- Ну, вот и закончился очередной дурацкий день – лениво пронеслось в голове – может быть сегодня? – без особой надежды.

Единственное в чем я был уверен, так это в том, что как только я захочу жить, так тут же дам дубу. Не знаю с чего я это взял, но последние лет 20 я в этом твердо уверен, возможно, именно эта уверенность и сохраняет мне жизнь, если так конечно можно назвать мое овощеподобное существование, коим я, и представлен миру в последнее время. Само собой, что даже, если я жить и не захочу, то мне осталось недолго, но это какое-то ужасно долгое «недолго», ребенок внутри меня негодует и угрожающе надувает щеки.

-Хоть бы сегодня…

Вот черт, снова не повезло.… Ну, ничего, попробую завтра. Настораживает лишь отсутствие боли там, где у здорового человека она не присутствует. Если бы не мокрая постель, я бы решил.. да кто его знает, что бы я решил. Этот факт вернул меня из облака незамысловатых мыслей и натолкнула на кажущуюся логичной мысль, открыть глаза и понять, что происходит на самом деле, а не строить догадки.

Вокруг было светло и пахло свежестью, которая била в нос, я уже забыл, как пахнет что-то кроме больничной койки и точно так же пахнущей подушки, водруженной на эту самую койку.

Идея пошевелиться пришла не сразу, но посетив. Она тут же была признана успешной и по праву могла считаться самой верной в моей жизни. Нужно будет дать себе грамоту за сообразительность, но это после. Тело на удивление легкое и полное сил сразу же откликнулось, на мои робкие попытки приподняться. А я уже и забыл, как это, двигаться без посторонней помощи.

Странности продолжали меня волновать и радовать. Каким-то образом я оказался в теле , в здоровом теле. Что произошло? Почему я? Что нужно делать? Я сплю или может быть это рай?

Мигом отбросив все вопросы я решил не волноваться понапрасну, а использовать ситуацию в своих интересах. А точнее наслаждаться моментом, ответы появятся, как только они потребуются и , если они потребуются, такова их природа. Я могу лишь насладиться давно утерянными возможностями.

Я приподнялся над горизанталью и дар речи пропал, хотя пропал он гораздо раньше, и яя не уверен обрел ли я его, это была моя комната, Моя, мать его за ногу комната, в которой я начал свою сознательную жизнь. А уж было подумал, что сны мне больше не сняться.

Ну ладно, декорации есть, сценария не хватает, значит, будем действовать по ситуации.

Дверь слегка приоткрылась и мамин голос:

- Артемка, вставай, пора просыпаться.

Мне показалась, что огромная лесси вздрогнула над моей головой, но убедившись, что обои по-прежнему верны сами себе, я на автомате ответил:

- Да, мамочка! Пару минут!

А вот и сценарий. Давайте играть! Лениво стянув пурпурную пижаму, я начал натягивать одежду, ожидающую меня на кресле, явно оставленную для меня еще с вечера. Меня ждал интересный денек.

Позавтракав и убедившись, что мне снятся действительно мои родители, я отвел себя в детский сад при помощи отца. Меня слегка раздражало сюсюканье, но с другой стороны, как еще относиться к ребенку?

Странный я, даже в эротических снах я всегда переживал о присутствии презерватива, что уж поделать, зануда – это приговор.

В саду было скучно, заслужить угол в общей комнате оказалось очень просто, достаточно проявить больше ума, чем воспитательница и ты там.

Что ж, я думаю, мы больше не встретимся.

Но что же я, ведь это сон, можно ведь делать что заблагорассудиться, осознанный сон! Когда еще представиться такая возможность? Нужна революция! А броневиком мне послужил облупившийся каркас машины, выполненный для детских развлечений и воображений, но ни разу не бывавший на СТО.

- Хотим не спать после обеда!

-Хотим копать под забором!

-Хотим не носить колготки!

Революция была подавлена подзатыльником и все тем же углом. Ерунда, я придумаю как повеселиться. Жаль, что в ответ на все мои пожелания сон отвечал жестким реализмом, не слышал о таком, но все же.

Папа был не в восторге, когда забирал меня вечером из сада, но легкая улыбка играла на его губах, хотя и отчитал он меня знатно. Я знаю, ему понравилось.

Сейчас он чуть младше меня, но откуда у меня появился весь этот трепет перед его персоной? Нет, я всегда его уважал, но так, что бы один его взгляд вызывал дрожь? Что-то не то.

Дома я еще немного получил от мамы, у нее чувство юмора было еще меньше развито, чем у отца, но все ограничилось мытьем полов в субботу, они думают, что я не умею. Да и дело не в том, что сегодня вторник и второе июня на дворе, а в том, что сны не длятся два дня. Ладно, подыграю.

Ушел спать без ужина с надутыми щеками. Почему? Сам не знаю почему.

Засыпал с воображаемым телевизором на потолке. А во сне можно засыпать людям, кроме Ди Каприо?

Вот черт, снова не повезло… Я не понял, что за хрень? По идее я должен был проснуться. Ведь не бывает так. Либо я сошел с ума на фоне всего, либо я сошел с ума на фоне просто так. В любом случае я проснулся и проснулся я в теле, в котором абсолютно ничего не болит. Таких снов не бывает!

Ладно, посмотрим что будет, это все же интереснее больничной койки и унылых живых трупов, таких же, как и я.

Все та же лесси смотрит на меня, как же я по ней скучал. Может это день сурка?

Отворяется дверь и добрый мамин голос звучит:

-Солнце, вставай, пора завтракать.

Нет, не день сурка.

Мама ушла рано утром – работа, что поделать. Завтрак стряпал папа. Ничего такая яичница получилась,… обернулся и поймал объектив фотоаппарата, точно, это та самая фотография. Только в прошлый раз камера поймала мой затылок. Интересно, с чего я это вспомнил вообще? Не суть, я проснулся, значит живем.

Судите как хотите. Извиняюсь за ошибки.

Каждый год в начале июня, перед его днём рождения, как и в начале февраля, накануне его гибели, особенно часто на ум приходят мысли о Пушкине. О дорогом нашем Александре Сергеевиче.

Для человека, младенцем впитывавшего сказочное слово Пушкина, а юношей растворявшегося в жизнях Гринёва, Дубровского, Сильвио, Татьяны, Онегина — это дело понятное. Пушкин одновременно глубок и прост в лучшем смысле этого слова, он народен, и поэтому такое желание ни в ком не удивляет, ни в ком не кажется вычурным, будь то Достоевский или создатель трогательного анекдота о том, как Александр Сергеевич не поддался на подлость Дантеса, а просто послал его куда подальше. Эх, брат Пушкин, или не повторял ты тысячи раз за свою жизнь, что «блажен муж иже не иде на совет нечестивых»?

«Пушкин есть явление чрезвычайное, и может быть, единственное явление русского духа: это русский человек в его развитии, каким он, может быть, явится через двести лет», — так думал Николай Гоголь. «Пушкин — пока единственный полный очерк нашей народной личности…», — сказал Аполлон Григорьев. На первый взгляд кажется, что звучит это слишком общо. Но стоит взять себе труд вдуматься в черты самого Пушкина и его любимых героев, и эти мысли наполняются важнейшей для нас сегодня конкретикой.

Здесь мне бы хотелось уточнить одну мысль Александра Сергеевича, тем более что я уверен: проживи он ещё десяток лет, и ему показалось бы необходимым это уточнение. «Гений и злодейство — две вещи несовместные», — написал он в «Маленьких трагедиях». Это, конечно же, не так. История человечества начиная от Каина — гения, создавшего городскую цивилизацию — говорит нам о том, что злодейство вполне может быть чертою гения. А вот что несовместно, так это злодейство и Божий дар, которым был наделён Пушкин.

В превращении молодого Пушкина в Пушкина зрелого — особенная современность и своевременность его образа.

Пушкин — это путь от «заблуждений» в амурных делах к истинному пониманию любви, честному браку и строительству прочной семьи. От увлечения свободой, преклонения перед ней — к ясному пониманию, что лучшая свобода — это когда ты живёшь по Закону, когда ты «свой у Бога», держишь отчёт непосредственно перед Ним.

Пушкин — это переход от «европеизма» к почвенничеству, вере в особую роль России как полюса притяжения и защиты народов Востока. От бунтарства и революционности — к прочному консервативному началу.

Пушкин прошёл такой путь быстро, за пять — семь лет, и это стало возможным, прежде всего, благодаря относительно краткому, но предельно насыщенному периоду деревенской жизни. Уединение было вынужденным, формально это была ссылка, а на деле — возвращение на родину из живущего на чужой манер Петербурга.

Получив прививку отеческого и народного начал, Пушкин формулирует типическое русское видение места нашего народа и нашей страны в мировых делах. Не слушать западных «витий», пытающихся указывать нашей стране, как ей жить и как строить отношения с соседями. Исходить из того, что Россия — сама по себе, что она, как скажет позже Данилевский, самостоятельный тип со своей особенной культурой и историей. Понимать, что Запад не может восприниматься нами как источник каких-либо полезных советов или действий по одной простой причине: там нас ненавидят.

Корни этой ненависти лежат глубоко в извечной человеческой природе, и потому она, эта ненависть, неизбежно имеет новые и новые выплески на очередных витках истории: «…И ненавидите вы нас…/ За что ж? ответствуйте: за то ли, / Что на развалинах пылающей Москвы / Мы не признали наглой воли / Того, под кем дрожали вы? / За то ль, что в бездну повалили / Мы тяготеющий над царствами кумир / И нашей кровью искупили / Европы вольность, честь и мир?..» Вот она — формула европейского реваншизма и XIX, и XX, и XXI веков!

Формула наших действий тоже проста и понятна: не прозябать «на постеле», держать наготове «измаильский штык», то есть не только быть во всеоружии, но помнить о боевой славе отцов и необходимости соответствовать ей, спокойно возвышать своё слово перед Западом, укреплять единство русской земли и наращивать победы. Сегодня в отличие от юбилейных дней 200-летия со дня рождения Пушкина можно сказать, что всё это делается. Дай Бог, чтобы делалось и впредь.