masikkapov

На днях с женой возвращались с прогулки и на своем этаже обнаружили потерянную детскую варежку, которую сердобольный сосед оставил на видном месте, чтобы пропажу с легкостью обнаружили.

- Гляди, - обратил я её внимание на маленькую серую рукавичку с пестрой манжетой, - потерял кто-то.

- Найдут. Никуда не денется.

Я вгляделся в рисунок. Редкие маленькие белые звездочки на серо-голубом фоне были еле видимы в тусклом свете подъездной лампочки. Жена открыла дверь, мы зашли в квартиру.

Утро началось с раннего подъема. Горячий свежесваренный кофе помог взбодриться. Верный пес ждет у двери, выжидательно и пронзительно вглядываясь в малейшее моё движение.

- Ща пойдём, братан, - успокаиваю его немного.

Тяжелая куртка ложится на плечи. Шапка, ботинки, перчатки - все конечности утеплены. Готов выходить.

- Пойдём, что ли? - цепляю поводок к ошейнику, - погоди, дверь закрою.

Ковыряюсь с замком. Туго, с хрустом, словно ломая невидимые перегородки, в замочную скважину вгрызается ключ. Гаснет свет в подъезде. Поворот ключа. Щелчок приводит в активное состояние датчик звука на подъездном светильнике и тусклый свет лениво ложится на скудный коридорный интерьер. На прежнем месте лежит зеленая варежка. Отмечаю про себя: "Не забрали ещё". Стоп! Что-то не так. Почему вчерашняя рукавичка вдруг из серо-голубой стала изумрудно-зеленой. И звездочки стали больше.

- Что за бред?! Стой, Джус, - я одернул вдохновленного близостью свежего воздуха пёсиля, - Я могу поклясться, что вчера эта рукавичка была другого цвета, - растерянный, я, чтобы сохранить связь с реальностью, заговорил с собакой.

Приближаюсь. Рассматриваю со всех сторон. Это та самая рукавичка. Форма, манжет - они идентичны, тем, что я видел вчера. Но звезды определенно стали больше, а цвет, я разглядел со всех сторон, под всеми возможными углами, цвет изменился. Возможно это другая варежка, подумал я. Но с десяти вечера до пяти утра вероятность возникновения ситуации, когда нашлась серая варежка и потерялась точно такая же зеленая, крайне мала. К тому же закреплена она была ровно в том же месте, что и вчера, на уровне глаз под проводом телефонной связи. Это определенно была та самая варежка. Только другого цвета.

- Как такое возможно?, - рассеянно размышлял я вслух, плетясь за беззаботным и, как обычно, полным жизнерадостного восторга Джусом.

И тут мне в голову пришло пусть и фантастическое, но довольно логичное объяснение. Параллельные миры. Они бесконечны. Я не ставлю целью доказать их существование, это лишь фантазия, которая стройно вписалась в объяснение, что искал воспаленный недосыпом и кофеиновым стимулятором мозг.

Мы рождаемся, растем, проживаем судьбу, предначертанную нам в этом мире. И нет возможности изменить её, не повлияв на судьбы других людей. Что категорически запрещено делать в пределах существующей симуляции. Но, человек мыслит, и движение его мысли может подвести к ощущению тщетности существования в реальности, где он родился. Человек жаждет сменить обстановку, изменить мир, стать богаче, здоровее. Имеет не просто желание, а намерение вырасти, стать совершеннее. Система чувствует опасность для этой замкнутой секции и переносит сознание спящего в другой параллельный мир, где его амбиции имеют возможность на осуществление в рамках расчета локальной системы.Так же с деградантами. Те кто не оправдал расчеты и не пошел путем, ему предначертанному, подвергает систему угрозе изменения сверх допустимых погрешностей. Между этими мирами нет разницы практически ни в чем, кроме незначительных деталей, вроде цвета потерянной детской рукавички.

Было такое? Накануне вы беседовали с близким человеком и договорились о совместной вылазке в кино, или знали об определенной черте его характера, но на утро оказывается вдруг, что знакомый тебе, больше половины жизни, человек не любит посыпать сахаром бутерброд с маслом, и уверяет, что нет никаких договоренностей относительно поездки в кино на выходные. Брызжешь слюной в пустой попытке доказать, что все не так. Ловишь себя на мысли о необходимости записи диалога, дабы иметь аргументы. И доказательства эти нужны не для того, чтобы указать на ошибку оппонента...ооо, Нет! Не сойти с ума, убедиться, что все именно так, как ты утверждаешь. Но записи нет и просто убеждаешь себя, что ты все не так понял или выдумал, или приснилось, или... Система подкинет тебе миллион объяснений, лишь бы только отвлечь от этих мыслей.

В этот раз я настолько уверен, что произошло что-то сверхъестественное, что фантазия никак не хотела оставлять меня. Все посторонние размышления не помещались из-за заполонившей сознание догадки. Система, чувствующая близкое разоблачение, совершает отвлекающий манёвр.

- Молодой человек, - окликает меня совершенно незнакомая мне женщина, - а какой породы у вас собака?

- Лабрадор, - вежливо отвечаю, не прерывая размышлений.

- Нет. У вас ротвейлер же, - элементы системы не оставят вас в покое, пока не привлекать ваше внимание.

- Лабрадор, женщина. У него окрас немного похож, да. Но это лабрадор, - окей? Могу я теперь немного побыть наедине со своими мыслями.

- Метис, что ли? - не унимается женщина.

- Нет. Чистокровный лабрадор. По окрасу не вписался в породу. Его ждала незавидная участь водолаза без акваланга на дне Мариинской впадины. Я его забрал к себе, - надеюсь этого исчерпывающего объяснения вам хватит, думаю я про себя и старательно ловлю за хвост ускользающую мысль о параллельных мирах.

- А у нас метис. Такса с ротвейлером, - что?! Да как такое возможно? Видимо этот вопрос так и читался на моем изумлённом лице, - мамка его сидела на цепи, а папка тот единственный, кто смог пролезть под дыркой в заборе.

Ну какие уж тут могут быть размышления о фантастических мирах, когда тут такое. Мозг столкнулся с диссонансом габаритных противоречий и усиленно искал объяснение им.

- Сука-то, потом кобеля не съела? - с недоверием и скепсисом к поведанной истории поинтересовался я.

- Нет уж. Сейчас он так и живёт у нас. Уже 12 лет ему.

- Кому? Таксе?

- Да нет же. Сыну его. Метису, - такие рассказы с лёгкостью заполняют думалку.

"Как такое возможно?" - эта мысль лейтмотивом играет в голове до самого окончания прогулки.

Цоканье мощных когтей собачьих лап по бетонной лестнице подъезда активировало датчик включения света. И снова перед глазами зелёная варежка. На патефон "Мыслепроигрыватель" легла пластинка с названием "Я переместился в параллельный мир". Передвигаю воспроизводящую иглу к началу той мысли, на которой меня прервала хозяйка таксотвейлера, погружаюсь в раздумья.

- Доброе утро, папочка! - встречают меня два родных и любимых человека: жена и дочь. Веселый визг двухлетнего маленького бесенка отодвигает на задний план все остальные думы. Теперь только они заполняют моё пространство. И я с удовольствием принимаю их любовь и бескорыстно отдаю им все свое внимание.

- А чего это вы так рано сегодня встали? Еще даже семи часов нет, - действительно странно. Такое происходило настолько редко, что пальцев одной руки было излишне для пересчета каждого такого события.

- Не спится. Тебя хотели проводить. Поцеловать, - ласковые губы, разогретые горячим чаем, обожгли щеку. Мягкая маленькая ладошка растрепала волосы, и тонкие змейки изящных пальчиков юркнули в густые заросли моей бороды. Легким движением, словно влекомая теплым осенним ветерком, она падает в мои объятия. Зеленые глаза увлекают меня в бездну желания. Бушующая в их глубине искра разжигает во мне бурлящий поток страсти.

- Так! Ириша! Ты чего делаешь, - беру себя в руки. - Мне на работу пора, я опоздаю.

Игривый смешок, и кокетка уже что-то колдует на кухне. Хлопочет вокруг маленькой дочки.

- Пока, папочка, - супруга нежно посылает мне воздушный поцелуй, - мы тебя ждем.

- До вечера. Люблю вас, - отправляю воздушный поцелуй в ответ.

Счастливая улыбка разглаживает хмурые морщины моего не выспавшегося лица. Щелчок закрываемого замка. Включается свет в подъезде. Варежка. А не такой уж и плохой этот параллельный мир, ловлю я себя на позитивной мысли.

Ночная влага мерзлой пленкой осела на лобовом стекле автомобиля. Хорошо. Пока буду чистить, есть время подумать на тему, которая становилась все менее актуальной в сознании. Будто стиралась её значимость. Скребок снимал одну за другой ровные полосы ночной изморози с замерзших стекол. Воспроизвожу в памяти весь процесс размышлений на быстрой перемотке. Итак, я в параллельном мире. Я имею здесь больший потенциал развития, и система будет пытаться отвлечь меня от этой мысли. Следует записать ключевые идеи и...

- Я хочу помочь! - соседский мальчик лет пяти дергает меня за штанину.

- Уверен? - протягиваю ему скребок. Малец смущается и убегает к маме, которая направляется такой же белой машине. С лобового стекла счищает наледь отец мальчика. Он одет так же как я. Коричневая кожанка, джинсы, серая шапка.

- Здравствуйте. Это он вас перепутал, - словно я нуждаюсь в объяснениях произносит мама мальчика.

- Ага, - вежливо улыбаюсь. - Доброе утро.

Мысль о мирах забывается и кажется глупой. Все случайности, которые, как я думал, необходимы для отвлечения внимания. Просто случайности. Фантазии - хорошо, но пора возвращаться в реальный мир. Ключ в зажигании. Поворот. Запуск двигателя. Еще за коллегой нужно заехать. Ждет уже, наверняка. "Параллельные миры. Ха! Что за бред? Необходимо о реальных вещах думать!" А вот и коллега.

- Здарова, Азат, - протягиваю руку.

- Привет, Макс, - жмет в ответ. Я - Артур.

- Ну да, полгода был Азатом и вдруг Артур? - усмехаюсь я.

- Тридцать лет уже Артур. Ты не заболел? - с издевкой и подозрением глядит на меня.

- Теперь уже не уверен, - и выкладываю все свои размышления.

- Да брось, Макс. Поехали на работу. Нет никаких параллельных миров.

Прошу относится к прочтённому с изрядной долей иронии, скептицизма и юмора.

Поколение 70-90-ых наверняка помнят рекламу Банка Империал, про Тамерлана и его высказыванием "Время разбрасывать камни и время их собирать". Замечательная реклама, внушала доверие и качеством съемки, и уверенным маститым голосом диктора. На меня произвела неизгладимое впечатление. Хотя, что греха таить, я не понимал самого существа выданной аксиомы. До недавнего времени я попросту позабыл и про этот рекламный ролик, и про эту вырванную из библейского контекста цитату, пока в гамме офисного шума не расслышал: "Ой, а мой любимый афоризм из той рекламы, помните? Ну из 90-ых, про банк. Время разбрасывать камни и время их собирать." На мой вопрос пояснить значение этой фразы натолкнулся на недоуменный взгляд, типа ты чё, это же очевидно. В общем, продуктивного пояснения я не услышал и стал рассуждать сам, коль возникла потребность в осмыслении услышанного. Камни по природе своей достаточно бесполезны, они хороши в фундаменте дома или ограждении, но такие камни не разбрасывают, а аккуратно укладывают, тем более собирать их после этого никто не будет. Устанавливаются, как говорится, на века. Разбрасывают камни такие, которые человек способен поднять одной рукой и, замахнувшись, запустить их в сколько-нибудь продолжительный полет. Соответственно поразбросав кругом камни человек смотрит на сотворенное им, к нему подходит батя, даёт подзатыльник и орёт что есть мочи: "Ты какого #%@ на грядки камней накидал 3,14здюк мелкий, а ну убирай всё на #%й!" И настаёт время собирать камни. Так что интерпретировать данную поговорку следует как "Время творить бесполезную #%ету, огребать за неё и исправлять тот 3,14здец, что натворил". Некая оторопь и озадаченность читались на лице этой дамы.

Я разрушил фундаментальное убеждение, основанное на слепой вере в гениальность услышанной в детстве фразы и принятой без критического её осмысления. Я, конечно же, не хотел никого обидеть, просто шутка оказалась не уместной, да и вышла за рамки приличия. Ну а самая адекватная интерпретация этого выражения, на мой взгляд, дана в статье первой в запросе в Google по словам "время разбрасывать камни". К сожалению, не могу добавить ссылку для ЛЛ на сам сайт. Спасибо что прочитали мои размышления, надеюсь не оскорбил ни чьих чувств.

- …На основании вышеизложенного Суд постановил: иск Лопырёвой Надежды Петровны отклонить. Сделку по передаче квартиры в собственность гражданке Ивлевой Тамаре Николаевне признать действительной. Права владения собственности оставить за ответчиком гражданкой Ивлевой. Суд окончен, - стук молотка шаровой молнией оглушил Надежду Петровну. Она недоуменно оглядывается по сторонам, ищет поддержки и понимания. Полные снисходительного презрения глаза ответчицы шилом пронзают сознание. Проиграла. Снова. Уже вторая апелляция.

- Но господин судья! Они, - узловатый мозолистый палец Надежды Петровны взметнулся в сторону ответчика, - они ввели меня в транс. Они шептали мне порочные мысли. Приходили во сне вместе с мужем и насиловали. Они вынудили меня подписать эти документы.

- Суд огласил свое решение. Истец, сядьте на место, - на плечо Веры легла широкая ладонь судебного пристава.

Слезы градом заливали лицо. Такая несправедливость. А ведь верила им. Верила. Тамара Николаевна с самого детского дома за ней присматривала. А когда государство выделило совершеннолетним выпускникам квартиру, предложила помощь в оформлении. И как складно звучали её речи. «Ты, деточка, ни в чём не будешь нуждаться. У нас будет своя настоящая семья. Только я, Ринат Наильевич, можешь, кстати, звать нас папой и мамой и ты. У нас большая квартира. Поместимся. А твою сдадим в аренду. Заживём.»

Зал пустеет. Пристав встает напротив с выражением нетерпения на круглом красном лице. Надежда поднимает глаза. Его взгляд наполнен раздражением.

- Долго сидеть будешь? – выстреливает он фразу одним слипшимся комком слов.

- Да ухожу. Ухожу, - поднимается Надежда с нагретой скамейки. Лямка старой сумки вскакивает на плечо, бахрома истершихся кромок обескровленными щупальцами липнет к рабочему комбинезону, оранжевый рабочий жилет кидает прощальный блик светоотражателя вросшему в паркет блюстителю закона, когда проигравшая истица покидает зал.

Высокое крыльцо в здание суда приютило в своем основании мусорный мешок и механические клещи для сбора мусора. Надежда Петровна подобрала свой рабочий инструмент и заплетающие ноги поволокли её в сторону конторы. Нужно отдать начальству справку, что не впустую болталась по улицам. Безрадостные мысли копошились гадкими червями. То и дело из их плотного сгустка вываливалось горькое воспоминание или запоздалая идея.

- Эх, надо было им про сны мои рассказать. – Бормотала себе под нос Надежда Петровна. – Я же за три года до устройства на работу знала, что директор у меня будет толстый. Я же сама его рожала из шеи, когда Ринат Наильевич мне голову отрезал. Он же каждую ночь приходил и ноги мне выкручивал. Однажды глаза выдавил. Надо было мне рассказать. – В черный полиэтилен летели окурки и бумажки с газона, клещи безжалостно хватали крупный и мелкий мусор. Миллиметр за миллиметром серая помойка преображалась в цветущую желтым ковром одуванчиков лужайку.

Жужжание вибровызова передернуло хилое маленькое тело, от неожиданности руки выпустили щипцы для сбора мусора, с экрана суровым взором взирала фотография начальника участка.

- Алло, Гия Вахтанговна, - Надежда задерживает дыхание и немного зажмуривает глаза, когда из трубки на неё сыпется отборная родная матерная ругань вперемешку с грузинской. – Гия Вахтанговна, я на суде была. Сейчас в контору подойду. – Грузинский пыл поутих.

- Жду, - бросила пожилая вспыльчивая женщина в трубку.

Не стоит задерживаться. Хоть Гия Вахтанговна и понимающая, но терпение у неё ни к чёрту. Обруганная уборщица перешла сначала на быстрый шаг, а потом пустилась вприпрыжку. Брызги грязных луж разлетались из-под розовых резиновых сапог. Взмыв в воздух, она оборачивалась вокруг себя и громко хохотала, когда очередная гладь грязной жижи взметалась коричнево-серым фонтаном.

Воодушевлённая она каменным истуканом предстала перед дверью своей начальницы. Елисеева Гия Вахтанговна угольной прописью выгравировано на золотистом металле дверной таблички. Начальник участка санитарной очистки. Кабинет вмещал в себя пять человек. Стыдно. Сейчас при всех костерить будет. Робкий стук.

- Можно? – виноватое лицо Надежды Петровны еле видно из узкой щелки.

- Что ты там подглядываешь? Заходи! – Нетерпеливо кидает начальница. – Где была?

- Да я на суд ходила. – в кабинете всего три человека. Уже хорошо. Хоть не так стыдно.

- Опять? Это уже вторая? Или третья апелляция? Что сказали? – Кажется немного смягчилась грозная женщина.

- Снова то же самое. Вроде как по закону они у меня квартиру отобрали, - тихий голос неудавшейся истицы совсем затих.

- Громче говори! Давай материалы дела. – Гия Вахтанговна протянула массивную руку. – Я их адвокату отнесу. Может что-нибудь посоветует. А ты иди работай и не ходи больше на суд без адвоката. Что ты там говорила?

- Говорила, что они меня мучили. Как документы давали подписывать. Вроде как я в аренду жильё сдаю. Рассказала, как они за стеной шептались, убить меня хотели. – Выпалила Надежда.

- Это что? – Начальница уже листала материалы дела. – «На космической колыбели я прибыла на Землю, чтобы защищать людей. Я звёздная воительница…». Ты зачем такие вещи на суде говоришь? Ты в своём уме?

- Гия Вахтанговна, но для полной картины, нужно было всё рассказать. Я забыла про директора рассказать, как я его рожала…

- Стоп! Я этого точно слышать не хочу! Не вздумай произносить этого на суде! Какую картину ты хочешь представить? По тебе рисуется только портрет шизофренички! Тебя ни один судья не станет слушать! Да что там слушать! Просто материалы дела откроет и всё! Вердикт готов! – Начальница негодовала. – Иди работай! Ни слова не вздумай произносить. Поняла?

Надежда Петровна кивнула и попятилась к двери.

- Извините, - аккуратно прикрывает за собой дверь, приваливается к ней. Не так уж всё и страшно. Не сильно ругалась. Ну и хорошо. Работа ждать не будет. Она двинулась на участок.

- Гия Вахтанговна, - из-за монитора соседнего стола выползло одутловатое лицо инспектора кадров. – Давайте её уволим, как недееспособную. Она же шизофреник. Нам таких в штате не надо.

- Нам таких как ты в штате не надо! Сидишь тут, мозоль на жопе трёшь! Да я за такую как Надежда Петровна десяток таких как ты с говном сожру! Ты знаешь сколько она пашет? На час раньше всех выходит на участок, с работы матюгами да палкой прогнать только! На её участке не просто чисто! Ты там не то что бычка лишнего не найдёшь, волосинки не увидишь! Ливнёвки от говна только она и соглашается чистить! Знаешь кого люди зимой благодарят, что дорожки вовремя песком посыпаны? Не тебя, а её. Уволить она тут собралась! – Гия Вахтанговна грозовой тучей нависла над столом сотрудницы, неаккуратное движение роняет монитор на стол. Начальница выпаливает что-то на грузинском, сдобрив смачным набором непечатного русского. Стул скрипнул под тяжестью разъяренной фурии. – Нелюди. Где ваша человечность? Вы хоть знаете, что у неё за жизнь? Знаете, о чем она мечтает?

- Извините, - за всем этим шумом никто не заметил вошедшую Надежду Петровну. – Я забыла мешок с щипцами. – Поднимает руки, продемонстрировать забытые инструменты.

Кабинет заполнила вязкая гнетущая тишина. Разрядила напряжение сама уборщица.

- А я до сих пор мечтаю стать певицей в Москве. И еще танцевать, - её глаза наполнились блеском мечты, и сдержать рвущуюся из сердца песню было невозможно. Её голосу позавидовала бы сирена. Нет не та, что зазывала Ясона с его командой. А гражданского оповещения о чрезвычайной ситуации.

- Ладно. Хватит. Мы тут работаем, и ты иди. Не мешай остальным! – Гия Вахтанговна прервала голосящую звёздную воительницу.

И спасительница человечества выпорхнула на вверенный ей участок. С энтузиазмом и неподдельным рвением наводить чистоту на маленькой для её огромной доброй души планете Земля. Лет через двадцать её служба подойдет к концу. Она придёт за своей начальницей. И они вместе отправятся в бесконечное путешествие к звёздам и дальним рубежам галактики. Наводить порядок, нести чистоту и свет. А в перерывах между перелётами, Надежда Петровна будет петь свои странные песни и танцевать для своих сослуживцев, таких же, как и она звёздных воителей.

Дикий ор будильника возвестил начало нового утра. Откладываю подъем на пять минут. Скулёж за дверью. Лабрадора не отсрочишь. Встаю. Вползаю в рваньё, в котором таскаюсь на прогулки. Джеф уже готов. Выхожу из комнаты. Пружиной задние лапы запускают сорокакилограммового кобеля на уровень моего лица. Язык-лопата смывает остатки сна с лица.

- Фууу, Джеф. Буэээ. Хорош. Успокойся. Иди на место, - бешеный энтузиазм перехватывает управление собачьим хвостом-пропеллером и уносит «Карлсона» барабанить по входной двери.

Умываюсь.

- Чё сидишь, пошли хавать, – любимое слово наполняет душу терпеливой собаки новой порцией радости. Снова прыжок. Уворачиваюсь. Хватаю питомца за шкуру в области шеи и начинаем бороться. Урчит. Кладет передние лапы мне на плечи, изворачивается и снова всё лицо накрывает лопата розового языка. – Уф. Джеф. Снова умываться.

Накладываю целую миску каши вперемешку с фаршем и недоеденным салатом. Овощи полезны. Он сметает всё за считанные минуты.

- Молодец. Хороший мальчик, - я уже стою в дверях. – Готов? Пойдём.

Джеф оставляет немного еды на потом. Всегда так делает. И летит ко мне. Всовывает голову в приготовленный, как в цирке тигриное кольцо для прыжка, ошейник и раздвигает носом щель между дверью и косяком. Не терпится гулять.

Закрываю дверь на ключ. Пролетаем два лестничных марша. Улица. Свежее дыхание рассветного ветерка, пение птиц перебирает на струнах души успокаивающую мелодию. Топчем грязь в сторону огородов. Джеф оставляет «месседжи» на кустах. Обновляет статус. Социальная сеть «вМетках» все деревья и кусты.

В утреннее спокойствие врывается гул мотора. Необычное явление. Для огородников рано. Песочный бок авто мелькнул в просвете деревьев по узенькой улочке меж огородов, где и двум людям-то сложно разойтись. Дощатые заборы нещадно рушатся под натиском дребезжащей махины. Полный привод ломает ветки яблонь, подминает кусты малины. Точно не свои. Джеф справляет свои «большие» дела. Сие действие не приемлет торопливость, так что машина успевает скрыться. Ни марки, ни номеров. Топаем в параллельный проулок.

Необычная картина подогревает подозрения. Воры. Металлопадальщики. Проход завален грудой ржавого металлолома. Один из огородов наполнен пропитанным этилом мужским голосом. Слов не разобрать. Надо поближе подойти. Ссыкотно. Да вот только всех огородников, что кладут на маленьком клочке своего участка остатки пенсионного здоровья, я, за пять лет ежедневных прогулок, узнал настолько близко, что было бы предательством пройти мимо. Иду мимо раскуроченного забора. Этот участок пару лет как заброшен. Бабушка толкнула подешёвке под строительство дома. Новых хозяев ни разу не было видно с того времени.

Иду к вывернутой калитке. Забор, щербатыми дощатыми зубами, еле скрывает злоумышленников, орудующих на засаженном картошкой и прочим стандартным набором овощей участке. Вхожу. За спиной единственный выход.

Высокий тощий забулдыга безрезультатно теребит ёмкость с водой из пятимиллиметровой стали. Безрезультатно. Но мотивация у него железная. Опохмел. Металлический куб падает на бок. Распустившиеся тюльпаны смывает в одно большое грязное месиво. Из садового домика пацан, лет четырнадцати, прёт стальные ржавые трубы. Размытая жировыми складками и похмельным отеком баба ворошит хозяйский ящик с инструментами.

- И чё вы тут делаете? – громко, чтобы чувствовать себя увереннее вопрошаю я.

Встрепенулись. Переглядываются. Не ожидали, что в полшестого утра живая душа попрётся по грязи в огород. Первой нашлась пьянчуга женского пола.

- А мы бабе Нюре помогаем. Она попросила вещи в новый огород перевести.

Ну сказали бы, что воруют металлолом. Ну попросил бы я их его обратно занести. Но врать. Терпеть не могу, когда меня держат за идиота.

- Какая ещё баба Нюра? – возмущение меня захлестнуло, эту фразу я прорычал.

- Хозяйка этого огорода, - не унималась врать пропойца.

- Я здесь ежедневно три раза в сутки хожу. Думаешь я не знаю, как зовут хозяйку огорода? А ну заносите весь металл на место! Пока ментов не вызвал, - Джеф чувствует напряжение и алкогольное амбре. Слышу нарастающий рык.

- Да я ща её сыну позвоню, он все объяснит! – набирает номер трясущимися с похмелья руками, - Андрей, тут мужчина с собакой. Не верит, что мы от бабы Нюры. Не знаю. Объясни ему.

- Да что ты меня за идиота держишь! Подельнику своему звонишь. Имя назвать хозяйки не можешь, описать её не можешь! Калитку сломали, - я чувствую, что зря дал ей набрать номер, вряд ли они тут только втроём. Машина к тому же. Увозила часть собранного, поди.

- Мы калитку не ломали, - её устойчивое намерение обвести меня выводит похлеще ирландской волынки.

- А кто ломал? Я вчера здесь в полдесятого ночи проходил всё было на месте. Теперь вот полшестого. Калитка сломана. В огороде вы! Кто ломал то? Я, короче, вызываю ментов! – лезу в карман за телефоном.

- Да мы сами ща Андрею Перовскому позвоним! – не имею ни малейшего понятия кто это.

- По делу у него проходили, что ли? – резкий рывок оборвал фразу на полуслове. Джеф рванул за калитку. Вылетаю вслед. На земле валяется ещё один забулдыга, рядом с ним железный прут. Выронил, когда собака вцепилась ему в руку.

- Фу, Джеф! Фу, - с трудом оттаскиваю своего защитника. Ошалелая пьянь вскакивает и полным ходом уносит вдаль свою драгоценную задницу. На бегу хватает такой же ценный пакет покусанной рукой. Хорошо. Жить будет. Остальных подельничков уже след простыл. Двухметровые заборы взяли аки олимпийские прыгуны в высоту. Вот кем сборную надо укомплектовывать.

Полиция подъехала минут через десять. Две машины. Участковый со следователем и патруль. Опросили. Оказалось, что схожие по описанию личности попались на встречу патрульной машине. Ребята рванули на поимку. Лишним будет говорить, что никого они уже не обнаружили. Подъехала хозяйка огорода. Осмотрели место происшествия.

- Ну что тут предъявишь? Хищение металлолома? – следователь не хотел брать на себя ещё один висяк.

- Ну хоть на пятнадцать суток их закрыть? – моя душа требовала справедливого наказания поругателям чужой собственности.

- Им сейчас там курорт. Трёхразовое питание со столовой. Трёх, а то и двух местный номер с чистыми простынями. Права, мать их, человека, - участковый, низкий крепкий мужичок, явно не в восторге от реформы МВД. - Телефон у них есть. Звони кому и сколько хочешь. А дежурному с телефоном только зайди. Штрафы. Выговоры.

- Ну хоть отработают эти пятнадцать суток? – наивное предположение неосведомлённого обывателя вырвалось из меня.

- Их сейчас не заставляют, - разочарованно протянул участковый.

- В кусты их и расстрелять во имя революции, - хозяйка участка, сама ровесница той самой революции, негодовала. Понятное дело. Калитку вывернули. Добро вынесли. А наказания не последует.

- Хотя бы по ногам, -пытаюсь перевести в шутку гневную тираду пенсионерки.

- Это ж такие люди, они на руках приползут и всё равно всё вынесут. Лучше в лоб, - кидает один из патрульных.

Протокол заполнен. С моих слов записано и мной прочитано. Подпись.

- Благодарим за помощь. Не каждый осмелится как Вы. Только в следующий раз лучше тихонько вызовите полицию, сами не лезьте. До свидания. – участковый делает пару снимков и отправляется на новый вызов.

- До свидания. – преступление предотвращено, добро сохранено. - Жаль ордена не будет, да Джеф? Ты теперь патрульно-постовая собака. Вот тебе за отвагу, - щедро отсыпаю из кармана остатки лакомства для тренировок.

P.S. Позже мне позвонили из полиции, пригласили на опознание. Злоумышленников задержали на другом огороде. В полукилометре от описанных выше событий. Отделались легким испугом и пятнадцатью сутками. С рукой у мужика все в порядке. Пара ссадин.

Не уверен, знакомо ли Вам чувство иррационального страха, когда в аморфном силуэте дерева или неаккуратно брошенной на кресло одежде находишь очертания грозных чудовищ. В эти моменты тело цепенеет, на коже проступает холодный пот, и все мысли заглушаются глухим всеобъемлющим звоном адреналиновой инъекции в кровь.

В утренние и дневные прогулки по огородам не отмечал подобных явлений, но вечерние часы полностью поглощают внимание. Правда, со временем, уже не так ярко проступают признаки первобытного ужаса и лишь удивляешься картинам, что рисует неуёмная фантазия. Малиновый куст на повороте, превращается в бампер с шипами и на фоне общей разрухи садового общества, картина более чем постапокалиптична. Оцинкованный профнастил белым парящим меж ветвей призраком следит за каждым шагом. Ржавый металлический столб, обвитый старым тряпьем, мимо которого пролегает ежедневный маршрут, оборачивается в след тебе одноглазым морщинистым лицом древнего старца и скрипучим голосом шелестит в след:

- Привет, Максим!

И снова это чувство адреналинового ступора. Тысяча вопросов в голове: Кто? Что? Почему? Что это за старик? Откуда он меня знает? Что ему от меня нужно?

Советское воспитание предписывает обращаться вежливо хоть с богом, хоть с чёртом, хоть с галлюцинацией.

- Добрый вечер, - стараюсь не глядеть в его сторону и потихоньку двигаюсь своим маршрутом, изображая побелевшим лицом гримасу крайней степени непринужденности и расслабленности. Типа, П-ф-ф, говорящие столбы, у меня в соцсетях половина «френдов» таких.

- Раз уж разглядел меня сегодня, может выслушаешь мою историю?

Бомж. Да. Наверное, это местный маргинал. Ошивается в огородах, живёт где-то в будке. Имя моё узнал от огородников, они меня знают. Такое простое объяснение ослабило тиски мышечного оцепенения, дышать стало немного легче.

- Извините, но я тороплюсь, - и вновь тело сковали железные объятья ужаса, когда наши взгляды встретились. Глаз, который уставился на меня, был словно сплетен из вязких волокон, грубые их переплетения перетекали одно в другое, рвались, образовывали новые нити. Зрачок, словно рыбка в аквариуме, плавал в этой вязкой жиже, пристёгнутый такими же связями, и то и дело вздрагивал и дергался в сторону, когда одна из них обрывалась. Вторая глазница была абсолютна пуста и лишь где-то в глубине полыхающим заревом отдавалось мерцающее шевеление, будто в пещере разгорался и снова гас костёр. Тряпьё укутало тощую фигуру в бесформенный кокон, ноги зарыты в золу недавнего кострища, седые всклоченные волосы сплелись в тугие узлы и свисают до самой бороды, путаясь в ней.

- Я не отниму у тебя много времени. Мне лишь нужно попросить тебя об одной услуге. Тебя это не обременит, а меня освободит от ежесуточного бдения. Только сначала предыстория, чтобы ты проникся всей важностью моей просьбы. Хорошо?

Не способный пошевелить онемевшим языком, я просто утвердительно кивнул, лишь бы поскорее свалить подальше от этого жуткого старика.

- Ну и ладно. Ладно, - он подошел к торчащей из земли трехпалой коряге и присел на неё. Казалось, что он сидит на ладони древнего исполина, некогда протянувшего вверх руку и так и застывшего на века, чье тело было погребено под толстым слоем нанесенной земли, песка и глины. Старик начал свой рассказ.

-Так давно, как рассказывают только учебники, на Земле жизнь была представлена динозаврами и век их был долог. Но пришли перемены, с неба рухнул метеорит, на Землю опустилась холодная пелена. Древние пресмыкающиеся неприспособленные к таким условиям, вымирали. Метеорит, помимо разрушения, принес на Землю с собой «пассажиров» - микробов. При столкновении их разбросало на многие километры. Они проникли всюду, в животных, почву, деревья. Но динозавры вымирали, почва замерзала и лишь деревья боролись с холодами, качали из земли питательный сок. Пришельцы научились этим соком питаться, а взамен подарили деревьям сознание. Конечно, всё это произошло не сразу, многие тысячелетия потребовались для того, чтобы деревья обрели разум. Еще тысячелетие они учились ходить и находить общий язык с выжившими обитателями планеты. А микробы-симбионты развивались, переходили к другим существам и меняли их. Ветви разумных деревьев давали жильё всему разнообразию летающих существ, корни приютили рожденных ползать. Но новый климат диктовал свои правила выживания. Для сохранения энергии и тепла требовалась глобальная миниатюризация, так же требовался механизм выживания в самый суровый сезон холодов. Разумные микробы запустили процессы мутации и всё живое постепенно стало уменьшаться в размерах, деревья научились уходить в анабиоз, сбрасывать листья и приостанавливать течение соков. Как только становилось теплее, а ветви наполнялись силой и покрывались сочной зеленью листьев, молодая поросль втягивала в себя корни и выдвигалась в неизведанные земли, нести программу управляемой эволюции. Менялась жизнь, менялась природа, на смену одним видам приходили новые, более приспособленные. Деревянные творцы не имели склонности симпатизировать тем или иным существам, но новый вид весёлых, шумных и ловких приматов насыщал их деревянные души радостью и позволял расслабиться наблюдением за их беззаботной и весёлой жизнью. Микробы-симбионты почувствовали потенциал в этих активных любопытных существах и разработали новую программу мутации специально для них. Прошло не так уж много времени и обезьяны спрыгнули с ветвей на две ноги, раскиданные кругом ветки, послужили материалом при возведении жилья, плоды и ягоды пропитанием. Деревья передали эстафету развития более мобильным существам и предпочли оставаться рядом, наблюдать. Вскоре, вчерашние приматы почувствовали себя увереннее, в руки легли палки и кремниевые копья, остальные существа ужаснулись их кровожадному преображению, началась эпоха охоты. Программа эволюции не включала в себя такое развитие событий, но голос микробов-симбионтов был заглушен эгоцентричностью прямоходящих охотников. Теперь этот голос люди называют совестью, душой, внутренним голосом. В те времена немногие прислушались к этому зову, отделились от основного племени и совершили Великий Исход подальше от жестоких сородичей. Два племени познавали мир, курс развития во многом определялся стилем жизни. Собиратели нашли связь с древними творцами, научились находить разумные деревья и селились рядом. Древо стало родоначальником – Родом, в каком-то смысле богом. Без слепого суеверного поклонения, а с уважением и благодарностью осуществлялось поддержание чистоты и древесного здоровья. Хищники же ударились в мистику. Удача на охоте зависела не от мастерства охотников, а от величины жертвы принесённой в угоду самому сильному, ужасающему Богу, способному разверзнуть небеса и покарать неугодных ярким копьем молнии. Но нельзя просто взять и убить жертву. Как поставить Великого в известность? Что поднимается к небесам с земли? Дым. Так начались ритуальные сожжения. Но разве угодна Богу жертва, спалённая на палом сухом хворосте? Нет. Великому и дрова нужны соответствующие. И в ход пошли древние творцы. За два поколения были сожжены почти все известные в округе великие деревья. Связь с голосом связующих всё живое микроорганизмов кровожадным племенем была утеряна, отчего находить новые объекты для поддержания костра они не научились и прибегли к способу подрезки ветвей. Но сколько бы мучения не продолжались, рано или поздно дерево облегчённо испускало дух. Бог молний требовал жертв, топливо для поддержания священного огня заканчивалось. Где взять ресурс для выживания, если свой закончился? Конечно же попросить у друга или соседа. Что делать, если друг напрочь отказывается отдать святое на поругание? Забрать силой. Началась эпоха братоубийственной войны. Собиратели не могли противопоставить лукам и копьям ничего. Деревни разрушались одна за другой, деревья нещадно срубались и вывозились. Собиратели преклонились перед деревьями в коллективной просьбе защитить. Мольба не осталась без внимания, но многие века, что древние пускали корни, сковали их, переплели в узлы корни, и возможности двинуться с места уже не было. Беспомощные они умоляли людей уходить, но совесть подсказывала, что бросать своих друзей – это предательство. Подростков с детьми снаряжали в путь, а взрослые оставались, пусть и на верную гибель, но защищать свою Родину. Чем глубже уходили собиратели, тем дальше приходилось перевозить срубленные деревья. Племя убийц решило так, побежденный враг тоже добыча и костры заполыхали уже на каждом побоище. Не срубленное дерево - экономия сил воинов, поэтому тела сваливались на сухие ветки у его корней и огонь пожирал всех вместе.

Горечь в голосе древнего старца оборвала его повествование на мгновение. Но он продолжал.

- Я был тогда маленьким мальчиком, наша деревня была очень далеко от всех этих распрей, и мы даже слыхать не слыхивали о грядущей беде. В тот день, древо шевельнулось. Всё племя собралось, чтобы стать свидетелями великого чуда. Нашему дереву удалось втянуть корни, узлы не стали помехой. Оно стояло величественное и непоколебимое, огромный исполин. Но радость наша была недолгой. И мгновения не прошло, как отравленная стрела пригвоздила вождя к телу древесного великана. Помню, как передо мной опустилась зеленая ветвь, мол залезай, и внутренний голос толкнул меня вцепиться в неё изо всех сил. Пока взрослые отдавали жизни в пустых попытках противодействия копьям и стрелам, дети уносились древесным голиафом в сторону горного хребта. Стоит ли говорить, что наши родители не продержались и битого часа, охотники пустились за нами в погоню. Стрелы плотным потоком понеслись нам вслед. Как созревшие плоды с дерева падал кровавый урожай. Я прятался за толстой веткой и выглянул лишь на секунду, глянуть далеко ли мы оторвались от преследователей, мощнейший удар в висок вспыхнул яркими звездами перед глазами, и мир погас. В чёрной пелене передо мной возник светящийся аморфный силуэт, представился душой моего спасителя. Глаз меня лишила прошедшая через висок стрела и блекнущий дух передал мне остатки своих жизненных сил. Он вложил мне в глаза те самые микроорганизмы, что определили наше развитие и завещал нести их по миру, как делали это древесные исполины. Очнулся я от странного чувства, словно спину лизали языки пламени, а на груди лежала ледяная глыба. Взор был подёрнут мутной пеленой, через которую я мог разглядеть лишь яркие оранжевые пятна огня, что подбирались ко мне снизу, и белую пелену снежного плато с вкраплениями серых клякс камней. Я соскочил с ветвей спасителя-голиафа и двинулся к чёрному зёву пещеры, что укрыла меня от ветра и снега. Я устал в тот день так, что сон мой прервался лишь на третьи сутки. Мой отремонтированный глаз взглянул на мир лучше двух прежних, моё тело вместило душу древнего творца, который в отчаянной попытке сохранить своё наследие отдал свою жизнь мне. Он донёс меня до горного хребта, корни вплелись узлами в скальную почву. Кору пожирал жар, разведенный охотниками у корней. Но ствол отвердел до состояния камня и не поддавался всепожирающему пламени. Неимоверным усилием творец схватил меня самой длинной своей веткой и растянулся в вышину словно телескопическая удочка. Охотники бились в ярости у подножия скалы, что упустили меня, им было теперь не достать, окаменелое дерево свалить они тоже не могли, так и ушли восвояси. С тех пор прошли миллионы лет, я не могу уйти далеко с этого места, нужно следить за моим другом, - он с уважением погладил обгорелые ветви коряги, на которой сидел, - поэтому хочу попросить тебя, чтобы ты просто следил, не появятся ли по весне новые ростки. Мне же предстоит долгий путь сквозь века. Пора запустить ещё один виток эволюции.

Старик исчез, видимо, моего согласия ему не требовалось. Он и так знал, обладание такими знаниями обязывало меня хранить покой древнего творца, до тех пока он не проснётся, сколько бы лет на это не понадобилось. Я не видел, как в моих глазах разгорелся огонь жизни древнейших микроорганизмов, лишь голос совести утверждал, что в благодарность за наше существование, моя ноша ничтожно малая цена.