© Гектор Шульц
Глава первая
Глава вторая
Глава третья
Глава четвертая
Глава пятая
Глава шестая
Глава седьмая. Перемены.
Новый 2007 год мы встречали на хате у Дим Димыча полным составом. В трехкомнатную квартиру набилось столько народа, что я поначалу растерялся. Димыч всегда ясно говорил, что не потерпит беспредела и разгрома, а тут пьяная толпа. И лишь ближе к полуночи я понял, что эта толпа не имеет ничего общего с другими, которые встречались нам на вписках. Это действительно была вписка только для своих: нормальных, адекватных и близких.
Димыч пригласил Колумба, который сразу же засел в уголке с гитарой Димкиного бати и принялся услаждать вкус публики разнообразной музыкой: от красивых ирландских баллад, до классических сказок «Короля и Шута». Вика, уже жена Колумба, сидела рядом и вырезала с Димкиной девушкой Катей снежинки. К ним подсела и Лялька, из-за чего процесс вырезания снежинок иногда прерывался громким и звонким хохотом девчонок. В другой комнате пацаны резались в карты под шелестящую из колонок музыку. У отца Димыча была солидная винилотека с редкими изданиями классических рок-групп. Но все проходило чинно, мирно и без заебов, которые обычно сопровождают вписки. На кухне священнодействовал сам Дим Димыч, Кир, я и Леська, приехавшая на праздники домой. Лялька поначалу быканула, узнав, что Леська тоже будет на тусе, но в итоге смирилась, когда её уболтали Лаки с Иркой. Лишь изредка косила глазами, но увидев, что мы с Леськой просто болтаем, быстро успокоилась и даже смогла расслабиться.
Мы с Леськой готовили салаты, а Кир с Димкой, переругиваясь, колдовали над мясом, заставляя нас иногда покатываться со смеху. Честно говоря, я тоже побаивался, что Леська снова начнет заигрывать, но кроме дружеских шуток и подколов ничего не было. Лишь в её карих глазах нет-нет да проскакивало что-то непонятное мне.
— Бля, Димыч, ты чо ебланишь? — взорвался в очередной раз Кир. — Если мясо так готовить, оно станет на ощупь как бомжихина пизда. Сухая и резиновая.
— Макаревич ебаный, — ворчливо буркнул Дим Димыч, уменьшая огонь в духовке. — А твое мясо, блядь, сырым получится. Как же корочка и все такое?
— Ща все будет, брат. Тащи вино! — воскликнул Кир, и Димыч нехотя поплелся в родительскую комнату, закрытую на ключ. Там находилась не только кровать родителей, но и запас хорошего алкоголя, который все успели оценить. — Красное! Димыч! Краааасное!
— Повара хуевы, — усмехнулся я, наблюдая за Киром, который с головой ушел в готовку. Я же, закончив резать картошку, подтянул к себе тарелку с вареными яйцами и принялся их чистить. Леська, улыбаясь, стояла рядом и мелко шинковала маринованные грибы для другого салата.
— То ли дело мы, — съязвила она, заставив и меня улыбнуться. — Так в чем секрет твоего оливье?
— О, все просто, Лесь. Надо всего лишь добавить две ложки сметаны…
С Леськой мы не теряли связь с того самого звонка в кафешке возле универа. Я установил себе аську, зарегался у Ирки на компе и худо-бедно научился пользоваться программой, а скоро туда перебрались и все остальные из нашей компашки.
Мы списывались с Леськой на парах в универе, в кафешке во время обеда, а порой и ночью, обсуждая то фильмы, то музыку, то книги. Во время одной переписки Леська сказала мне, что наше общение помогает ей хоть как-то оставаться на плаву. А потом поделилась личной историей про еблана, который съебал из Питера, узнав о беременности своей девушки. Леська, конечно, сделала аборт, но потом долго приходила в себя, а я, как мог, пытался её поддержать. Мы до утра болтали в аське на разные темы, а потом, приехав в универы, возобновляли переписку. Со временем это переросло в крепкую дружбу.
В этот канун Нового года я, увидев Леську, поначалу нехило удивился. Мне показалось, что она повзрослела, но очень скоро я убедился в обратном. Это была все та же Леська: отчаянная, веселая и живая, вот только она моментально менялась в лице, как только к ней кто-то подкатывал. Она нервно мотала головой и расслаблялась только после того, как этот кто-то уходил.
— Леся…
Когда очередной подвыпивший гость заходил на кухню, я перехватывал его и, ласково похлопывая по спине, выпроваживал прочь.
— Давай, давай. На кухню вход только хоббитам, — перебивал я, беря гостя под руку. — Ноги у тебя не шибко волосатые, поэтому чеши и не мешай готовить. А то тебя сожрут нахуй вместо салатов.
— Спасибо, — еле слышно шепнула мне Леська, коснувшись на миг руки, когда я вернулся к столу. И быстро её отдернула. — Прости.
— Все нормально. Подай, пожалуйста, колбасу из холодоса, — улыбался я, но на душе все равно скребли кошки. Леська точно стала какой-то другой.
— Дьяк, а дай колбаски, а? — елейно спросил Кир, оторвавшись от готовки. Но увидев кулак, тут же сник. — Злой ты, блядь. Прям, как Эл Гомосек.
Кир, оставив мясо томиться в духовке, поплелся к гостям в гостиную, где Колумб лихо выводил на гитаре «Ели мясо мужики», а остальные ему подпевали. Мы же с Леськой, оставшись наедине, неловко замолчали, пока я не спросил:
— Как там в Питере? Как учеба?
— Ничего не поменялось с последнего чата, — рассмеялась Леська, а потом пожала плечами. — Сейчас полгода быстро пролетят, потом защита и свободная жизнь. Папа сказал, что к знакомой устроит. Как раз на международку. А ты как?
— Да у меня так же, — хмыкнул я. — В последнее время на тусы времени нет. Мамка что-то сдавать начала, пришлось подработку искать. А так… тоже закончу, и работу искать.
— Будешь летом в Питере — звони, — усмехнулась Леська. — Хоть город тебе покажу.
— Договорились, — кивнул я. — Дай мазик, пожалуйста. Не. Оливковый лучше. Вон, на нижней полке.
— Хороший ты, Мишка, — улыбнулась она, на пару мгновений прижавшись ко мне. — Спасибо.
— Не за что, — улыбнулся я в ответ и, чмокнув её в макушку, вздохнул. — Пойдем к остальным?
— Ага. Не будем слухи плодить, — загадочно блеснула глазами Леська и первой ушла в гостиную.
А потом было традиционное поздравление президента, наши радостные крики, объятия, поцелуи и орущий из колонок папа Хэт, которого вместо гимна врубил Дим Димыч. Не знакомые друг с другом люди обнимались, хлопали друг друга по спинам и поздравляли с новым годом, с каждым добрым словом становясь ближе. Лишь Леська стояла в сторонке с братом и смотрела на меня и Ляльку. Лялька улыбалась, и её глаза горели таким радостным огнем, что эта радость невольно передалась и мне. Но внутри почему-то клубилась уверенность, что грядут перемены. Мир менялся так стремительно, что мы сами не понимали, как так получается. Технический прогресс, изобилие субкультур, новые идолы и новые лидеры. И где-то позади оставалось прошлое: еле видное, затянутое туманной дымкой.
После курантов и «Ride the lightning» вместо гимна мы вывалились на улицу пестрой орущей толпой. Пили шампанское с горла, поздравляли друг друга и взрывали китайские петарды, которые, громко хлопая, заставляли сходить с ума всех дворовых собак. Кир обнимался с Лаки, а я, подхватив Ляльку, кружился с ней на скрипучем снегу. Балалай с Колумбом исполнили на бис «Звенит январская вьюга», притащив из квартиры гитары, а Лобок уткнулся башкой в сугроб и так в нем и заснул, пока Дим Димыч его не вытащил.
Не было только Леськи. Я посмотрел наверх и увидел её силуэт в окне. Поднял руку, помахал и улыбнулся. Как когда-то давно…
В четыре утра все довольные и пьяные расползлись по комнатам. Дим Димыч впустил меня, Ляльку, Кира, Лаки и Леську в родительскую спальню, а остальные заняли места в гостиной и в другой комнате. Кто-то отправился праздновать на улицу, а кто-то в другие компании. 2007 наступил, и жизнь по-прежнему била ключом.
Лялька, свернувшись клубочком, уткнулась Леське в спину и сразу уснула. Дим Димыч занял кресло, а Кир растянулся на полу с Лаки, где лежала еще одна подушка и для меня. Но сон не шел ко мне. Совсем. В итоге, провалявшись час, я неслышно поднялся и скользнул ужом на кухню, чтобы покурить. На кухне я достал из холодильника запотевшую бутылку коньяка, плеснул в чистый стакан на три пальца и забрался на широкий подоконник с ногами. А потом, задумавшись, тихо прыснул со смеху и проворчал себе под нос:
— Бля, хорошо Кир не видит. Точно бы с эмо сравнил.
Я просидел на подоконнике пятнадцать минут, смотря на снежную улицу и падающий с неба редкий снежок. Взрывы петард еще были слышны, но я думал о своем и их почти не замечал. Лишь вздрогнул, когда ко мне кто-то прижался. Повернувшись, я увидел Леську. Она стояла босая, в одной Димкиной майке с принтом «Metallica», и улыбалась.
— Прости, не хотела напугать, — шепнула она и тихо добавила: — Солёный пропердел всю комнату. Там спать невозможно.
— Это он может, — тихо рассмеялся я и подтянул ноги к себе. — Залезай, если хочешь.
— Можно?
— Это твоя квартира, — усмехнулся я. — Коньяк будешь?
— Буду, — кивнула Леська и, налив порцию себе, тоже забралась на подоконник.
— Знаешь, Миш, а я ведь тебе наврала, — спустя пару минут молчания сказала Леська. Я внимательно посмотрел на неё, ожидая продолжения, но она пригубила коньяк и снова замолчала.
— О чем наврала?
— Ну, что меня парень бросил беременную, — криво улыбнулась она и, почесав лоб, хмыкнула. Я видел, как тяжело ей это дается, поэтому поднял руку.
— Лесь. Если не хочешь, то не говори. Чего ты?
— Хочу. Устала, — отрывисто ответила она и залпом выпила остатки коньяка даже не поморщившись. — Это не мой парень был. А друг отца, у которого я работала.
— Чего, блядь? — нахмурился я. Леська, сглотнув слезы, кивнула.
— Помнишь я говорила, что на лето он меня к нему пристроит. Он пристроил. Я работала с бумажками, иногда в переговорах участвовала с его партнерами. То китайцы, то индусы, то еще хуй знает кто, — вздохнула она. Я закурил две сигареты и одну протянул ей. — Спасибо. Так вот друг этот ко мне клеиться начал. У него две дочери, блядь, моего возраста, прикинь! Я его отшивала, с насмешками еще, мол батя узнает, пизды тебе даст. Он сначала терпел, а после одной встречи как с цепи сорвался, Миш.
— Изнасиловал? — хрипло бросил я и сжал кулаки, когда Леська кивнула.
— Да. Напился, избил меня и… ну, это самое, — снова растерянно улыбнулась она. — А потом сказал, что если я отцу пожалуюсь, он ему все каналы перекроет и по миру пустит.
— Может?
— Может. Папа с ним давно работает, на нем контакты с зарубежными поставщиками завязаны, — кивнула Леська.
— Диман знает?
— Никто не знает. И не должен знать, — прикусив губу, ответила она. — Ты не просто… То есть, ты мой друг. А я устала держать это в себе.
— Про беременность правда? — спросил я, когда Леська замолчала. Она снова кивнула, но смотрела не на меня, а в окно.
— Да. Я сделала аборт. Кирилл… ну, друг папы… Он сказал, что это мои проблемы. Хоть денег дал и клинику хорошую выбрал.
— Уебок! — я спрыгнул с подоконника и, открыв холодильник, снова достал коньяк. Долил себе и Леське, после чего, выпив, обнял её за плечи. Леська тут же расплакалась и положила голову мне на плечо, на миг лишившись всех своих масок. Всего на миг, но мне этого хватило, чтобы увидеть её настоящую.
— Хочу уехать, как универ закончу, — Леська отстранилась на миг и взяла пачку сигарет. Правда руку мою так и не отпустила.
— И правильно, — буркнул я. — Нехуй в этом Питере делать.
— Нет, Миш. Совсем уехать. Куда-нибудь далеко, пока не забуду все это говно, — скривилась она. Чуть подумав, я снова кивнул.
— И это правильно. Наверное.
— Ты только…
— Никому я не скажу, — фыркнул я, перехватывая у нее сигарету. — Что я, трепло что ли?
— Спасибо. Они же жизнь себе поломают, — вздохнула Леська, имея ввиду отца и брата. — Не стерпят и поломают. Я так не хочу…
— От они, — зевнув, на кухню вплыл Дим Димыч и колко усмехнулся. — Лясы точите?
— На снежок любуемся и коньяк твой хлещем, — съязвила Леська.
— И правильно. Хлещите, — снова зевнул Димыч, накладывая себе оливье. — А то Жаба на него глаз положил. Зачетный салатик, братка. В чем секрет?
— В любви, — ехидно ответил я, заставив Димыча рассмеяться. Но когда он ушел в комнату, я снова вздохнул и провел ладонью по спине Леськи. — Все будет хорошо, Лесь. Не сомневайся.
— Я не сомневаюсь, — кивнула она и, прижавшись, поцеловала меня в губы. Затем отстранилась, когда я не ответил на поцелуй. — Прости.
— Тебе не это сейчас нужно, — выдавив улыбку, ответил я. — Пойдем баиньки.
— Пойдем, — вздохнула она и, грустно улыбнувшись, провела рукой по моей щеке. — Хороший ты, Мишка.
«Нет. Я дурак», — мысленно проворчал я.
Перемены затронули и братство Окурка, пусть я их сначала и не замечал. То ли дело было в том, что мы взрослели, то ли виной всему меняющийся мир, но перемены ворвались в жизнь слишком резко.
В феврале, через месяц после празднования Нового года, Леська пропала из аськи. Нет, её ник так и висел в списке друзей, только он перестал светиться зеленым. Перед этим мы целую ночь проболтали в сети, а потом она позвонила. Под утро, когда над парком начало всходить солнце.
— Я уезжаю, — тихо сказала она в трубку, и я услышал, что Леська улыбается. — Хотела лично сказать.
— Куда? — спросил я, стоя на балконе в отцовском старом тулупе. Морозный воздух бодрил и прогонял сон, который настойчиво пытался меня свалить.
— Как и хотела, — снова улыбка. — Далеко. Решила попрощаться, так сказать.
— Там телефоны не ловят и аська не работает? — рассмеялся я, затягиваясь сигаретой. — Ты что-то пугаешь, Лесь. Все нормально?
— Все нормально. Папка договорился, и я поеду на практику к его знакомой в Европу. Нормальной знакомой, — она сделала акцент на последнем слове и вздохнула. — Аналитика, как раз мой профиль. Просто я хочу… не знаю, как сказать… хочу отвлечься от всего.
— Понимаю, — кивнул я по привычке. — Нахуй друзей, здравствуйте новые люди.
— Нет, Миш. Все куда сложнее, — ответила Леська. — Просто я не могу объяснить.
— Так скажи прямо, — взорвался я. — Хули женщины постоянно юлят и несут хуйню, а? Не маленький, справлюсь.
— Ладно, — снова вздохнула она. — Я что-то чувствую к тебе. Меня тянет к тебе, но я боюсь.
— Чего боишься?
— Не знаю. Боюсь навредить тебе, твоим чувствам. Я вижу, что тебе тоже нелегко.
— Бывает, — насупившись, ответил я. — Возможно, ты права, и так будет лучше.
— Да. Ты не такой, как Кир или Олег. Для них чувства — это мелочь, на которую можно наступить и раздавить. Для тебя — это куда большее. И это мне нравится в тебе, Мишка. Редкость, знаешь ли, в нашей жизни.
— Мне везет на ебанутых девушек, — криво улыбнувшись, рассмеялся я. — У Наташки тоже ворох тараканов в голове, а я хочу помочь ей с ними справиться. Если понимаешь, о чем я.
— Я заметила, — сухо ответила Леська. — У каждого они есть. Большие и маленькие. Отравляющие жизнь.
— Именно, — подтвердил я и достал из пачки еще одну сигарету. — Не обязательно исчезать, Лесь.
— Мне это нужно, — вздохнула она, и я услышал, как Леська тоже чиркает зажигалкой. — У меня только одна просьба к тебе будет.
— Какая?
— Не удаляй меня из аськи. Кто знает, как жизнь повернется.
— Будет нужна помощь, пиши. Любая. Абсолютно, — ответил я.
— Спасибо, хм… Мишка, — Леська рассмеялась, заставив улыбнуться и меня.
— Береги себя. Увидимся.
— Увидимся, — ответила она и исчезла из моей жизни.
Иногда, когда не мог уснуть, я включал телефон и листал список друзей в аське. Леськин ник всегда горел красным, а спустя время начал краснеть и весь список. Мир менялся, и мы менялись вместе с ним. Кир, Олег, Лаки, Ирка, Лялька, Дим Димыч, Макс, Черепаха, Колумб… Никто не остался прежним.
В марте пропал Балалай. Не так, как Леська. Он был на связи, когда мы ему звонили, но часто отнекивался от встреч, забил на репетиции и гараж и очень редко вылезал в аську. На все вопросы отвечал односложно, а то и вовсе игнорировал.
— Скурвился, сука. На братанов болт положил, — вздохнул Кир, когда Балалай в очередной раз не взял трубку. Мы сидели в гараже, потягивали пиво и слушали подборку новья на бумбоксе Жабы.
— Хуй его знает, — пожал я плечами. — Может, проблемы, а может, и депрессия.
— Угу. Или вмазался опять. Да так, что отойти не может, — хмыкнула Лаки, красноречиво посмотрев на Кира. Тот залился румянцем и глупо хихикнул.
— Да ладно вам, — вступился за Олега Жаба. — Он же творческий весь. От мозга до говна в жопе. Прилетело вдохновение, вот и сидит строчит очередные песни.
— Или с бомжихой в обнимку лежит где-нибудь на промке, — вставила Ирка. — Ладно, хуй на него. Не первый раз пропадает.
— Колумб его видел на днях, — сказала Лялька. Она сидела со мной на диване и, пользуясь моментом, закинула ноги мне на колени. — В «Черном солнце» пересеклись, говорит.
— И чо? Странный был? — спросил Кир. Лялька кивнула.
— Ну да. Колумб сказал, что Олег сначала мимо прошел, а когда его окликнули, морду скривил. Но вроде поздоровался подошел.
— Ну точно вмазанный. Вот и ныкается. Знает, что мы отпиздим, — фыркнул Кир. — Ну и хуй с ним, правда. Появится, вот и предъявим. Чо, будем играть? А то девчата наши заскучали.
— О, избавь нахуй от своих пиздостраданий на гитаре, — взмолилась Ирка, и мы хором заржали.
Олег объявился в конце марта, когда мы сидели в гараже и резались в настолку. Он ввалился внутрь мокрый, как дворовый кот, и заляпал грязью пол. Но на это никто не обратил внимания, потому что Балалай сбрил под ноль свои длинные волосы и полностью поменял стиль одежды.
— Глянь, кого нахуй принесло, — присвистнул Кир, бросая карты на стол и вставая с дивана. — Ну здравствуй, братка.
— Здорово, — широко улыбнулся Олег, после чего подошел к холодильнику и, открыв его, вытащил бутылку пива. Опустошив её за несколько глотков, он смачно рыгнул и плюхнулся на свободный табурет. И все это в звенящей тишине, наполненной лишь нашим охуевшим дыханием. — Чо, как жизнь?
— Это ты нам, блядь, скажи, — нахмурился я. — Пропал с концами, а теперь заявляется сюда, как ни в чем ни бывало, одетый, как скин.
— Ты чо, реально к фашикам переметнулся? — спросил Кир, разглядывая прикид Олега. Тот юлить не стал и коротко кивнул. — Очередные заебы, брат? Быстро переобулся, чо сказать.
— Не, ты чо буровишь, — рассмеялся Олег. Он был одет как Макс, Шаман и любой из их шайки. Светлые джинсы, берцы, бомбер «Lonsdale» и нашивка шамановой бригады на правом плече. — Все по серьезке. Я в лагере их был. Пацаны там так все четко заделали.
— Погодь, не трои, — перебила его Ирка. — Ты со скинами теперь? И нахуя?
— Ну, мне Михины слова в голову запали, — честно признался Олег, заставив меня смутиться, потому что все разом посмотрели в мою сторону. — Мы тогда потрещали после махача с Чингизом, и он сказал, что если я еще раз вмажусь, то все. Я после вписки у Димыча на Новый год в центре с Шаманом пересекся. Он мне листовку их дал и на пиво пригласил. Ну а я чо? Мне философия всякая интересна, вот и пошел. Пацаны там меня выслушали, попиздели конечно, когда узнали, что я торчал, а потом ничо, расслабились. У меня тогда ломка была, вообще пиздец. Крышу рвало. Макс, ну Дьяков кент, рассказал, что у них лагерь свой спортивный есть. В области, значит. Пригласили к себе на месяц. Мол, спортом займешься, от дряни своей очистишься.
— И ты согласился, — хмыкнул я. Олег кивнул.
— Ага. А хули я терял? Тут соблазны повсюду. То Черепаху встречу, и он к себе зазывает, то в подъезде на шприц нарвусь. А там лес, свежий воздух и ебаная муштра с утра до вечера. Не до хмурого, знаешь ли.
— Ну и? Дальше чо? — спросил Кир, не сводя с Олега внимательного взгляда. — Проникся, смотрю?
— Ага. Пацаны, оказывается, правильно думают, — жарко воскликнул Олег, напомнив мне Макса. — Это не речные скины, которые беспределят и всех пиздят. Шаман, наоборот, за здоровый образ жизни. Нарков хуярят, притоны их, спортом занимаются, корни свои уважают, за белого человека вступаются...
— Да тебе, блядь, мозги промыли, — возмутился я. — Ты ж сам орал, что всю эту пиздобратию в рот ебал, нонконоформист хуев.
— Глупый был, — улыбнулся Олег. — А они спасли меня, считай. Я чист, и меня совсем не тянет. Даже от травы воротит. Нормальные там пацаны, короче. Зря о них плохо думаете.
— Ну хуй знает, Олеж, — ответил Кир, почесывая нос. — Резко ты как-то свалил. Хоть бы предупредил что ли.
— Вы бы отговаривать начали, — вздохнул он. — А так, сам решил, сам сделал. Вы мои принципы знаете. Как знаете и то, что мне остопиздели эти охуевшие чурки на улицах. Вроде Чингиза и ему подобных. Ладно арбузы свои продают, но когда гашик или хмурого толкают, это уже край. Шаман меня поддержал, и за это я им благодарен. Взрослеть пора, пацаны. Не все ж в гараже жопой диван протирать. Надо мир менять.
— Опять двадцать пять, — буркнул я. — Мне Макс то же самое говорил, Олеж. Вас, блядь, одинаково промывают. Что тебя, что его. А вы и рады. Мир менять? Мир меняется не вами, а теми, кто стоит за Шаманом и ему подобными.
— Да иди ты нахуй! — вызверился Олег, вскочив со стула. — Хули ты понимаешь?
— Ты, блядь, дохуя понимаешь, — зло бросил я, тоже вставая с дивана. Кир хмыкнул и встал между нами.
— Закончили, — коротко сказал он. — Подеритесь, блядь, еще.
— Уебан, — сплюнул я на пол и вернулся к Ляльке, которая настороженно наблюдала за перепалкой. — Ты о свободе все мозги проебал и мне, и Киру, и любому в нашей компашке. А теперь променял свою свободу на чужое мировоззрение. Тебе Шаман скажет, мол иди и отпизди чурку на рынке, и ты пойдешь. Арийское братство… Хуйня все это на постном масле. Для таких наивных долбоебов, как ты, и годится. Тут ты был сам по себе, а теперь на поводке у Шамана бегать…
Я не договорил, потому что Балалай, подскочив, врезал мне кулаком по скуле, заставив Ляльку взвизгнуть от страха. Кир, не успевший ему помешать, лишь воздух задел пальцами, когда попытался перехватить Олега.
Я напряг ноги и отпихнул Балалая от себя, после чего вскочил с дивана и, схватив табуретку, уебал Олега по спине. Тот лишь крякнул и, вывернувшись, засадил мне кулаком под дых, выбивая воздух из легких.
— Хорош! — рявкнул Кир, отпихивая Олега. Тот было быканул, но Кир помахал перед его носом монтировкой и процедил: — Успокойся, блядь!
— Совсем ебанулся? — нахмурилась Ирка, подходя к нему. — Хуль ты на своих кидаешься?
— Нехуй пиздеть, — ответил ей Олег, смотря на меня ненавидящим взглядом. — За языком следи.
— Съебись уже, — отмахнулся я, вытирая рукавом косухи кровь на губе. — Или пошли раз на раз, коли такой идейный.
— Думал, поймете, — с горечью произнес Балалай, отряхивая бомбер. — Я ж ради вас…
— Ради нас что? — меланхолично спросила Лаки. — С хмурым завязал? Ты это должен был ради себя сделать, Олег. И не лысые за тебя впряглись тогда перед Чингизом. А тот, кому ты по лицу съездил. Вспомнил? Им похуй на тебя было, а нам нет.
— Да ну нахуй, — зло бросил Олег, враз переменившись в лице. Лаки покачала головой и отвернулась. — Такие все пиздатые сидите. Кир тоже вмазывался, и чо?
— Кир слез и остался все тем же Киром. Ебанутым, конечно, — ответил я, — но своим. Говоришь, тебя Шаман спас? Ну так иди к спасителю. Хули ты к нам-то пришел? Мозги нам промывать не надо. Не маленькие, понимаем, что к чему и нахуя ты тут нарисовался после своего лагеря. Шамановы вон пацаны по всему району шестерят, если ты не в курсе. К себе зазывают.
— Ну и идите нахуй тогда, — выругался Балалай и, пнув табуретку, швырнул на пол ключи от гаража.
— Пиздец, — вздохнула Ирка, когда Олег ушел. Она наклонилась и подняла ключи с пола. — Мих, ну мог бы поделикатнее…
— Не мог, — отрезал я. — Сразу было понятно, нахуя он сюда приперся. Я все это от Макса каждый день слышу, как пересекаемся. Про мир меняющийся, про белых людей, про оборзевших чурок. Наш с Киром учитель, Хачатур Арменович, тоже чурка. Так этот чурка в меня знания вбил, благодаря которым я в универ поступил. А лысые всех под одну гребенку равняют, им похуй, кто или что. Чурка, значит получишь пизды. Нет, Ир. Не мог я поделикатнее. Заебала меня эта тема уже. Одумается — вернется. Олег — пацан умный. Если выкусит всю эту фишку, то забьет хуй и на Шамана, и на лысых. А если нет… Ну, сам выбор сделал, за яйца его никто не тянул. Да и я к лысым только ради Олега и обратился. Теперь вот думаю, нахуя.
— Все ты правильно сделал, братка, — кивнул Кир. — Забей. Перебесится Балалай и вернется. Куда он денется, балбес хуев. Ладно. Играем? Чей там ход?
— Мой, — подняла руку Лаки и взяла в руку зеленый кубик.
После того разговора мы иногда встречали Балалая в центре. С новыми друзьями. Он демонстративно отворачивал лицо, когда мы проходили мимо, или переходил на другую сторону дороги. Единственное, что в нем изменилось, так это одежда. Светлые джинсы он сменил на черные, словно в память старых деньков, да и бомбер заменил на обычную ветровку черного цвета. Бритую голову закрывала черная кепка, с продетым в козырек колечком.
— Ну надо ж, блядь, — фыркнул Кир, когда впервые увидел Олега в новом прикиде. — Нефор-нацист. Где такое увидишь. Цирк уехал, клоуны остались.
— Что с ним случилось? — спросил Кира Колумб. Мы вышли покурить после концерта и увидели неподалеку Олега, который о чем-то болтал с группкой скинов, по виду, не местных. — Нормальный ж был пацан.
— Забей, — махнул я рукой. — Башку ему промыли, как и остальным. Теперь вон лапу не подает, а вскидывает.
— С вами не тусует больше? — еще сильнее удивился Колумб. — Ну, дела.
— Не, — помотал головой Кир, а потом прищурился. — Толян, а ты этих не знаешь?
— Не-а, — ответил Колумб, мельком посмотрев на лысых, болтавших с Олегом. — Может, новенькие?
— Да они как грибы после дождя вылезают в последнее время, — буркнул я. — И хули трутся тут? На Абрека залупнуться решили?
— Вряд ли, — мягкий и неконфликтный Колумб даже вздрогнул, когда до него дошел смысл сказанного. — На этот клуб даже братки не залупаются.
— Хуй их знает, — Кир сплюнул на асфальт и протянул руку. — Мих, дай сигу.
— На, — я протянул ему пачку и кивнул Олегу, когда наши взгляды пересеклись. Тот на миг стушевался, а потом, как обычно, отвернулся. — Хе, снова выебывается.
— Забей уже, блядь, — ругнулся Кир. — Самому тошно. Братан же был, пока не заговнился. Ладно, чо играете сегодня, Толь?
— Каверы, само собой, — хмыкнул Колумб. — Эх, Леськи нет. Она любит «Рамонов».
— А куда Леська пропала? — поинтересовался Кир. Я пожал плечами, а потом неслабо удивился, когда Колумб ответил:
— В Европе сейчас. На неделе с ней созванивались, говорит, что все пучком.
— Ясно. О, зацени. К нам идут, — ехидно улыбнулся Кир, когда стайка скинов направилась к нам. Олег незаметно испарился, а мы и не заметили, куда он ушел.
— Здорово, пацаны, — поздоровался один из них, самый высокий. Он с интересом осмотрел каждого, задержавшись только на Колумбе. Толик, обвешанный феньками и браслетами с ног до головы, заметно смутился.
— Здорово, — с вызовом ответил ему Кир.
— Есть курить?
— Есть, — кивнул я. — Одну?
— Парочку дай, — улыбнулся лысый и добавил, когда я вытащил из пачки две сигареты и протянул ему: — А вы, типа, нефоры, да?
— А ты типа доебаться решил? — грубо в лоб спросил Кир. — Типа по шмоту непонятно? Типа ты читать не умеешь? Вон на афише написано, что сегодня концерт кавер-группы.
— Чо ты дерзишь? — тут же зацепился второй скин, пониже и поплечистее. Кир засопел и сжал кулаки.
— Слышь, пацаны. Идите отсюда, а? Не мешайте культурно отдыхать. За нас у Шамана спросите, — поспешил вмешаться я, но скины рассмеялись.
— Шаман не наш старшой, — ответил высокий и без предупреждения ударил Кира в висок. Тот рухнул, как подкошенный, а лысый вытер об куртку кастет.
— Зови наших! — рявкнул я Колумбу и, пихнув его в сторону двери в клуб, с ноги зарядил высокому в живот.
И тут же упал на асфальт, когда по голове приложили чем-то тяжелым. В глазах сразу вспыхнули черные пятна, а рот наполнился железным привкусом. Кир, лежащий рядом, застонал и пошевелился. И умолк, когда ему врезали ногой по ребрам.
Я снова ударил ногой, пусть и лежа, и один из лысых, чертыхаясь, тоже упал рядом. Мне прилетело в голову берцем, а потом и в живот, однако я успел вовремя сжаться в комок.
— Сука! — прохрипел тот, кого я свалил. Он занес надо мной ногу и неожиданно улетел в кусты, когда в него врезался Шарик, басист и друг Колумба. На высокого набросился Дим Димыч, а я получил возможность подняться и осмотреться.
— Вставай, — буркнул я Киру, пытаясь поднять его. Тот застонал, и я увидел, что под ним блестит лужица крови. — Блядь!
— Нормально все, — отмахнулся Кир и, пошатываясь, все же встал на ноги. Он оскалился и, разбежавшись, помчался в месившуюся толпу. Я как-то пропустил момент, когда к лысым прибыло подкрепление, а затем охнул, получив по спине резиновой дубинкой.
— Блядь, свои же, мужики, — бросил я, повернувшись и увидев охрану клуба. Те, надо отдать им должное, сориентировались быстро.
— Чужие кто? — с акцентом спросил один из них.
— Лысые, — ответил я и заржал, неизвестно почему. Охрана кивнула и тоже ломанулась в толпу, отвешивая пиздюлины и своим, и чужим.
— Живой?
Услышав Иркин голос, я улыбнулся и повернулся к ней.
— Живой. Башку немного поцарапали, — хмыкнул я, вытирая окровавленную руку об куртку. Бледная Лялька, насупившись, вцепилась в меня и всхлипнула. — Все нормально, Ляль. Ты чего?
— А где Кир? — спросил бледный Жаба. Но несмотря на страх, он держал в руке палку и был готов пустить её в ход.
— Месится, дурной, — ответил я, махнув рукой в сторону драки. Оттуда доносились крики, ругань и редкие призывы мочить чурок, прерываемые резиновыми дубинками охраны. — По башке получил и один хуй полез.
— А то ты его не знаешь, — хмыкнула Ирка, помогая мне усесться на лавочку. Я поискал глазами Балалая и, не найдя его, вздохнул. — Все нормально?
— Ага. Это лысые. С ними Олег тут рядом терся. А сейчас съебал куда-то, — ответил я и, закурив сигарету, поморщился, когда желудок скакнул к горлу и меня затошнило. — Блядь.
— Воды лучше выпей, — Жаба протянул мне поллитровую бутылку и с тревогой посмотрел на драку. Правда, расслабился, когда в отдалении послышались звуки сирен, становящиеся все громче и громче. — Менты!
— Шухер! — заорал кто-то в толпе, и вся драка резко рассосалась. Лишь два охранника, тоже получившие пиздюлей, растерянно вертелись на месте.
Продолжение главы в комментариях.
