Sharkon

Я думаю, многие ловили себя на мысли, что в жизни необходимо что-то менять, например, бросить свой закостеневший распорядок, и начать жизнь с чистого листа, или хотя бы с тренировок.

А когда начинать? Сегодня среда, день уже почти закончился, завтра четверг, а там и пятница скоро, ну а субботу-воскресенье вообще положено отдыхать. Решено, начну тренироваться с понедельника.

И вот, наступал понедельник, но если так и не собрался, то лень или другие причины сдвигали начало тренировки на следующий понедельник, и так до бесконечности.

Так произошло и со мной. В один из рабочих дней сделалось мне дурно, а если быть точнее, больно. Ещё только приехав на работу рано утром, я почувствовал тянущее ощущение внизу живота, которое усиливалось в течение дня, и в конце рабочих суток переросло во вполне ощутимую боль. Когда я добрался домой, передвижение стало для меня проблемой. Я лёг на кровать и постарался свести количество телодвижений к минимуму. Моя благоверная, завидев неподвижное тело, которое только и могло, что открывать рот, словно рыба, намеревалась вызвать скорую, но мне удалось отговорить её и успокоить – да, было больно, но только когда смеялся, ну, или двигался.

Я решил подождать до утра, в конце концов, «настоящий мужчина» обращается к врачу только в том случае, если копьё в спине мешает ему спать. Такой точки зрения я не придерживался, однако, предвидя сколько мороки будет, если вызвать сейчас скорую, решился дождаться утра, и, если боль не утихнет, отпроситься с работы и поехать в больницу.

Боль не утихла. Более того, вдобавок ко всему разболелась десна, которую со всей возможной жестокостью разрывал зуб мудрости. Две напасти сразу. Я решил решать их по мере поступления, и начал всё-таки с живота.

Приехав в больницу и получив направление к врачу, я дождался своей очереди среди тех, кто без очереди, и зашёл на приём. Молодая девочка врач выслушала меня, приказала оголиться, по самые чресла, чьему приказу мне пришлось повиноваться. Потрогав меня в самых разных местах, в том числе и в области живота, врач поставила мне диагноз «какой-то-там-колит», т.е. воспаление в кишечнике, и дала направление к кишкологу, он же известен в народе, как проктолог.

Зуб ныть так и не перестал. Я поехал в стоматологию, где врач-стоматолог, цокнув языком, подтвердил – зуб мудрости, надо удалять. К удалению я оказался на сей момент не готов (да и не просто так это делается, а по записи), а посему, врач предложил вскрыть мне десну, дескать, отёк так спадёт быстрее.

Сделав укол анестетика, вскрыв мне плоть, да заштопав рану, хирург, вытирая кровавые руки, принялся заполнять карточку, и выписывать рецепт на «Вольтарен» - противовоспалительное. Я же, подбирая слюни и рецепт, направился сначала в аптеку, а затем домой. В аптеке я просто показал рецепт, осознав, что нормально объясниться не получится. Пока же шёл до дому до хаты, всё опасался встретить бывших одноклассника или одноклассницу, которых не видел столько лет. Так как с такой дикцией я бы всё равно не смог нормально поддержать беседу, пришлось бы разыгрывать сцену, что после университета мне упал на голову кирпич, с тех пор в мозгу моём вечный полдень.

Вскоре действие анестетика спало, и зуб заболел с утроенной силой. Я решил последовать советам врача, и давить его также утроенным средством против боли. Помогло частично – десна болеть так и не перестала, а вот боль в животе заметно поутихла.

Я позвонил в клинику и записался на приём к «специальному врачу». Через день, в назначенное время (боль к тому моменту почти прошла, а я был в отпуске), я попал на приём к проктологу. Врач прочитал записи в карточке, выписку хирурга из поликлиники, и осмотрев меня, пришёл к выводу – колит, почти прошёл, лекарство от воспаления помогло. Но. Надо бы сделать ещё одно обследование, чтобы уже наверняка подтвердить диагноз. Обследование то называется – иерография, или же иными словами – рентген брюшной полости. Врач дал мне направление, и направил в родную поликлинику, в которой я обследовался два дня назад.

Вернувшись в поликлинику, и уточнив в регистратуре кабинет по востребованию, я поднялся на третий этаж и постучался. Открыто.

- Добрый день, - я поздоровался и передал врачу, - направление. – Я на иерографию.

Врач-рентгенолог внимательно осмотрела меня сверху вниз, словно изучая, а затем поинтересовалась:

- Литр держите?

- Что, простите? – переспросил я.

- Клизму литр держите?

Вопрос застал меня врасплох. Я похлопал глазами от удивления, и честно выдал:

- Надо признаться, не пробовал, не могу сказать.

Врач покачала головой.

- Надо, чтобы вы литр пятнадцать минут держали.

На мой немой вопрос она объяснила:

- У нас сломался новый аппарат, процедура выполняется на старом, а для этого надо, чтобы клизму литр пятнадцать минут могли удержать.

- И… что мне делать? – поинтересовался я.

- Тренироваться, - без тени сомнения ответила женщина. – Купите в аптеке резиновую грушу, и тренируйтесь дома. Как сможете держать литр, записывайтесь на процедуру.

В голове у меня заиграла «Eye of the Tiger». Я молча кивнул, забрал с собой направление, и направился домой, воображая, как я буду устраивать тренировки, как на это будет реагировать благоверная, как я буду объясняться, что это всё для дела… Так или иначе, пока я морально готовился к такому непростому делу, срок начала тренировки всё сдвигался и сдвигался, а уже через пару дней, от боли не осталось следа. В конечном итоге, я так и не приступил к тренировкам, и теперь не могу знать, могу я держать литр или нет.

Так что если вы всё время переносите начало тренировки, может оно и к лучшему, а?

Каждую неделю, субботним вечером, мы с моими друзьями тире коллегами собирались в баре напротив работы, и обсуждали наболевшее, настрадавшееся, и напросившееся.

Я сидел мрачный, с пустым стаканом в руке, и не знал, продолжить ли мне изливать душу товарищам, или сделать вид, что мне надо по делам, ретироваться домой, горюя об огромной дыре в своём бюджете.

- Вот скажи, Вульф, чего ты сидишь такой кислый? – Тэнгу толкнул меня в бок, размешивая коктейль изнутри.

- Компенсирую финансовые пустоты фальшивой задумчивостью, - ответил я, и попытался выпить из бокала последнюю капелюшечку. Не получилось. Это я сделал ещё в прошлый раз.

- Рубь не деньги, рубь – бумажка, экономить – тяжкий грех, - резюмировал мой товарищ. Чтобы деньга водилась, нужно её визуализировать. Мысли, они, как говорится, материальны.

Я недовольно посмотрел на собеседника.

- Брехня это всё, - я устало откинулся на диване, - недавно только провёл следственный эксперимент.

- Да ты что! И какой же?

- Как это какой? – удивился я. – Да я ведь давеча в Москву летал на конференцию!

- Так. Было дело. И?

- Что и?

- Ну летал, а дальше то что?

- Что-что? Долетел! Представляешь?!

Тэнгу сначала ничего не ответил, лишь похлопал глазами и пригубил из стакана. Обдумав хорошенько мои слова, и убедившись, что никаких двойных смыслов заложено не было, он, наконец, выдал:

- Да, испортила тебя столица. Каким раньше человеком был, как ясно мысли излагал! А что сейчас? Долетел он! Эка невидаль! Представь себе, мой друг, для этого самолёты и придумали!

Я недовольно покачал головой.

- Ничего ты не понимаешь. Я летел в самолёте, в котором каждый пассажир думал о том, что самолёт разобьётся!

Тэнгу искоса посмотрел на меня.

- Авария что ли случилась какая? А чего не рассказывал?

- Да какая авария, отмахнулся я, - если бы авария, точно бы не долетели.

- Тогда я вообще ничего не понимаю.

- Ну как же это! – искренне удивился я. - Как бы тебе, филологу, объяснить… Вот представь: металлическая коробка на высоте десять тысяч метров движется со скорость девятьсот километров в час, и ты ничего не можешь сделать, никак не можешь это контролировать. Всё держится на честном слове да на законах физики! Как тут не бояться?!

- Надо признаться, меня такие мысли посещают, но я их отгоняю. Или сплю.

- Так вот и я о том же! Хорошо, что половина пассажиров спала. Это совсем не просто не думать про белых обезьян!

- Мда, - филолог цокнул языком. – И что, ты полагаешь, что каждый об этом думает?

- Конечно, человек же хочет всё контролировать, хоть немножечко. А тут ты целых четыре часа вообще никак не распоряжаешься своей жизнью! Это пугает. Самолёт тряханёт, нет-нет, да и промелькнёт такая мысль у каждого пассажира. А бортпроводницы? Какие отважные женщины! Знают ведь, что у всех боязливые мысли в голове, и ничего, изо дня в день летают. Так что я тебе как физик говорю, мысли нематериальны. В отличие от денег.

Я запустил руки в карман и случайно нащупал там завалявшуюся бумажку зелёного цвета. Настроение сразу немного приподнялось.

- Как страшно жить… - задумчиво произнёс Тэнгу, размышляя над моими словами. - А на самолёте ты теперь продолжишь летать? Может, лучше плацкарт?

- Четыре часа в самолёте, или четыре часа на поезде, - я демонстративно начал взвешивать всё, словно на весах. И там и там ты ничего не контролируешь, только во втором случае ты ещё не сможешь контролировать мочево й пузырь.

- Уже можешь, - поправил меня товарищ.

- Свежо придание.

Самолёт стремительно поднялся вверх в моих глазах.

- Я лучше по воздуху.

- А как же страх упасть? – удивился Тэнгу.

- Это только в том случае, если мои выкладки верны. Знаешь что… - Я положил на стол помятую зелёную бумажку, - твоя теория пока что тоже подтверждается. Будем считать, что мысли материальны, но законы физики материальнее, - с этими словами я сходил до бара и принёс себе ещё два коктейля.

- В таком случае, за законы физики, - предложил Тэнгу.

- Великолепный тост, - довольно кивнул я, стукнулся бокалом с другом, и начал мечтать о том, чтобы следующим утром на меня свалилось невиданное доселе богатство, или хотя бы не застало врасплох похмелье.

Я родился в семье полицейского и, наверное, уже в тот момент моя судьба была предопределена. За все те годы, что мне довелось провести с отцом, я полностью осознал, что значит быть полицейским, и потому решил для себя, что никогда, никогда не пойду работать в полицию.

Но время шло, отец мой завершил карьеру в правоохранительных органах, и со спокойно душой, подался на пенсию по выслуге лет. Да, время шло. Моё мнение тоже не оставалось статичным, и вновь пересмотрев свои взгляды на жизнь, я решил пойти на службу в гос органы.

По достижению двадцати лет, уже окончив срочную службу в одной из частей в Осетии, я вернулся домой с медалью за службу на Кавказе, званием сержанта, и с непреодолимым желанием поступить на юридический факультет, дабы провести значительную часть жизни следователем в каком-нибудь РОВД.

Собрав вещи и попрощавшись с родительским домом, я уехал в соседнюю область, чтобы попытать счастье и поступить на юрфак. Здесь я лукавлю. Всё-таки, в голове у меня не кирпичная крошка, поэтому я рассчитывал, что сумею сдать вступительные экзамены и поступить на бесплатное обучение. В своём родном городе я бы тоже сумел поступить на бесплатное, однако, к этому бы точно приложил руку мой отец, чего я всяческим образом старался избежать.

Не без усилий, но экзамены я сдал на «отлично». С самого начала я понимал, чего хочу в жизни, поэтому к учёбе относился с полной серьёзностью, впитывая все те крохи, которые нам пытались дать преподаватели в ВУЗе. Это были именно крохи, но я старался не жаловаться, и все остальные недостающие знания добывать самообразованием.

Первые пару лет я умудрялся совмещать работу и учёбу. Денег худо-бедно хватало, и я, как настоящий студент, ходил голодный, невыспавшийся, но самостоятельный, так как ни разу за эти два года не воспользовался предложенными родительскими деньгами. В последние годы обучения я осознал насколько велика пропасть между моим текущим уровнем, и тем, к которому я стремился, поэтому сдвинул гордость на второй план, и всё-таки согласился на родительскую помощь. Я всё также продолжал работать, но теперь уже не охранником в ресторане, а помощником оперативного дежурного в отделение полиции «Озерский». Денег платили меньше, работать требовалось больше, но зато я погрузился в ту среду, в которой планировал крутиться всю свою жизнь.

Я сразу не питал иллюзий о том, что меня ожидает, всё-таки, я рос в семье полицейского. Но если бы не мой опыт, не исключено, что вся та грязь, с которой мне удалось столкнуться, захлестнула бы меня с головой, да так, что я не сумел бы выбраться.

Мне удалось приспособиться – да, я не сумел стать тем представителем порядка, о котором всегда грезил, но руки мои оставались чисты. Зная о моей принципиальности, мои коллеги просто держали свои тёмные дела вдали от меня. Но я верил в то, что как только у меня появится хоть небольшая, но власть, я сумею изменить всё, к чему смогу прикоснуться, в лучшую сторону.

Оставшиеся три года учёбы пролетели несказанно быстро. Окончив обучение с красным дипломом по специальности с расплывчатым названием «Юриспруденция», я устроился следаком в тот же самый «Озерский».

Присвоение звания лейтенанта очень сильно подняло мою самооценку, однако, меня быстро спустили с небес на землю. Хоть я и получил базовое представление о работе следователя, во время прохождения производственной практики, я даже не представлял, насколько это недооценённый труд. Количество дел, повешенных на меня, казалось просто умопомрачительным, и если бы не старшие коллеги, я бы просто свихнулся. Они показали мне, как справляться с такими ситуациями. Я, разумеется, перекраивал их советы «под себя», стараясь не изменять своим принципам. Спустя год я всё также оставался неопытным следаком, однако теперь я уже не нуждался в «помощи» старших коллег. Спустя два года службы я уже освоился и стал полностью самостоятельным сотрудником, имеющим свои методы, связи, информаторов.

Мне присвоили звания старшего лейтенанта – не за заслуги, за выслугу. Какими-то выдающимися достижениями я не блистал, раскрываемость у меня едва дотягивала до среднего уровня, однако это были именно раскрытые преступления, а не фикция, которую мои коллеги создавали ради выполнения плана. Да, мне не удалось стать образцовым сотрудником, однако, я стал образцовым полицейским, по крайней мере, таким я себя считал.

Спустя полгода после моего повышения мне позвонила мать. Я редко общался с ней – на работу я уходил рано, с работы возвращался поздно, в рабочую смену времени на личную жизнь почти не оставалось. Лишь на выходных мы перекидывались с ней несколькими словечками – она спрашивала о моих делах, я осведомлялся о её самочувствии, она рассказывала мне, как отец, хоть я и не спрашивал, после чего мы прощались, и слышали друг друга только через неделю.

Контакты с отцом я не поддерживал, лишь изредка просил мать передать ему «привет». Я знал, что если мы начнём говорить, наш разговор сразу же коснётся работы, мы поссоримся... Уж лучше пусть он считает меня плохим сыном, чем никчёмным.

- Алло, Юра? - раздался её голос

Голос матери был встревоженным. Стояла середина рабочего дня, она никогда не звонила мне в будни.

- Юра... Отец скончался… - всхлипывая, оповестила меня мать.

Я ещё поговорил с ней, узнавая все подробности, стараясь её успокоить. Собравшись с мыслями, я пошёл выпрашивать отпуск у начальства, впервые за два года.

Поначалу меня даже не хотели слушать, но после того, как я сообщил, что мой отец бывший полицейский, начальник отделения, подполковник Радзинов, вошёл в моё положение, и сделав пару звонков, согласовал мой внеочередной отпуск на неделю больше, чем полагается трудовым кодексом.

Я ехал домой на поезде, и меня одолевала буря эмоций. Дома я не появлялся с самого моего выпуска из университета. Потом была нескончаемая работа... Плохо, что мы расстались с отцом на такой ноте. Я надеялся, я мечтал, что в конце концов он будет гордиться мной, увидит, каким примерным полицейским я стал – таким, которым мечтают быть все мальчишки, наводящим страх на преступность и помогающим простым гражданам... Но он умер, и недосказанность между нами будет терзать меня, пока я с ней не смирюсь.

Поезд прибыл в шесть утра. На вокзале меня никто не встречал – матери было не до этого, а просить дальних родственников, с которыми я и подавно не поддерживал отношения, мне совсем не хотелось.

Пропустив этап, где я спрашиваю цену поездки у привокзального бомбилы, после чего посылаю его в пешее эротическое, я сразу направился к остановке. Смотреть номер автобуса мне не требовалось – не так и много маршрутов ходило до меня из центра города. Сев на автобус №27, я покатил по неменяющимся улочкам своего родного города. В районе театра музыкальной комедии, как я и предполагал, автобус угодил в яму. К такому повороту событий я оказался готов, и заблаговременно ухватился за поручень. Впрочем, большинство пассажиров тоже. Водитель, видимо, был новенький, откуда-то с ближнего зарубежья.

Всё точно также, как и два года назад, когда я был здесь в последний раз. Как и семь лет назад, когда я покинул отчий дом. Так же, как и было здесь всю мою жизнь…

Я вышел на остановке «БСМП» и направился домой, где я уже так давно не был. Металлическая дверь подъезда была распахнута настежь, и подпёрта кирпичом, чтобы не захлопывалась. Сегодня должны выносить гроб с телом отца, но почему, дверь в подъезд открыли заранее, предусмотрительно открутив доводчик, я так и не понял.

Каждый шаг по лестнице, давался мне с трудом. Я чувствовал слабость – я не спал с момента, как мне позвонила мать. Но она точно не спала, я нужен ей.

Нажав на звонок, я принялся ожидать, пока мать откроет мне дверь. Ждать пришлось недолго. Из квартиры сразу же послышались шаги, после чего дверь отворилась.

Передо мной стояла моя мама. Она смотрела на меня из под платка. Улыбка озаряла её, не смотря на то, что её лицо блестело от непрекращающихся слёз.

- Юрочка… - надрывисто произнесла она.

- Мама… - я попытался ответить, но не мог – голос внезапно пропал, а на глаза навернулись слезы. – Мама, я дома…

Сумев сдержать эмоции, я крепко обнял свою мать. Она хваталась за меня с невиданной силой, в поисках поддержки, которой ей сейчас не хватало.

Мы вошли внутрь. На пороге я поприветствовал тётю Аню и тётю Лену – маминых сестёр, которые помогали ей. Мы обнялись. Они молча указали в сторону моей бывшей комнаты, где сейчас стоял гроб с телом отца внутри.

Оставив сумку с вещами в прихожей, я вошёл внутрь комнаты, женщины остались снаружи. Собравшись духом, я подошёл к гробу.

Тело отца выглядело ужасно. Нет, трупов я не боялся – за два года работы в полиции в качестве следователя, мне удалось насмотреться на колото-резаные раны, на пулевые ранения, на трупы, хоть и в роли стороннего наблюдателя, в отличие от оперов.

Мать решила подвергнуть тела отца бальзамированию, отчего его тело и лицо раздуло до неузнаваемости. Я опасался, что именно таким его и запомню.

Простояв пять минут, просто смотря на него, абсолютно без каких-либо мыслей в голове, я вышел из зала. Трое сестёр, ожидавшие все это время снаружи, повернулись ко мне.

- Давайте начнём приготовления, - произнёс я. – Что от меня требуется?

***

До девяти утра женщины занимались готовкой, а мне они поручили хорошенько отдохнуть после большой дороги. Я лёг в зале на диван, полагая, что мне так и не удастся уснуть. Я ошибался. Силы полностью покинули меня. Я был истощён как физически, так и эмоционально. Хоть мне и не удалось полноценно поспать, двухчасовая дрёма, переполненная яркими образами, всё-таки помогла мне восстановить чуточку энергии.

Мама разбудила меня, позвав по имени. Надо сказать, я перепугался того, что впервые за долгое время проснулся не от звона будильника.

После окончания университета меня выперли из общежития, и я перебрался в съёмную однокомнатную квартиру, в одном из самых плохих районов. Там царила преступность, не было вообще ничего для людей, но, зато рядом был лесок. Наверное, стоит упомянуть, что рядышком и располагалось отделение полиции, в котором я работал, а этот лесок очень часто фигурировал у нас в отчётах, ибо треть преступления совершалась либо в нём, либо были связаны с ним.

- Юрочка, просыпайся, - мама аккуратно потрепала меня за плечо.

Я проснулся, но ещё некоторое время пытался осознать, где я нахожусь – так непривычно было просыпаться где-то ещё кроме своей холостяцкой однушки.

- Через два часа приедут из ритуальных услуг, мы поедем на кладбище на погребение. Позавтракай пока, умойся. Вот, - мама указала да дверцу шкафа, где на ручке висел мой старый чёрный костюм, - я тебе чистую одежду подготовила. Примерь, надеюсь он подойдёт. Было бы хорошо, если бы ты в нём отца провожал.

Сильно зажмурив глаза, а затем внезапно открыв, я вроде сумел сбить нежелающую покидать меня сонливость.

- Спасибо, - ответил я маме, вставая с дивана, - но я взял с собой, в чём пойти.

Взяв рюкзак со своими вещами, я положил его на диван и расстегнул. Разбирая пакет с вещами, я первым делом извлёк чёрные туфли со шнурками, и поставил их на пол. Следом за ними я достал то, что так хотел показать отцу, но, к сожалению, не успел.

- Можешь дать гладильную доску с утюгом? Мне надо форму погладить.

Глаза матери заблестели, но она сумела сдержать эмоции.

- Да положи, я сама поглажу. Ты иди пока умойся, позавтракай, а я подготовлю тебе всё.

- Нет, - отрезал я, кладя китель с брюками на диван, - я привык свою форму гладить сам. Ты главное дай всё, что нужно, много времени у меня это не займёт.

- Хорошо, - мама кивнула в ответ и указала пальцем на стул в моей комнате. – Там полотенце и бельё. Ты пока иди в душ, а я сделаю тебе завтрак.

Я чмокнул маму в щёку, закинул на плечо полотенце и, взяв с собой чистые вещи, пошёл в ванную комнату. С лёгкостью скинув с себя всю одежду, я встал под струи горячей воды. Мысли об отце вновь начали одолевать меня, едва я проснулся и, понимая, что никуда от этого не деться, я решил обдумать их без лишних эмоций и переживаний.

Я решил, что провожу отца в своей полицейской форме. Понятно, что мёртвым уже всё равно, но живым – нет. И не надо самообмана, если я что-то кому-то и хочу доказать – так это себе. Не отцу я сегодня буду показывать, кем я стал, а самому себе. Быть может, я впервые испытаю за себя гордость.

Выключив воду, я обтёрся докрасна полотенцем и, надев чистое бельё, вернулся в свою комнату. Возле дивана уже стояла гладильная доска с включеным в сеть утюгом. Только и сумев улыбнуться заботливостью своей матушки, я принялся отточенными движениями гладить свой китель. Форма – это лицо офицера, после, непосредственно, лица, разумеется. К сожалению, большие начальники почему-то об этом позабыли, и сейчас в полицию берут людей с таким лицом, что на форму после него уже не смотрят. Досадным является и то, что, зачастую, своё лицо сотрудники полиции полностью оправдывают.

Догладив рубашку, я сразу надел её, а следом надел брюки – стоять в одних трусах в комнате мне было некомфортно. Я извлёк из кармана рюкзака свёрнутый галстук, и разложив его на доске, погладил и его. Галстук я завязывал не часто – у меня было несколько штук, которые когда-то давным-давно завязались при таинственных обстоятельствах, и с тех пор я опасался их трогать. Тем не менее, общий принцип мне был известен, и с первой попытки я повязал галстук на шею. Видимо, и в тот раз завязывал тоже я – руки-то помнят.

Я отключил утюг и убрал гладильную доску к стене. Накинув сверху китель и спрятав фуражку подмышку, я пошёл на кухню. На кухне сидела мама со своими сёстрами. Они не ожидали меня увидеть в полицейской форме, а оттого раскрыли от удивления рты. Ещё бы, ведь вчера они встречали просто Юру – сына, племянника, а сегодня старшего лейтенанта Колесова.

Мама первая вернула себе дар речи:

- Я тебе приготовила омлет, - мама поставила на стол передо мной омлет с помидорами.

Я утвердительно кивнул и, убрав фуражку на холодильник, сел к столу.

Омлет был по-домашнему вкусный. Для меня давно уже еда перестала быть чем-то особенным, а являлась лишь только способом утоления голода и восполнения энергии в организме.

- Вкусно, - похвалил завтрак я.

- Яйца деревенские, отец у знакомого покупал, - мать неосознанно начала говорить об отце в третьем лице, - вот держи, - добавила она, протягивая мне намазанный маслом кусок хлеба, - масло тоже из деревни.

Я с благодарностью принял, и присыпав масло солью, откусил самый что ни на есть – бутер брод. Масло и правда, очень вкусное.

- Юра, - внезапно обатилась ко мне тётя Лена, - так, а ты кем работаешь?

- Следователем в районном отделении полиции, - ответил я, ожидая этого вопроса. Преступления расследую, в общем.

- Как твой отец? – вмешалась в разговор тётя Аня.

- Нет, - только и произнёс я.

Нет, я не как мой отец. Я – хороший полицейский. Решив, что лучше не поднимать эту тему, я запечатал в себе всю ту недосказанность, что я хотел высказать отцу. А впрочем…

Я встал из-за стола и перевёл взгляд на часы, висевшие над дверным проёмом на кухню:

- Буду возле отца, пожалуйста, не заходите.

Забрав фуражку с холодильника, я вошёл в зал и закрыл за собой дверь. Возле гроба стояло несколько табуреток – дежурные места, на которых каждый сидящей должен оплакивать усопшего. Мама вчера целый день провела в зале, оплакивая отца. В разговоре со мной её голос иногда начинал дрожать, она всхлипывала, стараясь сдержать слёзы, я же пытался игнорировать это, не обращая внимания, как будто ничего странного в её поведении не замечал.

Я уселся на один из табуретов. От вида отца вблизи у меня вновь подступил комок к горлу. Я попытался дистанцироваться от эмоций, вспоминая весь свой опыт следователя. Получалось плохо. Мой голос дрожал, а в груди, у самого сердца жгла невыносимая печаль, проедающая дыру.

- Привет, - хриплым голос произнёс, голос внезапно осип, я откашлялся. - Я дома.

Сначала меня хватило лишь на это, мне пришлось взять паузу, чтобы сдержать эмоции.

- Как видишь, я теперь тоже работаю в полиции, - конечно же, он не видел, но я не знаю почему, продолжал обращаться к нему, словно он до сих пор жив. – Я хороший полицейский, - продолжал я, - ты можешь гордиться мной. Мог бы, - поправил я сам себя…

Оставшееся время я просидел в тишине. Дверной звонок нарушил мой транс, чему я, если честно, оказался рад, так как уже слишком глубоко погрузился в пучину воспоминаний.

Я вышел из зала – это прибыли сотрудники ритуальных услуг. Мужчина в чёрном костюме уже что-то обсуждал с моей мамой и её сёстрами.

- Здравствуйте, - тоже поприветствовал меня мужчина в чёрном костюме и продолжил разговор с моей мамой. Когда все будут готовы, скажите нам, мы снесём гроб. Машина готова.

- Юра, ты готов? – спросила у меня мать.

Я слегка растерялся от такой поспешности, но затем утвердительно кивнул.

- Хорошо, тогда мы готовы, проходите в зал.

Четверо крепких мужчин прошли в зал. Я же проследовал в свою комнату, и воспользовавшись указательным и средним пальцами вместо ложечки, обул свои чёрные туфли. Надев фуражку, я ещё раз посмотрелся в зеркало – да, вот так я и должен был предстать перед отцом, будь он жив.

Ритуальщикам повезло – в доме имелся грузовой лифт. Конечно, у нас всего лишь третий этаж, однако, лестничные проёмы достаточно узкие – приятного мало.

Работники вынесли гроб, и после того как все вышли, мама закрыла дверь. Лифт поехал на первый этаж, а мы решили не спеша спуститься по лестнице. Мама взяла меня под руку, и мы пошли не торопясь. Тётя Аня и тётя Лена спускались быстрее нас, словно куда-то торопились. Снизу донёсся звук, лифт прибыл. Слышались звуки возни. Когда мы дошли до первого этажа, ритуальщики уже вынесло гроб с телом на улицу.

Тётки стояли на улице и курили. Дома у нас они не курили из-за уважения к матери, да и на лестничной клетке тоже чувствовали себя неуютно. Дорвавшись, наконец, до свежего воздуха, они поспешили исправить эту несправедливость и постарались поскорее заполнить свой организм никотином.

Они курили не спеша, смерть близкого заставляет задуматься о тщетности бытия. Смысла торопиться жить они в данный момент не видели. Такси ожидало нас уже десять минут, но это ничего страшного, ведь похороны это всегда большие траты, и лишние сто рублей на такси уже никто не считает.

Мы встали с мамой чуть поодаль от тётушек, чтобы на нас не тянуло табачным дымом.

- А почему никого больше нет? – задал вопрос я, найдя подходящий момент. – У отца ведь было много друзей, сослуживцев…

- Ира не захотела, - пожала плечами тётя Аня, делая глубокую затяжку.

- Да, не захотела, - подтвердила мама, словно оправдываясь. Мне и так тяжело, особенно, если ещё эти поминки устраивать. Должны быть только самые близкие. Вы приехали. Юрочка приехал. А друзья, коллеги… Пусть дома выпьют за упокой души его, думаю, что Паша не хотел бы доставить мне такое неудобство. А если бы даже и хотел… Мне решать, как поступать.

Вновь нависла тишина. Тётушки докурили, и бросив окурки урны, вместе с матерью сели на заднее сиденье такси. Я открыл дверь рено логана, и сел на переднее сиденье. Водитель явно смутился моей полицейской формы, он нервничал. Я даже предположил, что он может быть обкурен, но решил не поднимать эту тему, а просто пристегнул ремень безопасности и скомандовал:

- Поехали.

Водитель кивнул и автомобиль двинулся с места.

Мы ехали молча. Интересных тем для разговора как-то не возникало – не пообсуждаешь последние новости или политику, тишину мог бы прервать таксист, но и он, зная пункт назначения, не спешил как-то начинать разговор.

Наконец у меня созрел вопрос:

- А для людей какой-то автобус нанимали? – поинтересовался я.

- Никакого автобуса и никаких удобств – снова вперёд мамы ответила тётя Аня, - все будут добираться своим ходом.

- Эм, а почему так? – слегка смутился я. – Обычно же принято, что на всех организовывают транспорт.

- По двум причинам, - ответила мама уставшим голос, - во-первых, потому что никакого застолья не планируется, а это сразу отсеивает восемьдесят процентов тех, кто хотел бы проститься с отцом. Во-вторых, это ещё раз покажет, для кого Паша был особенным человеком, проводы которого важны.

- Я не согласна, - вмешалась в обсуждение другая тётушка, - следовало всё организовать по-человечески, по-христиански.

- Мы христианами никогда не были, - отрезела мама, - никогда по заповедям особо не жили, посты не соблюдали, в церковь не ходили, Бога хулили. Поэтому, не особо я верю в то, что отпевания попа замолит все наши грехи.

- Люди же не поймут, - настаивала на своём тётя Лена.

- А мне и не надо, чтобы они поняли, - парировала матушка, - мне надо только, чтобы вы поняли, помогли мне справиться на первых порах. А дальше я уже сама справлюсь, как-никак - жена офицера…

На этих словах мама опять помрачнела, что явно заметили тётушки. Они поняли, что наговорили лишнего, ведь сейчас они являлись главное опорой своей сестре в этой ситуации, а посему, тётя Аня поспешила исправить ситуацию.

- А знаешь что, наверное, оно и правильно. Кому надо, те и дома Пашку помянут, а до остальных нам дело быть не должно. Вернёмся с кладбища, сядем вчетвером, тихонько помянем Пашу за упокой его души… Ты, кстати, Юрочка, пьёшь?

- Только на праздниках и поминках, - ответил я. – На зарплату полицейского много пить - очень вредно для бюджета.

- И правильно, - подхватила тётя Лена, - лучше питаться получше.

Как только встал вопрос о моём питании, мама несколько оживилась.

- Ой, сынок, а ты там у себя нормально-то хоть питаешься.

- Ну… - протянул я, - стараюсь, конечно. По мере возможности…

Мама нахмурила брови. Я продолжил объясняться.

- Я же всё время на службе, почти, дома времени на готовку совсем не остаётся. Но вот в обед в столовой неподалёку я нормально питаюсь. Обычно выбираю, суп какой-нибудь, простенький салат, котлетку с гарниром.

- С макаронами? – решила уточнить мама.

- По-разному, - поправил я её. – По настроению. Так что обедаю я нормально, можешь не переживать. Завтракаю кашей обычно – в выходные наварю, и на неделю хватает. А ужин... Если ужинаю, то завтраком, так как времени на готовку не остаётся, но трёхразового питания я стараюсь придерживаться.

Тётя Аня недовольно цокнула языком.

- Не бережёшь ты себя, Юра, так ведь и перегореть на работе можно.

- Нельзя, - отрицательно покачал головой я. – Начальство запрещает перегорать.

Женская часть пассажиров приняла серьёзный вид.

- Да шучу, шучу, - поспешил оправдаться я. – Много работы, не спорю. Но её всегда много, я стараюсь просто работать лучше, чтобы время на отдых осталось хоть немного.

Наше обсуждение прервал водитель:

- Подскажите, куда дальше ехать. Какой сектор? Какой ряд?

За разговором мы даже не заметили, как заехали на территорию кладбища.

- Здесь налево, потом второй поворот направо, и в седьмой сектор, а там… Увидите катафалк, нас там высадите.

Водитель молча кивнул, и повёз нас по указанному маршруту. Количество припаркованных машин, начало значительно увеличиваться. То, что они стоят по душу моего отца я понял, когда увидел среди припаркованных автомобилей служебные полицейские машины.

- Остановите здесь, - попросила мама, и водитель послушно притормозил автомобиль у обочины.

- Я рассчитаюсь, - сказал я вслух, увидев, что мама копошится в своей сумочке в поисках бумажника.

Немного смутившись, мама кивнул, и они с тётушками вышли из такси. Я запустил руку во внутренний карман кителя и извлёк оттуда худой бумажник.

- Сколько? – спросил я. – Двести за поездку, - ответил водитель, - и ещё пятьдесят за ожидание.

Спорить я не стал, цена была справедливая. Молча отсчитав двести пятьдесят рублей, я протянул купюры таксисту.

- Соболезную, - произнёс таксист, принимая из моих рук деньги.

Я молча кивнул и покинул автомобиль, вновь примеряю фуражку на голову. Как оказалась, в полицейской форме стоял не я один. Возле припаркованных автомобилей стояла группа полицейских высоких чинов и званий. Среди них были и люди в гражданской одежде, но скорее всего, они были тоже полицейские.

Покинув такси, мама подошла к работникам похоронного бюро, ожидавших нашего прибытия. По маминой указке они достали гроб из автомобиля и поставили его на высокую подставку для гроба. Только после этого она пошла к отцовским знакомым, делающим проводить его в последний путь.

Я решил остаться в сторонке вмести с тётушками, дабы не притягивать к себе вопросы, которые могут на меня посыпаться. Конечно, многие будут соболезновать нам с матерью, жалеть о нашей утрате, но также, многие будут и хвалить отца, говорить о том, каким прекрасным полицейским он был, надеясь, что я когда-нибудь стану таким, как он… А мне этого не надо. Всё что мне надо – это время, чтобы свыкнуться с мыслью, что отца больше нет, и попробовать жить в этом новом мире.

Мама закончила общаться с гостями. Большинство цветов, которые гости принесли, они уже отнесли за оградку. Возле подставки с гробом стоял ящик с гвоздиками, где каждый, кто подходил, должен был взять цветок и положить его в гроб к моему отцу.

Когда началась процессия, тётушки вновь расплакались, мама тоже не сумела сдержать слёзы. Я крепко обнял их, стиснув зубы, в то время как папины бывшие коллеги отдавали ему свои почести.

Мы стояли возле самого гроба, я видел лица всех, кто подходил проститься с отцом. Большинство я не знал, но некоторых помнил ещё с отцовской службы в органах. О них я знал только то, что они были хорошими знакомыми отца, быть может, даже друзьями. А, как говорится, скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты. Я не знал, кем они являлись, но я знал, кем являлся мой отец, и исходя из этого, делал вывод, что они точно также нечисты на руку, как и их бывший товарищ, а может даже и больше, раз до сих пор остались работать в органах.

Мысли об этом вновь пробудили болезненные воспоминания, которые я старался позабыть, уехав из отчего дома. Небольшого взгляда на лица собравшихся мне хватало, чтобы вызвать чувство неумолимой злобы и полного бессилия. Я был уверен, что большинство из них давно плевали на совесть и честь, и хоть они и поклялись защищать права и свободы граждан, они первые в списке тех, кто попирает то, что обязались защищать.

Ряды скорбящих редели. Наконец к гробу подошёл толстый полицейский в парадной форме, с большой золотой звездой на каждом погоне. Этого генерала я узнал сразу, когда-то он был полковником – начальником УВД, в котором работал мой отец. То, что его руки погрязли в грязи, я знал хотя бы потому, что несколько раз с его сыном происходили скандальные ситуации, вроде драки или ДТП с пострадавшими, и каждый раз ему удавалось выходить сухим из воды.

- Эх, Павел Валентинович, хороший ты был человек, - хриплым голосом произнёс генерал Воронин, снимая свою фуражку перед гробом моего отца. – Что же ты покинул нас так рано?

Вопрос был произнесён достаточно громко, и, скорее всего, предназначался не отцу, а нам – родственникам.

- Земля тебе пухом, - продолжал генерал, - да покоя тебе там на небе.

В Бога я не верил. Впрочем, Ему всё равно, верю я в него или нет. Если его нет, то точно никакой разницы, а если есть, то Всемогущему точно нет дела, что о нём думает какой-то человечишка.

В Рай и Ад я тоже не верил. По крайней мере, концепции загробной жизни в авраамических религиях мне всегда казалась крайне нелепыми. Поэтому, рассчитывать на то, что душа после смерти взлетает вверх и устремляется к небесам… А уж тем более зная отца… Каждый из нас не святой, но мой отец нагрешил за свою жизнь достаточно, чтобы при разговоре с его духом я смотрел себе под ноги, а не задирал подбородок вверх.

Генерал наконец окончил свою часть скорби, запланированную на сегодня, надел фуражку, и направился к нам. Я уже отпустил тётушек, и теперь обнимал только мать, уткнувшуюся мне в плечо.

- А ты, должно быть, сын Паши? – спросил Воронин.

- Сын, - коротко подтвердил я.

- Молодец, - также коротко ответил мне генерал, протягивая мне руку. – Молодец, что пошёл по стопам отца.

- В смысле?

- Что пошёл работать к нам в полицию!

- Я работаю не у вас, а в соседней области.

- Да не важно, - отмахнулся генерал, - главное, что в правоохранительных органах. Нам нужны такие люди, как Паша! Надеюсь, ты пойдёшь по его стопам.

Из моих лёгких вырвался тяжёлый вздох. Я правда пытался сдерживать себя, но лицезрение этой морды вблизи, да ещё и выслушивание лицемерные речи из её уст довели меня то точки…

- Надеюсь, что нет, - хмуро ответил я, проклиная себя за то, что не сумел сдержаться.

Мама перестала всхлипывать и немного отдалась от меня.

- В смысле? – Воронин убрал протянутую руку и нахмурил взгляд. – Что значит, нет?

- Я надеюсь, что я никогда не стану таким же полицейским, как мой отец.

- Твой отец был хорошим человеком и хорошим полицейским, прояви к нему уважение!

Умом я понимал, что только скандала на похоронах и не хватало, но сердцем я никак не мог согласиться со словами этого коррумпированного генерала.

- Мёртвым не нужно уважение, уважение нужно живым.

Лицо генерала быстро налилось кровью, он смотрел на меня с явной неприязнью в глазах. Я продолжил.

- Говорите, он был хорошим человеком? Возможно, но только для семьи и для друзей. Но именно это и делало его плохим полицейским.

- Он был человек чести! – настаивал на своём генерал.

- Если он приходил вам на помощь в трудную минуту, не значит, что он был человеком чести. Как раз наоборот, чтобы помочь кому-то, он шёл на сделку с совестью. А как известно, в такой сделке ты всегда в проигрыше.

Наш спор привлек внимание других гостей, которые стояли поодаль, давая генералу проститься со своим товарищем.

- Никогда бы не подумал, что сын Пашки вырастет таким мерзавцем… - сквозь зубы процедил генерал.

Я лишь устало вдохнул.

- Чья бы корова мычала насчёт того, у кого сын вырос мерзавцем, не правда ли, генерал Воронин?

Воронин сжал правую руку в кулак и обнажил зубу, я ответил ему тем же, демонстрируя всю серьёзность слов, которые я произнёс, и за которые готов стоять до конца.

Генерал посмотрел мне в глаза и усмехнулся. Он повернулся к моей матушке, которая отдалилась от меня:

- Ириш, ещё раз соболезную.

Она молча кивнула, прикрыв лицо платком, он кивнул в ответ.

Развернувшись на каблуках, генерал отдалился от нас и сел в машину.

Вдалеке сверкнула молния, а вслед за ней, по округе раскатился грохот грома. Я поморщился. Дела на работе и так обстояли паршиво, а теперь ещё и ливень грозился обрушиться на мою скромную персону в любую минуту.
Сломалась кофемашина. Если кто-то из читающих - кофеман, он должен представить масштаб личной трагедии, которую я испытал сегодня сидя в офисе.
Кофеиновая ломка давала о себе знать – я был в подавленном настроении, и взъедался на любую оплошность со стороны своих коллег. Мне срочно требовалась доза свежесваренного кофе перорально.
Я вышел с работы и быстрым шагом направился к остановке – приложение показало, что автобус должен прийти через семь минут, если я опоздаю на автобус, придётся на двадцать минут дольше провести без кофе.
Уже подходя к остановке я уловил слабый, но всё-таки ни с чем несравнимый аромат. Кофе. Он. Рядом.
Мимо меня прошли парень с девушкой со стаканами в руках, а за ними исчез и аромат. Я сложил два плюс два, и окликнул молодых людей:
- Извините, пожалуйста, - обратился я к парочке, - а не подскажите, где вы купили кофе? Очень вкусно пахнет.
- Сразу за углом, - парень махнул рукой куда-то за остановку.
- Понял, спасибо, - поблагодарил я их, и направился по следу.
Я пошёл по запаху, поглядывая на время прибытия автобуса в приложении. Пять минут. Должен успеть.
За углом и правда оказалась кофейня с довольно невзрачной вывеской. Скорее всего, открылась только недавно, иначе бы я о ней точно услышал. Впрочем, хоть я и кофеман, необходимости зайти за угол и справить нужду я не испытывал, так что навряд ли бы в тот же день узнал об открытии новой кофейни, если бы не совпадение. М-да, с рекламой у ребят слабовато, что сказать.
Я зашёл внутрь. Очереди не было (ещё бы, с такой рекламой), так что я подошёл к стоявшей на кассе молодой девушке с пирсингом в губе, и выдал самое сокровенное, что было у меня на сердце:
- Один экспрессо пожалуйста, - протарабанил я без единой паузы, да так быстро, что если это отразить на бумаге, можно бы было обойтись без запятых.
Кассир вытаращила на меня глаза, словно не ожидала ещё одного клиента столь скоро, а затем растерянно переспросила:
- Что, простите?
- Один экспрессо, пожалуйста, - медленно повторил я, глядя на часы.
Четыре тридцать.
Девушка цокнула языком, а затем, гневно выдохнув, нарочито размеренно произнесла:
- Значит один эспрессо… Вам с сахаром?
- Нет-нет…
- Хорошо, без сахара…
- Постойте, - вмешался я. – Мне один экспрессо, пожалуйста.
- Один эспрессо, да, я поняла.
- Не эспрессо. ЭКСПРЕССО. Пожалуйста.
Три минуты.
Я почувствовал на себя прожигающий взгляд от блондинки, стоящей напротив.
- Можно побыстрее, пожалуйста – продолжил я, - я тороплюсь.
- К сожалению, - девушка начала зачитывать мне нравоучительным тоном, - экспрессо у нас нет. Есть только эспрессо. Будете брать?
- Да как же нет! – возмутился я указывая в сторону кофейной утвари. - Вон, я же вижу!
Молодая хипстерша посмотрела сначала на кофемашину, а затем, печальным взглядом одарила меня, и печально покачала головой.
- Да дайте же мне уже кружечку экспрессо! – взбунтовался я. – Почему вы не хотите меня обслуживать?!
- Потому что не существует такого кофе! – криком на крик ответила она. – Есть эспрессо! ЭС-ПРЕС-СО! От слово «пресс» - давить!
Мой телефон раздал звуковой сигнал, оповещая о том, что автобус прибыл на остановку. Одновременно с этим хлынул ливень, отрезая все пути к отступлению.
Поникнув головой, я печально вздохнул.
- Я знаю этимологию этого слова. Ладно, - махнул я рукой, и положил на подставку двести рублей, - тогда двойной американо без сахара.
Девушка подозрительно посмотрела на меня, но убедившись, что я никак не исковеркал название напитка, приняла заказ. Я уселся за свободный столик и принялся ожидать свой кофе, и заодно автобус.
Я сидел и гадал, чем я ей не угодил, вкусный ли у них кофе, и почему мне быстренько не приготовили кофе в аэропрессе, как я хотел…

- Сэр Монти, Сэр Монти! – к шатру подбежал запыхавшийся оруженосец одного из рыцарей. – Сэр Монти, вас срочно вызывают к командиру, общий сбор всех баннеретов!
Рыцарь отмахнулся от пажа, прогоняя его, словно страшный сон.
- Сэр Монти, - не унимался юноша, - это срочно!
- Иду, - просипел воин, не забыв помянуть недобрым словом командира, которому в полночь приспичило назначить военное собрание.
Паскаль поднялся с настила и принялся одеваться. Когда он вышел из шатра, оруженосец все ещё продолжал стоять возле входа.
- Я вас провожу, Сэр!
- Иди спать, малец, - Монти оттолкнул парня в сторону, я знаю дорогу.
Юноша поклонился и убежал прочь от рыцаря. Монти поправил меч на поясе, протер ещё раз глаза, прогоняя затесавшийся сон, и бодрым шагом направился на собрание.
Часть баннеретов уже была на месте, другая нехотя подтягивалась, Паскаль встал возле шатра рядом с остальными рыцарями и принялся ждать приглашения внутрь.
Спустя некоторое время из шатра выглянул командир. К тому моменту все приглашенные уже подошли, и ждали речи старшего по званию.
Предводитель обвёл своих подопечных взглядом, убедился, что явились практически все, а затем тихо скомандовал:
- Заходите.
Рыцари послушно заполнили шатёр. Командир сел за стол и ещё раз внимательно обвёл взглядом воинов.
- Завтра утром идём на штурм
Тишина, до этого момента царившая среди рыцарей нарушилась гулом обсуждения.
Паскаль стоял, раскрыв рот от удивления. На штурм? Командир что, сбрендил? Их всего чуть больше тысячи, в то время как сарацинов в гарнизоне в два раза больше. Конечно, у крестоносцев имелись катапульты машины, но как только враг увидит, сколько человек придёт на штурм, он тут же перейдёт в контратаку и просто задавит их войско числом. Он явно вышел из ума.
- Сэр Турнье, но как же подкрепление? – Паскаль сделал шаг вперёд и посмотрел прямо в глаза командиру. – До сих пор не было донесения, что отряды, которые выслали нам на помощь, добрались до места. Неверные тоже знают об этом. Если мы таким количеством пойдём в атаку, то это будет просто самоубийство!
Турнье кивнул сэру Монти, подтверждая его мысль.
- Однако, сэр Монти, тут вы ошибается. Подкрепление прибыло.
Сзади к командору подошёл человек одетый в песчаный гамбезон.
Рыцари перестали шептаться и внимательно изучали внезапно появившегося гостя.
- Гийом из Генуи, - улыбнулся чужак. – Очень приятно.
- Всё понятно, наёмник, - Паскаль демонстративно плюнул на пол. – Сэр Турнье, прошу меня простить, но нам нужны рыцари, а не эти оборванцы. Сарацинские стрелы в них два счёта дырок понаделают.
Командор ничего не ответил. Удар принял на себя чужак.
- Уверяю вас, сэр, это далеко не так. Дырки во врагах мы и сами делать умеем. Под мы, я подразумеваю меня и мой отряд генуэзских арбалетчиков в четыреста человек, которые с радостью понаделают отверстий во врагах Господа нашего Иисуса Христа.
- Ваши самодельные орудия – это игрушки, - не унимался Паскаль! Да как вы вообще можете надеяться помочь нам?! Командир?!
Турнье привстал.
- Сэр Монти, я видел эти орудия в действии. Они со сто ярдов пробивают латный доспех. Не дай бог вам встать по иную сторону от этих «игрушек».
Командир выдержал паузу.
- Мы устроим засаду. Подгоним катапульты к крепости. Неверные перейдут в контратаку и постараются побыстрее их разрушить. В иной бы ситуации у них легко бы это получилось, но теперь…
Следующий час собрание провели за обсуждением деталей штурма. Едва командир скомандовал расходиться, Паскаль скрипя зубами вылетел из шатра и направился в свой покои.
- Куда же вы так торопитесь, сэр рыцарь! – чужак окликнул стремительно шагающего баннерета.
Монти развернулся лицом к наёмнику, и пылающим взглядом посмотрел на него.
- Как же я ненавижу вашего брата. У вас нет ничего святого! Мы сражаемся во имя благой цели, во имя Господа. Деньги – ваша вера, а ваш Господь – звонкая монета!
- Хотите поговорить о Боге? Что ж, я всегда перед битвой настроен на философские беседы. Так чем же вам так не угодил мой Бог – деньги?
- Издеваешься? Да ты детей своих сарацином продашь, если они предложат тебе ковёр из своей спальни.
- Грубо, сэр рыцарь, очень грубо. Вы так хаете моего Господа, но в тоже время он всегда выполняет то, что обещает?
- О чём это ты?
- Ваш Господь обещает вам царство небесное после смерти. Занятно, не спорю. Но мой Бог прагматичнее. Он тоже обещает мне райское наслаждение, но только при жизни. И, хочу вам сказать, я охотно ему верю, потому что с каждым разом всё сильнее убеждаюсь, что мой Бог слов на ветер не бросает.
Паскаль недовольно фыркнул.
- Не поймите меня неправильно, сэр рыцарь, я тоже христианин, и царство небесное мы будем делить с вами вместе, однако, вам, человеку, которому посчастливилось родиться с титулом, и мне, сыну земледельца ни за что не довелось бы разговаривать на равных, если бы не мой Господь. Что это, если не божественное вмешательство?
- Не зазнавайся, наёмник, - Паскаль положил ладонь на рукоятку меча, - мы с тобой не на равных.
- Отнюдь, сэр рыцарь. Сейчас мы просто воины, которые завтра могут не вернуться с поля боя. Давайте представим, что мы оба переживём эту бойню. Вы вернётесь домой в славе, я же вернусь в бордель с полным кошелём звонких монет. Вы будете смиренно дожидаться райской обители, пока я буду с моим Господом творить её для себя на Земле.
- Мерзость, - сквозь зубы процедил сэр Монти, - для таких как ты приготовлен отдельный котёл в аду.
- Опять же, только после смерти, - усмехнулся чужак. - Но мой Бог обещал, что мне не так больно будет в нём вариться, если я с размахом покучу после следующей битвы. Знаете, сэр рыцарь, посмотрим завтра, чем Бог лучше кого защищает. По крайней мере, я точно знаю, за что рискую жизнью.
Сэр Монти не ответил. Эти наёмники ничем не отличаются друг от друга. У них нет ничего святого. Паскаль убрал руку от меча, и ничего не ответив Гийому, отправился в свой шатёр. Он постелил на пол свою грязную тунику, и, встав на колени, начал молиться. Он простоял так минут пять, проговаривая вслух молитву, которую ещё в детстве выучил от своей матери.
- Аминь, - закончил Паскаль.
Никто не ответил.
Сэр Монти поднялся с колен. Он устало лёг на настил, а из карманов его кафтана раздался тихий звон монет, который он вчера выиграл в кости у других баннеретов.

Тридцать лет со дня своего рождения, я решил отметить в хорошем ресторане «Morricone», который славился своей обширной винной картой. До этого момента мои познания в вине ограничивались определением цвета винограда, из которого его изготовили, но даже в этом случае, вероятность угадать составляла пятьдесят процентов. И это используя зрение. Дабы немного расширить свои культурные границы, и понять, как живут люди из «богемы», я забронировал столик на четверых на восемь часов вечера на имя «Сергей Анатольевич Вульф».

Когда я пришёл, мои товарищи уже дожидались меня, пристально рассматривая винную карту. Я присел рядом с Моисеем Генриховичем, и тоже стал внимательно изучать ассортимент.

- Даже не знаю, что выбрать, - пожаловался Адольф Иосифович, не отрываясь от винной карты, - глаза разбегаются. – Я, наверное, выберу что-нибудь наугад, тут сам чёрт ногу сломит.

- На надо ничего выбирать самому, - осадил его Ким, - для этого есть сомелье. Ты главное выбери, что ты будешь есть, а с выбором вина он поможет.

Я тоже ни черта не понимал в том, что там написано, и даже не был до конца уверен, что это не названия из «ИКЕА». Один лишь Моисей Генрихович упорно делал вид, что что-то понимает в вине, и изредка кивал головой, перелистывая страницы.

Спустя пару минут, к нам подошёл статный человек, в брюках и жилетке, с аккуратной бородкой, и элегантно поклонившись, обратился к нам:

- Господа, что-нибудь выбрали?

- К сожалению, это не выборы президента, здесь слишком много вариантов, глаза разбегаются, - слегка смущаясь, ответил я.

- Ничего страшного, - ответил сомелье, - выберите блюда, а я помогу вам выбрать напиток.

- Мы сюда всё-таки не есть пришли, а отметить день рождения Сергея Анатольевича, - издалека начал делать заказ Адольф Иосифович, - поэтому давайте без супов и салатов, - мы сюда отмечать пришли, надо поскорее перейти к отмечанию. Я буду рибай-стейк хорошей прожарки, с запеченным картофелем на гарнир.

Мужчина послушно записал и продолжил принимать заказ.

- Мне креветки в сыре золотистым рисом, пожалуйста, - определился Ким.

- Овощную лазанью от шеф-повара, - сделал выбор Моисей Генрихович.

- А мне тогда мусс из лосося, будьте добры, - урча животом, наконец, выбрал я.

Сомелье окончил оформлять заказ, и внимательно оценив наше материальное положение, предложил нам вина на выбор:

- К стейку я бы рекомендовал бокал сухого красного Аргентинского вина Мальбека. В бокале вина вы можете уловить оттенки фруктов – ежевики, сливы, черешни. Очень хорошо будет сочетаться с кисловатым соусом, подаваемым к мясу. К морепродуктам я бы предложил бургундское Шардоне. Медовые нотки будут очень хорошо сочетать с креветками и сырной корочкой. К овощному блюду я бы рекомендовал Пино Блан с ароматом миндаля и нотами специй. К нежному блюду из лосося я бы рекомендовал для контрастности островатое Бургонь Алиготе.

- Вы очень убедительны, - утвердительно закивал я, не смеем ничего возразить.

- Уверяю вас, вы не пожалеете, - улыбнулся мужчина. – Хорошо, с вином мы определились, тем давайте определимся с муравьями.

- М-муравьями? – на всякий случай решил уточнить Моисей.

- Да, с муравьями, - повторил сомелье.

- Простите моего товарища, - влез в разговор Ким, - мы просто не частые гости подобных заведений. Не могли бы вы немного уточнить сам процесс?

- Да, конечно. Видите ли, с различными блюдами сочетаются свои сорта вина. Но давно установлено, что непередаваемые оттенки вина раскрываются под действием муравьиных ферментов. Установлено, что различные виды муравьёв, из разных точек света производят разный фермент, который по-разному сочетается с различными сортами вина.

- Без вашей помощи мы тут не справимся, - обдумав услышанное, резюмировал Адольф Иосифович.

- Тогда к мясу и Мальбека я бы рекомендовал красных лесных муравьёв также из лесов Аргентины. Фруктовые винные нотки будут очень хорошо сочетаться с привкусом муравьиных ферментов. Медовые нотки очень хорошо подчеркнут домашние фараоновы муравьи прямиком из Соединённых Штатов. Ключевой особенностью здесь является диета жителей штатов, которая помогает раскрыть муравьём тёплые оттенки. К овощам я бы рекомендовал бразильских муравьёв-листорезов, обитающих в тропических лесах. Природное окружение очень сильно влияет на растительный вкус, многократно усаливая блюда, и подчёркивая вино. К рыбе же очень хорошо пойдут азиатские одонтомахус, чей вкус уравновешивает кисловатый Бургонь Алиготе.

- Поверим вам на слово, - кивнул я, - мы ждём.

Мужчина удалился, но спустя пять минут принёс на подносе четыре стеклянных колбы, стаканчик с четырьмя деревянными палочками и пустой стакан. Он расставил по колонии муравьём рядом с каждым из нас. Мои муравьи были самыми огромными, и мне казалось, они вот-вот выпрыгнут из баночки.

- Пока блюда готовятся, надо подготовить палочки. Смотрите.

Сомелье взял пустой стакан, достал из кармана небольшую бутылочку, и, прополоскав рот, сплюнул жидкость в стакан. Он взял одну деревянную палочку, и принялся облизывать её, словно у него в руках был не кусок дерева, а мороженое «льдинка». Облизав палку, он опустил её в баночку через небольшое отверстие в резиновой накладке.

- Не пугайтесь. Я продезинфицировал рот, устранил все возможные привкусы, поэтому, моя слюна чиста на сто процентов. Теперь ничто не сможет исказить вам наслаждение вкусом природы.

Он проделал то же самое с тремя другими палочками. Не знаю почему, но я ощущал крайнее чувство дискомфорта, наблюдая за тем, как взрослый мужчина наяривает деревянную палочку за обе щёки.

Спустя тридцать минут нам подали наши блюда, а также вина. Сомелье остался стоять рядом с нами.

- Рекомендую вам поступать следующим образом – кладёте в рот кусочек еды, делаете глубокий вдох из бокала, совершаете небольшой глоточек вина, перекатывая его во рту, проглатываете большую часть, оставляя несколько капелек под языком, а затем, достаёте палочку из баночки и кладёте кончик под язык.

- Вы же посмотрите, правильно ли мы всё делаем? – решил уточнить Моисей.

- Конечно, - ответил мужчина, - мне не составит труда.

Мы послушно последовали его совету, завершив все шаги, кроме последнего. В одной руку у нас был бокал вина, в другой мы держали палочку с уникальным муравьиным ферментом.

- Ну, что тут сказать, - начал Адольф Иосифович. С днём рождения тебя, Вульф. Успехов тебе в научной деятельности, и весёлой жизни, чтобы каждый день был как сегодня. Счастья, здоровья, и детей побольше.

- Спасибо, мужики, - поблагодарил я товарищей.

- Ур-ра! - закричал Ким, и мы, скрестив наши палочки, окунулись в новый, доселе неизведанный нам мир современной богемы.

У Иры не оставалось больше сил. Ноги девушки подкосились от изнеможения, и она безвольно рухнула на диван. Солёные слёзы текли у неё по лицу, оставляя на нём блестящие следы. Ира хотела, чтобы сейчас нашёлся хоть кто-нибудь, кто бы обнял её, погладил по голове, утешил. Но это были всего лишь мечты. Она осталась совсем одна, и никто не придёт ей на помощь.

Мать Ирины умерла десять дней назад. Она являлась не просто матерью для девушки, она была другом, который готов был поддержать девушку на пути невзгод.

Она погибла в возрасте пятидесяти лет, спустя неделю после своего дня рождения. Слегка припозднившись, женщина возвращалась с работы. На пешеходном переходе около их дома её сбил автомобиль. От полученных травм мать Ирины скончалась на месте, водителя найти так и не удалось.

Новость о смерти самого близкого человека оставила глубокую кровоточащую рану на сердце девушки. Ей не с кем было разделить свои душевные муки, и от того горечь утраты никак не покидала несчастную сироту.

Ира нашла в себе остатки сил, и скинув туфли в прихожей, обессилено завалилась на диван. Только работа помогала ей немного отвлечься от навалившегося несчастья. Месяц назад её назначили начальником отдела кадров магазинной сети в их городке, а посему, суета, которая царила на рабочем месте, полностью засасывала девушку с головой ровно с девяти утра до девяти вечера, практически без выходных.

Новое утро, прежние мысли. Работа отнимала столько сил, что Ирина спала без задних ног – это ещё одно преимущество изнурительной работы.

Безвкусная овсянка на завтрак, платье, которое мама нагладила две недели назад – и вот, новый трудовой день.

Двенадцать часов пролетели незаметно. Проблемы на новой должности так увлекли девушку, что она не заметила, как практически дошла до своего дома.

Страх внезапно вселился в сердце Иры. Она обернулась. Метрах в пятнадцати позади неё шёл мужчина в чёрной куртке, с бейсболкой, натянутой на глаза. Ноги сами понесли девушку к подъезду. Мужчина не отставал. Ирина залезла в сумочку трясущейся рукой, пытаясь нащупать ключи от квартиры. Удача.

Едва она подошла к подъездной двери, она тут же приложила ключ к замку, и слегка приоткрыв дверь, прошмыгнула в образовавшуюся щель. Схватив за ручку с обратной стороны, Ира поспешила закрыть дверь на магнитный замок, не смотря на приклеенное к стене предупреждение старосты подъезда о том, что дверной доводчик может сломаться.

Ирина прислушалась. За дверью послышалось неуверенное топтание незнакомца. Помежевавшись секунд тридцать, мужчина ушёл.

Адреналин играл в крови у девушки. Она отдышалась возле двери, и немного собравшись с мыслями, рванула по лестнице к себе в квартиру. Захлопнув за собой дверь, ноги девушки вновь подкосились, но в этот раз из-за внезапной физической нагрузки. Ирина в мгновение ока преодолела шесть этажей, и теперь пыталась привести дыхание в порядок.

Мысли вновь терзали её голову, но в этот раз не память о маме, а воспоминания о таинственном преследователе. Она вновь оказалась в замешательстве, не зная, как ей поступить, но вновь, едва голова девушки коснулась подушки, Ира отправилась в мир грёз, забирающий с собой всю суету бренного мира.

Чистые и глаженые платья закончились. К счастью для начальницы отдела, строгого дресс-кода в их организации не имелось. Надев джинсы, чистую футболку и кеды, Ирина вновь отправилась на работу, совершенно позабыв о случившемся вчера инциденте.

Рабочий день пролетел незаметно. Лишь покидая рабочее место, Ира вспомнила о своём преследователе, и паника вновь поселилась в её сердце.

Девушка вышла из здания, крепко сжимая ключи в кулаке. Не только для того, чтобы поскорее открыть дверь, но и чтобы в случае чего, дать отпор обидчику.

Ира шла, постоянно оглядываясь. Не отойдя от работы и сотни метров, девушка вновь заприметила таинственную фигуру, увязавшуюся за ней. Человек держался поодаль, изредка попадая в поле зрение жертвы, так что даже если бы Ирина обратилась за помощью к редким прохожим, встречающимся на улице, она бы всё равно не смогла указать на своего преследователя, который, словно тень, то появлялся, то исчезал.

Стараясь держаться людей и освещённых переулков, девушка стремительно шла домой. Ладонь с ключами изрядно вспотела, но Ира ни на мгновение не разжимала кулак, готовясь пустить ключи в дело в любую секунду.

В какой-то момент преследователь отстал, и девушка немного расслабилась, но когда до подъезда оставалась две сотни метров, за её спиной внезапно возник незнакомец в бейсболке и чёрной куртке.

Ира побежала. Преследователя это обескуражило на мгновение, но придя в себя, он последовал за ней. Как назло, возле дома в тот момент не было ни души.

Если бы она оделась в платье и туфли, как вчера, у неё не осталось бы и шанса оторваться от незнакомца. Она готова была закричать в любой момент, но сейчас она бежала, и все её мысли были о том, как не сбить дыхание.

Пулей залетев в подъезд и захлопнув за собой дверь, девушка набрала «112». Соединившись с отделом полиции, всё ещё пытаясь восстановить дыхание, она описала дежурному ситуацию. Ей сообщили, что наряд выедет на место в ближайшее время.

Спустя десять минут, как Ира зашла в квартиру, в домофон раздался звонок – приехал наряд. Пострадавшая рассказала полицейским о случившемся. Патрульные записали в протокол события со слов девушки, и пообещали, что будет проведена следственная работа.

Полицейские уехали. Ира не могла уснуть. Решив, что надеяться ей не на кого, кроме себя самой, девушка начала искать в интернете доступные средства самообороны.

Заснуть Ирина смогла лишь под утро. Положив в сумочку небольшой кухонный нож, она отправилась на работу, с опаской оглядываясь по сторонам в поисках преследователя.

В обеденные перерыв, решив пренебречь приёмом пищи, девушка наведалась в оружейный магазин, и купила перцовый баллончик, отзывы о котором она полночи вычитывала в интернете.

Позвонили из полиции, сообщили, что проверили камеры на их доме. Мужчина, как полагала Ирина вчера, не побежал за ней, а не торопясь прошёл мимо дома, разминувшись с девушкой. Иру это не успокоило, ведь она отчётливо слышала его шаги позавчера возле подъезда. Ответа с той стороны не последовало, однако, девушке порекомендовали больше не возвращаться дома поздно ночью, дабы не провоцировать преступника.

Девушка осталась недовольна таким отношением, но решила воспользоваться предоставленным советом. Едва закончился рабочий день, Ира покинула здание в полной готовности, сжимая в левой руке перцовый баллончик, и готовая в любой момент пустить в ход нож, припрятанный в элегантной сумочке.

План сработал. Ира шла предельно настороже, но даже намёка на незнакомца поблизости не оказалось. Но девушка не стала ослаблять бдительность. Она приблизилась к своему дому, в любой момент ожидая появление преследователя, но средь толпы людей она никак не могла найти хоть кого-то, кто бы хоть отдалённо напоминал таинственного незнакомца. Немного успокоившись, Ирина подошла к подъездной двери, убрала перцовый баллончик в сумочку и извлекла из неё ключи от квартиры. Раздался писк домофона, девушка вошла в помещение. Тень в чёрной куртке прошмыгнула в образовавшуюся дверную щель, но Ира успела краем глаза заметить человека. Это был он.

Девушка закричала. Она попыталась отмахиваться ключами, но незнакомец прикрыл лицо рукой и стремительно шёл к жертве. Он что-то кричал ей, но она не слышала его. Действия стали хаотичны. Ира полезла рукой в сумку и достала первое, что угодило ей в руки, к несчастью для незнакомца, это оказался небольшой кухонный нож.

Удар. Кровь. Мужчина упал. Ирина продолжала кричать. На шум сбежались соседи с первого этажа.

Незнакомец протянул руку в сторону девушки. Повинуясь таинственному зову, Ира подалась к нему.

- Ириша... Дочка… - едва слышно прошептал мужчина, и на губах у него проступила кровавая слюна.

Внутренний мир сироты перевернулся. В глазах потемнело, сознание улетело куда-то вдаль, тело девушки рухнуло на бетонный пол рядом с нежданным гостем из прошлого.