Frekenbokk

После ухода Катеринки хмель перестал приносить удовольствие, а Емельян мог думать только об одном — под боком отменные девки, а он мучается. Непорядок, бабу нужно пользовать по прямому назначению. Нужно глянуть на них. Ту, покрасившее, оставить себе, кочевряжится не должна, чай не голубица непорочная. Другую отдать Катьке, а блаженную приструнить, чтоб помалкивала. Она ещё пригодится.

Емельян, довольный, как он всё ловко придумал, бодро потрусил в Полину избушку, потрясая жирными телесами и напевая под нос бравурную мелодийку, и застал девушек врасплох. Матильда была хороша — венок на непокрытой голове, лёгкое платье, сияющие глаза, нежный румянец и лукавая улыбка. Настоятель обмер, уставившись на девушку.

— Так-так, голубушки, — сказал Емельян, как только к нему вернулся дар речи. Какая красотка! Он облизнул пересохшие губы. — Зашёл вот глянуть, как устроились. Почто к старику не заходите? Не съем, небось, хе-хе!

— Виновата, батюшка, — смиренно проговорила Поля. — Девушки не осведомлены о нашем укладе, а я оставила без внимания, травки собирала.

— Дочь моя, — елейно обратился к ней Емельян. — Ступай-ка, попроведать Евдокию. Она с утра на немочь жаловалась. Да там меня и дожидайся.

Поля шмыгнула мимо него, возле двери обернулась и за спиной Емельяна погрозила девушкам кулаком, мол, будьте начеку. Настоятель приблизился к Матильде и, бесстыже обшаривая её масляным взглядом, заговорил присюсюкивая:

— Эта каким же ветром занесло в нашу скромную обитель такую голубку? Расскажи дочь моя, что привело тебя сюда? Откройся, не стесняясь. Отцу духовному можно поведать всё.

— А чего рассказывать, — Матильда независимо вздернула голову и смело смотрела на толстого неприятного мужика. Тоже мне, отец духовный! Ещё один охотник за женскими прелестями. Только прикрывается мнимой заботой и напускной праведностью, и от этого особенно мерзкий. — Путешествовали с подругой, заплутали. Ваша девица любезно предложила нам кров и ночлег.

— Мы гостям всегда рады! — Емельян просто лучился фальшивым радушием. — Пойдемте в мою опочи… кхм, я хотел сказать в мою келью. Небось голодные? Угощу, чем бог послал, и отказа не приемлю.

В чисто убранной избе настоятеля, вокруг накрытого стола сновала Марфа. Мрачная и недовольная, она зыркнула на нарядную Матильду и подала еду. Сегодня бог послал Емельяну гороховую кашу, соленые огурцы, квашенную капусту, пироги с яблоками, блины, толстые ломти розоватого сала.

— Отведайте нашего нехитрого угощения, красавицы, — лебезил Емельян.

Он повернулся к Марфе и взмахом руки отослал её. Лиза ела с аппетитом. Она соскучилась по простой деревенской еде, напомнившей родной дом. Аксинья готовила вкусно, да и Поля всегда подавала к столу свежую провизию, грех было жаловаться. Но у настоятеля кормили именно теми блюдами, на которых Лиза выросла. А Матильда поковыряла ложкой кашу, щедро сдобренную постным маслом, повертела в руках пирог, обнюхала его с видом гурманки, и положила обратно в блюдо. Потом осмотрела стол и сморщила нос.

— Понимаю, не для такой красавицы простая еда, — ухмыльнулся Емельян. — Ежели желаешь разговеться, приходи завтра к ужину. Ужо я расстараюсь.

Фраза звучала весьма двусмысленно. Емельян, не стесняясь, даже подмигнул Матильде.

— Я же говорила, что дурак набитый! — хохотала она, когда девушки возвращались в Полину избушку. — Он что, думал я прям там ему отдамся за миску каши? А ты, девица, тоже хороша — ела, аж за ушами трещало.

— Так ведь вкусно, — жалобно ныла Лиза. — Как у маменьки с папенькой. Тебе завтра потрафят.

— Да прям щас, побежала в опочивальню к этому сморчку, роняя лапти, — насмешливо сказала Матильда. — Ты не поняла разве, о чем речь то шла? Хотя, кому я это говорю. Меня окружают сплошные la purete и la naivete. Невинные и наивные! Тебе бы только брюхо набить. Эх, а ещё подруга называется!

— Божий человек, пожилой, — оправдывалась Лиза. — Может показалось?

— О, Лизхен! — закатила глаза Матильда. — Ещё много открытий предстоит тебе в жизни. Люди носят маски. Никому нельзя верить.

— Никому? — переспросила Лиза. — И тебе?

— Мне можно, — усмехнулась подруга. — Но всегда думать своей головой. Поняла?

Девушки вошли в избушку, но ничего не успели сделать. За ними в дом влетела Поля, без платка и с растрепанными волосами.

— Нужно уходить, безотложно! — заявила она.

— Что случилось? — хором воскликнули подруги.

— Марфа рассказала…

— Так она немая, как она могла рассказать? — удивилась Мати.

— Уй, это не важно сейчас, — отмахнулась она, но верная своей привычке тут же уточнила. — Безгласная, но слышит. Тётеньки рассказывали, что напугал её кто-то в детстве. С тех пор вот…

— Поль, ближе к делу, — перебила её Лиза.

— …жестами толкует, и пишет немного, грамоту разумеет, — продолжила как ни в чем не бывало травница. — Вчера к настоятелю гостья по ваши души наведалась. В чёрном плаще, красном платье, волосы как смоль, красивая. Знакомая персона?

— Катеринка, — испуганно сказала Лиза.

— Угу, похоже она, — подтвердила Матильда. — А как Марфа поняла, что за нами?

— Подслушала, как дама поведала настоятелю, кто вы. А кто вы, к слову сказать? Не открылись мне, — спохватилась вдруг Поля. — Лизу она намеревается забрать, а Мати отдать настоятелю. Он уже матронам велел за нами бдить. Добро, что Марфа, не желая смуты, меня предостерегла.

— Да как это — забрать, отдать. Мы что, вещи какие-то?! — возмутилась Матильда и добавила. — Про себя расскажем. Чуть погодя.

Растерянная Лиза молчала.

— Возлагаю надежды, что не государственные преступники, — мрачно ответила Поля, — А касательно овеществления людей разумных … Опоит вас зельем, да и запрёт в погребе. Я сама по глупости усыпляющую настойку ему отдала. Есть у меня такая. Оказывает определённое действие. Засыпаешь почти сразу. И в зависимости от дозы можешь спать до нескольких дней. Я из мака делала. Есть такой особый вид…

— Да уж ни к чему нам сейчас подробности, — хмуро сказала Матильда, осознав серьезность положения. — Делать то что?

Поля заперла двери на засов, задернула занавески и решительно сказала:

— Вот что мы предпримем…

— За границей! — восторженно пискнула Поля, у которой перехватило дыхание от открывающихся перспектив. — Scientia potentia est. In pace litterae florunt …

— Ась? — уточнила Матильда, уморительно сморщив носик. И, передразнивая латынь, заговорила простецки, — Чавой-то балакаешь, а чаво — не почуха́ю.

Лиза и Поля залились смехом.

— Знание — сила. Во имя мира науки процветают, — отсмеявшись, пояснила Поля.

— Ладно, рыжик, будь проще, — потрепала её по волосам Матильда и нахмурилась. — Я не могу! Такую роскошь прячешь. Убила бы этого гада-настоятеля!

— Кстати о настоятеле, — погрустнела девушка. — Не в моих обычаях стращать и внушать боязнь, но скит не лучшее место. И не стоит надолго в нём оставаться. Давно бы покинула место сие, но для меня ныне нет убежища другого.

— Ты, о чем это? — напряглась Лиза. — Что может угрожать в тихой лесной обители?

Безопасность и отсутствие скитаний расслабили её. Девушка во всём положилась на Матильду и не думала о будущем. Это помогало не возвращаться к болезненной семейной теме. Но Лизавета понимала, что предпринять что-то всё же придётся. Но что? Дом — единственное место куда она могла поехать — закрыт для неё. Уж маменька точно всю кровь выпьет. Но сейчас совсем не хотелось думать об этом. Впервые у Лизы есть подруги и так интересно жить!

Поля ничего не ответила. Рассказать им про странные снадобья, которые просил её изготовить настоятель? Быстродействующие снотворные капли, настойки, вызывающие потерю плода у беременных, галлюциногенные порошки из грибов. Было интересно создавать по рецептам из старых книг, а для чего они нужны, не задумывалась. Жила в своем изолированном мирке, среди монашек и ни о чем не помышляла, кроме трав и книг. За каждое созданное зелье настоятель приносил какую-нибудь новую штуку для её увлечения. Баночку из-под леденцов монпансье, флакончик от медицинской микстуры и прочие безделицы. Но Поля была рада и этому.

Она не могла сопоставить факты или сделать выводы. Слишком мало жизненного опыта у этой, в сущности совсем юной, девушки, которая хоть и хлебнула лиха, но всегда обитала в книжном мире. Весьма оторванном от реальной жизни. И только появление рядом с ней Лизы и Матильды встряхнуло. Теперь Поля беспокоилась за кого-то, потому что на себя уже давно махнула рукой.

Травница не стала говорить этого вслух. Вдруг девушки сочтут её недостойной их общества. Что она будет делать? Потом, как-нибудь, расскажет. И вместо ответа спросила:

— А вот вы всё цыганку поминаете. И Петра феликс, пожалуй, для вас не новость. Царица горная опять же. Вы же не могли знать про каторжника?

Лиза рассказала о цыганском пророчестве. Поля ничего не ответила. Задумалась.

— Так что ты намерена предпринять в отношении артефакта? — спросила Матильда и сама себе удивилась. Надо же, это знайка-Поля на неё влияет. — Что предлагаешь?

— Нужно найти эту Хозяйку, — выпалила Поля. — Она выручает добрых людей, попавших в беду. Вернём ей шар и попросим помощи.

— Хмм, — задумчиво протянула Лиза. Кажется простодушная Поля нашла идеальное решение. Ничего самим не делать, попросить и надеяться, что получится. — Звучит заманчиво.

— Так это сказки! — возмутилась Матильда. — Отдушина для обычных людей, верящих в то, что зло всегда наказуемо. Нельзя же строить серьезные планы, надеясь на выдуманных героев. Как так можно вообще? Вы еще у Деда Мороза и Снегурочки помощи попросите! Ну ладно Поля, у неё каша в голове и мозги набекрень. Извини, дружочек, что есть, то есть. Но ты, Лизавета? Вроде девушка образованная.

— Ага, — виновато сказала Лиза. — Умею читать, писать и географию немного знаю.

— Каторжник смог, и я смогу! — неожиданно сердито воскликнула Поля. — Я что, рыжая что ли?!

Подруги переглянулись и расхохотались.

— Ладно, смейтесь над несчастной сироткой, — затянула Поля жалобно. Видимо этому она и научилась у нищих. Травница рассказывала, что стесняется применять некоторые умения из прошлой жизни.

— Вообще-то, ты рыжая, — переведя дух после смеха, выпалила Матильда.

— Ой! — захихикала Поля. — Хи-хи-хи-хи, ой не могу! Я и забыла.

Наконец они успокоились и некоторое время молчали.

— А неплохо у тебя эти побирушкинские интонации получились, — уважительно сказала Матильда. — Кликуша отменная.

— Ну так! Мастерство не пропьёшь, — солидно сказала Поля и не выдержав, прыснула.

— Ладно, девицы, — посерьёзнела Матильда. — Смех смехом, но план никуда не годиться.

— У меня обстоятельства таковы, что окромя себя полагаться не на кого, — тихо сказала Поля. — Так что, я и к Хозяйке пойду, и к чёрту лысому, лишь бы пособили. Жаль, что без вас, но неволить не имею права. Ведь аd impossibilia nemo obligatur. К невозможному никого не обязывают.

— Давай с нами! — воскликнула Матильда. — К Мишелю. Нужно немедленно собираться и идти, а там что-нибудь придумаем.

— Ты хочешь всех нас ему на шею повесить? — спросила Лиза. — И потом, там Катеринка.

— Да что она нам сделает? — уже не так решительно сказала Матильда. — Мишель её быстро приструнит. Уверена, что он ищет меня.

— Это вилами на воде писано, — рассуждала Лиза. — Мне, наверное, лучше до дому добраться. Там папенька и маменька.

— Которые отправили тебя подальше, — сердито сказала Матильда.

Чтобы украсть твоего суженного, хотела добавить она, но не стала. Лиза не ответила, только понурила голову.

Поля молча слушала подруг. Похоже не складывается ничего.

За разговорами девушки не заметили, как дошли до скита, а затем и до Полиного домика. И только успели присесть на скамьи, как дверь отворилась и в избу ввалился настоятель.

Сколько пролежал — не знаю, только тепло мне стало. Лежу будто на траве, ветром обдувает. И солнце припекает. Слышу, птицы поют, да так явственно слышу, как будто настоящие. И смолкой опять пахнуло. Сильно, ярко. Я умер и попал на тот свет. А потом приподнялся и огляделся. Сосны кругом. Да не просто сосновый бор, а тот самый, из детства. Ну думаю, точно, прибрала меня косая. Но вскоре стал чувствовать всё тело. Болело оно, как избитое. По молодости и глупости в драках участвовал. Когда дурниной и всей оравой — стенка на стенку. Как развлечение и тренировка. Вот так и болело, как после хорошей драки.

Тело болело, а это значит, что я жив. Не может оно болеть после смерти. «Жизнь есть способ существования белковых тел» — возникла внезапно странная фраза в голове. Что ж, Cogito, ergo sum. Мыслю, значит существую. Живой.

Ощупал себя руками. Лохмотья те же. Грязь руднишная. А цепей нет. Видимо расковали, подумали, что умер. Кандалы пожалели. Оставили в лесу на съедение диким зверям. Не по-христиански, но вполне вероятно. Выволокли наружу, а я отлежался. Нужно уходить, а то придут и обратно в штольню, раз не окочурился.

Но лес кругом тот самый, из детства. О котором перед смертью бредил. Вон сосна кривая, на которой мы в детстве с робятами лазали. А вот раздвоенное дерево, дупло должно быть в нём. Мы там тайник устраивали. Как я мог здесь оказаться, за десяток верст от рудника. Не могли же меня так далеко увезти. Или могли?

Недалеко родник должен быть. Понял, что пить хочу, мочи нет терпеть. Нужно добраться до него. Попробовал встать и упал от страшной слабости. Потерял сознание. Очнулся ночью уже. Кругом тишь. Лишь ветки деревьев слегка шумели оттого, что их трогает ветер. Стал слышать близкое журчание воды. Встать более не пытался, пополз на звук. Долго полз. Останавливался передохнуть. Голова кружилась, мысли путались. Дышать было трудно, но кашель пока не мучил.

Напился воды родниковой вдоволь и снова впал в забытье. Просыпался так еще несколько раз, пил и вновь засыпал. Через какое-то время наконец пришел в себя, еще не исцелившись, но уже в состоянии подняться и осмотреться. Я был около маленького родника, в зарослях травы, среди соснового светлого бора. Вскоре нашел землянику и слегка утолил мучавший голод. Огниво было при мне и не отходя далеко от родника, в сухом месте, разжег костерок из хвороста. Тепло приободрило. Посчастливилось найти немного съедобных грибов. Запек их на костре и заел снытью. Вскоре окреп настолько, что смог идти…

— Всё это очень мило, — нетерпеливо сказала Матильда, когда Поля перестала читать, чтобы отдохнуть и хлебнуть кваса. — Но нам то что с того? Ну очнулся мужик в сосновом лесу? И?

— Погоди, это еще не всё! — Поля перевернула несколько страниц и пояснила. — Он пишет о том, как скит нашёл и о лечении. Это не так важно. Так… ага … угу … а, вот:

…Пока болел и лежал в избе, было время подумать. Последнее, что помню про рудник, как просил о помощи Хозяйку горы. Медной горой местные Гумёшки прозывают. Почему горой, не понятно. Так, холмик посреди леса. Хотя иная гора не вверх, а вглубь может уходить.

Камень тот странный помню. Тепло его. Это ощущение всегда теперь со мной будет. Согрел он меня перед смертью. Хотя и не смерть то была. Не придумали значит люди, есть она, Хозяйка. Таинственный дух и хранитель местности. Помощница и радетельница за простых людей. Сила, которая помогает в трудную минуту…

— Ну, тут у него философские размышления, — прервала снова чтение Поля. — Это мало информативно, но весьма поучительно. И если вы захотите, то я…

— Полундра, читай дальше, — сквозь зубы сказала Матильда и Поля испугано глянув на неё, вновь уткнулась в текст.

— Где же он? Не помню, когда очнулся, был ли он при мне. Как только полегчало и смог ходить, вернулся на то самое место. Нашёл! Под листьями. К осени дело шло. И место, где лежал, листвой припорошило. Но камень был там. Мой petra felix…

— Он еще и имя ему придумал! — закатила глаза Матильда. — Прошу любить и жаловать, мой знакомый камень, Петр Феликсович. Кстати, спасает жизни. Ежели кто интересуется.

— Петра феликс — счастливый камень, — простодушно пояснила Поля. — Лучше конечно lapis, петра больше в поэзии употребляется. А вот в заморской Америке люди издавна находили на берегах камни с буквой L и нарекали их счастливый камень. От английского lucky, счастливый. Хотя потом ученые люди выяснили, что это и не камни, а отолиты пресноводной рыбы Aplodinotus grunniens, известной как рыба-овцеголовка. Так что понятие счастливый камень не его изобретение, он просто использовал латынь. Петра феликс — камень счастливый или …

— О, боже, — схватилась за голову Матильда. — Поля…

— Как? — Лиза смогла наконец-то пробиться сквозь монолог, оседлавшей любимого конька, Поли. — Счастливый камень? Матильда, ты слышишь?

— Ну, предположим слышу, — недовольно сказала Мати, которая уже изнемогала от всего, что травница вынудила её слушать. — И что?

— Как что?! Счастливый камень! — взволновалась Лиза. — Цыганка Рада о нём говорила. А что там про свечу?

— Сейчас. — Поля вернулась к тому месту в тетрадке, с которого она начала чтение вслух. — «Свеча погасла. Наступила кромешная темнота и я провалился в забытье, понимая, что это конец».

— А Хозяйка медной горы — медленно произнесла Матильда, начиная понимать к чему клонит Лиза, — горная царица. Ну хорошо. Вот у нас есть дневник, с описанием, якобы, чудесного спасения, с одной стороны. И предсказание некоей дамы, которая зарабатывает на жизнь тем, что облапошивает доверчивых простаков. Что нам с того?

— Так вот он, камушек то! — Поля, до этого момента переводившая взгляд то на Лизу, то на Матильду, пытаясь понять, о чем они говорят, выхватила что-то из мешка.

Емельян вздохнул и замахнул ещё рюмку, пить стаканами эту гадость он так и не научился.

Фартовый Бирюк награбил достаточно, и жили они припеваючи до тех пор, пока атаман не связался с этой потаскухой Катькой и всё полетело в тартарары. Совратила его, взбаламутила ведьма проклятая! Когда они поделили деньги, Емельян немного не рассчитал. Думал, что ещё есть время и завис у одной из девок, молодой и сладкой, с которой никак не мог расстаться. Шпики явились в арендованную квартиру, где Емельян хранил свою долю, и пришлось бывшему казначею бежать пустым.

Права была, Катька. Точно, ведьма. Умная женщина непременно с чертями знается. Откуда иначе у бабы ум? А может она и сдала его? Неее, не стала бы рисковать деньгами. Чертовка страсть как хотела их заполучить. Потом сдала? Эх, чего теперь гадать, главное жив и на свободе. Но от потери богатства, за которое рисковал головой, опомнился Емеля не скоро. Кое-как добрался до этого скита. Хитровские каторжники о нём рассказывали, а один, по пьяному делу, ещё и карту нарисовал.

Раньше здесь обитали беглые, скрывающиеся от властей, тогда скит находился в глухой чаще. Не желающие возвращаться в мир, бывшие каторжане промышляли охотой и рыбалкой. Многие из них пришли к вере и вели скромную тихую жизнь, отказавшись от мирских соблазнов, проводя дни в молитвах и честном труде. Чем заслужили добрую славу для тайного поселения. Потом кто-то умер, кто-то ушел в другие места, ближе к людям, а скит, состоящий из нескольких добротных изб, огороженных высоким частоколом из брёвен, остался пригодным для жилья.

К тому времени, когда о местоположении скита узнал Емельян, это уже был вполне обитаемый кусок Российской империи. Вокруг отстраивались деревни, населенные крестьянами, подавшимися в дикий край за обещанной землёй. Также бывшие крепостные ехали работать на уральских заводах и приисках. Одни оставались в городах, освоившись с новым образом жизни, другие возвращались к привычному земледелию. Скит был скрыт от большинства людей, лес и отсутствие хорошей дороги делали убежище малодоступным.

За несколько лет Емельян сумел возродить обитель. Первым делом он сколотил коллектив из ненужных баб. Пустил слух по окрестным деревням, что из далекого паломничества вернулся благочестивый человек и организовал Дом призрения для обездоленных женщин. И бабы сами к нему пошли. Те, кому некуда было деваться — вдовы, сироты, одинокие, брошенные, использованные и выкинутые на улицу. Мало ли на Руси никому не нужных людей?

Сообща они обиходили дома, завели кое-какую скотину, раздобыли инструмент, вдобавок к оставшемуся от прежних хозяев, распахали землю под огороды и рожь. Мужиков Емеля не привечал, ими управлять сложнее, а бесправная женщина, почитая его благодетелем, работает не за страх, а за совесть. Так ещё и пожертвования собирает, а это копеечка. По капле, по кусочку, вот и капитал.

И всё у бывшего казначея получилось, как задумывал. Было только одно, большое, жирное «но» … Любитель женского пола, Емельян, тяжело переживал вынужденное воздержание. Сожительствовать с отшельницами он считал невозможным. Во-первых, это склоки за положение фаворитки. Во-вторых, это падение его авторитета, как лица высокой морали и нравственности. А в-третьих, он попросту брезговал неухоженными, плохо одетыми, неприятно пахнувшими, немолодыми и некрасивыми женщинами. Брр, поёжился Емельян и снова замахнул рюмку.

Он развлекался тем, что наказывал полностью зависящих от него жительниц обители. Назначал жёсткие посты, запирал в карцер, грозил небесными карами за малейшую провинность и пугал тем, что прогонит. Но бабы стали почитать настоятеля ещё больше, словно жестокость была им по сердцу. Емельян удивлялся недолго, сам уверовал в собственное величие.

Эх, как давно у него не было хорошей девки в постели! Всё это время он перебивался рукоблудием, вспоминая, какие крали побывали под ним, как он мял молодые тела, какие непотребства творил. Емельян застонал от неудовлетворенного вожделения и затолкал в рот слишком большой кусок, закашлялся, пытаясь прожевать, и всё полетело на пол. Зараза! Мужик отдышался и запил всё стопкой самогона.

Особенно часто он представлял последнюю страсть, совсем молоденькую девушку, только начинавшую путь в разврате. Емеля гордился тем, что не после Бирюка её заполучил, а сломал сам. Поселив её у старухи-сводни, ходил к ней каждый день. Бедняжка, красивая и нежная, стонала под ним, когда он распластывал её на белых простынях, жадно и грубо мял девичьи грудь и бедра. Бил, когда она, по его мнению, недостаточно страстно отвечала на ласки.

Утром несчастная плакала, глядя на свежие наливающиеся синяки, вперемешку со старыми, фиолетово-жёлтыми ушибами. Смятые простыни были влажны от пота и его семени. Изувер звал сводню, она прибегала с графинчиком пойла. Вот так, от графинчика до графинчика девушка и существовала. Она больше не плакала, лежала равнодушной, безжизненной куклой и на время воскресала только при виде водки. Емельян зарычал и снова налил себе выпивки.

В дверь избы постучали. Верная прислужница, немая Марфа, крупная женщина 50-ти лет в темном монашеском одеянии, мычанием и маханием рук старалась что-то сообщить.

— Ч-ч-чего тебе, убогая? — Емельян пытался сфокусировать пьяный взгляд и наконец у него получилось. — Приехал кто?

Марфа радостно закивала, довольная что её поняли.

— Кого там чёрт принёс? Давай, веди сюда.

Помощница шустро убежала. Емельян, в своё время, спас её от смерти под забором, и служила Марфа вернее собаки. Вскоре она вернулась, ведя за собой закутанную в тёмный плащ женщину. Емельян пьяно смотрел на посетительницу, не понимая, чего столь богато одетой даме понадобилось в убогом скиту. Может пожертвовать решила? Так это он завсегда рад принять. Или ребенка нагуляла и нужно плод скинуть? Может убежище на время, чтобы доходить до срока, а потом избавиться от младенчика? Его обитель и таким промышляла. Детей, конечно, не убивали, до такого паскудства он не пал. Пока. Отдавали в богатые семьи для усыновления или в монастыри подкидывали. За хороший куш от блудниц.

Незнакомка молча присела на краешек скамьи, не открывая лица. Марфа всё топталась у порога, он, поняв, что лишние свидетели даме не нужны, взмахом руки отослал её прочь.

— Желаете выпить-закусить? — откашлявшись, спросил Емельян, чувствуя неловкость. Обычно просительницы с порога начинали рыдать, умолять и он ощущал себя благодетелем. — Нет? Ну да бог с Вами, а вот я, пожалуй, выпью.

И потянулся за бутылём с самогонкой. Дама откинула капюшон, подняла вуаль с лица и властно сказала удивительно знакомым голосом:

— Погоди пить, Емеля. Сохрани голову ясной. У меня к тебе дело.

Просчитывая шансы, Катеринка расспрашивала людей, собирала и анализировала информацию. Все говорили о его доброте, щедрости и обеспеченности. Девушке было неважно богатство Михаила, а вот добросердечность делала его идеальной кандидатурой исполнителя её воли. Значит слабый, размышляла она, и подчинить его будет легко, будет плясать под её дудку, как миленький. Нет, влюбляться она не собиралась, это в её положении — непозволительная роскошь. Катеринка в этом городишке третий год и своего шанса не упустит.

Она старалась угодить и одновременно остаться независимой. Это было чертовски сложно. Знай он, какое счастье ожидает впереди, давно бы сделал ей предложение. Куртизанка ни минуты не сомневалась, что сумеет женить его на себе и умчать из этой глуши. О, она хитра и упорна, дожмёт. А ещё красива, умна, образована, достойно держится в обществе. Опытная любовница. У неё большое приданое — саквояж с разбойничьими сокровищами ожидает своего часа. Михаил просто счастливчик, что она обратила на него внимание. Из них получится прекрасная пара.

Что касается способа её заработка, так это временно, а тем более в провинции, никто и не узнает, особенно если уехать заграницу. Катеринка уже выбирала страну и придумала имя их первенцу, но появилась Матильда и всё рухнуло. Неужели, она где-то просчиталась? Вздор! Во всём виновата эта безродная выскочка, очаровавшая её мужчину молодостью и свежестью. За это Катеринка возненавидела девушку. Мысль о том, что Михаил прекрасно понял, что его загоняют в ловушку, даже не приходила куртизанке в голову. Такие мелочи никогда её не занимали. Катеринка строила планы и никто не смел их нарушать.

И вот, он снова здесь, рядом, Катеринка хозяйка заведения, а ненавистной девки нет. Ну почти. Пожалуй, всё неплохо сложилось.

— Итак, Мишель, я Вас слушаю, — вкрадчиво сказала она. — О чём Вы желали поговорить?

— Я получил Вашу записку, — хмуро сказал Михаил. — Хотелось бы знать, на основании чего сделан вывод, что Матильда находится у меня. Я её дня два как не видел.

— Разве? — притворно удивилась хозяйка кабинета, написавшая и отправившая ему откровенную ложь. — Я была уверена, что она с Вами. Знаете, Михаил, с тех пор как мне пришлось возглавить заведение, на мои хрупкие плечи свалилось столько забот. Девушки ветрены и беспечны. А я так добра к ним. Возможно, Матильда уехала не с вами, а я её не поняла. Столько всего приходится…

— С кем она уехала? — нетерпеливо перебил Михаил. Ему не нравилось, что он не может держать себя в руках, но желание убедиться в том, что девушка обманывает его, было нестерпимым и жгучим.

Катеринка внимательно посмотрела на собеседника. Она хотела быстренько свернуть тему с Матильдой и начать говорить о них. Ну не мог столь великолепный мужчина всерьез увлечься безродной, глупой бесприданницей! Но, пожалуй, тему можно развить в нужном ей направлении.

— Я точно не знаю с кем — осторожно произнесла она. — Девушка весьма популярна. Но я могу выяснить и дать Вам знать.

Да, Катрин, именно так и нужно. Не врать, ибо мне неизвестно в курсе ли Михаил об особом положении этой девки. Кто-то же оплачивал расходы на её содержание. Возможно, Михаил. А вдруг нет? К сожалению, в гроссбухах мадам имя не было указано. Нужно поддерживать в нём интерес, тянуть время, видеться почаще. Затащить его в постель, наконец. Пока эта дрянь бегает, нашепчу такого, что он смотреть на неё не захочет.

— Да, буду весьма Вам признателен, — Михаил поднялся, собираясь уходить. Нужного не выяснил, значит и визит оказался бесполезным.

— Договорились, mon ami, — интимно понизила голос Катеринка и протянула руку для поцелуя.

Михаил сделал вид, что не заметил и стремительно вышел из комнаты, а ей пришлось проглотить оскорбление. Нет, нельзя допустить, чтобы Матильда вернулась. Тварь! Какая же она тварь! Девка должна исчезнуть навсегда.

Катеринка взялась за письмо, которое она отложила перед приходом Михаила. Один из платных осведомителей сообщал, что обнаружил место, где скрываются девушки. Катеринка бывала в скиту, ездила за каплями от нежеланной беременности и знала настоятеля, оставаясь инкогнито. Она придумает, как использовать это для своей выгоды.

Поля растерянно смотрела на неё. Она что-то не то сделала? Ей хотелось просто поделиться своей тайной. Всякому необходим кто-то понимающий.

— Поличка, — неестественно ласково сказала Лиза. — Мы тут с Мати пошепчемся. Извини.

Лиза схватила подругу за руку и оттащила в сторону.

— Ты что, действительно не понимаешь? — очень тихо произнесла она и, не дожидаясь ответа, пояснила. — Поля страшно, просто ужасно одинока. Она много лет в окружении взрослых, равнодушных к ней, людей. Ей даже книги не с кем обсудить. Она привела нас сюда, потому что место ей дорого и важно. Она хочет поделиться этим. Будь с Полей поласковее, сейчас она особенно уязвима.

— Хорошо, — серьёзно сказала Матильда, с удивлением глядя на Лизу. — Надо же, не знала, что ты такая … чуткая.

Потому что мне это очень знакомо, подумала Лиза, но вслух ничего не сказала.

Когда они вернулись, Поля смотрела виновато, но тут же просияла от слов Матильды:

— Полька, я квасу прихватила. Давайте посидим и ты расскажешь, чем эта пещера знаменита.

Девушки удобно устроились на мягкой траве. Поля стащила с головы платок и начала рассказ.

В скиту ей больше всего не доставало книг. Привыкшая регулярно поглощать новые знания, Поля не мыслили без них жизни. Она физический голод переносила легче, чем информационный. И ей повезло. Разбирая пыльную каморку с ненужным хламом, по указанию настоятеля, Поля обнаружила сокровища - несколько толстых рукописных томов о травах. Девушка ликовала.

Конечно, состояние фолиантов расстроило Полю и она отчаивалась, обнаружив очередную плесень, повредившую текст безвозвратно. Поля с усердием принялась реставрировать, читать и постепенно применять новые знания. Изучала местные травы, находила описанные в книгах и пробовала их в деле. Травничество увлекло, и она добилась определенных успехов. Настоятель сперва ворчал, но смекнув, что умение лечить может пригодиться, стал поощрять девушку.

Как-то прибираясь, Поля наткнулась в темном углу каморки на сверток. Задрожала от предвкушения и развернула его. В дублёной шкуре козлёнка находились тетради, исписанные красивым крупным почерком. Плесени было немного, шкура сохранила бумагу почти сухой.

Поля прихватила сверток с собой. Конечно, это не толстые солидные книжные тома с картинками, а самодельные тетрадочки из плохонькой бумаги, скреплённые вручную суровыми нитками. Но любые знания достойны уважения. И в один из дождливых дней, когда нечем было заняться, она наконец-то разобрала тетради и преисполнилась восторга. Это был записи человека, который обитал в Полином скиту много лет назад. Он никак не называл себя и остался безымянным. Выразительный слог, искренний интерес к окружавшему миру и трагическая история жизни очаровали Полю. Она принялась разбирать записи. Чернила выцвели, но терпеливая девушка сумела многое прочесть.

Неизвестный автор вёл дневник и своеобразную летопись скита. Он рассказывал про нехитрый уклад жизни и окрестные места, события, происходившие на его глазах, с отступлениями в своё прошлое. Автор оказался человеком непростым, образованным. Часто употреблял столь любимую Полей латынь, в описаниях растений, людей и фактов.

До каторги, разделившей жизнь на до и после, автор был обычным городским мещанином. Получил неплохое образование и зарабатывал на хлеб гувернёрством. Простое, безыскусное и даже, по его мнению, скучное существование. Жениться не успел, детей и богатств не нажил. Желание приносить пользу Отечеству и обостренное чувство справедливости привело в тайный союз, цель которого была прекрасна — облегчение печальной юдоли людской. Через участие в нём и осудили его на многолетние каторжные работы.

Каторгу перенес плохо, чуть не погиб. Удалось бежать. Возвращаться в город он не стал, и предпочел осесть в местах, где прошло детство. Набрел на скит, да там и остался, вместе с такими же, выкинутыми из жизни, людьми. Каждый из которых приходил по своей причине, но объединялись там общей идеей — жить спокойно, вдали от мирской суеты.

Чтение захватило Полю целиком. Она без устали обшаривала окрестности, находя места и растения, которые автор описывал в тетрадках. И это было потрясающее и волнующее приключение! Но особое внимание привлекла история спасения от каторги, и Поля, убеждённая, что сказки и чудеса реальны, нашла в ней подтверждение своей веры.

Михаил тогда влюбился в геометрический орнамент и красно-коричневые оттенки, олицетворяющие душу сурового и прекрасного Афганистана. Он купил самый большой ковёр, стоивший весьма дёшево, и дал в десять раз больше, за что удостоился благодарного взгляда от худого, седобородого торговца коврами, с дублёнными солнцем лицом и руками, и горделивой осанкой. А от сопровождаемых коммерсантов - насмешливого прозвища «эфенди» до конца поездки.

Он не встречался с Мати уже пару дней. На записки она не отвечала, хотя они не ссорились. Интересно, куда запропала своенравная девчонка? Прикрылась его именем и развлекается? Михаил начинал сердиться. Что она себе позволяет! Бывало, конечно, в пылу ссоры, обозвав его всяческими словами она дулась, и не отвечала на весточки, и он первый приезжал мириться. Может и сейчас так поступить? А записка? Часть хитроумного плана?

— А чего ты собственно хочешь? — шептал внутренний голос. — Она тебе не жена, не невеста и даже не любовница. Ты действительно веришь в то, что у неё никого нет? Она куртизанка. А если называть вещи своими именами, то проститутка. Вся эта бордельная романтика ориентирована на выманивание денег. Вот ты и есть гусь, которого она ощипывает, а за спиной пускается во все тяжкие.

— Нет, нет! — спорил он с внутренним демоном. — Мати не могла со мной так поступить. Она светлая, нежная девочка. Моя девочка!

— Твоя, — издевался голос. — И еще чья-то. Любого, кто достаточно заплатит. Такова реальная жизнь. Уж не ревнуешь ли ты её? Может ты еще и влюблён?

Михаил боялся признаться себе, что давно испытывает к девушке сильные чувства. Он ценил свою жизнь состоятельного холостяка, свободную и комфортную. Никогда женщины не вызывали в нем большее, чем влечение здорового мужского организма.

Михаил вырос в обеспеченной, даже богатой, семье петербургского чиновника. Отец, добродушный и весёлый, много работал. Он боготворил жену, красивую, элегантную, высокомерную и заносчивую англоманку, обожающую светскую жизнь. Отец же напротив, был домоседом, и сопровождал супругу только на обязательные мероприятия. После рождения троих детей, мать возложила их воспитание на гувернанток, сославшись на слабое здоровье. И предалась своему давнему увлечению — охоте и разведению собак английской породы. Она часто уезжала в загородное имение, под Петербургом. Михаил подозревал, а потом и убедился в том, что она изменяла мужу.

Две младшие сестры внешностью и характером пошли в мать, поэтому когда умер отец, двадцатипятилетнему Михаилу пришлось стать старшим мужчиной в доме и присматривать за взбалмошными красавицами. В своё время он получил хорошее образование и это позволило служить в одном из министерств, на достаточно высокой должности. Михаил выезжал в свет, чтобы поддерживать нужный круг знакомств, как хотела мать, ведь необходимо было найти приличных женихов сёстрам. Когда они удачно вышли замуж, а Михаилу исполнилось 30, мать потребовала, чтобы он остался при ней и продолжал вращаться в высшем обществе, сопровождая её.

Всегда почтительный и послушный сын взбунтовался. Он не собирался тратить еще несколько лет на пустое времяпровождение. Служба никогда не прельщала его, а отец оставил достаточно средств для свободной жизни. Михаил решил уехать в провинцию, с целью понять, как быть дальше.

Мать страшно рассердилась. Она требовала, чтобы он остепенился, завел семью, детей и был как все. Сестры писали Михаилу жалобные письма, умоляя брата не бросать их. Когда родительница осознала, что он не вернётся, то торжественно отреклась от него, а сёстры пригрозили никогда не показывать ему племянников.

Он немного попутешествовал по России и обосновался в Сосновоборске, который привлёк Михаила уютной провинциальностью и пробуждающейся активностью. Он прекрасно устроился. Снял второй этаж симпатичного дома на тихой улице, обставил по своему вкусу, нанял прислугу и зажил, счастливо и спокойно, деля время между чтением книг, каким-нибудь интересным ремеслом и короткими поездками по Уралу. Немного заскучав, Михаил присоединился к мужским развлечениям городка. Так он попал в заведение мадам Жанетт.

Вначале Михаил всерьёз увлекся Катеринкой. Зрелой женственностью и кокетливыми повадками она напоминала его прежних пассий — актрису и замужнюю светскую львицу. Ценя свободу, Михаил выбирал себе подруг по принципу самостоятельности последних. Он не разрушал жизни любовниц. Всегда любезный и обходительный, дарил драгоценности и даже платил содержание, изящно облекая это в заботу. И сохранял дистанцию, не позволяя душевного сближения. Опытные петербургские дамы знали правила игры.

А вот в провинции с женщинами у Михаила не заладилось. Катеринка приняла его любезность за влюбленность и стала чересчур навязчива. Поэтому он спешно перекинулся на новую девушку, Матильду. Ведь та была совершенно не в его вкусе. Слишком юная, слишком ранимая, слишком красивая. Тут Михаил сможет всё контролировать. Ему достаточно её расположения. Девушка точно не полюбит столь зрелого мужчину. Молодость будет держать её в иллюзии, что всё еще впереди и Михаил не герой её романа. Расчет оказался верным и Матильда видела в нем только друга.

Он не торопился и не претендовал на её тело. А потом узнал от мадам Жанетт, что Мати не оказывает интимных услуг. И стал платить хозяйке, чтобы так было и впредь. Михаил защищал своих сестёр и то же самое ему хотелось делать для Матильды. А потребности удовлетворял с другими девушками заведения, каждый раз выбирая новую.

Михаил рассказывал ей о прочтённых книгах. Разучивал с Мати романсы, чтобы репертуар перестал быть пошлым. Советовал как одеваться и держать себя в обществе, хотя она и сама неплохо справлялась. Покупал наряды, оплачивал парикмахера. Из вульгарной певички Матильда превратилась в изящную особу, с которой не стыдно пройти под руку даже в Петербурге.

Михаил и сам не признавался себе, что он давно испытывает к ней отнюдь не дружеские чувства. Он прекратил пользоваться постельными услугами девушек и даже предложил Мати переехать к нему жить. Совершенно на приличных условиях, как воспитаннице.

Когда он притворялся и не любил, то легко мог быть любезным, галантным, весёлым, а потом уйти, закурить сигару, совершенно выкинув из головы женщину, которую только что обольщал. Почему же сейчас так не получается?