Fast12

Дозапил.

Да, так вот… Нет ничего неопределенного. В той или иной степени все было определено. По большей части, самой неопределенностью.
Каждая история начинается «кто во что горазд». Эта начинается с улицы.
Улица Шпротская, дом восемь, корпус один. Обычная девятиэтажка, обычный серый дворик, с вечной проблемой парковки, обычный человеческий улей. Рядом пустырь и промышленные комбинаты, которые, казалось, никогда не работали и уже не будут. А еще чересчур оживленное шоссе, с троллейбусным маршрутом номер шестьдесят семь.
- Да, да, я конечно… Нет, уже подъезжаю. – кричал в телефон седой парень лет двадцати. – Что-то с динамиком, щас! – он гневно тыкнул пару раз в сенсорный экран и, убрав телефон в нагрудный карман куртки, приготовился выходить.
- Улица Шпротская. – на грани слышимости объявил водитель. Опять что-то сломалось в отечественном автопроме.
- Привет, Шляпник! – невероятно высокий парень, одетый абсолютно во все черное и с черными, как кофе, волосами, поприветствовал вышедшего из троллейбуса. – Ты чего так долго, я уже три минуты жду.
Седой, названный Шляпником, пробурчал в ответ. – А ты поменьше магию вне Хогвартса используй… - и, обменявшись рукопожатиями, двое друзей зашагали вглубь во дворы.
- Ты чего такой хмурый? – легко поинтересовался «черный».
- Чапа, блин, - начал Шляпник, но, вздохнув, принялся объяснять. – Помнишь ту теорию, где существуют бесконечные множества вселенных? – седому парню не хотелось ничего объяснять, но он понимал, что проще рассказать, чем слушать постоянные нравоучения невпопад.
- Ну? – нетерпеливо уронил Чапа.
- Что, если… - тут Шляпник задумался, подбирая слова. – Вот, смотри: во многих из этих вселенных есть ты, и где-то очень другой, а где-то отличия незаметны практически, попадешь туда – не сразу разберешься. Так вот, по-моему, я начинаю разбираться.
Чапа сжал губы и посмотрел на красивую девушку, проходящую мимо, улыбающуюся и строящую ему глазки. Чапа был красивым парнем, не без этого - высокий рост, распрямленные плечи, благородное лицо, хорошая, со вкусом подобранная одежда, - он умел жить и брать от жизни то, что, как он думал, ему полагается. Его собеседник, напротив, выглядел неряшливо, даже отталкивающе, - мятые джинсы, свитер в катышках, грязь на обуви, оставшаяся после "прогулок" по городу. Весь образ жизни и мысли его друга казались ему блажью и придурью, если вообще не выдумками разыгравшегося воображения. – А, ты об этом… - спокойно сказал он. Шляпнику это не понравилось. Он тяжело вздохнул и оставшуюся часть пути друзья прошли молча.
Мясо было вкусным, но слегка жестковатым: все-таки полуфабрикаты. – Ладно, допустим. – осторожно начал Темный. – Как ты можешь доказать, что это не твое больное воображение? – он решил идти напрямик, устав от закидонов своего товарища.
Медленно прожевав, Шляпник помотал головой, запил ужин сладкой газированной водой и тихо, вначале будто бы нараспев, но периодически срываясь на рубленные фразы, повышая голос и снижая его тембр одновременно, затем расслабляясь и "включая" полупрофессионального диктора на какой-нибудь радиостанции, рассказал:
- Каждая история начинается «кто во что горазд». Эта начинается с имени. Фэс. Обычный парнишка, необщительный в детстве, раскрепощенный в юношестве, мерзкий и запутавшийся во взрослости, мечущийся между предоставленными жизнью выборами, перескакивающий с одного на другое уже через пять-десять минут после принятого решения, боящийся ошибаться. Судьба покидала его очень прилично: он побывал и в приюте, и по миру пошатался, и несколько работ сменил, и друзей терял, и цель в жизни потерял пару раз, и уйти пытался, как все слабаки делают - не получалось, - и святым быть пробовал, и мерзким демоническим отродьем, но так и не нашел ни себя, ни свое призвание. Обычная история обычного человека без выдающихся способностей и без единого шанса на хоть какое-нибудь решение как своих проблем, так и своей личности. Однажды, правда, даже эта жизнь покатилась под откос, в бездну, неотвратимо приближающееся дно даже чем-то манило, но он упрямый, вылез и оттуда, просто потому, что хотел доказать что не потерян для этого мира, хотя сам этот мир ему давным давно уже был по-барабану. А потом начались сны, и через какое-то время...
- Положи на место, я кому сказала! - первый, словно щелкнувший по носу реальности, голос разорвал повествование, вынырнув как будто из детства всех людей на этом свете. Но Шляпник словно и не обратив внимания, после небольшой паузы для вдоха, продолжил:
- Точнее, сны начались еще раньше. Еще до совершеннолетия. Площадь, маленький узорчатый заборчик, напряженный взгляд в небо… И видение конца света. -
Чапа поежился, даже если все это и выдумки – не пробрать его не могло, ведь когда-то такое видение было у него, тоже до совершеннолетия, и он поделился им с Шляпником, а тот поделился своим. Многим в тот день что-то такое виделось, все были немного на взводе практически целый месяц, но спустя еще пару дней, просто забыли в суматохе рутинных дней.
- - мелькнула молнией мысль, и Чапе очень захотелось схватиться за эту возможность, но...
- ... я видел, как мы живем, словно обычные остепенившиеся люди, с женами, в домах, облицованными расписным деревом, но без суеты, словно прошла большая война и торопиться выжившим было уже особенно-то и некуда. У тебя и у меня уже было по полноценной семье, после уже. Ты то ли за братом на север ушел, то ли еще зачем, так и не рассказал ведь, просто отмалчивался и улыбался, грустно. Сказал, что на север лучше не ходить и все. А еще мы работали с какой-то вычислительной техникой довольно странного вида, но мне это нормальным казалось, конечно... Перед тем, как ты отыскал нашу деревню, пришлось несколько раз перестраивать ограду - зверь, иногда даже люди заходили, но все стороной как-то, зимой тяжко было... - еще один голос, на этот раз словно из отраженного в зеркале прошлого, обрушился из ниоткуда и так же неожиданно угас, не оставив после себя ничего, кроме какой-то тревожной, душащей грусти о происходивших событиях с... С кем? - Дальше бесполезная жизнь, как по течению, но в какой-то момент все начало меняться, смазываться. Мир уже не казался таким же каким был раньше. Друзья походили на незнакомцев, взгляд на девушку отзывался внутри нестерпимой болью утраты и навязчивой мыслью "есть участи похуже смерти, много хуже" и единственным спасением от этого всего была работа, в которой можно было быть уверенным, что ты - это ты, ты сейчас здесь, и именно ты делаешь вещи нужные другим, а если не сделаешь, то это отразится и на них, и на тебе. Некое доказательство, в каком-то смысле, реальности происходящего…
- Ты неправильно ставишь пальцы, Бард, нужно в гриф большим упираться, так звук чище будет. - поучал молодого музыканта старый бродячий артист. - А еще когда на публике играешь ты ногтями-то, ногтями струны не дергай, это раздражает. И мелодию перехватывать плавнее надо, а так недурно, очень даже недурно для новичка... - снова голос, глубокий, бархатистый, с мягкой хрипотцой. Такие голоса бывают только у наставников в фильмах и играх. Ну, еще и главные злодеи часто такими же говорят...
Седой замолчал, водя вилкой по пустой тарелке. - Ну и? – осторожно, но все же несколько жадно, поинтересовался человек в черном, убирая со стола посуду и приборы.
- Что, «ну и»? – тупо переспросил Шляпник.
- Дальше-то что было? – Темный не любил, когда его друг был в таком настроении: информацию приходилось тянуть словно клещами, подталкивая собеседника к каждому следующему слову..
- ... иди к черту, Луник. - хлопнув дверью, мужчина, одетый в военно-охотничью форму, с накинутой поверх плеч курткой пустынного цвета с множеством дополнительно нашитых карманов вышел, а если быть более точным, выбежал из-под крыши крыльца на лунный свет, сегодня щедро разлившийся по небесам, а уже оттуда - к нам, на землю. - Чертов упрямец! Предводитель деревенщины! Пастух! - больше никаких ругательств в голову так и не пришло, и дипломат прислонился к маленькой покосившейся оградке возле дома, видимо предназначение ее определялось в разграничивании пространства двора и сада. - Только зря время потерял, знал же! - воскликнул он, плюнул в сердцах и зашагал прочь от деревенского частокола, докладывать Дону о положении вещей. - - привычно, с некоторой даже ленцой, подумал бывший "агент специального назначения", заводя свой байк. - теперь это уже были не просто голоса, но видения - осязаемые, обоняемые, реальные, только кадры менялись неправильно, словно отстегиваемые невидимой рукой кнопки-пуговицы, равномерно, в ритм - щелк, щелк, щелк.
- Не знаю. – просто сказал Шляпник, улыбнувшись.- Я очнулся в автобусе.
Звон разбитой тарелки еще долго отдавался в ушах переливом каскадных зарниц, зарождавшихся в глубинном пожаре сознания на пределе известных вселенной сил. Мизинец правой руки вдавил "точку" на клавиатуре и руки замерли, напряженные. Мужчина, патлатый, с пером за правым ухом, со страшными синяками под глазами, худой, изможденный и... Абсолютно счастливый, с улыбкой от уха до уха, с болотной тиной вместо манжет на обоих рукавах, смотрел отсутствовавшим взглядом в монитор, немного склонив голову вправо, как-будто желал получше рассмотреть результат трудов. Пройдет около часа, прежде чем указательный палец правой руки с длинным ногтем вдавит "энтер".
Темный сглотнул вязкую слюну, пытаясь собраться с мыслями, хвосты которых трусливо исчезали во вспышках эмоций, между вспышками видений, которые становились все ярче и реалистичнее, хотя, казалось бы, куда уже.
- *Каждый день начинается с "кто во что горазд": кто на гитаре бренчит с утра, кто одежду в порядок приводит, кто оружие проверяет, а кое-кто, даже, поговаривают, схроны вскрыл. Кровушку в воздухе почуял близкую; горькую, значит, судьбу. Ну да не сегодня. Сегодня первый день лета, а значит, опять пора в путь-дорогу, кони уже вон всю землю в поганое поле превратили, пока тут топтались. Это лето запомнится людям запада и войдет в истор