Frekenbokk

Теперь Катя каждое утро, вместо молитвы, начинала день с этих строк из любимой «Собаки на сене» и размышляла, как использовать ситуацию в своих целях. Пожалуй, то, что её любовник оказался разбойником, вором и грабителем, даже лучше послужит Катиным планам быстрого обогащения. Нужно сделать так, чтобы он приблизил её к своим деньгам, а там-то она непременно придумает, как их присвоить.

Вскоре девушка приручила страшного Бирюка. Самоуверенность бандита сыграла с ним дурную шутку. Искренне считая всех женщин людьми второго сорта, отказывая им в наличии ума и умении пользоваться мозгом, он своими руками вырыл яму. Вскоре Кате было дозволено давать ему финансовые советы. Александр плохо разбирался в накоплении и сбережении средств, поэтому никогда не вникал в экономические вопросы, для этого у него имелся казначей. Решив, что глупой девке скучно и неймётся поиграть в хозяйку Александр легкомысленно свел её с Емельяном и приказал делать так, как она хочет. Катя готовила свой план мести.

Зато казначей сразу уяснил, кого заполучил главарь в подруги. Емельян больше не облизывался, ожидая, когда атаман натешится девушкой и бросит её подельнику, как собаке обглоданную кость. Катины советы помогли обстряпать несколько выгодных дел, с которых он наварил немалую прибыль. Хватило и в кубышку, и ему. Этим девушка сделала казначея своим сообщником и Емеля пустился во все тяжкие. Вскоре, за спиной грозного атамана организовался преступный сговор. Верный казначей и близкая подруга спелись на основе главной людской страсти — деньгах. Они поменяли деньги из разбойничьих кубышек на золото и камни. Сложную комбинацию держали в тайне не только от Бирюка. Слухи расходятся быстро, их могли ограбить другие банды, но Катя и казначей справились.

Они встретились в квартире Емели, где он прятал ценности.

— Ну что, давай делить, — Катя поставила на стол принесённый с собой саквояж.

— А не рано? — забеспокоился Емельян. — Их точно всех повязали?

— Можешь не сомневаться, — усмехнулась Катя. — Донос написан тщательно. Все квартиры и малины указаны, все имена перечислены.

— Все? — испугался казначей.

— Не зря Сашка тебя болваном кличет, — Катя устало опустилась на стул. Последние дни она находилась в страшном напряжении. — Разумеется, кроме нас с тобой и этой хазы.

— Но-но, ты это… это самое… не дерзи мне, — насупился Емеля. — А то я ведь… я ведь могу…

— Можешь что? — прищурилась Катя и надменно сказала, — Молчи уж. Болван.

— А не страшно тебе было донос-то писать? — сменил тему казначей, разумно решив, что не стоит раздувать склоку. Хорошо, что эта девка ему не достанется. Не его поля ягода. Шашни с умной особой? Благодарю покорно. С него и дурочек хватит. — Ежели сорвалось бы?

Катя «держала лицо» и казначей никогда не узнал, что написание доноса доставило ей огромное удовольствие. Подробно и обстоятельно она изложила на бумаге всё, что выяснила за год. А узнала девушка многое. Сейчас она заберёт его деньги, как и планировала в самом начале их связи, после встречи в Английском кафе. »Надеюсь тебе дадут пожизненную каторгу, любовничек. Жаль, что я не смогу присутствовать на оглашении приговора. Что ж, хорошенького помаленьку».

— Нет, не страшно, — спокойно ответила Катя. — Давай мою долю и разбегаемся. На квартире этой долго не сиди, мало ли что. По-дружески советую. Но с этого момента мы не сообщники, и уж тем более не друзья. Прощай!

Катя без сожаления уехала из Москвы. План и маршрут она продумала давно. На первой же станции вышла из поезда, наняла извозчика и так поступала несколько раз, заметая следы. Возможно её и не будут искать, но рисковать Катя не хотела. Поэтому по речкам, на перекладных и по железной дороге забралась в глушь и очутилась в Сосновоборске, спустя год странствий. Этот город нужен был ей по нескольким причинам. Одна из них — близость к екатеринбургскому имению, где Катя выросла. Она хотела выкупить и вернуть дом беззаботного детства. И уже там строить дальнейшие планы.

За год странствий Катя потратила немного денег из саквояжа, но основной капитал остался. Теперь ей нужно пересидеть ещё какое-то время. Опомниться, подготовиться, навести справки, выправить документы. Нужно найти мужчину, чьими руками она сможет действовать. Брак её не прельщал и Катя решила наняться в бордель. А что? Не самое плохое место после года жизни с извращенцем, садистом и убийцей. Идеальная маскировка и плацдарм для поиска жертвы.

И когда мадам Жанетт сказала, что лучше придумать себе прозвище и не работать под своим настоящим именем, девушка вспомнила, как оскорбила её законная жена отца, оценив в «катеринку», сторублёвую ассигнацию. Что ж, она собиралась продавать себя как можно дороже. Отныне она не Катя, не Катрин. Придёт время, и она вернёт своё великолепное гордое имя. Пусть будет Катеринка.

По независящим от неё причинам девушке пришлось задержаться в борделе дольше, чем хотелось. Бывший любовник научил её многому, что она превращала в звонкую монету. Катеринка пользовалась большим успехом и была на первых ролях, пока не появилась Матильда.

Потом она попала в эту обитель. Её, голодную, обовшивевшую, замерзающую у какой-то деревенской церквушки, подобрала сердобольная крестьянка. Женщина уходила в скит от несчастной доли и решила спасти ещё одну живую душу, прихватив с собой никому ненужную девчонку. В обители Полю выходили. Тут она и осталась. Никакой особой любовью и заботой её не окружили и нещадно эксплуатировали в работах по хозяйству, но она была сыта, с крышей над головой, под защитой.

О чудо, в скиту тоже имелись книги. В основном по травничеству. Поля продолжила самообразование. Читала запоем. Потом начала собирать травы и лечить отшельниц. Настоятель ругался, пробовал запрещать, но из медпомощи в скиту имелись только молитва и святая вода, поэтому вскоре смирился и благословил Полю. Даже вот крохотную избушку отдал. Среди монашек Поля имела репутацию блаженной за любовь к чтению и пристрастию к латыни в разговорной речи.

Пользуясь тем, что ей разрешили собирать травы, девушка облазила окрестности в радиусе расстояния, которое может проделать путник за один день. Ночевать вне обители она опасалась.

— А как же шалаш, в котором мы встретились? — спросила Лиза. — Ведь это твоих рук дело?

— Да, — смущенно улыбнулась Поля. — Когда-то читала книжицу про заблудившихся в лесу. Там советовали возводить такие шалаши. Вот я и попробовала.

— Отличная, между прочим, постройка вышла, — заявила Матильда. — Мне понравилось там спать. Мы с папа́, когда на охоту ходили, жили в подобном.

— Ты и охотиться умеешь? — округлила глаза Лиза.

— Да чего там уметь? — рассмеялась Матильда. — Сиди тихо, примечай добычу, подпусти поближе и жми на курок. Делов то!

— А мне жалко животных, — запечалилась Поля. — Я против охоты. Убивать себе подобных — зло. Homo est animal sociale.

— Эээ, а по-нашенски? — сощурилась Матильда.

— Человек есть общественное животное, — смело посмотрела ей в глаза Поля. — Убивая животных, он убивает своих собратьев.

— А курочку жареную ты не любишь? — хитро спросила Матильда. — А яички?

— Яйца ем, к сожалению, грешна. — потупилась Поля. — А вот лесное зверье или то, что на убой ростят, ни в коем разе.

— Вон оно как, — задумчиво протянула Матильда. — Понимаю тебя. Я, когда зайца подранила, он так плакал. Словно малый ребёнок …

Матильда тряхнула головой, прогоняя неприятные воспоминания, а Поля поморщилась, будто от боли.

— Ты поэтому такая худенькая, — всплеснула руками Лиза. — Прозрачная просто. Ты мясо не ешь. Как только волосы не повыпадали? А чем же ты питаешься?

— Орехи, травки, хлеб, молоко, яйца, мёд — торопливо перечисляла Поля.

Она была страшно довольна. Столько внимания к своей скромной персоне Поля не получала никогда в жизни. Не довелось ей дружить со сверстницами, да и где бы она могла это делать?

Однажды Александр пришел с большим опозданием. И весь свой визит был печален, молчалив и задумчив. Отвечал невпопад. На расспросы девушки о причине его печали отмалчивался или переводил разговор на другие темы. И ушел раньше времени.

В следующие несколько дней он не появлялся и не давал о себе знать никаким образом. Катя посылала ему записки с посыльным по адресу в визитке, но ответа не было. Девушка вдруг осознала, что если он пропадет, то и ей придется непросто. В один из вечеров к ней постучалась домовладелица. И сказала, что желает получить оплату за несколько месяцев вперед. Что кавалер оплатил только 2 месяца и деньги заканчиваются. При этом она вела себя с Катей так возмутительно и мерзко, что она поняла за кого хозяйка её принимает.

Деньги у Кати имелись, но ей пришлось бы отдать всю имеющуюся сумму. Неужели придется заложить наряды и шляпки? Ну уж дудки! У неё на гардероб большие планы. Да и с какой это стати она должна платить сама! Обещал - держи слово. Где же этот подлец?!

Когда наконец-то появился Александр, девушка встретила его в совершенном отчаянии. И снова он был немногословен и печален. Катя решительно подступила к мужчине с расспросами, словно нехотя, Александр рассказал ей о проблемах с деньгами, потому что человек, у которого он неосмотрительно занял крупную сумму, стал требовать её раньше срока. Что он отдаст деньги, но позже. На эти деньги куплены акции, которые нельзя продавать сейчас, потому что на них низкая цена. А сейчас у него только сумма, чтобы жить самому и оплатить Катину спокойную жизнь нечем. Та стала расспрашивать про акции, ведь она в этом разбиралась. Можно заложить и выкрутиться. Александр, не ожидавший, что девушка разбирается в финансах, понёс какую-то околесицу и совершено запутавшись, стал запугивать Катю, что её выставят на улицу, если он не заплатит.

Девушка растерялась. Она догадывалась, что Александр не просто так всё рассказал. Он ожидает от неё помощи. Но какой? Дважды он выручал её из неприятностей и по-человечески вправе рассчитывать на поддержку. Нужно ли ей рассказать о себе правду или продолжать притворятся, изображая девицу в беде? Александр, без денег, не нужен ей совершенно. Но для того, чтобы найти нового покровителя понадобится время. Катя спросила чего он ожидает от неё.

- Мой кредитор готовит документы о взыскании, - печально ответил Александр. - Это прямой путь в долговую тюрьму. Я буду разорён и скомпрометирован. А меж тем, мне нужна всего лишь отсрочка.

Катя молчала и Александр продолжил:

- Главное доказательство – моя расписка. Если её не будет, то суд кредитору не выиграть. Вот если бы нашлась смелая и добрая душа, которая согласилась помочь…

- Вы желаете, чтобы я выкрала расписку? – Катя решила назвать вещи своими именами.

- Друг мой, - Александр взял её за руку и посмотрел в глаза. – Я не имею права просить такой жертвы. Это было бы неправильно.

- Тогда что? – Катя ясно понимала, что у него есть какой-то план.

- Если бы Вы, душа моя, просто отворили мне дверь в его особняке, - вкрадчиво сказал он, не выпуская её ладонь из своих. – Я бы всё сделал сам. Мне просто нужно попасть в дом. Но мой кредитор так осторожен…

- А как я смогу это сделать? – удивилась девушка. – Не попросите же Вы меня влезть в окно! Такая сцена годится разве что для плохого водевиля!

- Если бы я смел надеяться на Вашу помощь, милая Катя, - вкрадчиво заговорил Александр, - Если бы я только мог мечтать о том, что Ваша привязанность, ангел мой, ко мне искренна…

- Давайте ближе к делу, - решительно прервала она его. – Оставим реверансы для другого случая.

- Он как раз сейчас подыскивает горничную. Молодую, расторопную, красивую. Право, мне так неловко обременять Вас просьбой, но Вы могли бы, душа моя, сыграть эту маленькую роль. Ненадолго. За неделю мы управимся.

- Мы? – уцепилась Катя за оговорку. - Кто это мы?

- Вы, дитя моё, и я, конечно, - Александр умело скрыл досаду. Не хватало еще, чтобы она раньше времени узнала, кто он на самом деле. Всему свое время, девочка. И мягко улыбнувшись, продолжил плести сеть, интимно обращаясь на «ты», – Ведь я могу говорить о нас с тобой «мы»? Я не хотел торопить события, но как ты смотришь на то, чтобы мы потом обручились?

«Вот так. И никак иначе. Глупенькая рыбка непременно проглотит наживку. Это всегда срабатывает. Все вы одинаковые».

— Эй-эй, полегче! — Матильда не выдержала первой и даже рукой взмахнула, так утомил её поток незнакомых слов. — Речь вроде и русская, а не понятно.

— Ой, — хихикнула бесцветная Поля, щеки её порозовели от смущения. И она враз похорошела. — Извините. Следуя сердечной склонности своей истинно теряю голову.

— Да, девица́, думала я, что ты не остановишься, — улыбнулась девушка. — Я Матильда. А вот эту славную девицу звать Лизавета. Хотя тут одна цыганка шепнула, что и не Лизавета она. Ну не суть. Правильно ли я поняла, что из монастыря ближайшего ты и травки для лечения собираешь?

— Истинно, — закивала головой девушка. — Но не монастырь, а так, небольшой скит. Мы там с матушками и отцом-настоятелем проживаем. От скверны мира удалившись, так сказать. Отшельники мы. Схимники и затворники. Аскеты и…

Теперь её перебила Лиза. Поняв, что Поля может снова увлечься словесным жонглированием, она прервала её:

— А не найдется ли там уголок для заблудившихся путниц? Нам бы немного отдохнуть в безопасности, помыться…

Так девушки оказались в самом неожиданном месте, которое они сумели бы себе вообразить — в скиту отшельниц.

В лесной чаще, вдалеке от человеческого жилья, стояли несколько рубленных изб, крытых дранкой. Оградой служил частокол высоких, потемневших от старости, бревен. Это и был скит, про который говорила бесцветная Поля. К нему вела колдобистая тропа шириной в одну телегу. Дорожка упиралась в массивные ворота, держащиеся на старинных железных петлях, и, похоже, там и заканчивалась.

Путницы вошли в приоткрытую калитку. По утоптанной площадке, совершенно лишённой травы, перед избами бродили куры во главе с огромным ярким кочетом. Петух покосился на них чёрным глазом, а квочкам было всё равно. Где-то за избами находился хлев со скотиной, о чем недвусмысленно извещал пряный запах навоза.

Никто не вышел им навстречу. Всё население скита, состоявшее из десятка женщин разных возрастов, занималось своими делами. Бесцветная Поля, привела девушек в самую маленькую избушку.

Одна комната, с беленой печью посредине, и закуток, отгороженный полотняной шторкой. Из мебели — широкие лавки, грубо сколоченный стол и пара сундуков, красиво разрисованных синей и зеленой красками. В парадном углу иконки с зажжённой лампадой. Низкий потолок, маленькие окошки, домотканые половики на чисто отмытых досках пола. Пахло травами. Они были везде. Развешенные на гвоздях, вколоченных стены и потолочную балку. Разложенные на печке и полу. Девушкам приходилось двигаться осторожно, чтобы их не задеть.

Привычно перекрестившись на образа, Поля убрала травы, сушащиеся на кусках холста и вынесла их в сенцы. Показала девушкам, что за занавеской приколочен к стене жестяной рукомойник. Лиза налила в скрипучий рукомой приятно прохладную воду, и они умылись с дороги.

Хозяйка избушки куда-то сбегала и принесла длинные холщовые рубахи, какие-то замызганные ситцевые сарафаны, такие же головные платки и плетёные из лыка тапки — лапти. Всё, кроме новых лаптей, ношенное, но чистое. Одежда Лизы была ей коротка, а у её товарки, напротив, всё волочилось по полу. Поэтому Матильда потратила некоторое время на приведение нарядов в приличный вид и вскоре добилась сносного результата. Только от лаптей они отказались наотрез и остались в цыганских чунях.

Поля, следуя извечной русской формуле «накорми, напои, а потом дело спрашивай» не приставала к девушкам с расспросами, но поглядывала на них с любопытством и без стеснения. Пока Лиза с Матильдой возились с одеждой, травница ловко подтопила печь, вскипятила воды и заварила чай. Духмяный аромат поплыл по избушке. К чаю она выставила на стол лепешки, мёд и лесные орехи в берестяной плошке.

Во время хлопот Полин платок сполз с головы на плечи и подруги ахнули. Густые, роскошные волосы бесцветной девушки пламенели рыжим. Поля сразу похорошела. Яркая копна, скрученная на затылке в тяжёлый узел, осветила невзрачную фигурку и бледное личико.

— Ну чисто Огневушка-поскакушка! — ахнула Лиза. Про сей персонаж ей часто рассказывала няня. — Ты зачем волосы скрываешь? Красота-то какая!

— Настоятель говорит, что это бесовское, — смутилась Поля. — Barba crescit, caput nescit. Негоже православной тревожить подобными лохмами честной люд. Вот, под платком прячу, а зимою под шапкой.

— Ну предположим, что эту латинскую фразу я знаю, — нахмурилась Матильда, завороженная преображением некрасивой послушницы. — Любимая цитата идиотов! Как длина волос на ум влияет? И настоятель ваш — дурак! Я его ещё не знаю, но уже готова огреть чем-нибудь тяжёлым. Волос роскошный! Тициан умрет от зависти. Если воскреснет.

— Не надо, Мати. Не гоже бранить человека, протянувшего нам длань помощи в час испытаний, — примирительно заметила Лиза. В таком святом месте и говорить хотелось как-то… возвышенно. Она иногда цитировала церковного батюшку. Ей казалось, что она сразу выглядит мудрой и взрослой. — Грех это.

— Лизхен, — закатила глаза Матильда. — А чего это из тебя святоша попёрла? Ась? Не замечала в тебе склонности душевной к sermons.

— Сэрмон? — заинтересованно спросила Поля. — А что это значит? Это на каком языке?

— Это французский. Означает «проповеди». Я выразила удивление тому факту, что всегда разумная Лизавета вдруг принялась проповедовать, причём не свои мысли.

Лиза растерялась. Они никогда не обсуждали меж собой отношение к религии. Замечания Матильды задели её и она слегка насупилась

— А давайте чай пить, — бесхитростно сказала Поля. — С лепёшками. Всё готово.

— Давайте, — с энтузиазмом подхватила Матильда. — Жаль, что кофею нет. Без чашки божественного напитка я сама не своя. Ладно, сойдет и чай, тем более что аромат восхитительный.

— Не богохульствуй. Мы в святом месте, — проворчала Лизавета и обернувшись лицом в красный угол избы, к крохотному иконостасу, быстро перекрестилась.

Матильда снова закатила глаза, но ничего не ответила.

— Прости, Матильдочка! — наконец устыдилась Лиза и примирительно добавила, — Чай?

Чай … чайенгиро… где-то совсем недавно она слышала это слово… Лиза задумалась, но всё не могла вспомнить. Девушки ели лепешки, макая их в мёд и запивая чудесным травяным отваром. Грубые глиняные кружки, приятной тяжестью, оттягивали руки. Настроение улучшалось с каждой минутой. Приключения приключениями, но сидеть за столом и есть из нормальной посуды гораздо удобнее.

— Чудесный мёд! — похвалила Матильда. — Да, Лиза?

Но девушка молчала, пытаясь вспомнить. Ну совсем же недавно! И вдруг поняла, что Матильда смотрит на неё и ожидает ответа.

— Да, очень вкусный чай, — согласилась Лиза. — Я распробовала смородиновый лист. А что там ещё?

— О, это secretum compositionem! — зарделась от похвалы Поля. — Я подбирала ингредиенты и количество несколько лет.

— Кабы ты, Лизхен, не витала где-то далеко, то услышала бы, что я хвалила мёд, — заявила Матильда. — Но согласна, напиток великолепен. Никогда такой вкусноты не пробовала. Название, правда странное. Лучше так — Полин чай.

— Это латынь, — смутилась девушка. — Означает «тайный состав».

— О, хорошее название, — восхитилась Лиза, незаметно для Поли пиная подругу ногой под столом. Мол, невежливо.

— Прекрати пинаться, Лизхен, — безмятежно сказала Матильда. — Поля на меня не сердится. Да, дружочек?

Поля, счастливая, что её чай имел успех, радостно кивала, тряся огненной шевелюрой.

— Пожалуй не хуже кофе, — важно изрекла Матильда. — Ты могла бы выручить за него хорошие деньги. Постой, ты сказала несколько лет? Ты же сущий ребенок! Тебе годков-то сколько?

Оживившаяся было Поля после вопросов загрустила и поведала девушкам свою историю. Она чувствовала себя одиноко, а Матильда и Лиза ей нравились.

— Уж и много, — не унимался казначей. — А даже если и так, то кубышки не тратят, а берегут пуще глаза. Мало ли какая нужда? А что касается моего участия в налётах, то…

Александр пристально посмотрел на собутыльника. Емеля так и обмер. Сквозь душные испарения дешёвого трактира на него уставился волк — хищный оскал, холодный взгляд светлых глаз. Казначей мог побожиться, что ещё немного и его собеседник зарычит. Как есть Бирюк, волчище матёрый. Емельян испугано потряс головой и морок рассеялся.

— Так что там про кубышки-то балакаешь? — Александр прикурил папиросу и выпустил дым в лицо собутыльнику. — Давно ли ты вровень со мной бегать стал? Решил, что вправе советовать, как распоряжаться моими деньгами? То, что ты девок за мной подбираешь, не означает, что мы партнеры. Запомни, болван. Захочу — всё спущу на потаскух и марафет. Никто мне не указ!

— Так я… дак ты… ты не так понял меня, Бирюк, — испуганно залепетал Емеля. — Истинный крест, о тебе пекусь, благодетель!

— Ну хватит, не разрушай удовольствие, — Александр вновь спокойный и расслабленный, затушил папиросу в тарелке с квашеной капустой. — Давай-ка, распорядись, чтоб стол прибрали да пожрать принесли горячего. Выпьем, закусим и я тебе расскажу свою новую задумку.

— Есть у меня на примете девка одна, — продолжил Александр, когда халдей принес жаркое, свежие закуски и вышел, оставив дорогих гостей в уединении. — Из благородных. Не понял пока чьих будет, но форсу в ней много. Чисто княжна! Стать как у породистой кобылки.

— Не объездил ещё? — льстиво захихикал Емеля, зная слабость патрона к женскому полу. Бирюк имел репутацию совратителя. Его страстью были неопытные девушки.

— Каждому плоду — свой срок, — усмехнулся Александр. — Внешность у нее подходящая.

— Для чего? — заинтересовался казначей, который верил в криминальный талант главаря. Тот умело использовал подручных, учитывая наклонности и возможности.

— Наводчица из неё знатная получится, — пояснил Бирюк. — В богатый дом не каждую возьмут. А кого берут — с нами вязаться не станет. А эта краля… Есть в ней что-то… Короче, чую, что споемся. Всё на мази — встреча назначена.

— И ты с ней… — похотливо облизнул губы Емеля. Он перепробовал всех девок Александра, когда те надоедали и он их выбрасывал. Емеля не брезговал, подбирал.

— Но-но, болван, знай своё место!

— Сыр тут кхарен, чай? — наконец обратилась она к Лизе. — Имя тэро́?

— Она спрашивает, как тебя зовут, девушка? — подбежала к ним давешняя цыганка. — Рада — видящая, не гадалка. Совсем по-вашему не говорит. Старая, мудрая. Я твою руку посмотрела — ничего не поняла. Рада посмотрит, всё скажет.

— Лиза, — ответила она. И чего они к ней привязались? Ох, правильно Мати говорила, что она шляпа. Скорее бы Мати закончила. Но почему-то не отдернула руку, а уточнила, — Елизавета.

— Мэ дыкха́в — тэрэ́ якха́ сыр чиргиня́, ило баро́, — продолжала старуха, — Ту́тэ вави́р лаф. Дай вави́р. На джино́м, сыр ада пхэн… хоха́йпэ… бэнгори́… момалы́ мурдэя́…  бар, бахтало́ бар… бэрги́тко кра́лица… врамо чайе́нгиро…

— Я вижу — глаза как звёзды, сердце большое — дословно переводила Лала, — Имя другое у тебя. Мать чужая. Не знаю, как это сказать… обман вижу… чертёнка… свеча потухла… камень, счастливый камень… горная царица… время дочерей…

— Ой, тётеньки! Шли бы вы… — терпение Лизы закончилось. Сказала же, что платить нечем. Она повернулась с намерением покинуть гадалок и идти к Матильде.

— Тырдёв! — крикнула старуха столь властно, что не знавшая цыганского Лиза поняла её и остановилась.

— Мэ дыкха́в — рат, йаг, — горящими глазами старуха смотрела на девушку и ей казалось, что смотрит она в самую Лизину душу. Скрипучий голос звучал драматически, а последняя фраза умоляюще — Мэ тут манга́в, на да́рпэ.На да́рпэ! Нанэ ада вавир прэ свето!

— Я вижу — кровь, огонь — затолмачила молодая цыганка, — Я тебя прошу, не бойся. Не бойся! Нет больше таких на свете!

Избавившись от лошадей, девушки зашагали веселей. Ноги, обутые в чуни, бодрее ступали по дороге, запас еды внушал некоторую уверенность в завтрашнем дне.

— Чего им нужно было? — внезапно спросила Матильда. — Ну, ромалам этим, в юбках. Так тебя заболтали, хотела все бросить и бежать на выручку.

Лиза очнулась. Она впечатлилась гаданием, хотя изо всех сил старалась убедить себя в обратном. Можно презирать цыган, но предсказания таких, как Рада, западают в самое сердце. Впереди неизвестность, душа в смятении, а тут хоть что-то.

— Она, Рада эта, гадала мне, — медленно проговорила Лиза. — Ну, то есть не гадала, а видела.

— Чушь какая-то, — решительно сказала Мати, — Небось денег стрясти хотела. Знаем мы этот цыганский водевиль. Кликнула бы меня, я б ей нагадала! Казённый дом и короля пикового.

— Она сказала, — Лиза сосредоточилась и попыталась передать слова старухи так, как она их поняла. — Что имя у меня чужое и мать не родная. Кругом обман и черти. Ещё что-то про свечу, которая потухла, горную царицу и камень. Вроде счастливый. Велела не боятся огня и крови.

— Чужое имя? — хмыкнула Матильда. — Ты, девица от меня скрываешь что-то? Не Лизхен?

— Ей богу, всю жизнь Лизой кличут. С чего мне врать тебе?

— Ну и выкинь из головы бредни старой жабы. Вот же шарлатаны! — отмахнулась Матильда и хихикнула, — Даже если тебя зовут Фёкла Дормидонтовна моё расположение не изменится.

— Про мать совсем непонятно, — помолчав некоторое время, вновь вернулась к разговору Лиза. — Маменька, конечно, не подарок, но несомненно родная мне.

— Ну, тебе лучше знать, — ответствовала подруга и лукаво спросила, — А может Калерия Мафусаиловна?

— Мати! — укоризненно воскликнула Лиза и добавила, — Ещё она сказала, что у меня большое сердце и глаза как звёзды.

— Ну, приложи к этому рубль и мы сможем купить кофе с пирожными, — захихикала Матильда. — Лизок, цыгане живут обманом, иначе им не выжить, ведь работать не хотят. Хотя глаза у тебя и вправду красивые и сердце доброе.

— Сказала, что таких как я больше нет на свете, — добавила смущенно Лиза и Матильда только молча закатила глаза. — А, еще про время дочерей что-то.

Они начали болтать о другом, но Матильда периодически подтрунивала над подругой, припоминая забавные женские имена или пускаясь вокруг неё в пляс с характерным потрясанием плеч и речитативом «Ай, да-ну, да-ну, да-на, драй, да-ну, да-най», изображая танец трактирной цыганки. Потом вместе хохотали и отдохнув, брели дальше.

К вечеру им повезло. Ещё засветло девушки сошли с тракта, немного углубились в лес, в поисках места для ночлега, и набрели на небольшой, добротно сделанный шалаш из сосновых веток. Внутри уютно пахло хвоей и кошеной травой. Пол, присыпанный толстым слоем свежей соломы, приятно шуршал под ногами. Решили тут и заночевать.

Утром, приведя себя в порядок, девушки уселись возле гостеприимного шалаша и отменно позавтракали. Вареные яйца с солью, вкусные лепешки из цыганского сухпайка и топлёное молоко не шли ни в какое сравнение с прошлоутренним сухим хлебом и водой.

Добрая еда вернула бодрое настроение. Они живы-здоровы, молоды и полны сил. Просто нужно решить, что делать дальше. Понятно, что шагать можно долго, но куда? Ясной цели не было. Вернуться, найти Мишеля, который скорее всего уже разыскивает свою любезную? Но куда деваться Лизе? Захочет ли Михаил взвалить на себя ответственность за постороннюю для него девицу. Да еще и Матильда, в предвкушении приключений, наотрез отказывалась от этого, наиболее разумного, шага.

— Матильда, милая, что нас ждет впереди? — ныла Лиза, никогда не попадавшая в подобную ситуацию. Она всегда была под чьим-то покровительством или надзором. — Нам же нужно что-то есть, где-то спать, мыться, в конце концов! А одежда? Неужели тебе нравится эта хламида?

— Ты совсем не aventurière, Степанида Пафнутьевна — скалила жемчужные зубки Мати. — Когда еще представиться шанс пережить подобное приключение? Будешь дряхлою старушонкой в кресле раскачиваться и вспоминать лихую молодость.

Матильда говорила с апломбом юной девицы, которую старость дома не застанет. Тут осторожной Лизавете следовало настоять на своём, глядишь не случились бы странные и страшные события, но она не умела отстаивать собственное мнение и охотно подчинялась. И последнее слово осталось за Матильдой.

Увлеченные разговором подруги весьма удивились, когда внезапно рядом прозвучал мелодичный девичий голосок:

— Благословенны будьте, прелестные барышни! Могу ли я составить вам компанию и немного отдохнуть в сени постройки? Обещаю, что не обременю.

Пробудившаяся Матильда лежала на спине, закинув руки за голову, и мечтательно смотрела в чистейшее небо, видневшееся в кронах деревьев. Выглядела девушка прелестно, словно пробудилась в собственной опочивальне, среди мягких подушек и пуховых перин, и ожидала чашку утреннего кофе. В отличие от Лизы, которая чувствовала себя лягушкой, расплющенной колесами телеги.

— Где мы? — осторожно спросила Лизавета.

— Мы в раю, Лизок, — Мати сладко потянулась. — Ой, хорошо-то как, господи! Подозреваю, что ты ничего не помнишь. А меж тем, должна быть мне признательна, ибо я избавила тебя от злодеев.

— Эээээ…

— И злодейки, — немного подумав, добавила Матильда. — Клянусь, я все тебе расскажу, но мне нужно привести себя в порядок. И ещё страшно хочется есть.

Через полчаса они завтракали черствым хлебом, запивая его родниковой водой из жестяного котелка подозрительной чистоты. Матильда в красках описывала подруге события прошлой ночи.

— Лизхен, я скакала полдня, подобно амазонке, — сверкая глазами, говорила она. — Пули свистели над головой, и погоня не отставала. Ну, это я так, для драматичности. Никто нас не преследовал. Я увидела лесную дорожку и ехала по ней, пока не совершенно не выбилась из сил. Распрягла этих чёртовых лошадей. Вытащила тебя из повозки и немного углубилась в рощицу. Правда же она прелестна? Словно на картинах Левитана. Прихватила вот котелок и хлеб. Не Аксиньины разносолы, конечно, но хоть живот урчать не будет.

Лиза слушала с изумлением. Она ни минуты не сомневалась в правдивости подруги, но сложно было представить, как хрупкое нежное создание волочёт человека, тяжелее себя в полтора раза.

— Но должна тебе сказать — тяжела же ты, девица, — попеняла ей Матильда. — Еле-еле дотащила. Пошла на пользу папенькина муштра и моих сил хватило. Но непременно худеть! Да. Уж на пару фунтов точно, а еще лучше на пять или даже десять.

Лизавета хлопала глазами и не понимала стоит ли ей обидеться, но поняв, что подруга подтрунивает, стала благодарить и обнимать спасительницу. Покончив с благодарностями и едой, девушки задумались. Они далеко от людей, босиком и в ночных сорочках. Их, вероятно, разыскивала Катеринка, а возможно и полиция. Лиза пала духом и грустно молчала, но неунывающая Мати, наслаждающаяся приключением, предложила начать с одежды и пожелала соорудить её из ткани, служившей пологом для пролётки и постелью им.

Они вернулись к повозке. Кони паслись рядом. Обыскав экипаж тщательнее чем Матильда в первый раз, девушки нашли нож, моток веревки и бутылку с пахучей жидкостью.

— Самогон, — уверенно сказала Матильда, понюхав содержимое. — Конечно, я бы предпочла портвейн, но на безрыбье и рак рыба. Авось сгодится для чего. Ну-ка, девицА, помоги мне.

Они разделили темное полотнище на две части и в каждой из них Мати прорезала отверстие для головы. Задрапировала, обвязала веревкой эту хламиду на подруге, а потом на себе и осталась весьма довольна.

— Неплохо, — склонив голову набок и разглядывая подругу сказала она. — Такое, в греческом вкусе. А рукава сорочки миленько смотрятся. Мы похожи на странниц. Жалко только голову покрыть нечем и обуви нет.

— Да уж, — ныла Лиза. — Странные странницы, это точно. Сраные сраницы. Срамные срамницы.

— Надеюсь, что твоё нытье — последствия зелья этой злыдни, Катеринки, — нахмурилась Матильда. — И ты возьмёшь себя в руки. Желаю путешествовать в добром расположении духа.

Экипаж решили оставить, а коней повели под уздцы. Если их ищут, то ищут двух девиц в повозке. Верхом без седел тоже не вариант, Лиза не умела ездить и шарахалась от лошади, которую вела за повод. Они решили углубиться в лес по тропе, рассудив, что если есть дорога, то ведёт она к людям. Идти босиком непросто, поэтому шли молча, внимательно глядя под ноги. То и дело отдыхали на часто встречающихся полянках, отпуская лошадей попастись в шелковистой траве.

— Как думаешь, — спросила Лиза на одном из привалов. — С чего это Катеринка на нас взъелась?

— Ну тут всё просто, — Мати морщилась и растирала ступни. Она не любила, когда её ножкам было некомфортно. — Тебя возжелал Стромынский. Ну тот коротыш, что строил тебе куры в гардеробе.

— Какие куры? — опешила Лиза, — Причём тут курицы?

— О, боже! — подняла глаза к небу Матильда, — Ты видишь с кем приходится путешествовать? Дай мне терпения, господи. Так, Лизхен! Спокойно. Не дуйся. Это шутка. Faire la cour означает «ухаживать, флиртовать».

— А, на французском, — обрадовалась Лиза. — Смешно!

— Весело ей, — притворно нахмурилась подруга. — Не успей я, не смешно было бы.

И поняв, что напрасно вернулась к похищению, Матильда торопливо сменила тему:

— А вот почему эта стерлядь грудастая деньги подкинула, мне до сих пор не ясно. Хотя девушки говорили, что Михаил раньше с ней амуры крутил. Может из-за этого?

— Михаил?! — опешила Лиза. — С Катеринкой?

— Представь себе, — криво усмехнулась Матильда. — Le fou, сумасшедший.