Следующий
Часть 2
По пути вы ненадолго останавливаетесь.
На площади жгут магиков. Торговец, его жена и их дочь. Языки пламени уже лижут им ступни, и вопли несчастных тонут в гомоне разгоряченной толпы. Вы стоите почти вплотную к огню, вместе со всеми, и совсем не причастны к этой казни. Люди все делают сами – и ловят, и жгут. Орден Рыцарей Круга смотрит на это сквозь пальцы, лишь старается, чтобы хоть кто-то уполномоченный из вас присутствовал для придания действу законности.В этот раз это вы с Третьим.
Неожиданно послушник дергается всем телом, порывается бежать к костру.
– Я же знаю их! – кричит он. – Они иноземцы. Они не виновны!
Ты успеваешь схватить его за мантию, притянуть к себе, ударить под дых, чтобы выбить глупые мысли. Он загибается, хватая ртом воздух. Бьешь его под колено, затем опускаешься рядом на корточки. Шепчешь в ухо:
– Уже все. Все. Казнь свершилась. Толпу не переубедишь. Посмотри в ее глаза! Цветные, значит она – магичка. Это приговор.
– Но девочка! – хнычет он, едва сдерживая слезы.
– От мага жди такого же приплода.
Уже после, когда он мрачно ступает рядом, вытирая непрошенные слезы, ты думаешь, какой тот еще мальчишка. Но все же Третий честно старается пересилить себя, повзрослеть. И еще мысль: его это желание, стать истинным Рыцарем Круга, или его отца, Магистра Каргоса?
За всю оставшуюся дорогу Третий, на удивление, произносит лишь одну фразу:
– Иногда кажется, что мы заслужили все это. Сами виноваты, что медленно умираем.
Ты решаешь ничего не отвечать, боясь с ним согласиться.
Секта элейнов обитает в обветшалом поместье на границе с «белыми» улицами города. Большой двор огорожен кованым забором. Наружные стены особняка обмазаны глиной и известью, а наполовину сожженные сады только подрастают – эленийцы стараются придать своему дому вид, более подходящий их верованию.
Когда-то поместье принадлежало аристократическому роду, но после Дня Гнева, после чисток и показательных казней, было разграблено и брошено.
Вместе с Третьим вы стоите в дальнем углу сада. Забор здесь каменный, с железными кольями по верху. Небольшой свободный от деревьев пятачок земли и мягкая зеленая поросль – такое редкое явление в последние годы. Ты уже и не помнишь толком ощущение босых стоп по траве.
Поодаль еще два человека: Инквизитор и Старейшина эленийцев. Они тихо беседуют о чем-то, ожидая пока вы с послушником закончите осмотр тела.
Ты подходишь ближе. Прямо из каменной кладки торчат толстые корни растения, что оплетают покойника за руки и торс. Он распят. Вокруг все щедро забрызгано кровью, и к ароматам зелени примешивается запах разложения. Голова мертвеца аккуратно уложена под ногами. Глаза его в ужасе распахнуты, отражая серое небо.
– Раны рваные, – диктуешь ты. – Видно, что голову отделили от тела одним сильным рывком. При этом кости черепа целы. Очевидно, это сделал не человек.
Сквозь монокль с черным стеклом ты осматриваешь все подряд, но не видишь ни следа энергии, ни единой тоненькой нити. Сами торчащие из забора корни являются следствием использования магии, но сейчас они пусты и мертвы.
Тебя не покидает смутное ощущение узнавания, но ничего конкретного вспомнить не можешь.
Третий записывает каждое твое слово в небольшую книжицу, чтобы потом отчитаться перед Магистром.
– Следов магии нет, – продолжаешь ты. – Маголов на территории поместья молчит. Следовательно. Разовое магическое воздействие, «узел» первого порядка. Либо магическое создание.
Ты заглядываешь в блокнот.
– Нет, – рычишь прямо в лицо Третьего. – «СледОвательно» пишется через «о»!
Послушник черкает, исправляет, бубнит: «дерьмо» и «чертов привереда». В который раз за день ты хочешь отвесить ему подзатыльник. И в который раз сдерживаешься. Будь он твой сын…
Мысль прерывает Инквизитор.
– Итак, Рыцарь Джемин, ваше слово? – спрашивает он, подходя ближе.
– Никаких следов, Инквизитор Пэр. От чистой магии в эфире почти всегда остается хотя бы мелкая «нитка». Больше похоже на…духовное воздействие.
Пэр задумывается и зовет Старейшину:
– У, подойдите!
Третий украдкой интересуется у тебя:
– Ладно у инквизиторов имена всегда короткие, как клички, да еще и без фамилии. А этот почему просто «У»?
– Заткнись, – шипишь ты вполголоса в ответ.
Старейшина секты детей природы стар. Он носит длинную белую бороду и простую одежду, но не носит обуви и головного убора. Нескольких передних зубов у него не хватает, потому старик слегка шепелявит. А Третий невольно улыбается, и тебе приходится толкнуть его плечом для острастки.
– Мы здещь уже три года, – говорит элениец. – Подавали офишиальное прошение в Инквизицию на шоздание общины по единштву веры. Прошли вще проверки.
– Богиня Элей требует кровавых жертв? – спрашиваешь ты.
Старик лишь качает головой:
– Никогда. Мы чтим природу и жищнь.
– Тогда как же вы ее просите о чем-либо?
– У наш ещть вще. Защем нам что-то прощить?
– Любая религия – это всегда надежда на…что-то, – встревает Третий. Ты только зло смотришь на него, но он продолжает, делая вид, что тебя нет: – И об этом чем-то приходится молится.
Старик улыбается в ответ:
– Мы прошто щ ней разговариваем. Элей. Нам не нужны молитвы. Только штобы наш щлушали.
– А она отвечает? – успевает еще спросить послушник, но Старейшину перебивает Инквизитор.
– Некому отвечать, юноша, – строго говорит Пэр.– Богов нет. После Исхода никого не осталось. Да и были они вообще, эти боги, большой вопрос.
Ты хочешь оттащить Третьего куда-нибудь в тихое место, оторвать башку и положить ее рядом с головой мертвого Инквизитора, однако Пэр, кажется, решает развлечь себя беседой. Он жестом приказывает не трогать парня, и ты подчиняешься.
Вы так и стоите вчетвером рядом с телом убитого, продолжая безумный разговор, а вокруг едва колышутся зеленые ветви на сухом горячем ветру под тяжелым свинцово-черным небом. Единственная радость, что здесь ты совершенно не слышишь тихих шагов за спиной от невидимого соглядатая.
– Инквизитор Пэр, а что же тогда здесь делал ваш собрат? – Третий вошел во вкус, видя, что ты не спешишь его останавливать.
– Это тайна для всех, юноша, – оборачивается он к Старейшине.
– Как я уже шказал уважаемому Инквизитору Пэру, его шобрат приходил два дня назад. Требовал выдать мага, которого мы, якобы, укрываем.
Ты вопросительно глядишь на Пэра.
– Нет, – качает тот головой. – Ничего официального. Никто об этом не знал.
– По закону мы откажали, – продолжает старик. – У него не было бумаг и пещатей. Он ушел.
Теперь ты смотришь на него иначе. Ни один обычный человек не посмеет отказать инквизитору с обвинениями, пускай и без официальных бумаг. А тут старик мелкой идиотской секты…
– Вчера вще было как обычно. А щегодня на рашшвете мы обнаружили его…таким.
Не сговариваясь, вы все вновь оборачиваетесь на обезглавленное тело, распятое на стене.
– Брат Кон был молод и горяч, – негромко произносит Пэр, опустив голову. – Жил где-то здесь, неподалеку, и еще не получил сан.
– Поместье обыскали? – спрашиваешь ты для порядка. И так знаешь, что инквизиция прочесала все сверху до низу еще до того, как позвать орден на помощь.
Пэр кивает. Ты возвращаешься к телу, чтобы внимательно осмотреть его еще раз.
Слышно, как Третий задает старику очередной глупый вопрос:
– А сколько здесь человек, что вы умудряетесь держать сад в чистоте после каждого пеплоса?
Сыпешь горсть специального порошка на рану покойника, но реакции нет. Смотришь через монокль, но ничего не видишь. Принюхиваешься, но чувствуешь только разлагающуюся плоть.Наклоняешься ближе к голове на земле. В один миг тебе кажется, будто мертвый инквизитор подмигивает и злобно ухмыляется.
А еще ощущаешь чье-то легкое теплое дыхание на шее.
Ты отпрыгиваешь в сторону и не сразу понимаешь, что рефлекторно обнажил клинок. Стоишь, словно безумец, держа меч перед собой, и вертишь головой в поисках незримого врага.
Все трое, старик, Инквизитор и мальчишка, с удивлением смотрят на тебя, но не решаются заговорить.
– Показалось, – бубнишь ты, поспешно пряча клинок. – Третий, мы уходим. Пэр, можете забрать тело.
Вы покидаете поместье эленийцев, и Третий едва поспевает за тобой. Он что-то спрашивает, но ты не желаешь больше его слышать, только отмахиваешься. Торопливо идешь по улице, отталкивая людей с пути. Кто посообразительней поспешно отходит сам.
Так, без остановок, вы идете к самому твоему дому. Потому что тебе страшно. Нужно спрятаться, переждать, передохнуть…
По пути едва не встреваете в драку. На узкой грязной улочке резня: стражники кромсают каких-то оборванцев с оружием. Верещит женщина, но резко замолкает. На земле поодаль лежит несколько тел, похожих на обычных прохожих.
Ты вдруг безумно хочешь резать и убивать, но послушник, все поняв по твоему лицу, тянет тебя за собой мимо, дальше, как можно дальше от драки.
Третий сам решает остаться на ночь в твоем доме: задание не завершено, значит и в казарму можно не возвращаться. Ты не особо против, просто потому что почти не замечаешь его присутствия. И вообще забыл о его существовании. Но не смотря на твой срыв, послушник хочет помочь, пусть и не знает, как. Из человеколюбия ли, или из желания выслужиться перед наставником, но он покупает вам обоим еду со своего скудного жалования, а еще приносит дешевый бренди. Для тебя.
Ты в прострации; не реагируешь на вопросы, и парень вскоре иссякает в своем любопытстве. Пьешь молча, делая большие глотки,и не чувствуешь вкуса.
Да, Джемин, так на тебя действует страх. Настоящий ужас неведомого. Ты сходишь с ума, и боишься безумства. Ничего не можешь поделать с невидимкой за плечом, со скрипом половиц в доме, со звоном посуды каждую ночь. Боишься… И надеешься, что это хотя бы не демон, а призрак брата, который погиб по твоей вине.
О, небо, пусть это будет он, Джемис, близнец, со смертью которого больше нет и части твоей души!
Но небо молчит, как любой бог, в ответ на беззвучные мольбы.
***
– Джемин! Проснись, Джемин!
Ты видишь на собой Третьего. Он встревоженно пытается тебя разбудить, трясет за плечо, зовет.
– Ты кричал во сне. Я думал, сейчас помрешь от кошмара!
Садишься на кровати. Наполовину раздет, в одном сапоге. Голова раскалывается, а сердце колотится, как бешеное.
– Ты напился.
За окном глухая ночь. Звезд почти не видно. Впрочем, в последние годы звезды тускнеют, и исчезают одна за другой. Ты уверен, однажды ваш мир накроет непроглядная вечная тьма.
– А затем ты взбесился. Кричал что-то, швырял все подряд. А меня даже не замечал.
Третий заваривает и разливает вам обоим по кружке крепкого чая. В свете лучины он пересказывает прошедший вечер, но мысли твои витают где-то далеко.
– Ты звал брата. Знаю, он погиб пять лет назад. Я видел мемориал у Стены. Таур, Пьес, Кэпри, Канса, Джемис. Самые достойные из Рыцарей Круга. Это же вы были первыми тринадцатью?
Молчишь. Зачем отвечать на очевидное? Пьешь терпкий напиток и неожиданно чувствуешь, как по нутру разливается непривычное тепло. Тебе становится приятно от того, что за долгие годы кто-то готовит для тебя чай. И что своим голосом он разгоняет невидимых призраков прошлого.
– Так что с тобой?
Сперва не можешь ответить – нет сил признаться. Но он, мальчишка, здесь, заглядывает тревожно в глаза и искренне беспокоится. Не смотря на сегодняшнюю казнь, не взирая на всю кровавую историю ордена.И кровь на твоих руках.
– Иногда, – едва выдавливаешь ты, – мне кажется, что… Что здесь кто-то есть.
Пытаешься себя убедить, что с признанием станет легче. Черта с два! Мысли, идеи и страхи не уходят из головы вместе со словами. Однако они теряют таинственность, облекаясь речью, и перестают пугать неизвестностью. И тогда ты начинаешь говорить.
Рассказываешь Третьему многое, очень многое. Почти всю жизнь. А тот слушает, не перебивает. И под конец, после истории потери семьи, затем брата-близнеца Джемиса и наконец единственной любви – Либры – он продолжает сидеть, уставившись в пустую кружку.
Вы сидите какое-то время в молчании. А затем парень вдруг подхватывается, тянется к тебе. Ты же резко вскидываешь кружку со словами:
– Никаких объятий, пацан! Мы не друзья.
И тогда он заливается смехом. Звонким молодым задорным смехом. Даже твое каменное сердце не выдерживает, и ты тоже начинаешь хохотать. Наконец, отсмеявшись, выплеснув всю боль, набиваешь трубку и глядишь на сизый дымок в полумраке от лучины.
– Зачем тебе эта картина? – спрашивает Третий.
Бросаешь взгляд на полотно в углу комнаты. Острые шпили зданий в закатных лучах, мутный фон, высокая фигура в темном доспехе, гнусная рожа под шлемом. Сам предпочитаешь похожий барбют, только без таких острых «рогов». Фигура держит в руке непонятный предмет.
– Это рисовал Джемис. Не могу выбросить.
Вы молчите еще немного.
– Знаешь, я здесь пока ничего не слышал, – говорит Третий, сидя на столе и болтая ногами.
– От этого не легче, – отвечаешь ты.
– А вообще, тут бы поискать следы магии. Может, чье-то воздействие?
– Пусто. Я искал много раз.
– Ну-у, а если это какое-то, эм, духовное воздействие?
– Нет, пацан. Духовная магия не так проста. Натуристы еще спорят, магия ли это вообще.
– Но ведь боги даруют силы тем, кто в них верит. Разве нет? Значит, такая сила может и проклясть. С магией все понятно, это поток энергии. Но вера…
– А кто дает силу богам? Инквизиторы считают, что богов придумали люди. А затем уже боги воплотились в реальность, возвращая им силу. Ну, или как-то так, не знаю.
– Но…но откуда тогда взялась идея? – послушник пытается подобрать слова. – То есть, откуда идея бога появилась изначально? Да еще конкретного? Вот Элей, например. Да, природа дает какие-то дары, и кто-то начинает ее почитать. Верит все больше, искренне, ищет сторонников. Но сама-то мысль, что это богиня, что зовут ее Элей, что она может это, но не умеет того. Возможно, где-то есть изначальная мысль, картинка, идея или слово… И не «заразно» ли это вообще?
И ты действительно задумываешься о том, что должно быть раньше. Сам бог или мысль о нем? Вера и воздаяние, молитвы и сила – это все следствия. Как идея возникает в голове первого последователя?
Парень продолжает рассуждать об эленийцах, о их цветущем саде. И что каждый раз после пеплоса его необходимо очищать. И как они справляются таким малым числом с огромной площадью?Он говорит про их смешные имена, наподобие Старейшины У, или брата Аэ, или сестры Ое.
Ты слышишь кое-что знакомое. Имена сектантов складываются в знакомые звукосочетания. Верно, это же фономы! Особые звуки древнего языка, которые используются для плетения заклинаний второго и третьего порядков. Нити энергии в сложных «узлах» реагируют на них и тогда сплетаются, как нужно.
Ребус сложный. Ты сам колдовать не умеешь, иначе не сносить головы. Однако, как работает магия вашего мира, знаешь.
Мгновенно встаешь и начинаешь собираться. Третий удивляется, но подчиняется без вопросов.
– Третий, найди Кло. Юго-восток, трущобы, постоялый двор «Теплый Кров». Твое дело узнать, для чего можно использовать фономы вместо имен.
На его лице мелькает озарение. Он спешно одевается, снаряжается, а ты забираешь у него сумку. Как только послушник выбегает на улицу, пишешь небольшую записку, цепляешь на лапу голубки и отправляешь тому же Кло. Пусть задержит парня подольше.
Сам же ты спешишь обратно к поместью детей природы. Приходится торопиться, потому ты пробираешься переулками и дворами, срезая углы. Город истинно мертв. Он погружен в полумрак, он тих и угрюм. Каждая улица обдает холодом и сыростью. Не слышно собак, да и вообще нет никаких звуков. Твои шаги будто отсчитывают последние часы жизни этого зверя из камня и железа. Еще успеваешь удивиться отсутствию патрулей.
И неожиданно понимаешь, что должно случиться сегодня. Это затишье перед бурей.
А еще в этой гулкой тишине ты различаешь, наконец явственно слышишь чертовы шаги невидимки где-то позади. И тогда бежишь, бежишь, подгоняемый волнением и непонятной тебе самому радостью от осознания реальности соглядатая.
Жилище сектантов едва видно. Его окутывает полнейшая темень, и тогда ты глотаешь горькую маслянистую жидкость из пузырька. Тут же для твоих глаз наступают сумерки. Нет, это не кошачье ночное видение, но идти и даже сражаться вполне возможно.
Главные ворота заперты, и приходится обогнуть все поместье, чтобы добраться до каменной части забора. Вгоняя по очереди два кинжала в щели кладки, ты преодолеваешь преграду, почти не запыхавшись. И оказываешься неподалеку от места убийства Инквизитора.
Тело уже убрано, но корни по-прежнему торчат из стены.Касаешься зеленой сочной травы, ощущая прохладу росы ладонью. И правда, почему в столь ужасное для природы время, трава и деревья на территории эленийцев выглядят свежими и не тронутыми смертью?
Несчастный молодой Инквизитор жил неподалеку, каждый день ходил мимо кованой ограды, наблюдая на той стороне полные жизни растения, и думал, думал, пока не нашел очевидный ответ.
Глупца тебе не жаль. А вот самих сектантов отчего-то жалеешь. Возможно, из-за судьбы, уготованной им твоим орденом.
Ты проходишь дальше, в сторону хозяйственной пристройки. Помнишь, что там черный ход. Нутро особняка встречает тебя полупустыми коридорами и залами. Стены ничем не забраны, все мало-мальски ценное давно распродано или уничтожено.
Сначала входишь в самый большой зал, и это оказывается удачное решение. Все дети Элей здесь, спят мирный сном прямо на полу, на циновках, подложив под головы плоские подушки. Ты видишь две дюжины мужчин и женщин, но не находишь среди них Старейшины. Несколько ближайших к тебе эленийцев приподнимаются с постелей, сонно глядят, пытаясь различить фигуру и лицо в дверях. Как раз в этот момент лунный свет проникает сквозь удивительно уцелевшие окна. Ты прикладываешь палец к губам, показываешь на знак ордена Рыцарей Круга на твоей груди и выходишь обратно в холл, заперев двойные двери общей спальни снаружи.
Очевидно, что оттуда есть и другие выходы, но немного времени без лишних глаз и суеты у тебя теперь есть.
Осматриваешь все помещения через монокль и теперь уже видишь тоненькие нити энергии, текущие куда-то вниз, вероятно, в подвал. Все верно, чего проще прятать магию от чужих глаз, добавив отражающий металл в известь и обмазав ей все здание?
Стараешься ступать как можно тише, однако раздаются первые удары в двери большого зала. Сектанты быстро соображают. Тогда, уже не скрываясь, ты спешишь вниз.
Главная лестница. Сбоку от нее неприметная дверка. Ступени вниз. Зелье помогает видеть, однако здесь уже чадят факелы, и глазам нужно немного времени, чтобы привыкнуть.
Наконец, идешь дальше, проходишь основной подвал с каким-то мусором, хламом, остатками стеллажей и упираешься в узкий коридор. Он не нравится тебе совершенно, но другого пути нет. Метрах в двадцати впереди виднеется огромная дверь, обитая полосками железа.
Делаешь первый осторожный шаг, и твою шкуру спасает только невероятное чутье. Из стен в мгновение ока вырываются корни деревьев, способные пронзить насквозь хоть твой джазерант, хоть полный боевой доспех. Успеваешь дернуться обратно, едва не потеряв равновесия. Сбрасываешь плащ, пьешь еще одно зелье – для скорости и рефлексов – зная, что завтра придется заплатить болью за перенапряжение мышц.
Несколько глубоких вдохов, чтобы разогнать кровь по телу.Затем –рывок вперед. Корни возникают хаотично, метят то в голову, то в ноги, но запаздывают на доли секунды. Приходится или подныривать, или перескакивать смертоносные пики, главное, не сбить ритм и уследить за всем вокруг.
И вот ты оказываешься в конце коридора, перед массивной дверью, и тебе нужно полминуты, чтобы прийти в себя, пока не рассевается эффект зелья. Затем зрение приходит в норму, по конечностям разливается усталость, а ускоренные рефлексы возвращаются к обычному состоянию. Тут же чувствуешь, как рубаха пропитывается кровью в районе правой лопатки.
Но медлить нельзя. Вынимаешь клинок, не именной полуторник, а более короткий, как раз для тесных помещений, и толкаешь дверь, которую никто и не думает держать запертой. Входишь внутрь.
Больше всего это похоже на святилище, вырытое прямо в земле и местами укрепленное толстенными балками. В дальнем углу различаешь стол, стул, убогую кровать и рядом – колыбель. А вот в центре нечто, похожее на сплетенный из корней алтарь в круге факелов и нескольких человек. Старейшина У тут же, замолкает на полуслове, глядя на тебя.
Все оборачиваются, и на их лицах торжество и радость. Ты боишься только одного, что не успеваешь им помешать.
– Приветштвую, Рыцарь Джемин! – громко говорит У.
– Согласно эдикту Императора, – начинаешь зачитывать ты наизусть, – любое «проявление магических возмущений эфира или воздействие на реальность, на человека, на иное неразумное существо, будь то: боевое, бытовое, психическое…»
Перед глазами всплывает труп Инквизитора, оторванная смеющаяся голова на молодой зеленой траве и запах прогорклого пепла.
– «…а также зачарование оружия, предметов быта, артефактов с целью последующего воздействия на реальность, наказывается смертной казнью», – ты говоришь и наблюдаешь, как сектанты отходят назад, к дальней стене, однако страха в них нет, а на лицах – только предвкушение.
– Я, Джемин, старший ордена Рыцарей Круга,– заканчиваешь ты речь, – приговариваю тебя к смерти.
На алтаре младенец. Кажется, девочка. Она улыбается, наверное, потому что привычна к этой стылой сырой «темнице». Малышка не отводит от тебя взгляда ярко-салатовых глаз, цвета ярче и сочнее травы в саду поместья, ярче, чем в твоих детских воспоминаниях.
Делаешь шаг вперед, но путь преграждает Старейшина У. Он тоже улыбается, совсем как ребенок, совершенно уверенный, что для него и остальных все закончится хорошо, и план их удастся.
– Вы не пошмеете! Эла штанет нашей новой богиней. И тогда природа вновь оживет. И мир не умрет в муках. Мы делаем это для вщех!
Ты грубо отталкиваешь его, и старик падает на влажный земляной пол.
– Она нужна нам вщем! – кричит У тебе в спину. – Мы не отдадим ее.
Застываешь над младенцем и будто тонешь в ее глазах. Такой красоты ты не видел давным-давно, Джемин.
А со спины прямо из пола вырастает нечто. Успеваешь обернуться и выставить меч. Поначалу это просто бесформенная куча земли и корней, но она растет на глазах. Почва шевелится, идет волнами, подпитывая собой будущего монстра. И вот ты можешь различить гротескную почти человеческую фигуру с двумя ногами, четырьмя руками и приплюснутой башкой.
Под глиняной «кожей» твари копошатся черви, а пучки травы и корешков – его волосы. На морде возникают два огонька болотного оттенка и застывают на тебе. Все вокруг наполняет запах гнилой почвы и нечистот.
Убийцей оказывается магическое создание, ты прав. Очевидно, привязанное к какому-то артефакту, раз не оставляет следа в эфире. Правда, от подобного знания тебе не становится легче.
Теперь младенец – твой единственный шанс выбраться отсюда. Ты хватаешь ее и приставляешь лезвие меча. Движение выходит слишком резким, и сталь чересчур холодна для нежной детской кожи, потому малышка заходится жалостливым плачем. Так вы и застываете на несколько мгновений.
Земляной голем понимает твой намек и не торопится атаковать. Ты же делаешь первые осторожные шаги в сторону выхода.А затем сама земля решает погубить вас всех.
Раздается рокочущий подземный гул, и все вокруг ходит ходуном. Потолок осыпается, а поддерживающие балки не выдерживают. Ты слышишь грохот со всех сторон, и уже не раздумывая бросаешься к выходу. Вероятно, ловушка из корней-копий испорчена землетрясением. Проносишься по узкому коридору и только после понимаешь, что голем идет следом.
Стены поместья слишком слабы и не выдерживают очередного толчка, но времени разглядывать ущерб нет. Нос мгновенно забивает пыль. Ты бежишь со всех ног к выходу, и больше тебе не жаль погребенных заживо сектантов. Спасти бы свою шкуру.
Сзади обрушивается главная лестница, но ты уже выскакиваешь в проход, наружу, инстинктивно закрывая телом малышку от ударов. Затем пытаешься бежать прочь от гибнущего особняка, но падаешь, споткнувшись то ли о корень, то ли о свежую трещину в земле.
А вокруг форменный ад.
Со всех сторон – грохот и треск. Отовсюду – крики паники и боли. Везде – пыль столбом, а еще дым и копоть от пожаров. Неизвестно от чего загорается и сад эленийцев.
Где-то на востоке, озаряемые первыми лучами солнца, складываются карточными домиками дома.
Это день назовут Днем Скорби.
Ты припадаешь на одно колено. Младенец рыдает и воет без остановки. А голем рвется на волю из-под обломков здания. Убежать сейчас явно не получится –на ногах бы удержаться. Тогда сперва готовишь дымную завесу, но понимаешь, что самой магической твари она не помешает. Тут же налетает порыв ветра, разгоняя черные тучи, а значит дым в принципе бесполезен.
Грядет буря, какой не знает ваш остров!
Но твоя цель голем. Сжимаешь пузырек с маслянистым зельем для усиления зрения, зная, что оно прекрасно горит. Сильнейший подземный толчок бросает тебя наземь, а монстр будто и не замечает тряски. Он разрывает, отбрасывает обломки здания, балки и битый камень, освобождает одну ногу, затем вторую. Делает шаг. Еще один. Видит тебя. Утробно рычит.
Рефлекторно пытаешься отползти подальше. Теряешь горючее зелье…
В момент, когда голем настигает вас, занося все четыре руки для последнего удара, о его грудь лопается бутылка с маслом. И следом сразу прилетает факел, отчего масло вспыхивает. Тогда уже тварь ревет от боли.
Замечаешь поодаль Третьего, который готовит вторую бутылку для броска.
Голем крутится на месте, размахивая ручищами, и то здесь, то там из его туловища резко вырываются и почти сразу отпадают древесные корни.
А ты уже почти добираешься до Третьего, нежданного спасителя. Уже поднимаешься на ноги, благо тряска постепенно утихает. Уже что-то начинаешь кричать ему, а он лишь размахивается посильней бутылкой с горючим маслом.
Тварь быстро, в два прыжка оказывается рядом с вами. Она горит и походя бьет очередным корнем Старейшину, мгновенно ломая его хрупкое старое тело. Затем голем замахивается на тебя, одновременно отбрасывая в сторону Третьего и неведомо откуда взявшийся прямо из воздуха кинжал…
…я чувствую, как сфера в моем теле лопается, причиняя острую боль где-то там, под ребрами слева, позади желудка, где небольшая полость чуть меньше куриного яйца.
Черт, не успеваю воткнуть кинжал тебе в грудь! Это до слез обидно.
Меня впечатывает в остаток стены поместья, в голове тут же бьет набат, а из глаз летят искры. Кажется, несколько ребер сломаны, но у меня нет права бросить все сейчас. Не могу свести тебя с ума, Джемин, так вырежу сердце. Ты не имеешь права жить.
Из последних сил бросаюсь вперед, подныривая под очередной корень голема, хватаю какой-то заостренный обрубок, но ты успеваешь подставить клинок. Третий выхватывает у тебя младенца, а мы успеваем скрестить оружие и взглянуть друг на друга.
А затем из твоей груди вдруг вырывается острый корень, прорывая джазерант насквозь. Успеваю улыбнуться, вкусить мгновение сладкой мести, но с удивлением вижу, что такой же отросток торчит и из моей груди. То оказывается последний удар голема, затем он крошится и опадает грудой земли и веток за моей спиной.
Заваливаюсь набок, а ты оседаешь на колени.
И все затихает. Только ветер гонит клубы пыли и дыма, насвистывая безумную трагичную мелодию на полуразрушенных улицах.
Третий стоит с хныкающим младенцем на руках. Мы с тобой, Джемин, истекаем кровью. Рядом бьется в конвульсиях старик У.
– …кх…делал…из…нее…мага, – хрипит У из последних сил. – Кх…а хотел…бога.
Он перестает дергаться.
Третий опускается рядом с тобой, говорит жалобно:
– Джемин… Кло помог. Я прибежал так быстро, как мог, – всхлипывает он, утирает слезы грязным рукавом, заглядывает тебе в лицо.
– Это был. Не призрак.
Ты стараешься беречь дыхание, но все равно харкаешь кровью. Киваешь на меня.
– Это. Старый. Друг.
– А говорил, что нет друзей, – улыбается Третий, мельком взглянув в мою сторону. – У тебя странные друзья, Джемин.
И ты улыбаешься в ответ. Затихаешь на мгновение, но находишь в себе упрямства сказать еще пару слов:
– Я виноват. Перед ним. Эла. Защити ее. Может…она спасет нас.
И больше не открываешь глаз.
Наконец-то, Джемин…
Вижу вдруг Кло. Некромант выходит из-за спины Третьего, опускается перед твоим телом на колени. Касается плеча и качает головой.
– Прощай, старый друг.
Из ниоткуда появляется Инквизитор Пэр, не замечая Кло, он тянет руку к малышке Эле.
– Это она? Казнить. Немедля. Подумать только, сделать из обычного ребенка мага, а затем еще и бога. Уму не постижимо! Подготовите отчет лично мне, юноша…
Но вдруг хватается за горло – кровь течет на его руки, на грудь, и через секунду Пэр валится в пыль.
– Спасибо, Кло, – говорит Третий. – А этот?
Указывает на меня.
– Не жилец. Давай. Надо идти, мою новый друг. Тебя как зовут-то?..
Их шаги и голоса постепенно затихают. Да и остальные звуки становятся едва различимы. Успеваю вспомнить своих детей, жену, их улыбки и смех. И к сожалению, их предсмертные крики на костре.
Это ты, Джемин, все ты. Мне уже недолго. Неважно, где я окажусь, и что там, за гранью жизни.
Надеюсь, Джемин, мы с тобой там не встретимся.
