Rasputin616

Дорогие детишки, а вы ждёте красно-зелёный пресловутый мясистый праздник, как я его жду? Если да, то спросите себя: "А хорошим ли я был в этом году?" И если ответ "нет", то ожидайте в гости, вместо красного деда с Кока-Колы, совсем другого Йольского красавца!

Дамы и господа, любите и жалуйте:

Крампус или же Рупрехт, антипод Святого Николая у северных народов, старый, как сам праздник Йоль.

Найден ещё один возможный кандидат в Санты/Морозы этого года.

Кто готов встречать в 2020 особого Санту/Мороза!?

Дед поёжился от холода. Печь была горяча, но дом настолько стар, что через щели всё же просачивается морозный воздух. Старик вынул из-за пазухи трубку, достал кисет с табаком, закончив с ним возиться, закурил.

Мальчик сидел у окна, он любовался метелью. Крупные снежные хлопья заполонили собой всё небо, так, что ничего было и невидно.

- Отойди от окна, ночью, когда нет звёзд, во тьме может таиться любая чертовтщина ( дед всегда выговаривал это слово с лишней буквой, как если бы, скажи он его правильно, случилась бы какая-нибудь беда).

- Дед, а откуда ты знаешь это?

Старик посмотрел на мальчика, как учитель смотрит на неразумного ученика.

- А я, в своё время, не послушал своих бабку с дедом, вот и узнал про эту чертовтщину столько, сколько другой в жизни не знавал.

- Ты видел чертей?

Мужчина поморщился, отложил трубку и протёр очки.

- Может и так, было то давненько, за время память могла и подстереться.

Мальчик подсел к печи, посмотрел на деда, как смотрит кот на доброго хозяина и стал выпрашивать у него эту историю. Мальчик любил истории, в особенности, если их рассказывал дед. За окном метель всё не унималась, ветер стонал, как целое кладбище неупокоенных привидений, а ветви деревьев трещали, будто старые кости висельника.

- Ну, думаю, пока этот шум не успокоится, уснуть мы оба не сможем...

Проворчал дед, покручивая ус.

- Так что, эту историю я тебе расскажу, но при одном условии...

- Я сделаю всё что угодно!

- Никогда не говори таких глупостей, пока не услышишь условие. Вот, о чём это я? А, точно, помни, что всё, что услышишь, было на самом деле, учись на моих ошибках, дабы не натворить своих. А теперь, не мог бы ты поставить чайник и заварить мне того хорошего кофе, привезённого твоей матерью из города? Вот же он, на средней полке, возле банки с печеньем, правее, вот, насыпь две ложки, потом зальёшь кипятком, молодец. Так, сел? Укутайся и слушай:

Жил я тогда в европейской части страны, было мне лет пятнадцать-четырнадцать. Учиться мы ездили в город, там и жили неделю, у родственников моей бабушки, в выходные пешком топали домой.

И ведь говорила мне бабушка, чтобы выходил из города я утром в субботу, дабы к середине дня быть в деревне, не сметь ходить ночью! Я так и делал, но, однажды, родственники решили навестить друзей в другом городке, и так выходило, что оставался я на вечер пятницы один. По их уговору, должен был я утром запереть квартиру, а ключ соседке отдать и идти в деревню. Но, я был молод, хотел приключений и решил: пойду вечером, отдам ключ тогда же, прийду, значит, к восходу солнца, а там, в деревне, рано по утру, смогу с братиком на рыбалку сбегать. Сказано, сделано, глупое дело не хитрое.

- А почему бабушка запрещала тебе идти ночью? По дороге могли бродить волки или медведи?

- Глупости, их в ту пору в местном лесу не водилось, бабка моя, от своей бабки, а та от своей, старой Алёны, знахарки, знавала много страшных сказок, пришедших к нам из самых тёмных времён, про то, что в те ночи, когда нет звёзд, в лесу гуляет разное Чудо. Я был не суеверен, вот и пошёл, дурак простоволосый. Внучек, ну ты за чайником-то следи! Он же давно закипел! Вот, налей в чашку, а теперь, дай мне её сюда, такую-сякую. Вот, можно дальше говорить. Тем вечером, собрал я, значит, вещи свои, в старый папкин мешок, сделанный из стащенной палаточной тряпки, туго перевязал и пошёл.

Когда я вошёл в лес, солнце совсем скрылось. Знаешь, в лесу было темно, но спокойно, а вот потом, когда он перешёл в древнющее болото, стало как-то не по себе. Понимаешь, внучек, болото испускали туман, который застилал всё кругом, но был он странный, готов я поклясться, что в один момент, там, на самой границе болота, увидал синий огонёк, это было не к добру, как говаривала бабка, огоньки эти - те ещё бестии, указывают на проклятые клады. И вот, иду я, значит, через этот туман, ноги по кочкам переставляю, палкой в переди себя шарю, как бы в топь не забрести. И, с лева, шагов на десять от себя, где болото вновь переходило в чашу, вижу человека, стоит он, скривившись, ко мне спиной, а голову его ветки загораживают. Чуть позже то я понял, что были это никакие не ветки. Ну, подумал я, не стоит по ночам на болоте ни с кем якшаться, и пошёл на цыпочках дальше, авось не заметит.

Чуть позже, я вышел к крохотному озерку, местные называли его Чумницей, нынче давно уже заросло поди, наклонился я к воде, отхлебнул, умылся, поднимаюсь, и тут меня как током прошибёт, смотрю, а там, на левом краю озера, стоит тот самый человек, и понимаю я, что никакой и не человек это вовсе, был на нём рваный серый мундир, будто с мёртвого Фрица снятый, а их на болотах тех много полегло, на голове - дырявая каска, а через дыры то, через самые дыры, проросли десятки веток, на рога оленьи похожи, не знаю я, как он смог через эти рога каску натянуть, да думаю, они то уже после проросли, так её и продырявив.

- Но как рога из веток продырявили железную каску?

- Не знаю, да и не дай бог кому-то вообще это узнать, то, на что способно Чудо - никому не понятно. Но вот стоит оно, всё сгорбившись, как причудливое мёртвое дерево, да на меня жёлтые свои глаза-фонари направило. Смотрит. Всё моё тело онемело, и тут, вижу я, что по Чуде будто дрожь прошла, а потом он как начнёт своими ногами-палкамт перебирать, через озеро переходить. Тут-то и думаю: конец тебе, друг, зря бабку не слушал, пропадёшь теперь, век не найдут, уж Чудо то тобой на славу полакомится. И вдруг, как рвану!

- Дед чуть не выронил чашку, прокашлялся, отпил.

- бегу, что есть сил, слышу, как сзади ветки ломаются, за мной бежит, когтями деревья на лету обдирает. Вижу я развилку, за ней в ту пору овраг был, ну, я в него как страну, в листья зароюсь и жду. Слушаю, тихо всё вокруг, только веточки рядом скрипят. И тут, по всему лесу раздался долгий утробный вой, пробравший моё тело до костей. И вот, я, весь онемевший, вижу, как спустилась в овраг длинная деревянная лапа, в ободранном рукаве, по дну пошарила, затем, Чуда эта уже целиком в овраг, на четырёх лапах, как паук, залез, поводил головой рогатой, и дальше побежал.

Ну, думаю, я там около получаса просидел, затем, вновь прислушался, тихо кругом стало, посмотрел я на небо, а там, сверкнула молния, через мгновение, хлынул ливень, вдалеке вновь стал раздаваться жуткий вой, я снова как дам дёру, бегу, вот уже и лес сменился полем, осталось лишь заброшенную деревню, на краю его проскочить, а там и до нашей рукой подать. Подбегаю я к гнилым домам, а сзади уже сухие колосья шумят, бежит через поле что-то огромное. Не мешкая, заскакиваю в первый дом, чёрный и разрушенный. Сижу там, сжав старую кривую кочергу и в окно выглядываю, вот уж перед домом из поля и Чудо выбежало. Стоит, ветки его под кителем трещат, да так жутко и сухо, что у меня у самого кости заныли.

Дождь на улице всё не унимался, звук барабанящих об крыши капель слился со скрежетом веток, произведя по-настоящему замогильную какофонию. И тогда смотрю, чудо это, одной своей ногой-палкой, как замахнётся, да как вышибет дверь дома на против! Юркнуло оно туда со змеиной скоростью, да давай там всё крушить! Уж очень оно меня хочет! Я же, тихо, как мышка, выхожу, и давай по заросшим огородом из этой гниющей деревни линять, да не тут-то было! Вот уже Чудо, выломав крышу очередного дома, смотрит на меня с высоты, да как вновь издаст этот вой, в перемешку во скрежетом веток! И как побежит ко мне, обваливая гниющие доски! Я же стою,весь как пружина, кочергу в руках зажал, вот уж оно спрыгнули ко мне, и как я дам ему по башке, старая ржавая каска аж треснула, рог обломился! В ярости, тварь эта полоснула меня, да зажав свою голову в дом юркнула. Ну, я и понёсся дальше, бегу бегу, а из развалин снова слышен вой, только теперь горький, бессильный, яростный.

Лишь добежав до дома и разбудив стуком и криками всю деревню, я понял, что рана от деревянных когтей вся кровоточит.

-Дедушка расстегнул рубашку, показывая четыре старых шрама.

-Бабка моя, рану, конечно, замотала, напоила травами и стала расспрашивать: что со мной там приключилось, от чего я так бежал и кто это меня так располосовал? Я ей всю историю и выложил, запинался, всхлипывая, она же, дослушав меня, долго молчала, смотрела в окно, а потом взяла куриную кость, обмотала какой-то травой и в печь кинула. Когда странный амулет истлел, бабка велела мне ложиться спать, а сама на чердак пошла.

Когда я утром проснулся, она сидела, да крутила в руках какую-то корягу, подойдя поближе, я сразу её узнал - это был рог страшной лесной Чуды. Бабка сурово посмотрела на меня, дала в руки  находку и велела закопать. Я долго расспрашивал старуху об ночной твари, но она говорила лишь, что пока рог покоится в земле, Чуда не станет меня искать.

С тех пор, в лес я ночью не ходил, часто бегал посмотреть, не откопал ли кто мой трофей, а запрятан то он был под полом одного из домов заброшенной деревни, но, в неё народ обычный не хаживал. С тех пор, я твёрдо уверен, что лес таит много страшных тайн и легенд, и там, в самой глуши, на болоте, в тумане, среди гнилых веток и деревьев, бродит Чуда, в старом сером мундире, снятом с разодранного в клочья Фрица, в треснутой каске, через дыры в которой торчат длинный ветви-рога, срывает длинными когтями кору с деревьев, и мечтает, о том, что однажды, если повезёт, встретит оно в лесу мальчика, обидевшего его шестьдесят лет назад, и сможет наконец омыть свои ветви его невинной, но такой манящей кровью.

Сегодня, хочу рассказать о своём ознакомлении с одной из самых известных книг великого Стивена Кинга - "Мизери".

Писатель Пол Шелдон, автор известной серии дамских романов, убил свою героиню - Мизери, в последней книге цикла. Написав новое произведение, он на машине попадает в аварию. Пол очнулся дома у своей фанатики Энни Уилкс. Она заботится о нём, но, узнав о смерти любимой героини, проявляет истинную себя - жестокую и маниакальную психопатку. Энни пытает Пола и заставляет писать новую книгу о Мизери. Постепенно, писатель узнает страшные факты из биографии своей тюремщицы, а роман, который он начал писать насильно, начинает превращаться в труд всей его жизни.

Я читал "Мизери" целую ночь, с фонариком под одеялом, летом, в деревне. Мне тогда было 14 лет, я одновременно читал две книги - "Оно" и "Мизери". В тот раз, "Мизери" захватила меня полностью, я познал страх, который не внушают монстры в виде оборотней, мумий и клоунов - это был страх перед Человеком - ужасной женщиной, больной психически, но считающей, что только она может быть права. По праву, одна из лучших книг Кинга. Так же, с этой книги началась любовь моей бабушки к великому автору.

Стоит упомянуть и шикарную кино-адаптацию. Фильм, который смог передать эмоции и переживания из оригинала, с шикарной актёрской игрой.

Мальчик оставлял тропинку из следов, пробираясь через белую гладь пустоши, ведущей к старому лесу.

Его звали Эриком, был он ни чем иным,  как обычным подростком, лет двенадцати или одиннадцати (такие детали я уже и не припомню), любил играть с друзьями, помогал ухаживать за деревней. Каждую зиму, мужчины, с молодыми, храбрыми и воинственными женщинами уплывали на драконо-главых ладьях за туман, в даль, дабы привести богатство и славные истории о дивных краях. В это время, оставшиеся - дети да старики, жили одни. Врагов они не боялись, так как туман был столь необыкновенным, что пускал лишь своих друзей - кораблей, на которых отцы, деды и прадеды пересекали его в незапамятные времена.

Эрик помогал старой Энгне, хранительнице Городского Костра. Каждый день, она следила за тем, чтобы пламя не угасло и центр деревни (почему костёр величают "Городским" не знал ни кто. Может, Энгне и догадывалась) был ярко освещён, не давая злым духам и троллям начать буянить.

Старуха была не многословна. Но, в канун Йоля, в Главной Избе, она садилась в кресло, украшенное рогами оленей и рассказывала легенды о Славных Краях, весёлых и жестоких Богах - Храбром Торе, прекрасной Фрейе, Тюре, Хеймдале, Мёде поэзии и самом Рагнарёке, драуграх, троллях и об временах, когда сама, будучи бойкой и сильной девушкой, плавала с братьями за моря.

В тот день, Эрик помог ей донести охапку туго перевязанных дров и аккуратно разместить около костра, так, чтобы они высыхали от его пламени. Нэнге присела на ещё одну охапку, из-за чего стала похожа на древнее чучело, охраняющее полешницу. 

Она стала тереть в жилистых пальцах рукоять своей палки, посмотрела  тусклыми глазами на Эрика, подманила к себе пальцем и проскрипела, голосом, столь древним, что он походил на скрежетание дубов:

- Мальчик, как давно ходишь ты по земле?

- Полных лет мне двенадцать (или одиннадцать).

- Значит, ты можешь выслушать мою самую старую и заветную сказку.

Эрик поёжился, старшие братья слыхали эту сказку, говорили о ней шёпотом. После того, как услышишь её, сможешь войти в Лес, лично набрать хвороста и с церемонией сжечь в канун Йоля. Эта сказка вершила судьбы.

Он присел рядом со старухой, подставив лицо огню.

- В незапятные времена, когда Ветры были молоды, а Горы лишь начали расти, первее всех троллей и драугров, в юном лесу, из сердцевины срубленного первым пня, родился Крампус. Он пришёл, дабы дарить людям Торжество Йоля, но тогда, дети были злыми, не чтили правил, не верили в сказки, они были грубы. Рогатый решил, что каждый Йоль станет приходить в деревни и забирать таких малышей.

Он ел их, отнимал у семей, убивал, каждый год, в этот день, деревни заливала бурая кровь. Тогда, пришли мудрейшие из наших друидов, дабы преклонить перед ним чело. Три ночи они молили его и три дня думали, как обхитрить. Наконец, пришли с Монстром в единое соглашение. В день перед торжеством, одна деревня, которую выберет жребий, отправит ему ребёнка, в соседний лес, любой лес, в каждом Крампус окажется, стоит лишь ему захотеть.

- это как?

- А вот подумает он: пойду в серый лес. Копытом стукнет, рогами взмахнёт, когтем покрутит и раз! Там и окажется. И ничто ему не преграда, сам Локи его не остановит. И вот, пойдёт тот ребёнок в лес, за хворостом, соберёт целую охапку, а ночью, когда Луна будет отражаться на льду ( а в эту ночь она обязательно будет отражаться), отправится обратно, в деревню. Всю дорогу, Крампус будет его стращать, так, чтобы он сам захотел смерти. И, ежели ребёнок ему сдастся, то уж нет ему спасения, поминай как звали. А вот если сдюжит, выйдет из лесу, то станет мужчиной и никакой лесной Крампус будет ему не страшен, сможет входить в самую чащёбу, а если и заблудится, то шепнёт ветру имя рогатого, и тот сам ему путь домой укажет.

Такова моя сказка. Ты, наверное, понял, почему я рассказываю её именно тебе, Арик ( Старуха никогда не выговаривала его имя)?

- Да, фрау Энгне, вы хотите, чтобы я принёс вам хворосту?

- Верно, и запомни: хитрить тут нельзя, если ты рогача обманешь, то беда будет всем нам, нашлёт он лютые морозы, такие, что кожа будет замерзать и осыпаться с мясом и стылой кровью.  Так что, возьми мою крепкую верёвку и иди, да пусть Боги тебя направят!