NeuropunkMD

Цитирую:

«…воспользуемся художественным образом зала ожидания крупного железнодорожного узла (метафора судьбы перемещённых лиц — одна из ключевых антифашистских тем в творчестве Лиона Фейхтвангера), до отказа забитого страдающими людьми — взволнованными и подавленными, лихорадочно возбужденными и тупо покорными; их ожидание наполнено стонами, отчаянием…

Пациенты, страдающие депрессией, подобно собравшимся в зале ожидания (дебют аффективного расстройства), пребывают в неизвестности, ждут приговора судьбы.

Одни рыдают, будучи в безутешном горе, другие застыли в скорбном молчании, третьи мечутся, не находят себе места; одни взывают о помощи, другие её отвергают и, полагая, что их положение безнадёжно, пытаются свести счёты с жизнью.

В отличие от тех, кто отправляется в «депрессивное путешествие» без внешнего повода (аутохтонные фазы), многие оказались в «зале ожидания» после психической травмы, нанесённой ударом судьбы— утраты объекта привязанности, разрыва семейных отношений, банкротства и др.

Или же телесным недугом — сердечно-сосудистой катастрофой, онкологическим заболеванием и т. п.; некоторых привела обыденная, но индивидуально значимая ситуация — смена места жительства, экзаменационная сессия, повышение нагрузок в производственном процессе.

Если перенести использованную метафору на траектории развития и исходы депрессии, то на основе ассоциативной связи можно выстроить картину «отправления», когда подадут составы и поражённых депрессией увезут в различных направлениях.

Одним предстоит длительное путешествие — либо непрерывное (хроническая депрессия, дистимия), либо с остановками (рекуррентная депрессия).

Других вскоре ожидает резкое изменение маршрута — смена продромальной депрессии другими заболеваниями: психическими (шизофрения, поражение ЦНС, деменция) или соматическими/неврологическими (сердечно-сосудистая патология, злокачественные новообразования, паркинсонизм, рассеянный склероз и др.).

Особенно тяжек путь для пассажиров, отягощённых дополнительным «багажом» — депрессиями, коморбидными ПТСР, соматореактивной циклотимией и др.

Трагично будущее тех, чей вагон отправится в тупик (завершенный суицид).

Вместе с тем более удачливым пассажирам предстоит непродолжительное путешествие в оба конца— в санаторий и обратно в офис, на работу (кратковременные аффективные фазы в рамках психогений — реакции горя, нозогении, сезонные депрессии и др.).

Некоторые составы останутся на «запасных путях» — субсиндромальные депрессии в рамках динамики расстройства личности аффективного спектра…"

#депрессия #психиатрия #ангедония #психическоездоровье #историиизпрактики #mentalhealth

Картина А. Беклин «Остров мертвых» 1901 г.

Психолог обычно разбирает психику на процессы: проверяет гипотезы, строит модели, рассматривает несколько возможных объяснений. Психиатр — чаще ориентируется на симптомы и синдромы: описывает клиническую картину, формирует диагноз и подбирает лечение. Это разное в корне мышление: психолог — о процессах, психиатр — о клинической необходимости выбора рабочего гипотетического объяснения, потому что на кону здоровье пациента.

Пациент в этом не виноват — он слышит множество параллельных историй о себе: «травма и когнитивные схемы», «нейрохимический дисбаланс», «воспитание» — и путается.

Что с этим делать? Универсального языка нет, и это нормально. Важно уметь переводить: объяснять термины, возвращаться к феноменологии — описанию опыта пациента — и смотреть на проблему в контексте жизни человека. Иногда достаточно подойти к «инопланетному» коллеге и честно сказать: «Я тебя не понимаю» — и пойти в кафе строить инопланетные связи. ☕️

Вопрос: какой язык вам ближе — «медицинский» или «психологический»? 🗨

#психиатрия #психология #медицина #профессиональныеотношения

Я предложил современное лечение. Она отказалась: магическая болезнь требует магических средств. Больше не возвращалась.

С точки зрения психиатрии, Икотка — это конверсионное расстройство: состояние, при котором психическое напряжение переводится на тело — в непроизвольные движения, крики, странные реакции. Мозг временно отключает контроль над поведением, и возникают симптомы, кажущиеся «магическими».

Фактически это способ психики сигнализировать о внутреннем конфликте — о том, что не может быть выражено словами.
Не дух извне, а что-то, запертое внутри и требующее выхода.

t.me/neyropunk_md мой тг канал, подписывайтесь

Ко всему добавилась апатия — отсутствие сил и желаний, и «когнитивный туман»: она могла прочитать страницу и тут же забыть, о чём была речь. Мысли стали вязкими, как патока.

Мы проверили «соматическую» составляющую — щитовидную железу. Всё было в норме.
Депрессия была именно депрессией.
По шкале MADRS — 22 балла, что соответствует умеренному депрессивному эпизоду.
И что ключевое — никаких признаков гипомании, что подтвердило диагноз рекуррентной депрессии.

💊 Почему лечение было именно таким?

Учитывая, что на первый план вышли апатия и ангедония, а не тревога, нам нужен был антидепрессант с активирующим, «энергизирующим» профилем.
Мы выбрали дулоксетин.

И он сработал. ⚡️

Уже через три недели появилась первая, робкая динамика:

— Проснулся интерес к жизни.
— Появилась энергия для простых дел.
— Внутренняя пустота начала отступать.

А через шесть недель по шкале MADRS было всего 5 баллов — состояние практически полной ремиссии.
Сон нормализовался, настроение стало устойчивым, а «туман» в голове рассеялся. ☀️
Она снова могла читать, планировать и чувствовать.

📌 Самое важное правило, о котором мы договорились

Лечение нельзя останавливать, как только стало легко. Это самая частая и грубая ошибка.
Когда уходит боль, возникает иллюзия, что болезнь побеждена. Но ей нужно время, чтобы отступить наверняка.

При повторных депрессиях терапия должна продолжаться не менее полугода на той же эффективной дозе.
Ранняя отмена — прямой путь к скорому рецидиву.

Мы строим не временный щит, а прочную стену против возвращения болезни. 🧱

🌿 Несколько слов от себя

Если честно, работать с депрессиями для меня — особое профессиональное удовольствие. Это моя любимая тема в психиатрии.
Не потому что она «лёгкая», а потому что в ней — бесконечное множество оттенков.

Один и тот же человек в разные эпизоды болеет по-разному: сегодня — тоска, завтра — апатия, в другой раз — когнитивные провалы.
Депрессия каждый раз приходит в новой маске, и наша работа — распознать её и подобрать ключ.
В этой сложности — весь вызов нашей профессии.

Но главный результат — не цифры в шкале.
Это момент, когда пациентка снова смеётся, с азартом обсуждает события прошедшего дня и строит планы на отпуск. ☀️✈️
И тогда понимаешь: болезнь отступила.

И ради этого момента — стоит работать. 🤍

#депрессия #психиатрия #ангедония #психическоездоровье #историиизпрактики #mentalhealth

t.me/neyropunk_md - мой телеграмм, подписывайтесь, друзья

На деле психиатры — такие же люди. Они болеют теми же расстройствами, что и их пациенты. Я — один из них. Как и многие мои пациенты, «повезло» с генетикой: у меня рекуррентное депрессивное расстройство — хроническая форма депрессии, при которой эпизоды возвращаются вновь и вновь. Сейчас болезнь под контролем, но уже десять лет я ежедневно принимаю лекарства. И каждый день это напоминает мне о хрупкости человеческой психики — даже у тех, кто её лечит.

Говорить о профессиональных ошибках страшно. Некоторые из них заканчиваются трагически — вплоть до смерти пациента. Но об этом нужно говорить, чтобы другие врачи не наступали на одни и те же грабли. Молчание не защищает — оно убивает.

Каждая ошибка, произнесённая вслух, — это урок, который спасает жизни. И каждая ошибка, которую мы скрываем, — это потенциальная трагедия для следующего пациента.

После пяти-десяти лет практики психиатр начинает уверенно разбираться в психопатологии. Большинство пациентов становятся понятны, остаётся лишь небольшая часть случаев с редкими и уникальными проявлениями — около одного-трёх процентов.

Но есть страх, который приходит именно с опытом: страх однажды прийти на работу и вдруг понять, что ты ничего не понимаешь. Словно снова в интернатуре. Только теперь ты уже не ученик, которому можно ошибаться, а специалист, от решений которого зависит состояние человека.

Это не столько страх незнания, сколько страх утраты связи с пациентом. Страх потерять то самое чувство, которое помогает врачу слышать и видеть людей.

Есть ещё более тонкий вариант этого страха — страх самообмана.

Португальский диктатор Антониу де Салазар пережил клиническую смерть и утратил рассудок. Его окружение решило не травмировать старика и разыграло спектакль: диктатор будто бы продолжал управлять страной. Проводил совещания, подписывал бумаги, принимал делегации. Иллюзия реальности, в которую верили все вокруг.

Для врача-психиатра этот сюжет ужасающе символичен. Представьте: вы продолжаете работать, ведёте приёмы, пишете заключения, но вокруг вас давно идёт спектакль. Вам лишь создают видимость значимости, а вы остаётесь уверены в своей компетентности. Это профессиональный кошмар — потерять способность видеть реальность, оставаясь в плену собственной уверенности.

И последний страх охватывает меня каждый раз, когда я вижу ограничения нашей специальности.

За век психиатрия продвинулась далеко. Мы научились понимать механизмы многих расстройств, облегчать страдания, контролировать симптомы. Но мы по-прежнему не умеем вылечивать большую часть психических заболеваний.

Наши лекарства часто действуют грубо — как стрельба из пушки по воробьям: помогают, но вызывают массу побочных эффектов. А восстановленная функция редко бывает такой же, как до болезни.

Иногда стыдно признаться самому себе: ты не хирург с золотыми руками, а врач с ограниченным и несовершенным арсеналом. Врач, которому доверяют самое хрупкое — человеческую психику.

Когда называешь своих демонов — с ними становится проще найти общий язык. И, пожалуй, попрошу вас, мои подписчики, стать моими психотерапевтами.

https://t.me/neyropunk_md мой телеграмм канал, подписывайтесь, друзья.