Когда вы умираете, накопленную карму, совершая добрые дела (или плохие), вы можете потратить на создание нового персонажа..
"Четыре."
"Четыре? Что вы имеете в виду, четыре?!" Я запнулся, остановился у стойки и наклонился, чтобы прочитать список. Человек на другом конце вздохнул и покрутил пальцем у виска, откашлялся и заговорил снова.
"Четыре очка кармы. Это всё, что вы можете потратить."
"Но как это могло случиться? Я никогда ничего плохого не делал в своей жизни, я был хорошим человеком!"
"Ну, это не совсем верно. Вы не плохой человек, но вы также не были хорошим человеком. Скорее всего, вы были безразличнык всему, оставаясь на одном уровне, у вас не было в жизни ни положительных, ни отрицательных моментов. На этот случай у есть даже пословица". Он указал на доску, висящую на стене позади него, я прищурился, читая слова, выточенные в камне.
Вы словно безразличны ко всему, ни горячо, ни холодно, так извергну тебя из уст Моих! [прим.: из Библии - Откровение 3 Стих 16. "то извергну тебя из уст Моих" - имеется в виду "мне не о чем больше с тобой говорить"]
"Хорошо, тогда.." сказал я, просматривая список, мой взгляд останавливался на пунктах, которые я не мог себе позволить.
Полностью хороший во всем человек, 14 367 очков
Кот, 985 очков
Мышь, 200 очков
Дуб, 59 очков
Трава, 14 очков
Тогда мой взор пал на отрицательные варианты, и я прочёл их:
Оса, -29 очков
Вор, -800 очков
Убийца, -1590 очков
"Я буду.. я буду вором в таком случае," сказал я, указывая на список, "Я могу себе это позволить, и это не так уж плохо."
"Нет не можете," ответил человек: "Взгляните внимательнее, вы должны иметь отрицательное количество очков, чтобы стать им. Видите, у вас не хватает. Большинство из тех, кто совершает зло, по крайней мере пытались. Большинство из них даже и не думали делать добро! Но опять же, повторюсь, вы ничего не делали. Поэтому у вас есть возможность выбрать что-то из неодушевленного списка."
"Неодушевленного? Здесь сказано, что я могу позволить себе стать только булыжником, и что моя жизнь не закончится, пока я весь не превращусь в пыль!"
"Верно-верно. Вы должны быть благодарны, то, что у Земли ещё много времени в запасе, и вы родились так рано", сказал человек и щелчком закрыл книгу со списком, "Возможно, на этот раз вы узнаете что-то большее, возможно, вы узнаете, как не быть равнодушным. И когда вы вернетесь, вы сможете выбрать что захотите, сохранив все ваши положительные или отрицательные очки. А теперь закройте глаза".
"Но..."
"Закройте их!"
Я, следуя его командному голосу, сделал это и почувствовал, как его руки, покрытые каким-то порошком, прикоснулись к моему лбу. Странное ощущение покрыло тело, размягчая его, и меняя мою сущность. После, я был низвержен на Землю и выпечен в магме. И тогда я начал подниматься на поверхность, неизвестные мне силы толкали меня вверх, пока я не проломил почву в солнечный день, и вылез на небольшом холме.
Я провёл там много лет, солнце нагревало меня, животные точили об меня зубы, а лед пытался разорвать меня на части. Затем приходил человек и засыпал около меня как под навесом, прячась от дождя.
Но потом человек старел и приходили новые. Другие кололи меня, чтобы сделать остриё для стрелы, это приводило их к войне. И я убивал много людей, часть меня погружалась глубоко в их сердца, и их крики врезались в мою память.
Тем не менее шли годы, приходили всё новые и новые. Однажды, одним рывком от меня был отколот большой кусок, чтобы стать опорой в здании суда. И еще, один мой кусок был сделан похожим на человека, и нанесли на меня слова, чтобы вдохновлять тех, кто их читает.
Были молоты, изготовленные из камня моего, молотки для строительства и молоты для убийства. Жернова, чтобы перемолоть пшеницу, и накормить голодных. И камни для тюремных камер, куда шли те, кто не смог заплатить долги и шёл умирать.
Я был камнем в храме, я был в песках на пляже. Я нагревался, и я охлаждался, я защищал, и я убивал. Прошло много лет до тех пор, пока даже большие куски меня не начали исчезать, поддаваясь руке времени. И я вдруг снова оказался перед списком.
"Я надеюсь вы поняли," сказал человек, глядя на меня, "Я говорю о переменах, о попытках что-либо изменить."
"Да," ответил я, голос мой был глубже чем раньше, "Что я могу выбрать сейчас?"
"Хоть что!" ответил он: "Но выбирать нужно мудро. Потому что вы потратили почти все существование Земли в роли булыжника, и у вас есть время только на ещё одну попытку."
(Лео)
Перевод: Morpheme
Автор: LeoDuhVinci
Десять лет назад я вел курс писательского мастерства у десятиклассников. Истории двух учеников преследуют меня по сей день
Окончив колледж, я устроился работать учителем в маленьком городе в центральном Висконсине. На одном из своих уроков писательского мастерства я задал десятиклассникам написать рассказ накануне Хэллоуина. Мы изучали городские легенды и фольклор, и теперь настала очередь учеников представить свои собственные истории.
Длина задания: 100-1000 слов. Указания: Напугай меня.
Качество работ было таким, как и ожидалось – в конце концов, они учились всего лишь в десятом классе; но одна история выбивалась из стопки бумаг: работа тихого студента, которого звали Джейк. Его рассказ от первого лица казался таким реальным… как будто он был погружен в реальность. Даже чересчур. Казалось, он не сочинил его, а пересказывал то, что произошло с ним на самом деле. Я отложил работу в сторону, впечатленный.
Работа Кейт была последней в моей стопке. Я ясно помню, как читал ее: капли пота на моих висках, бряканье красной ручки в моей руке, и странное ощущение страха в моей груди. Я положил ее поверх истории Джейка и подумал:
И что, черт подери, мне теперь делать?
У меня все еще лежат копии их историй, и я часто задаюсь вопросом: Почему они до сих пор у меня?
Но в них есть что-то – они настолько связаны, и в них есть что-то такое грубое и красивое. Я чувствую сильную тягу к интересным трудам студентов, так что с моей стороны было бы стыдом просто позволить пламени этих историй потухнуть.
Я представляю вам рассказы своих учеников и все последующие события, которые произошли, прямо здесь, – я люблю хорошие истории.
Рассказ Джейка
Мои родители отвезли бабушку Рози в дом для престарелых, когда она начала «терять связь с реальностью», как они сказали. Это казалось мне жестоким. Но она выглядела довольной. Вполне довольной, наверное.
Я помню, как приходил к ней. У нее было старое деревянное кресло-качалка, повернутое к окну. За окном ничего не было, кроме ровного поля зелени. Зелень в конечном итоге тускнеет, и, когда выпал снег, она простерлась белым ковром вперед на многие километр. Я точно не знаю, какое время года бабушка Рози любила больше всего. Она не очень много думала. В основном она слушала свое радио, всегда одну и ту же станцию: 89.1.
Но 89.1. не передавала никакого сигнала. Там были только помехи. Бабушка слушала эти помехи весь день, по всей видимости, пережидая свою жизнь. До нее было не достучаться.
Однажды я заехал к ней, чтобы передать коробку конфет. Бабушка Рози медленно качалась в своем кресле, сидя в огромных наушниках, уставившись в окно и смотря на снегопад. Я не знал, понимает ли она, что я был у нее. Я подошел к ней и положил коробку на маленький столик, и тогда ее рука внезапно опустилась и схватила меня за запястье.
– Тссс, – прошептала она. – Послушай.
Бабушка Рози наклонилась ко мне, и я подставил свое ухо. Я повернул один наушник к себе и стал слушать. Ничего не было слышно, кроме помех.
Я уже собирался что-то сказать, но она прикрыла мой рот своей рукой.
– Слушай внимательнее, – сказала она.
Я так и сделал, но не услышал ничего, кроме помех.
– Скоро они придут, – сказала она. – Они придут, чтобы забрать меня.
Это немного испугало меня, и я пошел домой. Я рассказал маме и папе о том, что случилось, но они не видели в этом ничего странного.
Но я все не мог перестать думать об этом. Однажды ночью, когда я не мог заснуть, я вызвал по нашей рации Эбби, мою подругу. Она жила через дорогу и каким-то образом знала, что я знаю о станции 89.1. Она рассказала мне, что это старая легенда нашего города, и если ты хочешь узнать больше, тебе потребуются всего две вещи: радиоприемник и шкаф с приоткрытой дверцей. Отвернись от шкафа, настрой приемник на станцию 89.1. и слушай очень внимательно. В какой-то момент сквозь помехи ты услышишь слабые звуки органа, отдаленные крики и скрежет металлических цепей о гравий. Открытая дверь – это приглашение: закрой глаза, и только если ты не откроешь их – появится фигура и затащит тебя в шкаф. С этого момента твоя судьба неизвестна.
– Откуда ты знаешь все это? – спросил я.
– Я слышала об этом, – ответила она. – Никому не говори. Чем меньше людей знает – тем лучше. Я выглянул из окна и увидел Эбби в своей спальне. Она приложила палец к губам.
– Это наш секрет, – послышалось в рации.
Следующие несколько дней я постоянно думал о ритуале и бабушке Рози. С чего ей играть в эту игру? Почему ей хотелось, чтобы ее судьба была затянута в неизвестность?
Я вновь сказал родителям, что переживаю за бабушку Рози. Они пренебрежительно отнеслись к моим словам.
– С тех пор, как дедушка умер, она хочет уйти, – сказала мама. – Она хочет быть с ним.
Я хотел узнать больше, так что решил испытать эту игру на себе. Одной глубокой ночью я приоткрыл дверь шкафа. Я сел на кровать спиной к нему, настроил приемник на 89.1 и надел наушники. Я услышал помехи и закрыл глаза.
Я просидел так уже достаточно времени, пытаясь сосредоточиться на помехах. Чем дольше я сидел так, тем сильнее чувствовал, как моя комната сжимается. Такое ощущение, что пространство наполнялось чем-то, как будто я был не один.
Потом я услышал отдаленные звуки органа и крики, которые тоже казались далекими, но звучали, будто приближаясь ко мне. Раздался скрежет металла, а затем я услышал голос:
«ОТКРОЙ ГЛАЗА!»
Я подпрыгнул на кровати, ошарашенный. Эбби истерично засмеялась по рации. Я оглядел свою комнату. Я был один. Я выглянул в окно и увидел Эбби, она улыбалась и хихикала. Она поднесла рацию к своему рту.
– Боже, как же я напугала тебя! – сказала она. – Там же никого нет. Ты такой трусишка.
И тут я заметил дверцу шкафа. Она была распахнута. Помехи 89.1 шипеньем выливались из моих наушников.
– Я все это выдумала в шутку, - щебетала рация. Но я не был уверен, что это было просто шуткой.
Две недели спустя бабушка Рози умерла во сне. Ее время пришло. А с меня хватит этих легенд и суеверий.
История Джейка была самой интересной из всего класса. Его стиль письма, конечно, нужно было подкорректировать, но у него были идеи: таинственная легенда, живые герои с чувствами и открытый финал. Я поверил в то, что он все выдумал, и считал так до тех пор, пока не прочел работу Кейт.
Рассказ Кейт
Паника. Страх. Никто мне не поверит. Никогда.
Я сказала ему, что шутила. Обо всем этом. Это помогает мне спать по ночам.
Но я знаю, что я видела. Молодой парень, ритуал и смерть. Сама смерть. Черная смерть с цепкой хваткой, сущность, которая окружает свою жертву, затаскивая спутника в свое тайное и вечное логово.
Но я шутила. Все время шутила. Значит, все было в порядке.
Мне нужно было знать. Знать больше. Я пошла к ней в комнату. Она выглядела недавно покинутой, как будто пробка, только что вытащенная из раковины. Наушники на полу… помехи. Ничего, кроме помех.
Шум из шкафа. Затрудненное дыхание. Скрип ногтей о дверь изнутри. Я схватилась за ручку: что-то, что-то еще. Что-то темное. Не могу открыть. Не открою ее. Отказываюсь выпускать это.
Я медленно пячусь назад. Тонкий голос, писк.
Помоги мне.
Помехи, эхом отдаваясь по маленькой комнате. Ничего, кроме помех. Я закрываю дверь по пути обратно. Не выпущу это.
Не расскажу. Никогда не расскажу. Моя история не существует. Ее просто нет здесь.
Ничего нет, кроме помех.
И вот у меня две истории, по-видимому, перекликающиеся друг с другом: более традиционная история Джейка в стиле фольклора, и персонализированный рассказ Кейт, сфокусированный на эмоциях, сожалении и секретах. Возможно, я слишком долго вращался в области городских легенд, или может быть стал жертвой большого количества ужасных эссе и рассказов, которых и сосчитать нельзя, но я не мог избавиться от ощущения:
Это похоже на правду.
Спустя несколько дней после Хэллоуина я задержал Кейт после урока. Я хотел узнать больше, особенно о том, была ли она героиней Эбби в рассказе Джека, и признавалась ли она в том, что была у бабушки в своем собственном рассказе. Я достал работу Кейт и спросил ее, как она написала его. Что вдохновило ее?
Она колебалась.
– Наверное, это авангард. Я просто экспериментировала с идеями. Вам понравилось?
Я кивнул. Я сказал ей, что ее рассказ был интересным.
И вот я начал говорить, но не смог продолжить. Только несколько слов вылетели из моего рта, которые тут же были прерваны смехом Кейт.
– Боже мой, мистер Патрик, это же просто шутка!
Кейт объяснила мне, как она и Джейк договорились написать одну и ту же историю, но с разных точек зрения, с одной стороны – чтобы попрактиковаться в писательстве, но в большей степени – чтобы разыграть меня. Все это – выдумка. Просто розыгрыш к Хэллоуину.
– Мы вас подловили, мистер Патрик, – Кейт смеялась.
Я неловко улыбнулся. Это было неплохо, и да, они подловили меня. Я сказал ей, что мне понравился ее рассказ.
– Давай и дальше развивать твое писательство в стиле авангарда, и хорошо тебе провести Хэллоуин.
Но что-то было не так.
Я выпивал с умудренным опытом учителем начального курса английского: я, учитель-новичок в новом городе, и он, старый учитель-проныра. Я рассказал ему о своем задании и историях, которые написали Джейк и Кейт. Он посмеялся, и ненадолго задумался.
– Это кажется странным, – сказал он. – Ты сказал, что Джейк и Кейт договорились разыграть кого-то? Они были друзья - не разлей вода на моих уроках в начале учебного года, но весной они перестали разговаривать . Даже не смотрели друг на друга больше. Наверное, поссорились. Видимо, теперь помирились.
Следующие несколько недель я пристально наблюдал за Джейком и Кейт на своих уроках и в коридоре. Они ни разу не заговорили. Даже не смотрели друг на друга. Как-то я попросил Джейка остаться после уроков и рассказал ему, как сильно мне нравится наблюдать его рост как писателя, в особенности – его рассказ к Хэллоуину. Я улыбнулся и сказал, что его розыгрыш с Кейт удался. Джейк неловко улыбнулся.
– Так вы попались, да? – сказал он. – Это все Кейт придумала.
Он утверждал, что все это – не более, чем выдумка. Нет никакой станции 89.1 и никакой бабушки, которая умерла в доме для престарелых. Все персонажи и события были 100% вымыслом.
Я сказал ему: «Хорошая работа», и попросил писать дальше.
Но все-таки ситуация казалось нескладной. Как будто я упускал часть событий. Возможно ли, что эти двое решили так разыграть меня, что даже не разговаривают в школе между собой? Или может быть, они встречались и не хотели, чтобы кто-то узнал об этом, поэтому притворялись безразличными друг к другу. Им было 15 лет, в конце концов. Это казалось правдоподобным.
Но я не мог спать из-за этого. Ничто другое не имело значения для меня. Я вел уроки днем, и пропадал в историях по вечерам. Новости, спорт и любые события отошли на задний план. Реальный мир ускользал. Я двигался вперед.
Вооружившись парочкой возможных фамилий (спасибо вам, школьные архивы), я позвонил в дома для престарелых неподалеку. Я говорил им, что пытаюсь найти старую подругу моей матери, Рози. У каждого звонка был один и тот же сценарий: дежурный просматривал архивы и ничего не нашел. Никого по фамилии, которую я искал.
Я шерстил интернет и провел огромное количество времени в книгохранилище местной библиотеки. Я не нашел ни одной истории или городской легенды про станцию 89.1. И каждый раз, когда я чувствовал, что пора с этим завязывать, я доставал копию рассказа Кети.
Она была у бабушки Джейка. Это казалось насколько реальным – я знал, что это – не выдумка.
Совсем отчаявшись, я провел много времени один в своей спальне, слушая помехи 89.1 с закрытыми глазами и слегка приоткрытой дверью шкафа. Я полностью сосредотачивался на помехах, слушал внимательно и изо всех сил, ожидая услышать мелодию органа, резкие и беспокойные крики вдали и бряканье металлических цепей. Иногда казалось, что почти получилось, что мне лишь нужно сосредоточиться чуточку сильнее. И я ощущал присутствие в моей спальне, которое вот-вот выкарабкается из моего шкафа – темный туман в ожидании затащить меня к себе. Я хотел, чтобы это случилось, потому что желал, чтобы эта история была правдой.
Но ничего не случилось.
Однажды в школе я увидел Джейк и Кейт улыбающихся и смеющихся у шкафчика Джейка. Я прошел мимо них, и Кейт подмигнула мне.
Это был звоночек. Наконец я не выдержал и прекратил сопротивляться идее, что меня разыграли.
Все было кончено. Я закончил свое расследование о 89.1. Я опять стал пить с моим коллегой, очень много пить, в этот раз в пьяном состоянии я рассказал ему все, чем я занимался. ОН нашел мое расследование идиотским и в крайней степени опасным.
– Тебе слишком нравятся истории, – сказал он. – Что-то подсказывает мне, что ты будто пытаешься написать свою собственную. Просто выброси из головы.
Я вытащил копии историй из заднего кармана и с силой шлепнул их на барную стойку, запачкав их каплями пива. Мой коллега взял рассказ Джейка и впервые взглянул на него. Его глаза пронеслись по странице и остановились, застывшие.
– Погоди, – сказал он. – Ты не говорил про Эбби.
Я пожал плечами. Эбби была Кейт, сказал я ему. Это было частью игры.
– Интересно… – сказал он вслух сам себе. – Хмм.
И он детально изложил мне все.
Год назад – около десяти месяцев до моего переезда в этот город – девятиклассница по имени Эбби пропала. Как будто растворилась в воздухе. Вот она – одна в комнате, и через минуту ее уже нет. Кто-то подозревал, что она сбежала, но никаких зацепок не было. Никаких улик и состава преступления. Никаких подозреваемых или сомнительных фигур в семье или соседей.
Она просто пропала.
Я еще раз прочел рассказ Кейт. У меня упало сердце. Все это время я считал, что она была в доме у бабушки. Но, может быть, я ошибался.
Возможно, шум и скрежет из шкафа раздавались от Эбби. Кейт не уточняла, кого она навещала или где былаа.
Я прочитал еще раз авангардистский рассказ, обращая внимание на каждое слово, чтобы быть до конца уверенным.
И в этот момент все изменилось.
Я говорил с администрацией школы, они связались с властями, и полиция провела беседы с Джейком и Кейт. Но это ни к чему не привело. Не имело значения, что Эбби жила через дорогу от Джейка. Не имело значения, что у нас все было на бумаге. Это же просто рассказы – говорили дети. Просто рассказы. Выдумка. В любом случае, у Джейка не было бабушки в доме для престарелых. Им жаль, если они напугали кого-либо. Это были рассказы к Хэллоуину, в конце концов. И достаточно неоднозначные истории к тому же.
Джейк со слезами на глазах извинялся за то, что назвал вымышленного персонажа в честь пропавшей девушки – это даже не приходило ему в голову.
И теперь я был чудовищем из-за того, что втянул двух невинных детей в заваруху. Коллектив травил меня, и город растоптал меня. Со мной было покончено.
Я перестал преподавать вскоре после этого. Я вышел из школы, держа в руках небольшую коробку с вещами, и Кейт ухмыльнулась, смотря на меня через окно первого этажа, с понимающим взглядом. Я больше не видел ее с тех пор.
Я забрал с собой не так много вещей, но взял копии рассказов. Время от времени я достаю их и вновь проживаю прошлое. И иногда поздно ночью внутри меня разжигается огонь и жгучее желание отправится обратно в маленький городок в Висконсине. Может быть, бабушка Рози была двоюродной бабушкой, которую в семье Джейка все называли Бабушкой, или, возможно, она была старым другом семьи. Может быть, я упустил что-то в рассказе о пропавшей девушке, о 89.1, о намерениях Кейт. Возможно, мне следует попробовать провести ритуал еще несколько раз, чтобы просто посмотреть, что случится.
Или может быть все это – чушь собачья.
Это было 10 лет назад. И вероятно я – единственный, кто видит в этих историях крупицу правды.
И я просто потрачу свое время.
Но он все еще не дает мне спать по ночам – маленький шанс, что все это – правда. И зачастую идею этого я обдумываю чаще, чем то, что действительно случилось с Эбби и бабушкой в истории: если все это – правда, тогда зачем дети написали об этом?
У меня нет однозначного ответа. И никогда не будет.
Наверное, они, как и я, просто любят хорошие истории.
Перевод мой.
Моя жена не хотела, чтобы я заходил в спальню…
Привет, r/nosleep. В последнее время я не могу уснуть.
Иногда я поздно встаю. Я очень люблю свою жену. Люблю всем сердцем. Но встаю порою поздно. Моя жена идёт спать, а я остаюсь бодрствовать. Сижу на reddit, играю в видеоигры, смотрю телевизор…
Я погрузился в сон, сидя на диване. Я часто так делаю. Меня тряской разбудила жена. Она стояла рядом и горько рыдала. Я спросил, что случилось, но в течение некоторого времени она не могла внятно говорить. Просто держала меня в объятьях и плакала. Я перебирал её волосы и пытался утешить.
Я подумал, что ей что-то не то приснилось. Моя смерть, к примеру, или как ей пришло письмо о какой-то трагедии. Наконец она немного успокоилась и сказала:
— Давай просто немного посидим вместе.
— Не хочешь рассказать, что стряслось?
Она подумала и приняла решение:
— Нет. Я лишь хочу провести с тобой немного времени.
— Я устал. — сказал я, потягиваясь. — Давай в кроватку.
— Нет! — она почти закричала. — Нет. Я не хочу заходить в спальню прямо сейчас.
Я призадумался. Моя жена могла иногда быть слегка чудаковатой, по-милому походя на маленького ребёнка. Возможно, возвращение в спальню пробудило бы в ней воспоминания о приснившемся кошмаре?
В итоге мы сидели на диване и просто болтали. Про всё и вся в этом мире (кроме того, что могло её огорчить).
Она сварила кофе, и мы перекусили остатками вчерашней еды. Мы смеялись, вспоминая о первых днях наших отношений, и опомнились лишь в 7:00 утра.
— Я очень устал, любимая, и ты тоже, я уверен. Давай немного поспим, чтобы не пропустить всю субботу.
— Нет! Нельзя! Умоляю! — она начала плакать.
— Почему? — спросил я. — Что не так?
— Просто… нельзя. Прошу. Если мы зайдём в спальню, всё закончится. — сказала она со слезами на глазах.
— Почему?! Что в спальне? — я был очень удивлён. Неужели она сломала какую-то фамильную реликвию, и теперь боится, что я разозлюсь?
Началась долгая пауза. Она пыталась успокоить свой плач. А затем…
— Там моё тело! Я мертва, Пракаш. Я видела своё мёртвое тело, видела, как оно лежит на кровати. Если ты его увидишь, всё кончится.
Это было уже слишком. Стало очевидно, что ей приснился кошмар, который казался ей реальным.
— Нет, любимая, нет… Это был лишь страшный сон. Всё хорошо. — я приобнял её, слегка подёргивающуюся от всхлипываний. — Тебе просто нужно хорошенько выспаться. Тебе будет гораздо лучше, когда проснёшься. Я обещаю.
Она хмуро кивнула, и тихо прошла в спальню вместе со мной. Я указал ей на пустую кровать. На которой, разумеется, не было никаких мёртвых тел.
— Видишь? Всего лишь сон. Давай приляжем.
Я игриво запрыгнул на кровать, а затем подпёр свою голову рукой, приготовившись к очередному разговору. Она легла рядом и прикрыла глаза.
— Так о чём там был твой сон? — спросил я.
Она не ответила.
— Диана? Ты так быстро уснула? — я ухмыльнулся.
Я потряс её. Она была недвижима. Я заметил, что кромка её губ была слегка синеватой. А ещё я заметил, что она не дышала.
Конечно, я запаниковал.
Конечно, позвонил в 911.
Ей было всего лишь 27. Аневризма во сне. Следователь сказал, что она была мертва за пять-шесть часов до того, как я «обнаружил её тело».
Я так по ней скучаю. Я надеюсь, что моё обещание оказалось правдивым, — я надеюсь, что, где бы она ни проснулась, ей сейчас хорошо.
---
Оригинал: https://www.reddit.com/r/nosleep/comments/3drtah/my_wife_did...
Мой перевод истории с r/nosleep. Если он кому-то понравился, то можете подписаться на группу ВК: https://vk.com/redditnosleepru
More to come :)
Хрустальная люстра
В год, когда мои родители поженились, мой отец подарил своей жене очень красивую хрустальную люстру марки Баккара́. Она весила тонну и занимала два полных лестничных пролета. Поскольку она была такой большой, мой отец обыскал всю Великобританию, чтобы найти поместье, в которое она смогла бы поместиться. Он выбрал старинный дом дворцового типа в сельской местности Уэльса. Особняк был высотой в шесть этажей, и посередине дома был высокий спиралевидный атриум со стеклянным потолком. Лестница, вздымаясь по стенам ввысь спиралями, обвивала великолепную люстру, висящую на самом верху.
Сколько я себя помню, я мог пролежать весь день под ниспадающим с потолка хрусталем и смотреть, как мерцающие призмы ловят солнечный свет и отражаются красочной, словно живой радугой на стенах вокруг. Моя мать улыбнется мне и захихикает с отцом, прикрывая рот ладонями. Я был романтиком, она сказала, грезящим наяву. Отец многозначительно улыбнется, но даже не посмотрит в мою сторону. Его глаза были только для моей матери, по крайней мере, до тех пор, пока маленький Джордж не появится на свет.
Но я не грезил, нет, я боролся со сном каждым своим вздохом. Я предпочитал проводить свои вечера, танцуя на звездном поле, которое мерцало на острие ясной ночи. Если лунный свет попадал в наш великолепный атриум, Баккара́ превращала его в миллион переливающихся, искрящихся крошечных звезд. Люстра всегда нежно-нежно качалась даже без малейшего дуновения сквозняка в доме и танцевала, перенося на стену искристых, дрожащих небесных жителей, под песню, которую мог слышать только я. И я танцевал на поле звезд.
Однажды я проснулся от полуденного сна от громкого, но тяжелого стона протестующего метала. Я подошел к перилам лестницы как раз вовремя, чтобы увидеть, что металлические крепления Баккара́ разломились на две части. Люстра упала на пол пролёта, пока ее внезапно и грубо не остановило последнее, что ее держало, – толстый канатный трос. Джордж играл с железной дорогой в самом низу, и я закричал ему. Он поднял глаза на меня на секунду и потом скрылся из моего взора, когда канат разорвался, и люстра начала падать пять пролетов вниз до первого этажа, куда бросилась моя мать в попытке защитить Джорджа.
Мой отец проливал свои слезы из-за них только за закрытыми дверьми. Неделей позже после их смерти отец починил люстру Баккара́ и заново повесил ее. Она принадлежала моей матери, и он очень глубоко ее любил. Возможно, ему нравилось смотреть на люстру и думать о ней. Но я предпочитал думать, что он повесил ее для меня, потому что знал, как сильно я ее люблю.
Но люстра стала другой. Ее нежный ритм, который она преданно носила с моего рождения, теперь заменила неподвижность, такая же всепоглощающая, как смерть. Радуга была безжизненной, почти лишенной цветов, и танцующие звезды, которые раньше искрились на стенах ночью, отсутствовали, и спиралевидный атриум оставался таким же темным, как сердце обсидиана.
Я все еще провожу мои дни и ночи, лежа на полу, смотря снизу на люстру и надеясь, что ее магия вернется ко мне. Иногда я почти могу увидеть живые цвета и пестрый свет звезд. Большинство времени я не вижу совсем ничего.
Но нет ничего лучше, чем ночной кошмар, который иногда пробивается сквозь пелену, жестокий и непрошеный. Иногда я чувствую холод, и голод, и боль в своей груди. Иногда темные ночи и бесцветные дни приобретают смысл. Иногда я вижу Баккара́ такой, какая она есть на самом деле. Потому что иногда я вспоминаю, что отец повесил на потолок атриума вовсе не люстру, - он повесил себя.
Перевод мой.