Мэрилин Монро в публикациях (VII) Цикл "Великолепная Мэрилин" 446 часть
С.А. Аннина, Е.В. Прокофьева. «Мэрилин Монро. Жизнь и смерть секс-символа Америки» Продолжение. Предыдущая глава тут
«Прохаживающаяся по улице мечта»
Норма Джин в «Radioplane Company». 1945 г.
Во многом начало супружеской жизни мистера и миссис Догерти было таким, как у тысяч других молодых пар. Притирка характеров, мелкие стычки из-за внезапно обнаружившихся несовпадений во вкусах и привычках, пылкие ссоры и жаркие примирения.
Во многом эта пара очень сильно отличалась от прочих.
Норма Джин звала мужа Папочкой, что поначалу умиляло его, а потом начало раздражать. Так зовут своих мужей сотни жен во всем мире, есть у них дети или нет. Но дело в том, что Норма Джин как будто действительно искала в Джиме потерянного еще до рождения отца, а сама желала вечно оставаться рядом с ним любимым ребенком.
Отношения «ребенок / родитель» среди супругов встречаются не так уж редко. Но они жизнеспособны только тогда, когда двое согласны и способны принять на себя соответствующие роли. А Джим «отцом» для своей юной жены быть не хотел и не мог. Его представления о браке были достаточно традиционны. «Я – капитан, а моя жена – первый офицер, старпом. А коль так, то жена должна быть довольна уже тем, что находится на корабле, и не мешать мне управлять и командовать им». Жена-помощница, а не капризное своевольное дитя, которое то осыпает «капитана» поцелуями, то закатывает ему истерики.
Не будучи влюбленной в жениха, Норма Джин очень сильно привязалась к мужу, потому что теперь только на него и могла рассчитывать. А обручальное кольцо на пальце вроде бы давало надежду, что новый «опекун» не покинет ее, не выбросит из своей жизни, как сделали до него все остальные, все, кто был ей дорог.
Джеймс-то надеялся, что будет «всё как у всех», как у его родителей и соседей. Терпеливо дожидающийся на плите горячий ужин, когда бы глава семейства ни пришел – с завода, или из пивной, куда мужчинам не зазорно забрести после работы, чтобы пропустить по стаканчику, или после многочасовой партии в покер в выходной. Терпеливая, всегда опрятная и свежая женушка, не перечащая мужу.
А Норма Джин совсем не умела готовить. Когда она пыталась следовать советам из подаренной Грейс книги «Подготовка к браку» или из женских журналов – тех самых, где несколько лет спустя появятся ее фотографии, – результаты получались ошеломляющими. Так, однажды она пять или шесть раз кряду подала Джиму морковь с горошком, вычитав, что оранжевое с зеленым создают на тарелке привлекательную цветовую гамму. Если Догерти отправлялся с отцом и братьями на рыбалку и, вернувшись, торжествующе потрясал перед женой уловом, Норма Джин глядела на сырую рыбу так озадаченно, будто бы вообще не понимала, что это такое.
Сама она ела, когда и что придется, в основном надкусывая и бросая печенье, сыр, хлеб, фрукты. Спала тоже когда и где придется, словно годы, проведенные в детстве в доме Болендеров и в приюте, навсегда отвратили ее от какого бы то ни было четкого распорядка. Норма Джин могла вдруг заснуть посреди бела дня на коврике или вовсе на голом полу, а ночью шаталась по дому, будя и зля Джима, которому нужно было вставать чуть свет.
Норма Джин с трудом переносила отсутствие мужа и, будь ее воля, не отпускала бы его даже на работу, целыми сутками так же судорожно сжимая его руку, как в вечер их свадьбы.
На первых порах Джима искренне трогали подстерегающие его там и сям, то под покрывалом, то на дверце холодильника любовные записочки. Поначалу ему будоражило кровь, когда Норма Джин устраивала сюрпризы, встречая его, например, в шальварах баядерки и с густо подведенными глазами.
Он растерянно улыбался и с трудом мог отказать, когда девочка-жена со слезами умоляла его взять в дом очередного бездомного котенка или щенка.
Но он предпочел бы менее экзотические способы выражения чувств. И полагал, что в их и без того тесном жилище (с Шерман-Оукс супруги в декабре 1942 года перебрались обратно в Ван-Найс) нет места животным, которые к тому же будут портить мебель и разносить грязь.
Впрочем, песика Магси, потерявшегося шотландского колли, чем-то напомнившего Норме Джин ее лучшего друга детства – покойную дворняжку Типпи, Джим все-таки позволил приютить.
Общеизвестно, что, выслушав двух разведенных супругов, мы узнаем две абсолютно разные истории. Поэтому неудивительно, что поведанные миру версии Джеймса Догерти и Мэрилин Монро не совпадают не только в малозначащих деталях.
Так, он хвастался, что его первая жена отличалась бешеной страстностью и их интимная жизнь была идеальна, что Норма Джин побуждала его заниматься с ней любовью в самых необычных позах и местах.
А она, очаровательно краснея, признавалась репортерам, что едва терпела ласки Джима и что первый брак сделал ее еще более равнодушной к сексу.
Джим рассказывал, что Норма Джин угрожала ему самоубийством, если он только подумает бросить ее; клялась, что тогда спрыгнет с пирса Санта-Моники.
Мэрилин холодно парировала, что покончить с собой хотела от безысходности: брак с Джимом напоминал ей западню.
О первом браке ее расспрашивали на протяжении всей ее карьеры. И в принципе все ее ответы можно свести к одной короткой фразе: «Нам нечего было сказать друг другу».
В 1953 году, на пике славы кинозвезды, журнал «Photoplay» опубликовал статью под подписью Джеймса Догерти и под названием «Мэрилин Монро была моей женой». Неоднократно у Джеймса брали интервью и другие издания. Можно не сомневаться, что он не упускал шансов несколько приукрасить свой образ и «подправить» прошлое.
Но нижеприведенные слова достаточно правдоподобны:
«Она была настолько впечатлительна и не уверена в себе, что я осознал свою неспособность обращаться с нею. Я знал, что она совсем молода и что ее чувства весьма ранимы. Норма Джин думала, будто я зол на нее, если хоть раз, выходя из дому, я на прощание не поцеловал ее. Когда вспыхивала ссора – а это происходило постоянно, – я чаще всего говорил: „Замолчи!“ или даже „Заткнись!“ и укладывался спать на диване. Проснувшись через час, я обнаруживал ее спящей рядышком со мною или сидящей неподалеку на полу. Одновременно Норма Джин была весьма снисходительной. Никогда в жизни она не таила ни на кого обиду. Мне казалось, будто я знаю, чего она хочет, но то, о чем я думал, никогда не оказывалось тем, чего она хотела в действительности. У меня складывалось впечатление, что Норма Джин играет какую-то роль, готовясь к тому будущему, которого я не мог предвидеть».
Юная миссис Догерти отнюдь не забыла то, к чему с детства готовила ее Грейс Мак-Ки / Годдард: она, Норма Джин, должна стать актрисой, и не просто актрисой, а знаменитостью!
Будущее, брезжащее где-то вдалеке, действительно не менее верно разрушало ее брак с Джимом, чем несходство характеров и привычек молодых супругов. Ее устремления были ему чужды, непонятны, неприятны. Несмотря на всю потребность в «Папочке», легко поверить, что в конце концов Норме Джин стало с ним скучно.
Что касается настоящего «папочки», которого она никогда не видела, – Норма Джин не теряла надежды найти его, хотя бы узнать его имя. Она продолжала допытываться об этом у Грейс Годдард, с которой постоянно переписывалась. Та не знала, что ей ответить: она ведь и сама ничего толком не знала. Но однажды Грейс навестила в лечебнице Глэдис, которая сказала ей, что отец Нормы Джин – их бывший сотрудник Гиффорд, и отдала фотографию Чарльза Стенли, которую, оказывается, любовно хранила до тех пор.
Учитывая, что Глэдис 17 лет молчала, а потом принялась делиться своей тайной со всяким, кому хватало терпения ее выслушать, эту информацию нельзя брать на веру. Понимала это и Грейс, поэтому передала содержание разговора Норме Джин после долгих колебаний и предупредив, что ее отцом мог быть и кто-нибудь другой, что все это, вполне вероятно, – бредни помешанной. Фотографию Гиффорда Грейс положила в конверт с письмом и отослала в Лос-Анджелес.
По словам Догерти, Норма Джин была ошарашена новостью, часами не сводила глаз со снимка, мечтала о встрече с отцом и боялась ее. Проявив недюжинные детективные способности, она раздобыла телефон Гиффорда. «Здравствуйте, я Норма Джин, дочь Глэдис…» Договорить она не успела: в трубке послышались гудки. Норма Джин расплакалась. Муж и свекровь, которых она, чтобы не было так страшно, попросила присутствовать при беседе, долго не могли ее утешить.
Предполагаемый брат Нормы Джин, Чарльз Стенли Гиффорд-младший, категорически отрицал, что этот звонок вообще имел место: «Никогда не было ничего подобного. Это звучит очень литературно, как все, в чем принимала участие Мэрилин Монро. Она создала массу весьма причудливых историй о своей жизни. Я думаю, что на самом деле она сказала людям, что звонит моему отцу, набрала номер и соединилась с кем-то, но это не был мой отец. Мой отец не бросил бы трубку. Он бы захотел узнать побольше о ней и о Глэдис. Я думаю, что она придумала все это, а затем стояла там, набирала номер… просто играла роль перед свидетелями».
Не в первый и далеко не в последний раз повторим: как обстояло дело в реальности, мы вряд ли когда-нибудь узнаем.
Джим, в свою очередь, не забыл, что еще до того, как мать и Грейс Годдард организовали его женитьбу, собирался отправиться на фронт. Растущее напряжение в отношениях с женой подогревало это желание. Дважды или трижды он порывался записаться в добровольцы, но Норма Джин, которой очень не хотелось остаться одной, отговаривала его.
Но летом 1943 года он все-таки поступил на флот. В качестве уступки жене – не в военный, а в торговый, чьи корабли бороздили океан на территории США.
Раньше Норма Джин говорила, что не готова стать матерью (и это было чистой правдой). Теперь она упрашивала Джима перед отъездом «сделать ребенка». Он же, прежде твердивший, что в семье, «как у всех», должны быть дети, – сказал, что с малышом им придется обождать до конца войны.
Джеймса Догерти направили на морскую базу Авалон на острове Санта-Каталина. После нескольких недель в лагере для новобранцев он был назначен командиром взвода призывников.
По настоянию Джима Норма Джин переселилась к его родителям, прихватив с собой Магси. Однако уже осенью муж вызвал ее к себе. Жалованье офицера позволяло Догерти снять квартиру неподалеку от базы, и он даже не возражал, чтобы песик тоже поселился там.
Месяцы, проведенные на острове, обернулись нешуточным испытанием для брака Джима с Нормой Джин.
«Разумеется, в городке ощущалась нехватка женщин, и именно там начались проблемы с мужчинами, – вспоминал Догерти. – Она всякий раз, когда я упоминал о своих давнишних девушках, испытывала ревность, но в тот год на Каталине для ревности было гораздо больше поводов у меня. Норма Джин великолепно отдавала себе отчет в красоте своего тела и знала, что нравится мужчинам. Моя жена постоянно отправлялась вместе с Магси на прогулки, одетая в плотно облегающую белую блузку и столь же облегающие белые шорты, с ленточкой в волосах. Выглядела она при этом как прохаживающаяся по улице мечта».
«Мечта» не только прохаживалась по улицам и пляжу, где, по мнению Джима, «каждый тип мысленно насиловал ее». Она еще и совершенствовала свое тело, занимаясь силовой гимнастикой со штангами и гантелями под руководством армейского инструктора.
В городке было казино с просторным танцзалом, и однажды там выступал оркестр Стэна Кентона. Пары кружились под джазовую музыку. Норма Джин была нарасхват. Мужчины стремились танцевать с ней, и только с ней. Законному супругу только раз удалось заполучить ее в партнерши. Остальное время он в основном стоял у стенки и слушал фривольные реплики насчет своей жены, которыми перебрасывались друг с другом более удачливые кавалеры. Сжав кулаки, Джим отчаянно злился. Его чувства разделяли все женщины в зале, кроме миссис Догерти.
Наконец Джим не выдержал. Подойдя к жене, он отрывисто буркнул: «Пора домой!» Норма Джин заупрямилась: ей было так весело! «Если ты останешься, то домой можешь не возвращаться!» – выпалил побагровевший Джим. И жена нехотя повиновалась.
Норма Джин отплатила мужу за ревность, проявив при этом и остроумие, и актерский талант. Через несколько дней после злополучного танцевального вечера Джим пришел домой раньше обычного и обнаружил, что жена заперлась изнутри на ключ, чего никогда не делала. В ответ на стук и окрик послышался весело-испуганный голосок: «Билли? Подожди, сейчас открою!» За дверью раздавались странные звуки, как будто внутри двигали мебель и шептались. «Это я!» – рявкнул Джим. «Ой, Томми, я не знала, что ты придешь так рано!» Джим орал и стучал до тех пор, пока дверь не распахнулась и перед ним не предстала улыбающаяся Норма Джин, закутанная в полотенце. Она посетовала, что муж вытащил ее прямо из ванной. В квартире, конечно же, больше никого не было.
Весной 1944-го Джеймса перевели на другую базу Тихого океана, где не было условий для того, чтобы военнослужащие могли жить вместе с семьями.
Норма Джин и Магси вернулись в Лос-Анджелес. В то время женщины в США, как и в других странах, вставали к станку, чтобы заменить ушедших на фронт мужчин. Этель Догерти работала санитаркой на производящей беспилотные самолеты фабрике «Radioplane Company», расположенной в Бербанке – городе в округе Лос-Анджелес. Туда же устроилась и Норма Джин. В ее обязанности входило наносить на детали самолета лак из аэрозоля.
«Это была нелегкая работа, – вспоминала дочь тогдашней сотрудницы Нормы Джин. – Рабочий день был очень длинным, иногда он продолжался двенадцать часов. Лак отвратительно пах. Запах пропитывал волосы и руки, и смыть его нельзя было никакими силами. Норма Джин часто опаздывала на работу. Так начала создаваться ее репутация человека, опаздывающего всегда и всюду. Однако она очень нравилась другим служащим. Ее считали очень чутким человеком, и любой мог обратиться к ней со своими проблемами».
Другим служащим Норма Джин нравилась даже чересчур.
В письме Грейс от 15 июня она сетовала: «Изо всех сил старалась получить место в военной администрации, заполняла разные нужные для этого бумаги, и все было уже на мази, но я узнала, что буду работать с целой АРМИЕЙ мужиков. Я провела там всего один день, однако в этом месте оказалось слишком много бабников, с которыми мне пришлось бы работать, а с меня хватает тех, что в Radioplane Company, и целая армия мне вовсе ни к чему. Офицер по кадровым вопросам сказал, что может принять меня на работу, но не советовал, ради моего же собственного блага. Так что я снова нахожусь в „Radioplane Company“ и очень рада этому».
«Бабники» теперь, похоже, одолевали миссис Догерти, которой только что исполнилось 18, на каждом шагу. В том же письме она рассказывала Грейс, что откладывает почти все заработанное на фабрике, чтобы после войны они с Джимом побыстрее могли купить свой дом.
(продолжение следует)
