ZavrinDaniil

«Это был высокий худой брюнет, чей силуэт гармонично сочетался с оранжево-красной осенью, раскидавшей листья у его туфель. Именно таким она и увидела его впервые, когда, идя домой, решила зайти в парикмахерскую. Элегантность, изящность… Не совсем то, что обычно можно было ожидать от привычного серого района.
Влюбленность? Очарованность? А что? Умный, приятный, он умеет изящно формулировать мысли. А главное – он пишет, пишет для неё. И ей это нравится, она с детства увлекалась чтением, перебрала все книги дома, а потом и в библиотеке. Это её маленькая страсть, её жажда, утолить которую, казалось, невозможно.
Она встретилась с человеком, которого смогла назвать «Писатель». Это было странно, приятно, необычно. Возникало ощущение, что он долгие годы словно ждал её, словно он – часть ее судьбы. Даже их первый поцелуй, столь, казалось бы, невероятный, пришёлся к месту, пробежав первой ярко-красной нитью в её жизни.
И вот она сошла с края дороги на небольшую асфальтированную дорожку. В городе уже зажглись фонари, и вечер полностью вступил в свои права, хотя тепло еще оставалось в этом мягком, наполненном ароматами, но уже остывающем осеннем воздухе.
Набрав код домофона, она вошла внутрь. В голове играла легкая музыка, хотелось вспомнить строки песни. Анастасия остановилась на одном из этажей и через подъездное окно посмотрела на небо. Казалось, в нём было что-то особенное. Подойдя поближе, она поняла. На темном небе была полная луна.
Наблюдая за ней, она вспомнила, что у него были странные, словно мертвые, глаза. Не всегда, конечно, иногда в них играл странный огонек тоски. Но часто они были именно мертвыми. И, возможно, это также привлекало её внимание.
А ещё эти резкие смены настроения. Они были словно его визитной карточкой, постоянно искажая монотонность их встреч. То нетерпеливый и раздражительный, то мягкий и спокойный… Не всегда угадаешь, когда снова настанет новый порядок.
Она открыла двери и впустила холодный воздух внутрь, прошмыгнувший меж ног вдоль длинного полутемного коридора. Она почувствовала слабый аромат его духов. Он сильно отличался от всех остальных запахов её квартиры. Её старого дивана, мебели, книг. Он был словно иноземец, приехавший из далеких стран.
И тут резким движением Владимир нанёс короткий удар под ребро. Сильный, мощный, смертельный. Глаза Анастасии раскрылись и, обхватив своего убийцу руками, она начала медленно сползать на пол. Где, тяжело дыша, перевернулась на спину.
А затем пришёл огонь, быстро заполонив всю квартиру. Он был ослепительно ярок, равно, как и едок дым. Почему? За что? Зачем он это сделал? Вопросы, на которые не было ответа. Ведь она была так к нему добра».
***
Закончив писать, Владимир поднялся со стула и подошёл к Насте. Она была мертва. Присев на корточки, он аккуратно поправил ей челку. Она молодец. Она сумела выбить его из той опустошенности, в которой он прозябал столько месяцев. Он подошёл к шторам и, чиркнув спичкой, поджег их. Лучше так, нежели просто найдут её труп. Ведь обожжённые никому не интересны.

Снежные равниныБар никогда ещё не видел столько приветливых лиц. Они сопровождали его повсюду: на трапе, в здании аэропорта, в кафе, в такси, в гостинице. Казалось, что каждый зверек этой сказочной страны так и хочет ему понравиться, подняв ему настроение своей улыбкой. И, надо сказать, это удавалось. Так как примерно через час после приземления Чеширски начал улыбаться и сам.Гостиница, где они остановились, находилась в нескольких километрах от аэропорта в небольшом городке, построенном специально для прислуги, чтобы та не мозолила глаза посетителям богатого курорта. Небольшой, покрытыми десятками красных миниатюрных крыш, городок вызывал одновременно и умиление, и восхищение.Прогуливаясь по мощеным улицам, Джереми с блаженной улыбкой вдыхал свежий горный воздух и прислушивался к мягкой, разливающейся вдоль газонов, музыке, которую так искусно исполняли уличные музыканты. — Вот это, я понимаю, жизнь! – сказал он, показывая на небольшую доску возле одного из домов, на которой было изображено несколько видов кофе. – Давай заглянем сюда, я чертовски хочу выпить.— Пять долларов? – задумчиво потеребил подбородок Бар. – За чашку капучино? Да, цены здесь немалые.— Ты просто не умеешь наслаждаться жизнью, – заметил Джереми и протянул невысокой белке десять долларов. – Две порции, пожалуйста, мне и моему другу.— Вам с корицей?— Без.— Понимаешь, Бар, жизнь – она летит как пуля, сегодня тебе уже только двадцать пять, завтра – сорок. Поэтому надо ценить каждую секунду. – Тут Джереми принял чашку с обжигающим кофе и протянул вторую Чеширски. — Спасибо. — Это же типа отпуск, – улыбнулся барсук. – Так, нам прямо, потом налево. — Да пусть она летит, куда хочет. Но пять баксов всё равно дороговато для одной чашки. — Зато Но что ты получаешь взамен! – философски заметил барсук, прихлебывая из кофейной чашечки. – Смотри, перед тобой красивый город, чистый воздух, который ты редко встретишь в Нью-Йорке. И плюс ко всему этому тебе предлагают кофе, отлично приготовленный, кстати. И всё это удовольствие всего за пять баксов. Разве это дорого? Что может быть лучше? Только не говори, что наш город. Темный, грязный, да ещё и вонючий.— Да. Именно он. Но если всё так плохо, почему ты не уедешь?— О, я обязательно уеду, но только после того, как полностью выжму свою работу. Пока я слишком к ней привязан и материально, и морально. А потом – да, обязательно уеду и поселюсь в какой-нибудь глуши, где буду с утра до вечера пить чай. Я, кстати, его больше люблю. Если, конечно, ты меня не посадишь до этого времени. — Ой, очень смешно.— Я бы сказал – грустно. А ты так и не поделился, почему остаешься в городе, всё ради работы?— Если честно, то не совсем. Там живет моя принцесса, ей он нравится. Уж не знаю чем, но нравится и, кстати, кофе она готовит в тысячу раз лучше. Ты хоть представляешь, что такое просыпаться рядом с любимой кошечкой по утрам, когда ты чувствуешь кофейный аромат, который так щекочет ноздри, а потом ты видишь её? О, поверь, никакой городишко с этим не сравнится. В такие минуты мне вообще ничего, кроме дивана, не нужно. — Да ты романтик. Вот уж не ожидал, что наш коп такой чувствительный.— Я просто влюблен. — Тогда да, ты выиграл. С любовью мало что сравнится. Кажется, мы пришли. Вот она, наша красавица. Чеширски посмотрел на небольшие резные ворота, за которыми стоял большой двухэтажный особняк, выполненный из белого и красного камня. Джереми восхищённо присвистнул и направился во двор, украшенный коротко стриженными мягкими кустами. Но не успел он пройти и двух метров, как к нему тут же подошла невысокая панда и приняла багаж. У Чеширски его также забрали. — Сервис, – поднял мохнатый палец Джереми. – Тут знают, за что платятся деньги. — Боже, всё, хватит, пошли искать этого мастера по горнолыжным спускам. Слишком уж всё слащаво. — Ты просто слишком молодой ещё, – сказал Барсук и протянул хрупкой ослице на ресепшене паспорт. — У вас седьмой номер, вверх по лестнице на второй этаж. Номер на двоих, – отчеканила девушка. — Ты взял номер на двоих? – поднял брови Чеширски. — Так дешевле. — Ой, не переживайте, у нас очень уютно, – улыбнулась самочка. — Да я не переживаю, просто обычно мы не берем одну комнату. — Я вас понимаю, но, поверьте, там очень уютно, – ещё лучезарнее улыбнулась девушка.— Святая Кошка! – выдохнул Чеширски. – То есть, вы думаете, что?— Спасибо большое, а то мы очень устали, – громко сказал Джереми, проталкивая Чеширски к лестнице. – Давай, топай. Пора заселяться.— Да, но я не такой. — Пара дней в этом раю и станешь, – усмехнулся барсук. — Чего? — Да шутка это. Я что-то не понимаю, кто из нас старый, ты или я? — Видимо, я. Они поднялись на второй этаж и вошли в номер. Это была просторная комната с одной большой кроватью и широким окном. Чеширски задумчиво посмотрел на кровать, затем на Джереми. С широкой морды барсука не сходила улыбка. — Что? — Здесь одна кровать, Джереми. — Я вижу, зато смотри, какая мягкая. — Это абсолютно не смешно. — Да я и не смеялся. Она действительно мягкая. Вот, потрогай. Детектив, вы меня стесняетесь? — Ещё одна такая шутка и у тебя станет на один зуб меньше! – начал кипятиться Чеширски. – Где мне спать-то? — Ляжешь на полу. Ты же вот весь какой гибкий. Так что поспишь там. — В принципе, можно. — Ну, вот и разрешили одну из проблем. Теперь давай спустимся вниз и поищем брошюрки с картой этого городка. Думаю, нам стоит прогуляться до дома Артура Абигейла днем, чтобы потом не плутать по ночи. — Думаешь, лучше нагрянуть к нему ночью? — Я думаю, да. — Он же без семьи? Так как я не полезу к нему, если у него дети и жена. — Боишься всех разбудить? — Можно сказать и так. — Ну, тогда не переживай, он просто не может её иметь, так как гомосексуалист. Бедный крысеныш засветился почти на всех тусовках, где практиковали извращённые фантазии богатых зверей. — Господи, Святая Кошка, куда я попал.

Истина где-то рядом — И что? Что он, миллиардер? – кипятился Чеширски, стоя возле двери. – Это что-то меняет? — Конечно, меняет, его адвокат тебя и на пять метров к нему не подпустит, ты лучше успокойся и посиди. Ехать к Джеку Горни бессмысленно. Да и что ты ему предъявить решил? — А разве полицейскому нужно что-то предъявлять, чтобы поговорить с подозреваемым? — Подозреваемым? С каких пор он таким стал? Чеширски, что за вздор?! Да, он продал фирму котам. Да, со стороны крысы это подозрительно. Но, во-первых, там есть целый совет директоров, который также участвует во всех крупных продажах. Во-вторых, это его личное дело, кому и что продавать. — И что теперь делать? Сидеть на месте? — Во всяком случае, нервировать Освальда своими безнадёжными наездами на секретаря Горни точно не стоит. Ему ещё предстоит крепко понервничать, когда ты его сливать будешь, а пока пусть старик отдохнет. — Я так понимаю, ты вечно эту тему поднимать будешь. — Периодически. — Ясно. — Херасно. А теперь послушай, что мы будем дальше делать. Джек Горни, в принципе, чист, во всяком случае, ничего такого подозрительного на него я накопать не смог, кроме этой продажи котам, разумеется. Но есть одно но, он – поклонник экстрима, особенно горнолыжных спусков. И вот тут-то есть ещё одно черное пятно. Во время одной из поездок на него с его друзьями сошла лавина, похоронив около десяти человек. По официальной информации это был несчастный случай, где выжило всего трое: Джек, его друг Альфред Бродски и горнолыжный инструктор Артур Абигейл, который и обучал его спуску. Все остальные пропали без вести. — И что тут такого подозрительного? — А то, что спустя шесть месяцев Артур Абигейл получил неплохую ссуду на двухэтажный дом в одном из банков Горни, причем с самыми низкими процентами, которые только возможны. — Думаешь, его решили таким образом купить? — Это же очевидно. Вопрос лишь, что именно они решили купить. Это и предстоит выяснить. — А где он катался? — В Швейцарии, на одном из элитных курортов. — И ты туда полетишь? — Мы туда полетим. Правда, на сам курорт нам, конечно, не попасть, это закрытая зона. Но нам туда и не нужно. Здесь важно работать со зверьми, а потому мы будем целенаправленно выслеживать Артура, и тут уже ты можешь во всей своей красе сыграть свою роль плохого детектива. Ведь это будет одиночный заезд, так что выжать из него надо будет максимум при первой же встрече. — А Освальд? — Именно поэтому я тебя и остановил. Выдать ему свою прекрасную дежурную фразу о допросе самой богатой крысы города ты бы всегда успел. Поэтому её можно и отложить, а вот выбить пару дней отгула в счет отпуска или за свой собственный счет, это уже важнее. Так что, будь добр, сходи и в вежливой форме, немного даже заботливой, выбей себе два дня. — Это какие? — Среду и четверг. — Это на этой неделе? Среда же завтра. — Чеширски, это Швейцария, там очень дорогие билеты, особенно в выходные. Я и так солидно потрачусь. Они даже за бронь сдирают процент. — Ты уже забронировал билеты? — Естественно, тут нельзя долго думать. Поверь, Хайнлайну в тюрьме не сладко. — Да, я понимаю, но всё же. Черт, ещё и Жанни. — Это уже ты сам решай. — Да, я понимаю, – Бар пожевал губу и посмотрел на дверь, теперь его изначальный план ехать говорить с Горни и вправду казался ему безумным. – Джереми, а сколько ты потратил на билеты? — Две штуки. И это не включая проживания, – ответил барсук, задумчиво листая газету, которую он принёс собой. — Свою половину я верну. — Конечно, конечно. Только ты не медли с Освальдом, у него есть пренеприятнейшая привычка сваливать после обеда. А мне нужно уже сейчас знать, даст он тебе деньги или не даст. Но вообще такого ответа, как «у меня не получилось» быть не должно. Чеширски прям кожей почувствовал, как Джереми его снова переиграл, причем так, играючи, как будто он просто взял и занял место Хайнлайна. Но что теперь делать? Не ругаться же сейчас. Главное – думать о расследовании и о том, как вызволить старика из тюрьмы. Черт, Хайнлайн, что же с ним будет? Как только они его освободят, он просто обязан будет донести на него. Причем совершенно неважно, скажет он ему перед тем идти к Освальду или не скажет, всё равно это донос. Но иначе никак, он просто не сможет жить с этим. Только не он. — Ну что ты там опять завис? Чеширски, – оборвал его размышления Джереми. – Ты издеваешься надо мной? Время – деньги, причем в реальном смысле. Я же говорю тебе – там комиссия даже за бронь. — Да, да, иду я уже. Вечно ты всем недоволен, – зло бросил Бар и закрыл дверь. Освальд, как он и ожидал, был в более-менее приподнятом настроении, так как было время обеда, и старик уже фактически сидел за столом, прогоняя либо мягкий щавелей супчик, либо сваренные брокколи, которые так обожали почти все дикобразы. Дождавшись, пока он встанет и начнёт собираться, Бар в стремительном прыжке вошел в кабинет и сходу брякнул: — Шеф, мне срочно нужен отгул на пару дней. — Что? Отгул? – замялся Освальд, понимая, что для полноценной беседы ему желательно сесть, что минус драгоценное время обеда. — Да, всего на пару дней, за свой счет, – сразу пустился во все тяжкие Чеширски. – Заодно дам вам от себя отдохнуть. — В принципе, это, конечно, хорошо, а тебе зачем? — Это личное, сэр. Но очень важно. — Личное? – поднял широкие брови Освальд. – На целых два дня? — И за свой счет, – улыбнулся Чеширски. Освальд посмотрел через окно на кофейню, Бар аж почувствовал, как старика туда тянет вкус сваренных брокколи и как ему не хочется с ним бодаться. Главное, чтобы он не перенёс всё это на потом, иначе там уже он наверняка сможет отбиться от его личной просьбы. — Сэр, у меня бронь. Важно дать ответ как можно быстрее. — Да ради бога. Езжай, два дня – не неделя, ведь так? — Конечно, сэр. Спасибо больше. — Не за что. Но это не должно войти в привычку, Чеширски. А то будешь пользоваться добротой старика-капитана, – сказал Дикобраз и подписал чистый листок бумаги. – На вот, отнеси в бухгалтерию. Только ровно два дня. Освальд подошёл к нему поближе и, похлопав по плечу, протянул листок. Чеширски задумчиво взял его и посмотрел вслед уходящему капитану. И вот именно на этого старика он должен будет донести?

Немного о старике
На следующее утро, сидя за столом Хайнлайна и просматривая отчет Джека о вскрытии, Бар вдруг подумал, что если брать полицейский участок за механизм, то он был как заранее изготовленная по чертежу деталь, только сюда и только сейчас. Что, несомненно, не могло не радовать, даже несмотря на первичные трения при работе. Другой вопрос, там ли механизм стоит. Но это уже вопрос более глобальный.
Он снова посмотрел на отчет. На бумаге Джек был ещё более обстоятелен, вытащив из бедного трупа абсолютно всё. Вот уж, пожалуй, ещё одна ценная деталька, только, в отличие от него, абсолютно монолитная, без каких-либо стыков. Тут в дверь постучали.
— Войдите.
— Привет, малыш.
— Кто?
— В смысле, детектив Чеширски, разумеется, – ухмыльнулся Джереми, прикрывая дверь.
— Чтобы это было в последний раз.
— Конечно, как раз это и был последний, – подметил он, садясь на стол. – Вам бы здесь, кстати, радио не помешало, а то сидите со стариком, как рыбы в аквариуме, ни веселья, ни радости.
— Вы по делу?
— Подожди, я думал, мы друзья. Эй, алле, детектив, вы забыли, мы расследуем вместе дело.
— Кажется, всего день прошёл, но я от вас, сэр, уже так отвык.
— Ты прям как моя бывшая. А она та ещё стерва. Ладно, не переживай, хвостатый. Я сюда по делу, меня вызвал этот, как его, ваш злыдень, Тод Харди, будь он неладен.
— Лейтенант Тод Харди?
— Да, этот мерзкий сукин сын. Знаешь, я не хочу, конечно, нагнетать обстановку, но этот парень явно невменяем. Тут даже к доктору ходить не надо, чтобы понять, что он паталогический садист, к тому же больной на всю голову.
— Неужели?
— Да, мало того, что вызвал чуть не к восьми, так ещё целый час песочил. Старику Хайнлайну здорово не повезло, этот крысоборец просто так не отступится, будет царапаться до последнего.
— По крайней мере, он хотя бы честен со мной.
— Это ты к чему?
— Лейтенант мне сказал, что Хайнлайн убил женщину с ребенком. Он соврал?
— А, это. Тут не всё так просто, детектив и, поверь, Хайнлайн не одну ночь поворочался по этому поводу.
— Может, настало время мне об этом узнать поподробнее, чтобы не только версию лейтенанта Харди знать, а?
— По идее, просто всё. Два года назад у Бучи стало проседать зрение и, соответственно, он не смог сдать тест по стрельбе. Пришлось старику смухлевать, наверное, первый раз в своей жизни, чтобы пройти медкомиссию и не быть списанным на берег. Никак он не хотел с работой расставаться, так как кроме неё у него и нет ничего. Вот и пошёл на риск.
— То есть, он что? Промазал?
— По идее, да. Он тогда как раз ловил этого, как же… Брункельского потрошителя и уже не мог остановиться. Хотел во чтобы то ни стало уложить его. Тот перед этим целую семью положил, порезал бедолаг садовыми ножницами. Бучи устроил засаду в квартире, но этот чертов опоссум словно почувствовал засаду и дал деру, и почти скрылся, если бы не врезался в мамочку с ребенком.
— И что? Бучи стрелял в упавшего бандита, да ещё рядом с детьми?
— Я не знаю всех нюансов, знаю лишь, что потом увезли три трупа вместо одного. А Освальд сделал всё так, чтобы Хайнлайн не стал проходить повторную проверку.
— Значит все, что сказал Харди, правда?
— В целом – да. Эту самку убили. А что такое?
— Это была его жена.
— Да ладно.
— Да. Это что-то вроде личной вендетты. Только, как мне кажется, несколько запоздалой.
— Я так не думаю, это ведь год назад было, так что этот кот никуда не опоздал. Может, он отъезжал просто.
— Послушай, Джереми, а случайно Бучи не после этого в отставку попросился?
— А что, сразу непонятно?
— Да, теперь как раз и сходится всё. Если честно, мне с самого начала было подозрительно, что он так на пенсию рвётся.
— Да, согласен, подкосило это его знатно.
— И всё же он не сдался полиции.
— Знаете, детектив Чеширски, я очень надеюсь, что вам не придётся в своей жизни сталкиваться с каким-либо жестким выбором. Нет, я не оправдываю Хайнлайна, он убил эту кошку и, естественно, виноват. Но я также знаю, что если бы он тогда не выстрелил, то этот маньяк ушел бы. Никто кроме Бучи не мог поймать его. Он бы и дальше резал семьи, одну или две точно вырезал перед тем, как кто-либо напал на его след.
— Это всё равно недопустимо.
— И что вы предлагаете, детектив, отдать его этому коту?
— Нет, так как он не убивал ту крысу, и моя задача, как его напарника, это доказать. Но потом я обязательно расскажу всю правду. И о том, что он стрелял наугад, и что Освальд поменял документы.
— Чеширски, я сказал это тебе как товарищу Хайнлайна.
— Это сокрытие улик, я не могу этого допустить.
Джереми задумчиво потер подбородок и покрутил пальцем на столе карандаш, оставивший небольшую жирную полосу. И в возникшей тишине даже это небольшое движение оставило свой звуковой след.
— Не знал я, что ты такой твердолобый. И всё же, почему бы тебе сейчас не пойти к Харди, да не выложить ему всё. Давай, добей старика, который, между прочим, за тебя горой стоял.
— Не надо этой драмы, я уже сказал, как поступлю. Но если тебе от этого станет легче, то я сперва все расскажу Хайнлайну и не буду действовать за его плечами.
— Это, конечно, круто, ну а что Освальд? С ним как, он же прикрывал старика. Его тоже под раздачу?
— Он сокрыл преступление.
— Черт, ты же и меня подставляешь, тупой ты кретин.
— Ты правильно поступил. Но чтобы воевать с грязью, надо самому быть чистым.
— О! Дай бог, ты сохранишь эту веру до конца.
— Я сохраню, ты не переживай.
— Так, ладно, успокоились. Ты, я так понимаю, не сейчас побежишь каяться, так что главное – сохранять голову холодной. Я не могу вытащить его в одиночку, мне просто необходима твоя помощь.
— Скажи честно, зачем тебе это? Ведь ты не похож на идейного барсука.
— Но теперь я уж точно не буду с тобой откровенничать, кто знает, как тебя там перекосит, может, ты и меня ещё посадишь.
— Это убийство кошки и котенка. Никто не имеет права убивать котят. Никто! Ни полицейский, ни друг, ни коллега, ни ты, никто. И мне не важно, сколько зверей встанут против меня, – начал звереть Бар.
— Тише, тише, я понял, успокойся, чё ты так завелся-то. Господи, у вас все больные, где вас только набрали таких?
— В академии, – ответил Бар, немного приходя в себя.
— Про вас кино снимать надо, товарищи полицейские.
— Ты закончил?
— Нет. На самом деле есть у меня кое-что ещё.
— Я в нетерпении.
— В общем, пока ты прохлаждался, я кое-что нарыл на владельцев доков. Дело в том, что Бенгази не просто так околачивался в Энтерпрайз Констракшн. Он там работал. Более того, эти ребята владели доками и продали их одной небольшой фирме под скромным названием «Агро».
— И что?
— А то, что « Агро» является отмывочной фирмой уже знакомого нам кота-толстопуза, то есть, по сути, Энтерпрайз просто так отстегнула один из самых жирных своих кусков мелкому кошачьему мафиози, которого до того момента и знать-то никто не знал.
— Ну и?
— Какой же ты тупой, Чеширски. Никто просто так не отдаст такой кусок. Налицо явный сговор. К тому же, владелец Энтерпрайз – миллиардер Джек Горни.
— Ну и что?
— Тебе надо побольше читать туристических брошюрок о нашем славном городе, так как там иногда мелькают портреты известных зверей. Джек Горни – крыса.