annahhaim

annahhaim

Пикабушница
Дата рождения: 9 ноября
11К рейтинг 113 подписчиков 175 подписок 57 постов 33 в горячем
Награды:
5 лет на Пикабу
21

Пока тебя не спросили

Я познакомился со Стиви Вилкоксом на олимпиаде штата по математике.
Тщедушный парень в роговых очках быстро и как-то дергано встал со своего места, подошел к столу контролера и сдал работу через восемнадцать минут после начала - я как раз бился над задачкой про монетки и теорию вероятности. Контролер удивленно глянул на него и что-то тихо сказал, на что Стиви только грустно улыбнулся и пододвинул свои бумажки к общей стопке.
Он спросил у меня, уверен ли я, что там все правильно, рассказывал потом Стиви, и я ответил ему: конечно, вот увидите. Естественно, до конца олимпиады я, да и все остальные в классе - готов прозакладывать отцовский "Роллекс" - думать не могли ни о чем другом, кроме как о наглом выскочке, опередившем нас всех.
Мик Коннор, до того дня прочно сидевший на пальме первенства и во всех кидавший кокосы, шепотом поклялся, что уничтожит "этого умника", как только решит последнюю задачу.

Спустя каких-то три часа все гении математики штата Мэн прочно дружили против Стиви Вилкокса. Мы встретили его на объявлении результатов. Стиви был в тех же очках и такой же нелепый, и, конечно же, занял первое место, чем несказанно нас порадовал - ведь продуй он, оставалось бы только посмеяться, а так в костер нашего праведного гнева хорошенько подкинули дровишек.
Мы ждали его за школой.
Как только Стиви завернул за угол, Мик Демпси, Большой Микки, вышел вперед, сплюнул ему под ноги в потертых кроссовках и издевательски протянул:
- О, наш ге-ений-скорострел сорвал большой куш! Стиви остановился, снял очки и обвел нас подслеповатым взглядом.
- Ребят... Не надо. Я не хотел вас обижать.
- О! Он не хотел! Да ты прямо телка-нехотелка! - проорал Мик, оглядываясь на нас. Мы угодливо заржали.
- Знаешь, дружище, твое "не хотел" дороговато нам обошлось - мы ведь тоже дипломов хотим и всякого такого... Славы, понимаешь, хотим. А тут ты. Сечешь?
- Секу, - ответил Стиви. - Диплом хотите, да? Нет, правда, вы не глупее меня, просто я чуть бо...
- Что-о-о-о? - лицо у Мика стало в полтора раза длиннее, а губы вытянулись в трубочку. - Не, вы видали, каков? Не глупее его, значится! А может, ты, придурок, скажешь, что еще и умнее? А?
Стиви как-то обреченно вздохнул.
- Бей, ребя!
И мы - били.
Мы били Стиви долго и со вкусом, в большей мере потому, что понимали - никому из нас было не дано сдать олимпиадную работу за восемнадцать минут.

Когда все закончилось, Мик наклонился и забрал у Стиви из рук глянцевый клочок диплома, заляпанный грязью и кровью - звучит пошло, но так оно и было, - небрежно отряхнул его и засунул за ворот заправленной в штаны футболки. Мне тогда показалось, что Стиви засмеялся.

В следующий раз я увидел его на автобусной остановке. Он поздоровался со мной первым. - Привет, Тим, - сказал Стиви и сощурился. Он был ужасно нескладным в своей вытертой футболке на тощей груди и с выпирающими из-под вельветовых брюк коленками.
- Привет, - ответил я. Мне было скучно - я прогуливал уроки, и это оказалось совсем не так круто, как мне рассказывали. Во всяком случае, до того момента, как можно было прийти домой и не вызвать у матери подозрений, оставалось еще три часа, а делать было уже решительно нечего.
- Как дела?
- Нормально, а у тебя? - спросил я, и мне тут же стало стыдно, потому что я ясно видел кровоподтеки на его скулах и ссадины на ладонях, которыми он закрывался от наших ботинок.
- Хорошо, спасибо, - Стиви опять сощурился и закрыл книгу, которую держал в руках. Он читал какую-то гадость типа квантовой физики, в которой была тьма формул с непонятными значками и ни на гран смысла. - Как думаешь, сегодня будет теплый вечер? Меня начала мучить нереальность происходящего. Как так - человек, которого я метелил ногами, сейчас вполне доброжелательно говорит со мной, как будто бы ничего и не случилось.
- Да ты сумасшедший, Стиви, - сказал я, чтобы хоть как-то сформулировать свои ощущения. Ветер, прости? Э-э... Да какой теплый? Смотри, какой ураган поднимается.
- Вот и я так думаю. А метеорологи говорят, что к вечеру потеплеет. - Стив сунул книгу под мышку и встал с лавочки. - Знаешь, сложно пытаться все узнать, - сказал он и тяжело вздохнул. - Иногда кажется, что башка взорвется быстрее, чем тебе это понадобится.

Я, наверно, подзавис, потому что Стиви засмеялся и сказал: - Да ладно, не бери в голову. Я надеюсь, что тебе такое не пригодится. Он повернулся, чтобы уйти, и тут мне стукнуло:
- Эй! Стиви! Хочешь мороженого? - у меня как раз оставалось денег на две порции. Сам не знаю, почему предложил это именно ему. До сих пор оправдываюсь тем, что мне было скучно.
- Мороженого? Спасибо, Тим... я бы с удовольствием, но мне некогда. Надо учиться. - Ну и сиди со своими книжечками, придурок, - зло прошипел я. Стиви только улыбнулся и помахал мне раскрытой ладонью. Потом я встретил его на школьном дворе, буквально через полчаса после того, как узнал, что у нас тасуют факультативные классы и нам со Стиви Вилкоксом теперь суждено коротать часы вместе, пока выпускной не разлучит нас. Он сидел на выкаленной солнцем железной трубе и опять читал книжку-с-кучей-формул.
- Привет, Стиви, - сказал я, предварительно оглядевшись, чтобы убедиться, что вокруг нет знакомых, которые могут увидеть, до чего я докатился - подумать только, здороваюсь с Очкариком Вилкоксом.
- Привет, Тим. Ничего, что ты со мной разговариваешь?
- В смысле?
- Ну, я заметил, как ты глянул по сторонам, и... В общем, я думаю, что если ты не хочешь потерять друзей, нам не стоит афишировать наши отношения, - сказал Стиви и хитро улыбнулся. В глазах за дохренадиоптральными линзами затанцевали чертики. Я начал злиться.
- Слушай, гений, в кого ты такой умный? Курсы психологов закончил? Книжонок начитался? Нет, я тоже любил читать и всякое такое, не пренебрегал щеголянием своей начитанностью - особенно хорошо прокатывает, когда выпендриваешься перед девчонками. Но все-таки в ежедневных разговорах я старался строить из себя "парня попроще". А Стиви... Стиви засмеялся.
- Да нет, что ты... Просто... Меня веселит. Да, веселит. "Книжек начитался". Сначала называешь меня придурком, а потом - гением. Вот и как мне определиться?

Только через много месяцев я понял, что меня так раздражало и одновременно восхищало в нем - Стиви Вилкокс умел задавать абсолютно точные и абсолютно неудобные вопросы. Он мог спросить все что угодно и у совершенно любого. Часто его посылали; жаль, жаль, говорил в таких случаях Стив и больше к человеку не приставал.
Мы подружились, можно сказать и так. Дела у меня налаживались - я заимел подержанную машину, подработку курьером в крохотной фирмочке и начал встречаться с девушкой с чудесным именем Оливия, которой собирался даже сделать предложение. Короче говоря, все было настолько нормально, насколько можно было пожелать.
На выпускном мы налакались бренди - Стив не пил совсем - и Большой Микки, которого стало еще больше, завел разговор о травмах и переломах. Правда, в его интерпретации это больше было похоже на "расскажи, ребята, кто кому сколько раз вдарил как положено, так, чтоб аж кости затрещали".
- Тим, а ты чего молчишь?
Я молчал, потому что мне козырять был нечем. До кости я никогда никого не бил, да и сам ничего никогда не ломал.
- Эй, Тим! Хвастайся боевыми шрамами, - улыбнулся Стиви. Похвастаться хотелось, конечно. Я здраво рассудил, что от небольшого привирания ничего не случится, и в красках расписал, как в двенадцать лет подрался с хулиганами в парке, из благородных побуждений, конечно же, и мне так треснули по руке битой, что сломали ее в двух местах. Мне посочувствовали, а Стиви как-то задумался и зачем-то взялся за свою руку.

После школы мы разбежались. Я женился, перешел на должность повыше и снова встретился со Стиви только через пару лет, когда пришел в больницу забирать результаты Оливии - она была лишь на третьем месяце, а уже вовсю меня гоняла. Я открыл дверь в кабинет как раз в тот момент, когда врач обьяснял что-то немолодой, но еще очень красивой женщине.
- Не больше полугода, - сказал он. - Мы делаем все, что можем, но вы понимаете, что сли...
В приемной сидел Стиви. Я тихонько прикрыл дверь, но голоса все равно было слышно. Стиви закрыл лицо руками, помедлил мгновение, потом раздвинул пальцы.
- Привет.
- Привет, - я искренне ему улыбнулся. - Ты тоже сюда?
- Нет, - он кивнул на дверь. - Маму жду.
- Она заболела?
- Я заболел. Говорят, рак. Неоперабельный.

Меня пробрало страхом.
- Тим... Я спросил, сколько мне осталось, а они выставили меня в коридор. Тебе не кажется, что все просто кошмарно серьезно?
- Да ладно тебе, - я попытался улыбнуться, но, по-моему, скривил такую рожу, что и покойник бы испугался. - Ты выкарабкаешься, Стиви, обязательно выкарабкаешься, - я протянул руку и похлопал его по плечу.
Стив вздохнул и убрал руки от лица.
- Эх, Тим... Как жаль, что ты не говорил мне этого раньше.

Стиви умер ровно через полгода - день в день. Просто заснул и не проснулся, как будто израсходовал батарейки, сказала мне его мама. Когда гроб опустили в мерзлую землю, я подумал, что Стиви так и не надели его дурацкие очки. Возвращаясь с похорон, я поскользнулся на едва присыпанном снегом льду и неуклюже и неудачно грохнулся на локти. Спустя несколько дней рука болела все так же адски, и Оливия заставила меня сходить к хирургу и проверить, не поврежден ли сустав. Хмурый усатый дяденька задумчиво разглядел мой рентгеновский снимок, пришпилил его на экран, как бабочку к картонке, и сказал:
- Не переживайте, молодой человек. Есть небольшой вывих, но все скоро восстановится. Как я понимаю, у вас вообще прекрасная регенерация - вот видите, - врач показал на две белесые черточки на снимке, - вы недавно дважды ломали руку, а переломы выглядят так, как будто срослись лет десять назад.

Показать полностью
229

Это не учения

Александр сидел за рабочим столом и раздумывал, откуда взять денег на оплату ипотеки, как вдруг из офисного коридора донёсся пронзительный вой сирены и зазвучало громогласное:
– Внимание, это не учения! Всем немедленно покинуть наземные этажи здания и спуститься в подвальное бомбоубежище. Повторяю: это не учения! Всем немедленно укрыться в подвале! Угроза воздушной атаки!
Заскрежетали по полу отодвигаемые стулья, люди в рубашках и деловых костюмах спешно заструились в коридор под повторяющийся аккомпонемент сурового бездушного голоса и мрачной сирены из старинных советских громкоговорителей.
Александр вскочил с кресла и вышел с остальными в коридор. Там уже скопилась целая толпа. Торопясь и матюгаясь, люди спешили по пыльной лестнице вниз, в подвал. В безопасность. Сирена продолжала реветь – вообще в первый раз за долгие годы работы Александра в этом здании. Похоже, это действительно были не учения.
«Чёрт, что случилось-то? “Воздушная атака”… Американцы ракету запустили? Корейцы? Террористы? Сука, надеюсь, это ошибка всё-таки…» – гадал он, спускаясь к подвалу. Взгляд в окно ответа на вопрос, что за апокалипсис сейчас, возможно, приключается, не дал: за окном стоял плотный октябрьский туман и не было видно вообще ни черта.
Вот и подвал: голые стены с откалывающейся плиткой, запах сырой штукатурки. А вот и дверь в убежище, оставшаяся в этом старом здании, видно, ещё с шестидесятых: прямоугольник тяжёлого металла и ручка в виде вентиля. Кто-то открыл дверь и стал пропускать остальных внутрь, в тёмное нутро бомбоубежища. Над дверью, вращаясь, мерцала кроваво-красным лампочка. Александру стало тревожно. Страшно. А как же Ленка там, как же Владик? Они сейчас уже домой едут, где им укрыться успеть? Может, где-то уже ракеты первые упали? И даже не связаться с женой, чёрт возьми: телефон наверху, в кабинете остался. Ему вдруг захотелось развернуться и, растолкав людей, побежать на улицу, помчаться к близким, плевать на тревогу – но людской поток давил, и вскоре Александр оказался в темноте убежища.
– Внимание: это не уче… – массивная дверь наконец закрылась, отсекая все звуки снаружи. Кто-то повернул вентиль, повторяя: «Сохраняйте спокойствие, люди, пожалуйста, все спустились – и хорошо». Без сирены стало непривычно тихо.
Народу в убежище набилось как сардин в банку. Благо, тёмное, сырое и пахнущее чем-то застарелым помещение было достаточно вместительным – даже противоположной от двери стены не было видно – а потому обошлось без толкучки и давки. Некоторые встали у стен, некоторые сели прямо на бетонный пол. Засветились фонарики мобильных телефонов.
– Связи нет, – констатировал кто-то.
– Ясен хрен, коммуникации-то порушились уже. Ракеты полетели. Америка это, эт я те точно говорю, – задребезжал в ответ старческий голос.
– Успокойтесь, пожалуйста! – раздалось от какой-то женщины. – Может, это всё-таки учения какие-то…
Другая женщина, стоявшая рядом с Александром, тихо всхлипывала. Большинство окружающих же ещё просто пребывало в недоумении.
– Что вообще происходит? Какая к чёрту тревога? Нормально ж всё было, твою мать… – заговорил мужчина, вроде, Павел из соседнего отдела.
– Эй, в темноте, не толкайся! – перебил говорящего кто-то возмущённый и смутно видный.
– Слышь, мужик, я и не толкаюсь, – огрызнулись ему в ответ.
– Толкаешься-толкаешься, я ж чувствую. И в спину дышишь мне дышишь, и хихикаешь тут. Прекрати, а.
– Кто здесь?! – взвизгнула женщина, ещё недавно просившая всех успокоиться. Мелькнула, задев и Александра, какая-то бесформенная тень, юркнула в темноту дальней стены. Александру показалось, что он тоже услышал на секунду какой-то мерзкий смешок. Или это кто-то по полу ботинком скрипнул? Становилось дурно.
– Нас отсюда не выпустят, – заявил дед, говоривший до этого про Америку и ракеты. – Вы что думаете, спасать нас будут? Нам просто гибель отсрочили, да… Загнали сюда – хотя мы сами даже зашли по сирене. А теперь заперли нас они, главные-то, и мы тут с голоду, с холоду просто помрём в темноте. А вы что думали? Что мы нужны кому-то?
Александр слушал его бред вполуха. Или это не бред? Если правда война, конец света – то когда вообще выйти отсюда можно будет? Когда там радиация рассеивается? Когда он Лену с сыном увидит? А увидит ли вообще?..
– Это бомбоубежище вообще? Что это такое? Комнат никаких нет, коек нет, еды-воды нет, туалета даже… Тут только помирать и можно. Разтащили же всё, страну разграбили, суки, – всё возмущался мужик, которого кто-то пихнул в темноте, под одобрительное «Во, во» какой-то старушки. Помещение правда было странным, больше пары-тройки дней и не протянешь. Александру становилось всё тревожнее. Лишь бы родные там, наверху уцелели...
– Воздуха не хватает… – простонала всё ещё плачущая женщина сбоку от Александра. Воздуха на самом деле не хватало, от духоты начинала кружиться голова, в ушах звенело.
– Мне мерещится, или стены теснее стали? – неожиданно спросил кто-то из толпы.
Александру также показалось, что пространство бомбоубежища как-то уменьшилось, съёжилось: если раньше стен не было видно в темноте, то сейчас они виднелись: серые, покрытые каплями воды и тёмными разводами. У потолка на стене крутилась лампочка, монотонно скрипя, зловеще багровея и периодически освещая недоумённые и испуганные человеческие лица. Места как будто и вправду стало меньше: может, оттого и душно так? А может, сюда вообще воздух никак не поступает? Стало очень, очень страшно. А вдруг убежище попадания ракет не выдержит? Может, жить даже не пару дней, а пару минут осталось? Александр ощутил холодный пот на своей покрывшейся мурашками коже. Вокруг все испуганно переговаривались, пытались куда-то позвонить по телефонам без связи.
– Эй! Послушайте! Люди! Слышьте! – нервно, встревоженно донеслось откуда-то из людской массы. – Да заткнитесь вы тут все… ПОСЛУШАЙТЕ, мать вашу! Алло, блядь!
Голоса смолкли.
– Послушайте, – откашлялся стареющий мужчина в спецовке с внешностью алкоголика. Вокруг него расступились люди. – Это не война, это не тревога, это просто хуйня какая-то. Я ведь что вспомнил-то. Эти громкоговорители, из которых сирена – они, блядь, нерабочие все, никак они, нахуй, работать не могут. Я лично тем летом их систему отключал. Не могут работать они, это точно…
Быстро воцарилась тишина. Кто-то истерически захохотал. Несколько человек бросилось к двери в убежище и попыталось повернуть вентиль в обратную сторону, чтобы открыть. Он не поддался ни на сантиметр, даже когда на него навалились вдесятером.
– Намертво. Заперты. Что происходит, боже мой?.. – спросил в пустоту крепкого вида пожилой мужчина и осел, прислонившись к стене и закрыв руками лицо.
– Господи, помилуй, господи, помилуй, господи, помилуй, – бормотала бухгалтерша Софья Михайловна, пытаясь устоять на ногах. Становилось почему-то слишком тесно. Кому-то уже стало плохо, какая-то женщина упала на пол, исступлённо хватая ртом воздух. Воздуха не хватало, да. Тесновато. Стены определённо стали ближе, Александр уже не мог обманываться: расстояние между ними сошлось до метров четырёх-пяти от силы, люди жались друг другу вплотную, задыхаясь и затаптывая тех, кто упал. Мигающая красным лампочка на одной из стен светила уже так близко, что в глазах плыли яркие пятна. Освещались лица всех, находящихся в подвале: испуганные, покрытые слезами, с выпученными от паники глазами, страшные. Кто-то молился, кто-то истерично кричал, кого-то вырвало, кто-то упал в обморок и даже не мог свалиться на пол, продолжая «стоять» с закатившимися глазами. Раздался отвратительный хруст, кто-то пронзительно завопил.
Сам Александр вспоминал хорошее. Знакомство с Ленкой. Первое свидание. Отдых в Крыму. Последний день рождения Владика: новая игрушечная машинка-трансформер, тесные объятия, счастливые улыбки.
А потом он вдруг вспомнил, что подвала в их офисе и вовсе нет: своевольный застройщик ещё давно просто взял и залил пространство под старым советским зданием бетоном. И Александр понял, что это в самом деле не учения.
Это что-то совершенно другое.

Ссыль

Показать полностью
4

Ответ на пост «Обнадеживающие духи. Привет из 70-х»2

Как-то раз Борис Абрамыч в парфюмерном магазине

Выбирал для дамы сердца к дню рождения духи.

Два часа он копошился у душистого прилавка,

Перенюхав длинным носом чуть не весь ассортимЭнт.


Предлагала продавщица массу дивных вариантов –

«Вот, понюхайте, мужчина, новый сладкий аромат.

Будет пахнуть ваша дама медом, сливками, ванилью,

Можно ею чай занюхать, сэкономив на тортЕ!» 


Говорит Борис Абрамыч: «Слишком приторно и липко,

Очень странно, если дама пахнет, словно Винни-Пух!

Налетят, опять же, пчелы… Таки нет, не покупаю!

Предложите интерЭсней и масштабнее продукт!» 


«Вот, попробуйте новинку – запах мятный и прохладный,

Будет Снежной королевой ваша дама щеголять.

Очень, знаете, приятно в жаркий день ее понюхать -

Лучше кондиционЭра и дешевле в тыщу раз!» 


«Ай, оставьте, не смешите! Шо я, поц, платить за мяту?!

У меня растет на даче за бесплатно целый куст!

Вы такое предложите, шобы я рыдал и плакал

И от дамы оторваться на минуту не желал!» 


«Ой, я знаю, шо вам нужно! Очень будете довольны!

Эксклюзивная поставка – с феромонами духи!

На основе сексопЫли, с концентратом шпанской мушки,

Исключительно чудесный, возбудительный эффект!


«Ну-ка, ну-ка, дайте в руки!.. М-да, дизайн довольно смелый…

Аромат… Да-да, вы правы, шпанской мушкой отдает!

Я, пожалуй, приобрел бы… Сколько стоит эта жидкость?

И название скажите - шо-то надпись не прочту…» 


«Ой, цена совсем смешная – десять тыщ и семь копеек,

Мы вам скидочку предложим – мелочь можно не давать!

Называется «Быть может» (с) – согласитесь, символично?

Покладу в цветной пакетик, шоб в кармане не тащить!


«Десять тыщ?!! Вот это мушка! Голубых кровей, должно быть…

Шо-то я поторопился – ароматец резковат.

И с названием промашка – должен он за эти деньги

Не «Быть может» называться, а хотя б «Наверняка»!

Показать полностью
6

Перепелочка

Никто не называл ее
бабой Шурой –
исключительно Александрой Петровной,
бывало, как выйдет она за калитку,
как пойдет со спиною ровной,
как у студенточки,
так и матерятся восхищенно вслед,
как и не бывало пятидесяти лет.

А судьба как у всех, чего там такого,
вышла замуж рано за тракториста Смирнова,
смирным и был, любил ее, помер в сорок
посадила шиповник и астры на земляной взгорок.

Учила детей в школе, своих пацанов растила,
ухажеры, конечно, были:
как пойдет она вечером по долине стылой,
по мареву из полыни, так сердце станет,
пригласить бы на танец,
да она все с детишками,
а если не с ними, то с книжками.

А как вышла на пенсию, так чего начала:
Набрала стройматериалов, фанеры, стекла
и принялась мастерить
летательный аппарат без топливного тягла.

По-простому – лодчонку и два крыла.

Объясняла про экологию,
дескать, время нефти ушло,
дескать, как прекрасно будет летать в магазин
в соседнее, к примеру, село.
«А потом, - говорила она, - я встану однажды рано
и улечу в рассвет к Смирнову моему Степану».

«Думаете, - говорила, - самолеты разве долетают до рая?
У них же выбросы, топливный след, отрава сплошная,
а вот я на лодочке моей полечу,
да за лес, за поле на ней полечу,
полечу по солнечному лучу…».

Двадцать первый век, в библиотеке есть Интернет,
выяснили, конечно, что шансов нет,
но почему-то смотрели,
почему-то ей не мешали,
как она в расписанной розами шали
забивает гвозди, паяет пластик.
Добрый вечер, Александра Петровна, помочь ли чего, здрасте.

Просто однажды она закончила эту лодочку,
птиченьку свою, перепелочку,
и все собрались
так на площади и стояли,
словно гипсовые советские изваяния,
а она в свою лодочку забралась,
надела очки, сощурила глаз
и полетела.

И как она летела, боже мой, как она летела.

Показать полностью
Отличная работа, все прочитано!