GorbunS

- Выросло у нас, сынок, как-то дерево сливовое, чудесное. Высотой, значит, саженей двадцать, а на самой верхушке плод, да такой, скажу тебе, крупный, да такой ароматный! Не захочешь - облизнёшься. И никто тот плод сорвать не мог, как ни пытались. Карабкаться начнёшь, так либо шлёпнешься разом, либо глаза листьями поранишь. Коли и доберёшься до середины – непременно или ветки слишком тонки окажутся, или руки-ноги ослабнут. Лестницу приставишь - вместе с нею и упадёшь.

Но это всё бы ещё ничего. А вот когда осень пришла, а слива как висела, так и висит, тряси не тряси, тогда послали за мудрецом.

Мудрец усы в пиве измочил, коржиков пожевал, да и указал: дерево не трогать, а только ждать, что будет. Ибо такова загадка природы, а загадка… как то бишь её… «загадка есть продукт таинственный и человеческому пониманию недоступный». С тем и уехал.

Осень прошла, зима лютует, а слива знай себе висит. Крутобока, красна. От мороза да ветра ничуть не скукожилась, даже больше стала. Чудеса, да и только. Хотели уж было срубить дерево от греха подальше, да слов мудреца побоялись. Природа ведь она того... Загадка, одним словом!

Так и весна незаметно вернулась. Морозы на убыль, ледоход вовсю. Отмучились, стало быть. Глядим, а слива-то, никак, падать собралась! Да и пора бы уж: выросла с целый арбуз, ствол под весом таким гнётся. Опять за мудрецом послали. Пришёл под парусом, угостился, как положено, велел сызнова ждать. Теперь уж, правда, и сам остался. День прошёл, второй, третий, мудрец как будто домой засобирался. Скучно, да и недосуг. Человек учёный, понимать надо. А на четвёртый день, с утра самого, как затрещит вдруг в дереве что-то!

Все, конечно, к сливе, мудрец с портняжным аршином несётся - чудесный плод, стало быть, в обхвате измерять. В книгу потом занести грозился. Ветка, зрим, надломилась, едва держит. Такую-то махину поди, удержи! Бабы плачут: сочувствуют, знать. А потом, как совсем в той ветке сила иссякла, так и грохнулась слива наша оземь. Треснула аккурат посерёдке, а там, где косточке быть, зверь оказался крылатый. Сам чёрный, глазищи как у кошки, и хвост змеиный. Мудреца первым делом облапил и как не тянули, сойти не желает. Так бедняга со зверем тем в город и ушёл. А и поделом: куда ж ты, голова учёная, первым в незнакомую трещину-то лезешь.

Говорят, дружба у них теперь. Днём книги умные читают, а по ночам – милое дело! - рыбалка с охотой. На крыльях куда хочешь добраться можно.

А слива та ох и кислющая же оказалась, всей деревней три дня отплеваться не могли. Небось, недозрела ещё.

Приезжали к нам по первости всякие, всё смотрели, языками цокали. Да толку ли! Дерево сухое стоит, ни листочка. Все силы в зверя летучего ушли, не иначе. Потом, конечно, отстали. Какой интерес на него, неродящее-то, глазеть.

А было это... Как бы не соврать... Да, пятнадцать лет назад.

Что говоришь? Байка, мол? А под окном, глянь, чего с ветки свисает? То-то. Вторую зиму уже соком наливается. Жердями опять же подпираем, чтоб раньше времени не упала, да созрела, значит, как следует. А со стороны теперь звать никого не станем, нет. Ни к чему это. У нас загадка природа народилась, нам и собирать, выходит. Мы, сынок, нынче до загадок большие охотники!

- Пафнутий, а Пафнутий!

- Уйди, окаянный.

- Ну, дядька Пафнутий... Чего ты? Осердился, никак? Мы тебе тут, глянь-ко, каши пшенной на молоке сварили. Ох, навариста, ох вкусна... Да с хлебцем бородинским...

- Подлизы вы, да и только.

- Почто срамишь? Грех на тебе, дядька Пафнутий! Отродясь не угодничали. Ведь верно же, Анисим? Вот, Анисим согласен.

- Ну? Чего надо-то?

- Ничего, стало быть, нам не надо. Верно, Анисим? Пойдём себе потихоньку, да и только... А и тебе, дядька, за ласку поклон.

- Каша-то..? На молоке, чтоль?

- Вестимо дело. Идём, Анисим, идём.

- Тьфу ты! Сиди уж, да дело говори! Ишь, гордый какой... И Анисим твой туда же...

- А то можно и посидеть, коли не гонят. Верно, Ани..?

- Не серди меня, малец! Излагай экстрактно! А и ничего каша... Масла б ещё к ней... Ну, так о чем разговор-то?

- Да вот, дядька... Анисим у нас молодой ещё, жизни домашней не знавший. Ты бы рассказал ему, как с книжным хулителем-то жилось. Да и я б послушал в другой раз. Занятно ты, Пафнутий, врешь.

- Да не хулитель то был, а литературный критик! Герасим Венедиктович, большого ума человек, не чета нонешним... Вечная ему память.

Старый всклокоченный домовой от избытка чувств даже пристукнул кулаком по столешнице, на которой сидел. Его рыжая полуседая борода воинственно повернулась сначала к одному слушателю, затем к другому. Молодежь спорить не спешила, и Пафнутий, пожевав ещё каши, продолжал:

- Хозяином он был, знамо, не шибко-то рачительным. Корку хлеба не приберет, свет, случись что, не погасит. Пауки, опять же... Так на то и я в дому, чтобы порядок блюсти. Зато учености какой... Небывалой! Как сейчас помню... "Мало того, что язык автора полон поверхностных канцеляризмов, так он ещё и соответствует описываемой эпохе - ничуть. Герои могут показаться интересными и глубокими разве что филологическим девам, от которых автор, как мы, дорогой читатель, видим, и сам не далеко ушёл в умственном развитии..." И так далее, и тому подобное! Ох уж он и песочил этих писак, ох уж и трудился! Ночами не спал, все статьи сочинял. "Дичайшее незнание матчасти"... "Словоерсы в описании ландшафта"... "Затейливые изразцы книжного шлака"... Охохонюшки! Кто ж теперь в доме жить будет? Не иначе, плагиатор какой... Бедный я, бедный...

Юные домовые долго молчали, участливо глядя на утирающего глаза Пафнутия. За окном темной кухоньки большими хлопьями падал снег.

- А не скажи, дядька, - подал вдруг голос Анисим. - Счастливый ты. Такого человека знавал.

Пафнутий быстро взглянул на него из-под кудлатых бровей, а затем молча и тожественно пододвинул миску с остатками пшенки на молоке, вкуснее которой, как известно, нет ничего на свете.

Горный замок, чёрными шпилями башен пронзающий небо, спал. Крепко запертые ворота, высокие стены, а пуще того - магия, витающая вокруг цитадели древних властителей, хранили его от любых посягательств. Но вот вспыхнул вдруг на краткий миг огонь в одном из тёмных стрельчатых окон верхних этажей.

Высокий мужчина в кольчуге под плащом вновь накрыл свой фонарь колпаком и улыбнулся: он на верном пути. Проникнуть в логовище коварного узурпатора, полное стражи, оказалось далеко не так сложно, как верно надеялся хозяин замка. В свете фонаря мужчина успел свериться с картой и теперь знал, что до покоев проклятого тирана, подмявшего под себя всю страну, осталось немного. Время его жизни истекло и смерть уже занесла свою костлявую руку над головой очередной жертвы.

Двигаясь по-кошачьи бесшумно, мститель преодолел несколько коридоров, взобрался по высокой лестнице и вот он - между двумя мрачными крылатыми воинами светлого камня - вход в жилище злодея. Прислонив копьё к стене, дремлет на посту часовой. Конечно, глупец не ждёт подвоха, ведь замок слывет неприступным. Бедняга и не догадывается, сколь многого можно достичь, подкупив пару-тройку сведущих людей и применив на деле тайные знания одной из великих семей древности. Мужчина обнажил кинжал. Сегодня сталь его уже испила чёрной вражеской крови. Одним негодяем больше, велика ли печаль...

Но едва он приблизился к стражнику на расстояние вытянутой руки, как что-то рассекло вдруг воздух и лишь отменная реакция спасла лазутчику жизнь. Замок огласил бешеный рев. Сверкая изумрудами глаз, каменные стражи шагнули со своих постаментов, их стальные клинки отразили свет вспыхнувших на стенах факелов. Не прекращая реветь на всю цитадель, зачарованные статуи атаковали проникшего в дом их господина нарушителя. Очнувшийся стражник схватился за копье. Мужчина закричал от ярости и разочарования и, отшвырнув кинжал с фонарем, выхватил свой меч. И очень вовремя: громадный двуручник одного из крылатых воинов уже метил ему в голову. Отбивая сыплющиеся на него градом удары и чувствуя, как струится по ноге кровь - копейщик достал из-за спин оживших статуй - мужчина понял, что всё кончено. На зов каменных стражей вот-вот сбежится всё население замка и назавтра его головой в назидание другим украсят ворота.

- Сдавайся! - крикнул стражник, тыча копьем, чтобы загнать жертву в угол. - Твоя песенка спета!

Это не лезло уже ни в какие ворота. Сдаться приспешнику врага? Жалкому мужлану, что без помощи колдовских чудовищ стал бы смазкой для его меча? Ну уж нет! Надежды на победу никакой, но живым он им точно не достанется. Быть может, удастся разрушить или повредить одного из стражей и тогда тот, кто придёт за ним...

- Мой лорд! Я здесь! Держитесь, мой лорд! - раздался высокий голос и на площадку у двери кубарем вкатилась юная девушка с рапирой в руке. Её рыжие волосы пребывали в полном беспорядке, лицо раскраснелось.

- Нет, Алия! - прокричал мужчина. – Не смей! Ты нарушила приказ! Беги! Беги назад в лагерь и предупреди... расскажи другим, что видела!

- Я никуда не уйду без вас, господин! - пылко отвечала девушка, чёткими ударами отгоняя копейщика, не ожидавшего атаки с фланга.

- Глупая девка! Убирайся! Здесь сейчас будет целая армия!

- Так уходим вместе! - крикнула Алия, не глядя на раненого противника, сползающего вниз по ступеням. - Я взяла грифона!

- Иди и подготовь его к взлету, - прохрипел мужчина, отражая очередной удар крылатого воина. - Если я не приду через...

- Вместе! - завизжала девушка и очертя голову бросилась на спину второй статуе...

Через час или два они сидели на высоком горном уступе к западу от замка и смотрели, как над древними шпилями восходит солнце. Стены цитадели в утреннем свете были белыми с лёгкой желтизной, мраморными. На таком расстоянии деталей не рассмотреть, но беглецы знали: замок сейчас напоминает растревоженный муравейник.

- Простите, лорд Кэрсиган, - произнесла Алия наконец, переводя взгляд с далёкой вражеской твердыни на спину своего повелителя, перечёркнутую тугими повязками. - Я... я нарушила приказ... Но… Вы не должны рисковать своей жизнью! Без вас нам не победить…

Кэрсиган промолчал. Он держал на коленях переломленный в чудовищной руке каменного стража меч. Ныли раны в ноге, в плече и там, где когти грифона, осёдланного Алией, впились ему в бока. Боль физическая ничего не значила. Куда ужаснее было сознавать, что тиран остался жив. Теперь тот усилит охрану, быть может, сменит на время резиденцию... Затаится по трусливому своему обычаю. И уж конечно, отправит несколько отрядов прочесать частым гребнем окрестности. Придётся искать другое убежище. И пусть одного из волшебных стражей удалось-таки разбить на части, враг всё равно слишком силён и многочислен, а надеяться на эффект неожиданности в ближайшее время не стоит. Расплата снова, в который уже раз откладывается.

Сколько верных друзей сложило головы в борьбе с треклятым захватчиком, пришедшим на земли их предков... Их имена словно выжгли на сердце мужчины калёным железом. Лорд Мальтазар, Гренд из Иэля, Крюгер и Брент, леди Лилит с дочерьми, отец Алии - благородный дон Касимов... Его, Кэрсигана, родители и младший брат... Ещё очень много мужчин и женщин. И, конечно, Он - их повелитель, чья честь требует отмщения.

- Ничего не кончено... - невпопад прорычал Кэрсиган. Алия, всё пытавшаяся оправдаться, осеклась на полуслове, но тут же в её глазах вспыхнула решимость.

- Конечно, нет, мой лорд! - истово воскликнула девушка, вскакивая на ноги. - Враг получит своё. Рано или поздно, но получит! Пусть нас мало, пусть повсюду предательство и шпионы узурпатора, мы не сдадимся! «Пусть говорят «это конец...»»

- «Но какой же конец, когда мы ещё живы!» - подхватил Кэрсиган девиз своего павшего господина. Он тяжело поднялся и воздел над собой обломок меча. - Мы победим! За Расколотый Трон! За Императора Тьмы!

- За Тьму! Во имя Его! - вторила Алия, и её рапира, гордо вскинутая в небо, едва не оцарапала задние лапы возвращающегося с охоты грифона.

"Говорю сразу: я - эльф. Просто не хочу, чтобы вы потом заявили, будто вас не предупреждали. Да, у меня острые уши и нет, они не желатиновые. Еще у меня острое зрение, мадам, и я вижу, сколько вам лет, несмотря на слой белил.

Да, Гоббс, я сочиняю стихи. Иногда. Когда расчешу свои золотые кудри и спляшу под лютню на лужайке. Ах, да, сначала я отработаю десять часов за гроши. Моя мама спала на дереве, и мой папа спал, а я спустился. И вообще - тебе идут эти бакенбарды, Эрик...

Профессор, вы же умный человек, вы наверняка всегда знали, что эльфы прекрасно слышат, и потому рассказывали анекдоты об остроухих очень тихо, чтобы я потренировался, верно? Не смущайтесь, я вам безмерно благодарен за это.

Кстати, мадам, все остальные тоже знают, сколько вам лет. Ох... Эту затрещину я, видно, заслужил. Готов принять от ваших ручек еще одну.

Нет, Эрик, что ты, я не сошел с ума. Я ведь эльф, мы все такие, я предупредил сразу...

А еще я только что написал заявление на увольнение.

Расступитесь, друзья, эльф пойдет в парк, танцевать под луной и плакать. Удачи вам, здоровьица и всего-всего полной лопатой. Больше таких хороших друзей, как вы, у меня не будет. Во всяком случае, я на это надеюсь..."