ZavrinDaniil

Хорошая жена

Городок Семисвиль не был таким большим, как изначально думал о нём Вудс. Максимум сто тысяч жителей, не больше. И это если никто никуда не поедет. Положив вещи на кровать в номере, Джеймс Вудс достал из холодильника бутылку воды. Жара не спадала и здесь. Хотя Сэмисвиль был заметно севернее его родного Дагсвиля.

Звонок. Доктор взял трубку. Как он предполагал, звонили с ресепшена. Та милая девочка, которая столь охотно предполагала ему экскурсии по городу, то и дело проезжающие мимо дома знаменитого на весь мир писателя-фантаста. Или, правильнее сказать, любителя ужасов. Не важно, одно подменяет другое. Вудс вежливо поздоровался.

— Сэр, вам входящий.

— Да. Переводите.

— Минуту.

Последовала некоторая пауза и вот столь привычный, звонкий голос Лизи Паркер. Вудс поймал себя на мысли, что почти уверен в её успехе. И что в данном случае, она просто идеально подошла для решения проблемы.

— Доктор Вудс?

— Да, Лизи.

— Вы просили меня связаться с Стейтом Кингом и договориться о встрече.

— Да, Лизи, просил.

— Я дозвонилась до него. Он сказал, что вас примет. Только я смогла договориться лишь да вечер.

— На вечер?

— Да. На вечер. На девятнадцать часов вечера.

— А когда?

— Сегодня. Но это самое ближнее время. Ближе я не могла.

— Ты просто умница. Как тебе это удалось, я слышал, он вообще не принимает гостей, – довольно, а главное, тепло заметил Вудс. – Признайся, чем ты его взяла?

— Да, собственно, ничем. Стейт Кинг, как оказалось, очень наслышан о вас, и хочет этой встрече не меньше вашего. Он сказал, что вы – будущее психологии, так как существование темной стороны невозможно без белой и что изучать надо обе.

— У вас был длинный диалог, Лизи? – насторожено спросил Вудс, стараясь не передавать своего беспокойства.

— О да. Я ведь его давняя поклонница, я читала почти все его книги. Он просто удивительный человек. Самый лучший из всех современных авторов. Все эти ситуации. Иногда мне казалось, что я сама участвую в них.

Вудс на мгновение вспомнил первую встречу с Лизи. Главное, что он тогда для себя поймал, это то, что она психологически толстокожая, что лишь что-то из ряда вон незаурядное способно хоть как-то повлиять на неё. И что лишь потом он понял, что она довольно сильный эмпатик, который, благодаря детству, научился это скрывать. Спустя, кажется, сутки, когда углубился в её дело. А тут она раскрылась подобно цветку. И с незнакомцем. Такое было впервые.

— Я постараюсь привезти тебе его автограф.

— Ах, это было бы чудесно. А уж если получится – на одной из книг.

— Лизи.

— Мрачный лес. Эта особенно любима.

— Лизи, я постараюсь. И ещё, закажи мне билеты на завтра.

— Но, это ведь Стейт Кинг, доктор Вудс.

— А в Арчибальде меня ждут дела. Стейт Кинг ведь не будет их делать вместо меня, верно?

— Да. Несомненно.

— Тогда, прошу, закажи мне билет и постарайся распределить пациентов так, чтобы я успел взять несколько во второй половине дня. Хорошо?

— Как вам будет угодно, доктор Вудс. Я все сделаю.

— Спасибо.

Джеймс Вудс повесил трубку. Его посетило какое-то странное ощущение тревоги. Легкое, почти неосязаемое, но, тем не менее, живое. Он посмотрел на вещи, лежавшие на кровати, следовало сменить рубашку и как можно быстрее отправиться к жене Чарли Броуди. Эти его разговоры о наркоманах и убийцах требовали дополнительной проверки, так как Сэмисвиль был слишком мал для большого количества преступников.

Переодевшись и запасшись водой, он быстро покинул отель и на такси доехал до небольшого, но довольно уютного дома семейства Броуди. Типичный семейный домик, несомненно, взятый на несколько десятилетий в кредит у банка. Все настолько стандартно, что и сомнений не возникает в правильности душевного устройства этих людей.

Вудс постучал. Негромко. Сейчас каждый громкий шум должен пагубно влиять на психику этой несчастной женщины. Ведь что может быть хуже потери единственного ребенка.

— Кто это? – раздался голос из-за двери.

— Доктор Джеймс Вудс, мэм. Я приехал по делу вашего супруга, – отчеканил Вудс.

Замок заскрипел, и на пороге показалась женщина средних лет, невысокого роста, красивая, с большими голубыми глазами.

— Да? Чем могу помочь?

— Я бы хотел задать несколько вопросов. Это займет немного времени.

— Вопросов? Вы из отдела внутренних расследований?

— Нет. Я врач. Моя задача подтвердить возможные отклонения. Такое иногда происходит при сильном срыве.

— А. Срыв. Проходите, но я не знаю. Не уверена, что могу вам чем-то помочь, – отстраненно сказала она, пропуская его внутрь дома.

— Ничего. Я помогу вам помочь мне, – сказал Вудс и аккуратно прикрыл дверь.

Усадив его на диван, женщина поставила напротив стакан с лимонадом и улыбнулась. Вудс улыбнулся в ответ. Пока все шло согласно привычной практике, ничего необычного не наблюдалось. Он вытащил записную книжку.

— Ещё раз хочу извиниться, что так не вовремя. Но у таких ситуаций свой отчет времени.

— Все хорошо. Только прошу вас, недолго. У меня много дел.

Вудс кивнул. С его дивана прекрасно просматривалась кухня, и он успел заметить гору скопившейся посуды, которую так с утра и не помыли. Шок. Он её еще не отпустил.

— Скажите, Элли часто сорилась с отцом?

— Они почти не общались. У Элли был свой мир, куда она очень неохотно пускала нас. Все грезила чем-то. Старалась уединиться.

— А в колледже?

— Там тоже все было не очень. Её задирали за внешний вид и манеру общения. Все, что у неё было, это её книги, да несколько таких же, как она, затворников.

— Несколько?

— Двое. Крис Прат и Джеймс Макквой.

— Это с ними она была на кладбище?

—Да.

— Ещё раз извините, что заставляю вас вспоминать об этом. Мне надо дать точный диагноз. Поэтому важно ваше мнение.

— Да. Я не знаю, просто всё это до сих пор кажется мне чем-то ненастоящим, – она вытащила руку и на ней была раскрытая упаковка с таблетками. – Вот, приняла пару и даже этого не хватает. Все как кошмарный сон. Она ведь была очень хорошей девочкой, никого не обижала. Просто ходила в школу. А этот случай... Они ведь ничего не сделали, так, поставили пару свечей.

— Скажите, а вы сами читали книги Стейта Кинга?

— Да. Читала.

— Раньше вашей дочери?

Женщина задумалась, потом внимательно посмотрела на Вудса. Все же, хорошо, что за годы практики он мог за короткое время интуитивно нащупать то, что было самым важным. Порой даже куда важнее осознанного поиска. Как, например, сейчас. Вопрос, казалось бы, возник из ниоткуда. Но удачно пришел в цель. Он это понял.

— Какая разница.

— Просто вопрос. Интересно. Ведь порой именно родители прививают любовь к чтению. Как я понял, Чарли был небольшим поклонником книг. В отличие от вас.

— И как вы это поняли? – холодно спросила она.

— Небольшие врачебные уловки, – дежурно улыбнулся Вудс. – Как-никак я давно в этой сфере.

— Я никому ничего не прививала.

— Уверены?

— Да.

Вудс посмотрел ей в глаза. От большой дозы успокоительного, зрачки, как правило, расширены. А здесь они обычные. И как он это не подметил сразу. Он вдруг поймал себя на мысли, что зря не осмотрел комнату девушки и что теперь вряд ли сможет выбить это из шерифа, столь негативно настроенного против него. Конечно, он мог бы сделать диагноз мягче и тогда получил бы все положенные привилегии. Но сделка с совестью, нет, надо искать обходные пути… И всё же, чем бог не шутит:

— А можно осмотреть комнату вашей дочери?

— Это так положено? Если вы не детектив и у вас нет полномочий, я могу вам и не показывать, верно? – зло сказала жена Чарли, уже не пытаясь притворяться уставшей и больной.

— Конечно. Но это было бы желательно.

— Тогда, извините, я слишком устала, чтобы продолжать этот разговор.

— Простите, я не хотел вас утомлять. Если хотите, могу прописать рецепт. Более подходящий, нежели эти таблетки.

— Не стоит. Но спасибо за заботу.

Вудс остановился у самой двери и резко повернулся к ней.

— Скажите, вам известно, что я отклонил решение о невменяемости вашего мужа в момент убийства?

— Разговор окончен, – сказала Миссис Броуди, не меняясь в лице. – Я расскажу о вашем визите шерифу.

Джемс Вудс устало выдохнул и, развернувшись к дороге, вытер идеально белым платком испарину со лба. У него было ещё около четырех часов, прежде чем он заявится со своим визитом к известному на весь мир писателю. А значит, следовало их потратить с наибольшей пользой. Он напряг память, кажется, в этом городе был всего один приличный ресторан. Что, с одной стороны, было хорошо, а с другой, несомненно, плохо, так как если он плох, то ужинать придется чем попало и, судя по всему, в гостинице.

Писатель

«Это был высокий дом, чтобы писатель жил в нём». Так начиналась небольшое стихотворение, что он часто слышал в детстве. Вудс посмотрел вверх. Всего три этажа, но из-за высотных башен они казались очень высокими. Стейт Кинг жил хорошо, одна лишь черепица этого дома стоила больше, чем вся его квартира. Но это детали, так-то дом особо не выделялся. Да, богатый, да, красивый, но таких было достаточно много в округе, разве что он был полностью деревянный, без следов каменной или кирпичной кладки.

Он нажал на кнопку звонка, и чугунные ворота медленно разъехались в стороны. Вудс вошел внутрь, после чего ворота так же плавно закрылись за ним. Всё как в стандартных фильмах ужасов. Он улыбнулся. Это было забавно.

Стейт Кинг стоял у крыльца. Он был в потертых джинсах и серой футболке. Вполне такой местный житель. С той лишь разницей, что позади него дом стоимостью несколько миллионов долларов. Увидев Вудса, он медленно спустился и пошел навстречу, всем своим видом показывая полное радушие.

— Добрый вечер. Как видите, у нас тут довольно поздно темнеет, – улыбнулся он, протягивая руку. – Стейт Кинг.

— Джейсон Вудс.

— Очень рад. Вижу, вы долго к нам добирались. Пройдемте в дом. Тут вечерами становиться довольно холодно.

— С удовольствием. Признаюсь, я не думал, что вы так легко согласитесь на встречу.

— Ну как же я могу отказать поклоннице? Лизи Паркер произвела на меня неизгладимое впечатление своим упорством, к тому же. Я очень много слышал о вас. И, скажу больше, я поклонник ваших исследований.

— Читали мои книги?

— Конечно. Все, – улыбнулся Стейт Кинг, открывая двери. – Прошу. Как видите, офиса у меня нет. Так что все встречи приходиться проводить дома. Но меня это не удручает.

— Разве не было желания открыть что-то вроде книжного магазинчика?

— Да. На первом этаже, а на втором – редакцию. Была такая идея. Но это было давно, – грустно заметил писатель.

— Вы один?

— Марш уехала. У неё постоянные разъезды с её благотворительным фондом.

— Да, я слышал. Это заслуживает уважения.

— Да ладно вам. Это мелочи. Читатели мне дают гораздо больше, чем я отдаю им.

— Наверное, как и мне мои пациенты, – грустно заметил Вудс.

— Прошу наверх в мой кабинет, – сказал Стейт, указывая на резную лестницу. – А я пока принесу нам что-нибудь выпить. Если вы, конечно, не возражаете.

— Нет. Конечно, нет.

— У меня есть прекрасный скотч, есть коньяк. Есть виски.

— Скотч.

— Тогда поднимаетесь и направо, кабинет не спутать ни с чем, – улыбнулся Стейт. – Право, я очень рад нашей встрече. Никогда бы не подумал, что вы сюда приедете и уж тем более заедите ко мне в гости.

— Да уж. Я, собственно, тоже не ожидал столь теплый прием, – несколько сконфузился Вудс, поднимаясь наверх.

Кабинет было действительно сложно с чем-то спутать. Он был большим, резным, под общий антураж внутреннего убранства дома и, главное, был со странной примесью библиотеки, содержа вмонтированные в стены стеллажи с большим количеством книг. Вудс подошёл ближе. К его большому удивлению, здесь была целая плеяда книг по психологии, пожалуй, почти такая же, как и у него, а то и больше.

— Да, да, я увлекаюсь, – услышал он голос за спиной.

— Не думал, что у вас тут такое многообразие, один Барнс чего стоит.

— Пришлось попотеть, чтобы собрать. Вы же знаете, нет ничего интереснее человеческого разума. Я ведь работаю с воображением людей. А значит, надо быть подкованным. Прошу сюда, за стол.

Стейт указал на большой деревянный стул. Вудс сел в ближайшее кресло. Стейт сел напротив. Вообще кресла было три, что было довольно нетипичным для такого интерьера. Впрочем, тут все было довольно нетипичным. Стейт поставил на стол бутылку и два бокала. Аккуратно разлив скотч, он пододвинул один из бокалов Вудсу.

— Спасибо. Признаться, до сих пор мне кажется, что это, пожалуй, самая удивительная встреча из всех, – Вудс аккуратно поднял стакан. – Вообще я редко пью. На этот запах. Сколько вы отдали за эту бутылку?

— Десять тысяч.

— Ого.

— Одна из тех мелочей, которые нам могут позволить деньги. Чувство прекрасного. Признаться, я даже не раздумывал, когда брал её.

— Наверное, я бы подумал, – улыбнулся Вудс.

— Расскажите, как вы пришли к своему исследованию?

— Меня несколько удручала стандартная практика психолога, хотелось чего-то нового. Вот и решил попробовать. А вы, как вы стали писателем?

— Я всегда им был. Вопрос лишь в том, как стал известным, – Стейт отхлебнул скотч. – Божественно. Я думаю, это удача. Обычная, банальная удача.

— Вы написали около шестидесяти книг. Разве это удача?

— Это нет. Но если бы у меня не взяли «Алярис», то, уверен, я написал бы куда меньше, так как вкалывал бы на фабрике до сегодняшнего дня. А так, могу позволить себе это, – он указал на книги. – И время. Самое, пожалуй, ценное из всего.

— Да, с ним проблема.

— Скажите, мне всегда было интересно. Тяжело писать книги, скажем так, с исследованиями? Я ведь больше беллетрист, свое направление мне кажется увлекательным. А вот исследование… Это тяжело дается?

— Признаться, нет. Очень легко. Я просто отключаюсь. Забываю про время, про все, что меня окружает.

— Да. Марш то же и про меня говорит. Порой засыпает, так и не дождавшись. Честно сказать, она совсем не понимает моего творчества.

— Наверное, это плюс. Это я вам как врач говорю.

— Спасибо. Иногда лишь общение напрямую помогает понять, можно ли доверять человеку и его суждениям.

— Согласен. Именно потому и провожу все встречи сам.

— Скажите, а мне можно попасть к вам в Арчибальд, это было бы для меня очень интересной возможностью. Пообщаться с этими людьми.

— Убийцами, маньяками, насильниками?

— Или просто больными. Вы же их так называете.

— Да.

— Так это возможно? Это крайне важно.

— Но зачем?

— Как и любой специалист, мне нужно поднимать планку. Изучать что-то новое. Сейчас, как мне кажется, я достиг предела, и новые знания помогут мне пойти дальше. Вы, наверное, знаете, что перед тем, как что-то написать, я очень обстоятельно изучаю эту область. Например, когда я писал о самолетах, о несчастных случаях, то я общался непосредственно с пилотами и механиками.

— И теперь вы решили написать о психбольнице?

— Нет. Не совсем. Это пока производственный секрет. У меня ведь договоры с крупнейшими издательствами страны, и они строго-настрого наказали мне не распространяться о сюжете моих будущих книг.

— Как интересно. Значит, вы хотите написать о больных людях? И давно у вас эта идея?

Стейт улыбнулся и положил руки на колено. Затем внимательно посмотрел на Вудса. И, немного пожевав губу, заметил.

— Думаю, лет пять. Сначала это была просто мысль, но потом я отложил её созревать и вот теперь, я думаю, время пришло. К тому же вы так удачно попали в наш город. Это просто какая-то удача.

— Удача? – Вудс насторожился. – Разве?

— А как ещё это назвать? – улыбнулся Стейт и долил ему ещё скотч.

Обмен

— Вы же знаете, почему я здесь, верно? – спросил Вудс после некоторого молчания.

— Предполагаю.

— А именно?

— Из-за этой девушки, которая покончила жизнь самоубийством.

— Да. Из-за неё. Только вы забыли уточнить, что она увлекалась вашими книгами. И, как я понял, одна из них очень напоминает её жизненную ситуацию.

— Естественно. Я живу среди людей, стало быть, что удивительного в том, что одна из моих книг напоминает реальность? Вопрос в другом, кто как это воспринимает. Ведь вы сами сказали, я написал около шестидесяти книг, и самоубийств от них пока не было.

— Возможно. И все же я не вижу в вас какого-то огорчения, сочувствия, печали.

— Да. Возможно. Может, потому что я не знал эту девушку?

— А её мать?

— Знаете, в этом городе много всяких людей. Вы, может, слышали, что у меня нет охраны, что я сам хожу по магазинам, что в моём доме нет даже прислуги, хотя я вполне могу себе это позволить. Все, что у меня есть, это мнение людей, которые, стоит заметить, очень хорошо ко мне относятся. И даже самоубийство этой девушки ничего не изменит.

— В них или в вас?

— Книги я точно писать не перестану. Это ведь исскуство, оно обязано влиять на людей, – вздохнул Стейт и несколько сбавил тон. – Знаете, недавно я был в музее. Ненароком. Рабочая поездка никак не предвещала заезд туда. Но там я увидел нечто, что меня очень вдохновило. Точнее, произвело очень сильное впечатление.

— И что же это?

— Скульптура девушки в легкой накидке, которая развивается на ветру и обволакивает её. Понимаете? Ветер. Скульптору удалось поймать ветер. Причем, он сделал это руками, не с помощью фотографий или компьютера. Нет. Лишь молоток да руки. И вот, спустя века, я смотрю на эту статую и не понимаю, как можно было создать нечто подобное. Как столь сложный элемент как ветер смог быть заточен в камне. Непостижимо.

— И?

— И я понял, что должен сделать. Я должен создать свою скульптуру. Точно такую же, но уже в литературе. Понимаете? В моем творчестве. Нечто превосходящее все и вся.

— Здесь вы меня не удивили, – улыбнулся Вудс. – Эта мысль очень часто посещает творческих людей.

— Да. Только у всех она разная, – заметил Стейт, допивая скотч.

— Вы про то, что некоторым хватит и половины вашего признания? В вашу защиту могу сказать, что многие из ваших книг признаются критиками шедеврами.

— Вы сейчас говорите как мой агент. У него на каждое моё произведение есть отдельная похвальба.

— Может, он в чём-то прав?

— Наверное. Но я не вижу здесь чего-либо особенного. Все эти деньги, вся эта слава, они ничто по сравнению с той статуей! И знаете что?

— Что?

— На ней я обнаружил пыль. Её даже не протирают! Ужасно, да?

— Наверное, а что? Что надо сделать?

— Ну, для начала я хотел выделить им деньги, но потом я подумал, что, возможно, она продается.

— Вы купили музейный экспонат?

— Да. Только не спрашивайте сумму. Она хоть и большая, но никак не превышает настоящей ценности этой статуи.

— А можно на неё посмотреть?

— В принципе, да. Если честно, мне тоже любопытно ваше мнение. Ведь вы интеллектуал, – Стейт улыбнулся. – А мы все общаемся на одном языке.

Писатель поднялся и направился к двери. Вудс последовал его примеру. Комната, в которой хранилась статуя, была здесь же, в довольно большой комнате, чем-то напоминавшей музей. Здесь было несколько старинных книг, картин и, наконец, в самом центре, она, девушка в платье.

— Вот. Прошу, – указал рукой на статую Стейт.

— Да. Впечатляет, – согласился Вудс, обходя статую. – Удивительно. Сколько ей лет?

— Несколько сотен и скульптор неизвестен.

— Вы были абсолютно правы, это создано обычным молотком и руками, просто невозможно поверить.

— Я рад, что на вас это влияет именно так, скажу честно, я иногда могу просидеть тут часами, наблюдая за ней.

— Только не говорите, что придумали ей имя.

— Не скажу, – Стейт обошел статую и указал рукой на небольшую аккуратно выгравированную внизу табличку. – Покажу.

— Это что значит? – спросил Вудс, вглядываясь в незнакомые символы.

— Афродита. В переводе с греческого.

— Поразительно. Ах да, совсем забыл, Лизи Паркер просила взять у вас автограф. Если не возражаете, конечно.

— Для Лизи? Конечно. Это хорошая девушка. Подождите меня в кабинете, я сейчас приду. Обычно я не храню у себя своих книг, только рукописи. Но недавно ко мне приезжал агент и остановил одну копию. Я её сейчас принесу.

— Сказать по правде, мне пора. Это было приятное времяпрепровождение, но мне завтра улетать. Я бы хотел выспаться.

— Что ж, тогда пойдемте, я провожу вас до двери. Книга там, на столике у входа.

Стейт вежливо открыл двери:

— Прошу.

Спускаясь по лестнице, Вудс постоянно ловил себя на мысли, что весь его диалог все время шел не по плану. Трудно вообще сказать, где он хоть немного входил в нужную колею. Этот Стейт Кинг обладал поистине великим обаянием или, правильнее сказать, шармом, никак не сочетающимся с его затворническим образом жизни.

— Что написать?

— Не знаю. Лизе от Стейта Кинга?

— Дорогой Лизе от Стейта Кинга. Девушкам так больше нравится, – улыбнулся писатель и протянул книгу.

— Спасибо, – пробубнил Вудс. – Только я без подарка.

— Это ничего. Лучшим подарком было бы приглашение меня в Арчибальд. Поверьте, это очень важно, я почти уверен, что смог бы хоть немного, но повторить успех этой скульптуры, уже в литературе. А пока, пока мне нужен гранит и знания.

— Знания я вам дам. Но гранит?

— Для меня это одно и тоже, – быстро ответил Стейт.

Вудс посмотрел на почерк, плавный, четкий, идеальный. Таким, наверное, и должен быть почерк у столь известного интересного человека.

***

Джеймс Вудс посмотрел на шерифа Саймона Греймса. Это был невысокий, неприметного вида мужчина, который словно во всем пародировал Сэма Пекстона. Во всем кроме ума. Доктор, улыбнулся. Подобный типаж полицейского ему нравился. Ни этой назойливой напыщенности, ни попытки приукраситься. Лишь усталое, отсутствующее выражение лица. Как будто плохое уже произошло, но худшее еще впереди.

- Я вижу вся эта ситуация с Чарли Броуди вас сильно потрепала да шериф? – начал оборвавшийся у аэропорта диалог Вудс – неужели всё настолько плохо?

- Слабо сказано – улыбнулся в ответ Греймс – это один из худших моих дней в карьере.

- И всё же вы все равно вызвали именно меня.

- А что делать. Нам нужен независимый и очень авторитетный эксперт. Общественность не простит, если мы возьмем либо своего, либо малоизвестного. Заключение должен сделать профессионал.

- Профессионал? А я думал, серди полицейских, бытует другое мнение о моей практике. Что-то вроде пособника преступников.

- Разные мнения бытуют. Но я вас таким не считаю. Я и сам не раз сталкивался со сложным выбором и порой так сложно сделать что-то правильное. Я не судья и не врач. С этой стороны не могу осуждать вас. Вот если бы вы были копом и отпустили одного из этих людей, возможно, я бы и прострелил вам голову. Но вы ведь не отпустили. Вы лечите.

- Пекстон с вами бы не согласился.

- У Пекстона своя голова на плечах. У меня своя.

- Это заметно – Джеймс Вудс снова ткнулся в боковое стекло.

- И всё же. Я хотел бы сказать что Чарли, это один из лучших копов с кем я работал. Что он ни на одну минуту, не сомневался в том, что делал и всегда старался, дать больше чем взять. Я не прошу вас жульничать, я знаю, вы твердый человек, но знайте, если бы вся эта ситуация, случилась с кем-то другим, то проблем было бы больше.

- Чарли стрелял в безоружного. И почти убил. Лишь чудо спасло Стейта Кинга, и он успел скрыться в своем доме. Чудо.

- Да. Возможно. А может быть, кто-то уберег его для божьего суда.

- Только не говорите мне, что вы тоже во все это верите.

- А почему нет, скажите, вы читали его книги?

- Нет. Я не люблю художественные вещи, предпочитаю историческое или согласно своей медицинской практике.

- Тогда я бы вам порекомендовал ознакомиться, с этим писателем.

- Для начала я ознакомлюсь с Чарли, Броуди, как никак, он главный фигурант этого покушения.

- Как вам будет угодно – кивнул Саймон Гремс и тоже отвернулся к окну.

***

Прибыв в окружную тюрьму Мериленд, Джеймс Вудс, прошёл наверно самых быстрый в своей жизни тюремный контроль и спустя каких-то десять минут уже сидел напротив Чарли Броуди, того самого полицейского который ещё несколько часов назад, был вполне отличным копом. А теперь, теперь же он был главной новостью этого дня.

- Добрый день. Я доктор Джеймс Вудс – сказал Вудс, протягивая руку.

- Я знаю кто вы. У нас, наверное, нет ни одного копа, кто бы, не слышал о вас, добрый доктор Джеймс Вудс – нервно усмехнулся Чарли, игнорируя рукопожатие – прошу, присаживайтесь.

- Точно. «Добрый доктор». Именно так меня называют копы – помахал пальцем Вудс – все никак запомнить не могу.

- Не переживайте, зато остальные помнят.

- Это кто же.

- Матери лишившиеся дочерей, копы, потерявшие напарников, отцы, чьи сыновья, были потом найдены в лесу, недалеко, от шоссе.

- Да. Всего и не перечислить, верно? – сказал Вудс устраиваясь поудобнее на стуле - как то жестко тут. Верно?

- Да уж не кожаные кресла.

- Точно, точно, с ними куда поприятней.

- Давайте так док, я прекрасно знаю, что вам надо. И не хочу тратить ваше время. Несомненно, мне было бы очень приятно, если бы вы написали в своей карточке, что я сумасшедший и я поехал полечиться, но мы оба понимаем, что это не так, верно?

- Допустим.

- Нет. Дураку понятно, что самое большое, что я могу получить это состояние аффекта, но ведь вы тут не для этого. Вас вызвали, чтобы все прошло по всем правилам. А значит. Мы просто тратим время.

- Такая у меня работа, временем разбрасываться. Не вы первый, не вы последний.

- То-то и оно. Только разница в том, что ваше общество, в отличие от моего для вас, мне неприятно. Когда я слышал о том, как вы отправляли этих психов лечиться по телевизору это одно, но когда вот так, вижу вас в шаге от себя это другое.

- Ваша дочь умерла, от того что прочитала книгу.

- Эй, тише, доктор. Я хоть и на привязи, но могу и сорваться - угрожающе зашипел Чарли – не надо так говорить, ты её не знал. Ты не знал мою малышку и не тебе со своим грязным языком лезть в это дело.

- Мне. К сожалению. Никого другого подобрать не смогли. Поэтому если вы хотите чтобы я вам смог помочь, будьте откровенны.

- Нет. Это в аду, с тобой будут откровенны.

- Вы верите в бога?

- И дальше что? Спросите, читал ли я библию.

- Нет. Спрошу, читала ли библию ваша дочь, ведь судя по всему, она была довольно близка к церковной тематике и пару раз, была задержана на кладбище. Кажется, вы её тогда освободили верно?

- Это просто дети. Детские шалости. Если бы мы принимали всех, кто шумел на кладбищах и раскидывался туалетной бумагой по домам, то пересажали бы полшколы. Небольшая взбучка, вызов родителей. Вот и все необходимые меры. Элли была хорошей девочкой. И я повторю, разговор подходит к концу.

- Хорошо. Последнее. Вы сами читали книги Стейта Кинга. Знакомились с тем, чем увлекалась ваша дочь?

- Нет. Я постоянно был в работе. Я знал, что она любит ужасы и прочую дрянь, но не придавал этому особого значения. Я и так вылавливал наркоманов, насильников и убийц, так что дома, старался больше отдохнуть, нежели выслушивать мрачные истории этого старого ублюдка. Точнее больного ублюдка.

- Вы думаете, он болен?

- Нормальный такое не напишет.

- А была ли больна ваша дочь? Раз читала подобное?

- Что ты сказал? – Броуди дернулся с места и браслеты впились в его кожу - что ты сказал?

Тут в комнату ворвались двое полицейских и силой усадили его обратно, пока шериф, мягко взял под руку Вудса и выпроводил его из комнаты.

- Вы же понимаете, что мы все записали и можем это использовать? – сухо сказал он ему на ухо.

- Конечно. Я же сам дал согласие на использование всех материалов, которые мне дают в тюрьмах. Это не обсуждается.

- Док, Я понимаю, что вы профи, но этот парень, он сегодня потерял свою дочь, понимаете? Нашел её вздернутой в своей комнате. И всё из-за какой-то книги, которую та купила на распродаже.

- Я читал дело.

- Черт возьми, живой человек. С ним нельзя так. Я знаю, у вас нет детей и вам не знакомо чувство отцовства, но это не дает вам право так с ним себя вести.

- Право мне дали вы, когда согласились на мою экспертизу.

- Если бы я мог решать, кого сюда звать.

- Послушайте, все я сделал, я сделал лишь для того чтобы как можно быстрее понять что с этим полицейским. И к моему глубокому сожалению, он абсолютно вменяем. Понимаете. У вас, у стражей порядка, постепенно вырабатывается некий иммунитет к плохому. И именно это играет ключевую роль в данной ситуации. Любой другой возможно был и впал в состояние аффекта, но только не ваш Чарли. Боюсь, он прекрасно понимал все что делает, и именно это я напишу в своем отчете.

- Вы в этом точно уверены.

- Как никогда – твердо сказал Джеймс Вудс.

- Тогда боюсь вам надо поскорей покидать этот город. Здесь слишком много полицейских семей – мрачно заметил Саймон Гремс – слишком много.

- К сожалению, боюсь, что мне приедаться пока остаться – мягко улыбнулся Джеймс Вудс.

- Это ещё зачем?

- Я давно хотел познакомиться с какой-нибудь знаменитостью. И уверен, что Стейт Кинг, прекрасно подойдет для такого опыта.

- Это врят ли. Он не дает интервью и живет крайне замкнуто – хитро прищурился шериф –а зачем вы друг решили с ним встретиться? Хотите признать в нем больного?

- Это уже по ситуации. А что касательно интервью, то поверьте, он просто не знаком, с Лизи Паркер, эта девушка, достанет, кого угодно – вздохнул Вудс, с грустью поглядывая на телефон.

#ВНИМАНИЕ#КОНКУРС#ИГРА#

НИЖЕ РАССКАЗ "АД". ПЕРВОМУ КТО ОТВЕТИТ НА ВОПРОС ПО СЮЖЕТУ, ПОДАРЮ СВОЮ КНИГУ С РАССКАЗАМИ!!!!

. Вопрос будет задан в субботу 9февраля в 12 00 по Московскому времени. Буду благодарен за репост.

Ад

Последнее, что видел Виктор Петрович Березкин, лежа в больнице, – это вытянувшееся лицо толстой медсестры, судорожно схватившейся за капельницу и случайно её оборвавшей. И всё, на этом всё. Дальше он отключился, очутившись на несколько секунд в небытии. Правда, слава богу, это было недолго, и буквально через несколько секунд он оказался за высоким металлическим столом, в той же полосатой пижаме, в которой его и упекли в больницу.

Встряхнув головой, Виктор зажмурился, пытаясь прогнать столь ужасное видение, но, увы, помещение не исчезло, а даже наоборот, прибавило в интерьере. Так напротив появился немолодой мужчина в чистой, но слегка помятой белой рубахе, небрежно открывавшей его крепкую, загорелую шею.

Заметив, что Виктор Петрович удивленно смотрит ему в глаза, молодой человек улыбнулся и, покосившись на слегка окровавленный бок, аккуратно вытащил неизвестно откуда появившееся полотенце.

— Пора эту медсестру, Таисию Петровну, уже уволить. Смотрите, как она вам стеклом бок задела, ну, когда капельницу ухватила, – тихо сказал он, указывая на причину его беспокойства. – Впрочем, бывало, конечно, и похуже.

— Спасибо, – отрешенно ответил Виктор, прикладывая полотенце к боку.

— Не возражаете, я закурю? Ненавижу, знаете ли, начинать без сигаретки. У нас тут ведь порой и некурящие встречаются. Так что, видит бог, я каждому курильщику рад, – с довольной улыбкой сказал брюнет и, вытащив из кармана пачку сигарет, прикурил одну из них. – Какой же кайф. Хотите затянуться?

— Нет, спасибо. Жена хотела, чтобы я бросил. Так что…

— А ещё она хотела съездить в Прагу с любовником. И это уже нельзя назвать полезной идеей.

— С любовником? – недоумевающе посмотрел на брюнета Березкин. Теперь он заострил на нём куда больше внимания, разглядев и длинные красивые брови, и странно изогнутый кверху рот. – Вы вообще кто? Вы из ФСБ?

— Нет, – спокойно сказал мужчина и, откинувшись на стуле, похрустел затекшей шеей. – Я не из ФСБ.

— А кто вы?

— Видите ли, Березкин, учитывая, что сердечный приступ вам больше не грозит, я, пожалуй, отвечу вам сразу и честно. Как-никак, именно этой стратегией вы блистали, занимаясь контрафактом с вашими китайскими деловыми партнёрами. Я, собственно говоря, чёрт.

— Кто? Чёрт? – Виктор Петрович впервые за всё время позволил себе улыбнуться.

— Эх, всё по новой, – с грустью сказал брюнет и, резко подняв руку, лихо сдернул кожу с головы. Под ней оказался черный, полностью покрытый черной шерстью козёл.

— Как видите, всё весьма натурально.

— Боже, боже, нет! Ааа!!! – закричал, пытаясь обхватить лицо, Березкин, но это у него не получилось, так как ни руки, ни ноги его не слушались. Более того, он даже не смог закрыть глаза.

— Зря вы так, – возвращая кожу на прежнее место, заявил брюнет. – Просто я устал от длинных монологов – они неэффективны.

— Где я? – испуганно сказал Виктор Петрович, вжимаясь в кресло.

— Как где? – удивился чёрт. – В аду, конечно. Вы же грешник. Вы много грешили и попали к нам.

— И что теперь?

— Ну, сначала официальная часть, а потом, собственно, типичные будни. У нас почти всё тоже самое, что и у вас там, на земле. С той лишь разницей, что теперь уж точно навсегда, – улыбнулся брюнет, явно радуясь налаживанию общения.

— Вы будете меня, эм, – Виктор Петрович всё не мог подобрать правильного слова, а точнее, он его знал, но не мог произнести. Ему казалось, что стоит его назвать, как чёрт тут же ухватится за него и начнёт свои адские процедуры.

— Пытать? – улыбнулся брюнет, и кривая сторона его рта поползла вверх.

— Да, – тихо ответил Виктор Петрович и снова вжался в кресло.

— Ну, это всё преувеличения. Это, знаете ли, церковь на нас наговаривает, у нас здесь всё несколько иначе.

— В смысле – иначе? Вы не пытаете?

— С вашего позволения, – сказал чёрт и вытащил ещё одну сигарету. – Знаете, я никогда не устаю от этого момента. Мне кажется, что это самый лучший момент в моей работе.

— Курение?

— И оно тоже, но больше – объяснение нашей работы, – чёрт притушил окурок. – Видите ли, мы никого, в вашем понимании, не мучаем. Вот смотрите, чем бы вы занимались, попади вы в рай?

— Ну, не знаю, ходил бы, дышал, играл.

— Насколько я понимаю, вы не знаете, чем бы там занимались?

При этих словах Виктор Петрович почувствовал, как по его спине потекла небольшая струйка пота, и что он попадает в какую-то хитрую ловушку, навязанную ему, во-первых, под давлением и страхом, а во-вторых, просто оттого, что он болен и не может правильно соображать. И, тем не менее, сдаваться он не собирался.

— Вечным блаженством.

— Ого как! И что же это конкретно для вас? Ведь, насколько мне известно, блаженство вы испытывали, откровенно бухая и изменяя своей любимой жене. Именно это вы подразумеваете под блаженством? Ведь так?

Виктор Петрович снова почувствовал, как пот стекает уже к пояснице. Медленно пробираясь по толстому слою жира в трусы, где продолжал доставлять беспокойство. Чёрт тем временем лишь поглядывал на отлично отполированный ботинок, носком которого он игриво махал из стороны в сторону, явно дожидаясь ответа на поставленный вопрос.

— Нет, почему так. Я бы слушал музыку, общался, ходил.

— Стало быть, ни секса, ни алкоголя, ни отвратных стриптизерш с вульгарным кружевным нарядом. Я вас правильно понимаю? – ехидно спросил брюнет, всё также не сводя взгляда со своего черного ботинка.

— Да.

— Ах, как всё старо, что же вы мне все лжете, ну хоть бы раз кто-то сказал правду, – задумчиво бросил брюнет, наконец отвлекаясь от носка. – Итак, дело в том, что ничего этого вы бы не делали, так как всю сознательную жизнь стремились к разврату и пьянству. И ничего кроме них не желали. Ну да бог с ним.

— Вы сказали – Бог?

— Ну да, а что такого? У нас тут не тюрьма, можно говорить всё, что угодно, ну в рамках приличного, разумеется. Всё же это ад, а не ваша земная богадельня, – хмыкнул брюнет, раскрывая толстую папку, непонятно как очутившуюся у него в руках – Итак, что у нас тут. В общем, убийств вы не совершали, так – воровство, обман, прелюбодеяния, всё в рамках первой погрешности. А стало быть, в ней вы и останетесь.

— В смысле, останусь?

— Уважаемый Виктор Петрович. Ад – это не то место, что вы привыкли изображать себе в книгах и фильмах. Мы здесь не пытаем людей сковородками и не жарим их на кострах, разве что в отдельных случаях, но вас они не касаются, так как вы не мазохист. Как вы изволили понять, в раю вам делать абсолютно нечего даже при всем вашем желании, так как там нет ни проституток, ни алкоголя, от которых у вас столько радости. Им это по статусу не положено, поэтому всё перешло в наши ряды. Формально они вообще этого не держат.

— Вы что, хотите мне дать алкоголь и женщин?

— Да. Впрочем если вы предпочитаете что-то ещё, то можно и добавить.

— Подождите, вы не лжете?

— Обижаете, у нас с этим строго. Да и времени нет. Загруженность грешниками крайне велика. Это в раю все отдыхают. Как вы изволили выразиться, ходят, думают, возможно, даже поют. Мы их мало касаемся, блаженных.

— Но вечные муки…

— Вот теперь я точно удивлен, обычно таких вопросов не задают. Нет, Виктор Петрович, никому вы со своими пытками не нужны. В том, что мы держим грешников, согласен, на то мы и ад. Но формально задача с раем у нас одна. Только там люди, которые сумели обойтись в наслаждении без семи смертных грехов, у нас же те, кто не сумел. Отсюда и разница, всё крайне просто. Пытки же – это человеческое больное воображение. Да вы помилуйте, кому же нужны эти пытки? Ради чего? Совершенно глупое занятие. Вы же не тупой человек, зачем все эти экзекуции. Фу, право.

— Стало быть, сейчас я отправлюсь заниматься алкоголем и развратом?

— Да. И так – вечность. Разврат, пьянство – все, что вы любите. Вы же грешник, вот этим и будете заниматься в нашем грешном ведомстве.

— Выходит, никакого наказания не существует?

— Ну, как вам сказать, – тихо сказал брюнет, поднимаясь из-за стола. – Формально это и есть ваше наказание.

Черно-белая мелодрама

— Она не шумела, – вот первое, что я смог сказать полицейскому, когда он постучался в мою дверь и спросил про мою соседку. И знаете, ведь соврал! Потому что она была единственной, кто создавал шум на моей площадке.

Старая, вечно красная, разбитая, мрачная, она ненавидела всех. Ненавидела и презирала, являясь при этом чем-то средним между бомжом и алкашом. А ещё этот запах. Он был просто отвратителен. Наверное, так смердят дохлые собаки, которых я, слава богу, не встречал.

Вообще об этой женщине можно говорить долго. Я помню, как она схватила своей мощной рукой провода и с диким ревом выдернула их, протестуя против интернета. Как выпрыгивала из своей норы при любом маломальском шуме и начинала вести маленькую войну против всех. Как всегда, ходила босиком и обожала лупить в мою дверь. Как она одна могла создать такую волну неадеквата, что все остальные соседи, будучи вполне приятными людьми, просто меркли в её ауре, пусть их и было в пять раз больше. И вот так продолжалось несколько лет, пока, наконец, она не умерла.

Уставший полицейский пригласил меня в её квартиру не сразу, он ещё походил по коридору в поисках добровольцев, но это было не так просто, все прекрасно знали, в каком состоянии может находиться ведьмина нора.

И ведь правы были. Практически во всем, кроме, пожалуй, одной маленькой детали, которую даже я заметил не сразу, так как фотографии этой злобной пенсионерки практически срослись с грязной стеной.

Удивительно, но в молодости она была довольно симпатичная, даже, можно сказать, красивая. Да, да, сложно поверить, но это зло было весьма и весьма милым, даже привлекательным, стоило лишь стереть пальцем пыль, стараясь не привлекать внимание копа, в это время опрашивающего мою вторую соседку.

Иван, кажется, так полицейского звали. Дотошный такой, что было весьма кстати. Фотографии полностью завладели моим вниманием и от одной я перешел к следующей, наблюдая, как нещадно время колотило мою вредную старушку, постепенно отнимая столь великий внешний дар.

Нет, тут нет злорадства, просто неожиданно, вот и все. Ведь за этой опухшей физиономией очень сложно разглядеть былое совершенство внешних форм. Старалась, видно, бабка, до самого конца вгоняя себя всё больше и больше во мрак. Но что от неё ожидать. У людей с таким характером жизнь иначе и не строится. Сначала по всей родне пройдутся, а потом спиваются в одиночестве, а если учесть былой пафос от внешних данных, то злобы столько, что только провода и дергать. С проводами просто больной вопрос.

Заинтересовало тут другое. На одной из фотографий я увидел молодую девушку. Судя по всему – дочь, так как девушка была вылитая в молодости мать. Красивая, высокая, стройная, перенявшая от матери почти все. И была не одна, а с маленькой девочкой. Опять же, судя по всему, внучкой. Я, как мог, попытался рассмотреть лица обеих. Затем прикинул в уме примерный возраст внучки и, о боже, она была моей ровесницей!

Да, это немного кощунственно, но, тем не менее, зачем упускать такой шанс. Ведь она просто обязана прийти на похороны и отдать должное своей бабуле, пусть и ненавидит её всей душой. К тому же, освобождается квартира и, вполне возможно, молодое и прекрасное создание попробует её осмотреть, значит, шанс нашей встречи крайне высок.

Я помню, как настолько увлёкся разглядыванием фотографий, что не сразу понял, что меня зовет полицейский, уже закончивший допрос соседки. Пришлось оторваться. Как-никак, но гражданский долг выполнять надо, помогая нашим полицейским.

Кстати. Оказывается, моя соседка видела эту девочку. Говорила, что та заходила, проведывала бабку. По её глазам и голосу я вдруг понял, что прав. К тому же, она назвала её очень красивой. Вуаля, осталось только дождаться всех похоронных процедур. Что я и сделал, вызвавшись помогать этому разбитому от кучи подобных дел участковому.

Но, увы, получилось всё не так гладко, как я думал. И дело даже не в том, что эти двое не особо любили друг друга. Все эти внутренние распри никак меня касались. Проблема в другом. Несколько месяцев назад эту девочку сбил грузовик, уничтожив тем самым любую возможность закрутить с ней роман. Он просто её раздавил. Её, бабкину жизнь и мою идею, вернув меня в прежнее русло, несколько пошатнувшееся от грязных настенных фотографий.