Окликов не слышит, нужно коснуться плеча. Обнаруживает наш приход, выключает телевизор.

— Ну что, парадный костюм, что ли, надо надеть?

Тяжелой поступью идет в спальню, достает рубашку, пиджак с наградами, галстук не берет.

— Ельцин же ввел систему без галстуков ходить, — объясняет. — А что? Галстук, галстук… Это уже сильно официально.

Уже при пиджаке, рассказывает:

— Сегодня ж придут друзья поздравлять — всю ночь не спал. Ну казалось бы, что такое? А уже нервы сдают. Вот, жизнь… — разводит руками.

На груди ветерана Лашука переливается прошлое. Друзья потом глянут наметанным глазом и спросят:

— Ты и медали почистил, Александрович?

На вопрос, какая награда самая дорогая, отвечает так:

— По-настоящему самая дорогая — это медаль «За победу над Германией». Но я ее потерял. Где? А кто его знает… Во-первых, это было давно. Во-вторых, мы тогда не считались с этим. Мы довольны были, что победили! Довольны! Никто не думал о наградах, никто не думал о подарках. Все думали: победили — теперь надо восстанавливать. Все. И восстанавливали. Я демобилизовался в 45-м или 46-м году из Москвы — я уже забыл… Приехал в Беларусь — а дома нету. Отец и четверо моих — сестра и три брата — в землянке жили. А землянка — погреб довоенный, с половину такой комнаты. Вот так и жили. И мы дома строили: стены ставили, крышу натягивали — и все.

Наше дело было отстроить, восстановить Беларусь. И мы это делали.

Вспоминает Патоличева (с 1950-го по 1956-й — первый секретарь ЦК Компартии БССР), собирается перечислить других руководителей, которые «восстановили такую Беларусь, что она стала лучше, чем была до войны», но раздается звонок.

Поздравляет племянник Юра. Ветеран кричит в трубку в ответ:

— А! Добрый день! Спасибо, Юра, дорогой! Этот праздник для вас не настолько, может быть, дорогой, как для меня, но, я думаю, дорог он для всех. Юра, слышишь, ты внуков своих свози на место, куда тебя самого дедушка приводил к нам на обед, на Замковую гору! Пусть и они знают!

Родился Николай Александрович в деревне Каменка Смолевичского района, где во многих хатах жили Лашуки, как он. Замковая гора — это там.

Объясняет, что на эту возвышенность сам с компанией друзей долго ездил отмечать 9 Мая, да и по другим поводам.

— Расстилали на Замковой горе покрывало метров на 200! И за него садились. Там обедали, варили уху.

Звонки с поздравлениями раздаются несколько раз за полдня. Каждый из них ветеран встречает с волнением.

Вызов второй. Беды с детства и судьба отца

В паспорте у Николая Лашука дата рождения — 24 июля 1925 года. Он не знает, точно ли родился в этот день.

— Это дата восстановленная. Мама говорила, что я родился, «як жыта жалі».

Родители — Александр Николаевич и Ольга Дмитриевна.

За полдня общения мысли о прошлом несколько раз приводят Александровича к истории его отца.

— Я помню отца лет с пяти, а в 37-м его арестовали. 10 лет без права переписки, а 5 лет мы о нем ничего не знали вообще… Он участвовал в революции, был на стороне советской власти… Но долго был в единоличном хозяйстве. Сначала ж колхозов не было. Он скот держал, все делал своими руками. Имел три гектара земли! Пятеро детей, надо ж как-то жить. Столярничал, валенки катал, делал своими руками. Рядом тоже жили Лашуки, отцов брат. Тот считался кулак! А что такое кулак? — Николай Лашук показывает кулак своей большой руки, раскрывает ладонь и загибает пальцы.

— Ну да, он жил зажиточно, но у этого кулака было пять или шесть душ семьи, которые работали. День и ночь зарабатывали.

Помню как сейчас: осень, убирают капусту, верхние листья себе шинкуют, а кочаны — на базар! Ну и, соответственно, началась коллективизация, его выслали в Сибирь.

Николай Александрович — коммунист. Владелец партбилета с высоты своих 96 лет делает выводы.

— Собственно говоря, теперешним разумом я считаю, что есть ошибка советского руководства… Ведь что такое кулак? Крестьянин женился, старались больше детей сделать, работали — и вырастал в крепкого крестьянина. А мы этого крепкого крестьянина уничтожили. Вот это наша ошибка.

Когда отца отправили в лагеря, хозяином в семье стал юный подросток Николай Лашук.

Семья Лашуков. В центре — Александр Лашук, справа от него — сын Николай Александрович

— Надо было жить. Но перед самой войной нас уже врагами не считали, хотя всегда говорили: это сын заключенного.

Ветеран рассказывает, что отцу «сняли пять лет» благодаря подписям уважаемых людей. Сразу после лагеря ушел на фронт. Выжил, вернулся домой с войны раньше сына, умер в 1973-м.

Вызов третий. Начало войны

Дом Николая Лашука стоит рядом с центральной площадью, где с утра вовсю готовятся к концерту в честь 9 Мая. Это первый год, когда Николай Александрович туда не идет.

— Что-то я захандрил. Здоровье шалит.

У меня был приступ. Помню, что залез на койку, а дальше не помню ничего. И потом болела грудь, ребра.

Зато сегодня, чего много лет не было, Николай Лашук позвал друзей на застолье — в 14:00. Ждет этого момента Александрович с волнением, а все заботы на себя взяла соседка, которая режет на кухне салаты.

Ветерана не забывают: официальные лица из исполкома и других организаций поздравили заранее.

Утром 9 мая в квартиру к Лашуку заходит с цветами друг, бывший коллега и председатель местного совета ветеранов Николай Ладутько — он и сам пожилой. Желает товарищу дожить до 100 лет и отправляется на праздник.

На площади в Червене начинается памятный концерт, а ветеран Николай Лашук вспоминает, как начиналась война.

— Жили мы в Каменке, а школа находилась в деревне Емельяново. Мы, школьники старшего класса (седьмого. — Прим. Onlíner), по графику приходили в школу дежурить. Нас обязывали смотреть с вышки в сторону Минска. Смотреть, вдруг будет Минск гореть. В нашем возрасте мы не понимали почему. Думали, боятся просто пожара, мало ли.

22 июня, в воскресенье, школьники возвращались с учебы по большаку.

— В Каменке мы встретили немцев на мотоциклах. Это был первый десант, разведка. Смотрим: «Что такое?» Скоро вернулись крестьяне из Смолевич и говорят: война началась. А в понедельник, 23 июня, вереница людей из Минска шла к нам в Каменку…

Кругом — леса, там искали убежище.

Николай Лашук помнит советских солдат, сдавшихся в плен в первые дни. По свидетельству ветерана, в их деревне немцы солдат оставили в живых и разрешили уйти.

— Отбирали винтовку, доставали из нее затвор, выбрасывали в сторону и отпускали: иди домой!

Но куда солдатам деваться? И они шли «самабродам»: находили себе какой-то угол в Каменке.

Наших мужиков многих мобилизовали, и они ушли в сторону Москвы. Деревня осталась: подростки, женщины да девчата. Мне в 41-м было 16 лет. Жили я, мама, три брата и сестра. Нам дали надел, и мы занимались сельским хозяйством: сеяли картошку, зерно… — продолжает ветеран. — Так жили 1,5 года, боялись. Немцы ввели новый порядок, притом очень жесткий. Однажды новый председатель общины, Ясь, поехал на хорошем коне в Смолевичи. У него того коня отняли, но заплатили марки. Потом оказалось, что он эти марки в кассу деревни не сдал, присвоил. Приехали немцы: снимай штаны, и — 25 палок, отлупили. Ясь после этого с полгода еще пожил и помер.

Николай Лашук говорит: сдавшиеся в плен, но оставшиеся в живых солдаты подпольно стали организовывать сопротивление.

— Мы этих бывших солдат, оставленных у нас в деревне, называли приписники, потому что они были к нам приписаны. Они в лесу прятали затворы, винтовки. Собирали оружие для себя. А мы, дети, — для себя. Мне уже на 17 лет пошло, кое-что можно было соображать.

Теперешний ветеран вспоминает, когда случился перелом.

— В 43-м году нашу деревню окружили немцы. Дождались утра, собрали всех людей в свинарник, сарай обнесли соломой — и ждали своего руководства. И я в том сарае был, все были. Приехал их какой-то комиссар, долго что-то говорил, но факт в том, что отпустил людей. Но мы уже готовы были. Мы, пятеро ребят 25-го года рождения, прямо оттуда, не заходя домой, ушли в партизаны.

Вызов четвертый. В партизанах

— Я там был ездовой стрелок. Когда при подпольном райкоме организовался боевой отряд «Коммунар», я попросил, чтобы меня отпустили туда.

— Почему?

— Там дела делали, там воевали.

Не сразу, но со временем Николай Лашук в «Коммунар» попал, а потом и в легендарную бригаду «Дяди Коли».

Бывший партизан описывает лесной быт.

— Зимой в деревне где-то переночуешь. Но, по существу, — землянки, шалаши.

Вспоминает, как однажды уничтожили немецкий гарнизон, из которого забрали запасы продуктов.

— У нас-то довольствия как такового не было. А у них продукция была — конфисковали, отвезли в тыл. Но самое главное: где прятать? Особенно мучные изделия. Помог опыт стариков. Мешки с мукой бросали в воду: в озеро Палик, в речки Гайну, Дисну. Нет, не промокает: мука вот на столько за мешковину зацепится, — показывает пальцами отрезок в несколько сантиметров. — А внутри остается сухая. А так… Стреляли в лесу дичь, коптили.

Растет высокая трава в болоте — там такой белый корень. Вырываешь и ешь, сладковатый.

Сейчас Николаю Лашуку непросто отмерять шаги по комнате и по двору, а тогда вся жизнь была — в походе.

— День спишь, если не на задании, а ночью — в разведку пошел. С Палика по тропкам до Смолевич — где-то 60 километров. Мы их проходили примерно за ночь.

Окруженное болотами озеро Палик в Борисовском районе — известное партизанское место.

— Вы там бывали? Видели эти болота? Вот в том болоте я концы и отдавал, — говорит Лашук.

Отметка с той поры — на правой руке нет большого пальца. Тогда же партизана сильно ранило в плечо. Попали в окружение на острове среди трясины. За пару дней до этого контузило.

— Вы были так молоды. Кто вас учил воевать?

— Мы сами всему научились, — смеется. — Бери винтовку, стреляй. Если ты не убьешь немца — немец тебя убьет. Расчет один.

После ранений на озере Палик партизан Николай Лашук надолго попал в госпиталь.

— Потом уже был не строевой. Меня записали в вольнонаемные и отправили в Московскую область охранять артиллерийские склады.

— Как встретили День Победы?

На День Победы пришлась большая пьянка, — смеется. — Радовались!

В ожидании друзей, которые должны прийти к 14:00, ветеран Николай Лашук показывает нам свое подворье.

Жена ветерана умерла 13 лет назад, детей у пары не случилось.

— Вера Васильевна у меня была очень хорошая. Сравнять с кем-то нельзя. Жена много меня на место ставила. Скажем, при своих больших должностях, при своей работе я не спился. По поведению могла что-то подсказать. Конечно, горе со мной она имела, но умная была, уравновешенная.

В хозяйстве у ветерана — небольшой огород, пара теплиц. Есть курочки и петух. По весне вскапывать огород «приходили местные комсомольцы». С живностью помогает управиться соседка.

На вопрос про увлечения Николай Лашук вспоминает, что в молодости ему нравилась охота.

— И вы понимаете, что со мной сейчас? Уже то ли сознание, то ли нервы сдают… Жалко любой организм уничтожать. Сейчас даже если вижу, что курицу надо уничтожить, — я не могу… Это ж живое существо.

А что значило на войне убить человека? Не дай бог, не дай бог…

Вызов пятый. Работа и характер

Вернувшись домой после войны, партизан Лашук сначала работал всем кем можно. Его родительский дом, как мы писали выше, все-таки сожгли.

— Работал плотником, каменщиком, землекопом. Пришел на торфозавод на Усяж, прошусь землекопом. Мне говорят: «Зачем тебе землекопом? У тебя ж образование семь классов, а это не у каждого есть!» А потому что за земляные работы давалась карточка на 800 граммов хлеба ежедневно. 200 из них оставляешь себе, остальное — семье несешь.

Николай Лашук после войны параллельно с тяжелой работой окончил вечернюю школу, потом Институт механизации сельского хозяйства.

— И пошла губерния плясать, — смеется.

Немало был руководителем. Даже возглавлял колхоз «Звезда» в деревне Рудня Смолевичского района.

— Когда меня избрали председателем колхоза, я собрал 4—5 мужиков в возрасте — у кого красивый дом, двор ухоженный, то есть хозяев. Советовался. Вдруг пленум. Хрущев приходит к власти: «Запахать клевера!» А наш колхоз как раз на клевере жил: и на корма еще использовали, и на удобрение. И вот приезжаю с пленума, собираю мужиков, говорю: «Надо клевер запахать…» Ну, не запахал, — улыбается.

За «тяжелый характер» и «упрямство» Николая Лашука не раз снимали с работы. Это как будто его не расстраивает.

— Да, несколько раз снимали. Но не бросали. Подержат в стороне, подержат, а потом опять руководящую должность дадут.

В Червене Николай Лашук долгие годы был начальником ПМК-21. Эта организация строила многие здания и вообще создавала городскую инфраструктуру: «после войны ж тут не было ни канализации, ничего».

Среди книжек к боевым наградам и юбилейным медалям лежит документ к бронзовой медали ВДНХ СССР. Перебирая все это, Николай Лашук в который раз повторяет:

— Наградам я не придаю значения.

Самое главное, чтобы ты сам был чист. Чтобы ты сам был достоин себя.

Эпилог. Тост в 96 лет

Николай Александрович поглядывает на часы. Снова надевает парадное. Соседка все-таки уговаривает надеть галстук — так приличнее.

Поджидая друзей, ветеран привычно для своего поколения не раз сожалеет, что «развалили большую страну».

— Я родился при советской власти, воспитывался при советской власти… Ну а помирать — не получится, очень жаль, — говорит.

Смотрит на часы: 14:01.

— Не понял… И что они не идут? Должен быть Ладутько, который утром заходил. Отставной полковник Ведерко. Пенсионер Кириенко. Военком еще обещал, — перечисляет.

14:05. Тревожится.

Но гости начинают собираться.

Наконец довольный ветеран дрожащей рукой поднимает бокал:

— Дорогие товарищи! Наш светлый день, как мы могли, так и завоевывали. Мы завоевали спокойной жизни уже 77 лет. Пусть не повторится больше такого горя, такого несчастья. За наш белорусский советский народ!

https://people.onliner.by/opinions/2022/05/10/poslednie-vete...

Мы помним! Мы гордимся! Низкий поклон вам, ветераны!