GorbunS

1 - https://pikabu.ru/story/pyatyiy_den_5033037

2 - https://pikabu.ru/story/otgoloski_proshlogo_vtoraya_chast_ts...

3 - https://pikabu.ru/story/bolshe_chem_kamen_5207276

4 - https://pikabu.ru/story/posledniy_polyot_6167924

По дикой, прокаленной солнцем степи неспешно ехали трое всадников. День катился к завершению, воздух был горяч и неподвижен. Высоко в небе кружила одинокая птица.

— Ни ветерка, ни облачка. Скорей бы вечер, - лениво растягивая слова, произнес один из конников. - Видят боги, мне до смерти надоела эта глушь!

— Поистине, отдых бы нам не помешал, - согласился с ним второй, постарше. - Мне хотелось бы записать кое-какие наблюдения о здешних краях.

— Да чего там записывать, - сплюнул третий и хмуро взглянул на небо. - Трава, камни, суслики шныряют. А впрочем, дело ваше. Вы человек учёный...

— Вот то-то и оно, что камни! - воскликнул учёный человек, обернувшись к собеседнику. - На прошлой стоянке мне удалось обнаружить несколько очень интересных обломков. Обсидиан, розовый туф, гранит... Но главное даже не это! Сейчас, почтенный… сейчас я вам покажу.

Порывшись в седельной сумке, мужчина извлёк на свет небольшую полупрозрачную пластинку, когда-то переломленную пополам. Искусно вырезанные на оной линии сплетались не то в узор, не то во фрагмент какой-то картины.

— По всей видимости, деталь храмовой или дворцовой мозаики. Есть и ещё, только состоянием похуже. А когда мы сегодня объезжали овраг, мне показалось, будто на дне лежит осколок мраморной чаши. Я не поверил своим глазам, ничего вам не сказал, а вот теперь жалею. Но мы ведь сможем обследовать овраг на обратном пути, верно? А вы говорите «камни», почтенный Хавдан! Разве не удивительно найти это здесь, посреди моря травы, вдали от горных вершин и крупных городов?

— Чего там удивительного... - буркнул старый Хавдан. - Слушай, десятник, а может, хватит нам на сегодня рыскать по этой хрудовой степи? Давай привал устроим.

— Потерпи еще немного, старина, - усмехнулся командир. - Я и сам мечтаю отдохнуть, это верно, но сейчас не время. Мы-то с тобой как-нибудь продержимся и с пустыми флягами, а кони? Нет, вот доберёмся до реки - тогда и передохнем. Я здесь часто бывал, местность знаю. Осталось часа два, не больше.

И, перестав слушать воркотню Хавдана, десятник повернулся к ученому мужу:

— Никогда бы не подумал, что камни под ногами могут таить в себе какие-то загадки. Вы очень интересно рассказываете, господин мой Ларзук, и, несомненно, увлечены своим делом. Но неужели только булыжники были целью вашего путешествия в дикие земли? Эти места давно никто не населяет, но, говорят, в прежние времена далеко на востоке стоял большой город, столица богатой державы. Туда не добраться и за неделю, да и цель у нас иная. А здесь, боюсь, кроме камней и сусликов, да, может статься, случайных находок, вот вроде этой вашей мозаики, обнаружить ничего не удастся. Не лучше ли было вам присоединиться к отряду, отправлявшемуся на восток? Если там и впрямь было сердце страны, ваша коллекция редкостей пополнялась бы куда быстрее.

— Самому мне не довелось бывать в тех краях, - отвечал Ларзук, - однако заслуживающие доверия люди не раз и не два исследовали руины древнего города и ничего не нашли. То есть, конечно же, находки были: черепки горшков, остовы стен, битый кирпич, немного инструментов, оружия и украшений. Но где же развалины храмов и дворцов, где городской рынок, где купальни, мосты, сады? Где дома зажиточных людей, купцов, вельмож? Где кладбище, наконец? Ни клочка бумаги, ни фрагмента настенной росписи, ни намека на мостовую. Лишь груды бесформенного камня, полузасыпанного землёй, да большой зелёный холм посреди развалин.

— Вы полагаете, город был разграблен?

— Я в этом уверен, почтенный Каис. Да, да, вне всякого сомнения, разрушившие столицу ныне безымянной страны люди растащили все, что только могли, а стихия и время скрыли от нас немногое уцелевшее. Больше сотни лет никому и дела не было до этих земель, покинутых всеми, теперь нам только и остаётся, что искать по бескрайней степи последние осколки былой цивилизации. Полагаю, разграбившие город воины вывезли добро в свои края. Могли даже разобрать стены для строительства собственных домов. Тогда мои сегодняшние находки - всего лишь малая толика былого богатства, мелочь, обронённая в пути. И я не теряю надежды разыскать что-то более существенное.

— Мне доводилось слышать легенды, будто жители той страны когда-то враждовали с нашим княжеством, - сказал Каис задумчиво. - Давно это было, не то сто пятьдесят, не то двести, не то все триста лет назад. Древние старцы - и те ничего не помнят.

— Верно, - кивнул головой Ларзук. – Около двухсот, если я правильно помню. А княжеский архив сгорел дотла ещё до рождения наших дедов. Теперь ничего уже не восстановишь. А так хотелось бы узнать, что же произошло на этих полях в старину!

— Ну так в чем же дело? - сказал Хавдан и убрал руку от уха. - Я вам сейчас всё, как есть, расскажу. Заодно и дорогу скоротаем, господа хорошие.

— Ну давай! - засмеялся Каис. - Ехать скучно, хоть побасёнкой развлечемся. Ври!

Ларзук улыбнулся:

— Если почтенный Хавдан разработал новую теорию...

— Чего не было, того не было, - развел руками старик. - Киркой махать сил нет, а без этого какие там разработки, смех один. А про Хрудов, да как мы им хвост накрутили, расскажу. Я тогда молодой был еще, крепкий, ну и попал в гвардию к сильномогучему Седрику. Знаете его, да? Серьезный был человек, князю нашему заместо правой руки. Вообще-то я из крестьян, но раз уж сам государь на войну ведёт, отказываться грех. Поначалу-то, конечно, никудышный из меня был вояка. С другими парнями лес рубил, мосты наводил, подкопы рыл на врага, ну и так, принести чего, помочь. При обозе состоял. А тут однажды отряд рубак - да прямо на нас. Пока конница развернулась, пока на помощь пришла, мы уже по колено в крови стояли. Многих наших побили, собаки. Я оглоблей отмахивался, меня не достали. Да что там, сам троих насмерть зашиб! С испугу, конечно. Тут меня Седрик и выделил, велел в копейщики записать. Очень уж тогда людей у нас не хватало. Бьём хрудовы силы, бьём, а их - что тараканов под лавкой. Уже и соседей всех на войну подняли (другие державы, стало быть), а все равно маловато было сил, выходит. Ну ничего, стал служить в копейщиках. Поднатаскали понемножку, обучили всякому, а на войне ведь быстро учишься: тут уж или ты, или тебя. Дрались мы крепко, враг о нас зубов изрядно обломал. Крепостей да городов захватили немало, деревень пожгли и вовсе без счета, вот уже и столица недалече. Ещё бы один рывок! Но тут Хруды против нас такие рати вывели, что даже у тысяцких колени затряслись. И люди там, и нелюдь всякая, и колдовства, небось, напустили. Хруды колдовством нечистым занимались, про то все знали. Ну, так вот... Встали мы, шагу ступить не можем, руки ослабли от ужаса, в глазах темнеет…

Тут Хавдан закашлялся и прервал рассказ, чтобы промочить горло.

— Занятная байка, - сказал десятник. - Только не очень-то складная. Где же эти твои города, крепости? Неужели все по кирпичику разобрали? Да и сам ты что-то на двухсотлетнего не похож.

— А сильномогучий Седрик умер двадцать лет назад, - вставил Ларзук. - Он был, конечно, старым человеком, но уж не настолько. Не напекло ли нашему спутнику голову, почтенный?

Хавдан не расслышал последних слов, слишком занятый флягой. Напившись, наконец, он неспешно огладил бороду и продолжил:

— Про замки да города потом расскажу. Сейчас слушайте дальше про войну. Стало быть, ослабли мы духом, задрожали. Я себя ругаю, держись, мол, дуралей, не таких врагов били, а поделать ничего не могу. Встал как вкопанный, рукой пошевелить – и то сил нет. Тут сам князь вперёд выехал. До сих пор он с дружиной малой позади держался, оттуда командовал. Война ведь. Убьют князя - все войско разбежится. Вылетел он, стало быть, перед нами совсем один - видать, дружину тоже страх сковал. Уж Хрудовы лучники стреляли по нему, стреляли, да всё без толку. Воины, он говорит, братья! Гоните тьму! Тут у меня в глазах посветлее стало, вроде, да и сил как будто прибыло. А князь снова: отриньте, мол, страх! У меня внутри как отпустило что-то, только всё ж не до конца. А враги, вижу, уже к нам бегут, князя, значит, в копья брать. Да и он сам больше не один - Седрик с ним, командиры, там, из дружины кое-кто. Я себе всю бороду изжевал от досады. Хочу ведь на помощь прийти, а не получается, и всё тут... А князь как крикнет: за мной, за Марлак! А потом ещё: время пришло! Ко мне, мои сородичи! Больше меня уже ничего удержать не могло, бросился я в бой и давай сволочей тех колоть. Строй нарушил, конечно, ну да нам тогда не до строя было. Некоторые ведь так с места сдвинуться до конца битвы и не смогли, многие шатались, словно пьяные. Не одолеть бы нам врага ни за что, если б не сородичи княжеские. Драконы, то есть. Был у них общий предок, не был ли - о том мне не ведомо, однако на зов они откликнулись с охотой. Десятка три, пожалуй, все огромные, словно туча. Как обрушились неприятелю на голову, как давай когтить, кусать, огнем жарить! Всю тёмную рать разогнали.

— Говорят, драконов последний раз видели... да, примерно тогда же и видели, - сказал Ларзук и невольно поежился. Старый воин был что-то слишком уж серьёзен. Тем временем солнце уже уходило за горизонт, дневная жара спала, стало легче дышать. Обещанная десятником река была ещё далеко, и всадники погнали коней рысью.

— Драконы - они создания скрытные, - согласился Хавдан. - Почем зря на глаза не показываются. Князь, наверное, их для особого случая берег, врагу на удивление. Так вот… Пришли мы, выходит, под стены хрудовой столицы, послали герольда... Я рядом с Седриком стоял, знамя держал. Его знаменосец в бою руку потерял, вот он меня и взял к себе в отряд. Временно. Я здоровенный детина был...

Тут Хавдан выпрямился в седле, насколько позволяли ему годы, и, действительно, оказался выше спутников на голову.

— Князь - тот ещё выше, дело ясное, однако и я тоже малый видный, побольше прежнего знаменосца. За рост и взяли, видать. Выслали мы, значит, герольда, а Хруды своего. Наш, как положено, велит им всем сложить оружие, сдаться подобру-поздорову и всякое такое. А их – как старая бабка: бранится, кричит. Мы, дескать, захватчики, и переговоров больше не будет, а кто в стены города вступит, на того проклятие падёт. Такие дела, почтенные. Что же, враг не сдается, значит, надо штурмовать. А как? Стены высоченные, ворота сталью окованы, на парапете лучников едва ли не тысяча, внутри с бойцами тоже полный порядок. Да, говорят, ещё и большие подкрепления на подходе. Того и гляди, в тыл ударят. Тяжёлое было положение.

— Так ведь у вас были драконы, - сказал Каис. Он больше не смеялся.

— Верно! Драконы! Не успел герольд Хрудов в город удрать, как они прилетели. Был там один, поменьше размером, зато, по всему, великий чародей. Его другие драконы очень уважали и даже сам Карел... ну, князь, то есть, перед ним шапку скидывал. Давай тот дракон слова тайные глаголить. То одно, то другое, будто верное никак подобрать не может. Скажет, помолчит немного, будто задумался, и снова говорит. А ворота-то крепостные после каждого слова ходуном ходят! То влево их поведет, то вправо. Стены дрожат, лучники, кто держался плохо, вниз валятся. Долго главный дракон этак колдовал. А потом как грохнуло что-то, будто обвал в горах случился, и ворота вышибло – никакие запоры не помогли. Боги свидетели, на них жалко взглянуть было. Перекорежены все, измяты, согнуты. Да и стены кусок изрядный обвалился. Мы, не будь дураки - к проходу, драконы на защитников стен набросились. Пошла настоящая резня. Я возле Седрика шагаю, знамя держу. Делать мне ничего не надо, гвардейцы сами справляются, красота, да и только. Так бы мы, пожалуй, до горы добрались, где главный Хрудов дворец стоял. Да понабежало вдруг врагов, что свиней на помои. И где только прятались до этого? Пришлось мне тоже в бой вступать. Одной рукой неудобно мечом махать, а я этому делу и вовсе не слишком-то был учен. Ну, что делать: схватил древко в обе руки, и давай гадов знаменем валтузить. Изорвалось оно, дело ясное, об их головы. Седрик на такое безобразие посмотрел и только рукой махнул. Что, мол, с тебя взять. Но это потом, а после той драки он ранен был сильно, в живот ему ткнули. Ничего себе дельце, а? Лекарь незнамо где, я сам кровью умываюсь, гвардейцы не помощники, им врага бы на улицу не пустить. Мечи исщербились, щиты раскололись, а злодеи всё прут и прут. Ну, думаю, пора нам всем на Вечное Полотно, не иначе. В чертоги Уримэ, то есть. Ещё парочку врагов пришибу напоследок - и то дело. И снова нас спасли драконы. Самый главный среди них, хотя ростом не вышел, вражеским клинкам оказался не по зубам. Сел прямо на хрудовых бойцов, и сколько бы те его не рубили, всех по одному разорвал. А на Седрика лапу положил, поворчал что-то, тот и ожил. Даже кровь исчезла! А ведь по всему было видно, что кончается человек. Тут я возьми, да и ляпни: мол, добрый дракон, полечи и меня! Мне ведь голову в бою рассекло. Рана пустяковая, да кровь сильно текла. Вот я сдуру и напросился. Ну, дракон спорить не стал, коснулся и меня тоже. Не успел я поблагодарить как следует, как тот уже улетел. А дальше... Дальше и рассказывать нечего. Поднялся вдруг такой вой, рёв, грохот, что мы боялись шагу ступить. Всё дрожало, трещало, рушилось. Через пару часов и вовсе от князя приказ пришел: отступать, дескать. Что ж, наше дело маленькое, отступать, так отступать. Уже едва ли не до старых границ дошли, когда в небе (а это вечером было) зарево зажглось красное. А потом так грохнуло, что я, почитай, два дня ничего не слышал. Парни рассказывали, среди драконов было двое самых лютых. Другие всё больше хрудовых приспешников по улицам гоняли, а эти атаковали дворец. Только дворец! Камень, говорят, плавился и стекал, словно жидкий воск, но Хруды засели прочно и вылезать не хотели. А в какой-то миг сами ударили. Колдовской молнией сразу обоих драконов поразили. Они прямо на мостовую упали, а высота там – страсть! Выжили, нет - не знаю, а только тут их соплеменники разъярились по-настоящему. Тогда, видать, тот страшный шум и поднялся. Рассказывали, пламя во всех окнах дворца разом бушевало, из дверей вырывалось, из-под земли, даже, а дракон-чародей каждым словом от него по этажу откалывал. Жаль, что я этого не видел! Некоторые из нас вместе с князем до последнего в городе оставались. Говорят, огонь ещё не погас толком, а драконы уже руины в пыль и щебень разносить начали. Дворцовая же гора, представляете, спящим вулканом оказалась! Спал-то он спал, а как ломать его начали, разом проснулся и давай буянить. Меня вот чуть слуха не лишил… Хруды на нас свое проклятье наслать грозились, да только драконье-то колдовство сильнее оказалось. Леса и сады их сгорели, постройки земля поглотила, озера с прудами обмелели. Проклята их держава, никогда уже не возродится. Только другой народ, ежели по собственной воле здесь поселиться надумает, сумеет чары развеять. Так раньше говорили, когда я молодой был. А кто же захочет селиться в подобном месте? Вот и стоит земля без толку, пустует. Ну, а дальше... Князь на границе крепкую стражу выставил, о той войне рассказывать запретил, а все летописи Хрудов пеплом обратились. В других странах не знаю, а у нас имя их давно уж забыто и ничего теперь не значит. Когда указ о снятии запрета вышел, горожане, помню, головы чесали: что ещё за Хруды такие? Я ведь многим рассказывал, когда можно стало, только всё равно никто не верил. Сказки, мол. Теперь вот и вы обо всём знаете, почтенные...

— В это трудно поверить, благородный Хавдан, - проговорил Ларзук, вытирая внезапно проступивший на лбу холодный пот. - Ваши приключения кажутся... Боги, ведь если это правда, вам должно быть не меньше двухсот лет!

— Так и есть, - пожал плечами старик. – Я, господин мой, зажился на свете. Изрядно зажился! Мои пра-правнуки давно уже Вечное Полотно собой украшают, а я все по земле скитаюсь. Давно родительский дом покинул, не мог больше детей да внуков хоронить. Чужой я там теперь, никто меня уже не помнит. Много со мной потом было всякого, больно долго рассказывать… Вот на военную службу вернуться решил. Я хоть стар, да ещё крепок.

— Но каким же образом? Ну хорошо, если предположить, что князь состоял в родстве с драконами, он мог бы прожить дольше простых людей. В древних сагах говорится именно так. Но вы-то... да и Седрик?

— Так нас чародейский дракон лечил, - ответил Хавдан, щурясь в опустившихся сумерках на своего собеседника. – Жизнью своей поделился, не иначе, а она у них дли-инная. Седрик - тот был уже немолод, вот и умер раньше. Скоро и моя очередь, значит. Ну, да вы ведь учёный, вам о таких вещах больше известно.

— Для чего же мы каждый месяц отправляемся в дикие земли, что ищем? - спросил Каис. – Я всегда думал, это чтобы неприятель незамеченным не подошел. Но ведь получается, дальше на восток никто не живёт?

— Я туда больше не ходил, не знаю, - пожал плечами Хавдан. – Думаю, нет там никого. После войны-то враги опять могли собраться, вот Карел отряды и рассылал. А сейчас… Хм, сейчас… Да мало ли что, осторожность не повредит.

— Слушай, дед, а ты... вы не врёте? - жалобно спросил Каис.

— Нет, - сказал Хавдан. - Зачем бы мне врать? Да ты спроси у князя, у сына Карела, то есть, про его отца. Старик будет рад, что о нём помнят.

— Обсидиан... Туф... Да-да, всё сходится... Вулканическая активность... Как я сразу не догадался... – забыв обо всём, упоенно бормотал Ларзук.

А затем они увидели костер на берегу реки.

— Подберемся осторожно, это могут быть разбойники, а то и вражеские лазутчики, - приложил палец к губам Каис.

Так они и сделали. Коней оставили поодаль, проползли по траве к самой кромке воды… Даже мирный ученый решил поучаствовать в вылазке. Сквозь редкие ветви прибрежных кустов мужчины увидели на берегу пять темных фигур с чем-то длинным в руках.

— Враги... - зашипел Хавдан в ярости. - Копьями машут... Завелись-таки, гады… Двух возьмём живыми, прочих убьем.

— Мне кажется, это дети, - отвечал ему шёпотом Ларзук.

— Какие уж тут могут быть дети! Просто ростом не вышли! Что, десятник, в бой? Пока они нас не видят..!

Тот, подумав, неуверенно кивнул, и грозный старец тотчас выскочил из кустов, занося меч.

— Держись, хрудово отродье!

***

Они долго брели вдоль реки. Каис нёс удочки, учёному мужу досталась рыба, а смущённый Хавдан тащился позади с конями в поводу. Дети показывали дорогу и тараторили наперебой. Их семьи, не нашедшие счастья в своих родных землях под властью свирепого правителя, собрали однажды нехитрые пожитки, погрузились в лодки и сбежали искать более приветливое место. И вот уже почти полгода, как нашли его здесь, в древних ничейных краях. Дома на высоком берегу выглядели совсем новыми, однако землю переселенцы успели-таки распахать под посевы, в хлеву сонно мычала корова, а во дворах висели целые гроздья вяленой рыбы. Взрослые, завидев трёх крепких мужиков с оружием, готовы были уже браться за топоры, но приветливое слово и предложенная на обмен соль смягчили их нрав. Гостей пригласили за общий стол, всячески обласкали, а заодно как бы невзначай поинтересовались, нет ли у их правителя обычая прибирать к рукам всякую свободную землю. Такого обычая у князя не водилось, и прибрежные жители окончательно подобрели. И только раздосадованный ошибкой Хавдан долго ещё бурчал себе под нос:

— Переселенцы, значит... ну-ну... Ничего дурного не замышляют... Поверили одним таким... С вами держи ухо востро...

Впрочем, это не помешало старику провалиться в сон, едва коснувшись спиной соломенного ложа, а утром вскочить свежим и полным сил. Снилось ему, как и последние двести лет, только хорошее: бескрайнее синее небо, море в белых гребнях волн и лёгкие крылатые тени, резвящиеся в потоках солнечного света.

1 часть - https://pikabu.ru/story/pyatyiy_den_5033037

3 часть - https://pikabu.ru/story/bolshe_chem_kamen_5207276

4 часть - https://pikabu.ru/story/posledniy_polyot_6167924

Стояла глубокая зима. В оврагах и под деревьями снег лежал кипенно-белый, почти не тронутый следами, нарядный.

Совсем по-другому дела шли на открытом месте, у большой воды. Вчера еще с неба сыпало так, что было можно заблудиться на околице селения, а сегодня проказник-ветер начисто подмел обширную поляну, согнав весь снег к деревьям и кустам. Там он собрался причудливыми горами и башнями, ярко полыхавшими в лучах выглянувшего солнца.

Вдоль берега носился туда и сюда мальчишка с выбившимися из-под шапки светлыми кудрями и расстегнутой, несмотря на суровый мороз шубке. Это была его восьмая зима и отец впервые взял мальчонку с собой в лес, признав, наконец, что сын подрос. Было, чем гордиться! Рядом с мальчишкой бегал и заливисто лаял, в притворной злости скаля зубы, рыжий пес. Да, собственно, еще и не пес, а щенок-подросток, удавшийся особенно крепким и смышленым, а потому подаренный этой весной единственному сыну вождя. В руках у хозяина была палка и псеныш всем видом показывал, что не прочь забрать ее у человека. Если надо будет, так и вместе с рукой. Обоим было несказанно весело.

Отец мальчишки сидел поодаль от них на могучем корне и наблюдал за игрой, прищурившись от солнца. На его суровом лице нет-нет да и появлялась улыбка, так потешно гонялся за мальчишкой щенок, так радостно было слышать смех, прерываемый звонким лаем. А уж если учесть, сколь похожи были отец и сын... И действительно, убери следы прожитых годов с лица, да завей прямые, соломенного цвета волосы вождя и разглядишь такого же точно мальчонку, только ростом побольше. Опытный, видавший виды охотник будто вновь в детство заглянул.

Мальчик тем временем нашел на льду замерзшего озера орлиное перо и, разом забыв про игру, побежал хвастаться отцу. Тот рассмотрел перо со всех сторон, одобрительно похлопал сына по плечу и посоветовал положить находку к другим подношениям.

Корень, на котором устроился мужчина, принадлежал когда-то громадному, старому дереву. Давным-давно выросло оно на пригорке у края Гнилых болот, многие годы служило стражем темных сил, свивших себе гнездо в топких глубинах. Но однажды вышел срок и ему.

Почти два десятилетия назад над этим краем пронеслась страшная гроза и, не доставив людям никакого беспокойства, кроме вымокшей одежды, весь свой гнев выместила на лесном исполине. Говорят, одного удара молнии не хватило, чтобы повалить дерево, потребовалось не то семь, не то двенадцать, не то и вовсе без числа. Так оно было, или нет, но с тех пор сохранился лишь неохватный низкий пень с торчащим вверх наподобие гребня обломком. Человеческие руки обтесали и выгладили твердое дерево, покрыли резьбой и лаком. Гребень с тех пор стал нести на себе изображения богов и великих подвигов, а сам пень превратился в алтарь святилища. Желающие почтить благих богов несли сюда подношения, оставляли просьбы и благодарности. Вот и сейчас на широком Пне лежали горкой блины, отражала солнце кованая булавка, покрывались изморозью вяленые сливы, уже поклеванные птицами. Нашлось, конечно, местечко и для пера.

Боги не стали бы гневаться, даже не принеси они вовсе никаких даров. Ведь кто, как не будущий вождь первым обнаружил Пень? Да и не он ли - под строгим взором жреца - обтесывал и шлифовал заветный обломок, чтобы мастер-резчик мог бы затем с легким сердцем браться за работу? Нет, боги бы не прогневались. Но если уж подвернулся случай лишний раз помянуть их добром, так отчего бы и нет.

Мальчишка пристроил свой подарок рядом с блинами, торжественно поклонился святилищу, затем растущим полукругом елочкам, будто стерегущим покой предка и в молчании вернулся к берегу. Серьезности его, конечно, хватило ненадолго и вскоре над ледяной гладью озера уже вновь раздавался ребячий смех и лай верного пса.

Но к этим звукам примешивался и другой, заставивший мужчину насторожиться и повернуть голову в сторону леса, где с ближайших деревьев снялись вдруг две сороки. И действительно, прошло совсем немного времени, прежде чем из-за стволов показались охотники. Все молодые, безусые, вооружённые легкими копьями, они шумели так, что, по мнению мужчины, могли добыть разве что глухого зверя. А того вернее - уже мертвого. Увидав сведенные брови вождя, молодежь разом примолкла и побежала дальше, приминая лыжами снег, в напряженной тишине. Их тоже не хватило надолго: стоило скрыться от взыскательного взора опытного охотника на другом конце поляны, за деревьями, как парни вновь начали перекликаться и хвастать будущей добычей. Одно хорошо, что хотя бы вполголоса.

Вождь усмехнулся, слушая, как стихают отголоски их речей вдалеке. Он и сам бы сейчас был не прочь немного размяться. Мороз стоял нешуточный. Поднявшись на ноги и похлопывая себя рукавицами по бедрам, мужчина начинал уже подумывать, а не отправиться ли назад, к неблизкому дому, когда вспомнил о ручейке.

В те времена, когда он был еще совсем мальчишкой, ненамного старше сына в его нынешние года, будущий вождь бывал на этом берегу едва ли не чаще всех остальных деревенских вместе взятых. Досадно потому, что не ему выпало обнаружить пробившуюся сквозь землю тонкую струйку воды. Кристально чистую, холодную даже в самый жаркий летний полдень. Это было уже после того, как гроза сумела обвалить древнюю елку и, видимо, неслучайно после этого что ни год, то все дальше и дальше начала отходить от берега линия камышей и грязно-зеленой ряски, пока не образовался чистый и светлый залив с песчаным дном. На дне лежали какие-то причудливые обломки, хорошо заметные сквозь прозрачную воду, но сколько бы не ныряли за ними любопытные мальчишки, не повезло ни одному. Уж очень глубоким оказалось озеро. А ручеек тек себе да тек, питая водоем свежей влагой и почитался в народе если не святым, так уж чудесным - точно. Напиться из него означало залучить удачу в дом. Не зря же нашедший его среди лесного мусора, под валежиной малец вырос в лучшего охотника селения, мужа первой красавицы. Вождь не собирался отказываться от удачи и решил обязательно сводить сына на ручей. Благо, и идти тут было совсем немного, только вон тот пригорок одолеть. Сейчас они сходят туда, затем, глядишь, пробегутся до Красного холма посмотреть, как там старый бортник Ронша поживает, а там и до дому останется не так, чтобы много. Может, даже засветло успеют обернуться. А уж дома...

Но тут залаял пес. Не так, как до этого - весело и озорно. В голосе рыжего защитника слышались злоба и страх.

- Что ты, Черноух, что ты? Кого учуял? - спрашивал мальчишка, теребя лохматого друга.

- Ко мне, быстро! - крикнул вдруг ему отец, да таким голосом, что послушный мальчуган сейчас же повиновался и подоспел к мужчине, провожаемый часто озирающимся псом.

- Надевай и быстро беги вон туда! Запомнил, куда парни уходили? - протягивал ему охотник лыжи.

- Да зачем бы..? - не мог взять в толк мальчишка. - Без тебя..?

Он-то от берега не мог видеть того, что учуял нос Черноуха, а отец - увидел со своего места на возвышении. Да и, право же, незачем такое видеть.

- Быстро, я сказал! - прорычал мужчина. Тут пес, в очередной раз оглянувшись, тоскливо завыл и мальчишка поглядел на озеро. Лучше бы он этого не делал. По льду, лишь кое-где припорошенному снегом, бежал в их с отцом сторону медведь. Да не в том беда, что зверь был крупный, хотя о встрече с такой громадиной впору сочинять легенды. И даже странный, небывалый окрас его шкуры - иссиня-черный по желтому - не был столь уж грозен. Но вот только бежал этот медведь с дикой скоростью, покрывая одним махом сотни шагов и вырастая из едва заметной точки на горизонте в оскаленное чудище за считанные мгновения. Убегать от такого было бесполезно, а значит, кто-то должен был встать на пути шатуна и остановить его. И восьмилетний мальчик с храброй собакой точно не годились на эту роль.

- Живее надевай! - голос мужчины сорвался.

Мальчишка промедлил еще мгновение, зловещий медведь показался на границе болота и озера. Тут размеры все-таки подвели зверя. Лед явственно затрещал под неимоверно массивной тушей, одна лапа хищника провалилась. Он зарычал, выдергивая конечность из стылой воды, сбился с бега.

- Живо! - крикнул мужчина и когда сын вновь промешкал, сбил его с ног и сам споро начал надевать на мальчишку лыжи.

- Папка, а ты? Ты как же?! - хныкал малец и даже предпринял попытку оттолкнуть руки отца ногой, за что получил тут же нешуточную затрещину и заныл уже без слов. Мужчина успел-таки напялить на валенки сына лыжи, мигом поставил его вертикально и отправил бежать к лесу, в ту сторону, куда совсем недавно направлялись парни. Сопровождал он это такой злой бранью, что иной взрослый бы испугался. Мальчишка, всхлипывая, побежал прочь. Пес кинулся за ним. Прощального взгляда рыжего, брошенного им на отца обожаемого хозяина, мужчина уже не видел. Медведь был близко.

Уходя в лес даже ненадолго, вождь всегда брал с собой топор. Очень хороший, выкованный ему в подарок на свадьбу кузнецом, приходившимся невесте родным дядей, он никогда не подводил охотника. А тот в благодарность не позволял даже пятнышку ржавчины осесть на железе, держал лезвие острым и уже трижды менял топорище, когда то от жаркой работы начинало изнашиваться. Был заветный топор с мужчиной и теперь. Но он - для ближней схватки, когда доходит дело до когтей и зубов, когда все решает сила и злоба, не умение. Для первого удара у него было припасено другое оружие.

Вождь знал, что не одолеет медведя. Слишком велико было чудовище. Будь у него рогатина - и то едва ли. И всё-таки он поднял свое охотничье копье, готовясь встретить зверя. Если боги пожелают, он успеет еще и топором достать страшилище. А там уж - будь что будет... Только б сынишка сумел уйти. А он... Что ж, всякое бывало, конечно. И радости, и горести. Сколько дров наломал, понимаешь только потом, когда поздно что-то исправлять. И всё же жизнь прожита не совсем зря, наверное. По крайней мере, голодать его людям не приходилось уже много лет подряд. Да и поганые болота, пожалуй, отступили от леса не без его помощи.

Тут в лицо охотнику словно гнилью дохнуло: надолго ли отступили? Не их ли посланец мчится, разевая пасть, на обидчика своих хозяев? А потом мужчина и вовсе похолодел: медведь заворачивал влево. Он собирался сперва нагнать ребенка, а уже затем разобраться со взрослым! Едва осознав это, вождь с криком метнул копье.

Зверь, явившийся с дальних просторов болот, неведомой силой порожденный, был немыслимо скор. Двух, много трех прыжков хватило бы ему, чтобы обойти ощетинившегося острым жалом человечка. И всё-таки копье поймало его в воздухе, ударив в бок. Охотник был силен, рука его тверда, а потому стальное острие пробило и мохнатую шкуру, и толстенный слой сала под ней. Нанести удар сильнее было выше человеческих сил. Зверь дико заревел, опрокидываясь на левый бок, но тут же вскакивая на лапы. Копейное древко хрустнуло, как щепка в зубах колосса и разломилось, оставив свою меньшую часть в теле медведя. Подняв лобастую голову, тот поглядел на ранившего его мужчину. Намерения убийцы изменились. Сначала он разорвет надоедливого самца, а уж потом настигнет детеныша. Тому не уйти далеко. Коротко рявкнув, зверь бросился по пологому склону вверх, к такой близкой добыче.

В эти мгновения мужчина успел рассмотреть людоеда. Не был тот ни дряхлым, растерявшим зубы стариком, ни отощавшим и слабым подранком. Не слетали с пасти клочья пены, как бывает с бешеными. В маленьких глазках зверя горело желание убивать и только, а сам он был крепок, сыт и невероятно могуч. И не было рядом своры собак, способных бросаться на гиганта со всех сторон, повисая пиявками и отвлекая от острого железа в руках охотников. Не было и самих охотников с тяжёлыми копьями, способными выдержать натиск лесного хозяина. Вождь бился против лютой смерти совсем один и была эта схватка безнадёжна. Не спасет от стальных когтей добротная росомашья шуба, не укроют от клыков обереги на груди. И все-таки он еще жив, а значит…

Сверкнул топор, метя встающему на дыбы медведю в шею, но тот прикрылся лапой. Ожившей горой вознесся он над охотником. Весь мир, казалось, заполонил запах тины и смрада из громадной пасти. Еще один раз успел мужчина ударить чудище топором, попав почти туда же, где уже сидело копейное жало, а потом вцепился в лохматую тушу обеими руками. Конечно, никаких рук не хватило бы, чтобы обнять медведя как следует. А уж какие силы нужны, чтобы переломить такому гиганту хребет - и представить себе нельзя. Мужчина и не рассчитывал. Чудо уже то, что избежал он покамест когтей и зубов исчадия болот. Задыхаясь от вони, слыша над головой рев ярости - человечек опять сумел ужалить! - охотник надеялся только на то, что сын успеет удрать как можно дальше, пока медведь возится с ним. Прощай, Созин, малыш...

Все это длилось одно или два удара разгоряченного сердца. Человек и медведь замерли на вершине покатого пригорка, будто обнявшиеся после долгой разлуки старинные друзья. А затем вождя понесло спиной вперед, сбивая с ног, он и сам дёрнул обидчика, что было сил, просто лишь затем, чтобы не умирать в полной беспомощности... А потом была обжигающая боль, от которой на глазах вскипели слезы, страшный рев зверя и тяжесть наседающего чудовища на груди, переходящая в милосердное забытье.

***

- Дядя Юкко! Дядя Юкко! Скорее, идем! Да идем же!

Голос кажется знакомым, но чей он, вспомнить никак не удается. Да разве имеет это значение, ведь он уже уходит. Куда? Не вспомнить, да и какая разница. Он уходит и знает только одно: там, в конце пути, будет хорошо и спокойно. А пока есть лишь тьма. Или это свет? Не имеет значения. Ничто не имеет. Есть светотьма, есть путь туда, где будет хорошо.

- Что... что с ним, дядя Юкко?! Что с ним?!

- Тише, малыш. Не плачь. Я и сам еще не понял, что там с ним. Боги, да с какой стороны к тебе подступиться-то?!

Еще один голос. Он тоже кажется знакомым. Наверное, если как следует подумать, то можно вспомнить, кому он принадлежит. Да только не хочется. Путь все короче. Свет гаснет, а во тьме загорается огонь. И снова. И опять. А это еще кто? Воин с золотыми волосами. Он идет навстречу и преграждает путь почти ушедшему в вечный покой человеку. Он говорит, но говорит непонятно. Какая-то ёлка, какие-то темные болота. Хрудовы боги на дне в ярости, что их сила тает. Что бы это значило? Как тяжело думать… Ясно одно: он сделал все правильно, но этого пока слишком мало для окончательной победы. А значит, он слишком рано вышел на последнюю дорогу.

- Дышит..! Клянусь Вараланом, я оторву тебе уши, братик, если ты попробуешь перестать!

Воин берет его под руку и ведет назад. Мысли становятся яснее. Он начинает что-то вспоминать. Имена, лица. Звуки голосов…

- Сейчас я подниму, а ты тяни, малыш! Тяни, что есть силы! Готов?

Голоса все громче, все яснее. Его ждут и просят вернуться. В том краю, откуда доносятся голоса, не все еще завершено. Золотой воин останавливается. Поднимает руку, прощаясь. Надо бы ответить ему тем же, пока еще не слишком по...

***

На пригорке недалеко от замерзшего озера открыл глаза светловолосый мужчина, вождь лесной деревни. Открыл, чтобы увидать над собой встревоженные лица, взрослое и мальчишеское, заслонившие собой безоблачно-синее небо. И еще затем, дабы вспомнить разом все, что совсем недавно было лишь смутными миражами на дальних рубежах памяти. Тут же раздался радостный вопль и мальчишка бросился ему на грудь, больно уперевшись в помятые ребра ладонями, смеясь и рыдая одновременно.

- Папка, папка..!

Больше малыш ничего произнести не сумел и только заливался слезами.

- С возвращением, Линдиар, - сказал высокий, темноглазый Юкко, распрямляясь. - С возвращением, братишка.

- И т-тебе привет, брат, - отозвался вождь, не делая ни малейшей попытки подняться, а только гладя кудрявый затылок Созина и, сам того не замечая, плача. – Как п-поохотился..?

Потом, уже в потемках, они все вместе шли в деревню. Линдиар нес сына на руках и тот даже не думал канючить, что уже большой и может идти сам, а только жался к груди отца и изредка счастливо всхлипывал. У ног вождя вертелся рыжий пес. По обе руки от мужчины и позади него шли молодые охотники, глядя на своего правителя со смесью восторга и подмечая каждое движение. Не приведи боги, великий герой, в одиночку одолевший гигантского медведя, запнется, устав от ратных трудов и упадет. Кто, как не они подхватят тогда вождя и спасут от срама. Они и сейчас - долго ли соорудить носилки! - подняли бы мужчину на плечи, да никто не решался предложить.

Охотники вернулись к воде как раз вовремя, чтобы помочь рубить мертвого медведя на куски и разводить погребальный костер. Размеры страшилища, а пуще того - меняющее временами цвет пламя и нестерпимая вонь, испускаемая горящей тушей поразили их до глубины души. Не стоило сомневаться, что уже назавтра вся деревня будет знать, как их вождь одолел колдовского медведя шириной с амбар на кулачках, а к концу недели окажется, что зверей было десять, а у вождя одна рука завязана за спиной.

Линдиар же, тихо бормоча молитвы всем светлым богам вместе и каждому по отдельности, почти не видел дороги. Болела перевязанная наспех голова, мысли ворочались неспешно, будто жернова мельницы. Перед глазами стояла одна и та же картина. Громадный мертвый зверь, насадивший сам себя на алтарный выступ, да так, что изрезанный священными сюжетами обломок толщиной в четыре пальца, шириной в сажень и с закругленной верхушкой сумел разрезать медведя едва ли не напополам.

Косматая лапа чудища, упавшая на грудь мужчине, едва не выдавила из него жизнь. Если бы рухнула вся туша... Но даже это были еще не все чудеса. Там, где сам он, падая в обнимку с медведем, чиркнул виском о край алтаря, к лакированному дереву пристал лоскут кожи и задержалось несколько быстро замерзших красных капель. А вот темной медвежьей крови, хлеставшей из смертельно раненого зверя ручьем, отчего-то не осталось ни в одной трещинке, ни в одном завитке резных изображений и букв. Даже орлиное перо не впитало ни единой капли.

Вот и шел теперь мужчина, веря и не веря в случившееся и вознося хвалы благим богам. Только благодаря их промыслу одолел он ужасного шатуна, сам отделавшись лишь головной болью да мушками в глазах. Думалось ему и о том, какие же черные силы могли вызвать проклятого медведя из болотных далей. Сон мешался с явью, вождь вновь видел себя мальчишкой, прикоснувшимся к неведомым и страшным тайнам прошлого. Тогда, двадцать с лишним лет назад, все закончилось хорошо. А вот теперь..? Если и правда болотные боги так хотели его и сына погибели, они скоро найдут другой случай отомстить. И кто знает, окажутся ли тогда рядом силы, способные помочь, заступиться и даже увести непутевого под руку от чертогов Прядильщика Уримэ? И все-таки… Все-таки там, среди света и тьмы, он узнал, что силы Болота на исходе. Надежда оставалась.

Юкко шел впереди всех, поглядывая иногда через плечо на старшего брата. Он как раз возвращался домой с охоты, когда встретил бегущего не разбирая дороги и зареванного Созина. Услыхав, что родич в беде, охотник без жалости швырнул добытого изюбря на снег и бросился на подмогу. И, как видно, очень вовремя успел. Юкко также нашлось бы, о чем подумать, и все же самым главным сейчас было то, что брат, которого они с племянником насилу вытянули из-под медведя, жив. Обычно младший был боек на язык, но сейчас никак не мог сообразить, что сказать. Его переполняла тревога.

- Послушай, Лин, - сказал Юкко наконец, остановившись и крепко взяв брата за плечи. Мужчина пытался говорить весело, но губы у него прыгали. - Ты это прекращай. То молишься, то плачешь. В жрецы, что ли, готовишься? Да оно и верно, какой из тебя вождь! Под глазами синяки, ноги едва волочишь. Того и гляди – носом в снег улетишь. Смотреть противно!

Линдиар долго глядел на брата, пытаясь понять, а потом облегченно рассмеялся. Все беды показались ему вдруг посильными. Мрачные тени будущего таяли, кружась в морозном воздухе.

- Т-тебе бы так головой п-приложиться! Посмотрел бы я тогда н-на тебя!

Тут уж засмеялись все, а Черноух, ощутив наконец знакомый запах, зашелся вдруг радостным лаем и бросился вперед. Деревня была совсем близко.

Для полного понимания, что вообще происходит, можете сначала ознакомиться с этими постами:

https://pikabu.ru/story/pyatyiy_den_5033037

https://pikabu.ru/story/bolshe_chem_kamen_5207276

Фото на Пикабу уже было, и оно не моё.

Мой вождь был великим человеком. Ростом он превосходил героев древности, а силой мог бы поспорить даже с медведем. В бою он стоил дюжины, на пиру - полусотни. Его любили женщины и уважали мужчины, голос его был подобен то серебряному звону колоколов, то рёву боевого рога, то растопленному меду. Конь его, благородный Свирит, был лучшим из коней, а меч, грозный Ролдо, не возвращался в ножны, не испив для начала вражьей крови. У моего великого вождя были золотые волосы и зелёные глаза, гордый нрав и щедрое сердце, учтивые манеры и разум государя. Он знал, какими словами напутствовать в жизнь, а какими провожать в последний путь, как ободрить сердца друзей, и как сокрушить дух врагов.

Воистину, Марлак не знал себе равных среди смертных. Если это кощунство, то пусть падёт на мою злую душу самое чёрное проклятие, но мнения своего я не изменю. Мой вождь был подобен богам и, верно, восседает сейчас по правую руку от самого Варалана. Ни один мужчина не мог бы одолеть его ни в бою, ни в песне, ни в состязании умов. Легенды гласят, одно лишь женское коварство способно погубить великого героя.

Так оно и вышло.

Деревня звалась не то Три дуба, не то Восемь клёнов, и была разорена войной. Тем больше мы удивились, встретив среди напуганных чумазых селян деву неземной красоты. Позже я часто видел её вблизи, говорил с ней, и мог рассмотреть как следует. Пожалуй, чуть широковат был её рот, и волосы не столь уж пышны, а правый глаз и вовсе немного косил. Но, странное дело, эти мелочи ничуть не портили простушку Гаанну, а совсем наоборот. Мы были очарованы её красой, её свежестью и приветливым нравом, а она смотрела только на вождя и ласково ему улыбалась. А когда мы уходили из деревни, она с поклоном поднесла Марлаку полную чашу пива. И долго стояли они, касаясь руками, и глядели друг на друга, а сердца наши радовались при виде их дивной любви.

И когда год спустя мы ехали назад, разбив, наконец, хрудовы рати на реке Пенистой, опьянённые победой и счастливые, грех было бы не заглянуть по пути в маленькую деревеньку с лесным названием. И кому какое дело, что для этого пришлось сходить с торного тракта и углубляться на полтора дня пути в горы.

Через месяц или два наш вождь стал мужем прекраснейшей из женщин. А еще через год у них родился сын, названный в честь деда, Карелом. И всё шло своим чередом: росли на былых пожарищах новые города, вновь оживлялись торговые пути, тучные стада возвращались с высокогорных пастбищ на равнины. Реки тогда были полны рыбы, а леса - дичи. Наши края, столетиями верные Императору, да хранят боги его душу, избавились от власти заносчивых Хрудов и начинали жить по-новому.

А на третий год правления Марлак заболел, и ни один врач не мог облегчить его мук.

И раньше, едва успел он взойти на трон, начал я подмечать временами перемены, происходящие с моим вождём. Первые седые волосы на висках, лёгкое покашливание, нездоровый цвет кожи... Я списывал это на усталость от государственных дел. К тому же Марлак, нарекший меня когда-то своим приёмным сыном, и в самом деле годился мне в отцы. Теперь я думаю, что болезнь давно одолевала его, но вождь не желал этого показать.

Когда же, наконец, были званы лекари, поделать они уже ничего не сумели. Казалось, для Марлака время пошло быстрее в десять раз. В считанные недели он ссутулился и побледнел, роскошные волосы его начали осыпаться, словно листья на ветру, а белки глаз стали жёлтыми. Боли раздирали тело моего вождя на части, самые действенные снадобья лишь на то и годились, чтобы на время их притупить. Смерть Марлака была ужасна, и мало в ней смогли бы найти достоинства придворные сказители. Я плакал, как дитя, когда помогал насыпать курган над телом величайшего из смертных. Большинство из нас, старых боевых товарищей, бросивших годы назад вызов тирании Хрудов - тоже.

Вот только леди Гаанна на похороны любимого супруга так и не пришла, а посланные за ней слуги обнаружили дверь в покои княгини запертой. Тогда на нас впервые пала тень подозрения. А когда выяснилось, что исчез и Карел, а стража беспробудно спит, по дворцу разнеслась весть об измене.

В комнатах Гаанны мы нашли связки сушённых трав, отвары и порошки, камни с загадочными письменами, неизвестными нашим мудрецам, и много загадочных книг. Странные амулеты висели и в спальне супругов. И каждый, кто хорошо знал Марлака, начал вдруг припоминать, как редко в последнее время видел княгиню рядом с ним, как часто покидала она под любым предлогом дворец.

Не было больше сомнений: подлая ведьма околдовала нашего господина, сделала своим мужем, чтобы зачать сильного и крепкого ребенка, разбавить гниль своей чёрной крови свежей. А потом, конечно, сгубила своего благодетеля тёмными искусствами. Говорят, для ведьмы нет ничего проще прикинуться прекрасной и добродетельной девушкой, будь она даже на самом деле распоследняя карга и уродина.

Гнев охватил нас, многие пожелали отправиться по следу злодейки. Но сначала нужно было сыскать нового правителя, пока народ не впал в смятение и страх. И, конечно, ни слова об исчезновении наследника! Кое-где на окраинах и так начинали болтать, мол, "при Хрудах было лучше". Но кто, даже на время, смог бы заменить моего вождя? В конце концов, мы поставили регентом старого мудрого Ланца, самого достойного из нас, и отправились на поиски ведьмы. Где она, там, конечно, найдется и Карел.

У меня был отряд в дюжину отборных рубак, и с ним мы перевернули вверх дном весь север княжества, пока мои товарищи обследовали прочие части света. Мы обменивались посланиями, и я радовался успехам соратников, однако куда чаще приходили вести о неудачах. Несколько раз следы ведьмы удавалось обнаружить, но они терялись в глуши ненаселённых земель так же быстро, как и находились. Одно хорошо - все, кто бы ни встречал её в пути, в один голос говорили о ребенке, что путешествует у неё на спине. И мы не теряли надежды.

А сегодня утром мне несказанно повезло. В селении у отрогов гор видели женщину с маленьким мальчиком. Она отказалась послушать доброго совета и не идти к безлюдным вершинам, полным страхов и чудищ. Только попросила напиться, да отдохнула немного в доме старосты, а потом сразу же ушла. И было это позавчера.

За мирные годы повывести с окраин всех разбойников так и не удалось, и в деревне пришлось оставить пятерых раненных, не способных продолжать путь. Ещё двое парней, слёгших с лихорадкой раньше, но обещавших нас догнать, так и не подошли. Троих мы потеряли в пути навсегда. Пришлось мне отправляться в горы всего с двумя бойцами. На ведьму должно было хватить, на чудищ, если селяне не врут, и они там есть, конечно - кто знает. Тем не менее, я был полон решимости и отступать не собирался.

До наступления темноты мы поднялись довольно высоко, но, как видно, перепутали тропы. Перед нами открылась широкая расщелина глубиной в три, а то и четыре сотни локтей. Когда-то её, видимо, пересекал мост, но теперь от него осталось совсем немногое. Перебраться на ту сторону не было никакой возможности, и мы решили заночевать здесь, а поутру разыскать верную дорогу в обход. Селяне предупреждали, что её нелегко заметить.

Мы развели костер и собирались поужинать, как вдруг в сгустившихся сумерках по ту сторону обрыва зажглись оранжевые глаза. Я вскочил на ноги и схватился за меч, хотя горное чудовище едва ли могло бы добраться до нас. С клинком в руке всегда чувствуешь себя спокойнее. Мои люди взялись за луки.

Немигающие глаза смотрели на нас какое-то время, а потом создание приблизилось к краю, и мы увидели тёмно-синее, почти чёрное змеиное тело, толстые чешуйчатые лапы и сложенные крылья.

- Дракон! - закричал я, и тут же в полёт сорвались две стрелы. Ящер неожиданно стремительно для своих размеров бросился в сторону и укрылся за каменной грудой.

- Эй, Седрик! - позвал дракон из укрытия, и голос его казался до боли знакомым.

Я вздрогнул и помянул всех богов разом. Нет, нет, не может быть. Ведьминские штучки, не иначе!

- Стрелять по готовности, парни! - сказал я. - Как только выглянет - бейте в глаза. Или в живот, там, пожалуй, кожа помягче.

- Откуда он вас знает? - со страхом в голосе прошептал один из бойцов. - И почему... почему у него голос княгини..?

- Молчать! - закричал я. - Это колдовство, чары! Высунется - стреляй!

- Седрик! - вновь сказал дракон голосом леди Гаанны. - Ты что же, пришел меня убить?

- Если ты - проклятая ведьма, то именно за этим! - ответил я. - И если ты служишь ей, ответ будет тем же.

- Ведьма... - раздалось из-за камней. - Понятно... А как насчёт спасти Карела? Разве это не важнее, чем расквитаться с какой-то презренной ведьмой, которая ничего плохого не сделала?

- О, боги! - закричал я. Расстояние между краями ущелья изрядное, но если напрячь голос, слышно должно быть каждое слово. - Не серди меня, чудище! Где княжич? Это ты его похитило?

- Ребенок должен быть рядом со своей матерью, Седрик, - проворчал дракон. - Пока не вырастет, по крайней мере, и не войдёт в разум. Так о каком похищении речь, если законная правительница взяла своего сына и отправилась в путешествие?

- Правительница? - сказал я, наполняясь холодной яростью. - Коварная колдунья, очаровавшая государя, ты хотела сказать?

Я и сам не заметил, как назвал дракона в женском роде.

- Ничего подобного, Седрик, - произнесло существо раздражённо, и, как мне показалось, немного устало. - Никакого колдовства. Ты же и сам далеко не ребёнок, ты знал много женщин... У тебя, наконец, есть жена и дети... Разве околдованный человек не становится совсем другим, непохожим на себя? Разве Марлак, супруг мой, не оставался до последних дней сильным и гордым мужчиной, ни у кого не шедшим на поводу? Разве не за это я его и полюбила в первую же нашу встречу? Ответь, Седрик, себе ответь хотя бы! Не верю, чтобы ты смог такого не заметить!

Я отшатнулся, как от удара. Так это чудовище и правда Гаанна? Нет, не может быть! А впрочем, если даже и она, какая разница? Всё, что она говорит - ложь. Моего вождя сгубило чёрное колдовство, и кто его наслал, как не ведьма, способная, к тому же, превращаться в злобную тварь?

- Ты его околдовала, а потом убила! - сказал я упрямо. - Не знаю точно, зачем...

- Вот и я не знаю, Седрик! Зачем бы мне убивать Марлака, ума не приложу? Может быть, вместе придумаем хоть один повод?

Голос дракона так и сочился ядом.

- Тебе, верно, был нужен ребенок, чтобы воспитать из него колдуна и продолжить род. А свести в могилу мужа ты решила, чтобы он ни о чем не догадался и не помешал твоим планам!

- Если, по-твоему, отец ребенка очарован, то что мешало мне жить при дворе, в богатстве и роскоши, пока Карел не вырос бы и не стал законным наследником? А уж потом расправиться с постылым супругом и занять его место? - в голосе дракона (драконицы?) прозвучал вызов. - Разве такой исход хуже, чем скитаться по холодным горам и разбойничьим лесам, питаясь чем придётся?

- Ты ненавидишь людей, вот и всё, - сказал я, но не очень уверенно. Слова ведьмы заронили в мою душу зёрна сомнения.

- Иногда... Иногда, Седрик, я и правда ненавижу людей, - донеслось из-за камней не сразу. - Сейчас я ненавижу тебя, тупоголовый ты болван! Неужели все во дворце думают так же, как и ты?

- Почти все, - сказал я с запинкой, а потом - наверное, первый из смертных - услышал, как рыдает дракон. Мои спутники опустили луки и смотрели на меня в смущении. Дело принимало неожиданный оборот.

- Послушай, Седрик, - сказала, наконец, Гаанна, когда перестала всхлипывать. - За твою дерзость мне следовало бы тебя казнить здесь и сейчас. И поверь, это было бы совсем не сложно. Кожа на животе у меня крепче стали, а попасть летящему дракону в глаз никому из вас не по силам. Но я не стану тебя убивать. Ты приходился моему мужу, да хранят светлые боги его душу, родичем, ты сможешь многое рассказать его сыну и воспитать из него достойного правителя. И, наконец, я просто не хочу никого убивать, сама стоя одной ногой в могиле. Сейчас я выйду и буду говорить, а ты слушай.

И, странное дело, мне и в голову не пришло оспорить эти слова.

- Я не ведьма, не колдунья, и даже не человек, - начала Гаанна свой рассказ, выбравшись на край ущелья. - Мой род - драконы Северных пустошей. Наша потаённая страна находится не слишком далеко отсюда, но путь туда закрыт, если в твоих жилах нет драконьей крови. Без малого сто лет прожила я, не зная горя, пока не нарушила заветы племени. Не прошедшие Испытания юные драконы не имеют права заниматься магией и покидать Пустоши. Это разумно. Нас так мало, магия даётся не каждому мудрецу, а мир так опасен... Я была любопытным ребенком, мне хотелось постичь тайные знания, повидать неведомые края... По ночам читала я втайне от взрослых запретные книги, и сердце мое замирало от восторга. За нами не слишком строго следили, ведь драконий край издревле безопасен для всех, даже самых несмышлёных из нас. Родители любили меня и потакали во всём. И всё же долгие годы минули, прежде чем постигла я тайны магии, а в том числе - и превращение в человека. Близилось время Испытания, но мне не суждено было его пройти. Опьянённая своим умом и ловкостью, я покинула раньше времени тайные земли племени и отправилась в людское селение, проверить свои силы на практике. Я мечтала увидеть вживую других разумных существ... Оказалось, наши книги, описывающие людей, устарели на тысячу лет. Взрослые прекрасно это знали, а я... Я была одета неправильно, вела себя как сумасшедшая, говорила на давно забытом языке... Люди приняли меня за одержимую и решили сжечь на костре. Знаешь, Седрик, я так испугалась, когда меня окружили и принялись выкручивать руки... Даже не сообразила, что могу превратиться и улететь, а только схватилась за амулет призыва. На мой отчаянный зов прилетели родители, и на месте той деревни до сих пор не растёт трава. А потом был суд. За нарушение заветов приговор один - изгнание. Меня лишили драконьего покровительства, запретили даже думать о возвращении, стёрли почти все былые воспоминания и внушили новые, а потом оставили на попечение добрым людям, знавшим кое-что о народе Пустоши. Я прожила у них несколько лет, а потом отправилась путешествовать по миру. Теперь меня было не отличить от простой селянки. Я останавливалась то тут, то там, постигая жизнь людей и забывая, понемногу, небо и радость полета. Так продолжалось лет пять или шесть, а затем я встретила Марлака. Это были прекрасные годы, пусть для нас, драконов, они подобны мгновению. Я действительно любила его, Седрик, а он меня… хоть, право, не знаю, за что. Мне доводилось встречать девиц куда краше, умнее и достойнее. Наверное, настоящая, человеческая женщина никогда бы так не сказала, правда? Да, это было прекрасное время, мы были счастливы, и магия здесь ни при чём. Но Хруды славны тем, что никогда не сдаются, и не брезгуют даже самыми грязными приёмами. Мы заняли их земли, пока они были слабы и не могли выставить большое войско, а они в отместку прокляли нас. Благодарная за брошенный хлеб нищенка коснулась губами моей ноги, и на следующий день там уже рдело маленькое пятнышко. Через неделю пятнышко выросло в большое пятно и принялось ныть по вечерам, через месяц вся нога стала багровой и болела не переставая, с каждой неделей всё сильнее. Затем стала слезать кожа, запершило в горле, заныли суставы, потом... Но нет, обойдёмся без подробностей. Я была беременна, и очень боялась, что болезнь перейдёт на сына. Но первым захворал Марлак. У него пятно появилось на спине и сразу сложилось в знак трёх полумесяцев - символ треклятых Хрудов. Он был очень сильным мужчиной, мой Марлак, а я и вовсе… иная. Говорят, посол Хрудов, отправляясь к нам, заранее распускал слухи о нашей с мужем болезни и очень удивился, застав нас внешне здоровыми. Мы искали средство снять проклятие, тайно обращались и к врачам, и к чародеям, но не преуспели. Я даже вспомнила кое-что из драконьих секретов, однако не помогло и это. Долгое время мы тешили себя надеждами, что хотя бы Карел растет абсолютно здоровым, пока во время купания я не заметила у него на плече красное пятно. До смерти мужа оставалось ещё четыре месяца и, боюсь, известие о хвори сына сокрушило его дух. До последнего мы тщились одолеть тёмные чары, а если не сумеем, то хотя бы прожить достаточно, чтобы подготовить Карела к правлению. Боги судили иначе. Если бы только мы могли собрать войско и отомстить злодеям... Не так печально было бы уходить в небытие. Вы ведь верите, что после смерти попадаете в другой мир, где становитесь частью великой картины, я знаю. Для драконов есть только вечный сон, полный неосязаемых образов, грустных и весёлых. Ах, если бы мы могли… Но только этого пресветлые Хруды и ждут. Их рати вновь сильны, а лазутчики рыщут по нашим рубежам. Пока они выжидают, но начни мы собирать войско, как они придут, и тогда не останется даже памяти о храбром княжестве Марлак. Нам оставалось терпеть и ждать… и молчать об этом злодействе, сколько сможем. Под конец жизни любимый потерял разум, не успев оставить завещания, а несколькими днями ранее я с ужасом заметила на шее у старой служанки, каждое утро приносившей мне воду, красное пятно в виде трёх загнутых линий. А ведь я никогда к ней не прикасалась, и даже кувшин, из которого я наливала, мыли и наполняли другие люди. Я приказала раздеться остальным служанкам, и у многих из них нашлись проклятые метки. Я прогнала несчастных из дворца, и они уходили в слезах. Не знаю, спасло ли их это. Знаки у них были бледные, но всё же... Когда вернёшься, вели разыскать их, Седрик, и проверить. Если пятна не пропали, найди способ поселить бедняжек всех вместе, отдельно от других. Так мы защитим остальных. Опроси приближённых Марлака, они могли быть прокляты через него. Пусть осмотрят и тебя самого. К счастью, за Карела я больше не беспокоюсь...

Тут она взяла паузу и я воскликнул:

- Что с мальчиком? Он выздоровел?

На спине моего повелителя, когда его обмывали, и правда нашли уродливые кровоточащие язвы, похожие, если так подумать, на три полумесяца. А в свете луны хороша была видна вспухшая краснота и на задней лапе драконицы. Хвала богам, когда мы с женой ходили в купальню, ни о чем таком она не говорила.

- Да, он теперь вполне здоров, - сказала Гаанна. - Напуганная болезнью служанок, я сбежала из дворца, как только Марлак умер. Я винила в его смерти себя и боялась, что вслед за мужем начнут гибнуть остальные. Цветы в моей комнате давно уже подозрительно быстро вяли, а домашние животные болели и умирали одно за другим. Но самое главное, я боялась за сына. Чем ближе он ко мне, к источнику проклятия, тем скорее угаснет, это верно, однако у меня оставалось в запасе последнее неиспробованное средство. Я отправилась на поиски Северных пустошей. По приговору суда мне стерли из памяти тайные слова, отпирающие двери драконьей страны, я не помнила даже, куда идти и где искать. И всё-таки искала, искала без надежды на успех, напрягая память и молясь без разбору человеческим богам, духам драконов, вечным звёздам... Это был тяжёлый путь, Седрик. Как я его выдержала, не понимаю. Как на нас только никто не напал? Одинокая женщина в дорогой одежде посреди глухомани… Видно, сама судьба хранила наши жизни. Я брела и брела, не ведая дороги, пока не пришла сюда. Эти горы сразу же показались мне знакомыми. Я поднялась на вершину, усталая и разбитая, тень себя прежней, и долго смотрела в небо, пока не вспомнила вдруг одно за другим тайные слова. А потом оборотилась, прошла сквозь незримые двери и воззвала к родичам, моля не ради себя, а ради сына. Сам Великий Дракон спустился ко мне из поднебесья, Седрик. Это такая честь, как если бы... нет, мне не найти слов. Он возложил лапу на Карела и остановил болезнь. Драконья благодать осенила моего малыша. Теперь он проживет две, а то и три человеческие жизни, и умрет спокойно, без боли и в ясном рассудке, могучим вождём и счастливым основателем рода полудраконов. Так предсказал Великий, а его слова всегда верны. Знал бы Марлак! Он-то боялся, что у сына однажды вырастет хвост… Жаль, что я не увижу, как Карел станет мужчиной. Проклятие слишком глубоко въелось в плоть и кости моего тела, даже драконья мудрость здесь бессильна. Может быть, приди я на полгода раньше... Ты знаешь, я ведь встретила родителей. Они не держат на меня зла, только на Хрудов. Хотела бы я посмотреть, как падут их дворцы, когда мой сын вырастет и войдёт в силу. В нём кровь драконов, он не запятнан отступничеством. Пусть только позовёт, и само небо обрушится на головы жалких колдунов. Запомни, Седрик, и расскажи ему, когда придёт время. А пока... Когда рассветёт, найди боковую тропу. Она узкая и крутая, но ты легко её одолеешь. На вершине есть маленький грот. Перед тем, как, прийти на этот обрыв, я перенесла Карела туда, за ним приглядывает дочь деревенского старосты. Сейчас он слаб и будет много спать, но когда проснётся, то станет крепче и здоровее, чем когда-либо. Не ходи по той тропе дальше, иначе попадешь сюда, на это плато, а здесь обитают колдовские звери. Забирай Карела и возвращайся домой. Стране нужен правитель.

- Почему же вы не оставили послание, когда уходили, моя госпожа? - спросил я. От желания расправы, совсем недавно кипевшего в душе, не осталось и следа.

- Я не знала, что написать, - грустно отвечала Гаанна. - Все мои мысли спутались в липкий клубок, я была до смерти напугана и растеряна. Сейчас... да, сейчас бы я смогла придумать, как объяснить своё исчезновение. Хотя и сомневаюсь, что мне бы поверили. Скорее уж приняли бы за умалишенную, или ещё чего похуже.

Я промолчал. Могло выйти и так.

- Но теперь мне не нужно ничего писать, - продолжала Гаанна. -Ты сам найдёшь нужные слова и объяснишь остальным, что произошло. Теперь тебе известно всё, малыш спасён, и ты можешь возвращаться со славой. А я... я совершу свой последний полёт. Великий Дракон не смог излечить мои недуги, но он усмирил боль, пожиравшую тело, и велел ждать у разрушенного моста, ведущего в пропасть. Теперь я знаю, чего нужно было ждать, и благодарю судьбу за нашу с тобой встречу. Теперь мои мысли ясны, последние долги розданы, и я собираюсь воспользоваться дарованной мне возможностью самой выбрать себе смерть. В конце концов, я всё ещё законная государыня, мать наследника престола, я дракон, наконец, а значит, имею право не погибать в страхе и безумии, цепляясь за последние мгновения жизни. Я уйду быстро и без мучений. Только... только если я не справлюсь, помоги мне, хорошо?

Я не знал, как могу ей помочь, находясь на другом берегу пропасти, но Гаанна, кажется, и не ждала ответа. А может, и говорила уже не со мной. Она шагнула к самому краю, постояла немного, глядя вниз, потом подняла глаза к звёздному небу...

- Прощайте! - звонко крикнула драконица и, прежде, чем я отыскал хоть одно подобающее слово, одним сильным прыжком бросилась в бездну.

Прошло несколько томительных мгновений и далеко внизу загрохотало. Я отбросил бесполезный меч, судорожно сорвал с головы шляпу. Та отчего-то выскользнула у меня из рук и полетела вниз, кружась в воздухе. Мои воины обнажили головы, спеша отдать последние почести своей княгине. Лица у них были бледные и потерянные.

А на той стороне расщелины произошло вдруг и вовсе невообразимое. Россыпь камней, за которой недавно скрывалась от стрел Гаанна, зашевелилась, подалась вперёд, и разом стало ясно, что это горный великан, весь поросший мхом и травой. В свете луны блеснули красные камни глаз. Гигант неловко затоптался на месте, потом согнулся, почти не сгибая колен, к самой земле и сорвал большой лист лопуха. Через мгновение тот уже кувыркался над бездной, следуя за моей шляпой, а каменный человек стоял, вскинув руку в прощальном жесте и молча смотрел вниз. "Словно цветок на могилу..." - подумал я, заворожённый полётом листка. А затем мы с парнями переглянулись, не сговариваясь подхватили вещи и ушли от этого странного места, едва сдерживаясь, чтобы не бежать...

Даже запалив все факелы и фонари, что у нас только были, мы всё равно не сразу нашли заветную обходную тропу. Подниматься оказалось не так уж сложно, так что я доверил ногам самим нести меня вверх, а сам попытался обдумать ситуацию. Конечно, ничего не получилось. Слишком много событий произошло за последний час, не в силах человека осознать их разом все. Одна только мысль билась в голове, словно шальная муха о стекло: "если это правда... ах, если это правда..." Что это было? Молитва? Угроза? Я и сам не знал, на душе было пусто и тревожно. Я просто шёл и шёл, все вверх и вверх, пока, выйдя за поворот, не увидел далеко впереди огонёк костра и не услышал тихий голос, напевающий колыбельную. Я остановился и долго стоял, слушая незатейливый мотив. А потом сердито вытер мокрые щёки и зашагал дальше.

Стране как никогда был нужен правитель.