Горный родник. Чай из этой воды получался отменный! Уже не говоря про то, чтобы просто взять и напиться. Было видно, что дальше от истока эта молодая чистая вода пробиралась к реке в низине, и, наверное, когда-то поначалу она и сбегала вниз весело и задорно, но путь оказался слишком долог и извилист, становясь с годами всё трудней и трудней. И теперь сил её хватало только на то, чтобы в обиде за свою беспомощность медленно, но верно овражить свой путь и спускаться к более серьёзной речной воде уже чахлой, постаревшей, далеко не кристальной струйкой.

А река, сильно обмелевшая по лету, с тихим пением катила свои прозрачные до синевы воды — по валунам, и окаймлённая валунами, которые недавней весной она яростно смела и скатила откуда-то оттуда, от места своего рождения — с шапки ледника. Сейчас она отдыхала, ласково омывая свои каменные игрушки. Но эти гордые осколки, бывшие когда-то частью суровых скал, безмолвствовали, не забывая о крутом норове воды. Они сознавали, что рано или поздно, понукаемые весенней яростью стихии, они продолжат свой путь в долину и либо достигнут её, либо скрошатся по пути в пыль, в любом случае став с рекой единым, цельным потоком.

И вот тогда они уже не будут безмолвными истуканами, о нет! Тогда они станут частью горного безумства, сметающего всё на своём пути! Тогда они будут рокотать во весь голос, буйным весельем празднуя единение двух стихий — воды и камня! И тогда… тогда…

Я не дослушал. Набрал говорливой воды из родника в чайник.