Книжная полка
111 постов
111 постов
20 постов
23 поста
2 поста
11 постов
1 пост
2 поста
7 постов
1 пост
Советский нейробионик Владимир Кузьменко написал немного нескладную литературно, но довольно увлекательную трилогию «Древо жизни», в которой реальный и виртуальный миры так изощрённо переплетаются, что персонажи не всегда могут отличить один от другого… да и автор временами, кажется, тоже. Кузьменко опередил «Матрицу» лет на десять и идейно его сюжет глубже, и это компенсирует некоторую чисто литературную слабость, шаблонность и чрезмерную контрастность.
Автор утверждал, что написанное, как минимум, частично, он увидел во сне. Если верно то, что он написал всю трилогию за полтора года — с февраля 1986 по сентябрь 1987 года, то можно поверить и в сюжет, подаренный Гипносом, поскольку сроки для полной проработки подобной эпопеи несколько экстремальны.
Интересно, что в отличие от «Матрицы», где идея жизни в машине замкнута на себе и существует только ради демонстрации этой идеи, у Кузьменко периодические «командировки» главного героя в виртуальную реальность — всего лишь инструмент для выражения интересных социальных идей. Рекомендую всем, кто ищет что-то философское, но не занудное, будоражащее воображение и увлекательное.
Кстати, сюжет вполне кинематографичен. Надеюсь, что когда–нибудь мы увидим сериал, снятый по мотивам.
У большинства читающих их личный рейтинг художественных произведений почти всегда сведётся к рейтингу нескольких авторов с ранжированием внутри. Количество авторов зависит от размера рейтинга — для полусотни книг их окажется семь-восемь, для десятка — два-три, но не больше четырёх.
Поэтому, раздумывая о своих предпочтениях, я решил составить не рейтинг книг, а рейтинг авторов с выделением у каждого одной книги. Сразу скажу, что часто бывает очень сложно у любимого писателя выделить что-то одно, поэтому тут есть, конечно, доля условности.
1. Фёдор Достоевский. «Бесы»
А может быть, «Преступление и наказание». Вообще у Достоевского романы и повести связаны невидимой нитью. В них всегда можно найти отголоски более ранних, а иногда и более поздних произведений. Это говорит и о цельности его творчества, и о его развивающемся характере. В некоторых случаях это просто другой контекст. Безумства Раскольникова писатель объясняет отсутствием веры, а разгул «кружковцев» — натуральной бесовщиной, как кажется, почти буквальной.
2. Теодор Драйзер. «Американская трагедия»
Драйзер недотягивает до Достоевского философски, но по глубокому психологизму вполне соответствует уровню. Рождение великого подлеца он описывает с такой тщательностью, что иногда кажется, будто автор сам пережил подобное. Впрочем, преображение главного героя не столь убедительно, хотя и многословно. При сравнении с той же трансформацией, очень ёмко описанной Достоевским в «Преступлении и наказании», Драйзер сильно проигрывает.
3. Чарльз Диккенс. «Тайна Эдвина Друда»
Диккенс — классик викторианского романа. Дотошность, с которой он описывает своих героев и местности, в которых они существуют, даёт его повествованиям достоверность, которая противостоит некоторой карикатурности его персонажей, особенно второстепенных. Злодей у Диккенса всегда виден сразу, а положительный герой никогда не разочарует. Но в последнем романе, Диккенс отошёл от своих же клише. Здесь его персонажи выглядят куда живее, чем в куда более известных «Приключениях Дэвида Копперфилда» или «Приключениях Оливера Твиста». И детективный сюжет отнюдь не кажется наивным, как в других произведениях, когда и преступник, и его мотивы становится понятными сразу же после преступления. Возможно, таинственности добавляет то, что роман незакончен, но, думаю, что без пояснений исследователей, разобраться в хитросплетениях сюжета удалось бы не каждому.
4. Борис Васильев. «А зори здесь тихие»
Самая главная книга о войне. Точка.
5. Артур Конан Дойл. «Записки о Шерлоке Холмсе»
Сэр Артур — замечательный писатель, когда нужно освободить голову от размышлений. Это то самое лёгкое, но не вульгарное чтиво, которое требуется для перезагрузки. Конан Дойл написал четыре цикла со сквозными героями и множество захватывающих приключений вне циклов. Причём, он умел быть разнообразным — между детективным сериалом о Шерлоке Холмсе, приключенческим о профессоре Челленджере и ироничным о бригадире Жераре лежит такая пропасть, что если не знать, то никогда не подумаешь, что эти истории написаны одним человеком.
6. Михаил Булгаков. «Мастер и Маргарита»
Каждый найдёт у Булгакова что-то своё. И хотя главной его темой, пожалуй, стала киевская смута, Михаил Афанасьевич писал обо всём, что видел и даже о том, о чём только фантазировал. Искренность Булгакова была столь убедительна, что Сталин, отозвавшись о «Днях Турбиных», как об антисоветчине, тем не менее, лично запретил снимать их с репертуара Большого театра.
7. О. Генри. «Последний лист»
Издатель спросил О'Генри, как верно писать его фамилию — «О'Генри» или «О. Генри». «Пишите — «О! Генри!», — ответил писатель.
Есть писатели — мастера кратких форм. Повести и романы им обычно удаются хуже, но их рассказы потрясают. Когда хочу назвать произведения, которые пробьют любую, самую дублёную шкуру, всегда вспоминаю не «Хижину дяди Тома» и не «Унесённых ветром», а «Дары волхвов» и «Последний лист».
8. Юлиан Семёнов. «Противостояние»
Семёнов иногда тяжеловато читается. Вероятно сказывался некоторый отрыв от реальности — он писал о советской действительности, проживая где угодно, только не в СССР. Но, наверное, именно благодаря своей локации, он был самым западным из наших писателей. Он умело сочетал необходимое следование идеологии и захватывающий сюжет, характерный для авторов европейских бестселлеров. В целом, это тоже писатель не для тяжких дум, а для отдыха. Ну и главный его герой, как мне кажется, всё-таки Костенко, а не Исаев.
В предыдущих «сериях» Костенко и всё вокруг него выглядит довольно схематично, чересчур контрастно и даже официозно. «Петровка, 38» и «Огарёва, 6» не выглядят шедеврами, а скорее похожи на попытки автора быстренько сляпать «бестселлер по рецепту», попытки удачные, но не делающие созданные сюжеты крепкими, оставляя их одноразовыми поделками.
«Противостояние» — совсем другое дело. Это не только криминальный, но и политический детектив, с историческими врезками, мастерски проработанный, держащий в напряжении до самого конца.
9. Марк Твен. «Приключения Гекльберри Финна»
Марк Твен иногда кажется мне больше публицистом, чем автором художественной прозы. Но его вклад в художественную литературу настолько значителен, что Хэмингуэй заявлял, что до «Приключений Гекльберри Финна» американской литературы не существовало и после не было создано ничего равноценного. «…лучшей книги у нас нет. Из неё вышла вся американская литература».
10. Уилки Коллинз. «Лунный камень»
Потрясающий детектив, которым я зачитывался с юных лет и теперь ещё иногда перечитываю. В целом же, Уилки Коллинз, безусловно, является одним из гигантов английской литературы, выше которой только русская. Он дружил с Диккенсом и оба влияли на творчество друг друга. Диккенс впитывал у Коллинза умение создавать интригу и выстраивать захватывающий сюжет, апогеем чего, по мнению критиков, стал роман «Холодный дом». Коллинз перенимал у Диккенса живых людей и в «Женщине в белом», возможно, превзошёл в этом своего друга.
Коллинз был, наверное, не столь плодовит, как Диккенс. Но практически все его романы уже 200 лет остаются бестселлерами. У нас в стране известность получили непревзойдённый шедевр детективного жанра «Лунный камень» и «Женщина в белом», в котором сочетаются детективный сюжет и мелодрама. Но и «Чёрная ряса», и двухтомный «Армадель» любителям интриги понравятся.
Составив этот рейтинг, я подумал, что есть произведения, которые незаслуженно не попали в такой рейтинг, ведь если бы я просто ранжировал книги, то какие-то из них обязательно попали бы в мой топ. Имеются писатели, которые, может быть, не написали много заслуживающего внимания, однако у них есть одно сильное, повлиявшее на меня. Из таких книг я составил отдельную пятёрку.
1. Владимир Дудинцев. «Белые одежды»
Удивительная книга о добре и зле. Бонусом — увлекательный сюжет.
2. Гарриет Бичер-Стоу. «Хижина дяди Тома»
«Так это вы — та маленькая женщина, которая вызвала эту большую войну!» — сказал Линкольн, познакомившись с Гарриет. И этой характеристики достаточно для понимания того, какую революцию совершил роман в душах людей.
Гарриет Бичер-Стоу умерла в весьма преклонном возрасте. Говорят, что среди множества венков на её могиле был один особенный, с надписью: «От детей дяди Тома». Возможно, это легенда, но если и так, то Гарриет заслужила такую легенду.
3. Джек Лондон. «Мартин Иден»
«Мартин Иден» — история целеустремлённого молодого человека, терпящего на пути к своей мечте лишения, подвергающегося унижениям, пережившего предательство возлюбленной, добившегося всего и наблюдающего, как всё когда-то потерянное теперь хочет вернуться. Его постигает разочарование, причём, разочарование не в окружающих, как то было бы логично из-за ставшего очевидным лицемерия, а разочарование в самом себе, в своих целях. Достигнув всего, чего хотел, Мартин, похоже, понял, что хотел чего-то другого.
4. Ж. Рони-старший. «Борьба за огонь»
Популяризатор антропологии Станислав Дробышевский в одном из интервью сказал, что представления о каменном веке в начале XX века были, мягко говоря, далеки от реальности. Но при этом, отметил он, Рони-старший почти всё описал верно. У «Борьбы за огонь», кстати, есть продолжение.
5. Эрих Мария Ремарк. «Три товарища»
Я не оригинален, думаю, большинство выделит у Ремарка именно эту книгу. Ремарк, как никто другой умеет понять сам и передать другим человеческие эмоции, человеческую боль. И делает он это виртуозно — развитием сюжета и словами, а иногда — отсутствием слов.
Разумеется, мой рейтинг ситуативный. Если бы я составлял его полгода или год назад, скорее всего, он бы отличался в нескольких позициях.
Когда я читал эту книгу впервые, сюжет меня ошарашил. Я считаю для беллетристики очень важным финал, и тут он, безусловно, есть. Таких мощных концовок во всей мировой литературе не очень много: он поразителен даже для детектива, в котором неожиданная развязка — закон жанра. На протяжении всего действия ждёшь объяснения одной загадки, а получаешь неожиданный поворот буквально на последних страницах.
Главный герой со своей любовницей убивают его жену, тело топят сначала в ванной, а затем, после фабрикации железного алиби на момент смерти, перевозят его и топят в водоёме, чтобы смерть выглядела или как несчастный случай, или как самоубийство. Преступление совершается с целью получить крупную страховую сумму.
Когда кажется, что всё уже «на мази», тело загадочным образом исчезает, а главный герой начинает получать письма от убитой жены.
Невероятно сильный и изящный сюжет, вплотную подходящий к психологическому триллеру, а крупными планами персонажей приближающийся к лучшим образцам классики: такой как «Американская трагедия» и «Тайна Эдвина Друда».
Экранизации:
1. «Дьяволицы», 1955, Франция
2. Круг обречённых, 1991, СССР
3. Дьяволицы, 1996, США
В первый раз Север Гансовский был похоронен 22 ноября 1941 года под Невской Дубровкой в Ленинградской области, о чём его родителям Феликсу Гансовскому и Иоганне Мей было направлено извещение. Северу тогда было 22 года и о своей смерти в бою в составе 4-й отдельной морской бригады Краснознамённого Балтийского флота он позже вспоминать не любил.
Тем более, что это была не смерть, которая часто безболезненна, а тяжёлое ранение, которое приносит выжившему немало страданий. Север Феликсович попал в списки безвозвратных потерь по ошибке, а когда ошибка выяснилась, он ещё долго воевал, получил государственные награды, а после войны оказался писателем, пишущим фантастическую прозу. И началась его вторая жизнь — после смерти.
Гансовский, как фантаст, для того времени писал необычно. Его темами не становились космические путешествия или, например, перемещения во времени. Он не писал книг о торжестве коммунизма, в том числе, и на дальних планетах, как некоторые его коллеги. Нет, его темы были вроде бы и необычны, и в то же время естественны. Естественными они были в том, как Гансовский их подавал. Встречались ли кому-то разумные медведи? Нет, но у Гансовского эта тема звучит совершенно обыденно и тем становится на порядок привлекательнее. Кажется, что выйдя из дома, можно встретить такого медведя… страшновато, конечно, лучше об этом в книжке прочитать.
Фантастика Гансовского очень реалистична. Больше всего Гансовский напоминает Шекли и Брэдбери. А вот в СССР с ним некого даже сравнить, разве что Стругацких. Аркадий, кстати, в молодости был его редактором, а затем Гансовский иллюстрировал их «Улитку на склоне». Не исключено, что стиль Стругацких имеет своё начало именно в нём — русском поляке, который, возможно, первым подал им уроки построения сюжета. В сюжетах Гансовского главное — люди и их реакции. Это вообще в традициях именно русской литературы — кропотливо изучать реакции людей, а затем описывать их в определённых автором ситуациях.
Благодаря такой преемственности от русской классики Гансовский перешагнул несколько десятилетий в фантастике, опередив и тех же Стругацких, не говоря о Ефремове и других отечественных фантастах, для которых самым важным было описание феномена, а люди оставались, по сравнению с феноменом, второстепенными.
По сути это был новый этап в русской фантастике — после гиперболоидов, полётов на Марс, оживления отрезанных голов гениев, фантастика Гансовского была очень реалистичной, описывающей людей, а не тайны науки.
В СССР было издано несколько книг Севера Гансовского.
Скачать можно здесь.