Думаю многие слышали, про утонувшую Lada Kalina в Уфе.Спустя пару дней, относительно не далеко, напротив кинотеатра "Победа", случился новый обвал. Так же, люди сообщают, что в нескольких местах обнаружили дыры в асфальте, правда 30х30х30 см.
Один из богатейших депутатов Госдумы, чьё состояние оценивается в 160 000 000 000 ₽, решил покинуть парламент.
— Всё готово?
— Нам надо дождаться Лёню. Если он не вернётся… — Ваня покачал головой, и мы замерли в молчаливом ожидании.
Окна были давно залеплены накрепко примёрзшей тёмной субстанцией. Шёл тридцать седьмой год порабощения человечества ВШВ, и наш революционерский штаб готовился предпринять очередную акцию, что подорвала бы на корню Шоколадную Тиранию. Все были на месте. У нас были все ресурсы, кипел огромный чан с водой, печь была разогрета докрасна. Было всё, кроме… кроме одного.
Лёня был самым молодым из нас и самым отважным. Он вызвался на эту вылазку сам и, прежде чем мы успели его остановить, выскользнул на улицу — и пропал. Только его и видели.
Дверь скрипнула. Заснеженный, покрытый какао-порошком Лёнька, счастливый и разрумянившийся, быстро заскочил внутрь. Загремели замки.
Я обняла его крепко-крепко.
— Принёс? — спросила я.
— Принёс! — гордо ответил он и вытащил из-за пазухи две плитки шоколада. Горького и молочного.
Мы собрались на кухне, вокруг кипящей воды. Взгляды устремились на меня.
— Давай их сюда, — чуть подрагивающими руками я разломила плитки по кусочкам. Отрезала половину пачки сливочного масла и скинула всё это в одну миску.
— Долой Шоколадную Тиранию! — в один голос воскликнули все участники нашей группы. Я улыбнулась и поставила мисочку на водяную баню.
— Будь у нас микроволновка… — мечтательно протянула я, помешивая тающий шоколад и смешивая его с маслом, — можно было бы поставить туда. Каждые секунд двадцать доставать, конечно, мешать вот это всё, но всё ещё быстрее, чем водяная баня.
Я подняла ложку, и по кухне разнёсся тихий вздох. Переплавленные тела наших врагов мерцали в тусклом свете кухни.
— Яйца? — я протянула руку.
— Все три тут, — мисочка побольше с тремя яйцами уютно устроилась на поверхности стола. Я глубоко вдохнула, отмерила полсотни грамм сахара и всыпала внутрь.
— Миксер тоже не работает? — спросила я, и Ваня грустно покачал головой. Взяв венчик, я взбила яйца с сахаром, пока они не вспенились, словно море. Море, которое мы потеряли.
Я коснулась бока мисочки с шоколадом. Тепловата, но не горячая. Идеально, чтобы яйца не свернулись. Тёмно-коричневая волна плеснула в пену яиц, и я равномерно смешала их вместе.
— Просеивалка! — в руку лег серебристый цилиндрик с ситом, шестьдесят грамм чуть подсоленной муки посыпались внутрь. Засыпая муку внутрь и с усилием мешая тесто, я думала о лицах своих родных. Увижу ли я их ещё когда-либо?...
— Готово, — я подняла над головой миску. Ваня с Лёней уже смазывали формочки — не крупнее моей ладони — сливочным маслом изнутри.
— Печь на 200? — Кивок.
Заполненные тестом формочки отправились внутрь. Я села перед закопченным стеклом печи, завороженно глядя внутрь. Тут главное — не передержать. Засечь момент, когда поверхность начнёт чуть трескаться. Можно проверить ложкой — касаешься ею серединки кекса, и она должна возвращаться чуть влажной.
— Готово.
Из древнего промёрзшего подвала было извлечено мороженое. Свежие апельсины, взбитые сливки, мята — и рецепт был бы идеален, но у нас был только помятый брикет пломбира.
Кексы отправились по тарелочкам.
— Ух ты! — Лёня завороженно смотрел на льющуюся из середины кекса шоколадную лаву. Зачерпнул горячую горьковатую массу вместе с мороженым, отправил в рот. — Прямо как в гримуаре!... Как он, говоришь, называется?
— Фондан, — я улыбнулась краешком губ. — Шоколадный фондан.
Мы стояли на заре революции с решимостью в сердцах и шоколадом в желудке. Теперь мы мыслили, как шоколад. Действовали, как шоколад. Были шоколадом.
Мы готовы были побеждать, чтобы потом погибнуть самим, как герои.
Ведь чтобы убить дракона — надо самому стать драконом.
За иллюминатором мелькают монохромные облака. Шум двигателей вкупе с разговорами пассажиров сводит меня с ума. Пара взмахов головой, и я снова обретаю сознание.
Очередной полет. Пустые лица очередных клиентов. Я работаю стюардом в самолете и ненавижу свою работу ровно так же, как и жизнь.
Полная дама раскрывает пакет с жареной курицей. Запах еды распространяется по всему эконом-классу. Я толкаю тележку вперед и протягиваю ей упаковку орешков, заранее зная, что получу отказ.
Честно говоря, мне бы хотелось затолкать эти орешки ей... Хотя нет, не хотелось бы. Лучше просто вышвырнуть ее за борт. Интересно, что будет, если хотя бы раз в жизни нормально выспаться?
- Прошу прощения, а мы скоро прилетим?
Молодая симпатичная девушка взяла меня за руку. Я потерял дар речи. Скоро ли мы прилетим? Какая к черту разница? Каждый раз я молю создателя о том, чтобы самолет разбился.
— Не знаю, — буркнул я.
И это правда. Я даже не знаю, куда мы летим.
Меня можно смело назвать путешественником. Я посетил сотни разных городов, сотни стран. И ничего страшного, что не видел ничего, кроме дешевых отелей. Прилетел, поспал пару часов, а затем снова в полет.
Не жизнь, а сказка. Сказка о недосыпе и легкой форме шизофрении. Я даже не помню, как сел в этот самолет. Кажется, мне нужно подумать пару минут, прежде чем вспомнить собственное имя.
Нет, я не могу думать, это слишком больно. Точно, мое имя есть на бирке. Жаль, что я не могу его прочитать. Интересно, я вообще умею читать?
Мой взгляд останавливается на мужчине в кожаном пальто. В самолете невыносимо жарко, и моя шея вспотела. Кажется, этому джентльмену наплевать на температуру.
Хотя о чем это я... Даже самый глупый человек на свете без труда догадается, что под пальто у него спрятано оружие.
Глупая служба охраны. Какой с них толк, если каждый месяц на борт самолета кто-то проносит оружие? Эти идиоты только и знают, что набивать животы сладкими пончиками.
Надеюсь, вскоре они умрут от диабета.
Я подхожу к пассажиру и предлагаю ему снять пальто. В ответ он направляет на меня ствол. Твердое дуло упирается в мой лоб. Прикосновение прохладного металла... Боже мой, это так приятно.
— Всем оставаться на местах! — закричал мужчина.
Полная дама от неожиданности подавилась курицей. Ура.
— Проведи меня к пилоту!
Почему он разговаривает со мной? Неужели и впрямь думает, что я знаю, где здесь пилот? Хотя самолет маленький, и я, наверное, смогу вспомнить дорогу.
— Ладно, — вздыхаю я, - только обещайте, что дадите мне немного поспать...
— Выспишься на том свете!
Он пообещал. Мне кажется, этого достаточно, чтобы исполнить его просьбу. Я иду вдоль самолета, со всех сторон глазеют испуганные пассажиры. Я их понимаю. Уж лучше разбиться, чем умереть от руки террориста.
Смерть от падения самолета более привлекательна, более... приземленная? Я улыбнулся собственному остроумию. Я все еще не сошел с ума, это радует.
Почему эти идиоты все время пытаются захватить самолет? Что они буду делать, когда закончится топливо? И зачем ему понадобился пилот? Кстати, их два. Ну, пилота. Одного зовут Карл, у него есть жена и двое детей.
Второго - Джейкоб, и он мудак. Теперь оба мертвы. Я даже и не заметил, как открыл дверь в кабину. Преступник мигом застрелил пилотов. Отлично, теперь мы все умрем.
— И что вы будете делать дальше? — спрашиваю я, повернувшись лицом к террористу.
— Стой на месте! — закричал он. — Руки за голову!
Интересно, он выстрелит в меня? Интересно, он голоден? Все хотят кушать, даже террористы.
— Не желаете орешков? — я протягиваю ему пачку.
— Ты что, идиот? Руки за голову, я сказал!
Какой-то смельчак незаметно подбирается к спине преступника. Это нечестно. К тому же, я не хочу лишнего кровопролития.
— Сзади! — кричу я.
Мужчина оборачивается и видит перед собой пассажира. Выстрел. Еще один труп. Жаль, что пуля не задела ту полную даму...
— Спасибо, - усмехнулся преступник, — а теперь подними руки за голову!
Холодный ствол снова касается моего лба. Я закрываю глаза и улыбаюсь.
— Стреляй! - кричу я.
Он не стреляет.
— Ну же! Давай!
Я знаю, что он не выстрелит в меня. Откуда? Вот этого я уже не знаю.
Его руки дрожат, а я все кричу ему, чтобы наконец меня пристрелил. Чертов трус. Как же осточертела эта нерешительность!
Я выхватываю из его рук пистолет. Полупрозрачная пелена перед глазами развеивается. Нет никакого террориста. Нет и никогда не было. Я принес этот пистолет на борт, потому что охране было лень проверять персонал.
Это я убил пилотов. Это я убил пассажира. Я все вспомнил. Я вспомнил свое имя, вспомнил свою жизнь, такую серую и унылую. Я не вспомнил лишь название рейса. Но какая разница? Все равно этот самолет никуда не прилетит.
Я стою посреди эконом-класса, сжимая в руках пистолет. Толстая дама испуганно визжит. Пожалуй, я не стану ее убивать. Дам ей шанс выжить в авиакатастрофе. Может быть, ей удастся похудеть на каком-нибудь необитаемом острове...
Я подхожу к милой девушке, чье заплаканное лицо искривлено гримасой ужаса.
— Я не знаю, когда мы прилетим, — шепчу ей на ухо. — Но я точно знаю, что в конце салона есть шкафчик с парашютом.
Я протягиваю ей связку ключей, и в ее глазах я вижу надежду. Славная девочка, очень симпатичная.
Подношу дуло ко лбу.
— Наконец-то я высплюсь...
Выстрел.
Вызвал машину такси. Никто не звонит, машины нет, звоню сам, а водитель мне и говорит: А можно я не приеду?
"Циркулярная! Первый...Второй...Третий..."
"Три,тринадцать, Мазур"
"Четвертый...Пятый..."
Рядовой РВСН Мазур терпеливо ждал, пока голос из хрипящей ашки докричится до последнего караула. В зубах треет сигарета, в руках ручка и тетрадка, для записи вводных. Вроде все как обычно, но...
"Посты охраны, объявлена команда 145! Это не учебная тревога! Готовьте убежище и занимайте круговую!!! Как приняли, первый?...второй...третий..."
Ошарашенный рядовой прохрипел "принял" и побежал будить начкара контрабаса, который с самой смены занял свой боевой пост на кровати, предоставив караульным срочникам делать что угодно, лишь бы на ашку отвечали и пожар не устроили.
"тащсержнт, война говорят..."
"ты ебанутый, воин?!"
Никто не верил в войну. Контрактники особенно. Лучше просто ходить в наряды и ездить на дежурства, где запертым в бункере с двумя срочниками, спать и ничего не делать, чем думать что в любой момент могут ударить ракеты "вероятного" противника.
Он и умер первым. Через пару дней Мазур запихивал его полусгнивший труп в оружейный сейф. Нехорошо конечно, но код для люка довести так и не успели. А теперь уже и доводить походу некому...Выхода нет.
"Мы все тут смертники, душара. Видишь шахту? Вон, метрах в 50-ти. Вот ракета из нее стрельнет-и нас либо сожжет, либо задохнемся нах. А вылезти никак. Ты ж присягу, мля, давал. Все, задрал, вали ПКТ чистить... " говорил Сереже его "дедушка" по прозвищу Большой.
Ракета с третьей БСП так и не полетела. Не успели пустить, и этим спасли смене жизнь. Хотя толку то...
Радиация шкалила, выхода из караула нет, вода на исходе. Еда закончилась еще до Удара, как раз в тот день должна была приехать смена.
Сослуживец Мазура вскрыл вены на четвертый день. "Сука, наверху не мог что ли..." думал наш солдат, затаскивая труп из потерны в карпом. Запихав его к контрактнику, он и сам понял, что все. Конец. Сил сопротивляться больше не было, да и смысла...из БПУ видны были только пожарища. Все забыли про ракетчиков. Или просто не захотели спасать, они же нас не спасли! Да и не смогли бы. Электрозаграждение в 3000 вольт еще работало на аккумуляторах и подойти к караулу было нереально.
"Кстати, а в щитовой то воду не убрали со вчерашнего дождя" только подумал боец, но в тот же момент изношенное оборудование замкнуло и взорвалось. Начался пожар...
"Сгореть заживо или...."
В БПУ все еще стоял ПКТ. Патронов несколько тысяч, но нужен был лишь один...
Через несколько минут все было кончено...
"Циркулярная! Первый...второй...третий...третий!"
"Мазур, сука, опять ебало топишь?!"
Это был просто сон...или вещий сон?
Посвящается Таманской ракетной ордена Октябрьской революции Краснознаменной дивизии имени 60-летия СССР и моему брату...
Длинные и разветвляющиеся коридоры СИЗО. Конвоир ведёт меня в новую временную камеру. Я стараюсь ни о чём не думать, лишь монотонно переставляю ноги. Левая, правая. Левая. Правая. Сено, солома. Сено. Солома.
По спине больно ударяет резиновая дубинка. Конвоиры ведут себя не совсем тактично. Вот и сейчас это был сигнал, что мне нужно идти быстрее. Без злобы – а её уже давно нет во мне – я ускорил шаг.
Не знаю, зачем мне вновь меняют камеру. Но думать об этом нет никакого желания. Через какое-то время мы подходим к двери. Меня заставляют прислониться к стене, ноги на ширине плеч, руки вытянуты вверх и прижаты к стенке. Обыскивают. Потом слышу:
– Иванов.
– Я.
– Переводишься в изолятор временного содержания номер 13. Заходи.
Я зашёл внутрь, и массивная железная дверь закрылась за мной. Убранство камеры отдавало минимализмом. В углу отвратительно грязный унитаз, справа в середине железная кровать. Небольшое окно, с решёткой, через которое в помещение попадает свет. Одиночка. Тем лучше, я не хочу ни видеть людей, ни, тем более, слышать их.
Прохожу вдоль комнаты и ложусь на старый пыльный матрас. Спать абсолютно не хочется. И вновь потоки мыслей несут меня в недалёкое прошлое, где я сижу у своего друга дома…
***
– Тебе чай или кофе?
Никита заметно нервничает. Мы сидим у него дома, он попросил меня прийти, сказал, что очень важно. До этого дня мы не так уж и общались. Коллеги по работе, из соседних отделов. Дома я у него никогда прежде не был, поэтому предложение оказалось очень неожиданным.
– Чай, если можно. Два сахара. Что случилось? На тебе лица нет.
Он действительно бледен и выкручивает руки. Словно долго борясь с собой, он начинает говорить:
– В общем, как ты думаешь, есть ли судьба?
– Нет, я в неё не верю.
– Если я тебе кое-что расскажу, сочтёшь ли ты меня за сумасшедшего?
Я понимаю, что что-то здесь неладно. Поэтому как можно более спокойно отвечаю:
– Никит, всё нормально. Я верю тебе. Что случилось? Ты весь бледен, как смерть увидел.
Он вздрагивает. Достаёт сигареты и закуривает прямо в комнате.
– В общем, это началось ещё давно, в садике. Я лежал на тихом часу. Спать не очень хотелось, сам понимаешь, в таком возрасте энергии через край. Но воспитательница была у нас очень строгая, поэтому пришлось закрыть глаза и пытаться уснуть. Вдруг я ощутил какое-то лёгкое покалывание, прошедшее по всему телу. А потом словно вибрация и вдруг совершенно отчётливо я увидел себя. Только я стоял на улице. Понимаешь?
– Это что-то типа астрала? Я читал о таком.
– Нет! В тот день, когда я лежал в кровати, был дождик. А на улице было ясно. И я целовался, насколько это вообще возможно в шесть лет, с девочкой из группы. И тут я услышал крик воспитательницы, она увидела нас, мы бросились в рассыпную. На этом видение прервалось, я проснулся.
– А что было дальше?
– Я дождался конца тихого часа и подошёл к той девочке. «Я тебе нравлюсь?» – спросил её я. Но она в ответ лишь рассмеялась и сказала мне что-то колкое. Мы пошли на вечернюю прогулку, потом мама забрала меня домой. Я уже и забыл про этот сон, прошло несколько дней. Помню, днём, перед обедом мы как всегда гуляли с группой на своём участке садика. Погода была отличной. Я сидел в песочнице и строил замок из песка. Тут со стороны соседнего участка, а он всегда был пустой, видимо групп не хватало, я услышал, как меня зовут по имени. Обернулся, а это была та самая девочка. Даже не помню, как её зовут. Я отряхнул руки от песка и пошёл к ней. Только стоило мне приблизиться к ней, как она взяла меня за руку и начала обнимать. Не знаю, откуда у меня был этот опыт, всего шесть лет-то, но я начал её целовать. И тут же услышал голос воспитательницы! Ты представляешь?
– Всё как в видении?
– Да! И знаешь, что было дальше?
– Что?
– Я начал видеть будущее. Я видел, какие контрольные я сдам в школе, какие завалю. К тем, которые я завалю, я даже не готовился. Зачем? Если всё предрешено. Я видел, с кем начну встречаться, и сразу же начинал с ними общаться. Мне приснилось, что я буду работать инженером, я стал учить физику и математику. На поступление потом отправил документы именно в тот вуз, который мне приснился. Всё было именно так, как в снах! Ты понимаешь? Я вижу в снах будущее!
Чайник вскипел, Никита потушил сигарету, подошёл к плите, взял чайник и налил кипяток мне в кружку, а сам подошёл к шкафу и достал бутылку коньяка. Открыл её и выпил прямо с горла.
– На днях я расстался с девушкой, мы встречались три года.
– Соболезную…
– Спасибо. Перед тем, как мы начали встречаться, я видел сон. Она в больничном халате говорит мне, мол, прости, пожалуйста, но у меня другой. И мне настолько невыносимо, просто слов нет. А после сна я встретил её. Влюбился с первого взгляда. Но и помнил, как она меня бросит.
– И что ты решил сделать?
– А я спросил её, врач она или нет. Нет, она не врач. Сказала, что работает в строительной компании, менеджер чего-то там.
– Ну а на самом деле?
– Да, это была правда. Она действительно там работала. Сны прекратились. Но я всё равно боялся. Ревновал, устраивал скандалы, проверял телефон и так далее…
– А как же она тогда тебя бросила?
– Несколько дней назад её маме стало плохо. Что-то с сердцем. И её забрали в больницу. Я приехал навестить. Меня встретила она. Так как там нельзя было в уличной одежде ходить, ей выдали больничный халат. Она была вся на нервах и сказала, что не может больше скрывать. У неё уже некоторое время другой.
– Да уж.
Никита вновь отхлебнул коньяка
– Так вот. Почему я тебя позвал… Я видел сон. Ты убьёшь меня.
– Подожди…
– Прости, у меня нет выбора, – сказал он и схватил со стола нож.
Я вскочил из стола.
– Подожди, Никит, не делай глупостей!
– Прости, у меня нет выбора! Мне придётся убить тебя первым, я не хочу умирать.
– Нет! Послушай! Никакой судьбы нет! Тебе просто снилось, а ты подстраивал жизнь под эти сны. Ты мог жить совсем иначе, вместо судьбы ты сам строил свою жизнь, учил физику, чтобы поступить, поэтому поступил. Не потому что приснилось, а потому что сдал её!
– Ты не понимаешь.
– Успокойся, давай поговорим! Эта девушка бросила тебя, потому что ты устраивал ей сцены ревности, ты сам подтолкнул её к измене!
– Прости…
И он направился ко мне. Помню, что я схватил кружку и плеснул кипяток ему в глаза, он закричал…
***
Из моих воспоминаний меня вырвал скрип открывающейся двери. Конвоир объявил:
– Иванов, к стене.
Я вновь поставил ноги на ширине плеч, поднял вверх руки. Меня обыскали.
– Садись. К тебе адвокат.
Зашёл молодой парень с папкой в руке.
– Я вас обязательно вытащу. Понимаете, превышение самообороны – это не гиблая статья, всё будет хорошо. Расскажите мне, пожалуйста, всё подробно.
Но я не слушал его и смотрел куда-то вдаль.
– Василий Николаевич.
– Да? Вы знаете, как меня зовут?
– Мне дадут два года условно. Вы подготовьтесь к делу, всё будет хорошо.
– Что? Откуда вы знаете?
– Сон приснился.
Я закрыла глаза. Шум вокруг меня уносится вдаль, постепенно затухает. Чувствую, что шея устала носить столь тяжелую от мыслей голову. Руки непроизвольно сложились на столе. Хоть немного покоя, хотя бы несколько секунд...
Я очнулась от странного чувства, будто пальцы ног погружены во что-то мягкое и прохладное. От удивления я резко открыла глаза и ахнула. Вокруг меня был пустынный пляж, стояла глубокая ночь, а морская вода мягко, ненавязчиво обнимала мои ступни, погружая их в еще теплый песок. Шум качающихся крон, ловящих ветер на секунду стих, море медленно застыло, маленькая волна, так и не достигнув моих пальцев, застыла в полете. Я поднялась, разглядывая брызги в воздухе.
- Здравствуй, Кири.
Обычно я бы вздрогнула от того, что услышала голос рядом с собой, но этот был мягок как покрывало и обволакивал как туман, мне показалось, что он состоит из всех голосов тех людей, которые были мне дороги, чувства к которым были теплы.
Я оглянулась. Передо мной стоял человек в светлом балахоне с глубоким капюшоном. Его лица не было видно, лишь ослепительно белые руки и крылья, которые поначалу легко было спутать с частью балахона.
В тишине, окружавшей нас, не было напряжения или неловкости, лишь теплое, как песок в ногах, чувство комфорта и покоя.
- Скажи, Кири, где мы?
- Мы... Мы здесь... - я немного смутилась.
- А кто я?
- Ты... мой ангел?
- Почти. Я твой Друг, а остальное неважно. Мне грустно, от того что ты грустишь. Скажи мне, что заставляет тебя грустить?
Только сейчас я осознала, что все мои беды и переживания улетучились вместе с ветром, в кроны деревьев. Пришлось подумать, чтобы вспомнить, что не давало мне спать все эти дни.
- Другие люди. Другие вещи. Я не могу их понять, почему они сеют свое зло, а потом плачут от этого по ночам. Чтобы на следующий день с большим усердием сеять его снова. Почему они не прекратят?
- Потому же, почему ты не прекратишь грустить. Они не могут. Осознание своей злобы и страха лишь усиливают его. Некоторые, в своей гордости, видят лишь то, что им якобы недодала жизнь, сыпят обвинениями как бисером. Другие же боятся показаться слабыми, придерживаясь политики "лучшая защита - нападение". Третьи же просто несчастны, их родник иссяк, а с ним и память о том, как наполнить его снова. Зло хитрая штука, его тяжело перестать делать, если начал… - в его голосе чувствовалась печаль, но, кажется, он улыбнулся. Как улыбаются детям, которые поссорились и дуются друг на друга.
Мы еще немного помолчали.
- Пойдем, - он взял меня за руку. Его кожа была мягкой, а прикосновения разливались теплом в груди, - мне нужно кое-что тебе показать.
Другой рукой он махнул перед собой, море расступилось, а перед ним, из ниоткуда открылась святящаяся по краям дверь.
Я шагнула в проем…
Теперь я находилась между скалистых камней у основания маяка. Куда ни глянь, не было видно земли, лишь бушующее, неспокойное море цвета темного сапфира. Я стояла на сухой нижней ступеньке лестницы, все ступеньки ниже уходили под воду, остальные тянулись змейкой вверх между скалами, к маяку. Удивило меня и то, что я оказалась одета в мужскую рубашку и потрепанные широкие брюки, а в руке держала большой, но легкий чемодан коричневого цвета. Я начала свой подъем. Каждый раз, когда волны разбивались о скалы, они выли, в их вое можно было расслышать те фразы, которые когда-то ранили мое сердце и въелись в память глубоким шрамом. Подъем оказался нелегким - каждый раз как волна билась о скалы, мне приходилось останавливаться, чтобы отдышаться и успокоить взбунтовавшиеся воспоминания.
Лестница уходила вглубь острова, то тут, то там начали появляться травинки и редкие белесые цветы, шум моря оставался позади. За очередным поворотом меня ждало то, чего я не ожидала.
Тропа передо мной пошла зигзагами, а в небольших загонах, расположенных на стыках посапывали и вошкались разные животные. Не сказочные, вполне обычные и почему то такие родные. Кажется, я чувствовала их беспокойство, будто они забыли что-то очень важное.
Я подошла к первому загончику, там лежала рыжая поджарая собака, вокруг нее копошились еще слепые пухленькие щенки, пахнущие материнским молоком. Внезапно я осознала, что знаю то, что она забыла. Что забыли все они. Они забыли, почему прекрасны. Что делало их особенными, почему они были созданы именно такими.
- Ты добра ко всем. Предана до конца. Пусть интеллектом ты уступаешь человеку, но твоя искренняя доброта к тем, кого ты выбираешь объектами своей любви, безусловна, не требует ничего взамен.
Собака на секунду открыла глаза, посмотрела в мои. В ее взгляде читалась благодарность, ее хвост едва заметно заходил в стороны, а язык слегка выпал.
Я пошла дальше, щенки уже почуяли маму и пошли по запаху к ней, смешно перебирая лапками.
В следующем деревянном загончике сидела хрюшка. Она смешно пофыркивала, шевелила ушами туда-сюда, пяточком то и дело обнюхивала землю.
- Ты прекрасна, хоть и многие так не считают. Ты любишь чистоту и теплую воду, хрустящие желуди и спать на солнышке, грея розовый бок. Любишь заботу и простоту бытия. Возможно, ты знаешь, что тебя ждет в конце пути, но тебя это не беспокоит, ведь даже после своей смерти ты дашь пищу другим, а пока - ничто не может отвлечь тебя от счастья этого момента. Многим стоило бы поучиться так наслаждаться тем, что у них есть сейчас, тогда их жизнь стала бы гораздо счастливее.
Я пошла дальше, а свинка хрюкнула тебе в спину, будто только что проснулась и заметила меня. Дальше были еще загончики. С птицами. С другими животными. Даже с жучками. Я поражалась, как они не видят, насколько прекрасны? Разве возможно это игнорировать, это же их природа, их суть! С каждой новой зверушкой становилось все легче и легче, будто с души падали камни, а на спине вырастали крылья. Чем ближе я была к маяку, тем легче было порхать по ступенькам. И вот я добралась до двери. Из ее щелей сиял желтым мягкий свет, подобный тому, которым маяк освещал остров и его окрестности.
Я остановилась. Кажется, будто я что-то забыла здесь. Оглянулась на тропу, уходящую вниз, на загончики. Несмотря на то, что я была уверена что Там, дальше будет хорошо, даже лучше, отсюда уходить не хотелось. С тем чувством благодарности, тихого счастья, покоя, мягким комочком сидящем в груди, не хотелось расставаться. Все эти зверушки стали мне родными, такими любимыми.
Загончики, плавно, со скрипом, открылись. Послышалось негромкое шевеление, животные встали и лениво, не спеша, покинули свои загоны и направились в мою сторону. Ручка чемодана заметно потеплела, я поставила его, щелкнула замками, верхняя часть легко распахнулась. К тому моменту почти все животные выстроились в полукруглую линию в нескольких метрах передо мной. Их взгляды были устремлены на меня. Казалось, они испытывали то же нежелание расставаться со мной, что и я уходить от них. В следующее же мгновение животные засветились, их контуры растворились, и лучики их света прыгнули внутрь чемодана. Там они вновь обрели форму, в виде деревянных фигурок. Толстая улыбающаяся хрюшка, маленькая птичка, вздернувшая черный клювик, обнимающая щенков мать-собака... Они захотели остаться со мной, чтобы я никогда не забывала больше, насколько прекрасен мир вокруг меня и насколько он наполнен любовью и покоем. Закрыв чемодан, я снова подняла его. К моему удивлению, он нисколько не прибавил в весе, даже наоборот, стал почти невесомым. Теперь все. Теперь куда бы я ни пошла, со мной всегда будут эти комочки счастья. Я развернулась к двери и, ни колеблясь, потянула большую деревянную ручку на себя.
Вокруг были облака. Я стояла перед большими золотыми воротами, за ними вдалеке был виден силуэт. Его обладатель явно спешил.
- Наконец-то! Я так долго тебя ждал! - выдал еще на бегу издалека ангел со звенящими золотыми ключами на поясе, - Входи, пожалуйста!
На моем лице застыла улыбка, одинокая слеза невольно потекла по скуле. В голове крутились мысли. "Меня здесь ждут. Именно меня! Мне рады! Никто больше не отвернется от меня. Никто не предаст и не обидит... Я пришла домой! Я Дома!!!"
Последнее я, не заметив для себя, прокричала, побежав навстречу, к воротам, к запыхавшемуся ангелу, к облакам! Ко всему тому счастью, что ждало меня столько времени, пугаясь и плача со мной, отчаянно оберегавшей от всего, что могло сбить с пути. Я видела облегчение в глазах молодого крылатого парня, видимо он боялся, что пока я не пройду через ворота, могу исчезнуть как мираж. Я видела это чувство раньше, оно похоже на чувство матери, обнимающей сына, вернувшегося с войны. Каждую секунду до этого, кажется, что она может стать последней, и вот, наконец-то, момент долгожданной встречи, которая, казалось, не состоится вовсе...
Он крепко обнял меня. Я чувствовала себя любимой сестрой и счастливой невестой одновременно.
- Пойдем, пойдем скорее! Ты же еще не видела, что мы тебе приготовили! Там такооооое... - он сделал большие глаза, а руками тряс мои плечи.
- Полегче, дружок, вытрясешь же, - ответила я, не переставая улыбаться, - все успеется, теперь-то спешить некуда.
- Но там!.. - было снова начал он, но остановился. Вздохнул. - Ты права, прости, просто я так долго ждал встречи с тобой! Уж не сдержался.
Мы начали неспешную прогулку по пушистым облакам закатных тонов. Я молчала, наслаждаясь моментом, он рассказывал о отрывках моей жизни, которые особо ярко запомнил, когда наблюдал...
Мы неспешно гуляли еще около часа. Никак не могли наговориться, он рассказывал, что-то вспоминала я, смеялась, продолжала за него, а он подхватывал, вспоминая другую историю... Время летело незаметно, ворота остались далеко позади, до сих пор мы не встретили ни души.
- А почему тут никого, кроме нас? - заинтересованно прервала я его рассказ.
Он оглянулся.
- А к чему нам сейчас другие. Рай большой, на всех места хватит, - он усмехнулся, - кстати, мы почти пришли.
Мы подходили к большому кучевому облаку, сделанному, будто из пушистой ваты пастельно-розового цвета. Когда мы подошли вплотную, он взмахнул руками, облака перед ним рассеялись, обнажив еще одну дверь.
- Разве может быть лучше, чем сейчас? - я удивленно заморгала.
- Это только преддверие Рая, Кири, только преддверие, - он загадочно заулыбался, а затем открыл дверь и движением пригласил войти.
Внутри было темно, мы с ангелом парили среди пустоты.
- А что это? - ощущение сюрприза билось в груди.
- Попробуй взмахнуть рукой, - едва сдерживая восторг, посоветовал мне мой спутник.
Так я и поступила, ахнув в следующий момент от восторга. Передо мной вспыхивали звезды цветов, которых я не видела раньше, такие яркие и в таком количестве, что их свет осветил каждый темных участок вокруг меня. Кажется, я начинала понимать.
- Это твой мир. Твои краски, твои правила. Создавай что захочется, рисуй, что взбредет в голову, вылепляй ткань мироздания. Здесь нет ничего, чего ты бы не могла сделать.
На секунду я задумалась. Если здесь я проведу вечность, то фантазии явно маловато, даже если сюжеты будут разворачиваться сами собой. В следующую же секунду, на свое удивление, я почувствовала нечто новое. Я могла легко представить сотню новых цветов. Тысячи новых звуков. Миллионы новых способов восприятия. По сравнению с этим шесть видом моего прежнего восприятия казались меньше, чем песчинка в сравнении с Вселенной.
- Моя... Моя фантазия...
- Все верно, теперь она безгранична. Мы с тобой, как и все люди, живущие и умершие - одно из величайших творений Создателя. И ты дошла до конечной цели - теперь те ограничения, которые были нужны, для того чтобы подстегнуть тебя к стремлению сюда больше не могут тебя сдерживать.
Твори!
Я щелкнула замками чемодана…
- И это лишь начало... Лишь преддверие Рая... И если вдруг, когда-нибудь, ты снова захочешь меня увидеть - просто позови, и мы вместе будем гулять среди облаков...
Навсегда...
