dmslvs

Однажды в Прикарпатье с ясного ночного неба упала звезда. Ее полет был настолько яркий и неописуемо дерзкий, что все гадалки области сразу нагадали: родится Пацан.

Начались большие приготовления. Каждая пара хотела, чтобы пацан родился именно у них. Всё потому, что после падения звезды первый родившийся пацан автоматически короновался в воры в законе, а его мамка с папкой получали пожизненное пособие в долларовом эквиваленте из общака, которое гарантировало им безбедную и сытую жизнь.

Все способные держать оружие мальчики и мужчины старались изо всех сил на протяжении недели. Каждый хотел быть первым. И вот, к воскресенью забеременели целых девять непьющих женщин. Гадалки были в ступоре. Они метались между вариантами: кто из беременных носит сейчас в себе истинного пацана?

Также, сразу после зачатия, надразум новомамок чудесным образом синхронизировался. Они стали видеть похожие сны, вырезать одинаковые рецепты из журнала «Лиза», ходить в одинаковые торговые центры и буквально сталкиваться лбами в проходах, что их самих приводило в ярость: беспощадность женской конкуренции давала о себе знать. Каждой хотелось, чтобы у другой мамки случился выкидыш.

Среди девяти новомамок были все масти и народы мира. Первая была индоевропейской семьи (самой многочисленной в мире); вторая — сино-тибеской и Нигеро-кордофанской, по бабке её семиглазихе-помидорихе, семей; третья — Афразийской, Австронезийской и Алтайской мастей; четвёртая — Дравидийской, Японской, Австроазиатской, Таи-кадайской, Корейской и на четверть с половиной Индейской семей; пятая была уроженицей от союза Нило-сахарской, суровой Уральской, Папуасской, Картвельской, Северокавказской и Баскской семей; шестая — чисто русская; седьмая — чисто украинка; восьмая — чисто белоруска; девятая — цыганка до восьмого колена. Шли недели и месяцы, и с ростом эмбрионо-пацанов рос и градус насилия между конкурентками.

Оставалось только зажечь искру. Единственная попадья в округе, любовница мента, и самая курящая тетка на все Прикарпатье, однажды, когда все новомамки сидели на курсах подготовки к родам, незаметно пробралась и бросила прямо перед ними тридцати двух дюймовый телевизор Samsung c надписью «не воровке и не шалаве». Заприметив объект вожделения, новомамки вцепились в него и так разругались, что от телевизора не осталось и битого пикселя.

Тогда девять матерей начали войну, отложившуюся в анналах, как дикая «Материна Беспределиха». Братва шла на братву, а беспредельщики на беспредельщиков. Кровь била фонтаном из каждой избы, а забиваемые стрелки обильно усыпали все близлежащие территории.

Так в Прикарпатье началась Третья Мировая Война.

Воевали миллиарды разношерстных и разномастных пацанов, забыв про общее пацанское дело и первый закон пацанства — «пацан пацану пацан». А Солнце с началом этой войны утонуло в море от стыда за своих детей, после чего водрузилась великая Тьма над миром. Ведь Солнце, как известно, светит большинству обычных людей просто за компанию, лишь потому, что должно освещать путь пацанам, соблюдающим Понятия. А пацаны с пути сбились.

Шел девятый месяц беременности, пацанскими телами ежедневно удобрялась земля, на которой больше не росли цветы. И вот, у всех девятерых мамок разом начались схватки. Их, под пулемётным градом и артиллерийскими обстрелами, на бронированных автобусах с ксеноновыми фарами привезли в ближайший роддом.

У матерей отошли воды, а в это время президенты ядерных держав уже приготовились жать на кнопку атомного удара, чтобы покончить со своим противником раз и навсегда. Схватки усиливались, роженицы испытывали дичайшие боли, не подвластные разумам пацанов. Их голоса слились, и на каждой планете в солнечной системе был слышен страшный пронзительный крик. И тогда девять кроватей неведомой силой сдвинулись в одну маленькую точку, случился взрыв, и все девять матерей разом родили Одного Единого Интернационального Пацана!

Тут же солнце взошло над морем и остановилась братоубийственная война. Воцарился мир и появилась женская солидарность, а попадью в скором времени нашли, сначала распяли, а потом прицепили к танку и возили по площади до тех пор, пока она не бросила курить.

Еще не появились первые лучи солнца, и обычный окраинный двор спал. Лишь первые утренние голоса птиц исподволь начинали пробуждать, казалось, навсегда заснувший мир. Несмело переговаривались воробьи, рассекали воздух крыльями первые ласточки. На фоне розовеющих от восхода туч молчаливый косяк журавлей возвращался с юга на родину.
Один за другим опадали лепестки махровой сакуры, порхая на ветру и приземляясь на крышу давно сгоревшей «Тойоты» с надписью «пидор» на багажнике. За фудзиямой деревообрабатывающего завода вставало солнце. Уже подтянувшиеся на работу неопохмелившиеся грузчики суши-бара «Лариса» тягуче разгружали мешки с рисом и гречей.
Скрипела карусель.
На лавочке, касаясь ее спинки лишь носками туфель, в позе корточек сидел пацан. Новый спортивный костюм, недопитая бутылка пива, затертые четки и крепко сжимаемая в правой руке монтировка – все решительно указывало на готовность пацана совершить ритуал сэппуку.
– Чего ты ждешь, самурай? – раздался голос совершенно случайно оказавшегося рядом известного монаха-отшельника, проще говоря, ямабуси, прогуливающегося по провинциям в поисках причин для совершения кристально-добродетельных поступков.
– Первого луча солнца, упавшего на мое чело, – бросив небрежный взгляд на ослепительно белоснежное кимоно отшельника, ответил пацан. – Отрубишь мне голову?
– Я готов быть твоим кайсяку, но при одном условии, – уверенно отвечал монах, – если ты расскажешь мне свою историю.
– Хорошо. Я расскажу тебе. Я вел примерную жизнь пацана-самурая. Я чтил свой клан и своего сегуна. Я шел на вражеские стрелы и копья жертвуя жизнью, если того требует долг. Во время сна я никогда не ложился ногами в сторону ближайшей тюрьмы. Но на прошлой неделе я допустил ошибку, поплатиться за которую могу, лишь совершив харакири. На день радиолюбителя, как всегда, я пошел ночью на кладбище, дабы бороться со своим страхом смерти. В достаточной степени приблизив смерть, разглядывая овалы на памятниках, я услышал, как нечто громко ворошится в кургане могилы. Я подошел ближе и увидел, что огромная енотовидная собака пытается перекусить горло, как мне показалось, человеку. Енотовидные исполинские желтые клыки смыкались в миллиметрах от кадыка несчастного. Грязная и отчаявшаяся жертва была повержена, силы оставляли ее. Еще секунда, и смерть была бы неизбежна. Но в этот момент я нанес удар енотовидной собаке в солнечное сплетение. Произошла потасовка. Я намеренно дал собаке возможность намертво вцепиться мне в ногу, а после, бесстрастно, задушил ее голыми руками. Когда собака испустила дух, едва не поверженный ею человек упал передо мной на колени и стал клясться в верности и судорожно отдавать честь. Тогда я заметил его погоны, но было поздно. Спасенный мной оказался ментом, пришедшим на кладбище справлять традиционный мусорской ритуал осквернения могил. Преисполненный благодарности мент привязался ко мне и в последующие дни не отступал от меня ни на шаг. Не имея права по кодексу бусидо убить спасенного, я растерялся. На следующий день я никак не мог позволить себе пойти на секретную сходку к пацанам с майором милиции на хвосте. Но благодарный мент преследовал меня. Тогда я соврал пацанам, что заболел, впервые в жизни сказав неправду. Этим я предал свой клан и собственную самурайскую совесть. А когда пацаны пришли навестить меня с авоськой апельсинов, они увидели на моей кухне моющего посуду мента. Оказавшись в положении обманщика и, что того хуже, спасителя ментов, я осознал – только харакири может спасти мою бессмертную душу.
– Ты прав, – ответил монах, легким движением руки достав катану из ножен, – но дай мне задать тебе последний вопрос: где сейчас этот мусор, я должен убить его. Ведь по кодексу, когда самурай-пацан не справляется, ему на помощь приходит ниндзя-пацан…
– Его вызвали на усиление в отдел, – ответил пацан и вонзил в себя монтировку.
– Нет больше никакого отдела, – сквозь зубы процедил монах, и, взмахнув катаной, отрубил голову пацана так, что та повисла на тонком куске кожи.

Птицы, все это время сидевшие на ветвях сакуры, испуганно взметнулись было в воздух, но в то же мгновение вернулись обратно, чтобы своим присутствием почтить деяния двух героев.

Солнце взошло.

Однажды утром, проснувшись и позанимавшись с гирей, один хороший человек – проще сказать, пацан, обнаружил, что его девочка пропала без вести. Пораскинув мозгами, первым делом пацан спустился к подъезду и, посчитав количество лушпаек от семечек возле левой скамейки, он понял, что девочки нет уже давно. Тогда пацан сразу же отправился в Национальный университет отдыха и туризма имени Магеллана, где его девочка училась на специальности «Менеджмент рецепшн». Декан факультета Турции и Египта явно что-то скрывал. Его выдавали трясущиеся руки, бегающие глаза и частицы белого порошка в усах. Кроме того, в не проветренном кабинете среди пыльных канцелярских запахов, приятных ароматов турецкого кальяна и дешевого египетского парфюма «Шарм-эль-Шейх Victory», пацан уловил резкие нотки ментовского смрада. Это значило, что здесь недавно были поганые мусора. В процессе творческой пытки декана макетом египетской пирамиды пацан выведал личные данные причастных и отправился сразу в отдел.
После короткой перестрелки и еще более короткого разговора, пацан наконец-то понял: менты продали его любимую девочку инопланетянам. Не имея морального права договариваться с ментами, пацан решил связаться с инопланетянами напрямую.
Семь дней и ночей пацан вырисовывал правильные геометрические фигуры и номер своего телефона на колосящихся рожью полях. Утром восьмого дня со скрытого номера пацану пришла смска «перезвоните мне пожалуйста». Пацан, собрав всю волю в кулак, перезвонил на скрытый номер. Через секунду он уже был на инопланетном корабле.
Пацан лежал окутанный проводами и датчиками, в прозрачной капсуле, в чем мать родила: в одной только кепке. Не в силах терпеть подобное унижение, пацан попробовал разбить капсулу кулаком, но ничего не вышло. Тогда пацан впился полным презрения к инопланетным уродам взглядом в одну-единственную точку капсулы. Через шестнадцать часов капсула треснула. Освободиться после этого было делом тэквондо. Ни разу не моргнувший за все это время пацан смочил иссохшую роговицу слюной и отправился на поиски врага.
Встретив первого зеленого человечка, пацан нанес ему сокрушительный удар промеж огромных черных глаз. Враг упал, тело его подернулось неведомым радужным сиянием, и вдруг инопланетян стало два, они в секунду поднялись с пола и приняли левосторонние стойки. Не видя причин останавливаться, пацан продолжил драку. Он бил, бил и бил. Сияющие ошметки инопланетян разбрызгивались по всем уголкам летающей тарелки, а одушевленная изумрудная инопланетная кровь всё время хотела, но никак не успевала свернуться на закаленных костяшках пацана. Отчаявшись в этой неравной битве, пацан стал было использовать запрещенные приемы – бить по яйцам, хватать за волосы. Но яйца и волосы располагались у инопланетян внутри организмов, и пацан позволил себе недопустимую в драке секунду удивления. Размножившиеся от побоев инопланетяне за это время скрутили пацана и начали задавать ему некорректные вопросы, на которые пацан наотрез отказался отвечать. Инопланетяне были поражены стойкостью и татуировками пацана, и позвали старшего.
Старшим у инопланетян оказался ссохшийся морщинистый гуманоид, в драке участвовавший постольку-поскольку, но зато умевший читать мысли. Восхищаясь силой пацана и прочитав в его голове мысли о пропаже девочки, старший предложил пацану поменяться с девочкой местами и остаться на корабле в качестве подопытного. Не видящий другого выхода пацан немедленно согласился.
Инопланетяне, явно умудренные опытом предыдущих экспериментов над людьми, начали было помещать пацана в общечеловеческие, как они думали, условия. Они предлагали ему купить бесполезные вещи, пытались напоить его водкой, заставляли читать Достоевского и агитировали голосовать за «Единую Россию». Но пацан не поддавался. В конец пораженные инопланетяне опустили свои зеленые руки: за все время их экспериментов не было человека, который не повелся хотя бы на один из этих стимулов. Так пацан превзошел все представления о роде людском. Уважая величайшие стойкость, принципиальность и мужество, инопланетяне отпустили пацана на землю, к его любимым девочке, маме и гире. А сами, совсем немного посоветовавшись, отправились вслед за ним, приняв человеческие обличья. Бывшие инопланетяне стали верными последователями и лучшими корешами пацана.
И на какую стрелу пацан бы не пошел - одерживал там победу, ведь чем сильней был противник, тем больше становилось с пацаном его корешей.

В одном большом промышленном сибирском городе жил обыкновенный, но настоящий пацан. С тех самых пор, как в четыре года он откусил палец только что откинувшемуся с кичи рецидивисту с соседнего двора по прозвищу Ломброзо, хотевшему отобрать у него конфетку «Каракум», пацан стал пользоваться авторитетом и уважением. Он рос, занимался в любую погоду на турниках, лучше всех в параллели прыгал через козла и метал самодельную заточку в старую сосну за школой, строил училок, ухаживал за некурящими девочками и собирал дань с лохов, всё расширяя и расширяя территорию своего влияния. Была в пацане какая-то тайна, выражавшаяся в некоторой закрытости, необщительности, отгороженности от мира. Друзей у пацана не было – только подельники, с которыми он не делился ничем личным, да любимый кактус системы лофофора, который всё никак не мог у пацана расцвести.
Родители у пацана были людьми небедными – отец его еще с советских времен мутил крупномасштабные незаконные дела, а мама просто любила пацана, и Судьба платила ей за это. Но когда пацану было двенадцать лет, случилась беда: его родители насмерть разбились на «Мерседесе» отца. Пацан очень горевал, но понял, что богатство его отца вот-вот растащат, а самого его или убьют ради этих денег, или отправят в детдом, чего пацан очень не хотел. Отомстив виновникам гибели любимых родителей, от руководства дорожного треста до механика автосервиса и менеджера автосалона, пацан через подставных совершеннолетних лохов продал всё имущество и, взяв с собой лишь огромную сумму денег и свой кактус, исчез.
Много лет его никто и нигде не видел. Поговаривали, что пацан выстроил себе в глухой тайге огромный дом за забором в три человеческих роста и основал самую кровавую банду в истории края Сибирского, но больше ничего известно не было. И действительно, грабили в тех краях караваны дальнобойщиков с импортными товарами консьюмеристскими, убивали лютой смертью наркокурьеров, что в Россию из афганистанов да чуркистанов порошок везли, а иногда захватывали целые малые и даже средние города, чтобы разобраться там с погаными мусорами, нечестными барыгами, хипстерами и лохами. В городах этих, очищенных от скверны, оставались потом десятки вновь установленных турников, и больше никаких следов. А тела наркокурьеров находили иногда случайно на лесных делянках, законсервированные в крепчайшем растворе герыча.
Но командовал по слухам этой бандой старый старик, прозванный Лесным Чудовищем, за отвратительную свою старость и проживание в тайге. А пацану нашему должно было быть к тому времени лет двадцать пять, ну, может, тридцать.
И вот однажды разгромила банда очередной караван фур, что везли из японии да кореи технику бытовую и гаджеты разные. Часть товара сразу в назидание сожгли, а часть продали специальным людям, чтобы они его обратно на запад переправили, и народ русский оболванивать таким образом бы не дали. Но только вот главный в этом караване, московский барыга из «Форбса», сбежал. Три дня пробирался барыга, известный своей везучестью, по бескрайней тайге, и вдруг видит – стоит в низине огромный забор в три человеческих роста, из белого мрамора да карельского гранита, а за ним – дом шикарный, каких барыга и швейцариях не видел, крышей из чистого золота от скупых сибирских лучей солнечные зайчики пускает. Не сдержался барыга, подошел поближе, да и заметил – нора барсучья, широченная, под забор уходит. А барыга замерз, проголодался, вспомнил, как в семидесятые дачные домики честных советских рабочих с друзьями обносил, да и залез через барсучью нору на территорию. Стоит барыга на территории, и глаза отвести от наблюдаемой красоты не может: перед домом огромным да прекрасным, среди чистейших сибирских сугробов и турников иридиевых, растет растение страннейшее, в полроста человеческого, да цветет цветами немыслимыми – взглянешь и остолбенеешь. Протянул барыга руку и сорвал цветок, после чего тут же получил по башке бейсбольной битой от подоспевшей наконец-то охраны и очнулся уже в темнице. А из темноты барыгу голос спрашивает – кто, мол, ты такой, и нахера сорвал цветок. Барыга отвечает: «Я барыга московский, ехал с караваном из японии да кореи, караван разгромили, блуждал по тайге, умираю, хочу андалусскую паэлью». Но чувствует, хитрец, неодобрение в наступившей звенящей тишине, и дальше начинает лепить чушь и давить на жалость: мол, у него три дочки, и старшая попросила привезти ей смартфон, какого еще ни у кого в мире нету, средняя – крем волшебный антицеллюлитный из мозгов и глаз дельфиньих, а младшая – цветочек аленький.
А пацан наш (а вы уже поняли, что это был дом шикарный пацана, кактус лофофора пацана и голос из темноты – пацана) человеком был начитанным и ироничным, да и скучно ему было в тайге, честно говоря, и решил он эту историю доиграть до какого-то логического завершения. «Если, – говорит пацан – согласится одна из дочерей твоих сюда ко мне приехать да жить тут со мной в роскоши и глуши, отпущу тебя. А если ни одна не согласится – казню люто, по обычаю старообрядческому». Ну, позвонили они по спутниковому телефону дочерям барыги. Первая дочь – курящей оказалась, вторая – отказалась ехать к Лесному Чудовищу, потому что экзамены, а третья, младшая, говорит: «Конечно, папенька, выручу я тебя, а как же еще. Хоть и барыга ты, да люблю я тебя и за всё тебе очень сильно благодарна». Вскоре на современнейшем вертолете пацана привезли из москвы барыжью дочь, а самого барыгу честь по чести вернули в столицу неспокойную, туда ему и дорога. Вышла дочь барыги из вертолета и стоит вокруг озирается. А пацан смотрит – а это Некурящая Девочка: коса пшеничная у нее до пояса, глаза синие-синие, большие-большие, честные-честные, губы алые, уши непроколотые.
И стала Некурящая Девочка жить во дворце пацана. Спать на шелке ручной работы, носить шубы соболиные эксклюзивной силы, слёзы девичьи платками из шиншильего меха вытирать, живые концерты Thirty Seconds to Mars и Евгения Плющенко в конференц-зале смотреть, а кушать икру белужью, пироги с языками соловьиными да любимое свое севиче от «Nobu». Да только вот пацан не показывался ей на глаза и даже не разговаривал с ней никогда. Лишь только общался с ней во внутреннем чате. Давно уж пацан понял, что очень он любит Некурящую Девочку, да не мог всё равно преодолеть самого себя.
И вот однажды, в прекрасное седое таёжное утро, приходит пацану от Девочки сообщение: «Дорогой пацан! Я тебя очень-очень люблю. Не за роскошь и удобства, а за силу и искренность дел твоих, за чистоту души твоей пацанской, за веру твою православную. Слышала я слухи, что зовут тебя Чудовищем Лесным, что ты – старик старый и морщинистый, пигментными пятнами и татуировками блатными банальными весь покрытый. Да только не верю я в это, а если это и правда – то мне всё равно, я готова любить тебя любого до конца дней своих и быть тебе женой верной навсегда-навсегда)))». Прочитал пацан сообщение, собрался с силами, решился наконец и вышел к своей избраннице в покои. Девочка его увидела, да так и села с планшетом на коленях. А пацан начал свой рассказ.
Отец пацана, человек кристальных понятий и тонкого ума, еще в семьдесят четвертом перешел дорогу одному тайному отделу КГБ. Но не смогли гэбисты доказать ничего, а только разозлились до невозможности, и тогда одна работавшая там референтом старая ведьма в звании подполковника прокляла отца пацана чудовищным проклятием. И родился через год у отца пацана сын – но в женском теле. И рос наш пацан, а душа его пацанская, сильная да чистая, была заключена в этом теле несуразном и чужом. Когда родители, которые только во всём мире и знали о тайной беде пацана, погибли, он был вынужден скрыться ото всех людей, отгородиться заборами и стенами своего замка. Но не мог пацан себе позволить просто сидеть и страдать – другое у него было призвание: боевая, смелая и лихая жизнь. Силой воли пацан вырастил у себя бороду и кадык, но с вагиной и грудью ничего поделать таким образом не получалось. Косметической хирургии пацанские понятия не признавали. (Если, конечно, ты не на нелегалке, но пацан формально на нелегалке не был). И тогда пацан нанял старого актера из театра моссовета, по фамилии Тарарыхин, в первый раз попавшего в тюрьму еще в пятидесятые, когда его случайно задержали в Ростове-на-Дону в ворованном пиджаке и шкарах. Тарарыхин пустился во все тяжкие, сделал ходок около десяти, состарился, изнемог, но актером остался приличным. Пацан купил микронаушник и передатчик, сколотил банду, а старика сделал своим образом и голосом, да через него и руководил.
Встала тут Некурящая Девочка с перины и подошла к пацану. Девочкой она была чистой, немного еще даже верила в сказки, да и обещала же она в чате любить пацана любым. И поцеловала Некурящая Девочка пацана в первый раз – и исчезла вдруг у пацана грудь его четвертого размера, а вместо – торс вдруг возник накаченный. Поцеловала во второй раз – исчезла у пацана вагина, а вместо нее – хуй вырос тридцать пять сантиметров.
И стали они жить-поживать, понятия соблюдать да друг друга любить. И было у них счастье неизмеримое, дети умные, богатство честное. И Россия вокруг прирастала верой православной, землями новыми, Девочками Некурящими, да и Путин умер.