ZavrinDaniil

Город просит огня Кафе, где взорвалась бомба, было словно вывернуто наизнанку. Всюду валялись обгоревшие доски, стекло, изорванная и обожжённая взрывом ткань. Но, конечно же, в глаза бросалось не это, куда легче врезалось в память вид нескольких изувеченных тел, которые лишь несколько минут назад успели накрыть черным брезентом. Бар прошёл к раскуроченному залу. Взрыв был настолько мощный, что там ничего не осталось, кроме, разве что, разрушенных стен и кровавых луж, кровь из которых медленно стекала на улицу, где, смешиваясь с уличной грязью, приобретала темно-серый оттенок. Бар проследил за темными бурыми ручейками, плавно стекавшими в канализацию. Они насыщали этот город новыми запахами и веществами.Тем временем Джек Портко, также приехавший на место взрыва одним из первых, бесцеремонно ходил мимо трупов, беспрестанно что-то ворча. Как обычно, элегантный, в новом превосходном костюме, он казался чем-то наигранным, чем-то неместным. — Приветствую, детектив, – поздоровался Портко, подходя ближе. – Что, это тоже ваше дело?— Да нет. Я просто рядом был. — А, всех вызвали?— Да, думаю, минут через пять здесь будет не протолкнуться. — Это точно. Хорошо еще, что посетителей не было, а то даже поваров вынесло взрывом.— Послушай, а это разве не для Рассела работа? — Вообще – да, но этот жирный кот… Не в обиду, конечно.— Да не, нормально. — Так вот, этот жирный кот, он слег недавно, что-то там у себя обнаружил и взял больничный. Знаешь же, как у нас это делается. И вот теперь всё на меня повесили. Приходится ездить даже туда, где и так всё понятно. Тут ведь, кроме труповозки, ничего больше не надо. Всё и так ясно.— Все же жестковатый ты парень.— Работа такая, мне жаль тратить свое время на ненужный труд.— Думаешь, всё настолько очевидно?— Да. Здесь надо искать следы взрывчатки, отпечатки. По поводу тел всё крайне очевидно.— Жаль, из спецов только с тобой у меня хорошие отношения. — Бывает. Как думаешь, это чья работа?— Судя по тому, что вокруг меня разбросаны крысы, я думаю, что это собаки. Только вот я не слышал, чтобы они взрывали что-то. Вроде, в основном, по старинке работают. — Берут Томпсон и валят всех подряд?— Типа того. — Мир меняется. Эй, оставьте, не трогайте тут ничего. Положите ухо на место! Я что, невнятно выразился?! – закричал Джек одному из полицейских, нашедшему ухо за оградительной линией. – Пусть там лежит. А то потом вообще не разберемся, где и чье лежало.Бар покачал головой. В отличие от того же Портко, страдающего лишь от нехватки времени, он прекрасно понимал, что ещё не готов для всего этого. Слишком уж лихо эти ребята взялись друг за друга. Пятерых, да ещё в один раз. А ведь город не знал больших разборок лет пять. Видно, Хайнлайн был прав, на город действительно надвигалась кровавая буря. Бар повернул голову и услышал вой сирен. Это было подкрепление.Почувствовав на себе чёй-то взгляд, Бар повернулся. Несколько зевак, стоявших возле оградительной линии, горячо обсуждали это грандиозное событие, то и дело посматривая на него. Бар скривился. Всё-таки звери обожают что-то новое, пусть даже это и имеет цвет кишок и крови. Впрочем, не всем это дело нравилось, один из гражданских хранил ледяное выражение своей крысиной морды, внимательно наблюдая за ними. Невысокая, прекрасно сложенная, в ярко-белом костюме с изящным красным платочком, эта крыса выглядела так, будто пришла на светский прием, где перед дверьми по какой-то оплошности убили одного из слуг. Встретившись с ней взглядом, Бар почувствовал сильное ощущение тревоги, словно стоило отпрыгнуть в сторону. Заметив перемену на его лице, крыса довольно улыбнулась и, развернувшись, быстро скрылась в толпе. Очутившись у ограждения в три прыжка и растолкав зверей, Бар бросился за ней. Но, свернув в первый же переулок, он потерял её. Белый, тщательно выглаженный костюм, (как) оказалось, нисколько не мешал этой мерзкой морде раствориться среди старых домов. Бар поморщился, он был почти уверен, что уже виделся с этой крысой. Чертыхнувшись, Чеширски заметил пачку спичек, лежавшую посреди грязи. Подняв её, он смог прочитать на обратной стороне адрес. Манхойнв-драйв, дом семнадцать. Убрав спички в карман, Чеширски ещё раз осмотрел переулок. В нём не было ни одного намека, куда мог подеваться хитрый крыс.Вернувшись в участок, Бар сразу же почувствовал, как накалена атмосфера. Для этого даже не надо было напрягать уши и мозг, это ощущалась кожей. Видимо, по построению подобной ауры капитан Освальд был просто мастер. Что и подтвердилось спустя пять минут, когда всех копов, находившихся в участке, собрали в комнате для инструктажа.Сев в первом ряду, Бар заметил, как серьезен Освальд. Более того, морда дикобраза потеряла все остатки того привычного лояльного папы-капитана, который так мило обходился с вверенными ему сотрудниками. Теперь это был дракон, из-под очков которого исходил безжалостный огонь праведного гнева. Видимо, поэтому свободные места были лишь в переднем ряду. Проследив, пока Чеширски сядет, Освальд приступил к порке. — Уважаемые джентльмены, прошу внимания. Я не буду долго распинаться, скажу лишь, что мне уже второй раз в этом месяце звонил инспектор. Второй раз, господа! Это, черт подери, даже более фантастично, чем два удара молнии подряд. И что для вас самое неприятное, эти два удара молнии ровно по мне. А я уже говорил, как я не люблю подымать черную трубку! И вот теперь я сделал это дважды. Причем сегодня это было ещё жестче. Кстати, если у кого-то есть успехи в расследовании, то он может сейчас этим поделиться.Освальд обвел взглядом полицейских, но никто даже не дернулся подымать лапу, остро ощущая настроение босса. Освальд снисходительно улыбнулся, явно ожидая подобной реакции. Поправив очки, он продолжил:— Ясно, короче! По факту – нам бросили вызов. Нагло, прямо в морду! Если мы это не решим, то нас разгонят. Но не это главное. Это, черт возьми, наш город, и мы просто обязаны содержать порядок. Если этого не происходит, то мы просто так проедаем деньги налогоплательщиков. Вы меня понимаете, господа? Вы понимаете, что этот взрыв – явный показатель нашей с вами работы? Если нет, то я вам кое-что покажу. Вот, на этом листке мне ясно дают понять, что если мы не решим проблему со взрывом, то нас разгонят к чёртовой матери, а значит, при переводе в другой участок вы лишаетесь и звания, и премий, причем всех. Это понятно?— Да, – тихо послышалось с разных сторон. Освальд тяжело выдохнул и положил листок на стол. — Вот, прошу ознакомиться. Сегодня я не буду вам ничего больше объяснять. Тут и без моих слов все понятно. Я даже не буду ничего заставлять вас делать. Если у вас есть голова, то вы сами приложите все усилия для того, чтобы как можно быстрее решить нашу проблему. Если же нет, то я зря проработал здесь тридцать лет, так как не смог собрать нужную команду. Но есть и хорошая новость, федералов пока не будет, я выбил вам несколько дней свободного расследования.Освальд грустно улыбнулся и вышел из-за стола, направившись к дверям, развернувшись ко всем мокрой от пота рубашкой. «Какой типичный капитан, в белой потной рубашке и клетчатых подтяжках», – подумалось Чеширски, провожающему его взглядом. Когда капитан ушел, в комнате воцарилось непривычное молчание, так как обычно все расходились раньше начальника, который, как правило, галантно открывал дверь, выпуская сначала своих подчинённых. Теперь же капитан вышел первым. — Что делать будем? – громко спросил лис, который совсем недавно распинался по делу о банкире. – Есть предложения? — Прочти вслух, Марти, ты ж у нас один буквы знаешь, – улыбнулся, буйвол, облокотившись о стул. Марти взял листок и начал читать. Бар задумчиво посмотрел на лиса, затем повернулся и оглядел зверей, внимательно слушавших полицейского. Ему вдруг стало ясно, что всем на самом деле наплевать на то, что сегодня погибло столько зверей. Всех беспокоила лишь собственная шкура и возможные последствия. И если бы всё спустили на тормозах, все были бы только рады столь легкому разрешению ситуации. Он развернулся. Да, теперь он лучше понимал, как приходилось Хайнлайну. Ведь, будь он здесь, он вряд ли смог так спокойно реагировать на этот взрыв и то хамство, с которым было совершено это преступление.

Джон сплюнул и посмотрел в зеркало. Он был все такой же небритый, с усталыми глазами, седой и неестественно старый. Да и что он хотел – нервы еще никого не молодили.

Вытащив зубную щетку, он провел ею по зубам. Но сделал это больше не из-за привычки, а от желания почесать зубы, содрав с них пожелтевший налет.

Дно. Хорошо, что есть социальное дно. Оно всегда помогает выглядеть чуть лучше реальности. Только, главное – вовремя признать это. Он включил кран и умылся. Холодная вода была как нельзя приятна.

Кое-как заварив в кофе, он налил черную жижу в чашку. Лучший сорт. И, главное, все по десять баксов. Попробовав напиток, он поискал глазами сахарницу и, найдя, высыпал в чашку три ложки. Теперь ему было понятно, почему оно стоило десять баксов.

На улице уже было светло. Синело небо. Лето. Все как на лучших уроках по сетевому маркетингу при продаже обычного изделия. Словно Бог так и норовил впарить хорошее настроение вместе с миллионом остальных улыбок.

Джон сплюнул. Он уже давно не уделял особого внимания хорошему небу.

Погода, люди, настроение. Все смешалось в привычную навозную кучу. Он снова посмотрел в небо. Допустим, солнечный свет. Но и что с того?

Резко встав посреди улицы, он невольно оказался на пути шагающего сзади человека. Почувствовав толчок, он обернулся.

Перед ним была женщина с изящным огромным коричневым пятном на белой блузке, которое логично подходило к пустому кофейному стакану.

― Вы идиот? – выругалась она. – Вы что, не видите куда идете?

Джон улыбнулся. Все же утро не такое уж и паршивое. Он побил по карманам. Нервозная женщина напомнила ему, что надо покурить. Ведь табачный дым – это то, что грело его душу. Единственное счастье, помноженное на десятидолларовый кофеин. Джонни глубоко затянулся и посмотрел на женщину. Кричала она задорно.

Он пошел вдоль улицы. Все эти нервозные выпады – это просто еще одно проявление человеческой сущности. Такое же мерзкое, как и все остальное. К примеру, эта толпа, набитая старыми, толстыми и просто некрасивыми людьми, от которых у него одно большое отвращение.

Джонни перешел через улицу и сел на трамвай. Обычно в это время можно было проехать без билета. Чем он и воспользовался.

Хайден Стрит, дом 43 выглядел презентабельно. Белые колонны, большой двор, небольшой сад. Это был даже не столько офис, сколько небольшая фазенда, перебравшаяся в шумный центр города.

Пройдя через калитку, он трясущимися руками вытащил сигарету. Теперь все уже обретало более реальные черты. А значит, можно было

и поволноваться.

― Джонни Фортейн! – раздался приятный нежный голос. – Добрый день.

Джонни поднял голову. Это была мисс Арнольдс, дочь мистера Броуди. Она мило улыбнулась, показывая ровные красивые белые зубы.

― Приветствую, – вяло улыбнулся Джонни, ища глазами мусорку. Как-никак, а курить при такой леди было неудобно.

― Как вы себя чувствуете?

― Неплохо, сойдет.

― Знаете, я все хотела вас лично поблагодарить. Это так много для нас значит. Вы не представляете.

Она улыбнулась своей прекрасной улыбкой. Джонни скривился в ответ. Все эти раскланивания его очень раздражали.

― Знаете, я, наверное, пойду. Доктор не любит опозданий.

― Да, да, конечно, – она опустила взгляд на сигарету, которую он так и не выбросил.

Джон вздохнул. Все же покурить у него не вышло.

Сев приемной, он прислонил голову к стене. Вот он и приехал на конечную остановку. Осталось ещё совсем чуть-чуть. Потерпи, Мэри. Скоро все это закончится.

К нему подошел доктор Варнс. Выглядел он привычно презентабельно, но общался вполне просто. Джонни протянул руку. Этот доктор ему нравился.

― Вы готовы, Джон?

― Да, только вот, – Джон помял скомканную бумажку и протянул ее, доктору ― Я не дозвонился до Мэри. Поэтому лучше через вас, док.

― Я передам, Джон. Можете не волноваться на этот счет.

― Да уж, – Он медленно поднялся. – Ну что? Ведите.

Доктор Варнс пошел вперед. Джон следом. Вот теперь точно все. И если пересадка сердца пройдет успешно, он разом погасит и ипотечный долг Мэри и даст этому богатому старику Броуди еще лет двадцать. Джонни посмотрел в окно и, наконец, улыбнулся. Всё будет хорошо Мэри, все будет хорошо.

Тет-а-тет

— Что вы здесь делаете? – спросил Бар, недовольно рассматривая лейтенанта.

— Жду вас, детектив.

— И зачем?

— Хотел вам предложить встретиться с мистером Хайнлайном.

— С Хайнлайном?

— А почему нет? Вы же до сих пор так с ним и не виделись.

— Это куда сложнее, чем кажется, лейтенант. И, я думаю, вам это хорошо известно.

— Да, известно. Поэтому я и решил помочь вам в этом.

— Могу спросить, почему?

— Что, в доброту уже не верите?

— В вашу – нет. Я думаю, у вас её просто нет, лейтенант.

— Возможно. Но какая разница, есть она у меня или нет. Уверен, вас интересует это предложение.

— Да, интересует.

— Тогда садитесь, поехали.

Чеширски посмотрел на красный мустанг, поблескивающий под солнечными лучами. Харди, поймав его взгляд, улыбнулся, но ничего не сказал, а молча сел в машину. Чеширски открыл дверь, внутри всё было обито кожей.

— А где ваш напарник?

— Если честно, то не знаю. У него обычно утро не так рано начинается, – обронил Харди, крутанув ключ в зажигании. – Вы не боитесь быстрой езды?

— Нет.

— Хорошо, а то на такой машине медленно ехать, это как в церкви плюнуть.

Харди не соврал, гнал он действительно неплохо, доехали до тюрьмы буквально за десять минут. Выйдя из машины, Чеширски сразу же заметил грузного шерифа, стоявшего у дверей и с важным видом попивавшего кофе с пончиком. Вероятно, именно с таких копов и делали типичный голливудский облик полиции.

— Это шериф Томас Гарди, – заметив его взгляд, сказал Харди. – Попрошу быть с ним вежливым и не стараться рассмотреть его шею, он очень чувствителен к любому намёку на свой избыточный вес.

— Да я и не думал об этом, – соврал Чеширски.

— Томас, привет! Как жизнь? – крикнул Харди, подходя к этой грузной лопоухой собаке. – Это мой приятель, ну, о котором я тебе говорил.

— А, понятно, – пробубнил пес, снисходительно бросив взгляд на Чеширски. – только не долго.

— Всё, как договаривались. Слышите, детектив, у вас ровно десять минут.

— Пять! – буркнул шериф.

— Да ладно, дай зверям пообщаться. К чему эти злобства?

— Хорошо, пусть десять. Черт с вами. Но с тебя должок.

— Разберемся, – ответил Тод и, качнув дверь, вошёл внутрь тюрьмы. Бар пошёл следом, спиной ощущая пренебрежительный взгляд собаки, явно не страдающей толерантностью по отношению к кошкам. Ох, как же он не любил таких зверей.

— Техасец, – словно подслушав его мысли, заметил Харди. – Не обращай внимания, пока ты при нём не пальнул из своего пистолета, он тебя и за зверя-то считать не будет.

— Зачем ты мне помогаешь?

— Я себе помогаю. Чем быстрее ты поймешь, кто такой Хайнлайн, тем быстрее я сделаю свою работу. Мне скрывать нечего, а вот ему – да…

Тод подошёл к двери и открыл её. Это была переговорная, где с одной стороны сидели посетители, с другой – заключенные. Формально, конечно, Хайнлайн ещё не был заключенным, но Харди, видимо, не особо волновали эти условности.

— Присаживайся, сейчас скажу, чтобы привели твоего коллегу. Да и, как ты понял, тут прослушки нет. Можете секретничать о чем угодно. Адвокаты, мать его так.

— Спасибо.

Чеширски проводил Харди до двери. Этот худой невысокий кот, максимум шестидесяти килограммов весу, никак не хотел казаться чем-то маленьким и безобидным, буквально по воздуху распространяя флюиды опасности. Чеширски вздохнул и повернулся к стеклу. Все же нельзя расслабляться, Тод Харди его противник, а не друг.

Спустя две минуты он увидел Хайнлайна. Старик заметно сдал, но всё же держался молодцом, привычно улыбнувшись при виде своего кошачьего коллеги. Бар взял трубку и прислонил к уху, Хайнлайн сделал то же самое.

— Вот уж не думал, что тебя пригласят сюда, – усмехнулся Хайнлайн.

— Да, Харди делает все, что мы почаще общались.

— Он хороший коп. Знает свое дело, таких бы побольше в наше управление.

— Это из-за того, что он кот?

— Конечно, как иначе.

— Надо же! Я думал, по причине навыков.

— Чеширски, у тебя глаза горят. Говори, что накопал.

— Хорошо, всё-то вы замечаете. В общем, Бенгази умер вовсе не от отравления алкоголем, его убили, вспороли брюхо, а потом питались тем, что выпало.

— Звучит обнадеживающе.

— Это не главное. Главное, что мы выяснили, что Бенгази работал в Энтерпрайз Констракшн, которые владели доками до Толстопуза и по странному стечению обстоятельств продали их ему за небольшую сумму через подставную контору. Странно, да? С чего вдруг крысе продавать их коту?

Но Хайнлайн не ответил на вопрос, а лишь улыбнулся, наблюдая за ним. Старика явно забавляло его поведение, впрочем, Чеширски это было не важно, он раскрывал дело, а оно было не самое простое.

— Непонятно, – сам себе ответил Чеширски. – Джек Горни, владелец Энтерпрайз, явно не самый щедрый зверь, чтобы продавать жирные куски за бесценок. Он не трусливый и не банкрот, нет, тут явно что-то другое. И, кажется, мы нашли причину.

— Чеширски, хватит уже тянуть кота за хвост.

— Окей, дело в том, что Джек Горни попал в лавину. И так уж получилось, что из десяти выжило лишь трое, один из которых нам рассказал, что семерых просто сожрали.

— Он их съел? – повторил за Баром Хайнлайн.

— Да, представьте себе, сэр. И у нас уже два свидетеля.

— Кто об этом знает ещё?

— Как, кто? Лишь первый выживший, да второй. Один – горнолыжный инструктор, второй – снюхавшийся помощник Горни.

— Помощник, я так понимаю, у вас?

— Нет, с чего вдруг. Ну, почти.

Хайнлайн приблизился к стеклу, как будто Чеширски так лучше мог его услышать. Бар заметил, что в глазах старика заиграли беспокойные огоньки. И это был не страх, это было что-то другое.

— Послушай! Тебя, дурака, я понимаю, но Джереми… Он наверняка полез во всё это дело с тобой, так?

— Да.

— Хорошо. Это лучше, если бы ты расследовал всё сам. Послушай, Чеширски, вам надо всё прекратить.

— В смысле?

— Горни вам не по зубам. Я немного слышал об этой крысе, и если я все правильно понял, то самое лучшее, что ты можешь сделать, это свалить из города вместе с этим тупым барсуком. Можешь это дословно ему передать.

— Почему это я должен убегать, эта крыса совершила преступление!

— Чеширски, прошу, послушай меня. Я не самый лучший мастер убеждения и, более того, сам очень твердолобый, но поверь мне. Это всё добром не кончится. В лучшем случае вас с Джереми убьют. Это очень серьёзные ребята. И вы слишком глубоко залезли во всё это дерьмо.

— Если я это всё оставлю, даже не беря в расчет то, что там съели семерых, то вас, детектив, посадят за убийство, которое вы не совершали.

— Ты так в этом уверен, Чеширски? – Хайнлайн в упор посмотрел на Бара. Теперь он ещё больше постарел, словно снял маску. – Не за это, так за другое. Не то, чтобы я хочу исповедаться, но в чём-то Харди прав. И если он меня посадит, значит, так тому и быть. А что касается вас, то поверь мне, Чеширски, скоро ты узнаешь, что этот ваш горнолыжный инструктор отравился, упал с обрыва или его сдуло ветром. Нелепая смерть, с кем не бывает. Но это будет лишь начало. Затем придет очередь этого наркомана и будет очень хорошо, если вас не будет рядом.

— У нас есть аудиозапись.

— Да! И ты можешь слушать её по ночам. Вместо сказки. Если захочешь, конечно. Никто Горни сажать не будет, он миллиардер. К тому же, как мне кажется, он связан с Мордоком Багнсом. Крысы же… Они не могут без своей братии.

— Мистер Хайнлайн, мне кажется или вы испуганы?

— Я просто хочу сохранить тебе жизнь, сынок. Тебе и твоим возможным детям.

— Я пришел в полицию не для того, чтобы сбегать в кусты от первых же трудностей. Если это всё, что вы мне можете сказать, то, пожалуй, нам стоит закончить наш разговор, – сказал Бар и начал подниматься.

— Постой, Бар, – смягчился Хайнлайн, подняв левую лапу. – Постой. Я не хотел тебя обидеть. И не говорю, чтобы ты всё спускал этому негодяю. Но тебе ещё рано браться за это дело. Оно слишком сложное для тебя. Поверь, если я сяду, это совсем не так уж плохо.

— Но вы его не убивали!

— Бар, послушай, меня. Внимательно послушай. После того, как я сел сюда, я перестал видеть лицо жены Харди в своих снах. Это дорогого стоит.

Бар посмотрел на Хайнлайна. Да, таким он его ещё не видел. Впрочем, что он вообще о нём знал? Только то, что он хороший коп и честный малый? Вряд ли этого достаточно для полноты картины облика зверя. Да и с хорошим, и честным он явно поспешил. Хайнлайн был кем угодно, но только не честным копом.

— Я не оставлю это дело. Я доведу его до конца.

— Если все, что ты сказал, правда и мои мысли верны, то тебе, по крайней мере, будут противостоять три банды: коты, собаки и крысы. Ты это понимаешь?

— Вы забыли ещё богатую крысу.

— Хорошо! Ещё и маньяк-крыса.

— Почему маньяк?

— Да потому что, когда крыса съедает тех, кто рядом, она уже никогда не сможет остановиться. Это крысиная болезнь. Всё! Этот парень теперь всю жизнь будет убивать крыс. Это неизлечимо. А если он богат, то это ещё и опасно. Ему надо дать возможность нагуляться, совершить ошибки и только потом брать.

— Чтобы он ещё сожрал кого-нибудь?

— Да.

— Я сделаю вид, что этого не слышал. Мне пора! Я, кажется, принял вас за другого зверя, но теперь все стало на свои места. И я сделаю всё, чтобы вас предали честному суду.

— Чеширски, черт тебя побери!

— Всего хорошего, мистер Хайнлайн.

Бар поднялся и положил трубку. Хайнлайн все ещё сидел на месте, полагая, что сможет вернуть его к разговору. Но, увы, это было невозможно. Постучав по карманам, Чеширски вышел за дверь. Ему вдруг очень захотелось закурить. Хотя, казалось бы, зачем?

После ночи приходит утро
Бар открыл глаза. Даже сквозь сон он почувствовал, что она рядом. Большие красивые ее глаза, казалось, забирали весь лунный свет, падающий через большое окно их небольшой кухни. Да, да, Чеширски не стал идти в кровать, а решил примоститься на небольшом диване возле окна и, более того, на тот момент ему показалось, что это правильное решение.
Овладев его вниманием, Жанни задумчиво постучала коготком по его груди, после чего как бы невзначай бросила взгляд на кровать, с которой, по всей видимости, только что встала. Затем снова повернулась к нему с легкой усмешкой.
— Я могу всё объяснить, – тихо сказал Бар, словно бы громкий голос мог сбить этот неожиданный сказочный миг.
— Я понимаю, – задумчиво сказала Жанни и положила голову ему на грудь, коснувшись его холодной щекой. – Ты был в лесу?
— Да, мы искали тело.
— Ночью?
— Такая работа…
— Хм, странно. Я думала, тебе больше по канализациям лазить нравится.
— Небольшая перемена всегда полезна.
— Перемена – это хорошо, только вот любопытно, когда ты лазил по канализациям, ты приходил ко мне, а когда зашел в лес, то приходить не стал. Хотя там же чище.
— Это по причине позднего времени, я не хотел тебя будить.
— Правда? – Жанни снова подняла голову и игриво постучала когтем по его носу. – А ты меня не обманываешь? Ты, случаем, не мартовский кот?
— Господи, Святая Кошка! Детка, ты за кого меня принимаешь? Моя порода идет от крысоловов, там мартовскими и не пахло никогда.
— Это хорошо. Я не хочу расстраиваться и думать, что ты мне неверен.
— Жанни, малышка, ты чего? Кроме работы и тебя у меня никого нет. Да и работа… Ты же знаешь, что старика взяли за то, чего он не совершал. Я должен его вытащить.
— Ты и меня должен вытащить из кровати, но ты этого не делаешь. Я не вижу тебя целыми днями. Разве это нормально?
— Мы уже обсуждали эту тему.
— Да, да, и тогда ты обещал приносить мне розу каждый день.
Чеширски улыбнулся и убрал упавшую шерсть с её лба. Роза, он никогда не смог бы забыть это. Ведь это было единственное извинение за его ночную отлучку. И в этот раз он тоже всё сделал правильно. Изящный цветок уже дожидался её на кухне.
Он снова погладил её. Красивая, мягкая, нежная. С ней он забывал обо всем. О наркомане в небольшой хижине на окраине леса, о бандитах, облеплявших его, словно куски липкой грязи, о старике Хайнлайне, стыдливо прятавшем свои темные дела. Даже об этом мрачном городе, казавшимся ему рядом с ней симпатичным. Она действительно была чудом, так как творила чудеса, лишь присутствуя в этом мире.
Он обнял её и прижал к себе. Мягкая, теплая, она была тем, что наполняло его жизнь, тем самым огоньком, без которого он просто не смог бы выжить в этом черном городском аду. Он подпитывался ею. Её теплотой и лаской. Бар чмокнул её в лобик и снова посмотрел в глаза.
— Что ты так смотришь, словно видишь меня впервые? – улыбнулась Жанни.
— Я просто хочу понять, как ты можешь оставаться такой красивой.
— Тебе этого не понять, это наш девичий секрет.
— Мне кажется, что ты совсем не стареешь.
— Дурак, это не самый лучший комплимент.
— Подожди, ты обиделась на слово, кажется?
— Ах, ты ж, скотина! На, получи! – сказал она и попыталась стукнуть его своим маленьким кулачком, но Бар предполагал подобную атаку и легко поймал его.
— Копов бить нельзя. Это преступление.
— Тебя можно. Ты канализационный коп, таких все бьют.
— Вот это уже нахальство! Вы арестованы за оскорбление полицейского при исполнении обязанностей!
— Это мы ещё посмотрим! – просопела Жанни, пытаясь вырваться из его объятий, но Бар крепко сжал её и не давал ни единого шанса.
— Так нечестно. Ты просто сильней меня.
— И что?
— Как что? Это нечестно.
— Почему это нечестно? Я же не жульничаю, я просто сильнее, – мягко сказал Чеширски и положил морду ей на голову, продолжая удерживать.
— Чеширски, у тебя последнее предупреждение, отпусти меня сейчас же! – грозно воскликнула Жанни, пытаясь стать серьезной.
Бар улыбнулся и посмотрел в окно. Большое. Оно хоть и было в паршивой раме, но всё же очень хорошо передавало красоту ночи, позволяя мягкому свету луны полностью
освещать их. Ему даже показалось, что без занавесок, без каких-либо ещё неестественных преград, оно было куда красивее.
— Я сюда повешу синие, – словно прочитав его мысли, заметила Жанни, также наблюдая за луной.
— Можем, оставим всё как есть?
— Вот если меня тут не будет, так и оставишь.
— Хвать тебя за носик, – сказал Бар, легонько прихватив её. – Не говори таких вещей.
— Тогда будут синие! Я всегда хотела синие шторы. Ещё маленькой.
— Мы же договорились, что не будем говорить о детстве.
— Если немножко и о мечтах, то можно.
— Ты мечтала о занавесках?
— Я мечтала о доме, моем доме. Где буду я и мой муж.
— Муж?
— Ох, Чеширски! Ох, ты получишь!
— Тихо, тихо, тихо, я шучу! Конечно же, я муж, но мне было бы приятней «принц». Все же девочки мечтают о принцах, а не о мужьях.
— Но принцы не лазят по канавам.
— Я принц без наследства.
— И без манер.
— А вот это неправда, я бываю крайне галантным. И принца делает то, что с ним рядом принцесса. Не может же принцесса быть рядом с трубочистом? Так что у меня все доказательства налицо.
— Подхалим.
— Немножко.
— Да какое там немножко. Подхалим он и есть подхалим, – задумчиво сказала Жанни, слегка прищуриваясь от лунного света.
— Можно я тебя поцелую?
— Я прям даже не знаю. Это так неожиданно.
— Ах ты, жопа!
И вот он снова чувствует тепло, покой, умиротворение, позволяя даже луне немного подсмотреть за этой волшебной игрой чувств. Но это ничего, она всё равно никому не расскажет о том, что увидит в эту ночь, когда две кошки снова сольются в прекрасном танце любви. Оторвавшись друга от друга лишь спустя несколько часов, когда жалость кошки пересилит её страсть, дав влюбленному коту несколько часов на сон.
Утро. Привычно оставив её в кровати, Бар тихо подкрался к двери, стараясь ничем не выдать себя. Он не любил, когда она просыпалась, как-никак, а кошки всегда любили спать подольше. Может, поэтому их и было так мало среди полицейских. Быстро спустившись вниз, он открыл двери и поднял руку. Солнце светило куда ярче обычного.
— Как дела, детектив? – услышал он грубый прокуренный голос .
Убрав лапу, Чеширски увидел Тода Харди, лениво облокотившегося о красный мустанг. Так же лениво он попивал кофе. Бару показалось, что кривой кот выглядел крайне довольным. Впрочем, он мог и ошибаться, так как по его кривой морде понять что-либо было очень сложно. Завладев его вниманием, Тод оторвался от машины и подошёл к детективу.
— Вы тоже не любите утро, да? – спросил он, прихлебывая из бумажного стакана.
— Похоже, что да, – вздохнул Бар и проклял свою чертову судьбу, как обычно обосравшую даже столь приятное, казалось бы, утро.

Выбежав на полянку, я вздохнул. Спорт – это, конечно, хорошо, но не в такую жару. Впрочем, грех тут жаловаться, выбор этот осознанный и уж явно лучше, чем сидеть дома, изнывая в четырех стенах. Вытерев пот, я огляделся. Покой, пение птиц – райское местечко, учитывая, что МКАД совсем недалеко.

Я медленно пошел по вытоптанной конями тропинке, делая легкие упражнения. Руки вверх, руки вниз. Главное – не забывать про остальной организм, который тоже нуждается в разминке. Потом я снова перешел на бег. Пара кружочков не помешает, а потом уже можно и отдохнуть. Точнее – позагорать. В последнее время я что-то решительно озадачился этой идеей.

Выполнив свой небольшой норматив, я присел, а затем и лег на траву, прикрыв глаза и подставив себя солнцу. Как же все-таки приятно вот так выбраться в лес. Да, про него ходило много разных слухов, но я почти уверен, что это все домыслы. Да, тут есть конюшня, да, тут выводят на прогулку коней. Но чтобы один из них убил человека? Нет, это бред. К тому же, есть от всех этих коней одна большая польза – они отпугивают змей, наворачивая копытами тут свои круги.

Так я и задремал, забыв на время и о вреде долгих загораний, и о том, что, в принципе, идея этой вылазки – размять мое на порядок подсевшее за долгую зиму тело. Но, к черту! Солнце оказалось таким приятным, что, наверное, можно было и рискнуть получить небольшой ожог. Однако все вышло несколько иначе.

Просунулся я вовсе не от того, что мое несколько провисшее пузо горело от ненавязчивого ультрафиолета, вовсе нет. На меня, к моему величайшему удивлению, заползла вполне себе обычная змея, свернувшись кружком на мягком бледном торсе.

Причем, заметил я её чуть раньше, спросонья обратив внимание на легкое движение. Но в тот момент я почему-то подумал, что вряд ли она сделает выпад в мою сторону и, не все до конца понимая, просто решил отлежаться. Только вот когда она уже поползла по телу, я окончательно проснулся, осознавая всю комичность ситуации.

Я. Солнце. Полянка. Лес чёрт-те где. И змея, лежащая у меня на животе, подставив свое чешуйчатое тело под теплые лучи июльского солнца. Что это? Природный обмен любезностями, игривое знакомство? Неужели она не понимает, что лежит на вполне себе живом организме, который очень даже опасен.

А тем временем гостья даже не шевелилась, отдавая мне возможность сделать первый шаг для разрыва наших отношений самому. Только что вот я мог сделать? Трогать руками нельзя, шикать на неё – тоже, как-никак, а до шеи, до глаз и вообще до головы – рукой подать. Не говоря уже о том, что любое мое движение она сразу же заметит.

Да. Пригрел змею на груди. И даже кони тут не помогли. Я тяжело вздохнул, давая ей понять, что, возможно, стоит уползти, пока я совсем не разбушевался. Но змея лишь немного пошевелилась и продолжила все так же спокойно лежать.

В оставшееся время я сделал ещё несколько подобных попыток донести до гладкой твари, что я живой, что у меня есть собственные желания и вообще, что меня нельзя вот так использовать – как место для загара. Но все без толку. Хотя, вру. На самом деле она один раз зашипела, и я успокоился окончательно.

К тому же, на мгновение я набрался решимости и открыл глаза, решив понять – может, судьба дала мне лишний шанс, и на меня заполз обыкновенный уж? Но, увы, исходя из моих скромных познаний, это вроде была самая настоящая гадюка. А потому я решил не дразнить судьбу и дать гадине то, что она хочет. Солнце? Да ради Бога. Я – мягкая возвышенность. Все для тебя. На том и порешили, оставшись на жарком припекающем солнце вдвоем.

И знаете, в такой момент мне почему-то подумалось, что она очень даже смелая. Вот так взяла, не постеснялась, не испугалась коней, не испугалась человека, сделала то, что хочет, не обращая никакого внимания не мнение других. Вряд ли это самец. Столь близкий интим, конечно, в нашем приоритете, но мы никогда после близкого знакомства не остаемся так долго со своей жертвой. Погрелся и бежать. Такова уж наша идея.

А потом мне пришли ещё мысли, и еще. Постепенно я и вовсе перестал её замечать, чувствуя, как поддаюсь этому жаркому солнцу, этим лесным запахам и свежему ветерку. Ведь, в конце концов, мы тоже дети леса, только немного заплутавшие в каменных джунглях своей отстроенной цивилизации.

А потом я проснулся. И, как оказалось, совсем один. Змея уползла, оставив на мне небольшое высохшее пятно. Я потер его рукой. Или это не от змеи, кто знает. Может, это был просто сон, ведь я лежал под солнцем и порядком вспотел. Я устало поднялся и огляделся. Неужели это был сон?

Стряхнув с себя сухие травинки, я пошел к дороге. Это была самая странная пробежка из всех и, возможно, её последствия еще долго будут волновать меня, не позволяя забежать в лесную чащу. Кто знает, кто знает…

А потом был укол. Резко развернувшись и посмотрев в траву, я увидел её. Черную, все так же свернувшуюся клубком, но уже готовую к войне. Молниеносно забывшую нашу теплую солнечную связь.

― Блядь, всё-таки укусила, – тихо выругался я, чувствуя, как в ноге, а затем и в остальном теле стала появляться странная усталость и оцепенение, пока, наконец, мне не пришлось опуститься на траву, прислонившись к дереву.

Я посмотрел на змею. Вместо того, чтобы уползти, она всё также сидела напротив меня, рассматривая меня своими маленькими черным глазками. Все же она была прекрасна – гладкая, воинственная, красивая. Никогда ещё змеи не казались такими привлекательными, пусть даже и нёсшими смертельную опасность для людей.