Несмотря на то, что Вьетнам не является такой уж большой страной, тут все же существуют большие различия между северной и южной частью страны. Один из поразительных фактов, это то, что тут проживает 54 этнические группы. Например, в огромном Китае существует 56 этнических групп. Но и Китай во много раз больше малюсенького Вьетнама.

Так какие еще ощутимые различия можно наблюдать в этой удивительной стране?

1. Время. На юге Вьетнама жизнь начинает бурлить гораздо раньше, чем в северной части страны. В 6 утра на улицах юга уже царит полная движуха, когда на севере в 7 утра все только только начинают просыпаться, и само движение не начинается раньше 7:30. В целом, на юге народ какой-то более ленивый, и любит поспать в дневное время.

2. Кофе. Самым лучшим кофе считается тот, что произрастает на юге и в центральной части страны. Но и в самом Ханое также очень вкусное кофе, ибо поставляется с вышеперечисленных регионов. Кстати на юге кофе стоит на пару долларов дешевле.

3. Обслуживание в ресторанах на севере одназначно гораздо лучше. На юге Вьетнама в г. Муй Не мы долбанный час ждали пока нам принесут еду. Во-первых, южане в принципе более медленные, а во-вторых тут много домашних ресторанов и кафе, где готовит все какая-нибудь одна бабушка, поэтому все что остается это только сидеть и ждать.

4. Алкоголь. Местные говорят, что северные вьетнамцы пьют больше самодельного алкоголя (вина и водки) чем южане. Холоднее все таки, так что надо как-то согреваться.

5. Различия в языке. Напоминаю, в стране имеется 54 этнические группы. И между северными и южными жителями существуют большие различия в акценте и лексике. В общем, все как в Китае.

6. Гостеприимство. Лично мне северяне показались какими-то более милыми, общительными и гостепреимными. Но это сугубо мое мнение.

7. Наличие собак. На севере больше собак, которые не просто шатаются по улице, а содержатся в качестве домашних питомцев. Но, также считается, что именно на севере больше всего и едят собак. Все таки регион расположен ближе к китайской провинции Юньнань, которая известна своим фестивалем поедания собак. Так что вполне возможно схожие поведения в еде и культуре. Многие наверное обидятся, но я не считаю поедание собак преступлением. Я не понимаю, почему при этом можно есть других животных, и навязывать свои моральные приницпы о гуманности другой культуре.

8. Трафик. Стоит также отметить, что в Хошимине (Сайгон) трафик более спокойный по сравнению со столицей. В Ханое (особенно в старой части города) движение настолько хаотично, что это просто выводит из себя. Тут и гудят на каждом шагу, и ездят по тротуарам, и количество светофоров гораздо меньше (наблюдается только в центре на главных улицах).

9. История. Север Вьетнама более богат на исторические здания и храмы. На Юге с этим как-то вообще плоховато. В Ханое же до сих пор стоит множество домов 1920-х годов, которые притягивают взгляды своими обветшалыми фасадами.

10. Уличная еда. По сравнению с Хошимином в Ханое можно без проблем питаться уличной едой. Просто потому что, тут она на каждом углу. Самым дешевым будет покупка какого-нибудь хот-дога в багете за 1-1,5 доллара. Также рисовая лапша, рыба на гриле, и легкие супчики.

11. Обман. Иностранные туристы поговаривают, что на севере с иностранцев любят брать в полтора-два раза больше чем на юге. Возможно это правда, ибо пару раз у нас были такие накрутки цен. Так что, остается только торговаться. Хотя, северяне не такие большие любители торговаться. На одного тебя умного, найдутся десяток дурачков, которые купят товар по заявленной цене.

12. Благосостояние. Население Ханоя гораздо богаче населения Хошимина. По крайней мере согласно статистике. Как никак это же столица. Да и в целом стоит отметить, что вьетнамки гораздо белее, симпатичнее и одеваются более стильно чем их южные сестры. Населения Ханоя однозначно более стильное чем в Хошимине.

13. Природа. Если вы хотите увидеть все многообразие природы: горы, озёра, море, джунгли, пещеры, то вам обязательно надо проехаться по северу страны. Тем кому достаточно ленивого отдыха в гамаке на пляже, могут отправится на южное побережье.

Глава НПО Игорь Арбузов рассказал корреспондентам “Ъ” о том, по какому пути идет российское ракетное двигателестроение и какие перспективы видны у сотрудничества не только с США, но и c Бразилией, Китаем и Индией

Химкинское предприятие «Энергомаш» уже 20 лет поставляет в США ракетные двигатели для носителей типа Atlas — и помешать этому не смогли ни санкции, ни сложная геополитическая обстановка. Глава НПО Игорь Арбузов рассказал корреспондентам “Ъ” Александре Джорджевич и Ивану Сафронову о том, по какому пути идет российское ракетное двигателестроение и какие перспективы видны у сотрудничества не только с США, но и c Бразилией, Китаем и Индией.

— Как идет процесс создания двигателестроительного холдинга под управлением «Энергомаша»?

— У нас определен перечень предприятий, которые либо уже входят, либо будут входить в интегрированную структуру. Это сам АО «НПО "Энергомаш"», ПАО «Протон-ПМ», Воронежский механический завод (АО ВМЗ.— “Ъ”), Конструкторское бюро химавтоматики (АО КБХА.— “Ъ”), АО «НИИ Машиностроения», Конструкторское бюро химического машиностроения имени A. M. Исаева и опытно-конструкторское бюро «Факел».

— Как в целом вы оцениваете состояние этих активов?

— Оно очень разное. Есть существенная дистанция в доходах и в результатах финансовой деятельности между, скажем, нами и НИИМашем.
Мы выстраиваем внутреннюю кооперацию между всеми предприятиями таким образом, чтобы загрузка была равномерно распределена по всем участникам интегрированной структуры.

— «Энергомаш» оказывает финансовую поддержку другим предприятиям. Этих средств хватает, или надеетесь на поддержку государства?

— Есть разные формы поддержки, в том числе идет кредитование под гарантии правительства по перспективным проектам. Кроме этого, НПО «Энергомаш» за счет своих ресурсов поддерживает часть предприятий в форме займов под бизнес-проекты. В совокупности с федеральными ресурсами и с предполагаемым объемом инвестиций по федеральным программам, которые сейчас должны появиться, включая средства, которые зарабатывают наиболее рентабельные предприятия, нам должно хватить на реализацию ключевых проектов.

— В Госдуме весной сообщили о подготовке законопроекта, ограничивающего круг возможных покупателей ваших жидкостных ракетных двигателей РД-180 и РД-181 таким образом, что туда не попадали США. Как вы отреагировали?

— Я считаю, что наши двигатели являются одной из немногих ниточек, которые связывают нас с США в высокотехнологичных отраслях. Они дают нам возможность контактировать, общаться, взаимодействовать. У нашего сотрудничества много положительных моментов, и оно выгодно обеим странам. России поставки двигателей дают возможность инвестировать средства в перевооружение предприятий, развитие технологий. НПО «Энергомаш» был и есть традиционно сильным в технических вопросах, и я полагаю, что американские специалисты смогли ознакомиться с нашими практиками. Это не только хороший и нужный опыт, но и блестящий пример того, как Россия и США могут успешно сотрудничать.

— Сейчас поставки РД-180 и РД-181 американцам идут в срок?

— За все время работы мы отправили в США 113 двигателей. Все пуски — а их было 85 — успешные. На самом деле это рекорд, достойный Книги рекордов Гиннесса. Ни у одного другого двигателя пока нет такой успешной летной статистики!

— Насколько перспективным видите сотрудничество с Китаем? Вы в Чжухае с Китайской космической корпорацией науки и техники заявили о совместном плане заняться разработкой перспективных ракетных двигателей на водороде и метане. Расскажите подробнее об этом.

— У нас действительно есть совместная комиссия, которая на регулярной основе рассматривает вопросы сотрудничества в области космоса на фоне межправительственных соглашений. Если погрузиться в эти документы, 80% их содержания касаются сотрудничества в двигателестроении. Недавно состоялось 19-е заседание этой комиссии, где мы присутствовали с Дмитрием Олеговичем (Рогозиным.— “Ъ”). Проблема китайцев в том, что они бы хотели сотрудничать сразу по всем направлениям, но при этом не давали никакой конкретики. Начиная от «микрушечных» двигателей и заканчивая 480-тонным двигателем, который они создают самостоятельно. И в этот раз в Чжухае мы поставили перед ними вопрос о том, что от общего надо переходить к частному и определиться, что их интересует в большей степени. В результате вырисовались несколько направлений: во-первых, проведение инспекции по тем конструкторским и инженерным решениям, которые они реализуют в своем 480-тонном двигателе. Во-вторых, совместное создание метанового двигателя. В-третьих, обозначилась заинтересованность в сотрудничестве по созданию водородного двигателя для верхних ступеней. Поймите, у нас не идет речь о том, чтобы просто продавать Пекину двигатели. Нам важно наладить сотрудничество, которое было бы интересно и выгодно обеим странам, и вот в области метанового двигателя я как раз наш интерес вижу.

— А они в этот проект готовы деньги инвестировать?

— Насколько я понял с их слов, то готовы. В декабре будут конкретизированы эти предложения по каждому из направлений деятельности, и в январе мы уже четко сформулируем возможность реализации данных намерений.

— А насколько «Энергомаш» готов продавать технологии?

— Нисколько не готов. Зачем это нам?

— Трансферт технологий считается очень модным вариантом сотрудничества.

— Может быть, в других областях, но точно не в ракетном двигателестроении.

— Как у вас с Бразилией обстоят дела?

— Это очень специфический и сложный рынок. Во-первых, это Латинская Америка, своеобразный темперамент плюс внутренние проблемы их правительства. У них есть сложности с использованием космодрома Алькантара. Он для них стал таким «чемоданом без ручки»: и бросить жалко, и нести тяжело. Попытки реализовать проект с Украиной по ракетам «Циклон» провалились. Ищется решение, которое бы было в максимальной степени приемлемо для пуска с космодрома Алькантара. Тут тоже речь идет не о продаже одних только двигателей — Бразилии интересен готовый проект «под ключ». Поэтому мы под этот проект подтянули наших смежников и дали им целый набор предложений, который сегодня они рассматривают. Причем это все было сделано при предыдущем бразильском правительстве, которое, на мой взгляд, в большей степени было ориентировано на сотрудничество с Россией. Все те переговорщики, которые были до этого, ушли в отставку. И теперь возникло много вопросов.

— Например?

— Как будет настроено нынешнее руководство Бразилии к нам? Как оно будет относиться к сотрудничеству в этой области? Нужно ли им это?

— А для России это интересное сотрудничество?

— Для нас это в любом случае интересно. Новый рынок, новые возможности. Если речь пойдет о наших двигателях, то это будет либо лицензионное производство, либо совместное предприятие.

— Индия довольно сильно продвинулась в ракетостроении. Им ваши услуги нужны или же сами справляются?

— Мы встречаемся в январе с представителями Индийской организации космических исследований (ISRO). У них вызвали очень большой интерес наши предложения, которые были сформулированы в ходе сентябрьского визита Дмитрия Рогозина в Дели. Откликнулись быстро, потому что есть что обсудить.

— И что же?

— Знаете, там достаточно чувствительные темы, мне бы просто не хотелось делать фальстарт. Но если что-то будет — то вам расскажу первым (смеется).

— А как из-за санкций партнеры себя ведут?

— Думаю, что положительно сказались в том числе контакты новой администрации «Роскосмоса» с руководством NASA. Там ждут визита Дмитрия Олеговича уже в феврале 2019 года.

— Как идут переговоры с S7 Space по покупке двигателей РД-171М для проекта «Морской старт»?

— Собираются покупать, но контракт пока еще не подписан. Я так понимаю, потому что пока нет отчетливого понимания по тому, сколько и куда поставлять.

— А его модернизация не потребуется?

— Этот вопрос обсуждается, но на перспективу. Тот контракт, который везде анонсируется, на 12 ракет, скорее всего, будет комплектоваться двигателями старой конструкции. Что касается модернизированной версии двигателя, а именно РД-171МВ, то это первый двигатель, подлинником конструкторской документации которого будут не бумажные чертежи, а электронные 3D-модели. Все сроки по созданию РД-171МВ выполняются в полном объеме. В конце 2017 года мы разработали эскизный проект двигателя и передали его в ракетно-космический центр «Прогресс». Сейчас идет выпуск конструкторской документации, ведется подготовка производства и стендовой базы. Также в этом году создан конструкторский макет двигателя с учетом тех требований, которые адаптированы к новой ракете. До конца года будет поставлен динамический макет в РКЦ «Прогресс». Огневые испытания первого доводочного двигателя РД-171МВ запланированы на 2019 год. Первый товарный двигатель мы должны поставить заказчику в 2021 году для первого беспилотного запуска «Союза-5», который должен состояться в 2022 году. Для пилотируемого запуска ракеты, который запланирован на 2024 год, мы планируем поставить двигатель РД-171МВ в 2023 году. И у меня нет никаких сомнений в том, что мы выполним свои обязательства.

— Как сейчас ситуация на ВМЗ?

— За этот год нам удалось преодолеть проблему, которая называется «невыполнение контрактных обязательств». Если в прошлом году ВМЗ удалось выполнить лишь 50–60% от общего объема производства, то в этом году программа выполнена на 90%. Во-вторых, мы серьезно нарастили объемы по гражданской продукции, увеличив их за этот год практически в два раза. Сегодня соотношение объемов военной и гражданской продукции — 70/30, в следующем году мы выходим на объем с учетом перспективных контрактов 60/40, в 2020 году стоит задача выйти на 50/50. И самое главное, что усилиями наших специалистов удалось переломить негативную тенденцию тотального снижения уровня качества. Был проведен большой объем разъяснительной работы с коллективом, и я думаю, что даром это не прошло. Начали решать эту проблему и техническими средствами, то есть максимально уходить от зависимости от человеческого фактора. Все работы по двигателям, которые находились в переборке, завершены, и надеюсь, что к этой проблеме мы больше не вернемся. Сегодня также стоит задача найти оптимальное решение по загрузке производства. И одним из таких решений может стать создание единой научно-производственной площадки на базе активов АО КБХА и Воронежского механического завода — акционерного общества «Воронежский центр ракетного двигателестроения» (АО ВЦРД).

— В 2021–2022 годах планируется завершить сборку последних ракет-носителей типа «Протон-М». Какое количество двигателей «Роскосмосу» предстоит изготовить в этот период?

— Что касается двигателей для ракет-носителей «Протон-М», то по заключенным договорам «Протон-ПМ» осталось изготовить четыре комплекта РД-276. Их производство завершится в 2019 году. Дальнейшее изготовление двигателей для «Протонов» зависит от получения коммерческих заказов на запуски легкой модификации этого носителя.

Если говорить об РД-191, то еще в 2008 году было принято решение о переходе предприятия «Протон-ПМ» на производство узлов и агрегатов двигателя РД-191 для перспективных ракет-носителей «Ангара». Уже тогда стало понятно, что ракета «Протон» и ее модификации не вечны и требуют замены на новый носитель с двигателями на экологически чистых компонентах топлива. В соответствии с утвержденным графиком в следующем году ПАО «Протон-ПМ» планирует завершить освоение закрепленной за предприятием номенклатуры деталей и сборочных единиц РД-191 и с 2020 года приступить к серийному производству основных агрегатов этого двигателя.

— Дмитрий Рогозин еще в должности вице-премьера поручал после проблем, вскрывшихся на Воронежском механическом заводе, наладить совместную работу со студентами профильных вузов. У вас эта тема прорабатывается?

— Она не только прорабатывается, она реализуется. У нас есть отдельные соглашения со всеми ведущими техническими вузами — это МАИ, МГТУ имени Н. Э. Баумана, МГТУ «Станкин». Студенты этих вузов приходят к нам на практику, кто-то начинает здесь работать. Хотя, конечно, мы понимаем, что не все из них останутся. Для этого, естественно, на предприятии должны быть соответствующие условия, общая культура работы, зарплата, социальные возможности, качество рабочих мест.

— Какая сегодня средняя зарплата на предприятии?

— Зарплата сегодня — 67 тыс. руб. в среднем. Это несколько выше, чем в отрасли, но вы сами понимаете, что понятие «средняя зарплата» — это как «средняя температура по больнице». Есть сотрудники, в том числе рабочие на станках с программным управлением и в обрабатывающих центрах, которые получают и 100 тыс. руб., и выше, а есть менеджеры, которые получают 40 тыс.

— А с кадрами как дела? Не думаю, что открою секрет, сказав, что в отрасли есть дефицит молодых специалистов.

— Молодежь приходит, но нельзя сказать, что это массовое явление. Хотя этого и не требуется, на самом деле. Сегодня идет плавный переход от поколения, скажем, 1960–1970-х к тем, кто рожден в конце 1980–1990-х и обладает необходимыми навыками в рамках новых технологий. Конечно, у них иное понимание жизни, другие ценности и понятие зарплаты, но нам все-таки в определенной мере удалось стабилизировать этот кадровый поток. Для нас важно не заполнить какую-то вакансию, а формировать устойчивое настроение среди наиболее талантливых молодых людей, которых мы ищем разными способами. В частности, в рамках решения этой задачи у нас подписано соглашение с образовательным центром «Сириус». Мы уже начали отбор талантливых школьников, проявивших выдающиеся способности в естественно-научных и технических дисциплинах, и будем оказывать поддержку в их подготовке к поступлению в целевые вузы, с которыми сотрудничает предприятие, а в дальнейшем и содействовать их трудоустройству в НПО «Энергомаш». Формировать интерес к профессии нужно с раннего возраста. Для нас важен именно осознанный приход на предприятие, а не «загон молодых людей палками» на производство.

— Вы уже более трех лет руководите «Энергомашем». Что было, когда пришли на предприятие, и что удалось исправить?

— Главные задачи, которые ставятся перед руководством любого предприятия,— это повышение эффективности производства и качества выпускаемой продукции, выполнение государственного заказа, повышение конкурентоспособности на мировом рынке. Я считаю, что за три прошедших года в этом плане нам удалось добиться успехов. Большие средства вкладываются в развитие и модернизацию производства, в частности, в НПО «Энергомаш» внедрена система управления жизненным циклом продукта, применяется производственная система госкорпорации «Роскосмос». Много внимания уделяется повышению качества выпускаемой продукции: на предприятии постоянно проводятся аудиты, совершенствуется существующая система менеджмента качества. Мы не только серьезно повысили уровень технологических процессов, но и, самое главное, поменяли отношение работников к своему труду, к тому, что они делают.

Большой объем работ связан с внедрением цифровых методов проектирования (PLM), которые помогут ускорить процессы создания ракетного двигателя. Без тени сомнения могу сказать, что ключевым в нашей работе является деятельность конструкторского бюро. Это мозг предприятия. Поэтому, чтобы соответствовать мировым стандартам, удерживать лидерство, мы должны именно в КБ внедрять самые современные инструменты. Ключевая сложность, характерная, кстати, для многих промышленных предприятий в этом направлении,— возрастные разрывы между теми, кто обладает знаниями в физических процессах, и теми, кто имеет навыки цифрового проектирования. Наша задача объединить эти знания и превратить их в наше преимущество перед другими игроками на рынке. И для себя я вижу это направление как приоритетное.

Еще один важный результат — это финансовое состояние предприятия. Кредитный портфель компании, которую я принимал, насчитывал 8 млрд руб., а убыток составлял 1,5 млрд руб. Сегодня же мы лидеры в отрасли с наиболее высоким уровнем доходности. Кредитный портфель — ноль, заработная плата конкурентоспособна, и наш основной акционер получает достаточно высокий уровень дивидендов от результатов нашей деятельности.

Наконец, одной из наиболее трудоемких задач было создание интегрированной структуры, которая должна объединить ведущие предприятия ракетного двигателестроения.


Источник:
https://www.roscosmos.ru/25823/

Я не знал, что с моим лицом, но понимал, что все плохо.

Я понял, что произошло нечто нехорошее, по хрусту костей после того, как я врезался в борт. Понял, что произошло нечто нехорошее по тому, как быстро раздался свисток арбитра. Потому, что наш тренер, Джон Уортон, немедленно подбежал ко мне.

Я увидел кровь на льду, но еще не знал, что правая часть моего лица разбита.

Лишь думал про себя: "Ладно, момент неудачный. Интересно, сколько наложат швов?"

Это был шестой матч финала плей-офф Западной конференции против "Колорадо". Мы обязаны были выигрывать на выезде, чтобы остаться в деле. Вся серия превратилась в ожесточенное противостояние. Если говорить, что команды не питали друг к другу положительных эмоций, то это еще ничего не сказать. Я редко использую слово "ненависть". Но в отношении этого противостояния сложно найти более точное определение. Мы ненавидели их. Они – нас. Просто так сложилось.

Мгновения назад я получил шайбу у борта, отдал передачу и катился к скамейке. Следующее, что я знаю, что получил удар в спину. Почувствовал, как мое лицо ударилось о борт. На секунду свет погас. Я ползал на четвереньках, пытаясь подняться, но просто не мог.

Посмотрел на нашего тренера, но увидел лишь какое-то размытое изображение. Однако я смог различить ужас на его лице. Никогда не забуду тот взгляд. Он накрыл мою голову полотенцем, чтобы скрыть от всеобщего взора последствия случившегося. Затем я помню, как они вместе с Китом Примо помогали мне подняться на ноги и уйти в раздевалку.

Затем я отключился.

Очнувшись в раздевалке, я посмотрел на тренеров и врачей. А затем, впервые, ощутил боль.

И снова отключился.

Когда я вновь пришел в себя, то уже мог самостоятельно сидеть. Боли не было. Тогда я этого не знал, но мне вкололи сильнодействующие обезболивающие препараты. Тогда я начал пытаться надеть защиту, чтобы поскорее вернуться на лед.

Наш командный врач поинтересовался: "Крис, какого черта ты творишь?" – "Какой идет период? Меня уже зашили?" – "Эм… Крис, лучше взгляни на это".

И он подвел меня к зеркалу.

Правая часть моего лица была разбита.

Доктор пояснил: перелом скулы. Сломана скуловая кость. Переломан нос. Сломана челюсть.

Но это были еще не худшие новости.

Я спросил: "Какой счет?" – "4:1. В пользу "Колорадо".

Ладно.

Затем я уточнил: "Кто ударил меня?" – "Лемье".

Назовите эту дату любому болельщику "Детройта" или "Колорадо", и он поймет, о чем идет речь.

26 марта 1997 года.

Прошел 301 день с того момента, как мне сломали лицо.

Сложно поверить, что в нынешнем году этому событию исполняется уже 20 лет. Но если я просто поведаю историю произошедшего, то этого будет недостаточно. Человек, читающий эти строки сейчас, которому, к примеру, 21 год, был тогда еще младенцем. Если он посмотрит нарезки на YouTube, то, наверное, посчитает нас просто животными. Но в тот день все вышло из-под контроля из-за цепочки событий, которые произошли до и после побоища.

Так что нужно немного отмотать время назад.

У каждого, кто участвовал в той драке, есть своя история. В моем случае нужно вернуться в день профессиональной ориентации, когда я учился в шестом классе в Вест-Хилле, провинция Онтарио. Учитель обходил класс и спрашивал каждого, кем он хочет стать, когда вырастет.

Врач. Юрист. Преподаватель. Ветеринар.

Когда настала моя очередь высказаться, я ответил: "Я буду играть в НХЛ".

Я был маленьким, поэтому в классе раздался смех. После окончания занятий ко мне подошел один из одноклассников (его имя я оставлю в тайне). Никогда не забуду тот момент. Он бросил в мою сторону: "Ха! Ты никогда не попадаешь в НХЛ!"

Тот тон, с которым он это заявил… это навсегда засело в моей голове. И это стало для меня прекрасной мотивацией. Я представлял его лицо, вспоминал тот тон и думал: "Разве? Я еще покажу тебе".

Я настроился, что сделаю все возможное, чтобы попасть в НХЛ. Но в начале карьеры я больше мучился. Провел четыре года в системе "Виннипега" и в основном выступал за фарм-клуб, после чего меня обменяли в "Детройт" в 1993 году. На пост главного тренера "Ред Уингз" как раз заступил Скотти Боумэн.

Как-то, выступая за "Адирондак" в АХЛ, я отметился хет-триком. Когда я вышел после игры из раздевалки, то столкнулся со Скотти и несколькими скаутами "Красных Крыльев". Понятия не имел, что они на стадионе.

Подумал про себя: "Наконец-то. Они видели хет-трик. Теперь они знают, на что я способен. Теперь я получу свой шанс".

Но первое, что мне сказал Скотти, было: "Ты знаешь, сколько вбрасываний выиграл сегодня?"

Этот статистический показатель только начинал серьезно учитываться, особенно в АХЛ.

Так что я признался: "Нет, сэр, не уверен".

Скотти объяснил: "Ты выиграл 19 из 21. Ты способен на такое в Национальной хоккейной лиге?"

Через шесть недель я был вызван в основу. Моя роль была ясна. Если я хотел закрепиться в составе, то должен был проделывать большой объем черновой работы. Во мне было 178 см роста и 85 кг веса. И я попал в команду невероятных талантов: Сергей Федоров, Стив Айзерман, Слава Козлов, Кит Примо, Владимир Константинов, Пол Коффи и молодой Ник Лидстрем. Я решил для себя, что должен превратиться в настоящую занозу в заднице для соперника. Прекрасно понимал свою задачу. Но я не осознавал истинной ценности подобного амплуа до тех пор, пока мы не встретились с "Сан-Хосе" в плей-офф-1994. После победы в третьем матче серии я давал интервью одному из журналистов из Сан-Хосе. После завершения нашей беседы он бросил напоследок: "Эй, неплохо для парня, которого отдали за доллар".

И начал уходить.

"Простите… что вы имеете в виду?" – "Ага, за бакс. "Виннипег" отдал тебя за доллар. А теперь ты играешь в плей-офф Кубка Стэнли. Неплохо… Погоди, ты не знал этой истории?"

Я отвернулся и в недоумении посмотрел на нашего руководителя по связям с общественностью.

Он кивнул: "Э, да, Крис. Это правда". – "Чего? Меня обменяли на будущий драфт-пик". – "Понимаешь, когда Скотти вызвал тебя из АХЛ, то все детали сделки еще не были утверждены официально. Так что Брайан Мюррей позвонил Майку Смиту… что же… ты был обменян на денежную сумму".

"За доллар?" – "Доллар".

Когда кто-то говорит, что меня обменяли на мешок шайб, то я должен вежливо поправить, потому что мешок шайб стоил бы гораздо дороже. Но меня не смутила эта история. Она лишь подчеркивала мой статус темной лошадки.

В итоге мы уступили в первом раунде "Акулам" в семи матчах, что стало горьким разочарованием. В 1995 году мы считали, что готовы добыть чемпионства, но в финале нас вынес "Нью-Джерси". Тогда мы стали задаваться вопросами.

Многие этого сейчас уже не помнят, но в то время нам доставалось за то, что многие считали нас недостаточно жесткими. СМИ ставили под сомнение лидерские качества Айзермана и Федорова, как бы ни смешно это сейчас слышать. Под вопрос ставился весь принцип комплектования команды. Все сходились во мнении, что мы обладаем талантом, но нам не хватает характера.

Так что сезон-1995/96 мы начинали с большим грузом ответственности на плечах. Первые два месяца мы просто уничтожали соперников. С нашей скоростью и техникой просто сметали оппонентов. Затем, 2 декабря 1995 года, мы приехали на старый "Форум" в гости к "Монреалю" и Патрику Руа. В тот вечер произошло нечто, что изменило хоккейный мир навсегда.

Мы вышли с отличным настроем. Руа пропустил четыре гола, затем пять, шесть…

Не знаю по какой причине, но его не меняли.

Семь. Восемь. Он все еще в воротах.

Мы даже стали переглядываться на скамейке: "В чем же дело?"

В какой-то момент болельщики с насмешкой встретили тот факт, что Патрик поймал шайбу. Это было просто нелепо, ведь Руа был невероятным голкипером.

Наконец, после девятой пропущенной шайбы, с Патрика было хватит, он сам потребовал замену. Позже в прессе появилась информация, что Руа, вернувшись на скамейку, крикнул президенту "Канадиенс": "Это был мой последний матч за "Монреаль".

Через пару дней Патрика обменяли в "Колорадо". С этого момента и началось наше противостояние. Руа никогда не забывал, что мы сделали с ним в тот вечер. С того момента игры против нас стали для него главным событием.

Судьбой было предначертано, чтобы мы встретились в том сезоне в плей-офф. Угадайте, кто ждал нас в финале Западной конференции? Руа и "Эвеланш".

Тогда вся история и началась.

Многие считают, что катализатором нашего противостояния стал момент, в котором мне сломали лицо в шестом матче. Но все началось гораздо раньше. Со старта первой игры парни влетали друг в друга, тыкали клюшками, били исподтишка и тому подобное. Нет смысла пересказывать каждый инцидент. Мы делали пакости. Они не отставали. Если в то время ты попадал в плей-офф, то не мог выйти сухим из воды. Такое было время.

В начале третьего матча Слава Козлов впечатал Адама Фута в ограждение и разбил тому лицо в кровь. В том же периоде Клод Лемье подкараулил Славу и в отместку вмазал ему по затылку.

Наша скамейка взбесилась. Игры вышла из-под контроля. Все серия вышла. Она превратилась в бойню. Мы дрались даже за потерянные клюшки.

Именно в третьем матче серии наше противостояние вышло на иной уровень. Мы так сильно хотели выиграть ту серию. "Колорадо" не было командой драчунов. Это был выдающий коллектив – талантливейшие Сакик и Форсберг, опытные и жесткие Лемье, Каменский и Риччи. И, конечно, Руа.

Они ни в чем нам не уступали.

Так что, когда я посмотрел в зеркало и увидел свое лицо после шестого матча, то потерял дар речи.

Но когда тренеры сообщили мне, что "Лавины" выиграли и что серия закончилась…

Я не мог поверить своим ушам. Страшное разочарование.

Врачи советовали мне остаться в Колорадо и сделать немедленную операцию, но я хотел быть рядом с ребятами. Хотел вернуться в Детройт. Так что я обернул лицо полотенцем, покинул здание и отправился в аэропорт, где дожидался партнеров.

Парни не знали, насколько серьезны мои повреждения, пока не увидели меня в салоне. Они жали руки соперникам-победителям, еще не зная, что произошло. Вот почему Дино Сиссарелли как-то обронил в адрес Лемье: "Не могу поверить, что жал этому человеку его чертову руку после игры. Этот факт меня просто бесит".

До сих пор помню, как врачи занимались мной в самолете, а каждый из партнеров счел обязанным подойти ко мне, похлопать по плечу и пообещать, что все будет хорошо.

По возвращении в Детройт я отправился прямиком в больницу, где пробыл четыре дня. Не мог есть нормальную пищу еще шесть недель, потому что мне сделали операцию на челюсти. Это паршивые ощущения, но в 1996-м было еще хуже, потому что тогда не существовало вкусненьких протеиновых коктейлей, смузи и всякой другой всячины. Большую часть времени я питался Ensure. В удачные дни получал еще шоколадный молочный коктейль.

Жаль, что я не могу сопроводить свою историю, передав запах. Если бы вы только могли сейчас понюхать запах ванильного Ensure, то сразу бы поняли, какая это дрянь. Но больше всего неудобства мне доставлял тот факт, что в это самое время "Колорадо" разрывало "Флориду" в финале Кубка Стэнли. Я не мог на это смотреть. По сей день это остается единственным финалом, за которым я не следил.

Пока я лежал в больничной койке, то пообещал себе две вещи.

1. Я не позволю произошедшему сломать меня психологически.

2. Это не изменит стиль моей игры.

Вы должны понимать, что хоккей значит для меня. Игра всегда была смыслом моей жизни, моей отдушиной. Я никогда не выделялся габаритами, так что попал в НХЛ только потому, что играл в определенном стиле. Если бы я притормозил хоть на секунду, хоть на мгновение снял ногу с педали газа… если бы тот удар поколебал мою уверенность в себе, то я перестал бы быть эффективным игроком. Я бы подвел своих партнеров. Подвел бы город. Жители Детройта всегда поддерживали меня. Честно, реакция и теплота фанатов были непередаваемы. В итоге, мне в больнице отвели сразу две комнаты. В одной лежал я, а в другой – все цветы, письма и подарки, которые мне присылали. Их было так много, что я физически не мог забрать все домой. Пожертвовал большую часть мягких игрушек педиатрическому отделению.

Детройт – рабочий город. И местные жители обожают свои "Красные Крылья".

Мы обязаны были вновь попасть в финал Западной конференции. Обязаны были победить "Колорадо". Обязаны были взять Кубок Стэнли.

Я закрывал глаза и представлял тренажерный зал: "Скоро".

Когда я покидал больницу, напоследок врач вручил мне кусачки.

"Носи их всегда с собой, – напутствовал он. – Если ты уходишь из дома. Когда ложишься спать".

Не знал, что и ответить. Лишь смущенно пожал плечами.

"Если тебе станет плохо, начнет тошнить, то ты должен будешь перекусить провода, чтобы они тебя не задушили".

Так я вернулся домой с кусачками в одной руке и запасом банок Ensure в другой. Это был непростой путь. Я потерял 20 фунтов за те шесть недель, пока не мог открыть челюсть.

Никогда не забуду тот день, когда мне ее раскрыли. В ресторане я сразу же заказал себе пасту. С зубов мне все еще не сняли брекеты, так что я потихоньку ел одну макаронину за другой. Мои друзья могли добежать до канадской границы к тому моменту, когда я успел съесть десять штук. Но это было прекрасное ощущение.

Был уже конец июня. У меня оставалось два месяца, чтобы набрать игровую форму перед открытием тренировочного лагеря. Если мне не хотелось пить Ensure, то я представлял "Джо Луис Арену" в день матча-открытия. Те ощущения, когда ты проходишь по темному туннелю и делаешь первые шаги по льду. Лучшей мотивации не придумать.

Если быть абсолютно честным, то я редко думал о мести Лемье. Смысл был не в этом. К несчастью, Детройт считал иначе. Казалось, что весь город ополчился против него. Когда начался сезон и я вернулся в состав, все разговоры сводились к тому, когда наша первая встреча с "Эвеланш". Но так сложилось, что Лемье пропустил два первых очных матча. Третья встреча в Колорадо была жаркой – в воздухе витало напряжение – но арбитры держали игру под контролем. Ничего серьезного не произошло. Но можно было чувствовать, что уровень ненависти возрастает…

Настало 26 марта 1997 года.

Тогда все и взорвалось на льду "Джо".

Когда я оставил машину на парковке, то заметил, что за мной повсюду следует съемочная группа. Такого раньше не случалось. Обычно телевизионщики следили за Айзерманом или Федоровым. Тогда я все и понял: "Хорошо. Началось".

Это можно было ощутить и в раздевалке перед игрой. Можно было ощутить на предматчевой раскатке. В том сезоне они уже успели трижды нас обыграть. Лидировали в дивизионе. Это была наша последняя встреча перед плей-офф. Важное событие.

Но в первом периоде все было спокойно. Пока…

Игорь Ларионов и Петер Форсберг, одни из самых техничных игроков в лиге, начали бороться рядом с нашей скамейкой. Сначала все было обычно – мелкая потасовка. Арбитры приехали, чтобы разнять их. На трибунах все было спокойно.

И потом, из ниоткуда, мы услышали дикий рев толпы.

Я посмотрел в центр площадки и увидел Мака.

Даррен Маккарти, человек, который навещал меня в больнице каждый день. Мак обрушивал град ударов на Лемье. Шлем слетел с головы Клода, он упал на четвереньки и пытался хоть как-то закрыться руками.

И тут еще один взрыв на трибунах. Еще громче первого.

Патрик Руа покинул ворота. Ему на встречу ринулся Майк Вернон.

Они катились по направлению друг к другу. Но тут из ниоткуда выскочил Брендан Шэнахэн и влетел в Руа. Они оба взмыли в воздух.

Все это время Мак дубасил Лемье. Он подтащил его к нашей скамейке с видом: "Я же говорил, что достану его, парни".

Наконец, Руа и Вернон сошлись. Они начали биться в центре льда. И я говорю не о мелких толчках, а о настоящем поединке на кулаках.

В разгар этого боя Марк Кроуфорд, тренер "Лавин", начал кричать на меня: "Это ты все начал, Дрэйпер!"

В ответ уже заорал Скотти Боумэн: "Не смей разговаривать с моими игроками! Никогда не смей и слова им сказать!"

Когда арбитры, наконец, смогли всех разнять, то клюшки, шлемы и краги были раскиданы по всему льду. Разорванные свитера и окровавленные лица.

Что еще можно сказать? Достаточно назвать дату, и все всё понимают.

26 марта 1997 года.

Через 301 день после того, как мне разбили лицо, мои партнеры расквитались за меня. Мы решили этот вопрос. Но вот о чем многие забывают. Для всех присутствующих в тот вечер на льду все свелось не к драке. Мы хотели доказать, что можем обыграть "Колорадо" в хоккей.

Когда лед привели в порядок, еще нужно было доиграть матч. Мы уступали со счетом 3:5 в третьем периоде. Если бы проиграли, то "Лавины" бы не отдали бы нам ни одного очка в той регулярке и победа в драке не имела бы никакого смысла. Но мы стали потихоньку отыгрываться. Сравняли счет (5:5) и перевели игру в овертайм. Как вы думаете, кто стал автором победной шайбы в дополнительное время?

Даррен Маккарти.

Сценарий лучше и придумать невозможно.

Драка – это одно дело. Но та победа переменила все. Она заставила нас поверить, что мы можем победить их в плей-офф. Понимали, что нам вновь предстоит встретиться в финале Западной конференции. Просто знали это.

Когда серия началась, то тон противостояния уже был задан. Атмосфера уже была другой. С того самого момента, как Клод Лемье упал на лед "Джо Луис Арены" и закрыл голову руками, все изменилось.

Мы победили в шести матчах. И я получил то, о чем мечтал больше всего. Рукопожатия. Я получил возможность посмотреть каждому из них в глаза и пожать руку с осознанием того, что мы отправляемся биться за Кубок Стэнли, а они – нет.

В финале фаворитом считалась "Филадельфия". Они были "слишком большими, слишком сильными, слишком быстрыми".

Первая смена. Первая игра. "Флайерз" выпускают на лед "Легион смерти". Линдрос. Леклер. Ренберг.

Все ожидали именно этого.

Но никто не ожидал того, что сделал Скотти. Он выставил нас.

"Грайнд лайн".

Я, Джо Кошур и Кирк Молтби.

Непередаваемые ощущения. Ровно год назад я лежал в больничной койке и питался через трубочку. Теперь же я выхожу в стартовой пятерке в финале Кубка Стэнли.

Мы вылетели на лед. Наконец, сразив "Колорадо", мы не собирались на этом останавливаться. Выиграли первый матч на пути к итоговой уверенной победе в серии.

Когда ты впервые прикасаешься к чемпионскому кубку после стольких лет мечтаний о нем, то перед твоими глазами проносится вся твоя жизнь. Словно короткометражный фильм в твоей голове. Я так сильно мечтал об этом Кубке, по стольким разным причинам. Но, в первую очередь, я хотел доказать, что один удар не станет олицетворением моей карьеры или не изменит моего отношения к любимой игре.

Мы выигрывали Кубок Стэнли еще трижды – в 1998, 2002 и 2008 годах.

Теперь мы прославились, как чемпионы. Но 25 марта 1997 года мы еще считались "мягкотелыми". Наши лидерские качества ставились под сомнение. Кто-то требовал даже перестройки команды.

Смогли ли бы мы выиграть Кубок без той драки? Возможно. Но я уверен, что лишней она точно не стала.

За многие прошедшие годы мы с Лемье не обсуждали случившееся. Он никогда не извинялся, да мне это и не нужно было. Они стали чемпионами. Мы тоже. И пусть я не питаю к нему теплых чувств, но я не могу не уважать тот факт, насколько ценным и полезным игроком он был.

На драфте 2014 года я входил в делегацию "Детройта". На церемонию приехала вся моя семья – жена и трое детей. Когда все закончилось, мы ждали на улице такси, которое должно было отвезти нас в аэропорт. Но в какой-то момент моя жена побледнела. Она смотрела как-то сквозь меня.

Прошептала: "В нашу сторону идет Лемье".

Я не собирался оборачиваться. Не думал, что мне есть, что ему сказать.

Но тут я почувствовал чью-то руку на своем плече. Я повернулся – это был Клод.

Он сказал: "О, так это твоя семья?"

Мой сын, Кинан, пересмотрел весь имеющийся видеоматериал в интернете относительно противостояния "Детройта" и "Колорадо". Он знал всю историю. Так что смотрел на Клода с круглыми от удивления глазами: "О мой Бог. Вот он. Реальный".

Клод нагнулся и пожал его руку, а мой сын не мог оторвать от него взгляда. Лемье вежливо представился и пожал руки всей моей семье.

И на этом все. Мы пошли своими путями.

Я рад, что все так обернулось. Несмотря на всю ожесточенность нашего прошлого противостояния, прелесть нашей игры в том, что (будучи постарше) мы можем пожать друг другу руки.

Ныне, когда близится закрытие "Джо Луис Арены", люди вспоминают самые яркие моменты, связанные с этим стадионом. Мы выиграли два Кубка Стэнли на этом льду. Но, каждый раз встречая фаната "Ред Уингз", знаете о чем меня спрашивают?

О 26 марте 1997 года.

Те дни уже давно в прошлом, возможно, даже к лучшему. Но спросите любого жителя Детройта, и он легко вспомнит, где он находился в момент той драки. И даже еще долго после сноса арены люди будут помнить тот вечер.

Он определил наше противостояние. Он определил мою карьеру в глазах многих.

Но когда меня спрашивают о самых любимых воспоминаниях о "Джо", то я всегда даю неоригинальный ответ. Но это правда. Чемпионские Кубки. Те жертвы, на которые придется идти, чтобы иметь возможность поднять этот трофей хоть раз над головой, практически невозможно описать.

Мне удалось сделать это четырежды. Я играл бок о бок с людьми, которых могу назвать братьями. И у меня этого никто и никогда не отнимет.

Так что, напоследок, хочу еще раз обратиться к одному шестикласснику из Вест-Хилла: "Разве?"