Наше представление об окружающей реальности составлено не только из ощущений. Во многом оно – проекция нашего воображения. Комната, в которой вы находитесь, лишь в малой степени состоит из воспринимаемых глазами и ушами предметов. На самом деле в вашем сознании комната почти полностью составлена из уже сформированного представления о ней. Такое представление может складываться годами, как сознательно, так и подсознательно. Поэтому по-настоящему «понять» мир другого человека почти невозможно – с научных позиций, мы можем только догадываться о том, как думают другие люди. Но означает ли это, что человеческие отношения не имеют смысла?
Я понимаю, что ничего не понимаю
В классическом эксперименте американской исследовательницы Перки людей просили зафиксировать взгляд в центре экрана и вообразить предмет: например, банан. Через некоторое время в углу экрана появлялось едва заметное изображение соответствующей формы и цвета, определенным образом ориентированное в пространстве. Почти никто из субъектов не заметил изображение, полагая, что оно возникает исключительно в их воображении. При этом многих удивило, например, что они «представили» банан горизонтально (в соответствии с изображением на экране), а не вертикально. По сути, Перки и коллеги в примитивной форме предвосхитили сюжет фильма «Начало» Кристофера Нолана, в котором команда специально обученных специалистов пытается «поместить» некую идею в воображение героя Киллиана Мерфи. Отцовское ли это напутствие на смертном одре или ориентация банана – не так важно.
Эксперимент Перки, как и множество других экспериментов, позволяет сделать любопытный вывод: с точки зрения мозга, разница между «активным» восприятием, скажем, комнаты, и воспроизведением ее образа «в голове» достаточно условна. Мозг плохо различает, что является воображаемым, а что – реально ощущаемым в данный момент. Наше представление об окружающей действительности составлено как из реальных ощущений, так и воображаемых, воспроизводимых из «ментальной картины».
Обычно воображение предоставляет менее четкий образ, чем органы чувств (для измерения «яркости воображения» в нейробиологии существует специальная шкала). Если вы смотрите на чайник, то «испытываете» чайник ярче, чем если бы вы закрыли глаза и попытались его представить. Но это касается только объектов, на которые в каждую секунду направлено внимание. Ощущение же реальности складывается как из таких «активных» объектов, так и из менее заметных, о которых мы знаем, но не думаем в данную секунду. Чайник находится прямо перед вами на столе. Но в комнате полно других вещей, о которых вы прямо сейчас не задумываетесь. Для таких предметов граница между обозреваемым и воображаемым размывается. Краем глаза вы видите кактус на окне, но пока не посмотрите на него напрямую и не задумаетесь о нем, ваш мозг будет «заполнять» образ кактуса своим представлением – то есть воображаемой картиной. Мысленные образы неразрывно связаны с восприятием реальности , и составляют важную часть этого восприятия, что подтверждается экспериментально.
Интересный эффект можно наблюдать при опыте, в котором пациентам с повреждениями теменной коры в правом полушарии показывают похожие объекты: справа, слева или с двух сторон одновременно. В последнем случае – объекты находятся с обеих сторон – участники замечают только объект с правой стороны (напомним, что из-за перекреста зрительных нервов информация из правого глаза обрабатывается в левом полушарии, и наоборот). Предмет слева, таким образом, «тушится» похожим предметом справа. Скорее всего, это происходит из-за патологического сдвига внимания: при существовании двух конкурирующих стимулов с разных сторон пациент с повреждением мозга просто не обращает внимания на один из них. При этом в отсутствии конкуренции со второй стороны пациент может легко воспринимать объекты и справа, и слева.
Самое интересное происходит, когда таким пациентам показывают два сходных по интенсивности (цвет, размер, время демонстрации), но разных по категории объекта: например, слева – черно-белое изображение дома, а справа – изображение лица. Тут пациент утверждает, что видит только лицо. Но если проанализировать активность в его мозге с помощью МРТ, окажется, что он не только видит дом, но и активирует участки мозга, которые отвечают за распознавание именно домов, а не лиц.
Получается, что даже объекты, которые воспринимаются как невидимые, могут участвовать в создании картины окружающего мира. В случае с пациентами, у которых повреждено одно из полушарий, такие «невидимые» объекты легко создать экспериментально: достаточно правильно расположить два предмета. Но и здоровый человек в реальной ситуации игнорирует массу предметов вокруг себя. Поэтому крайне трудно предсказать, как именно и в какой степени такие «невидимые» предметы влияют на восприятие окружающего пространства каждым отдельно взятым человеком.
Здесь нейробиология ступает на почву экзистенциальной философии. Наша картина реальности составлена не только из легко измеряемых и легко вызываемых стимулов, например, изображений и звуков. Она включает ощущения от всех органов чувств (подумайте, приятно ли вам вспоминать о переходах метро, где всегда пахнет мочой), но помимо них – сложнейшие наслоения эмоций, переживаний и волнений. При этом мы не можем предсказать даже «физические» характеристики картины мира других людей. Чего тогда говорить о субъективных, эмоциональных характеристиках, неразрывно связанных с любым аспектом окружающего мира? Вывод неутешительный: если вы со старым другом сидите в баре и вспоминаете былые дни, то на самом деле вы, скорее всего, сидите в совершенно разных барах. И вспоминаете совершенно разные вещи.
Я понимаю, что не смогу понять
Человеческий ум крайне ограничен. Мы не способны осознать такие понятия, как вечность или бесконечность. Мы не можем представить себе относительность времени или массы. Мы не умеем думать больше, чем о трех измерениях пространства. Мы принципиально не можем «прочувствовать» микромир: попробуйте представить частицу, которая находится одновременно в разных – вообще говоря, во всех точках пространства с определенной вероятностью. Точно так же мы не имеем подхода к мегамиру: например, как может человек в полной мере осознать, что в центре черной дыры находится точка бесконечной плотности? Мы существуем в узких рамках земных условий, в которых происходила наша эволюция, и в большинстве случаев не можем понять иные масштабы или проявления реальности.
В межчеловеческих отношениях тоже есть мощный элемент непознаваемости и ограниченности сознания. Мы не представляем, как другие люди воспринимают реальность – не только на поверхностном, эмоциональном уровне, но на самом глубинном, физиологическом, животном уровне. Классический пример такой неопределенности, регулярно всплывающий в кухонных спорах студентов-биологов – это восприятие цвета.
Цвет — одна из главных переменных, которые человек использует для определения окружающего мира. Если вы думаете о кактусе, то в первую очередь представляете себе не абстрактный округлый объект с шипами, а форму зеленого цвета. Если о комнате – то сначала в памяти формируется цветовая палитра, и только потом конкретные объекты. Но откуда нам может быть известно, как воспринимают те же цвета другие люди? В детстве нам объясняют, какой цвет называется красным, а какой – зеленым. Но это не означает, что мы видим их так же, как видят все остальные. Более того, сам вопрос о разнице восприятий не совсем корректен. Обсуждая его, мы предполагаем, что возможно каким-то образом поменяться телами (сюжет, много лет не дающий покоя кинематографистам всего мира) и взглянуть на мир чужими глазами. На самом деле, сама идея восприятия цвета может принципиально отличаться у разных людей – но именно она, в совокупности со всеми другими мозговыми «программами восприятия», и составляет ту самую личность, которой мы собрались меняться. Мы не только не знаем, в каких тонах видят мир другие люди. Мы принципиально не можем это представить.
Для более понятной иллюстрации обратимся к экстремальному – во всех смыслах – случаю. В тропических морях обитает поражающее воображение животное: рак-богомол. Этот среднего размера рачок любопытен, например, тем, что умеет раскрывать клешни с ускорением пули, вылетающей из дула пистолета. Это вызывает локальное нагревание воды на несколько тысяч градусов и взрывную волну, которая добивает жертву, даже если той удалось увернуться от «щелчка». Но для нас интересна другая «сверхспособность» раков-богомолов.
Как известно, человек видит три первичных цвета: красный, синий и зеленый. Эти цвета определяются тремя разными фоторецепторами, которые в глазу отвечают за восприятие световых волн определенной частоты. Из трех первичных цветов составлены все остальные цвета – точно так же, как в компьютерной системе RGB. Фактически для человека каждый воспринимаемый цвет является точкой в «трехмерном пространстве» красного, синего и зеленого. Чем же в этом смысле замечателен рак-богомол? Дело в том, что, хотя спектр воспринимаемых частот у него немногим шире нашего, «цветовая палитра» рака-богомола имеет не три, а двенадцать измерений – именно столько у него типов фоторецепторов! Помимо этого рак-богомол имеет чувствительность к поляризации света – физическому свойству, которое мы вообще никак не воспринимаем.
Что получается? Мы с раком-богомолом воспринимаем глазами более-менее одинаковый набор световых волн. Но там, где мы видим только красный, рак может увидеть десять разных цветов. Самое интересное в этом факте – это то, что даже закрыв глаза и как следует сосредоточившись, мы не можем себе представить, как выглядят эти цвета. Все наше представление о цвете ограничено тремя фоторецепторами в глазу – мы не имеем категорий, описывающих другие «измерения» цвета. Точно так же мы не имеем представления о кат
«Экзистенциальный кризис» — типичная first world problem: у разумного существа, освобожденного от необходимости постоянно решать самые насущные вопросы выживания, появляется достаточно времени на то, чтобы задуматься о смысле собственной жизни, а зачастую и прийти к неутешительным выводам. Но перед тем, как диагностировать у себя экзистенциальный кризис, стоит узнать побольше о философии экзистенциализма и выросшей из нее экзистенциальной психологии.
Экзистенциализм оказал огромное влияние на культуру ХХ века, но, что примечательно, никогда не существовал в чистом виде как отдельное философское направление. Практически никто из философов, которых мы сейчас относим к экзистенциалистам, не обозначал свою принадлежность этому течению — исключение составляет лишь французский философ и писатель Жан-Поль Сартр, однозначно проявивший свою позицию в докладе «Экзистенциализм — это гуманизм». И тем не менее к экзистенциалистам причисляют Мориса Мерло-Понти, Альбера Камю, Хосе Ортегу-и-Гассета, Ролана Барта, Карла Ясперса, Мартина Хайдеггера. В интеллектуальных поисках этих мыслителей было нечто общее — все они уделяли особенное внимание уникальности человеческого бытия. Само название «экзистенциализм» произошло от латинского слова existentia — «существование». Впрочем, под «экзистенцией» философы-экзистенциалисты имеют в виду не просто существование как таковое, а индивидуальное переживание этого существования конкретной личностью.
Это понятие впервые ввел предтеча экзистенциалистов, датский философ XIX века Серен Кьеркегор, определив его как осознание внутреннего бытия человека в мире. Человек может обрести «экзистенцию» через осознанный выбор, переходя от «неподлинного», созерцательно-чувственного и ориентированного на внешний мир существования к постижению самого себя и собственной неповторимости.
Но осознать себя как «экзистенцию» человеку удается далеко не всегда — его слишком отвлекают повседневные заботы, сиюминутные удовольствия и прочие внешние факторы. Как считал один из экзистенциалистов, Карл Ясперс, это знание приходит к нему в особой, «пограничной» ситуации — такой, как угроза его жизни, страдание, борьба, беззащитность перед волей случая, глубокое чувство вины. Например, экзистенциальные поиски Гамлета — «быть или не быть?» — были спровоцированы смертью его отца.
И если в такой критический момент человека начинают терзать вопросы о смысле собственного существования, на которые он не может дать удовлетворительного ответа, у него возникает экзистенциальный кризис. Человек хочет верить в то, что его жизнь имеет ценность, и в то же время, глядя на свое бытие как бы со стороны, он вдруг понимает, что человеческое существование не имеет ни заданного предназначения, ни объективного смысла. Такое открытие может вызвать глубокую депрессию или повлечь за собой радикальные изменения в жизни.
Как подходить к решению этого вопроса — личное дело каждого. Но, как и в случае с когнитивным диссонансом многие люди пытаются справиться с экзистенциальным кризисом самым простым способом — не через поиск своей индивидуальной истины, а через принятие какой-либо готовой концепции, будь то религия, традиция или просто определенная мировоззренческая система.
Но раз мы называем этот кризис «экзистенциальным», одно из возможных решений проблемы тоже лежит в поле экзистенциализма. А эта философия не дает готовых ответов, подчеркивая, что человек должен в первую очередь ориентироваться на себя и на свой уникальный внутренний опыт. В этом плане с концепцией экзистенциализма в чем-то созвучна знаменитая фраза из «Терминатора» — «нет судьбы, кроме той, что мы творим сами». А если немного перефразировать — нет смысла, кроме того, что мы определяем себе сами. Таким образом, экзистенциализм отдает жизнь каждого человека ему в полное владение, предоставляя максимальную свободу действий. Но оборотная сторона этой свободы — ответственность перед собой и всем остальным миром. Ведь если никакого «исходного» смысла у жизни нет, ее ценность проявляется именно в том, как человек сам себя осуществляет, в сделанных им выборах и совершенных поступках. Он сам должен ставить себе индивидуальные задачи, опираясь во многом на интуицию и самопознание, и сам будет оценивать, насколько хорошо удалось с ними справиться.
Искать истину в самом себе, не опираясь на внешнюю «систему координат» и осознавая всю абсурдность бытия, — серьезный вызов, к которому готовы далеко не все, и именно поэтому экзистенциализм часто называют «философией отчаяния». И все–таки такой подход позволяет в некотором роде взглянуть на жизнь более творчески. В этом помогает экзистенциальное направление в психологии, помогающее человеку осознать свою жизнь и взять за нее ответственность. Самый интересный сторонник этого направления — австрийский психотерапевт, психиатр и невролог Виктор Франкл, на протяжении трех лет бывший узником фашистского концлагеря и все же сумевший преодолеть муки душевной опустошенности и безнадежного существования. В своих работах он говорит об «экзистенциальном вакууме», своего рода болезни ХХ века, эпохи перемен и разрушений, когда люди почувствовали себя оторванными от традиционных ценностей и теряющими опору. Франкл основал новый метод психотерапии — логотерапию, ориентированную на то, чтобы помочь человеку обрести смысл жизни. Три главных пути к этому, считал психолог — творчество, переживание жизненных ценностей и осознанное принятие определенного отношения к обстоятельствам, которые мы не можем изменить.
Франкл рассказывает и о частном проявлении экзистенциального кризиса — «воскресном неврозе». Это подавленное состояние и ощущение пустоты, которое люди часто испытывают в конце трудовой недели — как только они перестают занимать себя срочными делами, они начинают чувствовать опустошенность из–за отсутствия смысла в их жизни. Возможно, именно это печальное явление во многом поддерживает доходы баров в пятничные вечера.
Для всех поклонников футбола Hisense подготовил крутой конкурс в соцсетях. Попытайте удачу, чтобы получить классный мерч и технику от глобального партнера чемпионата.
А если не любите полагаться на случай и сразу отправляетесь за техникой Hisense, не прячьте далеко чек. Загрузите на сайт и получите подписку на Wink на 3 месяца в подарок.