AlexKap2015

Княгиня Екатерина Дашкова (1743−1810) так писала о последней встрече в конце марта 1765 года Императрицы Екатерины с заболевшим воспалением легких Ломоносовым: «Государыня с прискорбием сказала мне: «Наш Михайло Васильевич что-то сильно закручинился; поедем к нему, он нас любит…» Мы вошли к Ломоносову тихомолком … «Я приехала с княгиней посетить вас, услышала о вашем нездоровье или, лучше сказать, о вашей грусти». Несколько минут уста Ломоносова окованы были молчанием. Наконец, он воскликнул: «Нет, Государыня! не я не здоров, не я грустен, больна и грустна душа моя!» — «Полечите ее, — отвечала Екатерина, — полечите ее живым пером своим». Через неделю главного вдохновителя Екатерины по экспедиции в Америку не стало.

Но государственная машина неостановимо разгонялась к цели уже не одним, а двумя путями. В феврале 1764 года согласившись с экспедицией в обход Северной Америки Екатерина получила от сибирского губернатора Дениса Ивановича Чичерина (1720−1785) Реляцию об открытии яренским посадским Степаном Глотовым и казаком Саввой Пономаревым островов Алеутской гряды Умнак и Уналашка и приведении их жителей в российское подданство. Особое внимание обращено было на сообщение, что «на берегу лежит выкинутое иностранное судно», «жители имеют. зеркала и чернильницы» — европейцы здесь уже были. Стало ясно, что неограниченного времени нет, и Петербург оказался в конкуренции с другими искателями колоний. Не допуская при дворе столкновения двух предложений — через Шпицберген и по Алеутским островам, Ломоносов включает идею движения по Алеутским островам на восток в свой проект и пишет Императрице «Прибавление второе».

Предлагается отправить вторую экспедицию из Охотска вдоль Алеутских островов — навстречу экспедиции Чичагова, идущей с севера через Берингов пролив — очертаний Аляски тогда еще не знали. 4 мая 1764 года, через 10 дней после Указа по Чичагову Екатерина подписывает Указ о Восточной морской экспедиции. Он повторяет чичаговский Указ, только для маскировки планов указано «описание лесов по рекам Каме и Белой». Адмиралтейств-коллегии предписывается «отправя немедленно туда, по своему рассуждению, сколько надобно офицеров и штюрманов». Ломоносов занимается экспедицией в Ледовитый океан, а восточную часть проекта выбраны опекать составитель карты Камчатского моря, адмирал Алексей Иванович Нагаев (1704−1781)и губернатор Сибири Чичерин. Но Екатерина считает обе экспедиции единым проектом и главным советником по нему сохраняет Ломоносова. Это подтверждают дата Указа Екатерины по восточному экспедиции сразу после получения «Прибавления второго» Ломоносова, и инструкции по встрече двух экспедиций с правками Михаила Васильевича.

По рекомендации Нагаева командиром похода на восток был назначен отличившийся в сражениях Семилетней войны капитан-лейтенант флота Петр Креницын (1728−1770). Он и другие офицеры выехали 1 июля 1764 года через Тобольск в Охотск. Креницыну вручены два секретных пакета — один для вскрытия в Иркутске в присутствии губернатора Чичерина, а второй — в Камчатке перед уходом в плавание. В первом ставилась задача нанести на карту все земли к востоку от Камчатки, искать «лесные острова» для организации баз и судостроения, и разведать далеко ли «матерая американская земля, под какою из тамошних народов или европейской державою состоит», есть ли города и «под каким правлением», нет ли «до другова моря к востоку или к северу проливов, и не проходят ли чрез те проливы большие корабли», откуда жители «достают зеркалы и чернильницы… и на своем ли языке пишут». Второй — наисекретнейший пакет с сообщением о встрече в море с Чичаговым, описание его судов, системы сигнализации и паролей. Считалось, что Чичагов проведет в плавании не менее года и Креницын должен был выйти на встречу с ним годом позже. Прибыв в Тобольск капитан-лейтенант обнаруживает, что ничего к плаванию не готово: «Такелажу никакого нет ни одной веревки, кроме якорей… принужден все такелажи делать новые в Тобольске». Адмиралтейств-коллегия указывает во чтобы то ни стало отправить годом позже, не позднее 1766-го — Чичагов выходит в море весной 1765 года.

Западная экспедиция снаряжалась с невиданным тщанием и темпами. В 1764 году на Шпицберген доставили 10 изб, баню и амбар. По ходатайству Ломоносова перед Ее Величеством отказались стартовать в 1764 году — чтобы скоординировать Чичагова и Креницына, только что выехавшего в Охотск и чтобы построить Чичагову специальные суда. В рекордные 3 месяца летом 1764 года построили три фрегата — большой 30 метров, и 2 малых — по 25 метров и назвали их по фамилиям командиров — «Чичагов», «Панов» и «Бабаев». Корабли имели двойную обшивку корпуса, в палубах устроены печи. Для команды нашили овчинные шубы, треухи, овчинное же нижнее белье, бахилы и рукавицы. От цинги было заготовлено 150 ведер водки сосновой, меда 10 пудов, хрена 46 фунтов, горчицы 10 фунтов, хмеля 3,5 пуда, лука 6 четвертей, морошки 46 ушатов. Для экипажа сделали технологическую новинку — 3 пуда сушеного супа. Императрица послала командирам по золотым секундным часам.

5 сентября 1764 года, через месяц после спуска на воду, корабли вышли в море и направились в Колу — для раннего старта путешествия, где перезимовали зиму 1764 — 1765 года. Выйдя 9 мая 1765 года из Колы, 16 июня отряд был на Шпицбергене. 3 июня вышли не север, а не на запад, как предписывалось, и сразу столкнувшись с непроходимыми льдами, на совете командиров решили вернуться. В Архангельск пришли 20 августа 1765 года.

Восточная экспедиция в это время боролась с разгильдяйством. Прибыв в Тобольск Креницын обнаружил, что ничего не готово: «Такелажу никакого нет ни одной веревки, кроме якорей… принужден все такелажи делать новые в Тобольске». Адмиралтейств коллегия приказывает во чтобы то ни стало отправиться в море не позднее 1766 года — выход Чичагова в обход Америки планировался весной 1765 года.

Из «Определения Адмиралтейств-коллегии по возвращении Чичагова из первого плавания. Подписали сентября 13 дня 1765 года»:

«Ея Императорское Величество.труды. опробует… приписывая неисполнение. великим трудностям. Адмиралтейств коллегия. находит. пошед прямо к западу. достигнуть бы до Гренландии было можно. новые и неведомые берега Гренландии, может быть открыты б были… для сего важного намерения ни довольного терпения не было, ни… бодрости духа… недостатку ревности и усердия…

Из определения Адмиралтейств-коллегии о назначении вторичной посылки Чичагова. 1766, января 16 дня:

«Коллегия единого опыта. к точному заключению о невозможности сего пути почитает недовольным… приказали сию экспедицию нынешнего 1766 года возобновить, поручив ее господину Чичагову… все препоручить его благорассуждению…».

Их оправдательной записки за собственноручной подписью Чичагова. 1766 год.

«…потрачены были все предосторожности в сходстве с морским искусством, однако не можно ласкать себя, чтоб по такой неудаче заслужить мог хорошее мнение, а особливо от тех, которые мне эту экспедицию представляли в другом виде (как господин Ломоносов меня обнадеживал).

Промышленные в тамошних местах суда (голландцев и датчан)…от опасности ото льдов… в передней части всякое обшито досками в четверо имеют. суда их без всякого груза, а только один провиант. способ к спасению людей у них на шлюпках и ялах. коих по шесть и по восемь. наши же построены к плаванию в открытых морях. и нагружены были железом и балластом… у нас было по одной шестивесельной шлюпке и небольшому боту.

Частые туманы… так густы, что в самый полдни на 20 сажен от судна видеть было невозможно. надобно выпалить из пушки: если корабль на обширной воде, то никакого звука слышно не будет, когда в близости берег или лед, то воздух о них ударяется, а то и слышно будет на корабле. …июля 18-го в крепкий туман так приблизились к льду, что уже попали между льдин и только что успели отворотить…

…не могли достигнуть желаемого по намерению места (Чукотского мыса),. однако по довольному осмотру открылась невозможность, в чем не остается сомнения. И можно ли думать, чтобы такие толстые льдины от небольшой летней теплоты… уничтожились? А что видали прежде (сказывают) земли на севере и западе (однако никто на них не бывал) …сделаться может ошибка правителя (капитана), и что почтет за видимую землю облака, которые точно землею кажутся… то и мне в нынешнюю кампанию случилось.».

Ломоносов уже умер и Чичагов сваливает вину за провал на ошибочность его планов, несколько раз полемизируя с проектом ученого. Теперь мы знаем, что севернее Гренландии льды и действительно не позволили бы пройти к Берингову проливу. Через 10 лет после Чичагова капитан Джеймс Кук (1728−1779) пытался пройти через Берингов пролив в обход Америки севером, но так же как и русские вернулся из-за льдов. Даже южнее Гренландии спустя 80 лет английская экспедиция Джона Франклина (1786−1847) не смогла найти проход через острова севера Канады, зазимовала и погибла. Зимовки боялся и Чичагов. Это познание мира, которое без ошибок не проходило ни в одной стране. Вопрос только в цене ошибки. Но там где «бороться и искать, найти и не сдаваться» всегда есть шанс!

Заключительный Указ об экспедиции.

«Всемилостивейше повелеваем… за понесенные особливые труды… выдать капитану бригадирского ранга Чичагову и бывшим в оной флотилии… годовое их окладное жалование…».

Креницын не зная еще о провале повторной экспедиции Чичагова в спешке вывел в море свои корабли — «Святую Екатерину», двух «Святых Павлов» и «Святого Гавриила» в период штормов осени 1766 года — чтобы перебазироваться на Камчатку. Штормом корабли разметало. «Святую Екатерину» выкинуло на берег, «все потонуло», но команда спаслась. «Святой Павел» и «Святой Гавриил» также выбросились на берег. Второй «Святой Павел» унесло в Тихий океан и разбило о скалы острова Шикотан, спаслись 13 человек.

Казалось, что план Ломоносова полностью провалился. После смерти Михаила Васильевича Екатерина и неудачи Чичагова стала терять интерес к завладению западом Северной Америки. Но Петр Креницын не был так осторожен, как Чичагов, и в следующие три года спас репутацию плана Ломоносова — ценой жизни.

Окончание следует

Внимание на военнослужащего на заднем плане. Зачем ему белый флаг на парадном фото?

С благословления царя Александра I, в июле 1819 года из Кронштадта стартовала первая русская антарктическая экспедиция. Начальником был назначен капитан второго ранга Фаддей Фаддеевич Беллинсгаузен, под его же началом шел трехмачтовый шлюп «Восток».

Лейтенант Михаил Петрович Лазарев являлся капитаном шлюпа «Мирный».

Задача, которую поставили перед опытными мореплавателями, была очень серьезной. Необходимо было любой ценой продвинуться к Южному полюсу как можно ближе, «открывая по пути неизвестные земли».

Через шесть месяцев после отплытия, 27 января 1820 года заветный южный континент, наконец, показался первооткрывателям. Южный полюс предстал перед ними как толща льда, вся усыпанная ледяными буграми. Желая убедиться в безошибочности своего открытия, Беллинсгаузен делал три попытки подойти к самой земле, корабли обошли почти весь материк, но выйти на берег так и не удалось.

Всего плавание продолжалось 750 дней. Настойчивость мореплавателей помогла добиться отличных результатов: были открыты 28 островов в южных морях и неизвестный до того берег материка.

И сегодня же,  28 января (16 января по ст. ст.) 1841 г.  родился Василий Осипович Ключевский – российский историк, профессор Московского университета, академик Императорской Санкт-Петербургской Академии наук, председатель Императорского Общества истории и древностей российских, тайный советник.

Высказывания, цитаты и афоризмы Ключевского

• В истории мы узнаем больше фактов и меньше понимаем смысл явлений.

• В древнерусском браке не пары подбирались по готовым чувствам и характерам, а характеры и чувства вырабатывались по подобранным парам.

• Великая идея в дурной среде извращается в ряд нелепостей.

• В науке надо повторять уроки, чтобы хорошо помнить их; в морали надо хорошо помнить ошибки, чтобы не повторять их.

• Высшая задача таланта — своим произведением дать людям понять смысл и цену жизни.

• Дамы только тем и обнаруживают в себе присутствие ума, что часто сходят с него.

• Жизнь учит лишь тех, кто ее изучает.

• Закономерность исторических явлений обратно пропорциональна их духовности.

• Здравый и здоровый человек лепит Венеру Милосскую из своей Акулины и не видит в Венере Милосской ничего более своей Акулины.

• Крепкие слова не могут быть сильными доказательствами.

• Прошедшее нужно знать не потому, что оно прошло, а потому, что, уходя, не умело убрать своих последствий.

• Великоросс часто думает надвое, и это кажется двоедушием. Он всегда идет к прямой цели, но идет, оглядываясь по сторонам, и потому походка его кажется уклончивой и колеблющейся. Ведь лбом стены не прошибешь, и только вороны прямо летают.

• Пролог XX века — пороховой завод. Эпилог — барак Красного Креста.

• Чтобы согреть Россию, они готовы сжечь ее.

«ОСЕННЯЯ РАСПУТИЦА», 1870–1872

Собрание Государственного Русского музея

Архип Куинджи родился в 1842 году (по другой версии — в 1840-м) в Мариуполе в небогатой семье грека-сапожника. Он рано осиротел, и его воспитывали родственники по отцовской линии. Куинджи с детства увлекался рисованием, и однажды его рисунки заметил хлеботорговец, у которого работал Архип. Он предложил юному художнику отправиться в Феодосию к Ивану Айвазовскому и снабдил его рекомендательным письмом. Однако известный живописец мальчика в ученики не взял.

Проработав некоторое время ретушером в фотомастерских разных городов, Куинджи переехал в Петербург. Исследователи расходятся во мнении, был ли он официальным студентом Академии художеств, однако подтверждают, что в 1868 году Куинджи представлял свои работы на академической выставке. Тогда совет Академии признал его достойным звания свободного художника, а два года спустя — внеклассного художника.

В конце 1860-х он познакомился с передвижниками и написал ряд работ под влиянием их идеи об изображении действительности такой, какая она есть. Жанровый пейзаж «Осенняя распутица», написанный в тот период, принес ему звание классного художника.

«НА ОСТРОВЕ ВАЛААМЕ», 1873

Собрание Государственной Третьяковской галереи

В начале 1870-х многих художников привлекал своей суровой и прекрасной природой остров Валаам на Ладожском озере. Побывал там и Куинджи — романтические виды Русского Севера появились в его картинах «Ладожское озеро» и «Валаам». В это время он совсем отошел от классических традиций и подражания античности, идеализации образа натуры. В определенной степени этому способствовал рост популярности естественных наук и научного подхода к изучению природы в России того времени. В 1973 году Куинджи работал над картиной «На острове Валааме», слухи о которой до ее завершения стали распространяться среди петербургских художников.

Илья Репин писал Павлу Третьякову о еще не законченной работе Куинджи: «…всем она ужасно нравится, и еще не дальше как сегодня заходил ко мне Крамской – он от нее в восторге». Вполне возможно, что именно после одобрительных отзывов многих художников Павел Третьяков поручил своему брату Сергею, приехавшему в Петербург, приобрести картину «На острове Валааме». Она стала первым произведением Куинджи в собрании будущей Третьяковской галереи. Эта картина, представленная на академической выставке, была явно сильнее работ других художников, и известность Куинджи выросла в разы.

Даже Федор Достоевский в журнале «Гражданин» назвал «На острове Валааме» национальным пейзажем.

«УКРАИНСКАЯ НОЧЬ», 1876

Собрание Государственной Третьяковской галереи

В 1876 году V выставка передвижников прошла в неотапливаемой Академии наук: набирающих популярность конкурентов-передвижников Академия художеств не допустила в свои залы, и посетители рассматривали картины, не снимая шапок и калош. На этой выставке Куинджи представил картину «Украинская ночь», буквально ошеломившую публику, художников и критиков. Пейзаж поразил зрителей тем, как на фоне глубокой синей ночной тьмы изображен яркий лунный свет на белых стенах изб-мазанок.

В отзывах о пейзаже даже прозвучал специальный термин — «куинджевское пятно». Критики отмечали «новость и невиданной силы эффект… В иллюзии лунного света Куинджи пошел дальше всех, даже Айвазовского». Газета «Русские ведомости» писала, что у картины постоянно стоит толпа, чьим восторгам нет конца. Один из самых влиятельных художественных критиков того времени Владимир Стасов оценил значение этой работы так: «Если бы он [Куинджи] написал только свой «Вид Финляндии», «Забытую деревню», «Степь», «Чумацкий тракт», — он был бы только хороший пейзажист, каких можно указать еще несколько». Но именно после «Украинской ночи», по словам Стасова, он «пошел по своей собственной, крайне оригинальной дороге».

«БЕРЕЗОВАЯ РОЩА», 1879

Собрание Государственной Третьяковской галереи

Работы Архипа Куинджи продолжали вызывать восхищение у посетителей его выставок. Они спорили о законах оптики, лунном свете, пытались понять, как создается удивительное свечение на его картинах. Успех художника признала и Академия художеств, но звание академика ему так и не присудила, ограничившись званием художника 1-й степени. В 1878 году Куинджи вместе с женой Верой отправился в Париж на Всемирную выставку, где в разделе русского искусства представил несколько пейзажей. Французская пресса не обошла их вниманием — критик Эдмон Дюранти, защищавший импрессионистов, писал: «Куинджи, бесспорно, самый любопытный, самый интересный между молодыми русскими живописцами. Оригинальная национальность чувствуется у него еще более, чем у других».

Работы Куинджи высоко ценили коллеги. В 1879 году открытие VII выставки передвижников специально задержали на неделю, чтобы художник успел завершить три большие картины, обещанные организаторам.

Одна из этих картин — «Березовая роща» — дала возможность оценить нового Куинджи, мастерски работавшего с цветом в духе импрессионистов и постимпрессионистов. Это отметил и Александр Бенуа, назвав Куинджи «русским Моне».

«ЛУННАЯ НОЧЬ НА ДНЕПРЕ», 1880

Собрание Государственного Русского музея

Картина «Лунная ночь на Днепре» была написана Архипом Куинджи в то время, когда он окончательно вышел из Товарищества передвижных выставок: необходимость вписываться в определенную программу этого объединения сковывала художника. Картины Куинджи были необыкновенно популярны. Так, например, «Лунную ночь на Днепре», завораживавшую зрителей серебристым лунным сиянием, автор показывал зимой 1881 года всем желающим прямо в своей мастерской, открывая ее на два часа по воскресеньям. Затем для картины — случай небывалый в России — была организована выставка в зале Общества поощрения художеств, где экспонировалось только это полотно.

Художник Яков Минченков вспоминал: «…выставочный зал не вмещал публики, образовалась очередь, и экипажи посетителей тянулись по всей Морской улице». Картину приобрел великий князь Константин Николаевич, который взял «Лунную ночь…» — несмотря на уговоры Тургенева — с собой в кругосветное путешествие. Это не пошло на пользу картине — ее краски стали темнеть.

В поиске новых эффектных цветовых решений Куинджи экспериментировал с красками, различными пигментами, изучал влияние света на материалы. Его эксперименты, вызывавшие большой интерес коллег, впрочем, не были поддержаны другими художниками, которые опасались (и справедливо) недолговечности новых комбинаций красок.

В 1882 году, на вершине успеха и популярности, Архип Куинджи прекратил официальную работу художника, перестал выставляться. Все произведения, созданные в оставшиеся годы (около 500 картин), стали известны только после его смерти. Куинджи был финансово независим, его картины продавались, что позволило ему купить в Крыму имение Сара-Кикенеиз в 245 десятин. Он путешествовал по Кавказу, преподавал и принимал участие в сложном процессе обновления Академии художеств.

Последняя выставка работ Куинджи состоялась в 1901 году. После смерти художника в 1910 году, согласно завещанию, в котором он позаботился обо всех близких ему людях, его капитал (453 300 рублей) и все художественное наследие, оцененное в полмиллиона рублей, были переданы Обществу имени А.И. Куинджи.

Как известно, семейство британских пистолетов-пулеметов STEN, состоявшее на вооружении британской армии в годы Второй мировой войны, обладало целым рядом недостатков. В угоду простоте производства на непрофильных предприятиях неквалифицированным персоналом были принесены в жертву надежность и безопасность оружия, а также точность стрельбы.

Сохранившиеся кадры хроники, снятые на одном из предприятий, выпускавших «Стэны», показывают большую часть сборочных операций, при этом хорошо видно, как выглядят рабочие, как много в «Стэне» штамповки и сварки, как при испытаниях в тире его трясет и подбрасывает, но… Но зато каждая работница вывозит из ворот цеха по целой тачке «Стэнов»!

247 лет назад в Средиземном море была основана Грекороссия - Эллинская губерния Российской империи. 

Тем не менее все это — подлинная, но давно забытая история…

26—27 июня 1770 г. русская эскадра под командованием графа Алексея Орлова сожгла турецкий флот в Чесменской бухте. Погибло 14 кораблей, 6 фрегатов и до 50 малых судов. Трофеями русских стали 60-пушечный корабль «Родос» и 5 больших галер. Русский флот стал хозяином Эгейского моря. В Петербурге Екатерина II приказала в честь победы отчеканить медаль, на которой был изображен горящий турецкий флот с лаконичной надписью: «Был». А в Царском Селе на пруду возвели Чесменскую колонну, к которой и поныне водят экскурсантов.

Далее историки описывают блестящие победы Румянцева и Суворова, восстание Пугачева и т. д. А между тем русский флот ушел из Средиземного моря лишь в начале 1775 г. А что он там делал пять (!) лет?

Екатерина II после Чесмы направила на Средиземное море еще три эскадры, всего в Архипелаге имелось только кораблей (тогда термин «линейный корабль» не употреблялся) — аж девятнадцать!

Вообще говоря, сама отправка русских эскадр на Средиземное море была гениальным стратегическим замыслом великой императрицы и ее советников, которых позже назовут «екатерининскими орлами». Ведь до этого ни один русский военный корабль не выходил даже в Атлантику, если не считать перевода «новопостроенных» кораблей из Архангельска в Кронштадт.

Все победы русского флота меркнут перед Чесмой, и не только по числу потопленных вражеских судов, но и из-за того, что битва была выиграна за многие тысячи миль от своих баз. В прежних и последующих сражениях на Балтике и Черном море русские эскадры выходили в море на неделю, от силы на три, давали сражение в 100 милях от базы, а то и в виду собственного берега и шли домой. В базе выгружались раненые и больные, корабль вставал на ремонт. И лишь через несколько недель или даже месяцев эскадра пополнялась новыми моряками взамен выбывших и, приняв на борт боезапас и провиант, вновь выходила в море.

А тут граф Орлов оказался один в чужом море. Транспортные суда, пришедшие из Кронштадта за 5 лет, можно пересчитать по пальцам. Все побережье Средиземного моря от Далмации до Дарданелл и от Дарданелл до Туниса было турецким. Франция и Испания враждебно относились к русским и не допускали их в свои порты. Правда, мальтийские рыцари и итальянские государства готовы были оказать гостеприимство, но только за очень хорошие деньги. Эскадра Орлова должна была погибнуть менее чем за месяц, как Великая армия Наполеона в России.

По первоначальному плану Екатерины предполагалось высадить небольшие десанты на территории материковой Греции, а затем «сыны Эллады» должны были поднять восстание, выгнать турок и предоставить свои порты русским. Но турки сосредоточили в Греции большие силы, а вожди повстанцев не ладили между собой и так и не сумели создать регулярное войско. В итоге русским десантникам пришлось убраться на корабли.

После Чесмы Екатерина II всячески понуждала графа с боем прорваться через Дарданеллы и бомбардировать с моря Стамбул. Укрепления турок в проливе тогда были очень слабы, и технически задача была легко выполнима. Однако Алексей Орлов испугался. 24-летний сержант Преображенского полка не побоялся составить заговор против законного императора в пользу немки, не имевшей никаких прав на престол, а позже в Ропше лично устроить Петру III «геморроидальные колики». Но после Чесмы граф находился в зените славы. Раньше нищий гвардеец рисковал только головой, а при удаче приобретал все. Сейчас он мог потерять все, а в случае удачи не получить ничего.

С вероятностью 95% русская эскадра прорвалась бы через Дарданеллы. А что дальше? Хорошо, если Мустафа III, увидев русский флот под окнами дворца, запросит мира. А если нет? Высаживать десант? Нет войск. Сжечь Стамбул можно, но зачем? Султан обозлится и будет продолжать войну, а Екатерина потеряет в Европе имидж мудрой и просвещенной государыни, который она с таким трудом создавала много лет. А уходить из Дарданелл русской эскадре будет куда сложней.

И тогда Орлов с санкции императрицы решает основать российскую губернию на Кикладских и прилегающих островах Эгейского моря.

Кто предложил выбрать остров Парос главной базой русского флота, неизвестно. Во всяком случае, стратегически он выбран удачно. Парос принадлежит к Кикладским островам (южная часть Эгейского моря) и находится в центре их. Таким образом, владея Паросом, можно легко контролировать Эгейское море и подступы к проливу Дарданеллы, до которого около 350 км. До ближайшей точки полуострова Малая Азия от Пароса 170 км, и туркам высадить десант с материка на остров невозможно, не обеспечив себе господства на море.

15 октября 1770 г. эскадра графа Алексея Орлова в составе кораблей «Три Иерарха», «Ростислав», «Родос», бомбардирского корабля «Гром», фрегатов «Слава», «Победа» и «Святой Павел» прибыла к острову Парос.

К моменту захвата русскими на Паросе проживало 5 тысяч человек, в подавляющем большинстве православных греков. Они занимались хлебопашеством, виноградарством и овцеводством. Население острова влачило нищенское существование.

Турецких властей на острове не было, и греки радостно приветствовали наши корабли. Русские моряки использовали обе бухты острова — Аузу и Трио, где были оборудованы стоянки кораблей. Но столицей «губернии» стал город Ауза, построенный русскими на левом берегу одноименной бухты.

Первым делом бухта была укреплена, на ее левом берегу построили два форта с каменными брустверами на девять и восемь 30-и 24-фунтовых пушек. На островке у входа в бухту расположили 10-орудийную батарею. Соответственно была укреплена и бухта Трио.

На левом берегу бухты Ауза возвели здание Адмиралтейства. Да, да! Российского Адмиралтейства! Балтийский флот имел Адмиралтейство в Петербурге, на Черном море Адмиралтейства тогда вообще не было, как не было и флота, а вот на Средиземном море возникло Адмиралтейство для нашего «Архипелажного флота». В Аузу из Петербурга были выписаны десятки корабельных мастеров, включая знаменитого А. С. Касатонова, который позже стал главным инспектором кораблестроения. 3 июля 1772 г. адмирал Спиридов выдал Касатонову премию 50 червонцев с объявлением в приказе.

Большие корабли в Аузе не строили, да и нужды в этом не было, но ремонтировали корабли всех рангов. Зато строили в большом числе малые парусные и разнообразные гребные суда.

Аузу заполнили различные административные здания, пекарни, прядильни, казармы матросов. Замечу, что сухопутные войска по каким-то объективным, а скорее, субъективным соображениям дислоцировались вне города. Так, казармы Шлиссельбургского пехотного полка располагались на правом берегу бухты Ауза. Чуть дальше находились лагеря греков, славян и албанцев. В глубине острова располагался лагерь лейб-гвардии Преображенского полка. В Аузе была учреждена даже гимназия, в которой учились сотни греческих мальчиков.

Губерния из 27 островов должна была обеспечивать флот численностью до 50 вымпелов и несколько пехотных полков. Поэтому острова были обложены податью (10-процентным налогом) на хлеб, вино, строевой лес и т. д. Определенная доля налога взималась деньгами. Кроме того, часть этих товаров покупалась русскими властями, но установить пропорцию между оплачиваемыми товарами и собираемыми налогами автору не удалось. Но, увы, этих налогов не хватало, да и Орлов не желал становиться в тягость дружественному православному народу. За все должны платить басурманы!

Греки, в особенности островитяне, уже с XV века держали в своих руках большую часть морских перевозок в Средиземноморье. Пиратство же они считали вполне законным бизнесом, как бы частью торговли. Единственное, что их сдерживало, это преобладающая мощь турецкого флота. Чесма и ряд других побед русского флота избавили их от турок. Еще до Чесмы несколько греческих владельцев торговых судов (они же были капитанами) прибыли к Орлову и попросились в русское подданство. Граф охотно принял греков и разрешил поднять на их кораблях Андреевские флаги.

И вот по всему Восточному Средиземноморью полетели фрегаты, бриги, шебеки и галеры под русскими флагами. Вспомним, что огромная турецкая империя почти не имела дорог, и торговля шла в основном морем. Ежегодно сотни турецких да и, чего греха таить, нейтральных судов становились добычей греческих корсаров. Причем иной раз на охоту выходил и смешанный (русско-греческий) экипаж под командованием русских офицеров. Корсары совершили несколько дерзких налетов и на турецкие порты в Малой Азии, Сирии и Египте.

Приключений у капитанов эскадры Орлова было куда больше, чем у хваленых флибустьеров Карибского моря. Так, в ночь на 8 сентября 1771 г. трекатра «Св. Михаил» (парусное купеческое судно), перевозившая десант из четверых офицеров и 202 солдат Шлиссельбургского полка, разминулась с русской эскадрой. А наутро наступил штиль – паруса неуклюжей трекатры повисли. И тут откуда ни возьмись – пять турецких галер. Турки рассчитывали на легкую добычу, но капитан Александр Митрофанович Ушаков решил драться насмерть. По его приказу «вокруг борта вместо туров были поставлены пустые водяные бочки, обвешанные постелями и платьем, и посланы две шлюпки с буксиром, чтоб удобнее было поворачивать трекатру при обороне. Две турецкие галеры атаковали наше судно с кормы, а третья — с правого борта, но, встреченные сильным картечным огнем, остановились. Оправясь, турки дружно устремились на трекатру с намерением абордировать ее. Подпустив их на пистолетный выстрел, Ушаков вдруг повернул к ним трекатру бортом и открыл непрерывный беглый огонь, чем принудил неприятеля отступить в большом расстройстве».

На «Св. Михаиле» были сильно повреждены паруса и такелаж, в правом борту — пять пробоин, но, благодаря импровизированной «броне» Ушакова был убит всего один мушкетер и семеро ранено.

Ночью 9 сентября 1772 г. капитан-лейтенант Панаиоти Алексиано подошел к острову Станчио и высадил десант. С ходу была взята небольшая турецкая крепость Кеффано, где было захвачено 11 пушек. За это Екатерина II наградила Алексиано орденом Св. Георгия 4-й степени.

А всего через полтора месяца Панаиоти Алексиано на своем «Св. Павле» и с корсарской гребной фелукой, которой командовал грек Паламида, отправляется к устью Нила.

Фрегат «Св. Павел» — это бывшее торговое судно. Орудийные порты были замаскированы. И фелука тоже ничем не отличалась от сотен таких же фелук, плававших в Восточном Средиземноморье. Таким образом, суда Алексиано, не вызвавшие никаких подозрений у египтян, спокойно вошли в гавань Дамиетты (ныне Думьят, в 45 км северо-западнее современного Порт-Саида). И уже в порту корсары открыли огонь. В двухчасовом ожесточенном бою все турецкие военные и торговые суда «были преданы пламени».

Уже выходя из порта, Алексиано наткнулся на турецкий фрегат. После короткой перестрелки турок спустил флаг. На фрегате был взят местный правитель Селим-бей «с тремя главнейшими агами, разными другими офицерами и служителями, коих всех осталось 120 турок».

13 июня 1774 г. Алексиано на фрегате «Св. Павел» вместе с двумя полугалерами «Зижига» и «Лев» вышли в море и направились к Дарданеллам. 26 июня Алексиано высадил 160 десантников на небольшой остров Карыбада (Мекасти), находящийся в заливе Декария у румелийского берега. Навстречу им выдвинулся отряд турок с пушкой. Но десантники их рассеяли и захватили пушку.

Затем десантники осадили слабо укрепленную каменную крепость с пятью башнями. После короткой перестрелки ее гарнизон капитулировал с условием, что осажденным разрешат без оружия на лодках переправиться на румелийский берег. Десантники выполнили свои обещания, и начальник крепости Сардар Мустафа ага Каксарли с пятьюдесятью турками отправился к европейскому берегу. Наши моряки перегрузили на «Св. Павел» взятые в крепости 15 пушек калибра от 3 до 14 фунтов, 4200 ядер, 40 бочек с порохом и иные припасы. На берегу десантники сожгли 4 фелуки, а в крепости — все дома обывателей, и на том отбыли восвояси.

Все описанное выше не вошло в учебники истории как заурядные будни забытой войны.

Турецкая морская торговля была парализована, в Стамбуле начался голод. Выручили турок французы, которые под своим флагом перевозили продовольствие и другие товары в турецкую столицу. Граф Орлов и русские адмиралы требовали у императрицы разрешения захватывать французов всех без разбора, но из-за нерешительности Екатерины этого сделано не было.

25 июля 1774 г. к русской эскадре адмирала Елманова, стоявшей у острова Тассо, подошла турецкая полугалера с белым флагом. На ней прибыл майор Белич (серб на русской службе) с письмом от фельдмаршала Румянцева, в котором говорилось, что 10 июля был заключен мир с турками. Кампания в Архипелаге закончилась.

Екатерина не сумела сдержать обещаний, данных грекам. Наши адмиралы говорили им, что после войны, если не вся Греция, то, по крайней мере, «губерния» войдет в состав России. А теперь на острова должны были вернуться турки. По мере возможности Екатерина постаралась облегчить участь доверившихся ей греков. В условия мира была включена статья об амнистии для всех греков, славян и албанцев, сражавшихся на стороне России. Следить за выполнением этой статьи турками было поручено русским консульствам в Греции. Всем желающим из населения островной губернии было позволено на русских и греческих судах отплыть в Россию.

Тысячи греков уехали в Россию, большинство из них поселилось в Крыму и на побережье Азовского моря. Гимназию перевели в Петербург, где была открыта Греческая гимназия, позже переименованная в Греческий корпус.

Несколько корсарских фрегатов с греческими беженцами — «Архипелаг», «Тино», «Святой Николай» и др., замаскировавшись под торговые суда, прошли Проливы, а затем стали одними из первых кораблей рождавшегося Черноморского флота.

Екатерина приказала сформировать в Крыму Греческий пехотный полк. Многие греческие корсары стали адмиралами русского флота. Среди них Марк Войнович (он имел сербские корни), Панаиоти Алексиано, Антон Алекиано и др.

Кючук-Кайнарджийский мир оказался лишь коротким перемирием. В августе 1787 г. Оттоманская империя вновь объявила России войну. Капитанами ряда кораблей Черноморского флота стали греки из первого поколения корсаров, а севастопольской эскадрой Черноморского флота командовал старый пират Марк Войнович. А молодые греческие корсары, не дождавшись прихода русских эскадр, сами снарядили корабли и под Андреевскими флагами вышли в Средиземное море.