Подборка старой новогодней рекламы на белорусском ТВ
Нет, мы не плачем, просто ностальгия в глаз попала...
(и простите, если «Модум» снова засел у вас в голове)
Нет, мы не плачем, просто ностальгия в глаз попала...
(и простите, если «Модум» снова засел у вас в голове)
Он никогда не изображал войну картинно-парадной и нарядно-героической, как не писал и батальных сцен, хотя их Леониду Щемелеву, сперва пехотинцу, потом кавалеристу, в военные годы хватило с лихвой. Долгое время не понятый до конца, настоящее признание и звание народного художника он получил уже в глубокой зрелости. А потом еще десятилетия трудился не покладая кисти, до последних дней приходя в мастерскую. Почти ровесник века — каких-то трех лет не хватило ему до столетнего рубежа! — в истории белорусской культуры Щемелев стоит вровень с эпохой, которая пусть и не была к нему ласкова, но сам художник, подводя итоги, удовлетворенно замечал: прожил так, как хотел. Успел сказать, успел сделать. Успел досыта надышаться горько-сладким воздухом бытия.
Леонид Дмитриевич Щемелев родился в 1923 году в Витебске — в то время это было все равно что родиться в знаменитом парижском «Улье»: рядом по всей улице сплошь жили художники. Первое столкновение с искусством произошло на ярмарке, куда в несытое межвоенное время мать относила вещи, чтобы продать или обменять на продукты. Там, среди людской суеты и гомона, на заборе красовались «маляванкi» — куски расписной ткани, которые вешали на стены для красоты и спасаясь от холода и сырости, отмеченные наивными кистями самодеятельных рисовальщиков и одуряюще пахнущие свежей краской: яркий, счастливый мир диковинных цветов и зверей. Первое напутствие будущий художник получил от Юделя Пэна — пожилой мастер взглянул на рисунки и сказал, что нужно учиться.
Все бы, наверное, сбылось легко и радостно, но случилась война. В июне 1941‑го мать Леонида Щемелева видела сон: будто бы все небо над Витебском закрыли страшные черные птицы. А уже 23 июня беззащитный город утюжили немецкие авиабомбы.
Отец, бывший унтер царской армии, отправился на призывной пункт — ушел в составе железнодорожного батальона, безоружный, с тощим солдатским мешком за плечами. Пообещал: ждите, скоро вернусь. С этими словами и растворился в дыму войны — одним из неизвестных солдат, память о которых застыла серыми обелисками у братских могил.
Юный Леонид, его мать и беременная сестра успели выехать последним эшелоном в толпе растерянных беженцев, у Рудни попали под бомбежку, затем выжившие хоронили погибших и чем придется бинтовали раненых. Сыпался с неба немецкий десант: «Парашюты разноцветные, а фигурки под ними — зловеще-черные, будто сама смерть спускалась с небес, — вспоминал потом художник. — Парашютисты обстреляли нас с воздуха, пули свистели где-то близко, но нас, на счастье, не зацепили…» Месяц под непрестанными авианалетами семья, пересаживаясь с одного эвакопоезда на другой, добиралась до Москвы, откуда можно было выехать в глубокий тыл. В Москве Щемелев первым делом побежал в Третьяковскую галерею… которая, увы, оказалась закрыта. В эвакуации работал на оборонном заводе, выпускавшем осколочные гранаты: помогал фронту как мог, дожидаясь того момента, когда его самого наконец-то призовут в армию.
В декабре 1941‑го Щемелева наконец мобилизовали и направили в сержантскую школу, где он провел следующий год в жесткой муштре с утра до ночи: даже младший командный состав РККА должен был быть хорошо подготовлен. Он уцелел в боях на Курской дуге, под шквальным огнем форсировал Днепр и Припять в ходе знаменитой Черниговско-Припятской операции. Дороги войны привели его на родную землю, которую он очищал от захватчиков. В бою под Мозырем был тяжело ранен в руку, а в госпитале познакомился с лихим кавалеристом, который начинал войну в коннице легендарного Льва Доватора. Щемелев, с детства любивший лошадей, прямо из больничной палаты написал письмо с просьбой о переводе в кавалерию — разрешили. Конец войны застал его в Украинском казачьем корпусе: гвардии сержант Щемелев был одним из тех, кто выкуривал из лесных схронов бандеровцев — палачей и пособников фашистов. Награды за военные подвиги нашли его только годы спустя: в 1976‑м — орден Отечественной войны II степени, а орден Отечественной войны I степени — в 1985‑м.
В 1947‑м он поступил в Минское художественное училище, фронтовиков тогда принимали без лишних вопросов. Затем — в свежесозданный Белорусский театрально-художественный институт, где началась его подлинная учеба. Ему повезло, и повезло всерьез: попал в ученики к народному художнику Виталию Цвирко, деликатному, умному, бережному наставнику.
Они совпадали внешне своей статью, выправкой и щеголеватостью — от природы аристократичный Цвирко и демобилизованный бывший кавалерист, рвущийся к вершинам мастерства.
Щемелеву было уже 36 лет, когда он выпускался, его дипломное полотно «Свадьба», сегодня хрестоматийное, комиссия на защите разнесла в пух — и за чересчур яркие и неакадемичные цвета, и за буквально рвущихся с полотна коней, и за то, что советская свадьба такой быть не может… Заступничество Цвирко, бывшего тогда ректором, не помогло, но нашелся влиятельный московский гость, который защитил художника. Возможно, сыграло роль и фронтовое прошлое, которое не могли не учитывать... Так или иначе, ему со скрипом выставили унизительную тройку и все-таки позволили выпуститься. Свою «Свадьбу» Щемелев обнаружил несколько лет спустя в горе хлама — небрежно брошенный холст, бог весть как оказавшийся в мастерских столичного ТЮЗа. Забрал его, а после зашел в Национальный художественный музей к Елене Аладовой, покровительствовавшей молодым художникам. Та помолчала и велела: «Неси сюда!» А позже выплатила художнику 700 рублей гонорара, который он потратил на свою первую мастерскую, где и работал, и жил в течение нескольких лет.
Ему долгие годы доставалось от современников: то за излишнюю резкость и избыток окопной правды в изображении Великой Отечественной, то, наоборот, за цветущее буйство красок, то за «формализм», когда ни на кого не похожий живописец вновь становился мишенью для злословия. В 1967‑м его полотно «Мое рождение» (символический манифест, объединивший и трагедию, и новую жизнь, и пробуждение сознания целого поколения) белорусский выставочный комитет не пропускал на Всесоюзную выставку в Москву, как не пропускал «Партизанскую Мадонну» Михаила Савицкого — слишком странным и непривычным казался взгляд на войну двух этих творцов. И лишь добрый ангел-хранитель Елена Аладова добилась, чтобы картины поехали на выставку и получили свой заслуженный триумф, став иконами «сурового стиля». В эту же категорию попадает и написанная в 1964‑м работа Щемелева «Ополченец» (другое название — «Тяжелые годы»), за которую художника обвиняли чуть ли не в очернении действительности.
Но война для Щемелева была вовсе не та, которую показывали в кино — когда, как метко выразился в свое время писатель Юрий Герман, «не война, а заглядение, век бы воевал: и чистенько, и сытенько, и командир — голова, ну а фашисты — исключительно мертвые».
Та война, с которой он аукался годы после того, как отгремели последние выстрелы, была совсем другой: в ней 18‑летние мальчишки (сколько их прошло через его отделение еще во время службы в пехоте!) гибли, порой не успев сделать ни единого выстрела. Он вспоминал, как, будучи ненамного старше, но уже командиром этих зеленых юнцов, ужасался увиденному: «Хотя мне было всего 20 лет, я уже понимал, что такие жестокие сражения, в которых гибнут тысячи, миллионы человеческих жизней, не приносят счастья победителям. А что насчет побежденных? И подспудно чувствовал гибельность таких войн для человечества, независимо от того, кто прав, а кто виноват».
И все же главным для Леонида Щемелева было понимание: жизнь всегда побеждает смерть.
Именно потому погружение в глубины памяти сменялось гимном счастью, возможности дышать и чувствовать, ощущением драгоценности, неповторимости каждого мига на этой земле. Эта жизнь, встающая против смерти, всепобеждающая, полная ликования, прорывалась в его широких летящих мазках, в цветах, которых не было в ограниченной палитре образцово-показательных и унылых функционеров от искусства. Потому в 1975‑м, когда Щемелев наконец написал давно задуманный портрет генерала Доватора, он опять не был понят, только уже не по причине излишней суровости: и краски вышли нарядными, как на коврах-«маляванках», и героики не случилось, одна бесконечная любовь к жизни… Даром что работа получила серебряную медаль на ВДНХ! Он совершенно не умел попадать «в масть», подгадывать и угадывать, он вообще был слишком не такой, как все, этот художник, ласково выписывавший на своих полотнах восхитительных лошадей, у которых порой ног оказывалось больше, чем нужно, — а как иначе, ведь он хотел передать ритм их свободного бега…
Настоящее признание для Щемелева начинается только в 1980‑е, когда вокруг искусства понемногу подсыхает бюрократическая трясина. В 1982‑м 59‑летний мастер получает Госпремию БССР за цикл «Край мой, Минщина», годом позже — звание народного художника. В 1990 — 2000‑е его талант достигает пика своего расцвета — в то время когда большинство встречает старость, успевает десять раз спиться и исписаться, упереться в тупик и растратить весь свой творческий капитал, он творит легко и с наслаждением, погружаясь в эксперименты и поиски, то вступая в перекличку с Марком Шагалом, то уходя в воспоминания.
Картины Леонида Щемелева живут в стенах Национального художественного музея, галереи его имени, которую он сам фактически и основал, подарив государству несколько десятков полотен, они хранятся в Третьяковке и в коллекциях других известных галерей планеты. На его холстах мчатся тонконогие долгогривые кони, его картины обжили и заселили близкие художника — любимая жена, дети и домочадцы, домашние питомцы.
Да и себя самого он изображал не раз — молодым, подтянутым, полным жизненной силы, звенящим как струна… Как будто, перешагнув земной рубеж, ускакал в бескрайнее небо.
«Мне в жизни везло на добрых людей, — говорил Леонид Щемелев. — Особенно во время службы в кавалерии. Никогда не забуду человека большого мужества и щедрого сердца, моего непосредственного командира капитана Петра Сергиенко. Ему я обязан многим из того, чего добился в жизни. Встречался с людьми, знавшими моего соотечественника, генерал-майора Льва Доватора, командира 2‑го гвардейского кавалерийского корпуса, героически погибшего 19 декабря 1941 года. Спустя много лет я попробовал изобразить образ Доватора на холсте».
Во время службы в кавалерии Леонид Щемелев однажды встретился с командующим кавалерией Красной армии маршалом Семеном Буденным: «Он и сопровождающие его лица приехали проверить состояние дел в нашей кавалерийской бригаде и в других мобильных войсках. В красивой бекеше, в папахе, в маршальских погонах он подошел ко мне, выслушал доклад, крепко пожал мне руку и сказал: «Ну, сержант, показывай свое хозяйство...» После хорошо проведенной «экскурсии» Щемелев получил благодарность от начальства.
Есть повод еще раз поговорить о «национализме», вопрос о котором нам явно пытаются навязать извне
Потому как обозначились разные «националы», очень разные. При том, что, повторим, в Беларуси «националы — есть, а вопроса — нет». На одном фланге (скажем так, помня, что это не единый строй) — те условные патриоты, которых аж колбасит от слова «кiроўца». Спать не могут, все соцсети заспамливают.
На другом, как ни удивительно, тоже условные патриоты. Которые тоже не стесняются: «Дзецям купiў беларускiя кнiжкi. Я зразумеў, што дома не патрэбная расейская лiтаратура. Хай будзе польская, ангельская, беларуская. Усё».
Между ними, понося тех и других, гордо и демонстративно болтаются продолжающие слушать «Океан Эльзы» и дроздиные колядки: «Сыходзь хутчэй, стары».
Противоположности, как ни удивительно и как ни жаль, получается, сходятся. Ультрапатриотизм обнимается с беглой невероятностью, теша промеж себя оппортунизм.
Самое точное (и поведенчески правильное, белорусское) — это сказать: «Чума на оба ваши дома!» Хотя Шекспир себе позволял гораздо более экспрессивные выражения. Потому что нормальный белорус, памяркоўны ды разважлiвы, — он вовсе не такой. Он гораздо смышленее.
Оставим пока в стороне вопросы, когда именно белорусы начинают складываться в нацию (в середине XIX века самое раннее) и что советское время формировало нацию белорусов дольше и больше (и лучше, я бы добавил).
Обратим внимание вот на что: нынешние беглые — они ведь уже и не белорусы никакие. Они потеряли связь (ну, или вот-вот оборвется пуповина) с нацией, с родиной, с культурой, с корнями.
Как это сделал давнишний ренегат Наумчик. Молодые белорусы и не знают, кто это, старшим же этот «барацьбiт за незалежнасць» без тени сомнения доложил недавно, мол, уфф! заработал на пенсию. На американскую пенсию. Ибо всю жизнь на них — на англосаксов — и прогорбил. Он даже не стесняется, он этим гордится! И что вы думаете, он — еще белорус?
В советское время кто хотел учиться, становился образованным. Кто не хотел — журналистом Цыганковым. «Вось i простае рашэньне, — пишет он про нации, про белорусов и остальных. — Калi ты сапраўды маеш свае ўласныя каштоўнасьцi i лад жыцьця, у цябе няма неабходнасьцi даказваць, што «ты не яны».
Простые решения — они или гениальны, или для (от) идиотов. Тот же Виталик сидит в Польше, с потрохами продавшись «Свободе» и «Белсату», мае i лад жыцьця, i пару каштоўнасьцей, а доказать окружающим, что он поляк, что свой, буржуинский, — не может. И что общеевропеец — тоже. На него смотрят, как пан на быдло, распознают сразу. Не работает формула.
Другой же историк-коллаборационист убежден в обратном: «У белорусов есть национальное движение, которое направлено на построение нации». Иными словами, нету нации белорусов, у самозванцев есть потуги в ту сторону… Понятно, что о национальной гордости тут речь не идет. Она, эта национальная гордость Павла Терешковича, вся ушла в беглость и невероятность.
Однако он, ссылаясь на чеха Мирослава Гроха, повторяет: «Нация — это прежде всего представление об общей судьбе, об общей истории».
И смотрите, как оно забавно получается-то: у нас, белорусов, с россиянами (не с либердой, а с патриотами — Уралом, Севером, Сибирью, Дальним Востоком) есть такое представление. И об общей истории, скрепленной кровью Великой Отечественной. И об общей судьбе представление есть. «Спина к спине — и отстреливаться», — как сказал наш Президент.
А вот со своими беглыми у белорусов представления об общей судьбе и истории не совпадают совсем. Так что это у нас никакой не «раскол общества» — это сблев чужеродного из организма.
Отторжение десятой части ставших злокачественными клеток.
Доставляет почти мазохистское удовольствие читать и другие рассуждения беглых по национальному вопросу. Не забудем, что большинству таких мыслителей «не тот народ достался» — это у них в базе, на подкорке.
Итак: «Крытэрыi сфармiраванасцi нацыi залежаць ад канкрэтнага кантэксту — гiсторыi, культуры, палiтыкi». То есть нет в том ничего научного, ибо и критериев, по сути, нет. Но это лишь начало беглой интэлектуяльной мысли.
«Першы аспект — агульнасць культуры: усе беларусы, якiя жывуць на тэрыторыi, з’яўляюцца носьбiтамi беларускай культуры». Вывод удручает: беглые не живут на «сваёй» территории. Значит, с течением времени неизбежно утратят белорусскую культуру. Впрочем, их, для которых «Вялiкая Айчынная вайна з партызанкай, бацькам Мiнаем i дзедам Талашом — афiцыйная i замусоленая», — их и не жалко.
«Другi аспект — гэта гiсторыя i агульныя грамадскiя каштоўнасцi, якiя аб’ядноўваюць народ у адзiнае цэлае». В этом аспекте сами они — отколовшаяся от объединенного в единое целое, общественно-исторически не нужная часть.
Тут вообще не о чем спорить. «Западные ценности — не наши ценности», — от имени белорусов провозгласил Президент. А для эмигрантов других-то и не осталось, причем им на деле достаются огрызки того, чем европейские господа пользуются в своем общем доме.
Паны же ведут свою родословную от римлян, правильно? Quod licet Iovi, non licet bovi — быдло должно знать стойло. Это касается и прибалтийских лимитрофов, и пошедших на службу Западу славян.
Наконец, «часам пры вызначэннi паняцця «нацыя» таксама ўлiчваюць наяўнасць агульных грамадзянскiх правоў i абавязкаў у яе носьбiтаў». Здесь у беглых катастрофа. Голосовать на выборах они не могут, просто пойти и обменять паспорт — тоже, недвижимость кто продать не может, а у кого ее скоро просто не будет, с доверенностями проблема, на апостиль очередь…
То есть мы здесь — нация белорусов со всеми своими правами. И, разумеется, обязанностями. А эмигранты там — люди без «агульных грамадзянскiх правоў i абавязкаў». К нации не относятся.
Во всяком случае, скоро уже не будут. Как та пережившая всех генсеков Ивонка Сурвилла — ну кто скажет, что она белоруска? Формально — да, но не более чем бледная моль, вывезенная отсюда вместе со скарбом.
Выводы достаточно просты и вполне очевидны. Эмиграция в принципе, разрывая корневые связи с родиной, часто приводит к потере исходной национальности — этот вопрос действительно хорошо бы подробно исследовать профильным ученым.
А вот конкретные беглые… последней, так сказать, смывающей волны… которые у нас на глазах… Предав и бросив свою идею (в чем бы она ни заключалась); бежав, расплевавшись со своей страной, зовя на помощь (вплоть до военной) чужие страны; охотно принимая деньги от врагов своего государства и одновременно призывая на свою бывшую страну и якобы родной народ санкций побольше и поразнообразнее; сетуя на «быдло кругом, не тот народ достался» и одновременно требуя к себе былого уважения, а себе былых преференций; не имея никакой информационной и смысловой повестки, кроме как хаять нашу, ими же вроде бы и отринутую… — вот они, наши беглые, теряют национальную принадлежность стремительно и неотвратимо.
Они потому так и цепляются за фиктивные структуры, за их использование (типа признание) Западом, за измазанные в крови и дерьме символы — вплоть до вот каких заявлений, не поверите. «Пропагандисты говорят, что бчб-символика широко использовалась националистами в годы оккупации, тогда как есть документы: ни администрация Остлянда, ни ведомство Розенберга не разрешали официально использовать эту символику в Беларуси. То, что бчб и «Погоня» использовались… — инициатива Вильгельма Кубе, который это разрешил».
Как вам? Нацисты, оказывается, не разрешали. Это проказник Кубе им весь мундир испортил и в панамку наложил. Те, что так говорят и пишут, — они продолжают называть себя историками, попросту закрыв для себя и своего окружения историю о том, как уничтожили треть их соотечественников. Каждого третьего.
Потому и цепляются, что спинным мозгом чувствуют, как из белорусов превращаются… кто в кого, разумеется, но большинство — в «хиви». В людишек на подхвате, когда нужно что-то сделать против Беларуси или против Союзного государства.
А у «хиви» конец один — безрадостный и бесславный. Другого просто не может быть. История не предусматривает.
Что беглых особенно бесит.
Ну все, готовьтесь. Сейчас всякие «сацiёлагi» и «сацiялагiнi» из‑за границы будут рассказывать нам с вами, как нам плохо живется и что вообще все пропало. Ложь у них — самый популярный инструмент манипуляции, а уж приправленная якобы социологическими и политическими исследованиями… Кстати, про предстоящие выборы 2024 — 2025 годов уже заговорили: мол, «нячэсныя». На кофейной гуще нагадали.
Cоциология — это не просто «пришел — увидел — опросил», это огромное количество инструментов и методов исследований. И проводить их могут только аккредитованные организации, в Беларуси таких 12. Среди прочих требований они должны указать информацию о тех, кто проводит опрос, о его заказчике и источниках финансирования, предполагаемом времени и условиях проведения. Те, кто, не имея аккредитации, проводит опросы по общественно‑политической тематике, нарушает законодательство, плюс невозможно судить о достоверности публикуемых ими данных.
Теперь про манипуляции. В пример приведу, как фабрикует данные по общественному мнению один из финских аналитических центров, чтобы получить антикитайские, антироссийские и проамериканские результаты. Выбирают определенную группу респондентов и используют различные уловки, например, формулируют вопросы так, чтобы люди отмечали ответы, нужные разработчикам, или при подготовке результатов к опубликованию делают акцент на определенной их части и преподносят это как важный общественный сдвиг.
Свой доклад «специалисты» начали так: «Большинство финнов относятся к Китаю (72 процента) и России (94 процента) негативно, как показали результаты проведенного опроса». А Штаты, мол, главный «защитник западных ценностей» и «важный партнер Финляндии». То есть уже сама формулировка подводит людей к нужному мнению: Америка в международных делах — красотка. И выразить другую точку зрения в этом опросе респонденты попросту не имеют возможности.
Что интересно, в итоговом отчете затерялись, к примеру, такие факты: 88 процентов финнов считают США страной с чрезвычайно высоким уровнем общественного неравенства, 82 процента убеждены, что Америка охвачена внутренними разногласиями, только 27 процентов опрошенных считают Штаты частью европейской культурной сферы и лишь 17 процентов видят в них образцовую демократию.
Подавляющее большинство респондентов (71 процент) также ответили, что Финляндии не следует попадать в зависимость от США. Но все это где‑то там и мелким шрифтом.
То есть за все эти годы рьяной проамериканской пропаганды так и не смогли убедить финнов, что Америка их лучший друг. Однако общественное мнение решили подправить в том числе через таких вот псевдоаналитиков.
Наше предвыборное лето 2020‑го. В отдельных Тelegram‑каналах 20 июля появилась информация о проведении телефонных опросов из‑за границы: мол, социсследование о жизни в Беларуси. При этом на одной из записей звонка слышно, что оператор называет себя представителем известной американской компании. Опустим детали. Важно то, что потом сама компания поспешила официально заявить, что никаких таких опросов у нас не проводила.
— С приближением выборов закономерно учащаются вбросы о неких социологических исследованиях неизвестных структур, — говоританалитик БИСИ Светлана Алейникова. —При этом проверить работу таких «исследовательских центров», ознакомиться с их методологией или оценить возможности кол‑центра, опросной сети невозможно. Тем более если опрос проводится дистанционно из другой страны. Цель подобных соцопросов — манипуляция общественным мнением. Ничего общего с социологическими исследованиями это не имеет.
Светлана привела несколько примеров манипуляций:
— Часто результаты онлайн‑опросов интернет‑аудитории «исследователи» распространяют на все общество, говорят, будто так думает все белорусское общество. Вообще, сетевая среда самая благодатная для псевдосоциологии. Или возьмем телефонные обзвоны из‑за границы. Звонившие обычно представляются работниками известной исследовательской организации (что не проверить). Это нужно, скажем, для создания фейков, долгосрочной вбросовой кампании.
Важно и то, что лживые исследования и отчеты затем ложатся в основу манипуляций на международных площадках. Как это было с раскруткой против Беларуси и России темы якобы воровства детей.
Если опустить низшее звено (беглых), основная кампания по очернению Беларуси подготовлена по докладу исследовательской группы Йельского университета… Не остались в стороне и международные правозащитники, намекавшие на гуманитарную ответственность по Конвенции о геноциде. По докладу американской организации была сделана страница на русском языке в Википедии. Госдеп США тоже держит тему в повестке... В общем, бред, но как винтик в спланированной акции против наших стран и для последующих политических решений сгодился.
Другой пример. Один из докладов исследовательской группы по Украине о так называемой российской программе обучения и усыновления украинских детей пригодился для раскрутки дела против уполномоченного по правам ребенка в России в Международном уголовном суде. Тоже инструмент давления. Прецедент пытаются повторить в отношении Беларуси.
Через липовую аналитику по той же чувствительной «детской» теме Штаты стараются дискредитировать роль Беларуси как регионального гуманитарного миротворца, переговорной площадки. Есть, мол, более подходящие кандидаты.
Сейчас любая повестка будет особенно активно раскручиваться для расширения санкций. Для блокирования встраивания Беларуси в коридор «Север — Юг», помех усиления Союзного государства и других выгодных нам объединений. Точно так же разные «сацiёлагi» и «сацiялагiнi» убеждают нас, что мы — европейские до мозга костей и что наше светлое будущее — только в составе ЕС, а не вот это все. Кстати, уже посыпались камешки в сторону Всебелорусского народного собрания, видны попытки дискредитировать само понятие выборов.
В… Штатах, Литве, Британии, Польше, Германии, Чехии… Есть, например, в Варшаве чудо чудное — «Белорусская аналитическая мастерская», руководит ею «сацiёлаг» Андрей Вардомацкий. В 2020‑м презентовал на радость «независимым» сайтам «4 причины и 5 мотиваций белорусского протеста». Правда, его социология больше похожа на прогноз погоды и гадание на кофейной гуще.
А как вам это? «Одна из неприятных тенденций, которую отметили исследователи, — рост доверия белорусов к госструктурам и сильное проседание доверия к негосударственным образованиям. Причин тому много, и связаны они с обстоятельствами жизни в нынешней Беларуси».
То, что нам хорошо, им неприятно. Это, кстати, от еще одного «независимого исследователя», изучавшего белорусов. На деньги Фонда Фридриха Эберта (штаб‑квартира в Бонне и Берлине, а офисы и проекты — в более чем 100 странах), старейшей организации Германии, «занимающейся продвижением демократии, политического образования».
Ну или присмотримся к «аналитикам», в отношении которых Следственный комитет недавно начал спецпроизводство. Обвиняемых по делу 20, «присоединились к заговору с целью захвата государственной власти в Беларуси неконституционным путем, вошли в экстремистские формирования, созданные для обеспечения эффективности преступной деятельности».
Многим их фамилии ни о чем не скажут, но я, как говорится, для протокола. Среди фигурантов Григорий Астапеня, руководитель по исследованиям как бы «Центра новых идей» и других сомнительных инициатив, цель которых — дезинформация населения и прежде всего руководства определенных стран. Начинается одно из «исследований» так:«Политическое будущее Беларуси все еще висит на волоске»… Оттуда же: «Отсутствие эффективного участия ЕС, США и партнеров рискует усугубить — или, по крайней мере, консолидировать — ситуацию статус‑кво».
Подготовил Астапеня и как бы доклад о будущем Беларуси. Пока на руках черновик, но грозится выложить к ВНС или президентским выборам. Говорит в интервью, что одну Беларусь белорусы переросли, до другой не доросли: «Так i матляюцца памiж дзвюма Беларуссямi».
Там же, в комментариях, люди пишут: «Астапеня не живет в Беларуси. Откуда он может знать, что мы думаем о Беларуси? Все это просто болтовня в поисках пропитания в Лондоне. Не дури ты нам голову».
Астапеня уточнил: «Ну я на самом деле живу в Варшаве». Кстати, еще со студенчества. Работой в нормальных учреждениях себя не обременял.
Еще один «специалист» из «сацыялагiчнага канцлагера», фигурант уголовного дела Филипп Биканов. Этот вообще на все руки мастер, готов «анализировать» — от высшей меры наказания до национальной идентичности.
Юрий Дракохруст — политолог, окончивший механико‑математический факультет. Дальше пошел по наклонной, с 1991‑го в проекте ЦРУ под названием «Радио Свобода» и других экстремистских ресурсах. Член «Независимого института социально‑экономических и политических исследований», зарегистрирован в Литве, финансируется заграницей. Пишет про «глубокий раскол белорусского общества» и т. д.
Политолог из уголовного дела Андрей Казакевич трудится в литовском университете. Недавно сказал в интервью, что нам надо отходить от модели сильного президента. Слишком, говорит, большие риски… Там же то же «исследует» и Татьяна Чулицкая (тоже фигурант по делу). В августе 2020‑го, сидя в Литве, рассказывала какому‑то блогеру о жестокой жестокости наших силовиков. Людей, мол, и в цехах закрывали, и в автозаках насиловали… А почти год спустя спрашивал у нее один белорусский сайт, давно стремящийся в список экстремистских материалов: «Есть ли у вас вопросы к власти народа в Беларуси?» Отвечает:«Основной вопрос, который есть и у меня, и, думаю, у многих граждан, связан с тем, когда в стране пройдут новые и честные выборы».
Оттуда же:«На мой взгляд, ВНС выполняет скорее ритуальную, символическую функцию — продемонстрировать якобы существующую широкую поддержку действующей власти. Это странная структура, которая не закреплена в Конституции, но которая регулярно собирается с 1996 года». Ну а социсследования, говорит, в стране должны проводиться бесконтрольно и вообще иностранными структурами.
Среди фигурантов и Александр Добровольский. В 1982 году окончил радиофизический факультет, в 1995‑м — юридический, работал техником, инженером‑конструктором. В 1992‑м учредил литовский «Независимый институт социально‑экономических и политических исследований». Теперь рассуждает о политической мысли. Помимо прочего, обвиняется в руководстве экстремистским формированием и входящим в него структурным подразделением.
Белорусские специалисты рассказали мне, что в последнее время от населения стали чаще поступать сигналы о том, что с номеров других государств проводятся телефонные опросы якобы по измерению рейтингов возможных кандидатов в президенты. Важно понимать главное: у каждого лжеанализа есть спонсор, заказчик и конкретная цель. Ее можно проследить, присмотревшись к вопросам и общему характеру опроса. Кстати, часть «исследований» потом исчезает из интернета.
Аналитик БИСИ Светлана Алейникова рекомендует:
— Смотреть, что за организация проводит опрос, исследование. Пример. В 2010 году на выборах Президента Беларуси агентство эффективных коммуникаций INSIDE (Россия) якобы проводило экзитпол на 20 избирательных участках в Минске, Бресте, Витебске и Лиде. Впоследствии агентство заявило, что неофициальный экзитпол был дипломной работой… В отношении экзитпола SOCIUM, который якобы проводился на тех же президентских выборах, выяснилось, что такой социологической службы в принципе не существует.
Также нужно смотреть, каковы метод исследования и выборка, каков регион проведения опроса. К примеру: новостной заголовок «Опрос проводился во всех городах/деревнях Беларуси» содержит заведомо ложную информацию, поскольку выборка никогда не включает в себя «все города». Важно смотреть и на формулировку вопросов, интерпретацию данных опроса, исследования. Полноту данных опроса. Анкета и таблицы результатов обычно публикуются в полном объеме отдельным приложением к любому размещенному в общем доступе исследованию. Их отсутствие в аналитическом докладе или научной работе дает основание сомневаться в качестве предлагаемой информации
КСТАТИ
Мало кто знает, что в СССР едва ли не первое полноценное социологическое исследование в масштабах всей огромной страны в начале 1930‑х годов провел… Самуил Маршак, собравший и обобщивший обширный массив писем‑ответов советских детей на заданные им через газету вопросы о том, какой, на их взгляд, должна быть детская книга.
Говорит ли вам что-нибудь имя Фаддей Булгарин? Более чем уверен, что нет. Недавно и у меня эти имя и фамилия не вызывали никаких ассоциаций, пока мне в руки не попала его книга. Выходец из Беларуси, как оказалось, является одним из основоположников фантастического романа.
Настоящее имя Фаддея Булгарина — Ян Тадеуш Кшиштоф Булгарин и родился он в 1789 году в Минской губернии. Его семья происходила из старинного шляхетского рода. Биография нашего земляка очень насыщена. Он успел получить образование в Санкт-Петербурге, поучаствовать в походе против французов в 1806 году, где был ранен, и повоевать под знаменами Наполеона в 1812 году.
Все это не помешало ему в 1819 году осесть в северной столице Российской империи и завести связи в высоких литературных кругах. Он водил знакомство с Карамзиным, Рылеевым, Кюхельбекером, Грибоедовым. Именно в Петербурге Фаддей развернул свою писательскую и издательскую деятельность. Великий классик русской литературы Пушкин писал Булгарину, что он относит его к малому числу литераторов, чьи порицания или похвалы могут и должны быть уважаемы. Польский литератор Осип Пшевлацкий, который хорошо знал Булгарина, считал Фаддея белорусом, даже несмотря на то, что многие принимали нашего земляка за поляка.
Скончался уважаемый литератор и издатель в возрасте 70 лет, в 1859 году на территории современной Эстонии в имении Карлово (тогда она входила в состав Российской Империи) и похоронен на кладбище в Тарту.
И вот на днях мне в руки попала его замечательная книга «Правдоподобные небылицы, или странствование по свету в ХХIХ веке». Сразу же я обратил внимание на год написания этого произведения. Им оказался 1824 год, а всемирно изывестный Жюль Верн родился лишь четыре года спустя.
В этом произведении главный герой попадает в кораблекрушение в водах Финского залива в 1824 году и приходит в себя спустя 1000 лет в Сибири. Далее следует исследование и сравнение нового мира со старым в интересной манере путешествия.
Первое, что вызывает удивление у главного героя — это то, что люди вокруг ходят в шелках и парче, а все бытовое убранство состоит из металлов, которые в его время считались драгоценными.Но в 2824 году они обесценились. Самым драгоценным на земле считается дуб. И таких изменений коснулись все сферы деятельности человека. В своей фантастической повести Фаддей Булгарин описывает огромные здания из металла и стекла, предсказывает использование газа в различных целях, при этом для готовки пищи и отопления.
Вызывает у главного героя удивление времяпрепровождение людей будущего. На вечерах и приемах вместо игры в карты и пустой болтовни о моде женщины и мужчины изучают различные географические карты, книги, а так же обсуждают прочитанное, купцы на причалах не попусту разговаривают, а занимаются чтением и саморазвитием. Тут автор безусловно представил желаемую им утопию просвещенного общества.
Интересно выстроена система образования в будущем. Главный герой отмечает в ходе своего путешествия, что она похожа на привычную ему систему ХIХ века, но все-таки есть существенное отличие. Например, перед тем как приступить к изучению юриспруденции, человек должен научиться доброй совести, бескорыстию и человеколюбию (по-моему, эта идея будет актуальна во все времена).
Не обошлось в произведении без смены климата в связи с человеческой деятельностью. Там, где раньше были арктические пустыни, через тысячу лет зацвели сады. Согласитесь, а ведь мы с вами и есть невольные свидетели изменения климата на нашей планете.
Так же в книге представлен целый ряд изобретений. А это: подводные лодки, огромные воздушные корабли, персональные подводные плавательные аппараты.
Все путешествие пронизано интересными философскими рассуждениями и сравнениями. Встречается в произведении прообраз рентгеновских лучей и даже принтера.
И все это описал в книге «Правдоподобные небылицы, или странствование по свету в ХХIХ веке» уроженец Минской губернии Фаддей Булгарин за 4-е года до рождения всемирно известного Жюля Верна.
Так что советуем в свободное время почитать вам эту повесть, написанную простым и легким для восприятия языком.
30 минут. Столько времени отводится электромеханикам, чтобы доехать и освободить пассажиров, застрявших в лифте. Укладываются ли специалисты в эти полчаса? Чтобы узнать, мы подежурили с аварийной службой «Беллифта» – предприятия, которое обслуживает большую часть минских подъемников.
Любопытно, что в дневное и ночное время спасение пассажиров организовано по-разному. С 08:00 до 20:00 диспетчеры передают вызовы электромеханикам на линейных участках, которые разбросаны по всему городу. «Аварийка» тоже работает, но в экстренных случаях – когда коллегам нужна помощь. А вот ночью, с 20:00 до 08:00, все происходит с точностью до наоборот: все заявки закрывают аварийные бригады. Одной из них мы садимся на хвост.
Но, прежде чем отправиться в путь, решаем узнать, кто находится по ту сторону кнопки с изображением колокольчика, которая есть в каждом лифте. Вместо ответа нас отводят в центральную диспетчерскую службу. Это современный open space на 11 рабочих мест. И каждое из них выглядит как центр управления полетами: два-три монитора, несколько телефонов. На стене – огромная интерактивная карта, на которой в режиме реального времени отображается, как перемещаются по городу аварийные бригады.
– Слушаю! Говорите! –поднимает трубку диспетчер Наталья Нос. Пока звонящий сообщает о поломке, на экране появляется адрес, номер лифта и даже то, грузовой он или пассажирский – все это существенно сокращает время на выяснение обстоятельств.
Каждый диспетчер еще немножко и психолог, ведь ему приходится успокаивать тех, кто разволновался. Иногда приходится звонить родственникам, чтобы подошли к дверям. Многим легче переносить ожидание, когда рядом с кабиной кто-то есть, делится случаями из практики Наталья Нос:
– Бывают и анекдотические ситуации. Например, пару недель назад позвонили пассажиры, мол, помогите, застряли. А следом за ними – житель подъезда, который попросил не освобождать их до прибытия наряда. Оказалось, что эти двое украли его сумки и бросились убегать. Но карма в виде остановившегося лифта настигла их мгновенно.
Мы ждем вызова: уж очень хочется кого-нибудь спасти. Но вот незадача! За час – ни одного застревания.
– Это вы неподходящее время выбрали, – замечает электромеханик Андрей Дуло, которому дали в нагрузку двух журналистов. – Час пик – с 17:00 до 20:00, когда все возвращаются домой с работы, идут гулять с собаками или в магазин. А из сезонов самый аварийный – осень, когда минчане привозят с дач урожай и начинают грузить в лифты мешки с картошкой.
Андрей Дуло в профессии 23 года, пять из них – в аварийной бригаде. Шутит, что это предопределено судьбой:
– В детстве у меня была няня Раиса Николаевна, которая работала лифтером. И она часто брала меня с собой.
Какие проблемы приходится устранять электромеханикам? Все стандартно, перечисляет самые частые ситуации Андрей Дуло:
– Например, подростки в шутку ударили по двери – произошел разрыв контактов, электроника выдала ошибку, кабина остановилась. Или при погрузке мебели жители дома заблокировали двери доской или коробкой и не дали створкам сомкнуться. А большинство лифтов запрограммированы так, что если они сделали семь безуспешных попыток закрыться, дальше отказываются работать – надо ждать мастера. Чтобы этого не происходило, при переезде лифт нужно переводить в режим погрузки: и в кабине, и на первом этаже висит инструкция, как это сделать.
Наконец приходит вызов: по улице Якубова, 30, между шестым и седьмым этажами остановился лифт с пассажиром внутри. Андрей Дуло берет ящик с инструментами – и мы спешим в машину. За рулем – Валентин Зенько, водитель и электромеханик. По одному на вызовы не ездят: напарник страхует и при необходимости помогает.
Несмотря на большую надпись «Беллифт» на борту машины, другие водители относятся к нашему транспорту без пиетета: подрезают, не пропускают.
– А еще нередко ругаются, когда мы, стараясь быстрее припарковаться, блокируем выезд другому авто, – делится наблюдениями Валентин Владимирович. – Мне кажется, ситуацию могли бы исправить оранжевые проблесковые маячки, как у дорожных или коммунальных служб. По ПДД они не дают преимуществ, но водители охотнее пропускают такие машины.
Сначала заезжаем в местную диспетчерскую, чтобы взять ключи от подъезда и от лифтовой, и отправляемся выручать застрявшего. Под бурчание бабушки вешаем на первом этаже табличку «Лифт остановлен на ремонт» и поднимаемся по лестнице. Электромеханики взлетают на седьмой этаж даже не запыхавшись. Это еще что, улыбаются они:
– Иногда приходится подниматься пешком и на 19-й этаж, и на 22-й.
– Здравствуйте, это аварийная бригада. Сейчас мы вас освободим. Как себя чувствуете?
– Хорошо, – звучит глухой голос из-за дверных створок.
Валентин Владимирович остается у дверей, а мы поднимаемся в лифтовую, чтобы подтянуть кабину до седьмого этажа. Лифт почти всегда тянут вверх до ближайшей площадки – за исключением тех случаев, когда кабина застряла на верхнем этаже или сильно перегружена, объясняет Андрей Иванович:
– А еще при принудительном раскрытии двери кабины мешают открываться дверям шахты, поэтому мы всегда останавливаем лифт на 20–30 сантиметров ниже площадки. Когда выпускаем пассажира, подаем ему руку, а второй страхуем голову: от стресса не все успевают сообразить, что надо пригнуться.
Пара ловких манипуляций – и мы выпускаем пленника. У Сергея Сушко дебют: парень застрял в лифте первый раз.
– Сколько просидели?
– 12 минут. Но я не страдал – серфил в телефоне.
Сергей поблагодарил спасителей и отправился по делам. К слову, заветное «спасибо» электромеханикам доводится слышать не всегда.
– Иногда бурчат, мол, чего так медленно, я из-за вас на работу опаздываю, – рассказывает Андрей Дуло.
В качестве финального штриха механики перезапускают механизм. На дисплее появляются буквы НР – «нормальная работа». Валентин Владимирович предлагает нам с фотографом вдвоем съехать вниз на лифте, чтобы протестировать его после экспресс-ремонта. И мы охотно соглашаемся: когда рядом спасатели, и застрять не страшно.
Александр Лукашенко 2 февраля подписал указ №41 о повышении части тарифов ЖКУ с 1 января 2024 года. Вторую часть решили повысить с 1 июня этого года.
«Жировки» белорусам за январь ещё не приходили, а значит уже точно за первый месяц 2024 года суммы там будут рассчитаны по новым тарифам.
В пресс-службе президента Беларуси сообщили, что после повышения стоимость тарифов ЖКУ для «типовой двухкомнатной квартиры с тремя проживающими при нормативном потреблении ими услуг повысятся в 2024 году на Br20 (0,5 базовой величины)».
Чиновники рассказали, что после повышения «жировка» для такой «типовой двухкомнатной квартиры» в отопительный период будет составлять примерно 173,15 (≈ 5к ₽) рубля в месяц (в 2023 году было 153 рубля ≈ 4 350 ₽). Таким образом коммуналка вырастет на 13,17%. А в остальное время, когда отопление отключено, — 132,86 рубля.
Ранее в МинЖКХ говорили, что под такой типовой квартирой понимают двушку на 48 квадратных метров с двумя проживающими гражданами.
Уже есть информация, что указ повысил задним числом с 1 января все коммунальные услуги, за исключением отопления и нагрева воды. И только летом, с 1 июня, тарифы должны вырасти на тепловую энергию на цели отопления и горячего водоснабжения.
С указом «О регулировании в сфере жилищно-коммунального хозяйства» можно ознакомиться тут.
Ранее Телеграф писал, что в Беларуси в конце декабря 2023 года — начале января 2024 года власти отказались от традиционного повышения тарифов. На сайте министерства ЖКХ в соответствующем разделе был опубликован только указ от 30 декабря 2022 года, который устанавливал тарифы на 2023 год.
Говорят, что мальчишки бессмертны: юность не ведает страха и без сомнений жертвует собой. Великую Отечественную войну выиграли именно они — тысячи тысяч советских мальчишек, бросавшихся под танки с гранатами и игравших в смертельную игру с фашистами в партизанских лесах. И одним из этого славного бесстрашного воинства был Виктор Громыко, шагнувший в бои прямо со школьного двора, — будущий народный художник Беларуси, партизан группы Константина Заслонова, легенда белорусского искусства.
Много их полегло и пропало без вести, не успев прожить свою жизнь и родить детей, а те, кто выжил, шли через эпоху с твердым намерением — прожить за себя и за того парня. Каждым днем своей жизни оправдать то невероятное везение, тот промысел судьбы, позволивший им уцелеть посреди беды — там, где друзей и товарищей настигали пули и осколки.
Виктору Громыко было 18, он мечтал поступить в авиационный институт, а выпускной бал в 37‑й железнодорожной школе в Орше, которую он оканчивал, пришелся как раз на ту страшную, роковую ночь с 21 на 22 июня 1941 года. И уже через несколько дней город был захвачен фашистами. Годы спустя он вспоминал: «Мое поколение вошло в эту войну буквально из школьного вальса на выпускном вечере по случаю окончания десяти классов.
Тогда мы, уходя после танго и последнего вальса, который уже был под утро, расходились домой, неся в руках свернутые аттестаты зрелости, еще не думая о том, чего от нас война потребует. Что она уже идет и от нас потребуется зрелость иного класса — не та, которой требовали от нас наши учителя.
Мы вступили в войну вроде бы подготовленными людьми: хорошо стреляли, почти у всех у нас были значки «Готов к труду и обороне», «Готов к санитарной обороне», «Ворошиловский стрелок»… Я лично стрелял прекрасно, выполнял нормативы даже лучше, чем мастера спорта по стрельбе. Но война потребовала от нас иного». И прежде всего — пережить и не сдаться, не сломаться в те первые страшные недели, когда Красная армия терпела поражение и отступала. А стрелял Громыко и впрямь снайперски — попадал в копейку.
Он вступил в подпольную группу Константина Заслонова — был у «Дяди Кости» разведчиком, затем воевал в Смоленском партизанском полку особого назначения под командованием легендарного Ивана Садчикова. В Смоленском полку он стал корреспондентом, редактором и издателем газеты «Народный мститель»: ездил по батальонам, собирал материалы. Кроме еженедельных газет, каждый день в лесной типографии печатался малоформатный «Вестник нашей родины», который легко было укрыть за пазухой, — партизанскую прессу расхватывали местные жители.
Желание стать художником родилось именно в годы войны, тогда же и начался путь Громыко в искусство — с портретов партизан, которые заменяли бойцам фотографии. Свое изображение хотели иметь все — на память или переправить родным, и начинающий художник рисовал маленькие графические карточки, такие, чтобы можно было спрятать в карман гимнастерки. Тогда и выяснилось, что он прекрасно умеет схватывать внешнее сходство. Укрепил Громыко в желании стать художником прорыв из Лепельско-Полоцкой зоны в мае 1944 года, где партизаны попали в блокаду. Пулеметный и минометный обстрел, непрерывные бомбежки — шинель молодого бойца была с шестью пробоинами.
«Капитан Аверьянов перед вторым прорывом сказал: «Я думаю, ты напишешь эту картину — как раненые, еле могущие передвигать ноги, завершают операцию, которая войдет в историю Отечественной войны», — вспоминал Громыко.
После войны он поступил в Минское художественное училище, затем — в Белорусский государственный театрально-художественный институт, где его учили такие колоссы, как Иван Ахремчик, Виталий Цвирко, Валентин Волков… Он помнил о завещании погибшего командира — и в 1959 году написал свою дипломную работу «Дорогами мстителей», почтив память павших товарищей. Это они, друзья-однополчане, серые от пыли, уставшие и израненные, идут дорогой войны — к Победе.
У Громыко много картин, посвященных войне, — через эту тему он шел всю жизнь. «Яблоки урожая 1941 года», «Женщинам Великой Отечественной посвящается», «Баллада о последней пуле», «Песня о моем отряде» — именно песнями, балладами, выписанными кистью, он ощущал свои работы.
Каждая — повесть о герое, а все вместе они стали одной партизанской сагой, рассказом о великом подвиге белорусского народа, в котором, кроме героики, была и лирика, и печаль. И вместе с тем — ни одного батального полотна, ни одного изображения сражений и крови… Все это было надежно укрыто в памяти художника, но показывать кровавую сторону войны он не спешил.
Многие его работы звучали как реквием: то трагический, как «1941 год. Над Припятью», то приглушенный, как будто затертый буднями, но оттого не менее горький — как картина «Солдаты», на которой былые фронтовики поминают погибшего товарища. «Солдат» белорусская комиссия не пропускала на выставку в Москву, обвиняя художника чуть ли не в пропаганде пьянства. Так же не сразу была понята и принята картина «1941 год. Над Припятью», где мать оплакивает погибшего бойца-партизана, лежащего на тканой деревенской «посцiлке», а девочка — дочь или сестра — выкликает перевоз, чтобы переправить тело на другой берег реки. И все же работа произвела огромное впечатление на всесоюзной выставке 1970 года, ее не единожды отправляли на «гастроли» за пределы СССР.
Виктор Громыко за эти произведения получил серебряную медаль имени М. Б. Грекова — такие медали, золотая и серебряная, вручались ежегодно ко Дню Победы всего двум художникам из всего огромного Советского Союза, посвятившим свои работы теме войны. Была ему присуждена и золотая медаль ВДНХ — высшая награда, которую можно было получить за свои картины.
Громыко писал без явного, видимого надрыва, но за внешним спокойствием, даже статичностью его композиций прячется глубокий трагизм. Война воспринимается художником как нечто чуждое этому светлому, спокойному миру, где прорастает трава и колосятся поля, — и в этой траве неподвижно лежат погибшие партизаны. В этом особенность его творческого метода — фиксация момента, когда трагедия уже свершилась и поделать ничего нельзя, четкие слепки с памяти, которые казались бы фотографическими, если бы не трепетная, вдумчивая работа с колористикой.
Так и его широкие, раздольные пейзажи то подернуты мистической дымкой, то видятся словно сквозь цветные стеклышки калейдоскопа — взгляд, ловящий волшебство, доступный лишь ребенку или художнику. Это вторая тема, которая всю жизнь трогала его сердце, — родная земля.
«Земля белорусская», «Льны белорусские»… Родину Виктор Громыко видел бескрайней и прекрасной, вечной в своей красоте и щедрости.
Воистину «широка страна моя родная», хлебнувшая лиха в военные годы, но по-прежнему живая, необъятная, светлая… В своих работах художник все время смотрел на Родину как будто с высоты птичьего полета, возносясь над полями и лесами, рисуя просторы — травянисто-зеленые или темные хвойные, песчано-желтые, густо-коричневые, как земля, готовая к пахоте, перетянутые сверкающими опоясками рек. «Я любил большие планы земли, с ее реками, низинами, рощами, с далью…» — говорил мастер. Его Беларусь глядит в синеву неба голубыми глазами льна и распахнутыми бирюзовыми очами озер, шелестит золотом осенней листвы, укрывается снеговой шубой — и даже в слякоть и распутицу она для него всем хороша.
Сорок лет, с 1959 по 1997 год, Виктор Громыко преподавал в Белорусской академии искусств, воспитав целую плеяду художников. Бился за то, чтобы белорусские мастера чаще попадали на всесоюзные выставки. С 1977 по 1982 год возглавлял Союз художников БССР — благодаря ему, например, появился дом на улице Сурганова, в котором и сегодня размещаются мастерские художников, в нем он потом и жил. В 2000 году мастера избрали почетным членом Национальной академии наук Беларуси. Виктор Громыко был удостоен специальной премии Президента Беларуси, международной премии имени Михаила Шолохова, ордена Франциска Скорины. За подвиги, совершенные в военные годы, награжден орденами Отечественной войны I степени, Красной Звезды, Отечества III степени, медалями «За отвагу», «Партизану Отечественной войны» I степени — медалей у него было больше двадцати.
Сегодня произведения народного художника Беларуси хранятся в Национальном художественном музее и других белорусских галереях, в Третьяковской галерее в Москве, разошлись по частным коллекциям — от России до Японии. Еще живы и помнят Виктора Александровича Громыко его ученики — известные белорусские художники. Он написал три книги воспоминаний и остался в искусстве Беларуси не просто одним из мастеров «сурового стиля», но — единственным в своем роде, не похожим ни на кого.
Книга о Викторе Громыко вышла в этом году в издательстве «Беларусь» в серии «Славутыя мастакi Беларусi». Она содержит репродукции картин художника и текст, написанный известным белорусским искусствоведом Борисом Крепаком, на трех языках — белорусском, русском и английском.
Картина «Льны белорусские» долго не давалась художнику. «Эти скромные цветы никак не получались. Им не хватало души…» — писал Виктор Громыко в своих воспоминаниях. А потом изобразил их как «драгоценную парчу, раскинувшуюся по окрестным холмам». Полотно приобрела Третьяковка, именно после этой работы многие художники обратились к сельской теме. А в 2002 году мастер сделал еще один вариант картины специально для Национального художественного музея Беларуси.
