но сдержанность и вежливость — это только форма или техника общения, есть и более важные вещи. Чтобы чувствовать себя органично в модели «взрослый — взрослый», надо быть цельным, самодостаточным человеком с развитым чувством собственного достоинства, ответственности за свои поступки и автономии собственной личности. И признавать право другой личности на автономию.

Чувство собственного достоинства и независимость в одночасье не возникают, зато форму взаимоотношений можно изменить с завтрашнего дня. О технике общения написано множество книг. Впрочем, достаточно, во-первых, помнить о том, что следует вести себя так, чтобы всегда оставалась возможность продолжать диалог, и, во-вторых, не забывать, что у оппонента есть право оставаться при своем мнении, несмотря ни на что. Остальное подскажет здравый смысл.

Традиции — это не проклятье, не колея, в которой мы увязли навеки. Все нации меняют традиции. В прошлое воскресенье в Австралии я впервые увидела супермаркет без кассиров. Вместо них стояли автоматы, на которых покупатели сами сканировали штрихкоды на упаковках, взвешивали овощи, собственноручно прокатывали свои пластиковые карточки через терминалы и получали чеки. Вряд ли это было бы возможно лет тридцать назад, и не только из-за технических ограничений. Люди должны были еще немного повзрослеть и начать вести себя еще немного ответственнее, чтобы можно было им так доверять.

Источник