Эй, толстый! Пятый сезон. 65 серия
С момента последнего сеанса связи с толстым мальчиком прошло больше двух месяцев. Больше Оксана с ним не общалась. Вина в этом была исключительно Оксанина. Узница золотой клетки не сделала за это время ничего, чтобы активировать телефон – не нашла зарядного устройства, не пополнила счет, который опустошил, продрочив, неистовый Понос. У Оксаны не было никаких мыслей по поводу того, как можно было решить эту проблему. Неудачи и внезапно активизировавшаяся беременность подкосили Оксану, лишили сил и энергии. Теперь она вяло плыла по бесконечным течениям океана душевной муки.
Мальчик внутри Оксаны развивался какими-то сверхъестественными темпами. У врачей горели глаза. В предчувствии диссертаций, наверное. Хотя наука сойдет с ума, изучая Оксану. А ведь есть еще совершенно безумная Ольга с ее Улюлем, Булюлем и Хиштаки-Саританулем – предполагаемыми отцами тройни.
Врачи готовили Оксану к скорым родам. Звучали слова про возраст, про риск. Полюбив смерть еще в юном возрасте, непризнанная дочь олигарха умереть не боялась. Ей даже нравилась перспектива уйти в потусторонний лес.
Стала часто приезжать в гости и тем заебывать сестра. Правильно говорят, что в других мы ненавидим то, что есть в нас самих. Вот и Оксану бесила вялость, покорность, аморфность сестры. То же, в общем-то, что и в себе. Для того, чтобы поссориться с Ольгой, энергии не хватало. Между сестрами продолжалась вялая, вынужденная дружба. Они стали ездить друг к дружке в гости. Собственно, Оксане это даже нравилось. Это была хоть какая-то отдушина.
Сегодня вечером Ольга позвонила Оксане уже заполночь. Разбудила идиотским вопросом:
– Не спишь?
– Уже нет, – начиная беситься, ответила старшая сестра.
Она надеялась, что старенькая кнопочная «нокия» передаст все оттенки злости.
– Короче, я сейчас к тебе приеду.
– Ты? Ко мне? Ночью? Зачем?
– Я так понимаю, что у нас будет что-то вроде семейного совета, – сказала младшая. – Батенька велели мне ехать к тебе. Немедленно.
– И он, что ли, приедет?
– И он, да.
– Блядь! – сказала Оксана и нажала отбой.
Она встала с постели (не без труда), пошла в стеклянную галерею . Вглядываться в ночные небеса не понадобилось. К крыше дома, в котором жила Оксана, приближался вертолет.
Папа.
Металлическая стрекоза плавно приземлилась на пятачке вертолетной площадки, рядом с пентхаусом. Охранники открыли выход на крышу из хозпомещений, побежали к апартаментам, чтобы обеспечить путь с крыши. Папенька должен был зайти через парадный вход, который открывался только для него одного.
«Вот сейчас можно бы смыться, – вяло подумала Оксана. – Угнать вертолет. Приземлиться рядом с какой-нибудь автозаправкой, положить на телефон пятьсот рублей. Может, у них и зарядники продаются. И так вот эффектно затариться – и обратно на вертолет. Вот офигеют!»
Апартаменты стали сотрясаться. Это входил папочка.
***
Подпрыгивала мебель. Тревожно позвякивал дизайнерский фарфор.
Оксана накинула поверх ночнушки халат, обула тапочки и пошла навстречу. В душе незаконной дочери вяло булькала ярость.
Папочка тяжело стоял, поддерживаемый с двух сторон охранниками. Потел. Папочке надо было присесть.
– Давайте в зал, – сказала Оксана охранникам. – Там диван папу выдержит.
Сама стала показывать дорогу. Было недалеко. Папочка напоминал огромный бурдюк с говном. Лицо у него было серое, оплывшее.
Когда Гавриил Глебович обрушился на диван всей массой, тот заскрипел, застонал, а по итогу завыл.
Огромной, похожей на баобаб, рукой Гавриил Глебович махнул охранникам, выпроваживая их из помещения.
Оксана отвыкла от папы. Она его даже не видела года три или четыре. Если раньше папаша был чудовищен, то сейчас стал просто невообразимо гнусен.
– Хреново выглядишь, – сказала Оксана, обращаясь к какой-то складке жира на гигантском теле без особой уверенности, что это – именно голова.
– Я умираю, – сказал отец.
– А я рожаю, – сказала дочь. – Помнишь предсказание?
– Я из-за него и приехал. Проститься.
– Ой, только не надо мне вот то на жалость давить, – сказала Оксана. – Тебе ведь пофиг до нас было. Ты что меня, что Ольгу годами не видел. А сейчас расчувствовался. Гавриил Глебович, не омрачай последние часы фальшью. Соскучился он. Ты же задаром не почешешься, папа. Ты и сейчас выгоду извлекаешь.
– Я виноват перед вами, – сказал отец.
– Что я слышу?! – раздался новый голос.
Он доносился с винтовой лестницы, по которой осторожно спускалась Ольга. За какой-то месяц у нее образовался очень большой живот. До папы, конечно, далеко, но уже сопоставимо.
– А скажи, папа, у нас, твоих дочерей, пусть и непризнанных, ухудшилось самочувствие, активизировалось развитие беременностей, – завела Оля свою депрессивную волынку. – Тебе ведь сообщали об этом. Но почему ты с нами не связался? Ни пол-слова нам не сказал, не поддержал?
– Я виноват, – снова продребезжал олигарх. – Очень виноват.
– Не, ну, конечно, круто, что ты нас спас тогда от дружков своих кровожадных, – сказала Оля, немного смягчившись. – Но счастья это нам не принесло.
– Да вы купались в роскоши, – пробулькал отец. – И купаетесь.
– А почему у нас компьютеров нет? – решилась старшая сестра открыть карты. – Вместо смартфонов – вот это вот дерьмо на кнопках!
Как ковбой свой кольт, так и Оксана выхватила из кармана халата кнопочную «нокию», нацелила на отца.
Оля дико смотрела на сестру. Стало быть, до младшей тоже стало доходить.
– А действительно, папа, в чем дело? – спросила Оля.
– Ты прятал нас от мира? Зачем? – допытывалась старшая.
– Я берег вас. Прятал от мира, – булькал бесформенный отец. – Если бы вы знали, от скольких опасностей я вас уберег! Если бы только знали! Но я виноват! Виноват!
– Я не слышал начала разговора, – раздался в зале новый голос, знакомый даже не смутно, а очень даже хорошо, практически родной голос.
По винтовой лестнице спускался Андрей Малахов. Сестры остолбенели.
– А вы что делаете в нашем доме? – спросила Оксана.
– Считайте, что я приехал с Гавриилом Глебовичем, – отмахнулся Малахов.
– Это все, конечно, очень здорово, – возмутилась Оксана. – Звезда в доме, все такое. Но почему мне никто не считает нужным докладывать? Ни что отец прилетает. Ни что вы у нас в гостях будете. Я, между прочим, сейчас некрасива.
– Ничего страшного, – сказал Малахов.
– Вам-то, может, и ничего. Но я – женщина. И для меня очень важен мой внешний вид. Я бы для вас нарядилась, накрасилась, не знаю.
– Не стоит из-за этого переживать, – сказал Малахов.
И Оксана вдруг успокоилась. Подумала: «Да и действительно».
– Мы здесь собрались из-за очень сложного вопроса, – продолжал Малахов. – Экстренная важность. Сообщил ли вам Гавриил Глебович о том, что произошло несколько часов назад?
Сестры переглянулись.
– Он только сказал нам, что виноват перед нами.
– Он умирает, вы в курсе?
– А мы рожаем, – сказала Оля. – И это, между прочим, взаимосвязано.
Вот кто за язык дуреху тянул. Малахов тут же навострил уши.
– Я знаю, – кивнул он. – Гавриил Глебович рассказал мне о пророчестве. Но дело в другом, милые женщины. Сообщил ли он вам, что он лишил вас наследства?
– Что?! – одновременно, не сговариваясь, воскликнули сестры.
***
– Заебись, – сказала Оксана, выслушав рассказ Малахова о событиях в студии, еще не показанных в эфире. – Получается, что наши денежки уйдут какому-то глистатому мальчику, о котором никто никогда ни сном, ни духом. Папа, ты это серьезно?
Оксана вопила. Отец напоминал ей гнусную медузу, складки жира на его теле вибрировали в такт воплям дочери.
– Заебись! – повторила Оксана. – У меня просто слов, блядь, нету! И что, Малахов, мы сейчас родим, без копейки денег? Да? Так, что ли?
– Не все так плохо, – успокаивающе сказал Малахов. – Сделанного не воротишь. Уже сегодня вашего папу увидит вся страна, что-то переигрывать будет поздно.
– Пиздец, папа, ты подлец! – сказала Оля. – Да у него нет детей, законней нас! Откуда, блядь, взялся этот самозванец?
– Они не самозванцы, – покачал головой Малахов. – Они настолько же родные дети для вашего отца, как и вы.
– Что значит «они»? – спросила Оксана.
– Претендентов было двое, – сказал Малахов. – Один не прошел.
– А мы где были?
– А вы не являетесь официально дочерями Гавриила Глебовича, – сказал Малахов. – И, насколько я понимаю, обстоятельства вашего появления на свет и последующей жизни не подлежат огласке.
– Значит, нас бросят в нищете? – спросила Оксана.
– Успокойтесь, милые дамы! Никто ни в какой нищете вас не бросит. Об этом не может быть и речи!
Малахов встал и принялся говорить, размахивая руками.
А Оксана обратила внимание на то, как странно смотрит Оля на Малахова. Как-то хищно. Оттого, что он – знаменитость?
– Во-первых, я думаю, что Гавриил Глебович внесет в завещание некоторые поправки, которые позволят вам, милые дамы, вести прежний образ жизни и ни в чем себе не отказывать.
– Ну, так бы и сразу, – сказала Оксана.
– Но есть одно «но», – сказал Малахов. – Это сложно объяснить, просто примите, как данность. Дело в том, что есть возможность спасти вашего отца от смерти. Я знаю про предсказание. И, по-моему, момент смерти Гавриила Глебовича, который, к слову, наступит уже завтра, совпадет с рождением новых людей. Так вот, милые дамы! Гавриил Глебович переселится в ребенка одной из вас.
– А если я не хочу! – возмутилась Оксана. – Я знаю вас по телепередачам, как серьезного человека. Вы не станете нести бред. Значит, это может быть на самом деле. Но я не хочу, чтобы в моего ребенка вселился мой папаша. Не хочу.
– Буль-буль, – силился что-то сказать с дивана Гавриил Глебович.
– Мне кажется, ваш отец говорит, что он станет миллиардером, и все состояние вернется к нему, но уже в новом облике. Понимаете?
– А что вы к Оксанке-то пристали? У меня трое детей будет. Я могу одним поделиться, без проблем, – сказала Ольга.
– У вас будет трое детей? – вонзился Малахов в Олю цепким взглядом.
– Ну, да. УЗИ показало.
– Я думаю, что в этих детей вселюсь я, – сказал телеведущий.
– Во всех троих?
– Я буду очень рад в них вселиться.
– Это какое-то свинство! – возмутилась Оксана. – Нас тут вообще хоть кто-нибудь спрашивает? Или на наше мнение тупо кладут хуй грубые мужики?
– Послушайте, милые дамы! У ваших детей будет обеспеченное будущее. У вас, Оксана, сын станет миллиардером. И уже скоро. А у ваших детей, милая Ольга, будет всемогущество, невообразимые возможности для самореализации. Это очень завидная участь.
– А если мы не согласимся?
– Тогда, думаю, Гавриил Глебович и палец о палец не ударит, чтобы обеспечить вас. Вам придется в поте лица добывать хлеб свой, милые дамы. Боюсь, вам это не понравится. Давайте уже, наконец, придем к взаимопониманию…
И тут вдруг Оля задала неожиданный вопрос:
– А скажите, Малахов, говорит ли вам что-нибудь имя Хиштаки-Саритануль?
– Конечно, – рассмеялся Малахов. – В детстве мама читала мне эту сказку. Если не ошибаюсь, таджикскую народную. Про маму-козу и ее козлят, которых звали Улюль, Булюль и, собственно, Хиштаки-Саритануль. Но откуда у вас интерес к этой сказке?
– Это вы, – загадочно сказала Оля. – Это вы были Хиштаки-Саританулем. Вы, и еще двое ваших близнецов – отцы моих детей.
– Что?! – воскликнули все.
Удивленно воскликнул даже распростертый на диване Гавриил Глебович.
Продолжение следует...
