horror.fm

Я заглушил двигатель своей свежевзятой в кредит KIA, немного посидел на месте, а затем вышел на свет божий. Нет, с такой формулировкой, я явно погорячился. Всю дорогу меня мучала жара и солнце, висевшее в полуметре над Землёй, но именно в том месте будто некто ввёл в стазис период сумерек, отпуская его лишь для становления ночью. Да и кому принадлежало то место, сказать было сложно. Хотя, со временем, некоторые догадки ко мне пришли. Особенно после изучения полуразвалившихся томов, особого толка, которые мне, после долгих убеждений и споров, на пару часов представил один московский библиотекарь. Истинно проклятые книги, которые он в своё время спас от уничтожения и прятал на чердаке, пока не сменилась власть в начала девяностых.

Вдохнув, глубоко вдохнув воздух, я понял, что запах всё же остался знакомый. Из детства. Он стал более, скажем так, жидким, ведь из деревни, где я провёл все дошкольные годы, да и часть школьных, практически полностью исчезло присутствие людей, а, соответственно, отсутствовали и сельскохозяйственные животные. Единственным человеком, по моим данным, должен был быть охотник Василий, чей дом находился немного в стороне. Мне дали его контакты на крайний случай, но лично мы знакомы не были никогда. В любом случае, сейчас я это больше не называю деревней. Я обычно говорю ТО МЕСТО.

Я шёл по сухой земле в трещинах, по направлению к тому, что раньше было дедовым домом, собираясь перепарковаться, когда пойму, где лучше это организовать. В моей памяти это было не особенно крепкое строение из бруса с покатым полом. В памяти моего отца это был достаточно неплохой дом, в котором не грех было и зимовать. Сейчас я ожидал там увидеть, в лучшем случае, целую крышу. Казалось бы – зачем мне сюда ехать? До конца мне это и не было ведомо. Возможно, я просто захотел провести выходные в месте, которое я когда-то любил. Стоит признать, у меня иногда даже были идеи приезжать сюда чаще, привести дедов дом в божеский вид, проводить здесь лето. Идеи растворялись так же быстро, как дорожки водомерок на местном пруду. Мёртвая деревня никак не предрасполагала к тому, чтоб в ней весело проводить время. Она прям была противоположностью этой идеи. Стоит сразу же открыть все карты, мне кажется. Была ещё одна причина, по которой я сюда приехал. Мне стоило сразу сознаться себе, что она была основной. Мне стоило подготовиться.

Добравшись до дедового дома, я обнаружил, что внутри вполне можно находиться. Была цела крыша, стены и даже печь. В пыльном буфете, чьи стёкла в дверцах давно не пропускали свет, была целая посуда, какие-то доисторические пакеты чая и даже банка варенья, которая, впрочем, наполовину состояла из плесени. Из окна, засиженного мухами, некоторые из коих бездыханно лежали на подоконнике, виднелся огород, заросший трёхметровой травой, а позади него – лес. Я снова вышел наружу. Лавочка возле пустой будки и перевернутый стол рядом предлагали устроить пикник. Пройдясь по двору, я заглянул в хозяйственную пристройку, с удивлением, обнаружив там запас дров. Видимо, они лежали с последнего отцовского пребывания в доме. Последней его ночи, когда он дал дёру отсюда, обгоняя ветер. Потом он сидел на кухне, в нашей городской квартире, хлебая водку и рассказывая мне какой-то абсурд. Абсурд. Этот абсурд недавно начал сниться мне, и так явно, будто я ходил по этому огороду, раздвигая руками конопляно-крапивную чащу.

С одной стороны, отцу я тогда не особо поверил, с другой – это, в принципе, сочеталось с тем, что помню из своего детства я. Из той его части, которую я проводил тут с дедом, пока он был жив. Бытие тогда было похоже на какую-то магию, которая рассеялась, когда мне стукнуло лет семь-восемь, точно не помню. На тот момент, я уже начал ездить сюда с родителями, и с дедом мы «виделись» несколько раз в году, разве что. Я порой рассказывал про те чудеса, но мне никто не верил, надо сказать. Правда, я уверен, что дед лишь изображал недоверие. Разница между мной и отцом, когда ему открылась обратная сторона этого места, что я не испугался. Я был восхищён тогда. Если б я испугался, то может быть и не вернулся, но тогда не стояла бы точка в этой истории, а я продолжил видеть сны, похожие на бред морфиниста до победного. До победного конца.

Я вышел со двора, забив на запирание дверей, и отправился к местному кладбищу, думая, что может дед мне и ответит, что я тут делаю. К кладбищу вела центральная улица, но я не помнил, имени кого она там, а указателей уже и не было. Удивительно, но над головами ещё были линии проводов. Можно было предположить, что некоторые дома были подключены к электроснабжению, хотя, они, разумеется, вряд ли сохранили внутреннюю проводку, и всё прочее, да и никто уже очень давно не платил по счетам. Я был умнее этого упадка и угасания, и приехал сюда с несколькими пауер-банками. В крайнем случае, придётся подружиться с Василием.

Я в красках запомнил вечер, когда отец прилетел на все парах из этого места. Весь, то краснеет, то бледнеет, трясётся, воду глушит стаканами, а потом вот – и за водкой полез. Мать тогда была в гостях у наших родственников, так что некому было отбирать у него бутылку. Я же решил, что он уже в стельку пьян, и просто радовался, что он как-то добрался домой на целой машине, планируя утром с ним обсудить небезопасность таких действий. Вдруг, отец вполне трезво и даже сдержанно выдал

– Антон, садись, дело есть.

Я присел за кухонный стол, с интересом смотря, что дальше будет делать батя. Он немного потоптался на месте, рассеянно развёл руками, навернул ещё стопку, и плюхнулся на стул. Я понял, что ошибся, и отец был трезвым, даже с учётом того, что он успел осушить после приезда.

– Антоха, такое дело. Помнишь, соседа нашего, по даче? Рядом с дедом жил. Пётр его, вроде, звали.

Я кивнул.

– Так. Так вот. Вооот, - он посмотрел в сторону початой литрушки, покачал головой, и отвернулся обратно ко мне, – Ты тогда любил ходить к его козам. Помнишь? Помнишь же, да? Потом какие-то истории охерительные рассказывал, а мы все ржали.

– Да, я помню. Прекрасно помню.

– Так вот. Сижу я, значит. На столе собираюсь расставить салатики, настоечку, все по красоте сделать, и тут слышу блеяние. «Беее» практически посреди ночи. Сколько там времени было? Да… много уже. И всё со стороны огорода, а козы-то те всегда к нам на огород лазали.

– Это же очень давно было.

– Так-то то и оно, Антох. И Пётр помер, и дома его уже нет, и коз давно нет во всей деревне. Там живёт три калеки, какие козы? Вроде куры у кого-то были. Я и удивился потому. Сижу-сижу. Слышу, опять бекает. Думаю, пойду, схожу. Может животное в яму попало. В лесу конечно дикие козы не водятся, но, а что? А вдруг?

Он всё-таки взял бутылку водки, но правда достал из холодильника бекон. Налил в гранёный стакан, предложил мне стопку, я отказался. Он опрокинул один крупную порцию, закусил мясом и продолжил.

– Иду я по огороду-то по нашему. По средней тропке, к парнику с огурцами. Осматриваюсь, телефоном свечу. Оно молчало, молчало, потом как заблеет. Я чуть телефон не уронил. А оно, знаешь… из высоких кустов крапивы орёт. Я всё собирался их скосить, да руки не доходили. Я палку взял, раздвинул, а там козёл. Стоит и орёт. Тот самый козёл, Антоха. С белым крестом на голове.

Я помнил этого козла. У него на голове, на лбу, шерсть и правда росла белой и в виде перевёрнутого креста. Почти ровного. Но это было в моём далеком детстве. Сколько там живут козы? Лет десять? Да и мы все прекрасно помнили, что когда Пётр помер, то его коз продавали на мясо. Нам в том числе.

– Пап, лет пятнадцать прошло. Откуда ему там взяться? Ты что-то путаешь.

– Да ты подожди. Козёл – это вообще фигня.

Батя глубоко вздохнул.

– Я правда не пил на тот момент. Не успел. Реально вот козёл стоял в траве. Я его палкой оттуда выгнал, и он ко мне вышел. Встал и блеет. Я его прям осмотрел, и вижу этот крест на лбу. Думаю, может тот старый козёл как-то потомство вывел, а оно одичало. Я не знаю, может ли окраска передаваться. Да это пофиг, тоже пофиг. Я его собрался до дороги довести. Там сеть ловила, думал – позвонить куда, спросить, что с ним делать. Палкой подгоняю, он вроде идёт. А дома нет. Бесконечный этот проклятый огород. Я как осознал, у меня аж в желудке холодно стало. С одной стороны лес, с другой просто ничего. Бесконечное картофельное поле. Я уже решил, что я с ума схожу. Стою, думаю, как мне поступить. Пошёл в итоге к лесу, там ведь тоже можно пойти к трассе, а по ней вылезти на деревню. Вроде и выход нашёл, но всё это какой-то бред же, и прям неприятное ощущение, будто траванулся. Но я всё надеялся, что лыжи не едут. Добрели мы, значит, до леса с этим козлом. Он будто прям знает куда идти, и уже даже не орёт. Смотрю, коряга знакомая. Большая такая. Я на ней порой с дедом твоим сидел, пока он живой был. Киряли мы там, да. Сижу, смотрю на козла. Он со своими глазами этими – меня сверлит. Вдруг слышу голос. «Спасибо, что привёл», - говорит. Я прям слышу, что это Пётр. Ты его застал старым, а я его моложе помню. Вот как тогда голос и был. Я с коряги соскочил, оборачиваюсь, а там, в самом деле, Пётр стоит. Ему лет тридцать на вид, моложе меня, а должно быть уже… ой. Много.

Отец маленько отдышался. Посмотрел куда-то в окно, опрокинул ещё водки, помолчал, а потом посмотрел на меня. Взгляд начал немного расплываться от алкоголя, но говорил он твёрдо.

– Посмотри на небо.

Я выглянул в окно, и там было редкой красоты звёздное небо. Будто бы нарисованное. Редко, когда можно было увидеть столько звёзд, с учётом местного смога, слегка разбавленного атмосферой.

– Что ты видишь?

– Небо сегодня красивое.

– Много звёзд, да?

– Да, не совсем обычно.

– Над тем местом они высыпали практически днём. Они были вокруг нас, понимаешь.

– Это как?

– Вот так. Пётр там стоит, что-то мне вещает. А я его не слышу. Я только стою и таращусь на него, козла его этого, чтоб он сдох, и на звёздное небо от горизонта и до горизонта, а тогда ещё чуть вечерело. И цвета такие… я таких никогда не видел. Будто оно глубже просматриваться стало, понимаешь?

Больше я не добился у отца ничего внятного. Из остатка беседы я понял, что он потом выбежал на трассу, вышел к машине, и уехал, побросав все вещи. Бред? Бред.

Кладбище было так же мертво, как и вся деревня. Вернее, оно было мертво даже больше, но первый раз от своей природы, разумеется. Меня встретил иной лес – покорёженных памятников и сгоревших да рассохшихся деревянных крестов. Памятники были старше, а кресты появились из того времени, когда хоронил, кто придётся, и не всегда ясно – кого. Меж рукотворных нагромождений, истерзанных стихией и временем, петляли разбитые дорожки, многие из которых вели просто в кусты, или в поле. Я ходил и всматривался в фотографии умерших. Практически все они выцвели, или были оторваны, на что указывали повреждения, неизвестными вандалами. Я петлял между могилами, некоторые из которых были отчерчены штыками развороченных оградок. Найти в этом хаосе памятник деда было практически нереально. Помогал лишь тот факт, что могилу деда иногда навещала мать. Я с ней давно толком не общался. После того вечера, как отец пил водку и рассказывал дичь про бескрайний космос, он сильно изменился. Ушёл с работы, начал коротать время с бутылкой, но даже толком не напивался. Просто смотрел грустно в стену или в окно. Сейчас он практически меня не узнаёт, а мать решила… вести собственную жизнь. Она воевала сколько могла. И вот я здесь. Стою, и смотрю на относительно свежеокрашенный памятник, искусственные цветы, воткнутые сбоку, и лицо деда, через естественный режим сепии. Была использована его фотка с паспорта, но она была удачной.

Отец отъехал в мир собственных иллюзий, и мы научились жить дальше, каждый по-своему. Кое-как, но мы справлялись, как вдруг мне начали сниться эти сны, из-за которых я и вернулся. Мало того, что они были сюрреалистическими и пугающими, они ещё и эффективно пробуждали воспоминания из той части моего магического детства. Я ведь почти прописал их в помещении для выдумок.

– Дед, а дед. А давай завтра пойдём за грибами, а?

Я лежал на раскладушке, как сейчас помню. Укрывался я тогда допотопным лоскутным одеялом, которое сшила бабушка, но её я помнил совсем плохо. Не то чтоб мне было холодно, ведь на дворе был июль, но температурные режимы деревянного дома имеют свою специфику. Дед сидел на диване, докуривая махорку перед сном. Этот дым всегда стоял в его доме. Даже сейчас будто что-то осталось, и тому виной, я полагаю, залежи табака на чердаке.

– Не, Антон. Завтра мы ничего делать не будем. Погода будет плохая.

– В прогнозе по радио сказали, что будет тепло.

– Мало ли что там сказали. Ты это… завтра лучше ягоду собери. Надо бы варенья сварить.

Он закашлялся, а я лежал и думал, что такая перспектива меня не совсем устраивает.

– Дед, а это…

– Ась?

– А на рыбалку пойдём тогда? Когда отец приедет. Давно не ходили.

– В выходные-то конечно пойдём. Должна быть хорошая погода.

– Откуда ты знаешь?

Он посмеялся. Сейчас-то я знаю, что он это выдавал по каким-нибудь приметам, или даже от балды, так как на следующий день стояла адовая жара, а с субботы началась десятидневка дождей. Но тогда… Тогда я лежал, засыпал, дышал перегоревшим табаком и думал о классных выходных. Как наловлю я окуньков, или что-нибудь круче.

– Беее!

Дед затушил остаток самокрутки и посмотрел в сторону окна. Сев на раскладушке, я тоже прислушался. Блеяние повторилось. Дед заматюгался, схватил дубину и полетел наружу. Козёл опять пожаловал к нам в огород, и это был уже третий раз за ту неделю, и я тоже выскочил наружу, не знаю зачем. Чем-то хотел помочь. Помню, как дед гонял палкой козла. Чёрного, с крестом на лбу. Как кричал на соседа, который разводил коз. Но это воспоминания из детства, редкие, отрывочные. Сон нарисовал мне всё тот же безмятежный разговор, дополнив его специфическим сиквелом. Очень яркий, очень детальный сон. Будто я смотрю старую запись. Вот уже дед выбегает не с палкой, а с ружьём, и стреляет, стреляет в этого козла, а ему всё равно. Стоит, смотрит своими жуткими глазёнками, да блеет порой. Потом пришёл хозяин козла, Пётр, и дед ему угрожает, а Пётр молчит и смотрит, а я смотрю на него, но не могу понять, как он выглядит, во что одет, и просыпаюсь от головной боли. Раз за разом. Перспектива отправиться в след за отцом в объятия спасительного безумия меня не устраивала, и я решил приехать на место, которое меня так звало. И пока – что? Пока результатов я не увидел. Памятник был молчалив. Самое главное было то, что я не мог разглядеть Петра, но я чётко видел небо в своих беспокойных снах, и оно было, как описывал отец в тот вечер. Глубочайшее, множества цветов и оттенков, усыпанное звёздами, и будто бы полностью прозрачное.

С этими мыслями я вышел с кладбища, и отправился в сторону той части окружающего меня леса, где батя, в своё время хотел найти выход из ситуации, а нашёл вход в мир безумия. Я брёл вдоль нашего поля, заросшего травой, которое когда-то стало бесконечным. Наградой на финише стала коряга. Я уж не знаю, была ли это всё та же коряга, о которой рассказал отец, но сидеть на ней было можно, чем я и воспользовался. Полено было очень мощным, и не было понятно, откуда оно вообще здесь взялось, так как вокруг росли достаточно молодые деревца. Как бы то ни было, а его начало конца уже было положено, ведь насекомые глодали его правую сторону, что есть мочи. Бог знает, сколько времени им понадобится.

Позади послышались шаги. Обернувшись, я увидел, как ко мне выходит мужчина крепкого телосложения, лет сорока возрастом. С ним было ружьё, а плечи оттягивал тяжёлый рюкзак. Я сделал вывод, что это Василий, про которого мне сказали. У меня были мысли, зайти к нему, расспросить его, но я так и не продумал, что именно я буду спрашивать. Не хотелось бы грузить незнакомых людей ахинеей про бессмертный домашний скот.

– А я уже и не думал, кого здесь увидеть! – пробасил охотник, - Настоящая мёртвая зона, людей сюда годами не заносит.

Он подошёл поближе, я встал и протянул ему руку. Он пожал её своей огромной ладонью. Как у великана.

– Меня Антон зовут. Мы тут когда-то жили, – сказал я.

– А я Вася. Василий. Васёк. Как хочешь. Как удобнее. Как говорится, только в печку не ставь. Ты понимаешь. Чего припёрся-то?

– В деревню-то?

– Да что в деревню, что в лес этот. Нечего тут особо делать. Разве что птицу стрелять. Да зайца.

– А это вообще законно?

– Чё приехал, спрашиваю? – он усмехнулся.

Мы сели на корягу. Он достал фляжку с неким напитком и предложил мне. Я согласился – планов вести машину в ближайшие стуки не возникало. Покопавшись в рюкзаке, он дополнил картину кружкой, хлебом и салом. Часть напитка из фляги, он налил в эту кружку, и подал мне. Я попробовал. Мне явно предстояло иметь дело с самогоном, выходящим за пределы классического сорокаградусного предела, но это было даже интереснее. В алкоголе явно чувствовался вкус каких-то трав и ягод.

– Жена делает, - Василий протянул флягу, чтоб чокнуться – Я рецепта даже не знаю. Всегда одинаково гонит. Мне нравится.

Метал звонко стукнул. Ещё пара глотков пустила потоки огненной воды по организму, разогревая мою говорливость. Смысла в закуске было не очень много – напиток был великолепный, так что я начал свой рассказ, местами сбиваясь, но стараясь передать какую-то логику действий.

– То есть ты даже не особенно знаешь, что ты тут ищешь?

– Если сны из детства что-то значат, если батя не объелся тут каких-то грибов, то где-то здесь суть моих кошмаров.

– А ты не боишься, что кошмары станут сильнее? Вероятно, даже ощутимее. Ты можешь случайно коснуться ту сторону пальцами.

– В смысле?

– Не знаю, ел ли твой отец что-то или пил, но я тут часто нахожусь. Порой и зимой. Это место очень странное. Какая-то доля правды есть в твоих рассказах.

Он зажевал кусок сала и залил его сверху новой порцией алкоголя.

– Ты сколько собираешься здесь пробыть?

– Завтрашний день ещё. Послезавтра думаю уехать.

– Тогда всё не так и плохо. Как я сказал, я тут частый гость, и вижу порой всякое. Примерно через неделю, если мои подсчёты верны, здесь должно начаться настоящее светопредставление. Небо раскрашивается какими-то дикими цветами, а лес становится просто непроходимым, и деревья уходят куда-то вверх, будто они это небо подпирают. И листва, и хвоя практически чёрные в такие дни. Я один раз видел, а потом бежал так, что ружьё потерял. Долго я его искал потом, и нашёл на другом конце деревни, вообще. Не знаю, как так получилось.

– Убегал от этого леса и неба?

– Не только. Там внутри, в лесу, появляется что-то. И звуки такие странные. Я полностью это нечто никогда не видел, да и рассматривать не хочу. И тебе не советую. Больно ты близко рос с какой-то чертовщиной. Мало ли что.

Мы допили самогон, говоря уже об иных вещах. Василий пригласил завтра в гости. Обещал приготовить какую-то дичь. Я был очень даже «за», припоминая, что у меня в машине должна валяться бутылка неплохого коньяка, которую я так кому-то и не подарил. Пошатываясь, я брёл домой, смакуя во рту вкус копчёностей, усиленный крепким напитком.

Зайдя в дом, я убедился, что спать там особенно негде. Диван, видавший виды, прогнулся и покосился на один бок. Или что-то прогнило в диване, или в полу, или всё сразу. Был бы я трезв, я бы может и посвятил ночь решению этой проблемы, но в состоянии, когда мозг окутывают паутиной не только алкоголь, но и неназванные травы в сочетании с усталостью, заниматься ремонтом – дело несколько сомнительное. Тем более ремонтом, который вряд ли увенчается успехом. Последний раз в доме что-то переделывал ещё дед, а, если знать его методы, то это было что-то очень «из подручных средств». Приняв ко вниманию все переменные этой задачи, я сходил в машину, вытащил из багажника пенку, а со двора приволок какие-то доски. Пенка была уложена на доски, опробована, и занесена в перечень удобных лежаков. С мыслями о том, что хочется перед сном опрокинуть кофе, в этот самый сон я и погрузился.

Прошло какое-то количество времени. По моим ощущениям – значительное, потому что я успел выспаться.

– Беее. БЕЕЕЕ.

Я открыл глаза. Вокруг всё расплывалось, и я с трудом сообразил, кто я и что я. На похмелье похоже не было. Я потряс головой, что не вызывало болевых или иных дискомфортных ощущений, но вот так и не собрало реальность во что-то разумное. Держась за стенку, я побрёл по коридору. Только спустя пару десятков шагов, я сообразил, что в доме нет столько пространства, да и нет никаких коридоров. Диван и вовсе стоял в закутке, позади печки. Я обернулся, но моё место сна уже было сожрано вырвиглазной темнотой. В тот момент, я пожалел, что я не курю, тогда бы при мне была зажигалка. Пришлось пробираться дальше, держась за стенку, и пиная ногами неизвестный мусор. Мои мучения были вознаграждены и впереди я увидел свой мобильный, который, несмотря на то, что я его выключил, решил разбудить меня, активировав будильники. С трудом я вспомнил, что оставил мобильный на улице, на столике во дворе. С ещё большим трудом, я пытался вспомнить – зачем мне будильник посреди ночи.

– БЕЕЕЕ.

Коза не унималась, а моё сердце падало камнем в пятки. Всех тех событий просто не должно было происходить. Успокаивал я себя тем, что попал в очередной свой кошмар, и, как всегда, просто не могу проснуться. Частично спокойствие приносил светящийся экран гаджета. Хотя, он тут же потух, как я оказался рядом и протянул руку. Включить обратно его я не смог, так что время было не узнать. Я начал ощупывать стену, на момент каких-то подсказок, и наткнулся на деревянную поверхность. Спустившись ниже, я нашёл и ручку. Резко за ручку на себя, и свежий воздух с силой ударил мне в ноздри, наполнив лёгкие. Я стоял на улице под давлением бесконечного неба, играющего неземными красками. Луна… Она была просто огромной. А рядом я разглядел ещё две. Чёрных и будто шевелящихся. Моя голова начала пульсировать.

– БЕЕЕЕ!

Машина стояла во дворе, что меня, сперва, крайне обрадовало, хоть я и помнил, что так и не перепарковал её. Радость была недолгой. Внутрь я попасть в итоге не смог, ведь двери на тот момент подчинялись каким-то специфическим законам, разделяя пространства на блоки. Я осознавал это, но проще и спокойнее не становилось. Мне ничего больше не оставалось, кроме, как выйти на трассу и бежать тем направлением, которым я приехал. Я знал, что где-то там находится придорожное кафе, всего в пяти-шести километрах от поворота на деревню. Звучит просто, но я не мог даже добраться до этой трасы. Небо будто скруглялось, сжимая пространство, и окружая меня бездонным чёрным лесом.

– БЕЕЕЕ!!!

Яркая вспышка. Свет ослепил меня, ибо я открыл глаза на самом деле. Увиденное было подобием сна, но я всё же, в самом деле, бежал из дома. Как выяснилось, я находился недалеко от кладбища, а моя машина стояла на обочине, одной стороной въехав в условный кювет. Я не просто ходил во сне, я смог завести машину. Но это не самое страшное. Вишенкой на торте безумия было то, что отправлялся я в ту же сторону, куда и отец. К коряге. Меня звал этот чёртов козёл, и я ехал.

Телефон сдох, пауер-банки были, судя по всему, утеряны, как и моя сумка с документами – всё рассосалось в мёртвом воздухе деревни, или же кто-то постарался лишить меня этих вещей. Машина заводиться отказалась. Радовало то, что некоторая наличность из бардачка не исчезла, а в багажнике всё ещё валялась старая торба, которую я брал на одну из вылазок на природу. В этой торбе был небольшой запас продовольствия, вроде галет и консервов. Даже нашлось сухое горючее. Разумеется, нашёлся и коньяк. Я собрал всё нужное в торбу, и отправился к домику Василия, надеясь, что он никуда не пропал. Если его нет, то в моих планах была куча каких-то сомнительных действий, в коих я не было полностью уверен. Где находится Васильев домик, я знал лишь примерно, но, нашёл строение без проблем. Весьма добротный сруб вдали от деревни. Недалеко тропка, уходящая в недра леса. Рядом с домом даже растут какие-то культурные кусты, вроде малины, явно высаженные специально. Так же я заметил будку, которая была пуста, и даже цепи рядом не было. Я постучал. Затем ещё раз. Василия не было дома. Толкнув дверь, я обнаружил, что дверь открыта, и решил зайти. Может хозяин спит, и просто не слышит меня. Сложно было предположить объёмы самогона, производимые его женой.

Внутри охотничьего домика меня ожидал простой интерьер – деревянные стулья, самодельный стол из поддонов, кровать в углу и советский комод, печка буржуйка, ещё тёплая, и карта мира на стене, где некоторые области были отмечены булавками. Рядом с картой висело фото в рамочке: семья Василия. Он, видимо, жена и сын, и собака. Будка раньше служила кому-то домом. Я уже хотел покинуть дом, но тут увидел, в тусклом свете, идущем из окна, выходившего на сторону леса, что один участок стены был весь заклеен газетными вырезками и страницами из книг. Информация преподносилась на русском лишь частично. Часть была на английском, очень много было на французском и, если я правильно понял, латыни. Только тогда я понял, что примерно половина комода занята книгами на иностранных языках, которые мне были не известны. Я стал разглядывать вырезки из газет – большей частью все они были посвящены всякой паранормальщине. То люди пропали в каком-то городе, то где-то видели огни над лесом. Классика. Ничего необычного, ведь такого конспирологического бреда всегда были полны любые медиа. Всё, пора уходить – мысль промелькнула в моей голове. Надо было. Надо было вообще уходить, но я увидел несколько небольших заметок. Совсем свежих, наклеенных поверх.

ФИНАЛ ТУТ

Для апрельского конкурса

---

В окно, завешанное грязной занавеской, начало светить яркое летнее солнце, дав Андрею понять, что очередной июльский день в разгаре, и завтрак он уже пропустил. При условии, что еда вообще была.

Отец Андрея, Станислав, переехал в деревню три года назад, когда парень только ещё пошёл в школу. Сломленный ужасной смертью жены, он начал пить, что в итоге аннигилировало собственность на двухкомнатную квартиру, едва не загнав горюющего вдовца с сыном в дополнительные долги поверх. Спасла их тогда бабушка Андрея, по материнской линии, которая вовремя вмешалась в ситуацию, убедив зятя не спускать остатки капиталов. Позже она же помогла с покупкой старого дома в деревне, где и жила сама, беспокоясь за жизнь и здоровье внучка. В итоге, на улице они не отказались, но стало не особенно-то лучше.

Станислав, разумеется, работал. Он смог устроиться на местное предприятие, которое чудом осталось живым. Там он пилил дерево и «общался с мужиками», зачастую дополняя общение распитием спиртосодержащих жидкостей сомнительного происхождения. Зарплата была не особенно большой, в основном расходуясь на продолжение затянувшихся поминок. То, что они не замёрзли по зиме, было похоже на чудо, а от голодной смерти, помимо бабушки, спасала школа. В остальном, жизнь была бедна, пуста и покрыта пылью.

Андрей сел на своей скрипучей кровати, стоявшей в дальней комнате, и позвал отца. Ответа не последовало, из чего парень сделал вывод, что, либо отец мертвецки пьян и играет в игру «бег от увольнения», либо ушёл-таки на работу. С вечера он пьяным замечен не был, так что всё возможно. К радости Андрея, именно второй вариант оказался правдивым, более того на кухне обнаружились хлеб, сыр, колбаса и салат из овощей, наструганных на скорую руку разномастными кусками. Быстро были сделаны бутерброды, отправленные в видавшую виды микроволновку, налит чай, настоянный на шиповнике, и даже салат пошёл в ход. Всё складывалось отлично, ведь можно было никуда не ходить специально, посвятив своё свободное время всяким важным вещам, вроде избиения крапивы палкой.

После позднего завтрака Андрей прочитал часть одной из книг, заданной на лето. Пока это было единственное, что ему понравилось. В сюжете рассказывалось о городе внутри музыкальной шкатулки, и Андрею это казалось занимательным, но читать долго было лень. Он осилил где-то половину, поразглядывал секунду старые ожоги на руке, закрыл книгу и отправился в подпол – строить из старых ящиков крепость для двух фигурок неизвестных ему персонажей, которые он нашёл однажды в песочнице, ещё в городе.

Тогда и произошло то, что изменило мир Андрея. В процессе игры, копаясь в земле, под светом тусклой лампочки, Андрей обнаружил что-то металлическое. Путём приложения огромных усилий, был раскопан огромный люк ведущий куда-то ниже. В некий подвал под подвалом.

«Почему я не видел этого раньше?».

Андрей откопал люк полностью, сходил наверх, принёс инструмент, который должен был помочь открыть люк – им оказался гвоздодёр – и приложил все усилия. Лёгкая крышка весьма быстро сдалась, отлетев и подняв тучу пыли. Заглянув внутрь, Андрей увидел каменные ступеньки, на которых валялся развалившийся ржавый замок. Спустившись, он рассмотрел замок и понял, что где-то подобный уже видел. Он осмотрелся. Внизу обнаружились просто огромные пространства, вертикально пересечённые сваями, которые и держали дом от провала в неизвестность. Немного подумав, Андрей сходил в гараж, взял рюкзак, положил туда многофункциональный складник, колбасы и хлеба, бутылку воды, верёвку и фонарик – путешествие могло затянуться. Андрей был крайне доволен, что нашёл себе занятие, которое смело мог назвать приключением.

Нижний уровень оказался более прилизанным, нежели верхний. Андрей шёл по керамограниту, пусть и битому, сверху путь освещали люминесцентные лампы разной степени работоспособности, а стены были зашиты металлическими листами, покрытыми венами ржавчины. Иногда путь преграждали металлические решётки, позади которых был навален строительный и бытовой мусор, что создавало ощущение попытки быстро расчистить коридоры. Спустя несколько метров, помещение закончилось дверью, позади которой была ещё одна лестница – из металла, на сей раз. Но больше Андрея удивило то, что у стены слева была будто бы часть кухни, включая стол, на котором в тарелке возвышалась стопка ещё горячих блинов с подтаявшим куском масла сверху. Несмотря на то, что завтрак был совсем недавно, Андрей съел несколько штук. Раньше мама всегда готовила ему блины по выходным.

«Что с ней случилось? Они не сказали мне».

Металлическая лестница звенела под ногами, но обваливаться не собиралась, и Андрей успешно завершил спуск вниз. На новом уровне был слышен какой-то гул, было душновато и уже несколько жутко.

Развилка. Слева и справа тёмные коридоры, впереди огромная запертая дверь. Андрей вышел на пятачок пространства, от коего произрастали пути, и осмотрелся. Первая же идея была открыть тяжёлую дверь, но она или заклинила, или была заперта на замок. Дверь была такая тяжёлая, что он не смог бы добраться до замочной скважины, даже если б нашёл ключ. На полу был обнаружен изогнутый штырь, и Андрей решил воспользоваться этим. Привязав к нему и к себе верёвку, парень достал фонарь и двинулся в один из тёмных коридоров. В конце была найдена кровать, тумбочка и пузырьки с лекарствами. Баночка никак не была подписана, а лишь обозначена жёлтым смайлом, нарисованным цветными карандашами. Андрей покрутил её в руках и сунул в карман. Настал черёд второго ответвления. Оно было в разы длиннее, и фонарик, по какой-то причине, практически ничего не освещал. Андрею становилось страшно от подобной аномалии, но он продолжал идти, пока не услышал шёпот и не почувствовал, как кто-то коснулся его ноги. Закричав, парень бросился бежать.

Первое время Андрей даже думал, что выбежал куда-то не туда. Помещение освещалось не белым, а фиолетовым, а по центру стояла огромная новогодняя ёлка, которая добавляла яркости несколькими переливающимися гирляндами. Андрей любовался этим чудом, вспоминая, что уже три года они не ставили ёлку, да и вообще ничего не праздновали. Правда, в прошлом году, он притащил несколько сосновых веток в конце декабря, но отец их выкинул.

«Он тогда кричал. И… плакал?».

Вдруг из коридора с кроватью раздались шаги. Андрей повернулся и увидел в темноте две фигуры. Одна пониже и плотная, другая повыше и худая. Тьма окутывала их, словно живая чёрная вата.

– В… вы кто такие? Не подходите!

Он достал нож и рюкзака и вытащил лезвие, но сам уже приготовился бежать к металлической лестнице, и дальше – в дом. Силуэты заговорили громкими голосами, по которым было нереально установить возраст или половую принадлежность.

– Мы просто пришли сказать тебе, что правильный путь, он направо.

– Но не иди туда без света! Это опасно!

– Возьми гирлянду снизу. Она длинная. Тебе хватит её, чтоб закончить эту часть пути.

– Не рассчитывай на помощь, но и подсказки не игнорируй!

Силуэты скрылись во тьме. Андрей посмотрел на ёлку и начал пробираться через мохнатые ветки, которые с большим удовольствием стали впиваться ему в руки. Он не помнил, чтоб ёлка могла так колоться. Нижняя часть гирлянды была найдена, частично отмотана, и можно было отправляться в странный коридор. Незнакомцы не соврали, и новый источник света оказался эффективнее фонарика. Местная темнота тоже напоминала комки ваты, но вела себя необычно, вызывая ассоциации с разбегающимися из-под ног животными.

Увы, незнакомцы были правдивы не во всём, и гирлянды не хватило на весь коридор. Где-то впереди горел холодный свет потолочных ламп, и была видна типичная деревянная межкомнатная дверь белого цвета. Собрав всю волю в кулак, Андрей отпустил конец гирлянды, которая, будто змея, резво уползла обратно в темноту, включил фонарик, для сохранения ореола света хотя бы вокруг себя, и бросился вперёд. Пару раз он физически ощутил, как пнул ногой что-то, что скрывало тьма. Хотя, он не исключал, что там ничего не было, и он это выдумывает.

«Она… живая?»

Андрей отдышался. Очередной отрезок пути преодолён, но путь обратно был отрезан. Парень смог подавить очередной приступ паники и огляделся по сторонам. Оказывается, слева от двери была вмонтирована ещё одна кухонная зона. Такая же, как предыдущая, но в разы грязнее. Так же она дополнилась пузатым чёрным телевизором с видеомагнитофоном. На столе были уже знакомые блины, на которых вместо масла был налит кетчуп или томатная паста. Андрей не стал выяснять, вытащив блин из середины. Получилось лишь попробовать и выплюнуть его, ибо кушанье оказалось нестерпимо горьким, сравнимым с левомицетином. Тут же включился телевизор, где на экране Андрей увидел уже знакомую ёлку, но теперь она была засохшая и абсолютно лысая, а гирлянды были выключены. Большая дверь начала открываться, скорее всего, потащив за собой какой-то провод, что привело к падению ёлки в дверной проём под чей-то крик. Картинка погасла, а вот крик продолжал нарастать. Кто-то бежал к Андрею через темноту, и иногда звал мальчика страшным многоголосьем. Белая дверь приоткрылась, и Андрей услышал «быстрее, сюда!». Его не пришлось уговаривать.

Дверь захлопнулась, и всё стихло, если не считать электрического гула. За дверью никого не было, в том числе и того, кто открыл дверь, спасая Андрея. Он узнал голос худой высокой фигуры. Теперь Андрею предлагалось помещение, смутно напоминающее подъезд в их старой квартире. Только его будто разобрали на части, пересобрав в случайном порядке. Двери квартир тонули в полу и сливались со стенами, лестницы были расплющены по оси «x» и никуда не вели, через подъездные окна было видно какие-то сантехнические коммуникации.

«Может я уснул? Мне снится плохой сон, вот и всё».

Ничего не оставалось, кроме как отправиться в путешествие по искажённым коридорам. Андрей привязал верёвку на входе, а вторую к себе, и отправился исследовать местные закоулки, разглядывая коридоры, плюющие на нормы геометрии и архитектуры. За время блуждания туда-сюда Андрей обнаружил, что весь коридор затянут какой-то дымкой. Словно туман внутри подъезда, но она больше была похожа на ту странную темноту, что он видел ранее. Разве что, она была безобидной. Недостаточно густой.

Местность была изучена ровно настолько, насколько позволяла верёвка. Иногда Андрей будто бы видел людей, которые уходили по коридорам, словно рассасываясь в дымке. Он бежал за ними, звал их, но все они были лишь бесплотными фантомами.

«Приведения? Ведь их не бывает».

Итогом всех блужданий по эфемерному пространству стала единственная нормальная дверь, ведущая в неизвестную квартиру, и игрушка из шоколадного яйца, брошенная кем-то в одном из закоулков. При взгляде на неё, Андрею почему-то становилось плохо. Так он вернулся к двери, обитой красным кожзаменителем, и попытался её открыть. Не тут-то было. Внезапно пришла мысль просто постучать. Это была настолько естественная мысль, что абсолютно не встраивалась в обезумевшую реальность. Андрей всё-таки сделал это, и ему открыли.

Как же было здорово вернуться в старую квартиру, спустя столько лет. Андрей помнил всё. Стойку для обуви в прихожей, их обои, их линолеум, ковролин в комнате. Вот раскричался ещё живой попугай Гена – Андрей огляделся, но клетки не увидел – а вот запах блинчиков с кухни. Андрей со всех ног бросился на кухню, чтоб схватить самые первые и свежие блины, но застыл в дверном проходе. Свет на кухне горел тускло, еду там никто не готовил, а пол был покрыт липкими пятнами. За столом сидели трое взрослых, среди которых были отец Андрея, бабушка и какой-то мужик, которого Андрей не знал, и чьего-лица он будто бы не мог рассмотреть с расстояния в метр. Словно фокус постоянно сбивался. Они о чём-то говорили, но звук рассеивался в воздухе. Вдруг отец резко оказался прямо перед лицом мальчика. Станислав был такой высокий, что будто бы состоял из одних ног; и казался немного плоским. Как декорация.

– Ты почему не спишь, сын!? Быстро в свою комнату! И почисти зубы!

Андрей действительно почувствовал сонливость, сказал отцу, что всё будет исполнено и отправился к себе. В свою старую детскую. По дороге, он увидел блины, раскиданные по полу и залитые синей краской. Их явно нельзя было есть, и не стоило даже пробовать.

«С каждым разом, всё хуже и хуже».

В детской было пыльно. Игрушки были убраны по коробкам, обои несколько облезли, а за грязнейшим окном ничего не было видно. Андрею было всё равно. Он просто очень хотел спать, чтоб завтра проснуться в нормальном мире. Кинув рюкзак на пол и сняв ботинки, он завалился в кровать, которая первоначально показалась ему маленькой, и отключился.

Громкий Крик. Андрей открыл глаза и заметался по комнате. Было ощущение, что кричат где-то на улице, но это тот же, кто гнался за ним по коридору. Тут парень заметил, что комната пуста, обои оборваны под ноль, а дверь на входе отсутствует. Он вышел наружу, и увидел, что квартира превратилась в большое серое помещение, полное кроватей и тумбочек, вроде той, с которой он забрал таблетки. Кровати стояли хаотично. На некоторых ещё была видна вмятина от лежащего тела. Крик повторился. Сомнений не было – нечто злое было снаружи помещения, и кричало прямо за правой стеной. Нужно было уходить, ведь существо могло заползти через окно в детской. Выход был только через очередную дверь, которая, по счастливому стечению обстоятельств, была открыта.

По другую сторону был уже знакомый линолеум, который, впрочем, лежал на полу неизвестного коридора, приведшего Андрея на некий балкон, под которым на кресле сидел его отец и читал какое-то письмо. Он ещё не был спившимся идиотом, был моложе, но уже имел несколько измученный вид. Андрей пытался звать Станислава, но отец или не слышал, или игнорировал его. Комнату внизу постепенно заволакивало дымкой, дымка сгущалась в тёмную вату, видимость ухудшалась. И через темноту к Станиславу шло нечто, похожее на богомола в синем балахоне. Голова вроде походила на человеческую, но разглядеть было сложно. Зато Андрей прекрасно слышал, как оно орёт, и убеждался, что отец явно имеет какие-то проблемы со слухом.

«Да что с ним такое?»

– Чего ты ждёшь, парень?

Две чёрные фигуры появились позади него, в тёмном углу.

– Загляни в рюкзак! У тебя должна быть с собой та гирлянда! Проверь!

Андрей быстро открыл рюкзак и увидел в нём всё ту же гирлянду с ёлки, что он бросил давным-давно в тёмном коридоре. Но её нужно было куда-то подключить, а розетка в таком месте была бы чем-то из ряда вон. Однако, будто считав его мысли и переживания, те, кто помогал всю дорогу, решили не остаться в стороне и теперь. Ему навстречу выкинули старый удлинитель с красным толстым кабелем, куда вполне можно было воткнуть питание цветных лампочек. Всё заработало, и Андрей побежал к перилам балкона – спасать отца, плохо понимая, как должно это сработать. Всё получилось. Стоило гирлянде оказаться на одном уровне с монстром, как пространство вспыхнуло белым светом, и существо растворилось в воздухе. Тут же Андрей ощутил боль в руке, и увидел, что старые ожоги стали свежими. Лампочки на гирлянде повзрывались, изоляция провода обгорела. Теперь в ней едва ли угадывалось новогоднее украшение.

– Иди домой, парень! Замотай руку!

Незнакомцы исчезли, свет внизу погас, но загорелся напротив Андрея, с другой стороны балкона. Там были уже знакомые ему ступеньки, которые вели к ним в подпол. На радостях, Андрей чуть не заплакал.

– Ты где был? – пробурчал Станислав, открыв один глаз.

За окном было темно, когда Андрей выбрался из подпола. Он не стал спрашивать у отца, как долго его не было, так как Станиславу было явно всё равно, а вопрос прозвучал бы немного странновато. Андрей ответил, что играл и не слышал, как отец вернулся.

– Играл? В подполе? Ну ты чудной у меня! – Станислав хохотнул, всхрапнул и отключился.

Андрей посмотрел, как спит отец и отправился на кухню. Надо было вернуть продукты в холодильник и поискать в верхнем шкафу бинты, которые дала бабушка месяца два назад, когда любимый зятёк рассёк себе колено, упав после алкогольных возлияний. Забравшись на стул и перебравшись на стол, парень открыл верхние шкафчики и начал обшаривать дебри из пустых банок и прилипших пакетиков. В антресоли редко кто заглядывал. Они были подвешены слишком высоко, да и хранить в них было нечего.

Позади раздался раскатистый храп. От неожиданности Андрей схватился увечной рукой за руку шкафчика, охнул от боли, разжал пальцы и рухнул на пол. В этой ситуации, он был рад лишь тому, что не закричал, хотя шума и так издал предостаточно. Андрей отполз в угол и схватился за рюкзак, в котором всё ещё был нож, чтоб в случае чего попытаться отбиться от нового существа, перегородившего выход их кухни. Оно было похоже на огромную гнилую медузу, сделанную из парафина, но имело подобие конечностей и чётко выделенную слепую голову без ушей и с маленьким ртом. На голове просматривались черты лица, наподобие человеческого. Андрей присмотрелся – позади дверного проёма больше не было их дома, а была некая неизведанная область, со стенами будто сделанными из горелого мяса. Воняло оттуда соответствующим образом. И именно оттуда пришли старые знакомые.

– Последний шаг и всё станет хорошо.

– Приготовь поесть. И используй то, что лежит в шкафу под умывальником.

Они исчезли. Андрей полез в шкафчик, найдя там серый плотный пакет. Внутри была бутылка дешёвого вина, бокал и бумажка, на который криво-косо нарисовали подобие формулы «бокал+таблетки=смайлик». Из еды у Андрея было только то, что в рюкзаке, и кусок сыра, который с утра валялся на столе. Парень сделал бутерброды, налил вино и кинул в бокал таблетки. Тарелку и бокал подвинул максимально близко к монстру и стал ждать. Спустя пару минут монстр учуял дары, из его рта вылезло что-то среднее между языком и щупальцем, сгребло еду, запихнуло в рот, затем подцепило бокал и залило сверху. Андрей продолжал терпеливо ждать. Где-то вдалеке выли сирены.

– Таблетки подействовали на монстра, как думаешь?

Я посмотрел на Андрея. Тридцатилетний мужик, привязанный к кровати, смотрел в потолок, почти не мигая и рассказывал мне восхитительные истории про блины и чудовищ. Говорят, когда его только привезли в психушку, он даже не разговаривал. Кричал, прятался, пытался драться. Даже думали, что он аутист, но большие дозы лекарств привели его в чувства. Он почти начал чувствовать реальность. Почти.

– Да. Конечно. Я прошёл в следующий коридор. В нём плохо пахнет, очень опасно, потому что всё горит, и всё очень гадкое.

Казалось бы, что я делаю в его палате? Когда ты пытаешься написать роман ужасов, а у тебя есть знакомый психиатр, то ты внезапно можешь найти идею для текста в устах подопечных своего знакомого.

– Нашёл что-нибудь интересное?

– Вас.

Концовку для текста я планировал придумать дома. На роман мне явно не хватало, но для рассказа было достаточно. Конечно, я рассматривал и возможность масштабирования.

– Как ты думаешь, что случилось с твоей мамой?

Он промолчал.

– А с отцом?

Он опять ничего не сказал, закрыл глаза, и слеза прокатилась по его щеке. Я не стал добиваться развёрнутых ответов, их я знал из статей десятилетней давности. Я закрыл ноутбук,

выключил диктофон, и отправился домой – заниматься стенографией и оформлением текста.

Форточка ещё открывается. Я выкину туда флэшку с текстом. Снаружи пока ещё вполне обычная улица, но меня никто не слышит, а окно не открывается и не разбивается. За дверью кто-то есть, и он скребётся. Я слышу Андрея, но не понимаю, откуда идёт звук. Вода из крана пока течёт, но еда заканчивается. Темнота становится всё гуще. Надеюсь, кто-то найдёт это и прочитает.

Привет всем, я Стенли Уокерман, и я мошенник. Да, вот так вот сразу я говорю вам об этом. С порога, не стыдясь. Смысла нет что-то скрывать, когда ты находишься в психиатрической лечебнице, в шаге от грязного и незабываемого Ада, и всё это буквально. Сразу скажу, я не продавал старушкам пылесосы с накруткой в миллион процентов, не выводил в офшорные зоны миллионы с банковских счетов честных вкладчиков, и не обогащался через подставные фонды. Я был мошенником для тех, кто шёл ко мне, надеясь получить капельку мошенничества, ибо так им жилось спокойнее. Чаще таких людей называют шарлатанами. Я был предсказателем, экстрасенсом, медиумом, как ни назови. На сегодняшний день, я – диагностированный шизофреник, но это, разумеется, не так, ибо я получил свой дар. Напросился, так сказать. Я даже помогаю некоторым местным пациентам. Они получают некоторые ответы, и их недуги текут проще. Но это и проклятие, ибо теперь я вижу всё. Я даже не могу описать это «всё». Я всё ещё нахожусь в нашей с вами реальности, Дамы и Господа, но она выглядит совсем иначе, напоминая трип любителя сальвии дивинорум. И те, новые области, что я открыл, что стали мне доступны, далеко не пусты. Вы ищете внеземную жизнь или может ждёте, пока её кто-то найдёт? Рассказывают страшную тайну, вы не сможете ИХ увидеть, потому что вы не сможете их понять. Понять, почему это существует, почему это вообще так и таким образом, и как это возможно. Но я не об этом. Я не об этом пишу, пока мой разум ещё целостен и держит все мысли и воспоминания. Я два месяца выпрашивал бумагу и что-то, чем я могу писать, и мне дали этот проклятый огрызок карандаша. Будто это я хочу себе навредить. Смешные.

С чего же там всё началось? В то время я путешествовал с ребятами из шапито. Я не знаю, как и правильно обозвать. Алкаши, извращенцы, продавцы метамфетамина? Цыгане? Хотя, их было всего двое, и я даже не знал сначала, что они цыгане. Да, то самое сомнительное развлечение, которое колесит по мелким и не очень городкам, ставит там аттракционы, развешивает гирлянды, а люди потом радостно бродят по нашим шатрам, отдавая деньги за возможность кидать шарик в сахарную вату, чтоб выиграть предсказания, хотя купить это всё, конечно же, дешевле выйдет. Вот предсказания – это к нам. Тут надо уточнить, что именно будущее-прошлое было моей работой, когда уходила в запой моя коллега, серьёзно считавшая себя потомственной ведьмой, и всё прочее. Я у них играл безумного араба, но я для этого входил в образ, приклеивал усы с бородой, одевал тюбан и вёл себя так, будто мой трип пошёл не по плану. Ей вот не надо было притворяться. Она всегда выглядела, будто обожралась белладонны и сбежала с костра. Никогда не видел её в приличной одежде и без запаха изо рта. Я бы вообще не назвал это одеждой, какой-то мешок, шали, одеяло, только что не коробка от телевизора. Но наш начальник ей гордился. Говорил, что нашёл её, бродящую по албанскому селу. В её доме нашли четыре трупа, в итоге, но он как-то смог её вывезти из страны. Я вообще в это не верю, потому что она неплохо говорила по-испански, и конечно она говорила по-английски, но это всё. В тот самый день, она не смогла выйти на работу, по причине встречи с кулинарным шерри предыдущим вечером. Мы тогда были с гастролями в довольно крупном городе, отвоевали себе место на набережной, а значит ближе к вечеру люди шли весьма охотно, и несли деньги, конечно же. Первой была безутешная вдова, которая пришла в сопровождении человека, едва ли являющегося её сыном, или она родила его лет в двенадцать, за что он добросердечно и массажировал её задницу, весь их визит. Она очень просила узнать у её усопшего мужа, где он хранил красный ключ, и я, конечно, хотел пошутить, на тему красных ключей и загробного мира, но она бы всё равно не поняла, а посему выдумал историю, как дух, превозмогая ненависть, всё же согласился направить её в сторону неких гаражей, и мадам ушла довольная, чмокнув сынишку, чьи мускулы не смогли переварить информацию. Думаю, потом она сама ему всё объяснит, а я получил свою оплату и отличный чай. Видимо, угадал. Что-то. Затем пришли подростки, долго ржали, делали странные телодвижения по велениям гормональной бури и пытались закурить внутри шатра. Их очень интересовала возможность призыва духа некой местной знаменитости, в чьём подвале нашли пятнадцать голов в банках с формалином. По поводу знаменитости – это от части сарказм, ибо он был никем, а прославился только этим головами. Зато надолго. И вот его фанаты сидят у меня и воняют травой. Я подзабыл, что им наплёл тогда, но они ушли жутко довольными, и я так слыхал, что часть из них вырезали потом схожим образом, что дало полиции возможность опять открыть дело. Либо полиция ошиблась, либо появился подражатель, либо у меня что-то получилось уже тогда. После этих подростков захаживали большей частью скучающие офисные работники и семьи, которые просто просили узнать – всё ли у них будет хорошо. В шаре сели батарейки, так что я раскидывал Таро, которые орали «СМЕРТЬ! СМЕРТЬ!», и рассуждал о большой удаче, везении и отличной жизни всех этих людей. Так прошло время до утра, и я уже хотел вытаскивать из-под полы бурбон, смывать грим, и закрываться. Большая часть нашего карнавала уже не работала, и разве что в ресторанчике можно было позавтракать. Я бы не стал, но вариант такой присутствовал.

Я не добрался до виски только по причине лени. Я сидел, вытянув ноги, слушал чаек, волны, и погружался в атмосферу «я ничего не делаю», как вдруг зашли они. Мужчина и женщина. Признаюсь, я даже немного испугался. Во-первых, это было очень внезапно, и я, само собой, не ждал никого в такое время. Никто бы не ждал. Пора на работу, похмеляться, на учёбу, блевать за мусоркой. Что угодно, только не идти к экстрасенсу. Во-вторых, их внешний вид был крайне пугающим, что я даже допустил мысль – а не родственники ли моей коллеги прибыли. Но нет. Они увидели меня, и почти побежали в мою сторону, если б у меня было, где бегать. «Спасите, помогите, нам нужна помощь!», – кричали они. Я такое видел первый раз. Кое-как я их усадил, и, чтоб добиться внятного ответа, налил уже им. Смотря в их серые, измождённые лица, я их слушал, и не знал, смеяться, плакать, отговаривать или уговаривать. Парочка, по какой-то причине, была свято уверена, что я настоящий экстрасенс, что я реально могу общаться с мертвецами, что я могу предсказать прошлое, как минимум – весь вот этот функционал они ждали от меня увидеть. Далее пошла их предыстория, из которой я узнал, что я уже пятый, к кому они обращаются, но они знают, что вот сейчас им точно повезёт. Далее я выяснил, что ко мне они пришли с целью найти своего ребёнка, но он не пропал, как обычно пропадают дети, будь то: пошёл в лес с друзьями, и никого не нашли; родители отвернулись, а потом все ищут белый фургон; ушёл с детской площадки в компании более взрослого любителя мороженого. Нет, ничего такого. История, которую я услышал от них, попахивала шизофренией, но кто я такой чтобы спорить? Со слов Мистера и Миссис Лински, однажды ночью они стояли на открытой веранде, на втором этаже их дома (тут я испытал зависть), вместе с их дочкой Ланой, десяти лет. Мол, у них там много места, и они там проводили семейные торжества. С ними был их чёрный кот, и, буквально на пару минут, пока родители ходили за десертом, кот пропал. Они спросили у Ланы, куда он делся, и она ответила, что кот прыгнул очень сильно, в специальное время, и отправился на Луну. Тогда все посмеялись, решив, что кот махнул куда-то на дерево за птицей, и решили поискать его утром. Утром как-то не задалось, а Лана и вовсе не проявила интереса к поиску, ссылаясь на то, что кот упорхнул на естественный спутник, и его теперь не найти. Через пару дней, кота даже попытались найти, но безрезультатно, от чего сделали вывод, что он удрал в ближайший лес, а там пал жертвой в битве с окружающей средой и более крупными собратьями. Лана же грусти не выражала, и радостно одобрила покупку нового котёнка, сказав, что потом познакомит его со старым. Чета Лински тогда испытала некоторый дискомфорт и мороз по коже от невинных детских слов, даже не поняв, что не так. К психологу дочку они, кстати, отвели-таки, но тесты сказали, что всё просто прекрасно. В итоге, дочке купили вкусностей, котёнка и самокат. Далее пошли первые, как было сказано, тревожные эпизоды. Лана начала рисовать, как кот прыгает на Луну. Много-много раз, с разных ракурсов, так натурально, что обеспокоенные родители чуть ли не начинали ей верить, но всё выливалось в ещё большее количество посещений психолога, и в итоге им даже сказали, что у девочки есть какая-то зацикленность на котах, улетающих на Луну, но списали всё это на бурную фантазию. Так шло время. Лане уже было двенадцать, её новому коту, плюс-минус, два. И вот она исчезает. Полиция начинает поиски, и начинает не только с прочёсывания местности, но и с комнаты девочки. В комнате они находят просто ворох рисунков на тему котов и Луны, которые стали в разы более качественными, а также какие-то рисунки и пометки в Атласах и картах. Примерно, в одно время с тем, как пришло понимание, что девочка планировала куда-то ехать, не посвящая в это маму с папой были найдены свидетели, что девочка, которую им показали на фото, была замечена неподалёку на трассе. Там она уламывала людей отвезти её в точку, что она дома отметила на одной из карт, найденных в комнате. С ней пытались говорить водители и прохожие, но в итоге она села в машину к пожилому мужчине, сказав, что ей надо добраться домой. Далее машина в розыске, жёлтый сигнал, везде гудят о похищении, ещё и лицо мужика на камеру попало, и вроде бы дело почти закрыто, и тут они находят машину в нужной точке. Внутри лужа крови на водительском месте, и одна нога от того мужика, рядом с машиной. А девочки нет. Где-то в тот же момент заметили пропажу кота и предположили, что Лана увезла его в рюкзаке, который был у неё на спине на записях с камер, и исходя из описания. Расследование зашло в тупик. Шли месяцы. От Ланы был лишь буквально след. Кровавый отпечаток, который остался на сиденье внутри машины. Экспертизу, разумеется, провели, но вся кровь принадлежала лже-похитителю. Всё, дальше официально никто никуда не продвинулся, и после Лински пошли по шарлатанам, вроде меня, искать правды. Я пару раз даже хотел им сказать что-то вроде «экстрасенсов не бывает, я шоумен», но мне не давали рта раскрыть». Когда они закончили, я всё ж задал иной вопрос.

– Так, а что требуется от меня, в данном случае?

– Мы хотим, чтобы вы нашли нашу девочку, мистер Уокерман.

– Почему вы считаете, что я смогу это сделать? Я понимаю, что по телевизору крутят различные шоу, где люди с некоторыми способностями ищут тела в болотах, но я за всю жизнь не делал ничего столь объёмного. Во… во всех смыслах.

– Так сделайте.

– Ещё раз спрошу, почему всё же я?

– Лана нам сказала.

– Что-то новое. И как же это произошло?

Они положили на стол камешек. Плоский плотный камень, на котором была выжжена, а может выбита и обведена, я не сильно разобрался, цифровая последовательность.

– Мы нашли его на балконе, мистер Уокерман, – сказал Мистер Лински.

– И что это значит?

– Это координаты. Точные координаты, где стояла ваша палатка. Мы сюда приходили три дня, ничего не могли понять, а потом внезапно ваша ярмарка у нас в городе, и тут вырастает ваша палатка.

– Когда он упал, была полная Луна?

– Нет… это явно никак не связано. Дорогая…

Миссис Лински вышла из своих мыслей, даже слегка улыбнулась и вывалила на стол кучу бумаг, в коих я узнал звёздные карты, карты космоса и частичные распечатки с google sky. Всё было в каких-то линиях и цифрах.

– Это что? Ребёнок вёл какие-то подсчёты?

– Мы думаем, что ей кто-то помогал. Откуда в двенадцать расчёты подобного характера? Ей и математика-то не очень давалась. Мы хотим попутно узнать, что вообще значит это всё, – он показал на карты. Если и когда вы её найдёте.

Они озвучили сумму, которую собирались мне дать за сеанс, и я, терзаясь мыслью – от сеанса или денег мне отказаться – всё же начал реализовывать второй план. «Скажу, что ничего не получилось, да и всё», подумал я тогда. Что-то пошло не так.

Я закрыл вход в палатку, зажёг свечи, поправил головной убор, только в тот момент сообразив, что я забыл имитировать акцент. Либо они решили, что его и быть не должно, либо им было всё равно, либо их логика вылетала за мою. Прочитав выдуманные заклинания с пафосным видом, я сделал пару раскладов карт Таро, которые ничего особенно не давали, даже если судить по учебнику, но я сказал, что всё это очень интересно, и, игнорируя вопросы клиента, достал доску Уиджа, насыпал вокруг нас круг солью, дал им по свечке, прочитав ещё немного абракадабры на псевдо-латыни, и начал задавать вопросы доске. В тот момент я вспомнил, что это делается как-то иначе, но решил уже делать, как получается.

Сначала я призывал выдуманных божеств, потом просил их открыть мне каналы связи с загробным миром, потом просил дать знак, если я могу действовать, и внезапно по палатке пробежал холодок. Сквозняку неоткуда было взяться, но он смог, заставив издать чету Лински звуки удивления и испуга.

– Мы на верном пути, – бодро сообщил им я, особой бодрости не ощущая.

Дальше я уже начал обращаться к Лане. Я задавал ей вопрос за вопросом, но ответа, разумеется, не было, и я, уже было, с облегчением хотел всё свернуть и задуть свечи, сообщив, что ничего не получается, и пойти пить с поваром, как вдруг палатку начало трясти, будто кто-то ломился внутрь, но не мог найти вход. Я извинился перед клиентурой, вышел из круга, а они кстати не дёрнулись, и остались сидеть со свечками, и пошёл устранять герметичность своего жилого отсека.

– Мистер Уокерман, осторожнее.

– Да это наверно наш жонглёр. Он немного косит, и порой не может попасть, в… какого…?

Под ногами хрустнул серый грунт, который тут же поднялся в воздух пылью мелкой фракции, и оседал, что снежинки на ветру. Только ветра не было. И никаких звуков. Ничего из того, что я знал, и что мне было понятно, и что я бы мог вам внятно описать. У меня получилось, но я сам до конца не понимал, что именно. Я обернулся, и упал на землю в ужасе. Я даже кричать не мог, да и крика бы никто не услышал. Над палаткой стояла огромная зверюга, с большими рогами, похожие по форме на лосинные. Само оно скорее напоминало гигантскую медузу, но с парой клешней, покрытых скользкой чешуёй, и слепой головой вроде змеиной. Оно, казалось, принюхивается к палатке. Его явно интересовали люди внутри, и он уже тянулось рептильной своей клешнёй к шатру, как вдруг чего-то испугалось и рывком воспарило к небесам, что были более, чем прозрачные, очень шустро скрывшись из виду. Я обернулся. В мою сторону направлялась толпа кошек, большие и маленькие, всех возможных расцветок. В толпе животных я увидел и маленькую девочку, в платье и с рюкзаком. Оно посмотрела на меня и зашла в палатку. Я пошёл следом.

Вот я, и, видимо, Лана оказались внутри. Она встала возле стены и была весьма осязаема, но видел её лишь я.

– Она здесь.

– Мы догадались. Что там снаружи?

– Мне трудно сказать… там странно… Давайте сейчас пообщаемся с Ланой, хорошо? Я буду задавать вопросы. Давайте, послушаем.

– Не забудьте спросить про карты.

В тот момент я осознал, что мы общаемся, не открывая рта. Будто телепатия, своего рода.

– Лана, где ты сейчас?

– Сейчас уже далеко. Но ранее я была на Луне. Я ошибалась. То место только для кошек.

Я повторил её ответ для родителей, и в дальнейшем делал так же.

– Лана, зачем ты отправилась на Луну?

– Мне было интересно.

– Как ты додумалась до этого?

– Мой кот сделал особый прыжок и попал на Луну. Я думала, что смогу также, если у меня с собой будет кот, который не сопротивляется.

– Что это за карты, Лана? – я показал для наглядности некоторые бумаги, сваленные на столе.

– Он рассказал мне, как вычислить день, когда я могу прыгнуть на Луну. Он объяснил мне.

– Кто объяснил, Лана?

– Тот, кто живёт на Луне. Мы прыгаем на его праздник. Он следующий после большой и страшной Лягушки.

– Почему его не видели люди на Луне, Лана.

– Это другое. Так его увидеть нельзя. Так Луна другая.

– Как я могу доказать родителям, что ты действительно здесь?

– Выйдите на улицу и посмотрите на небо.

Я сообщил, какова была рекомендация от их дочери, и мы покинули убежище, чтоб посмотреть на небо. На бездонное, полностью прозрачное небо, раскрашенное в свои истинные космические цвета. Там плавали эти медузы, там изгибалось на ветру существо, похожее на китайского дракона, и там висел наш естественный спутник. Луна была истинно гигантская, наполовину чёрная и покрытая щупальцами, а посреди её поверхности горел кроваво-красный глаз. Из него ударил луч света, и мы попали в зону поражения. Раздался рёв, и всё закончилось.

Когда я пришёл в себя, то услышал плач позади себя. Обернувшись, я увидел Лински со свертком в руках. Подойдя ближе, я увидел в свёртке молодого кота со свернутой шеей. Он явно не мог сопротивляться.

Мне, разумеется, поверили, выдали гонорар, и ушли заочно хоронить свою не умершую дочь, чья судьба выходит за пределы человеческого понимания. На том всё закончилось, казалось бы. Казалось бы, иди и трать немалую денежную сумму, которую я обналичил по бумажке с росписью мистера Лински. Вот только для меня ничего не закончилось. Как я уже говорил, реальность для меня не восстановилась, и я вижу всё насквозь, я вижу глубины океана и его древнейших омерзительных тварей, я вижу гигантских космических существ, танцующих в центре бытия, я вижу этих, некогда сожравших целый город, котов на Луне, бегающих в джунглях из щупалец. Порой бывает всё нормально, но когда не нормально, то не помогут никакие колёса, коими меня пытаются пичкать в заведении, что стало моим местом жительства, думаю, что посмертно. Видения всё ярче. Всё чаще. Я думаю, что скоро я буду существовать там, а не тут. Или же просто закончу с этим, в один прекрасный день, в момент, пока геометрия и сила притяжения будут иметь значение.

Остальные рассказы будут где-то здесь https://vk.com/scarlettome

Автор арта Mad Love

Рассказ на конкурс "Ужасы Тайги"

Так прямо и не знаю, с чего начать. Десять лет прошло, утекли галлоны воды, и всё уже немного затирается и кажется дурным сном. Как бы то ни было, а при первой же возможности я свалил не только с малой родины, но и вообще, надеясь, что больше никогда не увижу и не услышу ничего похожего на то, что было на болотах. Конечно, вспоминаю я слова Араса, и понимаю, что это всё тщетно, но теперь немного всё же спокойнее. Да и в стране, где я сейчас пребываю, поход за грибами или ягодами – это, обычно, поход в супермаркет. Ну или поездка. Это абсолютно лишает необходимости разбираться в грибах или знать на какой стороне растёт мох, если только ты не фанат жить в каком-то домике в лесу, с опциональным нападением диких животных или других таких же социопатов. А я теперь точно не фанат. Я, по сути, так и не научился этому всему, и не отличу мухомор от лося. Батя, вот, может! С семи и до четырнадцати лет я всегда ездил с ним по лесам и полям, и собирал то, что он мне покажет. Как правило, помогал в сборах клубники, ведь её сложно с чем-то спутать. Да. Пожалуй, я вот и начал. Поездки, значит.

Поездки с отцом в лес меня всегда радовали. Если мы ехали на небольшое расстояние, то дело обычно было в выходные, но самый кайф случался, когда у отца был отпуск. В тот год отец пошёл в отпуск в сентябре, и загорелся желанием пособирать клюквы. Разумеется, я хотел поехать с ним, но мне мешала школа, так что пришлось немного приврать о резко случившемся недуге. Сейчас уже не помню, что было написано в справке, но неделю свободы я получил. Как растёт клюква я до того не видел, но интернет у меня уже был, и так я примерно понял, что конечная наша точка где-то на болотах. К вечеру же отец подтвердил, что мы будем покорять тайгу где-то на севере области. Будем пробираться через дремучие хтонические леса к трясине, и там собирать драгоценную ягоду, а заодно может грибы, да и постреляем чего. Были куплены билеты до населённого пункта, чьё название состояло из двух слов, но точно я не помню. Там у отца были знакомые, которые уже должны были на транспорте завести нас в места, менее затронутые цивилизацией, а далее планировалось решать на месте. Отец сказал матери, что с нами будет кто-то из местных, знающих там каждый уголок, и что они чуть ли не служили вместе с детского сада, и всё будет хорошо, и короче убедил. В принципе, она до сих пор думает, что мы просто потеряли рюкзак, потому были сложности с обратной дорогой, а клюкву просто не нашли. Мы кстати и не нашли, если уж по-честному.

Поезд выходил рано утром, так что с вечера мы собрали все вещи, всё упаковали и легли пораньше. Утром предстояло только собрать запас еды для поезда, ведь грех не пожрать пару раз за пять с лишним часов дороги. Отец правда говорил, что нам хватит пары коробок лапши быстрого приготовления, но мама настояла на жареной курице. Ну да. Плацкарт же. Как иначе? Лапша тоже была взята, но уже для использования в дикой местности. Остальная еда состояла из элементов сухпайка ни то милиции, ни то армейского. Батя, к тому моменту, трудился в какой-то сомнительной структуре, связанной с экономическими преступлениями, куда он ушёл после завершения налоговой полиции, как явления. Я точно не помню, как называлась его служба, но она не была опасна и трудна, зато тушёнка и галеты оттуда поступали.

За недолгую дорогу были съедены куриные окорока и бутерброды. Отец, однако, умял пачку лапши, ведь ему «захотелось жиденького». Мы выпили по три стакана чая, но он, видимо, был недостаточно жидким. Так прошли наши пять часов и ещё чуть-чуть, и вот мы в нужном нам посёлке. Население восемь тысяч и триста с чем-то там человек. Здесь нас должен был встретить отцовский друг по имени Арас, что в общем-то и произошло. Он приехал за нами на старой "Волге", заверив, что скоро за нами приедет транспорт понадёжнее, а пока мы перекантуемся у него дома, попьём чайку с травами и послушаем восхитительные истории, как он ловил десятиметровую стерлядь голыми руками. Батя ему разумеется про двадцатиметровую щуку в ответ, и это они ещё не пили. Арас не приветствовал алкоголь, ну и отец тоже считал, что дорога предстоит ещё дальняя, так что все обойдутся. Мне было четырнадцать, я там вообще не голосовал.

Скоро прибыл наш транспорт. Мы потеряли, наверно, где-то час, который у мужиков ушёл на споры за охоту-рыбалку, а у меня на разглядывание замысловатого интерьера Арасовой квартиры. Пока никто не видел, я вертел в руках и разглядывал различные амулеты и фотографии, сделанные в юртах, или подобных сооружениях – я, признаться, не очень разбираюсь. На полках мной были найдены книги, которые вроде были написаны и кириллицей, но язык даже частично не напоминал русский. Также я нашёл несколько книг на латыни. Я сделал вывод, что Арас был человек специфических интересов, а что он был представителем некой северной народности, и так было ясно, но я постеснялся спрашивать за конкретику. Из раздумий меня бесцеремонно выдернул непосредственно наш водитель по имени Григорий. Гриша посигналил два раза под окнами, проорав «АРА-А-А-АС» так, что поодаль залаяли собаки. Я выглянул в окно – транспортом понадёжнее оказалась буханка серого цвета. Арас на тот момент сказал, что машина зверь, и позволит нам заехать очень глубоко в лес. Там грибы, ягоды, и всё, что хочешь. В том числе дичь, для которой Арас взял с собой два ружья. Ну и рыба. Удочки, как оказалось, привёз с собой Григорий.

Точно не скажу, куда и как мы ехали. Не потому что не хочу, а потому что не запомнил. Одна деталь отложилась – место, где мы оставили буханку, чтоб дальше топать на своих двоих, называлось Лисица. В этой Лисице у Григория была договорённость с глуховатой местной бабкой, которой мы сдавали на хранение в её деревянный гараж нашу буханку, а свои тушки в её свободную комнату. Утром нужно было выдвигаться в глубь леса.

Чертовщина началась уже ночью. Я на новом месте всегда плохо сплю, но тут устал от бесконечной дороги, разговоров, тяжёлого рюкзака и всех этих травяных чаёв, которые старательно тебя убаюкивают, и отрубился, как убитый. Однако, из-за чистого воздуха, так как вокруг был лес и водоёмы, я, как быстро нырнул в объятия Морфея, так быстро и выпорхнул обратно в реальность, вращающуюся вокруг скрипучей оси. В нашей комнатёнке было тепло, а мне даже жарковато, так как напросился я спать на полу возле стены, а она, по совместительству, была задней стенкой печки, обогревающей дом. Внутри неё всё давно сгорело, но жар сохранялся. Вокруг стоял храп сотоварищей, но сквозь него я услышал что-то ещё. Подойдя к двери, я понял, что это человеческая речь. Но на часах было четыре утра, а бабуля жила одна. Осторожно я приоткрыл дверь и, радуясь, что ничего не скрипит от моих действий, на пол метра выбрался наружу. Так мне стало видно кухню, где за столом сидела старушка. В комнате были задёрнуты шторы, ограничивая любой возможный внешний свет, но на столе была зажжена маленькая свечка. Бабуля смотрела в сторону этой свечи и что-то бормотала, порой явно задавая вопросы, если судить по интонации. Сути её разговоров я не разобрал, и может оно и к лучшему. До сих пор удивляюсь, что я тогда не заорал, взглянув на освещённый от трепещущего пламени участок стены. Как сейчас помню этот театр теней и содрогаюсь. Сначала там было пусто, и вдруг, на белую известковую сцену выходят три каких-то маленьких существа. Вернее, тени их. И начинают тени эти танцевать. Существа были антропоморфные, а танец их явно был похож на что-то обрядовое, а не на вальс, например. А бабка что-то у них спрашивала и спрашивала. Тут я построил хороший кирпичный заводик и спрятался обратно в комнату, где в мертвейшем бессонном сне провёл ещё порядка полутра часов, пока меня не разбудил отец. Мы собрались, позавтракали и отправились в путь сквозь утреннюю свежесть и лёгкий туман. Бабка выглядела обеспокоенной, но провожала нас всё равно достаточно душевно. Даже дала с собой банку варенья, шмат копчёного сала и лепёшек.

Григорий с Арасом показали тропку, по которой надо уходить в лес, и мы с отцом пошли следом. Местность была дикая, но, маршрут был явно популярным – тропинка была чёткой.

Когда мы углубились так, чтоб деревню не было видно, я начал рассказывать, что было ночью. Арас вроде слушал с каким-то интересом, но потом присоединился к общему шквалу подколок и историй, как они все по тридцать три раза за ночь вставали в туалет, попить воды, покурить, посмотреть на лес ночью, почесать собаку, а я спал, как убитый, и не вставал до утра. Я не стал с ними спорить.

В принципе, там и было заложено начало конца. Не буду долго расписывать, как мы были в шоке, и как ничего не могли понять. Сразу к сути. Лес. Он был будто бы плоской декорацией. Мы не видели никакой живности, кроме насекомых и червей. Мы не видели грибов и ягод. Конечно на дворе стоял сентябрь, но было ещё вполне тепло, что, видимо, забыли сообщить местной зелени. Она вся была какая-то сморщенная, хотя грунт под ней явно не был пересохшим. Листья на деревьях тоже были жёлтыми, и да! – опять же, уже осень. Только вот желтизной отдавали и хвойные. И всё время, пока мы шли, мы слышали необычный звук, который со временем начинал раздражать. Будто где-то вдалеке гудел рой саранчи, которому хором вторило стадо ишаков, и их голоса смешивались во что-то общее. Мы шли медленно, а холодок по спине бегал весьма шустро.

Мы остановились на привал, перед этим даже насобирав кулёк опят. Нашли буквально один пень, который не поразило… это. Не знаю, сколько было градусов, ведь тогда было сложно даже с обычными телефонами, да и не ловили бы они в той чаще, чтоб в том древнем интернете проверить температуру. Факт – становилось очень холодно. Тут сухие деревья сыграли нам на руку. Пока я разжигал костёр, отец и Гриша пошли к какой-то речушке, и попробовали там ловить рыбу. Они вернулись быстро, сообщив, что уха если и будет, то из консервов, так как весь берег усыпан дохлой рыбой и лягушками. Так что, даже если что-то и поймается, то есть это нельзя. В итоге мы разогрели на костре консервированные каши с мясом, добавили к этому бабкиных харчей, и остаток ночи провели в разговорах. Мужики говорили друг с другом о всяких внутренних и внешних врагах, которые травят нашу тайгу, а я сам с собой на тему, что лучше бы я в школу пошёл.

Стемнело. Отец и Григорий уползли в палатки, приняв-таки немного «коньяку», который Гриша делал сам, а я остался с Арасом. Мы заварили чай из пакетов и пили его с вареньем, смотря через ряды мёртвых деревьев. Тот шум, который мы слышали всю дорогу, затих, и мы слушали лишь гул ветра и чего-то ещё. Первым нарушил тишину Арас. Он припомнил то, что я рассказал утром. Мол, не то, чтоб он мне совсем уж не верит, и ему подобное рассказывали в детстве, но сам он никогда не видел подобных явлений. Я спросил, могла ли, в теории, старуха быть причиной того, что мы в лесу и леса особенно не нашли. Он сказал, что нет, но он понятия не имеет, у кого она узнавала ответы на свои вопросы. Я ему и говорю, что может это какие-то духи, но вопрос – чьи. А он посмеялся, и ответил, что духи-то везде одинаковые, вопрос в том, как их понимать, и как с ними взаимодействовать. Замолк на секунду, и тут же уточнил, что это всё в теории, и он только слышал об этом от своих старших родственников.

Утром принципиально ничего не поменялось. Шум ишачьего хора не вернулся. Мы посовещались и решили пойти обратно – спросить у местных, стоит ли тут что-то искать, и что вообще случилось. Добрались мы до деревни, и тут новый круг Ада. Деревни нет. Не сгорела, или ещё какой катаклизм, а просто поляна, и один дом стоит. Той бабки. Только без гаража с нашим автомобилем. Без участка с огородом. Мы приблизились, и обнаружили, что место то, да не совсем. Земля под ногами стала болотистой, да и само болото появилось чуть в стороне. Дом выглядел так, будто какое-то время находился под толщей топи. Внутри тоже почти всё пропало, кроме нескольких стульев и той самой свечи со столом. Печь, само собой, продолжала обогревать одинокую старушку, успевшую… ослепнуть. Увидев её белёсые глаза, мы переглянулись своими. Все точно помнили, что бабуля была бодрая, и разве что порой переспрашивала. Ну мы к ней с расспросами, а он посмеивается. Затем она надела на руку сшитую куклу, в виде какого-то маленького человечка с большой головой, и тогда начала отвечать нарочито высоким голосом, что выход у нас один из этого места, через специальную тропинку. Типа только так нас выпустят. Гришка давай орать, куда она машину дела, а та только смеётся, и карту ему суёт. Батя его на улицу выволок, я забрал карту, а Арас ещё попытался что-нибудь разузнать, а потом тоже за нами вышел. Я мужикам карту показал, они сказали, что это бред, и пошли искать следы машины. Пока бродили по пустырю, да прыгали по кочкам, заметили, что лес вокруг нас сгустился до невозможности и встал плотной стеной. «Лес против, чтоб мы здесь находились», – сказал Арас. Отец с Григорием полуподколками начали выяснять, как он дошёл до мыслей таких, да что мол чертовщины всякой не бывает. Арас ответил, что у него нет других идей, да и – обернитесь по сторонам!

Побродили мы час-другой, и поняли, что пути у нас три. Или к бабке в дом, надеясь, что проблема сама рассосётся, или по тропинке, которая была единственной и довольно широкой (будто её специально сделали), что можно было бы и проехать, если б транспорт не растворился в воздухе, или продираться через заросли и буреломы по болотистой местности, которую уже никто из присутствующих не узнавал. Мы немного поспорили, и даже я встревал с пятью копейками, и решили всё же пойти по этой тропинке до места, которое было указано крестиком. Идём мы значит, и понимаем, что вот он лес, за которым мы приехали. Трава, воздух, ручей звонко журчит где-то в стороне, птички поют, опята облепили пеньки, и если б не ситуация, то мы б наверно начали искать, так скажем, дары природы. Но уже никто ничего не хотел. Мы, переживая и находясь в полной растерянности, двигались до пункта «Б», Григорий прихлёбывал коньяк с горла, а отец курил в затяг. Всё под громкий саундтрек какой-то мелкой пичуги, которая прям заливалась, и я почему-то вспоминал, как смеялась над нами бабка из исчезнувшего посёлка.

Доходим мы, значит, до места, отмеченного на карте крестиком, а там нет ни машины, ни чего-то ещё. Обычная поляна, усыпанная ягодой и грибами, в центре поляны холм, а по нему врановые прыгают да клюют что-то. Разбили мы лагерь, открыли консервов, сходили к ручью за водой и начали думать, что делать дальше. Все порядком устали, и понимания, что конкретно делать у нас не появлялось. Тогда я заметил, что Григорий какой-то тихий, и что он на ворон тех косится. Но заметил это только я, и тогда решил, что у человека может какая-то неприязнь к воронам, как у меня к авиаперелётам, к примеру. Сидим мы, едим, а Арас ещё внезапно начал страшные истории травить, которые ему бабка маленькому рассказывала. Про каких-то таёжных демонов и духов. И как-то от этого становилось всё тоскливее.

Разумеется, сидеть и отдыхать можно было бесконечно, но уже поперёк горла был такой отдых, и мы решили возвращаться к бабке, и ответа требовать, раз уж больше не с кого. Встали мы, собрались, вещи упаковали, и вдруг чувствуем, что поменялось что-то, а что конкретно сообразить не можем. Вдруг Арас расширил глаза от ужаса, и шаг назад сделал. Мы поворачиваемся, а там стоит человек. Это была женщина, одетая в длинные одежды из ткани, вроде мешковины, по верх которой были нанесены узоры красной краской. Казалось бы, живой человек, можно дорогу спросить. Но была у неё одна странность. Девушка, как девушка, а голова совиная! Она приближалась, а мы отступали, под звуки, которые служили ей речью. Вдруг воздух вокруг нас взорвался тем самым хором из саранчи и ишаков. Это было очень громко, и очень рядом. Через шум я услышал, как отец кричит, что узнал эти звуки, и это токуют глухари. Они орали как резанные, хотя на дворе была осень, и их явно было такое количество, что ветви должны были прогибаться, но мы так ни одного и не увидели. Искать их конечно же было некогда – на нас надвигалось существо, недоступное нашему пониманию.

Первым сдал нервами Григорий и с криками побежал по тропинке в обратную сторону. Мы переглянулись и побежали за ним следом. Батя, задыхаясь, крикнул, что не будем сходить с тропы. Мы согласились, но это было нереально сделать. Прямого пути в деревню больше не было, а путь распался на много маленьких нитей, ведущих в разные стороны, увлекая в неизведанные уголки чащи и заманивая в болота. Григорий, который нёсся впереди, не особо долго выбирал и ломанулся вправо по одной из маленьких дорожек, пропав меж ветвей. Я оглянулся, и увидел, что путь к поляне с воронами лес от нас тоже спрятал. Более никакой условно-рукотворной тропы не было, и мы бежали по кочкам и муравейникам, пока кусты и мелкие деревца хлестали нас по лицам. Женщина-сова за нами не гналась и, видимо, даже не начинала. Но весь путь нас преследовали стаи воронья и шум токующих глухарей. Птицы не пытались нас атаковать, но явно отсекали нам пути к отступлению. Я никогда у них не наблюдал подобного поведения. И в этом шуме я будто слышал слова, но не возьмусь утверждать, что кричало нам в след многоголосье из колыбели леса. «Ее-иии! Ее-ии!», как-то так.

Мы остановились, когда всё резко стихло, а между деревьев перестали мелькать агрессивно настроенные птицы. Настала мёртвая тишина, наполненная потусторонним гулом пустоты, а вокруг нас был уже знакомый мёртвый лес. Мы не знали, где мы находимся, а я потерял свой рюкзак, но батя это даже не заметил. Полное смятение, мысли летают быстрее, чем вороны, начинаешь вспоминать молитвы, которых никогда не знал. Григорий в тот момент протёр потное лицо рукавом, а потом потёр ладонями, и грузно повалился на большой булыжник. Далее он поведал нам историю, от которой кровь в венах стала холоднее, чем от любых лесных демонов.

Где-то сразу после развала Союза, он с какими-то урками, которых он шапочно знал, поехал в эти же места. Цель у них изначально была равносильна нашей, но потом они встретили в лесу одинокую девушку. Вероятно, из местного села, или из других каких населённых пунктов. Цели их довольно быстро поменялись, а выпитый алкоголь заверил их в верности действий. Девушка, конечно же, оказалось не готова к такому повороту событий, и начала вырываться из лап тех уже бывалых сидельцев. Григорий же не особо приветствовал их начинание, да вот только прикинул он, что сдаст девчуля и его заодно, и начал её ловить. Получилось неудачно, и упали они в какой-то овраг. С ним ничего, а она голову разбила о булыжник. Ума была палата, так что те двое решили порубить погибшую топором и засунуть в мешки, которые у них с собой были, а потом в овраге и оставить. Далее Григорий начал налегать на алкоголь, и дальнейшее помнит не очень хорошо, а проснулся он уже в деревне, куда его привезли в прицепе его дружки. Ну, тут мой отец не сдержался, матюгнулся, и прописал Грише чётко в переносицу, скорее всего, сломав нос. Гриша слетел с камня, и начал отползать в сторону, рассказывая, как он не хотел и всё прочее. А Арас мне шепнул, что местные духи, вероятно попробовали плоть той девушки, и что-то дали ей взамен. Мол так они шаманов выбирают на севере, ну а раз духи везде одинаковые, то вот такова его теория. Он хлопнул меня по плечу, добавил, чтоб я стоял, где стою, и пошёл оттаскивать от предполагаемого виновника торжества моего батю, потому что последний уже взялся за дубину. Григорий же валялся на земле, рыдал, размазывал кровищу, и причитал, что испугался, потому что узнал не только её, но и холм с воронами. Мол там такой же был, но был ещё и овраг, позади холма.

На последних его словах лес снова взорвался птичьим криком. Вороны, сначала заметавшись по небу, начали камнем падать вниз, не разбиваясь, но видоизменяясь и образовывая некую чёрную субстанцию, напоминающую озеро кипящего гудрона, испускающую отвратительное зловоние. Из леса вышла и сама женщина с головой совы, что заставила моего отца наконец-то отступить, но она шла чётко к своему обидчику. Я снова посмотрел вверх, и увидел, что из-за деревьев за нами наблюдают гигантские бесформенные фигуры. Они были идеально чёрного цвета, имели множество глаз и небольшие щупальца, видневшиеся по бокам всего их тела. Они не собирались принимать активного участия, а дали добро на действия своей подопечной, которая, как пушинку оторвала Григория от земли и, под его крики, вошла с ним в чёрное озеро.

Мы, скорее всего, опять бежали, а когда пришли в себя, то были уже возле посёлка, который стал вполне нормального вида. Отец свой рюкзак тоже потерял, и в итоге у нас не было ничего, в том числе денег и документов. Машина Григория заводиться отказалась. Благо Арас, который долго извинялся за таких вот знакомых, занял нам всё, что у него было, сказав, что сам доберётся как-нибудь потом, а пока ему надо потолковать со старухой. В итоге, удача начала нам улыбаться, и мы очень успешно покинули те места на попутках.

Как я понял, отец в итоге потерял связь с Арасом. Последний всё чаще стал ездить в те места, а после просто перестал брать трубку и как-то контактировать. Не знаю, что с ним стало. Отец тоже, скорее всего, не в курсе и не пытался выяснить. Григория так никто никогда и не нашёл. Зато я пробил, как мне кажется, информацию о двух его подельниках, но это не точно. В статье мелкой газетёнки написали, что двух мужчин нашли возле мелкого поселения, затерянного в тайге. В нескольких мешках, в виде супового набора. Еле опознали по остаткам рисунка тюремных наколок. Это случилось не когда-то давно, а буквально за пару месяцев до нашей поездки. Хотя, это может быть чистым совпадением, ведь Григорий не называл имён своих дружков, но я буду верить, что мы помогли поставить точку в этом деле. Если бы мне ещё перестало сниться это каркающее чёрное озеро. Ах, если бы.

* Кызы - ад, преисподняя (с селькупского)

В тот день, когда всё произошло, бар уже закрывался. В своё время, когда именно я мешал в нём коктейли и наливал воду жизни, работа бы продолжалась до упаду, пока голуби не начнут отключаться на лету от алкогольных паров, идущих с вытяжки, и падать на крыши припаркованных доджей. Но теперь здесь новое руководство, новое название, новый бармен, а я зарабатываю себе на страховку и гамбургер, как могу, в сложившейся ситуации. Нет-нет, меня не сократила злая корпорация. Мои глаза оказались наибольшим злом, вынудив меня мыть полы и протирать стойку, да и то не без помощи очков. Через стекляшки в оправе я наблюдал, как расширилось помещение, как сменилась публика, как появились танцовщицы. Лица этой публики и этих танцовщиц были для меня одинаковы, по причине размытия, так что в них я видел одного весёлого выпивоху во множестве исполнений, да одну смазливую девчонку в виниле, которая крутится возле шеста, столь же размноженную на 3D-копире.

В тот день, когда всё произошло, я уже почти закончил уборку, оставив напоследок самое сладкое – загаженный по самые уши туалет. Возможно, не забудь я запереть тогда дверь, то не случилась бы в моей жизни та странная и пугающая ночь. Конечно же, такой опыт я могу назвать неповторимым, непередаваемым и особенным, но я всё же надеюсь, что мой склероз поможет его забыть. Как я забыл запереть дверь. Я уже шёл к туалетам, как вдруг раздался скрип изношенных петель – а я давно говорил, что их нужно поменять – и в бар кто-то вошёл.

– Мистер Свенсон, – начал я, решив, что владелец пришёл под ночь, как он иногда делает, что проверить свою вотчину, – Не пните ведро, оно где-то там, возле входа.

– Спасибо за заботу, – услышал я незнакомый и очень низкий голос.

Я поднял глаза на вошедшего. Плащ, перчатки, шляпа. Мистер Нуарный Детектив зашёл выпить в наш бар. Из образа выбивался только рюкзак.

– Сожалею, но мы закрыты. Уже поздно. Вы же видели, что буквы горят «закрыто», а не наоборот?

Незнакомец не отвечал. Он, двигаясь меж столами слегка роботизированно, направлялся к стойке. Я же, прихрамывая на левую ногу, направлялся к тревожной кнопке и ремингтону. Ничего не произошло, и он просто сел за стойку, опустив глаза вниз. Большая часть света была уже выключена, и я совсем не видел его лица.

– Сэр… мистер… товарищ! Я тебе ещё раз говорю, свали. Мы закрыты. Мне придётся вызвать копов.

– Ты бы лучше налил мне выпить.

– Что?

– Налей мне выпить. Что у вас есть? Что у вас бывает? Виски? Налей мне.

– Приходи в рабочее время.

– Или ты уже совсем не можешь ничего, старик? Я могу налить сам, но тебе, я полагаю, нравится наливать алкоголь посетителям.

– Когда-то я этим занимался, ты прав.

– У тебя есть шанс. Я заплачу наличными и дам сверху. У меня есть деньги, – рука в чёрной перчатке пошелестела кэшем прямо у меня перед носом, и я, скосив глаза до треска в затылке, успел разглядеть там пару-тройку сотенных, – Можешь не переживать, старик. Как тебя зовут?

Я тогда решил, что он какой-то иностранец и даже предположил, что угадал с «товарищем».

– Называй меня, Джимом. Меня все так называют.

– Но ведь это не твоё имя, я же знаю.

Я налил ему виски и подал бокал.

– Армейское прозвище.

– Да-да, потому что у твоего друга был этот шрам на щеке, а звали его Уильямом.

– Что? Откуда ты?..

– Послушай, Джим. У меня есть для тебя история. Я думаю, ты её послушаешь. Только запиши потом. Всё, что запомнишь, – он поставил рюкзак на пол.

Я тогда почему-то сдался. Налил ему ещё, и сел. А он начал рассказ, дослушав который я поседел чуть больше.

Незнакомец представился Питером. Без фамилии или каких-то ещё деталей. Это было символично, если учесть всё, что я услышал далее. Происхождение своё Питер вёл из маленького городка на восточном побережье, где начинал свой жизненный путь не просто в полной, а даже очень большой семье. Питер рассказал, что на различных празднованиях у них всегда было не менее двадцати человек. Зачастую в разы больше. Ничего удивительного, ведь только в их доме жило семь членов семьи. Сам Питер, его отец с матерью, два брата, сестра и бабушка по материнской линии. Дом был большой, белый и с лужайкой, как в рекламе, где все улыбаются и чешут собаку. Собака, кстати, тоже была, но американский бульдог, а не золотистый ретривер, как вы могли подумать.

Наступило двадцать восьмое сентября. Через два дня были планы отметить день рождения его родного дяди по линии отца, которого звали Теодор, и всё семейство поехало поздравлять Теодора в его большой дом на пляже, где они жил один и занимался разведением острых перцев и, вроде бы, клубники. Благо климат позволял. Все, мягко говоря, устали тащить свои задницы через всю страну, ведь дорога заняла более сорока часов, но все хотели этого, ведь семейство Питера обожало то место, где живёт Теодор: его как бы личный пляж, его угощения, и самого дядюшку. К тому же, он собрался жениться, и семейству не терпелось познакомиться с новоявленной родственницей. Питер в этом моменте даже стал как-то поживее голосом.

Тридцатого сентября всё семейство успешно добралось до дома, несмотря на пару укачиваний и одно спущенное колесо. Они останавливались на ночёвки как в большом и красивом отеле, так и в маленьком уютном мини-отельчике, где было совсем не грязно, а соседи не были наркоторговцами и проститутками. Всё было хорошо, но душа просила домашней обстановки, а желудок не еды из кафе, или, уже тем более, из автомата, особенно учитывая то, что семейство обычно питалось «из-под ножа». Так что, так что – все были довольны и веселы достигнуть пункта «B» их путешествия, обнять дядюшку, подарить редких семян адских перцев и отправиться смотреть на его попытки выращивать васаби – новое хобби, пока ещё непредставленная пассия Теодора, готовит им некие разносолы. Ещё совсем юный Питер (он произносил своё имя несколько через «Е», будто француз или вроде того) обонял чудесные запахи приправ, мяса и морепродуктов, доносившиеся с кухни, где мелькал женский силуэт. Питер отметил, что дядюшка им открыл дверь весь перемазанный мукой и одетый в передник с бабочками, так что готовка у них шла в четыре руки, что вся семья сочла очень романтичным, и всё в таком духе. Тьфу. В конце концов, день рождения могли отметить за бокалом доброго эля, а детям вообще всё равно, у них праздник каждый день, но эту мысль я ввинтить не успел, ведь Питер не останавливался, а его голос был могуче-гипнотическим. И вот я сидел и продолжал слушать его истории, накапав сотку со льдом уже и себе. Пара порций всегда освежала уставший ночной мозг. Я глотнул, а он рассказывал мне про дядины перцы, про его дом, про кухню, про потенциальную тётю, и про то, какая вкусная там была мексиканская что-то-там. Кто вообще кормит детей острым? Они должны есть что-то вроде сэндвичей с сыром и шпинат. И сельдерей. В крайнем случае, макароны с сыром.

– Ох, Джим, это был отличный день. Мы ели, пили, веселились, общались друг с другом. Как все нормальные люди, в общем-то. Знаешь, в чём была ошибка? Что сделала тридцатое число днём скорбного прозрения? Мой отец сказал, что нам пора уезжать, а я уговорил его остаться и поехать утром. Мы все устали, и хотели хоть раз заночевать не в дороге. А тут ещё Мелоди, женщина дяди Тео, поддержала меня. Она была странная, но милая. Сказала, что мы сходим ночью на пляж. Сказала, что будем играть в фрисби, потом смотреть ужасы, а потом ляжем спать. Мне тогда это так круто показалось, понимаешь?

Я пожал плечами. Я, до конца не осознавал, почему я вообще там сидел, развесив уши и слушая историю какой-то неизвестной мне семьи, вместо того, чтоб выставить запоздалого говорливого выпивоху. Он глотнул, пока я молчал, но ему, наверно и не нужны были ответы: он продолжил свой спич. Отец Питера согласился ехать на следующий день, все обрадовались, Теодор принёс всем мороженого и ещё вина. Так они и сидели до темноты, а потом, как и обещалось, пошли на пляж. Взяли с собой много всяких вкусных мелких штук, сладостей, напитки. Взрослые, разумеется, уже изрядно набрались красного, и плачет по ним соцзащита, ну да ладно, это всё равно было очень давно. Как и собирались, они начали кидать друг-другу фрисби, что в моём понимании весьма скучная затея, которая пригодна, разве что, для собак. Мелоди кинула эту тарелку Питеру, но пацану не хватило прыти, и собачья игрушка выскочила у него из пальцев, улетев во тьму той части пляжа, которую Теодор не обжил вольным образом. Отец Питера хотел сам сходить, но Питер снова настоял на своём, да ещё и Мелоди выступила адвокатом, заявив, что дальше по берегу убрано и нет ничего опасного. Так что Питера отпустили с богом, попросив только, чтоб он не лез в воду. Питер боялся заходить в океан, и они это знали, разумеется. В этот момент уже и сам Питер вставил ремарку, что его могли убить наркоманы или съесть дикие собаки, которых в темноте не видно, но его родители боялись, что он утонет или напорется на опасный мусор.

– Мне дали фонарик, и вот я бегу с ним по пляжу, на котором и правда нет ничего, кроме песка. Долго-долго бежал, пока мои родные вместе с освещением не скрылись из виду. Потом, хоть страшно и стало, я бежал дальше. Тарелка исчезла. Я предположил, что её смыло в море. Вдруг всё и произошло. В тот момент я решил, что это рассвет, но потом вспомнил, что ещё и часу ночи нет, и солнце никак не могло предъявить свои права на бессмысленную реальность.

Свет становился ярче, а потом Питер понял, что он становится ещё и ближе. Он закричал, но с места сдвинуться уже не мог. Питер описал это так, будто в него врезался гигантский поезд, которого не было. Был толчок, был мощный порыв воздуха, который отшвырнул пацана на песок, как пушинку, но его не размазало ударом об металл, движущийся на гигантской скорости. Его будто бы ударило самим светом, и парень потерял сознание.

Валяясь в отключке, Питер видел какие-то цветы, покрытые не то личинками, не то мелкими белыми щупальцами. Проснулся он, потому что взрослые стопились над ним, орали друг на друга, пытались его растормошить, проверяя то пульс, то температуру, а позади испуганно выглядывали его братья и сёстры. Он приподнялся, кое-как убрал с себя три пары рук, сел и обнаружил, что плотно прижимает к себе фрисби, который он радостно всем продемонстрировал. Взрослые выдохнули, но врача всё же вызывали. Как выяснилось, Питер провалялся на пляже несколько часов – его просто не могли найти, пока не рассвело. Врачу, разумеется, особых подробностей не было сказано, чтоб не пришлось что-либо объяснять ещё и полиции, но так Питер узнал, что сразу после его ухода стало плохо и Мелоди. Она почти упала в обморок. Дело кончилось тем, что Питера не стали дёргать, затребовав, чтоб он отоспался, как следует, так что семейство задержалось у Теодора на более долгий период, чем хотело. А вот Мелоди в больницу увезли, подозревая у неё отравление или даже что-то более отстойное. Вроде сердечного приступа. Пульс низкий, а на правой руке его вообще не нашли, давление никакое, внимание рассеянное. Все тогда решили, что она перепила.

– Через четыре дня произошло событие, которое вызывало много вопросов, но по сей день не обросло ответами. Общество до сих пор гадает, а полиция разводит руками. Конечно, если вспомнит. Столько лет прошло… Мелоди, по прибытию в больницу, впала в беспамятство. Не сказать, что это была кома, но она никого не узнавала, не реагировала на свет или звуки, не отвечала, и толком не спала. Через четыре дня она покинула палату. Это произошло в дождливую холодную ночь, когда некоторые больные опять видели тот свет. Мелоди вышла через окно, разбив его руками: но её не ожидал конец от встречи с асфальтом. Только она вышла за пределы больницы, она исчезла, словно дождь её смыл. Много позже, дядя Теодор сказал мне, что в больнице она свет видела в третий раз, и он был, судя по всему, единственным, что она реально видела.

Он пригубил ещё виски и замолчал. Я тоже немного глотнул. В моём стакане плескался мой любимый ирландский бренд, согревающий, будто горячий чай с травами. Только глубже.

– Я не сразу ощутил, Джим, что моя жизнь начала как-то меняться. Наверно, Мелоди это тоже отрицала, пытаясь играть на публику, но, порой, я думаю, что она подтолкнула меня к той встрече на пляже. Назовём это встречей. Как ты можешь догадываться, я всегда был убийственным экстравертом. Я любил со всеми общаться, ходить в походы и участвовать в школьных постановках. Это всё полностью сошло на нет. Не скажу, что у меня внезапно развилось шизоидное расстройство или как-то проявился скрытый аутизм, я всё ещё был социальным малым, но вот это избыточное общение казалось мне столь же чуждым, как кошке седло. Она, конечно, может его терпеть, но она никого никуда не повезёт. Я предпочитал читать, я начал рисовать, кстати, очень хорошо получалось. У меня проснулась огромная тяга к знаниям, и в разы улучшились показатели по учёбе. Я всегда учился хорошо, но мне стало просто скучно. Школьная программа не могла дать мне достаточной нагрузки. Я посещал всякие курсы, куда пускали бесплатно, потому что родители не видели смысла платить за подобное. Есть люди, которые сидят на адреналине, а я сидел на потоке знаний, Джим. Не знаю, как это ещё обозвать. Я бы не спал и что-то изучал, если бы мог. Я, разумеется, начал принимать участие во всяких конкурсах по химии, физике, механике, биологии, даже писал стихи. Вот в стихах я проигрывал, но остальные задачи падали к моим ногам. Разумеется, у меня не было проблем с поступлением в интересующий меня университет на северо-востоке страны. Я ездил туда чуть ранее на научную конференцию, и мне очень всё понравилось. Архитектура, атмосфера, толстенные хвойные деревья, и там были пляжи, но не было жары, как в тех краях, где жил дядя Теодор. Меня очень тянуло к пляжам, после того случая, признаюсь. Но то были цветочки.

Питер поведал мне, что по приезду на место получения высшего образования, он почувствовал то, что он назвал «позитивный мандраж», будто ждёшь какого-то захватывающего дух поощрения, и, в итоге, он опять сравнил это с адреналиновой зависимостью. Он гулял по серому, туманному и холодному пляжу, предоставленному ему судьбой и природой по месту жительства. Он ходил туда ночью и бродил один в полной темноте, будто боясь спугнуть что-то. Это что-то нашло его, когда Питер позволил себе лёгкий дневной сон на выходных. Я вот не сплю днём, и вам не советую. Нездоровый это сон, и на Питере это и сказалось. Кровавая корка вскрылась на его сознании, и внутрь потекли видения, от которых кровь стынет в жилах у любого нормального человека. Но Питер проснулся, наполненный радости. Он видел сон, где он шёл по холодному пустому пляжу, который находился не на нашей зелёной планете, а где-то в, неведомых человечеству, космических далях, на планете, что простой смертный не освоит в ближайшие тысячи лет, а может и никогда. Река превратилась в пласт стекла, грунт под ногами приобрёл идеально круглую фракцию и чуть зависал в воздухе, когда Питер ворошил его носком ботинка, пока шёл неизвестно куда. Становилось темнее, потому что явственно видимые гигантские космические тела закрывали собой тусклый свет умирающего солнца, и Питер не мог ответить на вопрос – то ли это солнце, что мы привыкли видеть? Темнота же приносила ему ощущение направленности его пути. Он видел свет. Свет, которые не нёсся на него, а был вполне статичен в пространстве. Питер подходил ближе и ближе, пока не добрался до источника, который, впрочем, он не мог рассмотреть и не ослепнуть. Источник света был слишком ярким, но свечение то нарастало, то убывало в объёме, будто шёл импульс, что позволило Питеру разглядеть цветы, покрытые щупальцами. Он поднёс пальцы к свету, и его сознание потащила неизвестная сила через миллиарды световых лет на скорости, которая мельком ему позволила разглядеть, перед пробуждением, некий циклопический город и поверхности пары-тройки иных планет. Он сидел на кровати, радостный, будто на собственный день рождения лет в пять-шесть, и строил планы на походы по библиотекам.

Питер очень удачно выбрал университет для своего случая. Местная библиотека располагала превосходным фондом книг, но ему выдавали вполне обычные учебники, вырезки из газет и всё то, что дают самым обычным людям. Питер за последние годы научился поэтапно карабкаться на любую вершину, и тут он тоже начал с малого. Он начал искать упоминания в газетах о случаях, который был схож с его историей. Он копал не только местные новости, но изучал похожие случаи по всей стране.

– Сначала, Джим, я не понял, что я вообще ищу, но процесс дал мне ответ на этот вопрос. Мой ум, который неизвестным образом перепрошился на новый лад, искал систему. Мне понадобилось очень много времени, но я не сдавался, и сдалось бытие. Примерно на третьем курсе я смог высчитать последовательность, но всё ещё был бесконечно далёк от сути. Я, разумеется, был одарённым студентом, Джим, так что для меня не было большой сложности – найти нужных мне друзей в данной сфере. Эти друзья помогли мне получить доступ к закрытой секции университетской библиотеки, а позже и доступ до необходимых мне книг в городской библиотеке. Чего там только не было, Джим! Какое разнообразие! Некоторые фолианты ужасали даже такого искушённого искателя, как я – не столько содержанием, сколь самим фактом своего существования в нашем мире. К слову, оказалось, что ответы на мои вопросы я могу найти в относительно современной литературе, что была написана даже в нашу эру, и имеет перевод на наш с тобой язык. Мне даже стало несколько обидно, Джим. Но у меня был мой серебряный ключ от тех врат, и я начал подготовку.

После университета Питер, к неудовольствию родителей, продолжил научную деятельность. Он не оставлял работу в области химии, но начал много времени проводить над изучением крипто-зоологии, уфологии, астрономии. Кроме того, его стол ломился под книгами с описанием ритуалов и историями о мерзких культах, что он описал мне вскользь, но я отказываюсь это повторять, в том числе, в целях безопасности. И он проводил некоторые из этих ритуалов, как сам утверждает. Там не было свечей и мёртвых животных, ибо общался он с теми, кто не знает нашу фауну, и не ведает о сути свечей. Он выходил на контакт с теми, кого он называл Розовые Цветы. При этом, он никогда не задавался вопросом – зачем ему это всё, и я вижу здесь некий элемент гипноза. С другой стороны, Питер мог быть просто особенным. Этого я тоже не исключаю.

– Сегодня, Джим, мне уже за сорок. Путём долгих вычислений, медитации, и продвинутого сновидчества, я понял, что нужное мне событие произойдёт на местном пляже, а не там, где я его ожидал. Это случится сегодня. Я прибыл сюда недели две назад. Всем свои родственникам я разослал письма, что затруднят мой поиск до невозможности. Последний месяц я пользуюсь лишь наличными деньгами. У меня есть ряд неизлечимых болезней, но я не иду за рецептами на обезболивающие. Я никогда не был у стоматолога. Я выбросил свои вещи по всему штату. Здесь я остановился под поддельным именем человека, что умер в день моего рождения. Я сжёг подушечки пальцев, Джим, и ты скоро узнаешь – зачем мне это. Мне не нужны некрологи, ведь я никогда не умру. Пойдём со мной, Джим. Закрывай бар и пошли. Ты сам всё увидишь. Увидишь то, к чему я шёл почти половину века.

Да, я пошёл за Питером, за этим безумцем, чьё сознание разъела какая-то потусторонняя дрянь. После выхода из бара, он более не проронил ни слова. Так мы и шли молча, пока не добрались до нашего пляжа. Признаться, я подустал, ибо шагать было прилично, но вызывать такси я как-то не решился. Уж больно странным был мой спутник. Я любил тот пляж, там можно было наблюдать за птицами, но больше я туда не хожу. Было, кстати, примерно время ведьм, когда мы добрались. Я тогда даже посмеялся с этого. Стоило нашим ногам ступить на песок, как Питер показал направление. Туда мы и пошли.

– Когда я скажу, чтоб ты отошёл в сторону, сделай именно так.

Мобильный у меня разрядился, часы встали, по звёздам я не особенно ориентировался, но мы, подозреваю, шли по песку где-то полчаса, и я был полон сомнений, что пляж имеет такую длину. Я огляделся тогда. Ни волнорезов, ни каких-то ограничителей, ничего. Я совсем не понимал, где нахожусь. Вот примерно тогда прозвучала команда от Питера. Я отошёл, и не зря, пожалуй. Как и в его рассказе, на горизонте будто бы появился поезд, освещающий путь мощным прожектором. Даже песок под ногами, будто бы, немного трясся от мощи состава. Мощный поток света, будто стая гигантских светлячков.

Время будто замедлилось, и я очень чётко видел момент столкновения Питера с этим проклятым светом. С этой мерзостью. «Светлячок» оказался внушительных размеров капсулой, внутри которой покоились отвратительные до тошноты розовые тельца каких-то тварей. У них были конечности, но их нельзя было отнести к каким-то существам, что фигурировали в типичной энциклопедии по зоологии. А ещё у них были крылья, которые, видимо, им не требовались здесь и сейчас, или же использовались как-то ещё. Их голова и была подобием цветка, облепленного белыми личинками. Уродливые создания, сидели в своей капсуле в позе эмбриона, и что впечатляло – капсула не была физической, в полной мере. Она, как и её ужасные обитатели, была будто бы отражением от чего-то большего. Как… голограмма? Нет, тоже нет. Боюсь, у меня нет средств для описания этого явления, ведь оно абсолютно чуждо нашему пониманию. Столкновение. Ударная волна, валит меня на песок. Вспышка света, на которую я не смотрел, ведь лежал на спине, и это спасло остатки моего зрения. Когда я встал на ноги – никого не было. Никого живого, вернее сказать. Я почти наступил на то, что более тридцати лет назад было молодой женщиной, носящей имя Мелоди. Она была обнажена, заморожена, а её голова была пуста. Мозг кто-то забрал, вскрыв черепную коробку, и я догадывался – кто. К сожалению, я не мог сообщить таких подробностей полиции, но, может быть, кто-то найдёт мой текст и примет к сведению.

По счастливой случайности, после столкновения с Питером, свет зацепил лишь меня, но я не нужен этим тварям. Я уже слишком стар. Цепочка событий, пока что, прервалась. У человечества есть время ответить на этот вопрос. Во всяком случае, до тех пор, пока не найдут, труп неизвестного мужчины, которого так никто и не сможет опознать. Жаль, я вряд ли протяну ещё тридцать лет, но я не уверен, что меня интересует альтернатива.