Мне чуть перевалило за двадцать... И у меня педагогическая практика. Коллектив в назначенной школе, конечно же, преимущественно женский. Да что там, преимущественно... Традиционно подавляюще-женский. Кроме предпенсионного возраста математика, физкультурника и трудовика. Великолепный триумвират, герметически замкнутый в себе, состоящий из подлинных стоиков. Слабая «относительная половина» представлена всем спектров возрастов и статусов. От робкой выпускницы музучилища до шеренги ветеранов, поседевших на воспитательной ниве. Из общей массы взгляд выхватывает учительницу начальных классов. Лет сорока, сорока двух. Фигуристая. Бедра широкие. Неизменно затянутая в мягкую, облегающую ткань, скорее подчеркивающую, чем скрывающую соблазнительную сочность зрелых форм. С перьями в блондинку покрашенные волосы собраны розовой резинкой в конский хвост. Грудь покачивается при ходьбе, а в тишине, на уроке, слышны и щелчки ярко-красных бусин, когда она склоняется над партой. Бусы крупные, яркие, сочетающие коралловый и янтарный оттенки.

В маленьком спортзале в конце дня какое-то мероприятие. Типа соревновательного, у младшеклашек, кто во вторую смену учится. Триумвират давно коварно заседает в сакральном гараже. Или мирно отбыл к местам постоянной дислокации. А для перемещения реквизита требуются мужские руки. И я остаюсь на правах подсобной рабочей силы, перетасовывая инвентарь.

Мероприятие почти исчерпало регламент под визги и крики малышни.

Под самый занавес учительница выходит на сцену...

Поддержать общий задор, со скакалкой... И подытожить веселье.

За окном уж стемнело... С высоты второго этажа в конусе желтого света различаю родителей, с нетерпением ожидающих у входа, дабы сопроводить своих чад по домам.

Она прыгает.

–Раз-два-три!

И груди... тоже прыгают... Как мячики...

–Раз-два-три-четыре!

Спело, увесисто, зрело. Так, что мне не оторвать глаз...

Не знаю... нарочно ли она так... или нет...

Бусы лопаются на очередном скачке. Разлетаются мозаичной россыпью по бурому полу.

Секундой позже звонок раскатисто возвещает финал мероприятия. Детки стремглав срываются в раздевалку. В порыве поделиться восторгами с заждавшимися у ворот родственниками. С грацией классной дамы, она плывет меж ними, сопровождая.

А я остаюсь собирать бусины. В хмелю юности, мне кажется, что каждая сфера несет загадочный флюид ее тела. А уж непередаваемый аромат уверенной женственности несомненно.

Она возвращается, когда я все еще ползаю...

Нависает надо мной. И молчит. Не помогает... Не интересуется успехами. Вообще ничего не делает...

А я на коленях рядом с ногами. Словно арапчонок у сандалий древнеримской матроны. Юбка длинная, чуть ли не в пол. Кисеей увенчанный подол раскачивается легко. Загорелая лодыжка показывается на мгновенье... И я ее ...раз... ловлю в ладонь, не поднимая взгляда

Зацепил. И поглаживаю... У косточки, описывая дугу над ободком летней туфельки.

А она не двигается... И молчит.

Я поднимаюсь по голени, охватывая. Приятная, мускулистая.

Пожимаю под тканью...

Встаю медленно, не отрывая ладони. Направляя маршрут лодочкой меж крутых-крутых бережков... Сминая по пути невесомую ткань юбки, собирая ее в складки...

Пока распрямляюсь полностью, ее бедра ловят мою ладонь в капкан. Зажимают. Затирают между склонов как льды Арктики случайно забредшее в высокие широты судно. Не давая продвинуться дальше, к вожделенному полюсу. Пресекая попытку погладить там...

Другой рукой приобнимаю за плечи. В ладони все еще потерянные дурацкие бусины эти... И даже грудь не пожать, как следует... А так хочется!

Губы к губам. Духами от нее пахнет одурманивающе. Совсем не похоже на цветочный парфюм однокурсниц. От нее веет восточными пряностями, таинственными настоями шаманов, жгучими приправами азиатской кухни... И немного... едва различимо... свеже выступившим потом....

Целую ее под ухо.

Женские ноги дрогнули, почти сдаваясь силе притяжения.

И тут по пустому коридору издалека, гулкой поступью каменного гостя, раздаются неумолимые, как сама судьба, шаги сторожа...