Любимцы богов
9 постов
Пробуждение (часть 2)
Такую тревогу Стас испытывал впервые, хотя ему часто приходилось оставлять Настю одну.
Добравшись до берега, он заглушил двигатель и глянул на часы. До парома около пятнадцати минут. Тот уже отчалил с противоположного берега и скоро появится над неспокойными, стальными водами. Может, пока не поздно, стоит позвонить в госпиталь, сказаться больным и вернуться?
Нет. Ильич и так столько лет идет у него на поводу, сохраняет за ним должность. Прикрывает, оберегает, вызывая исключительно на тяжелые случаи. Принимает во внимание его неутихающую скорбь, хотя уже прошло больше двадцати лет.
Стас стиснул зубы и забарабанил пальцами по оплётке руля. Не может он подвести Ильича, когда в госпитале около тридцати человек с тяжёлыми травмами. С Настей всё будет в порядке. Да, Ярослава близка к пробуждению, но она вроде бы близка к нему последние двенадцать лет... Так с чего он взял, что это произойдет именно сейчас, а не через месяц или еще через год? Пошёл бы он на эту авантюру, если бы знал, что процесс будет таким мучительным и долгим? Ему впервые подумалось, что эти двадцать лет жизни они с Настей могли бы провести более... плодотворно. Унять боль в объятиях друг друга и друзей, а потом... начать всё заново. Им ведь тогда не было еще и сорока.
В смятении он вышел из машины. С реки несло холодом и сыростью. Стылый октябрьский ветер сорвал капюшон, сдул со лба редкие, седые волосы и выветрил из головы кощунственные мысли.
На миг ему привиделось растерзанное, измученное тело дочери в стенах больничного морга. Настя не смогла пойти на опознание, ибо лежала пятью этажами выше под системой. Да он и не позволил бы, даже будь она на ногах. Он помнил, как рвал на себе волосы и кусал кулаки, безуспешно стараясь сдержать вопль.
Нет. Он всё сделал правильно. По крайней мере, слово своё сдержал. Скоро Ярослава пробудится, и тогда...
...
Про маму Тайогнгу он узнал от одной из медсестёр, Регины Петровны. Пожилая женщина была не от мира сего, но с работой справлялась отлично, была аккуратна, внимательна к пациентам и по-матерински предана ему, Стасу.
В больничных курилках он время от времени слышал беззлобные сплетни о ней, но не слишком вникал. Некая мутная история о том, что давным-давно она схоронила сына. То ли болезнь, то ли несчастный случай. А спустя двадцать лет, на пороге своего пятидесятилетия, вдруг родила снова. И назвала сына так же, как покойного. Вроде бы ничего сверхъестественного, и постарше женщины рожают, но Регина Петровна на этой почве малость съехала с катушек, утверждая, что снова родила своего сына. Да, на пробуждение души, дескать, ушло несколько лет, но к десяти годам мальчишка полностью восстановил память и воссоединился со своим почившим «Я».
Когда через несколько дней после смерти дочери, в квартире Сеневичей раздался дверной звонок, Стас меньше всего ожидал увидеть на пороге Регину Петровну с Артуром – тем самым сыном-подростком.
Чёрный от горя, он попытался мягко выпроводить незваных гостей, но Регина Петровна, обычно кроткая и послушная, упёрлась и заявила, что они будут сидеть под его дверью до тех пор, пока он их не выслушает.
Стас плохо запомнил тот разговор. Мысли его разделились, но были далеки от здесь и сейчас. Часть их была в госпитальном морге, где в ту самую минуту дочку потрошили, сшивали, штопали, пытались придать ей приличный вид перед похоронами. Другая часть была с женой, которую медики ставили на ноги после попытки суицида. А третья была в СИЗО, с тем монстром, что уничтожил их дочь, и теперь со свёрнутым набок носом и отёкшими, сизыми подглазьями писал признательные показания.
А Регина, присев на краешек дивана и притянув к себе Артура, что-то рассказывала про живущую в Северных лесах негритянскую колдунью - маму Тайонгу, которая умеет возвращать души почивших. Она, дескать, потомственная мамбо – жрица Вуду. В 37-ом, когда на Гаити началась резня, её бабка – тоже жрица – бежала с уцелевшей дочерью в Африку. А в 61-ом, когда во время кризиса в Конго погиб муж, бежала уже мать Тайонги, прихватив с собой детей.
Регина не слишком вникала, как африканские беженцы оказались в России, но догадывалась, что в рамках тогдашней программы поддержки Советами развивающихся стран. Как бы то ни было, семья Тайонги осела в северной тайге, неподалеку от Белоярского, и постепенно ассимилировались с местным населением. К моменту, когда Регина оказалась в этой удивительной деревушке, там почти все, так или иначе, несли черты негроидной расы.
Там же мама Тайонга и помогла ей... по новой выносить покойного сына.
- Поглядите, Станислав Николаевич, - женщина порылась в сумке и достала несколько фотографий, - Это Артурчик незадолго до смерти.
Одуревшим от недосыпа и барбитуратов взором Стас разглядывал чёрно-белые, любительские снимки мальчугана неопределённого возраста. Больничная койка, веточка сирени на тумбочке. Бедняге явно было жарко, тошно и уже наплевать на этот мир. Простынка откинута с тщедушного тела, открывая болезненную картину – трубка тренажа, впивающаяся в костлявый бок, подключичный катетер, пластиковая пробка на трахеостоме.
- Зачем... вы это снимали? – спросил он, возвращая ей фотографии, но она не сделала ни малейшего движения, чтобы их забрать.
- А зачем в Викторианскую эпоху снимали своих мёртвых или умирающих детей?! – она аж задохнулась от незаслуженного оскорбления, - Уж, конечно, не из патологического любопытства или желания оставить потомкам фото пострашней! Артурчик болел долго, около пяти лет. И, когда стало ясно, что скоро его не станет, я поняла, что у меня почти нет его фотографий. Как-то всё было не до этого, да, Артурчик?
Мальчик с готовностью кивнул, а Регина Петровна возбуждённо продолжила:
- Поэтому в те последние дни я попросила у знакомых фотоаппарат, и мы устроили съёмку... Но я вам их показываю вовсе не затем, чтобы шокировать. Ну-ка, Артурчик, сними свитерок!
Артур поднялся, расстегнул вязаный джемпер, потом стянул через голову белую маечку и застыл.
- Видите?
Стас устало оглядел смущённо сгорбившегося мальчика и покачал головой.
- Ну, как же! – женщина тоже поднялась и затыкала пальцем в его тело, - Вот след от дренажной трубки, вот – от трахеостомы, а вот – от подключичника... сверьтесь по фотографиям-то!
- Регина Петровна, слушайте..., - Стас положил фотографии на диван, - У нас сейчас очень тяжёлый период, поэтому прошу проявить деликатность и...
- Понимаю, - Регина Петровна закивала, но, прежде чем, наконец, свалить, достала полароид и сфотографировала сыновний торс, - Вам сейчас тяжело, но, поверьте, все поправимо! Вы просто присмотритесь, как будет время.
Последнюю фотокарточку, еще чёрную, она бережно положила поверх остальных. Стас далекими глазами наблюдал за гостями, пока они одевались. А когда, наконец, ушли, сгрёб фотографии в кучку, закинул на книжную полку и забыл.
...
Когда Яся, постоянно сбиваясь, путаясь и, то и дело, проваливаясь в истерику, наконец, закончила свой рассказ, уже давно стемнело. За окном по-прежнему завывало, ветер горстями бросал в стекло ледяную крупу и дождь. Девушки сидели на кровати в уютном кружке света от ночника и пили чай с бутербродами, ради которых Светка устроила рискованную вылазку на кухню мимо спящей матери.
У Яси всё никак не унимались слёзы, но при этом чувствовала она себя лучше, чем когда-либо. Впервые рядом появился человек, с которым она могла поделиться своими мыслями и страхами. Поделиться искренне, а не для галочки, как бывало на отцовских сеансах.
- Я думаю, они похитили меня, когда я была совсем маленькой. Поэтому прячут ото всех и постоянно трясутся, как бы я чего не вспомнила. А когда такое происходит, начинают убеждать меня, что это ложные воспоминания, а сама я – сумасшедшая, - она помолчала, судорожно вздохнув, и выложила страшную догадку, - А после этих кассет я уверена, что они сатанисты и... готовят меня в жертву.
- Да брось, систер. Стоило ли столько лет с тобой возиться ради жертвы...
- Может... жертва должна быть совершеннолетней! Мне как раз в прошлом месяце исполнилось...
- Насколько я знаю, сатанисты, наоборот, маленьких детей в жертву приносят, - Светка поставила кружку на пол рядом с кроватью и, поудобнее подоткнув под спину подушку, мечтательно уставилась в потолок. Вся эта история мало её испугала, но здорово заинтриговала. Надо же! Такие голливудские страсти и где? В их деревне! - А что на третьей кассете?
- Я ещё не успела посмотреть..., - Яся с сомнением повертела в руках чёрный пластик и поняла, что и не хочет смотреть, - Может, просто пойдём в милицию...
- В милицию? – Света глядела с весёлым удивлением, - Вы тут точно словно в прошлом веке застряли! Не милиция, а полиция. И зачем куда-то идти, когда можно позвонить?
- У нас нет телефона.
Света фыркнула и достала из кармана смартфон.
У Яси вытянулось лицо.
- И у твоей маман такой же. Как, по-твоему, она вызывает нас на уборку? Письма шлёт? И папан твой вызовы в больницу тоже явно не от почтальона получает.
- Я таких никогда... не видела.
- Что, в общем-то, подтверждает твою основную мысль. Твои предки явные чудики. Словно законсервировали тебя в 90-ых годах. Ни смартфона, ни компьютера, ни интернета. ДВД и те уже из употребления вышли, а ты смотришь кино на VHS-проигрывателе. Да и фильмы у тебя... одно старьё, но..., - Света перевела взгляд на новоиспеченную подружку, - этому есть простое объяснение. Они не давали тебе смотреть свежие фильмы, чтобы ты из них случайно не узнала ни про интернет, ни про мобильную связь...
Яся задумчиво кивнула. Похоже на то.
- Но быть чудиком – не преступление, пока ты не начинаешь ходить по улицам голым или там не пытаешься поджечь соседский дом или... принести в жертву своего ребёнка... Поэтому включай видосик и посмотрим, что там ещё есть, за что их можно притянуть.
На этот раз в кадре была ночь, а изображение настолько плохое, что всё, что можно было разглядеть за бегущими по экрану волнами – это шеренгу одетых в белое спин, толпящихся вокруг бьющейся в трансе давешней негритянки. Она лежала на земле, закатив бельмастые глаза, и визгливо выкрикивала в небо непонятные, резкие слова, которые, конечно, могли быть только сатанинскими заклинаниями. В подтверждение этого неверный, прыгающий свет факелов выхватывал из тьмы кладбищенские кресты и тумбочки. Рядом с чёрной ведьмой сидела женщина и, кажется, что-то писала на длинном отрезе то ли бумаги, то ли белой ткани.
Камера долго не двигалась с места, снимая женщин, а когда развернулась, направленная на массовку, Светка вдруг охнула, подобралась и ткнула пальцем в экран:
- Мамка моя! А вон дед Сергей, сосед!... И Ефимовы! И дядя Дима тут, мамкин брат! Господи, он здесь совсем мальчишка! Ба... бабушка?!...
Света остановила плёнку и посмотрела расширившимися, перепуганными глазами на Ясю.
- Это же все наши... И этому видео не меньше шестнадцати лет, потому что бабушка... Боже... Я её почти не помню, потому что она умерла, когда я совсем мелкая была.
Яся внезапно и неожиданно для самой себя испытала прилив ехидного злорадства. Да, она была благодарна девушке, что та её выслушала и захотела помочь во всем разобраться, но не могла не замечать в лице её и повадках налёт этакого снисходительного превосходства. Дескать, вы тут все безумны, как помойные крысы, в отличие от нас, нормальных людей.
Но получается, что и её родня, и всё село было замешано в дьявольской вакханалии! Но ехидство быстро сменилось тревогой. Что, если девчонка, боясь огласки, просто сбежит и оставит её наедине со своими страхами и пьяной, сумасшедшей матерью-сектанткой? Матерью, которая когда-то гонялась с ножом за ней по этому самому дому и орала страшные и непонятные вещи...
- В деревне... что-нибудь...? – она запнулась, не зная, как правильно спросить.
- Да я слыхом не слыхивала ни о каких сатанинских ритуалах! Хотя у нас языки за зубами мало кто держит. Все в курсе кто с кем спит, и кто сколько пьёт, но ни разу... И негров отродясь у нас не было! Чертовщина какая-то!
- Я о том и говорю..., - Яся потерянно поглядела в окно, облепленное с уличной стороны мокрыми листьями.
Светка соскочила с кровати и, усевшись перед телевизором, пересмотрела ещё раз все три записи. Особенно внимательно прослушала «интервью» негритянки, которое было прервано её приходом.
- Носить жена будет?
- Нет, что вы, мама!
- Тогда твоя задача рабочую утробу найти, а моя – искомую душу вывести обратно. Если папа Легба даст добро, привезешь сюда согласную бабу. Предоставим вам гостевую избу на три месяца. Она у нас специально для таких случаев стоит.
- Три месяца?! – воскликнул отец, - Но я не смогу! Я думал, это... разовая процедура!
- Зачать – разовая, - негритянка сально подмигнула, - Но вывести душу из Barabara za nyuma требует времени и мастерства мамбо.
- Откуда?...
- Из закоулков посмертия, - Тайонга сделала неопределенный жест рукой, - С того света, если по-вашему.
Запись оборвалась, и девушки некоторое время молча смотрели в тёмный экран.
- «Носить», - повторила Света проскочившее у колдуньи словцо, - Речь о вынашивании ребёнка... И о... вызове души... А что, если... Она на кладбище валялась... Может, ты душа кого-нибудь там похороненного?
Яся скривилась в ужасе и отвращении и затрясла головой.
- Я пойду проверю твою маман, а ты пока тащи остальные коробки.
...
Уже к обеду Стас, не чуя под собой ног, дополз до ординаторской и повалился на продавленный, но удивительно удобный диванчик, где время от времени позволяли себе кемарить врачи. Самых сложных он успел заштопать, двое скончались, еще нескольких готовят. Но там ничего критичного, Евсеев сам справится. А ему, Стасу, просто необходимо хоть пару часов поспать.
Он пристроил подушку под затёкшую шею, подтянул колени и вдруг подумал, что зря он затеял этот сон. По-хорошему, стоило бы закинуть пару таблеток кофеина и ехать домой. Живи они по-прежнему в городе, он так и сделал бы, но представив сто километров по подмёрзшему после вчерашней бури тракту... Не хотелось подвергать опасности ни других водителей, ни себя... ни Настю. Что она будет делать, если он загремит в больницу или погибнет?
«Все в порядке...», - мысленно пробормотал он, чувствуя, как сон придавливает его к мягкому, вытертому плюшу дивана, – «Она бы позвонила, если бы... »
Он совсем забыл, что телефон с выключенным звуком все это время болтался в кармане его куртки. А куртка висела на крючке в раздевалке этажом выше.
...
- Спит твоя маман, как сурок, - сообщила, вернувшись, Света, - Что тут у тебя?
Она поглядела на коробку на коленях у Яси.
- Фотографии..., - рассеянно ответила та, - Я и не помнила, чтобы мы фотографировались, только... Погляди.
Она протянула Свете несколько фотографий, явно сделанных в салоне. Коротко подстриженная, пухлая Яся лет трёх от роду на высоком стульчике. Позади фоном какая-то бархатная штора, на коленях – большущая игрушечная собака. На следующем снимке уже вся семья в сборе. Удивительно молодая и хорошенькая Настя с ямочками на щеках, кудрявый, радостный отец и она, Яся, вцепившаяся всё в ту же собаку.
Ещё фото. Уже более позднее. Ясе на ней лет шесть. Зима, какая-то ярмарка с гирляндами и флажками. Она и неизвестная ей пожилая женщина позируют возле чучела медведя. Потом целая стопка любительских, чёрно-белых фотографий – праздники, застолья, отец качает Ясю на качелях.
- Я... ничего этого не помню, - беспомощно и обиженно пробормотала Яся, листая фотографии, - Так... странно. Всякую дичь помню, а собственное детство - нет...
- О чём ты?
- О том! Я думала, что никогда не покидала стен этого дома, а оказывается, и на качелях качалась, и на ярмарке была... и, гляди, даже в школе училась!
Она протянула Свете снимок, на котором она в белом фартучке сидела за партой, подняв в позе отличницы руку, и наткнулась на непонимающий, какой-то тупиковый взгляд.
- С чего ты взяла, что это ты?
- В смысле? – Яся нервно хихикнула, - А кто ещё? Вот мама, вот отец, а вот... я.
- Ты..., - Света облизнула губы, - Ты себя в зеркало что ли ни разу не видела?
Яся молчала. Она знала, что такое зеркало. Из фильмов. Но у них в доме, действительно, зеркал не было.
- Подожди! – Света заволновалась, - Ты хоть знаешь, как выглядишь? Нет зеркал, но есть же другие отражения! В тёмном оконном стекле, например, когда в комнате горит свет! Наконец, в выключенном экране ящика!
Да, конечно... Яся неоднократно ловила свое отражение на случайных поверхностях, но... Но оно её почему-то никогда не интересовало. Ей и в голову не приходило рассмотреть себя...
- Вы реально психи! – восхищённо произнесла Светка, потом включила на смартфоне камеру и отдала Ясе, - На фотографиях, систер, точно не ты...
Экран прыгал в Ясиных трясущихся руках, а вместе с ним прыгало и глядящее в объектив лицо. Костистое, некрасивое, с густыми, сросшимися на переносице бровями, с глубоко посаженными глазами. Торчащие, крупные уши, за которые были заправлены жёсткие тёмные волосы, добавляли лицу что-то мужское, грубое, а разлившееся по лбу и сползающее на переносицу бордовое пятно делало его не просто некрасивым, а по-настоящему... уродливым!
Яся поспешно вернула смартфон Свете и отвернулась, стараясь расправить волосы так, чтобы прикрыть и уши, и мерзкое пятно. Но сильнее стыда и смущения её обуревало чувство дикости и неправильности. Почему она впервые увидела своё лицо только сейчас?! Почему никогда не интересовалась, как выглядит?! Почему не ловила свое отражение? Хотя бы из простого человеческого любопытства?!
- Теперь понимаешь?
Яся кивнула, всё еще старательно прикрывая лицо волосами. Да, она определенно не имела ничего общего с белобрысой девчонкой на фотографиях.
- Давай смотреть дальше! – Света, глухая к терзаниям странной девушки, подтянула к себе коробку и продолжила копаться в снимках, - Я же говорила! На обратной стороне проставлены годы! 84-ий, 86-ой, 93-ий. Ты явно родилась много позже. Глянь!
Она сунула Ясе под нос снимок, на котором та самая девчушка, только уже избавившаяся от детской пухлявости, лихо летела куда-то на велосипеде.
Ярослава нехотя взглянула, всё еще не оставляя попыток прикрыть пятно, и вдруг присмотрелась внимательнее. Белокурые волосы развеваются за спиной, губы сложились в сосредоточенную, но довольную улыбку. Светлые джинсы с Микки Маусом и футболка с мальчуганом из Ералаша, который «Всё!».
Что-то забрезжило.
- Я... знаю её..., - пробормотала она, стараясь ухватить воспоминание за хвост, но, как это обычно происходило, хвост выскальзывал из воображаемых неуклюжих рук, а память выписывала идиотские фортели. Казалось, вот-вот она всё вспомнит и поймёт, а в следующий миг воспоминание таяло и отдалялось, оставляя лишь слабый эмоциональный след.
- Конечно, знаешь! – возбуждённо подтвердила Света, - Я, кажется, всё поняла! Это, действительно, ты! Только в прошлой жизни! Видишь! Более взрослых фоток нет! Она, то есть ты, умерла, и это тебя они при помощи той колдуньи воскресили! В этом теле!...
Светкин голос отдалился, превратившись в неразборчивое жужжание, а Яся целиком погрузилась в последнее воспоминание.
«Иди сюда, Ярочка, тебе сразу станет легче...»
Голос был шамкающий, вяклый, но узнаваемый. Бабушка... Тося! Перед мысленным взором словно рисунок на холсте проступила удивительно родная сутулая фигура, а следом - обстановка старенького дома, где Яся когда-то жила с мамой и бабушкой.
Единственное, чему баба Тося в своей жизни доверяла – это корейский бальзам «Звездочка». Она лечила им и насморк, и бронхит, и почечный камень, и натоптыши. А под конец, когда совсем впала в маразм...
Яся вспомнила, как частенько соскакивала ночью с постели от того, что в лицо тыкались знакомые костлявые пальцы, заботливо размазывающие у неё под носом воображаемую «Звездочку». Вот только пальцы при этом были в дерьме! Яся... Ярик... Яся... долго терпел, позволяя себе разве что плеваться, материться и выталкивать за дверь несносную старуху. Он... она... он... все же любила бабу Тосю, но...
Однажды он, она, оно... сорвался.
И!
Яся сдавленно завыла, хватаясь за голову, которая ощущалась набивной мягкой игрушкой, в которую пихают и пихают поролон, грозя порвать слабые швы.
Она... он смутно чувствовал, как Светка мечется вокруг и без конца спрашивает: «Что?! Что с тобой?!»
Ярик вдруг резко прекратил выть, отнял руки от головы и взглянул на неё через завесу спутанных, жёстких волос.
- Что это с тобой? – снова повторила Света, но уже не испуганно, а с осторожным недоверием, - Чему это ты... так улыбаешься?
Глава 2
Ему удалось удрать!
Целый год после смерти Леночки Стас держался лишь мечтой о справедливом возмездии. Не о том, которое посулило зверю государство. Двадцать лет строгача – это ерунда для едва оперившегося психопата. Оглянуться не успеет, и – свобода! И жалкие сорок лет от роду. Нет, он ему припас собственную кару.
Целый год он бережно прощупывал персонал тюрьмы. И, наконец, нащупал. Немолодой, циничный врач из лазарета, согласился на авантюру. Очень уж ему хотелось, наконец, выйти на пенсию и прожить остаток дней так, чтобы от этой пенсии не зависеть.
Стас выставил на продажу Настин Субарик, дачный участок на двенадцать соток с домом и баней и кой-какие антикварные вещички, которые собирал всю жизнь. И готовил тихое, безопасное место для приёма дорогого гостя. Небольшая инъекция, краткая, с «летальным исходом» госпитализация, честь по чести составленные документы и даже крест с номерком на задворках городского кладбища. А потом зверь, беспомощный и напуганный, попадает в полное его распоряжение. Длительное и крайне болезненное... В точности, до мелочей, повторяющее последние дни Леночки.
Но, кажется, тот своим звериным чутьем в последний момент почуял опасность и попытался бежать.
Далеко он не убежал, поймав головой пулю. И, кажется, даже его бесноватая мамаша не скорбела так, как скорбел об утрате он, Стас. Если бы паршивец хоть минуту помучился, Стас, пусть и с трудом, но постепенно смирился бы. Но тот умер мгновенно, едва ли успев хоть что-то почувствовать и осознать. Каждому бы такую легкую смерть...
Но больше всего его терзала несбыточность собственных угроз, которые он в пароксизме горя и ненависти орал в суде после вынесения приговора.
«Я тебя, мразь, из-под земли достану!», - вопил он, когда понял, что его требование смертной казни осталось без внимания. А самодовольная звериная рожа, запертая в клетку, глумливо скалилась в ответ.
Достать из-под земли он при определённом старании, конечно, мог, но что толку отыгрываться на гниющем трупе... Сучёныш удрал...
Тянулись часы, дни, недели, наполненные горем и страданием. Рядом стремительно угасала Настя, а у него не было сил помочь ей. Да и чем тут поможешь, если и его душу, словно тыкву, выскоблили острой ложкой изнутри и поставили внутрь свечу, выжигающую остатки жизни.
...
На фотографии он наткнулся совершенно случайно, когда разыскивал припрятанный среди книг блистер с фенозепамом, и не сразу вспомнил, кто на них и откуда они вообще взялись. Собирался уже выбросить, когда в памяти вдруг всплыл давний визит Регины Петровны с сыном и её сказки о сыновнем перерождении.
Он вытащил из пачки фотографию голого по пояс мальчишки, сделанную в этой самой комнате, а потом пригляделся и озадаченно хмыкнул, сравнивая её с последними фото её покойного сына. Мальчишки совершенно не походили друг на друга, но... было у них кое-что общее. Он взял лупу и внимательно рассмотрел снимки.
Довольно курьёзное совпадение. У Артура было несколько гемангиом на теле, и они в точности совпадали с расположением... отверстий на теле первого ребёнка. Вот бордовое пятнышко на боку, где у первого стоял дренаж. Вот след от катетера. А вот и круглая блямба по центру горла – трахеостома... Природу этих совпадений Стас объяснить совершенно не мог.
Перерождение? Он, как врач, никак не мог поверить в эту чушь.
...
Регина Петровна, усевшаяся было на стул для пациентов, тут же снова поднялась и воровато выглянула в больничный коридор. Убедилась, что под дверью никого нет, и вернулась на свое место.
- Мама Тайонга живёт в крошечной деревушке неподалеку от Белоярского, - затараторила она, словно опасаясь, что Стас передумает её слушать, - На картах её нет, но вы быстро найдёте. Местные покажут. Там все знают Маму. Но сразу предупрежу: процесс довольно длительный и кропотливый. Не ждите, что ваша девочка сразу, как проклюнется разум, вспомнит свою прежнюю жизнь. У Артурчика семь лет на это ушло. И подгонять нельзя! И много ещё чего нельзя, но это Мама вам подробно расскажет. Если, конечно, её ду́хи дадут добро...
...
Он решил поехать. Не то, чтобы он поверил, но разум и сердце упорно цеплялись за пусть эфемерную, но надежду. Насте он сказал, что уезжает на семинар в Москву. Если негритянская колдунья, действительно, существует и... сможет убедить его, тогда он всё и выложит жене, а если нет, то и незачем лишний раз трепать ей нервы.
До Приобья он добрался за тридцать часов и застрял там на целые сутки. Оказалось, на паром до Андры нужно записываться заранее. Искать ночлег было лень, поэтому он поел в портовой столовке и, разложив заднее сидение, проспал большую часть времени, отметив, что впервые после смерти дочери его не мучили кошмары.
Последний отрезок пути до Белоярского он проделал уже глубокой ночью, заночевал в единственном приличном отеле и там же - у сонного юноши за стойкой - выяснил маршрут до поселенья «Кикоа Ча Мама», где обитала колдунья. Местные называли деревушку просто «Мамой», вычленив из непонятной тарабарщины знакомое слово.
Стас выехал из городишки и тут же наглухо закрыл окна, ибо салон мгновенно заполнился комарами и мошко́й. Пришлось включать кондиционер, и он мысленно поставил себе плюсик, что, на всякий случай, заправил полный бак. В начале пути он еще часто останавливался, чтобы свериться с картой, на которой отельный юноша розовым фломастером прочертил петляющую полосу через тайгу, но вскоре понял, что карта ему не нужна. Дорога - пусть и едва различимая, чавкающая грунтовка – петляла мимо лесных болот в единственном направлении.
Спустя два часа, когда по обочинам стали вырастать странные скульптуры, он сначала порадовался, что пункт назначения близко, но вскоре приуныл. Каким-то непостижимым образом он начал ездить кругами. Вот примелькавшееся, отдаленно напоминающее человека, шарообразное нагромождение тряпок, соломы, дерева и костей, увенчанное лосиными рогами. А вот и неведомое чудо-юдо, напоминающее циркового осьминога – оплетённое пёстрыми лентами исполинское корневище с прибитым к верхнему срезу черепом не то волка, не то собаки. А вот более земное, если так можно сказать, чучело, вызывающее ассоциации с тощим мужиком в шляпе-цилиндре. В прорехи черных одеяний торчали пучки соломы, а в ротовую прорезь раскрашенной под череп деревянной маски, был воткнут рыжий, разбухший от влаги окурок.
- Да ну..., - усмехнулся Стас, вспомнив наставления мальчишки из отеля. Дескать, когда увидите Барона Субботу, прикурите сигарету и вложите ему в уста. Иначе не пропустит.
Стас на это заявление лишь снисходительно кивнул, но потом всё же купил в ларьке самых дешёвых сигарет в мягкой пачке. Сам он не курил, а для угощения баронов и такие сойдут. Но тогда он решил, что под барона, конечно, будет рядиться местный скоморох – взымать мзду и... нагонять жути.
Он вышел из машины, неумело прикурил вонючую сигарету и, отплёвываясь, приблизился к горе соломы и тряпок. Дряхлая, серая манишка чучела была густо припорошена пеплом, у ног – целая насыпь бычков.
- Цирк, ей богу..., - пробормотал он, потом осмотрелся и, убедившись, что никто не подглядывает за ним из кустов, привстал на цыпочки и торопливо сунул сигарету в криво вырезанную дыру, изображающую рот.
А, вернувшись за руль, через несколько минут с облегчением увидел первый домик.
Показать полностью
