Танки(Moments of tanks)
очень порадовал "сериальчик" короткометражек=) здорово придумано=) еще один про танкистов: http://seasonvar.ru/serial-7479-Istorii_tankistov.html
"Пусть это не патриотично, но я чувствую, что задницу русские нам обязательно надерут" Майкл Фогетти, капитан Корпуса Морской пе
Пару лет назад в американской газетке был опубликован интересный материал посвященный сорокалетию одной маленькой, но грязной войны которую вели США,Алжир, Эфиопия и Сомали. В этой войне нет правых, одни виноватые.
ИСПОВЕДЬ ЛЕЙТЕНАНТА МОРСКОЙ ПЕХОТЫ
Меня зовут Майкл Фогетти, я капитан Корпуса Морской пехоты США в отставке. Недавно я увидел в журнале, фотографию русского памятника из Трептов-парка в Берлине и вспомнил один из эпизодов своей службы. Мой взвод после выполнения специальной операции, получил приказ ждать эвакуации в заданной точке, но в точку эту попасть мы так и не смогли.
В районе Золотого рога как всегда было жарко во всех смыслах этого слова. Местным жителям явно было мало одной революции. Им надо было их минимум три, пару гражданских войн и в придачу один религиозный конфликт. Мы выполнили задание и теперь спешили в точку рандеву с катером, на котором и должны были прибыть к месту эвакуации.
Но нас поджидал сюрприз. На окраине небольшого приморского городка нас встретили суетливо толкущиеся группки вооруженных людей. Они косились на нас, но не трогали, ибо колонна из пяти джипов, ощетинившаяся стволами М-16 и М-60, вызывала уважение. Вдоль улицы периодически попадались легковые автомобили со следами обстрела и явного разграбления, но именно эти объекты и вызывали основной интерес пейзан, причем вооруженные мародеры имели явный приоритет перед невооруженными.
Когда мы заметили у стен домов несколько трупов явных европейцев, я приказал быть наготове, но без приказа огонь не открывать. В эту минуту из узкого переулка выбежала белая женщина с девочкой на руках, за ней с хохотом следовало трое местных нигеров (извините, афро-африканцев). Нам стало не до политкорректности. Женщину с ребенком мгновенно втянули в джип, а на ее преследователей цыкнули и недвусмысленно погрозили стволом пулемета, но опьянение безнаказанностью и пролитой кровью сыграло с мерзавцами плохую шутку. Один из них поднял свою G-3 и явно приготовился в нас стрелять, Marine Колоун автоматически нажал на гашетку пулемета и дальше мы уже мчались под все усиливающуюся стрельбу. Хорошо еще, что эти уроды не умели метко стрелять. Мы взлетели на холм, на котором собственно и располагался город, и увидели внизу панораму порта, самым ярким фрагментом которой был пылающий у причала пароход.
В порту скопилось больше тысячи европейских гражданских специалистов и членов их семей. Учитывая то, что в прилегающей области объявили независимость и заодно джихад, все они жаждали скорейшей эвакуации. Как было уже сказано выше, корабль, на котором должны были эвакуировать беженцев, весело пылал на рейде, на окраинах города сосредотачивались толпы инсургентов, а из дружественных сил был только мой взвод с шестью пулеметами и скисшей рацией (уоки-токи не в счет).
У нас было плавсредство, готовое к походу и прекрасно замаскированный катер, но туда могли поместиться только мы. Бросить на произвол судьбы женщин и детей мы не имели права. Я обрисовал парням ситуацию и сказал, что остаюсь здесь и не в праве приказывать кому — либо из них оставаться со мной, и что приказ о нашей эвакуации в силе и катер на ходу.
Но к чести моих ребят, остались все. Я подсчитал наличные силы… двадцать девять марин, включая меня, семь демобилизованных французских легионеров и 11 матросов с затонувшего парохода, две дюжины добровольцев из гражданского контингента. Порт во времена Второй мировой войны был перевалочной базой и несколько десятков каменных пакгаузов, окруженных солидной стеной с башенками и прочими архитектурными излишествами прошлого века, будто сошедшие со страниц Киплинга и Буссенара, выглядели вполне солидно и пригодно для обороны.
Вот этот комплекс и послужили нам новым фортом Аламо. Плюс в этих пакгаузах были размещены склады с ООНовской гуманитарной помощью, там же были старые казармы, в которых работали и водопровод и канализация, конечно туалетов было маловато на такое количество людей, не говоря уже о душе, но лучше это, чем ничего. Кстати, половина одного из пакгаузов была забита ящиками с неплохим виски. Видимо кто — то из чиновников ООН делал тут свой небольшой гешефт. То есть вся ситуация, помимо военной, была нормальная, а военная ситуация была следующая…
Больше трех тысяч инсургентов, состоящих из революционной гвардии, иррегулярных формирований и просто сброда, хотевшего пограбить вооруженных, на наше счастье только легким оружием от маузеров 98 и Штурмгеверов до автоматов Калашникова и Стенов, периодически атаковали наш периметр. У местных были три старых французских пушки, из которых они умудрились потопить несчастный пароход, но легионеры смогли захватить батарею и взорвать орудия и боекомплект.
Мы могли на данный момент им противопоставить: 23 винтовки М-16, 6 пулеметов М-60, 30 китайских автоматов Калашникова и пять жутких русских пулеметов китайского же производства, с патронами пятидесятого калибра. Они в главную очередь и помогали нам удержать противника на должном расстоянии, но патроны к ним кончались прямо- таки с ужасающей скоростью.
Французы сказали, что через 10 — 12 часов подойдет еще один пароход и даже в сопровождении сторожевика, но эти часы надо было еще продержаться. А у осаждающих был один большой стимул в виде складов с гуманитарной помощью и сотен белых женщин. Все виды этих товаров здесь весьма ценились. Если они додумаются атаковать одновременно и с Юга, и с Запада, и с Севера, то одну атаку мы точно отобьем, а вот на вторую уже может не хватить боеприпасов. Рация наша схлопотала пулю, когда мы еще только подъезжали к порту, а уоки-токи били практически только на несколько километров. Я посадил на старый маяк вместе со снайпером мастер — сержанта Смити — нашего радио-бога. Он там что — то смудрил из двух раций, но особого толку с этого пока не было.
У противника не было снайперов и это меня очень радовало. Город находился выше порта, и с крыш некоторых зданий, территория, занимаемая нами, была как на ладони, но планировка города работала и в нашу пользу. Пять прямых улиц спускались аккурат к обороняемой нами стене и легко простреливались с башенок, бельведеров и эркеров… И вот началась очередная атака. Она была с двух противоположных направлений и была достаточно массированной.
Предыдущие неудачи кое-чему научили инсургентов, и они держали под плотным огнем наши пулеметные точки. За пять минут было ранено трое пулеметчиков, еще один убит. В эту минуту противник нанес удар по центральным воротам комплекса: они попытались выбить ворота грузовиком. Это им почти удалось. Одна створка была частично выбита, во двор хлынули десятки вооруженных фигур. Последний резерв обороны — отделение капрала Вестхаймера — отбило атаку, но потеряло троих человек ранеными, в том числе одного тяжело. Стало понятно, что следующая атака может быть для нас последней, у нас было еще двое ворот, а тяжелых грузовиков в городе хватало. Нам повезло, что подошло время намаза и мы, пользуясь передышкой и мобилизовав максимальное количество гражданских, стали баррикадировать ворота всеми подручными средствами.
Внезапно на мою рацию поступил вызов от Смити:
- “Сэр. У меня какой — то непонятный вызов и вроде от русских. Требуют старшего. Позволите переключить на вас?”
- “А почему ты решил, что это Русские?”
- “Они сказали, что нас вызывает солнечная Сибирь, а Сибирь, она вроде бы в России…”
- ” Валяй, ” — сказал я и услышал в наушнике английскую речь с легким, но явно русским акцентом…
- ” Могу я узнать, что делает United States Marine Corps на вверенной мне территории ?” — последовал вопрос.
- “Здесь Marine First Lieutenant* Майкл Фогетти. С кем имею честь? ” — в свою очередь поинтересовался я.
-” Ты имеешь честь общаться, лейтенант, с тем, у кого, единственного в этой части Африки, есть танки, которые могут радикально изменить обстановку. А зовут меня Tankist”.
Терять мне было нечего. Я обрисовал всю ситуацию, обойдя, конечно, вопрос о нашей боевой “мощи”. Русский в ответ поинтересовался, а не является ли, мол, мой минорный доклад, просьбой о помощи. Учитывая, что стрельба вокруг периметра поднялась с новой силой, и это явно была массированная атака осаждающих, я вспомнил старину Уинстона, сказавшего как — то, ” что если бы Гитлер вторгся в ад, то он, Черчилль, заключил бы союз против него с самим дьяволом…”, и ответил русскому утвердительно. На что последовала следующая тирада:
- ” Отметьте позиции противника красными ракетами и ждите. Когда в зоне вашей видимости появятся танки, это и будем мы. Но предупреждаю: если последует хотя бы один выстрел по моим танкам, все то, что с вами хотят сделать местные пейзане, покажется вам нирваной по сравнению с тем, что сделаю с вами я”.
Когда я попросил уточнить, когда именно они подойдут в зону прямой видимости, русский офицер поинтересовался не из Техаса ли я, а получив отрицательный ответ, выразил уверенность, что я знаю что Африка больше Техаса и нисколько на это не обижаюсь.
Я приказал отметить красными ракетами скопления боевиков противника, не высовываться и не стрелять по танкам, в случае ежели они появятся. И тут грянуло. Бил как минимум десяток стволов, калибром не меньше 100 миллиметров. Часть инсургентов кинулась спасаться от взрывов в нашу сторону, и мы их встретили, уже не экономя последние магазины и ленты. А в просветах между домами, на всех улицах одновременно появились силуэты танков Т-54, облепленных десантом.
Боевые машины неслись как огненные колесницы. Огонь вели и турельные пулеметы, и десантники. Совсем недавно, казавшееся грозным, воинство осаждающих рассеялось как дым. Десантники спрыгнули с брони, и рассыпавшись вокруг танков, стали зачищать близлежащие дома. По всему фронту их наступления, раздавались короткие автоматные очереди и глухие взрывы гранат в помещениях. С крыши одного из домов внезапно ударила очередь, три танка немедленно довернули башни в сторону последнего прибежища, полоумного героя джихада и строенный залп, немедленно перешедший в строенный взрыв, лишил город одного из архитектурных излишеств
ИСПОВЕДЬ ЛЕЙТЕНАНТА МОРСКОЙ ПЕХОТЫ
Меня зовут Майкл Фогетти, я капитан Корпуса Морской пехоты США в отставке. Недавно я увидел в журнале, фотографию русского памятника из Трептов-парка в Берлине и вспомнил один из эпизодов своей службы. Мой взвод после выполнения специальной операции, получил приказ ждать эвакуации в заданной точке, но в точку эту попасть мы так и не смогли.
В районе Золотого рога как всегда было жарко во всех смыслах этого слова. Местным жителям явно было мало одной революции. Им надо было их минимум три, пару гражданских войн и в придачу один религиозный конфликт. Мы выполнили задание и теперь спешили в точку рандеву с катером, на котором и должны были прибыть к месту эвакуации.
Но нас поджидал сюрприз. На окраине небольшого приморского городка нас встретили суетливо толкущиеся группки вооруженных людей. Они косились на нас, но не трогали, ибо колонна из пяти джипов, ощетинившаяся стволами М-16 и М-60, вызывала уважение. Вдоль улицы периодически попадались легковые автомобили со следами обстрела и явного разграбления, но именно эти объекты и вызывали основной интерес пейзан, причем вооруженные мародеры имели явный приоритет перед невооруженными.
Когда мы заметили у стен домов несколько трупов явных европейцев, я приказал быть наготове, но без приказа огонь не открывать. В эту минуту из узкого переулка выбежала белая женщина с девочкой на руках, за ней с хохотом следовало трое местных нигеров (извините, афро-африканцев). Нам стало не до политкорректности. Женщину с ребенком мгновенно втянули в джип, а на ее преследователей цыкнули и недвусмысленно погрозили стволом пулемета, но опьянение безнаказанностью и пролитой кровью сыграло с мерзавцами плохую шутку. Один из них поднял свою G-3 и явно приготовился в нас стрелять, Marine Колоун автоматически нажал на гашетку пулемета и дальше мы уже мчались под все усиливающуюся стрельбу. Хорошо еще, что эти уроды не умели метко стрелять. Мы взлетели на холм, на котором собственно и располагался город, и увидели внизу панораму порта, самым ярким фрагментом которой был пылающий у причала пароход.
В порту скопилось больше тысячи европейских гражданских специалистов и членов их семей. Учитывая то, что в прилегающей области объявили независимость и заодно джихад, все они жаждали скорейшей эвакуации. Как было уже сказано выше, корабль, на котором должны были эвакуировать беженцев, весело пылал на рейде, на окраинах города сосредотачивались толпы инсургентов, а из дружественных сил был только мой взвод с шестью пулеметами и скисшей рацией (уоки-токи не в счет).
У нас было плавсредство, готовое к походу и прекрасно замаскированный катер, но туда могли поместиться только мы. Бросить на произвол судьбы женщин и детей мы не имели права. Я обрисовал парням ситуацию и сказал, что остаюсь здесь и не в праве приказывать кому — либо из них оставаться со мной, и что приказ о нашей эвакуации в силе и катер на ходу.
Но к чести моих ребят, остались все. Я подсчитал наличные силы… двадцать девять марин, включая меня, семь демобилизованных французских легионеров и 11 матросов с затонувшего парохода, две дюжины добровольцев из гражданского контингента. Порт во времена Второй мировой войны был перевалочной базой и несколько десятков каменных пакгаузов, окруженных солидной стеной с башенками и прочими архитектурными излишествами прошлого века, будто сошедшие со страниц Киплинга и Буссенара, выглядели вполне солидно и пригодно для обороны.
Вот этот комплекс и послужили нам новым фортом Аламо. Плюс в этих пакгаузах были размещены склады с ООНовской гуманитарной помощью, там же были старые казармы, в которых работали и водопровод и канализация, конечно туалетов было маловато на такое количество людей, не говоря уже о душе, но лучше это, чем ничего. Кстати, половина одного из пакгаузов была забита ящиками с неплохим виски. Видимо кто — то из чиновников ООН делал тут свой небольшой гешефт. То есть вся ситуация, помимо военной, была нормальная, а военная ситуация была следующая…
Больше трех тысяч инсургентов, состоящих из революционной гвардии, иррегулярных формирований и просто сброда, хотевшего пограбить вооруженных, на наше счастье только легким оружием от маузеров 98 и Штурмгеверов до автоматов Калашникова и Стенов, периодически атаковали наш периметр. У местных были три старых французских пушки, из которых они умудрились потопить несчастный пароход, но легионеры смогли захватить батарею и взорвать орудия и боекомплект.
Мы могли на данный момент им противопоставить: 23 винтовки М-16, 6 пулеметов М-60, 30 китайских автоматов Калашникова и пять жутких русских пулеметов китайского же производства, с патронами пятидесятого калибра. Они в главную очередь и помогали нам удержать противника на должном расстоянии, но патроны к ним кончались прямо- таки с ужасающей скоростью.
Французы сказали, что через 10 — 12 часов подойдет еще один пароход и даже в сопровождении сторожевика, но эти часы надо было еще продержаться. А у осаждающих был один большой стимул в виде складов с гуманитарной помощью и сотен белых женщин. Все виды этих товаров здесь весьма ценились. Если они додумаются атаковать одновременно и с Юга, и с Запада, и с Севера, то одну атаку мы точно отобьем, а вот на вторую уже может не хватить боеприпасов. Рация наша схлопотала пулю, когда мы еще только подъезжали к порту, а уоки-токи били практически только на несколько километров. Я посадил на старый маяк вместе со снайпером мастер — сержанта Смити — нашего радио-бога. Он там что — то смудрил из двух раций, но особого толку с этого пока не было.
У противника не было снайперов и это меня очень радовало. Город находился выше порта, и с крыш некоторых зданий, территория, занимаемая нами, была как на ладони, но планировка города работала и в нашу пользу. Пять прямых улиц спускались аккурат к обороняемой нами стене и легко простреливались с башенок, бельведеров и эркеров… И вот началась очередная атака. Она была с двух противоположных направлений и была достаточно массированной.
Предыдущие неудачи кое-чему научили инсургентов, и они держали под плотным огнем наши пулеметные точки. За пять минут было ранено трое пулеметчиков, еще один убит. В эту минуту противник нанес удар по центральным воротам комплекса: они попытались выбить ворота грузовиком. Это им почти удалось. Одна створка была частично выбита, во двор хлынули десятки вооруженных фигур. Последний резерв обороны — отделение капрала Вестхаймера — отбило атаку, но потеряло троих человек ранеными, в том числе одного тяжело. Стало понятно, что следующая атака может быть для нас последней, у нас было еще двое ворот, а тяжелых грузовиков в городе хватало. Нам повезло, что подошло время намаза и мы, пользуясь передышкой и мобилизовав максимальное количество гражданских, стали баррикадировать ворота всеми подручными средствами.
Внезапно на мою рацию поступил вызов от Смити:
- “Сэр. У меня какой — то непонятный вызов и вроде от русских. Требуют старшего. Позволите переключить на вас?”
- “А почему ты решил, что это Русские?”
- “Они сказали, что нас вызывает солнечная Сибирь, а Сибирь, она вроде бы в России…”
- ” Валяй, ” — сказал я и услышал в наушнике английскую речь с легким, но явно русским акцентом…
- ” Могу я узнать, что делает United States Marine Corps на вверенной мне территории ?” — последовал вопрос.
- “Здесь Marine First Lieutenant* Майкл Фогетти. С кем имею честь? ” — в свою очередь поинтересовался я.
-” Ты имеешь честь общаться, лейтенант, с тем, у кого, единственного в этой части Африки, есть танки, которые могут радикально изменить обстановку. А зовут меня Tankist”.
Терять мне было нечего. Я обрисовал всю ситуацию, обойдя, конечно, вопрос о нашей боевой “мощи”. Русский в ответ поинтересовался, а не является ли, мол, мой минорный доклад, просьбой о помощи. Учитывая, что стрельба вокруг периметра поднялась с новой силой, и это явно была массированная атака осаждающих, я вспомнил старину Уинстона, сказавшего как — то, ” что если бы Гитлер вторгся в ад, то он, Черчилль, заключил бы союз против него с самим дьяволом…”, и ответил русскому утвердительно. На что последовала следующая тирада:
- ” Отметьте позиции противника красными ракетами и ждите. Когда в зоне вашей видимости появятся танки, это и будем мы. Но предупреждаю: если последует хотя бы один выстрел по моим танкам, все то, что с вами хотят сделать местные пейзане, покажется вам нирваной по сравнению с тем, что сделаю с вами я”.
Когда я попросил уточнить, когда именно они подойдут в зону прямой видимости, русский офицер поинтересовался не из Техаса ли я, а получив отрицательный ответ, выразил уверенность, что я знаю что Африка больше Техаса и нисколько на это не обижаюсь.
Я приказал отметить красными ракетами скопления боевиков противника, не высовываться и не стрелять по танкам, в случае ежели они появятся. И тут грянуло. Бил как минимум десяток стволов, калибром не меньше 100 миллиметров. Часть инсургентов кинулась спасаться от взрывов в нашу сторону, и мы их встретили, уже не экономя последние магазины и ленты. А в просветах между домами, на всех улицах одновременно появились силуэты танков Т-54, облепленных десантом.
Боевые машины неслись как огненные колесницы. Огонь вели и турельные пулеметы, и десантники. Совсем недавно, казавшееся грозным, воинство осаждающих рассеялось как дым. Десантники спрыгнули с брони, и рассыпавшись вокруг танков, стали зачищать близлежащие дома. По всему фронту их наступления, раздавались короткие автоматные очереди и глухие взрывы гранат в помещениях. С крыши одного из домов внезапно ударила очередь, три танка немедленно довернули башни в сторону последнего прибежища, полоумного героя джихада и строенный залп, немедленно перешедший в строенный взрыв, лишил город одного из архитектурных излишеств
Легендарный бой Зиновия Колобанова (длиннотекст)
18 августа 1941 г. мне, старшему лейтенанту Колобанову в 3 ч. был дан боевой приказ: "С пятью танками КВ встать в засаду, оседлать 3 шоссейных дороги, любой ценой не допустить движение танков [противника], стоять насмерть!"
Танки встали по фронту 5-7 км, закрыли три важные шоссейные дороги, идущие к Гатчине. Всю ночь экипажи готовили огневые позиции: отрыли капониры, основной и запасной, подготовили боеприпасы, оружие, наметили ориентиры, измерили дистанции, замаскировали танки; связь с остальными танками была только по радио, наш танк (мой) стоял один на перекрестке двух шоссейных дорог у совхоза Войсковицы. 2 танка стояли на шоссе Луга - Гатчина со старшим лейтенантом т. Дегтярь. 2 других прикрыли две проселочные (лесные дороги) со старшим [группы] мл. лейтенантом Евдокименко.
Утром до восхода солнца я осмотрел лежащую впереди местность. Шоссейная дорога была насыпная, слева и справа от нее - непроходимые для танков болота. Шоссе шло далеко с запада с высоты вниз к перекрестку, до перекрестка было 300 метров, совхоз оставался от стоящего в засаде танка немного сзади, слева. Утром я получил радиограмму от 4-х танков, что они к бою готовы; я в ответ повторил одной фразой слова "стоять насмерть!". На что они ответили: "Есть стоять насмерть!"
Утром в 9 и 10 часов в воздухе появились немецкие самолеты-разведчики Ю-88, которые усиленно кружили над танками, охраняющими и стоящими насмерть у шоссейных дорог, они снижались очень низко; велико было желание экипажей дать очередь с крупнокалиберного пулемета по этому хищнику, но этого делать было невозможно, мы могли сорвать этим наши планы и могли не выполнить боевое задание.
В 12 ч. 30 мин. командир орудия сержант т. Усов доложил, что по дороге с запада в секторе наблюдения замечена пыль и движение 3-х мотоциклистов с колясками. Вот они показались на горизонте высоты (шоссе), ехали медленно, скачками 50-100 м, обильно ведя пулеметный огонь по кюветам и кустарникам, прилегающему шоссе слева и справа и по дороге вперед по шоссе (видимо, боялись минированной дороги и засады в кустах). Вот они подошли к перекрестку, долго вели огонь из пулеметов и на скоростях прошли мимо стоящего танка в засаде - какое было желание уничтожить этих незваных гостей (но опять было невозможно и преждевременно). Командир орудия т. Усов явно стал нервничать и терять выдержку, я вынужден был показать ему пистолет, он меня прекрасно понял и успокоился.
Экипаж танка ждал более крупного хищника, который был где-то недалеко, об этом напоминали самолеты, которые кружили над дорогой и атаки танков на участках ст. лейтенанта т. Дегтярь и мл. лейтенанта т. Евдокименко, которые доложили по радио, что отразили по 4 атаки и уничтожили один 8 танков, а другой 6 [танков] и много другой техники и живой силы. Я в ответной радиограмме поздравлял их и напомнил выдержку из приказа - "стоять насмерть"; они ответили: "Есть стоять насмерть".
Но вот и нам долго ждать не пришлось - с высоты по шоссе вниз к перекрестку сползали танки; они медленно шли один за другим, лязгая гусеницами, их мы насчитали 22 (малые Т-3 и средние - М-4) (так в тексте - М.С.), сзади за танками шли бронетранспортеры (и это может быть правдой, т.к. именно в 1-й танковой дивизии вермахта на БТР было посажено два батальона мотопехоты; в 10-й тд один батальон, в других дивизиях - по одной роте или вовсе ни одного БТР - М.С.). Я ждал, когда вся колонна втянется, мой план был очень прост по замыслу - используя непроходимые для танков болота слева и справа плюс высокая насыпная дорога, бить по головным танкам, чтобы они загородили дорогу [для] движения вперед, потом перенести огонь на хвост колонны, зажечь танки и загородить, отрезать путь отхода колонны назад.
Вот колонна вся вошла на дорогу, а передние танки близко от перекрестка, я приказал: "Зарядить орудие бронебойным-зажигательным, целиться ниже белого креста на борту танка, огонь только по моей команде". Напряжение дошло до предела (нервы), механик-водитель не выдержал, застонал от нервных переживаний. Вот и танк взошел на перекресток - люки открыты, гитлеровцы сидят спокойно и смотрят нахально, уверенно; у них расстегнуты воротники, оголены руки до локтей, один что-то жует, другой смотрит в бинокль. Я снял предохранитель со спуска и громко дал команду "Огонь по гадам!"
Раздался выстрел, снаряд угодил в броню ниже креста, танк закачался, дрожал всем корпусом, окутанный дымом и огнем от взрыва, отполз еще несколько метров и встал поперек шоссе, загородив движение. Немедленно прогремел другой выстрел, и второй танк горой вплотную подошел к первому. Я приказал перенести огонь на танки, находящиеся в хвосте колонны, прогремело еще 6 выстрелов, и костер огня забушевал в хвосте колонны (так было подбито и горело 3 танка).
Немцы как в исступлении какое-то время молчали, танки сзади видимо спешили вперед, тем более колонна была лишена какого бы то ни было маневра. Передние пытались обойти горевшие танки, лезли на них, но мы их били прямо в упор - вот в голове [колонны] уже горят 5 танков. Немцы открыли бешенный огонь по высоте, зажгли стога сена, а наше орудие с каждым новым выстрелом увеличивало число горевших танков. Вот экипажи бросились бежать по кювету, но их косила очередь наших пулеметов - к 15 часам все 22 танка горели и рвались от собственных боеприпасов.
Экипаж утомленный, но упоенный победой, ликовал. Я доложил по радио, что нами уничтожена колонна танков 22 [единицы], к нам примерно через 30-40 минут пришел танк, на котором был оперуполномоченный и начальник оперативного отдела, с ними был кино-корреспондент. Они искренне поблагодарили экипаж и засняли на кинопленку горевшие танки; попрощавшись с экипажем, уехали, обещав нам доставить боеприпасы, так как у нас осталось всего боеприпасов (снарядов) только 28, а 97 [штук] мы выпустили по танкам.
Теперь колонна [немецких танков] представляла общий большой и длинный костер; горевшие танки периодически рвались, и тогда вверх летели большие куски брони и убитые члены экипажей. Экипаж сидел каждый на своем месте и внимательно следил за местностью. И снова закружил самолет (корректировщик), а вот раздался артиллерийским залп орудий где-то слева, и снаряды со страшным воем и скрежетом приближались к танку, и вот вздрогнула земля, танк наш зашатался, все кругом заволокло дымом и пылью. Так 30 минут мы находились под губительным огнем тяжелых орудий. Экипаж весь смотрел на меня, ждали, видимо, моих решений, и я дал [команду] усилить наблюдение, зная, что после этого огня они снова пойдут в атаку.
И как только кончился обстрел, из леса слева, с противоположной стороны совхоза Войсковицы появились танки; они быстро шли к совхозу, их мы насчитали 38 [штук]. Укрывшись за посадкой деревьев, немцы выслали разведку, которая обнаружила наш танк, и, видимо, решили уничтожить танк орудиями ПТА (противотанковой артиллерии). На перекресток быстро выкатили орудие, но выстрелить не успели, мы их подняли вверх; так немцы три раза выкатывали орудие, а мы их уничтожали. Видимо, это их не устраивало, и они решили окружить наш танк и расстрелять или захватить нас и танк. Танки немцев вышли из укрытий (обсадка совхоза) и полукольцом стали окружать наш танк, но не приближаясь близко - видимо, знали хорошо силу нашей пушки Л-17 (так в тексте, должно быть Л-11, что говорит о том, что танк был самых первых заводских серий - М.С.) и брони, которую не брали их пушки.
Я доложил обстановку, и мне приказали выйти из окружения не новый рубеж. В это время к танку подполз пехотинец и сказал, что в кустах 8 человек раненых во главе с мл. лейтенантом. Я дал команду поднести раненых к танку. Эту операцию под обстрелом танков [противника] блестяще сделал механик-водитель старшина сверхсрочник Никифоров и рядовой Роденков (они ползком, с большим риском для жизни перетащили всех 8 человек, погрузили на танк, и танк загруженный ранеными, на скорости, с огнем из орудия и пулеметов, пошел на таран немецкого танка, который стоял на дороге к выходу из окружения немецких танков. Немец не выдержал нашего варианта и свернул в кусты, а мы вышли из окружения, сдали раненых, пополнились боеприпасами и снова пошли в бой.
В этом бою 5-ю танками КВ было уничтожено: танков - 43, бронетранспортеров - 11, колесных [машин] - 9, орудий разных - 19 и много убито живой силы. Наш танк в этом бою уничтожил: танков - 22, бронетранспортеров - 4, колесных - 3, ПТ0 - 3, мотоциклов - 2. Танк получил 147 вмятин и прямых попаданий.
Вот что я мог сообщить. С приветом к Вам.
подпись [ З.Г. Колобанов ]
Танки встали по фронту 5-7 км, закрыли три важные шоссейные дороги, идущие к Гатчине. Всю ночь экипажи готовили огневые позиции: отрыли капониры, основной и запасной, подготовили боеприпасы, оружие, наметили ориентиры, измерили дистанции, замаскировали танки; связь с остальными танками была только по радио, наш танк (мой) стоял один на перекрестке двух шоссейных дорог у совхоза Войсковицы. 2 танка стояли на шоссе Луга - Гатчина со старшим лейтенантом т. Дегтярь. 2 других прикрыли две проселочные (лесные дороги) со старшим [группы] мл. лейтенантом Евдокименко.
Утром до восхода солнца я осмотрел лежащую впереди местность. Шоссейная дорога была насыпная, слева и справа от нее - непроходимые для танков болота. Шоссе шло далеко с запада с высоты вниз к перекрестку, до перекрестка было 300 метров, совхоз оставался от стоящего в засаде танка немного сзади, слева. Утром я получил радиограмму от 4-х танков, что они к бою готовы; я в ответ повторил одной фразой слова "стоять насмерть!". На что они ответили: "Есть стоять насмерть!"
Утром в 9 и 10 часов в воздухе появились немецкие самолеты-разведчики Ю-88, которые усиленно кружили над танками, охраняющими и стоящими насмерть у шоссейных дорог, они снижались очень низко; велико было желание экипажей дать очередь с крупнокалиберного пулемета по этому хищнику, но этого делать было невозможно, мы могли сорвать этим наши планы и могли не выполнить боевое задание.
В 12 ч. 30 мин. командир орудия сержант т. Усов доложил, что по дороге с запада в секторе наблюдения замечена пыль и движение 3-х мотоциклистов с колясками. Вот они показались на горизонте высоты (шоссе), ехали медленно, скачками 50-100 м, обильно ведя пулеметный огонь по кюветам и кустарникам, прилегающему шоссе слева и справа и по дороге вперед по шоссе (видимо, боялись минированной дороги и засады в кустах). Вот они подошли к перекрестку, долго вели огонь из пулеметов и на скоростях прошли мимо стоящего танка в засаде - какое было желание уничтожить этих незваных гостей (но опять было невозможно и преждевременно). Командир орудия т. Усов явно стал нервничать и терять выдержку, я вынужден был показать ему пистолет, он меня прекрасно понял и успокоился.
Экипаж танка ждал более крупного хищника, который был где-то недалеко, об этом напоминали самолеты, которые кружили над дорогой и атаки танков на участках ст. лейтенанта т. Дегтярь и мл. лейтенанта т. Евдокименко, которые доложили по радио, что отразили по 4 атаки и уничтожили один 8 танков, а другой 6 [танков] и много другой техники и живой силы. Я в ответной радиограмме поздравлял их и напомнил выдержку из приказа - "стоять насмерть"; они ответили: "Есть стоять насмерть".
Но вот и нам долго ждать не пришлось - с высоты по шоссе вниз к перекрестку сползали танки; они медленно шли один за другим, лязгая гусеницами, их мы насчитали 22 (малые Т-3 и средние - М-4) (так в тексте - М.С.), сзади за танками шли бронетранспортеры (и это может быть правдой, т.к. именно в 1-й танковой дивизии вермахта на БТР было посажено два батальона мотопехоты; в 10-й тд один батальон, в других дивизиях - по одной роте или вовсе ни одного БТР - М.С.). Я ждал, когда вся колонна втянется, мой план был очень прост по замыслу - используя непроходимые для танков болота слева и справа плюс высокая насыпная дорога, бить по головным танкам, чтобы они загородили дорогу [для] движения вперед, потом перенести огонь на хвост колонны, зажечь танки и загородить, отрезать путь отхода колонны назад.
Вот колонна вся вошла на дорогу, а передние танки близко от перекрестка, я приказал: "Зарядить орудие бронебойным-зажигательным, целиться ниже белого креста на борту танка, огонь только по моей команде". Напряжение дошло до предела (нервы), механик-водитель не выдержал, застонал от нервных переживаний. Вот и танк взошел на перекресток - люки открыты, гитлеровцы сидят спокойно и смотрят нахально, уверенно; у них расстегнуты воротники, оголены руки до локтей, один что-то жует, другой смотрит в бинокль. Я снял предохранитель со спуска и громко дал команду "Огонь по гадам!"
Раздался выстрел, снаряд угодил в броню ниже креста, танк закачался, дрожал всем корпусом, окутанный дымом и огнем от взрыва, отполз еще несколько метров и встал поперек шоссе, загородив движение. Немедленно прогремел другой выстрел, и второй танк горой вплотную подошел к первому. Я приказал перенести огонь на танки, находящиеся в хвосте колонны, прогремело еще 6 выстрелов, и костер огня забушевал в хвосте колонны (так было подбито и горело 3 танка).
Немцы как в исступлении какое-то время молчали, танки сзади видимо спешили вперед, тем более колонна была лишена какого бы то ни было маневра. Передние пытались обойти горевшие танки, лезли на них, но мы их били прямо в упор - вот в голове [колонны] уже горят 5 танков. Немцы открыли бешенный огонь по высоте, зажгли стога сена, а наше орудие с каждым новым выстрелом увеличивало число горевших танков. Вот экипажи бросились бежать по кювету, но их косила очередь наших пулеметов - к 15 часам все 22 танка горели и рвались от собственных боеприпасов.
Экипаж утомленный, но упоенный победой, ликовал. Я доложил по радио, что нами уничтожена колонна танков 22 [единицы], к нам примерно через 30-40 минут пришел танк, на котором был оперуполномоченный и начальник оперативного отдела, с ними был кино-корреспондент. Они искренне поблагодарили экипаж и засняли на кинопленку горевшие танки; попрощавшись с экипажем, уехали, обещав нам доставить боеприпасы, так как у нас осталось всего боеприпасов (снарядов) только 28, а 97 [штук] мы выпустили по танкам.
Теперь колонна [немецких танков] представляла общий большой и длинный костер; горевшие танки периодически рвались, и тогда вверх летели большие куски брони и убитые члены экипажей. Экипаж сидел каждый на своем месте и внимательно следил за местностью. И снова закружил самолет (корректировщик), а вот раздался артиллерийским залп орудий где-то слева, и снаряды со страшным воем и скрежетом приближались к танку, и вот вздрогнула земля, танк наш зашатался, все кругом заволокло дымом и пылью. Так 30 минут мы находились под губительным огнем тяжелых орудий. Экипаж весь смотрел на меня, ждали, видимо, моих решений, и я дал [команду] усилить наблюдение, зная, что после этого огня они снова пойдут в атаку.
И как только кончился обстрел, из леса слева, с противоположной стороны совхоза Войсковицы появились танки; они быстро шли к совхозу, их мы насчитали 38 [штук]. Укрывшись за посадкой деревьев, немцы выслали разведку, которая обнаружила наш танк, и, видимо, решили уничтожить танк орудиями ПТА (противотанковой артиллерии). На перекресток быстро выкатили орудие, но выстрелить не успели, мы их подняли вверх; так немцы три раза выкатывали орудие, а мы их уничтожали. Видимо, это их не устраивало, и они решили окружить наш танк и расстрелять или захватить нас и танк. Танки немцев вышли из укрытий (обсадка совхоза) и полукольцом стали окружать наш танк, но не приближаясь близко - видимо, знали хорошо силу нашей пушки Л-17 (так в тексте, должно быть Л-11, что говорит о том, что танк был самых первых заводских серий - М.С.) и брони, которую не брали их пушки.
Я доложил обстановку, и мне приказали выйти из окружения не новый рубеж. В это время к танку подполз пехотинец и сказал, что в кустах 8 человек раненых во главе с мл. лейтенантом. Я дал команду поднести раненых к танку. Эту операцию под обстрелом танков [противника] блестяще сделал механик-водитель старшина сверхсрочник Никифоров и рядовой Роденков (они ползком, с большим риском для жизни перетащили всех 8 человек, погрузили на танк, и танк загруженный ранеными, на скорости, с огнем из орудия и пулеметов, пошел на таран немецкого танка, который стоял на дороге к выходу из окружения немецких танков. Немец не выдержал нашего варианта и свернул в кусты, а мы вышли из окружения, сдали раненых, пополнились боеприпасами и снова пошли в бой.
В этом бою 5-ю танками КВ было уничтожено: танков - 43, бронетранспортеров - 11, колесных [машин] - 9, орудий разных - 19 и много убито живой силы. Наш танк в этом бою уничтожил: танков - 22, бронетранспортеров - 4, колесных - 3, ПТ0 - 3, мотоциклов - 2. Танк получил 147 вмятин и прямых попаданий.
Вот что я мог сообщить. С приветом к Вам.
подпись [ З.Г. Колобанов ]
Поиграем в бизнесменов?
Одна вакансия, два кандидата. Сможете выбрать лучшего? И так пять раз.
Дмитрий Малько - один в поле воин! Взято из журнала "Русские танки". (очень длиннотекст)
Старший сержант-сверхсрочник Дмитрий Малько к этому времени уже повидал много танков и бронемашин – и советских, и зарубежных, поучаствовал в боях в Испании, на реке Халхин-Гол, в Финляндии. В общем, повоевал и в своем танковом деле разбирался. Т-28 ему понравился. Его недавно привезли после капитального ремонта. Новенькая краска, загружай боекомплект, наливай бензин – и вперед!
27 июня 1941 года часть, в которой служил Малько, склад Наркомата обороны, потеряла связь с округом, но нарочным получила приказ об эвакуации. Людей не хватало, и все вывезти было невозможно. Майор Денисковский приказал сжечь танк. Но Малько отказался и сказал, что будет отступать на танке. Он заправил машину горючим, вывел на дорогу и пристроился в конце колоны. Так он доехал до Березино.
У райцентра Червень колону обстрелял немецкий самолет. Машины рассредоточились, и снова начали выезжать на дорогу после того, как фашист улетел. Дмитрий в сердцах пнул броню, мотор Т-28 не запускался. Так и отстал он от колонны. Провозился больше часа и бросился догонять, но своих уже не нашел. Пристроился к другой колонне.
Это был очень жаркий день, когда новый командир приказал старшему сержанту выехать за Березино, ожидать немецкие танки и, в случае их появления, дать сигнал ракетой. Тут к нему подошел майор и 3 курсанта. Малько их даже не заметил сразу и даже подскочил, когда услышал «Здоров, танкист!»
Он тогда не знал, что эта встреча удивительным образом повлияет на все последующие его действия. Это был не просто майор и курсанты. Перед ним стоял экипаж Т-28, с которым суждено было сражаться лишь один день. Но именно этот день, 3 июля, Дмитрий будет вспоминать всю жизнь в деталях, многократно повторять рассказ об этом удивительном боевом рейде, который провел его случайный экипаж.
Т-28, хотя и относился к средним танкам, но имел довольно мощное на то время вооружение: короткоствольную 76-мм пушку и курсовой пулемет Дегтярева в центральной башне, 2 пулемета в боковых башнях и один – с тыльной стороны. Экипаж – 6 человек. Не зря он так нравился Дмитрию Малько. На начало 1941 года это был лучший средний танк в мире после Т-34.
Майор тоже удовлетворенно хлопнул по броне: « На такой можно воевать, пробиваться к своим». Тогда Малько даже не запомнил все фамилии. Майор, вроде бы, Васечкин, но он так и остался «товарищ майор». Один курсант – Николай Педан, с ним познакомился ночью в карауле. Двое других – Александр и Федор.
Именно Николай Педан вдруг предложил: «А может двинуть на запад?» Все удивленно переглянулись: «Через Минск?» Малько город знал, но сейчас там уже немцы. А майор сразу принял решение: «Дерзко, но шансы есть. А, главное, там и повоюем».
Позже Дмитрий часто вспоминал эту минуту. Решение далось легко, будто судьба подсказала. Танк отличный, экипаж – хоть куда. Он совершенно не думал о смерти. Уже начинало темнеть, когда они подъехали к Тростянцу и вдоль реки направились к оставленному Красной Армией складу боеприпасов, о котором знал Малько. Там они взяли более 7 тысяч патронов и 60 снарядов, то есть загрузили танк под завязку.
В полдень 3 июля 1941 года стояла жара. Перед началом похода определили сигналы, ведь переговорного устройства не было. Рука майора ложится на правое плечо механика-водителя –поворот на право, на левое – на лево. 1 толчок в спину – 1-я передача, два – 2-я, рука на голове – стоп. Речей не говорили, даже не обменялись адресами. Никто из экипажа ни минуты не сомневался и не раздумывал. Дмитрий уже имел боевой опыт, майор Васечкин, похоже, тоже, курсанты держались молодцом.
t 28 3 300x226 Дерзкий рейд Т 28. ч.1Шоссе оказалось безлюдным. Танк въехал на взгорок, впереди лежал Минск. Прямо по ходу виднелись трубы ТЭЦ, затем заводские корпуса, а дальше – Дом правительства. Майор с одним из курсантов заняли места в центральной башне, широкоплечий курсант – в левой, у пулемета, Николай Педан – в правой, и еще один курсант засел у тыльного пулемета. Экипаж в любую минуту готов был открыть огонь. Дмитрий Малько управлял машиной, крепко стиснув руками рычаги. Проскочить без боя не получится, красные звезды видно издалека.
Проехали железнодорожный переезд, затем пути трамвайного кольца и попали на улицу Ворошилова. Здесь находилось много предприятий, но сейчас все они стояли полуразрушенные. Когда машина поравнялась со зданием ликероводочного завода, увидели первых немцев. Было их десятка два. Солдаты загружали машину ящиками с бутылками и даже не обратили посмотрели в сторону внезапно появившегося одинокого танка. Когда до немцев осталось метров 50, открыла огонь правая башня танка – Николай. Гитлеровцы падали прямо у автомашины. Некоторые попытались забраться на высокую арку ворот, чтобы укрыться во дворе, но это им не удалось. В считанные минуты с ними было покончено. Танк раздавил грузовик вместе с ящиками спиртного.
Сразу переехали через Свислочь по деревянному мостику и повернули направо на Гарбарную, ныне Первомайскую, улицу, миновали рынок, теперь стадион. Тут из-за угла навстречу показалась колонна мотоциклистов. Рука майора легла на левое плечо, танк резко повернул влево. Первые мотоциклисты врезались прямо в танк, и тот раздавил их. Остальные повернули вправо, туда же и танк. В смотровое отверстие хорошо были видны перекошенные ужасом лица. За несколько минут колонна перестала существовать.
Затем – подъем по улице Энгельса. Поравнявшись со сквером возле театра Янки Купалы, ведя огонь, прорвались на центральную улицу, Советскую. Оттуда – сразу же направо по узкой улице. Когда танк проследовал возле Дома Красной Армии, майор дал команду повернуть направо. Улица Пролетарская, теперь имени Янки Купалы. Она вся была забита немецкой техникой: автоцистерны, машины с боеприпасами и оружием. На берегу расположились полевые кухни, громоздились какие-то ящики, купались солдаты, а на той стороне в парке Горького за деревьями бронетехника. Т-28 стоял напротив.
«Огонь!» Майор посылал в машины один снаряд за другим, а курсанты непрерывно стреляли из пулеметов.
Дмитрий успел увидеть немного – как горели, вражеские машины, как рвались автоцистерны и в реку сбегали тоненькими змейками пылающие ручейки бензина. Огонь охватил не только автоколонну, но и находящиеся по соседству дома, перекинулся через реку на деревья парка. Немцы гибли, не успев разобрать, откуда пришла смерть. Вся колонна оказалась разгромлена. Не ожидая, когда враг опомнится, майор скомандовал разворот. Назад на Советскую улицу и направо.
Переехали мост. Здесь в парке Горького – новое скопление врага. Среди деревьев стояли штук двадцать автомашин с несколькими танками и самоходками. Возле них толпились гитлеровцы. Тревожно задрав вверх головы, они ожидали налета советских бомбардировщиков. С Пролетарской улицы все еще слышались глухие разрывы рвущихся боеприпасов, что немцы приняли за бомбежку. А опасность пришла с земли, а не с неба.
Танк открыл огонь из всех средств. Снова рванула бензоцистерна, стали рваться боекомплекты. Густые дым опутал старый парк.
- Осталось 6 снарядов, – крикнул заряжающий.
Майор дал команду прекратить огонь и полный ход на восток. Дмитрий Малько врубил четвертую передачу, и Т-28 понесся по улице. Без помех проследовали до развилка дорог у Комаровки. Всего 2-3 км до окраины города. Скоро улица Пушкина, а за ней и Московское шоссе.
Вдруг у чугунной ограды громыхнуло противотанковое орудие. В смотровой щели четко была видна вспышка выстрела. Груды земли, осколки и щебень осыпали машину. Немцы стреляли прицельно. Следующий снаряд попал в башню, но – рикошет. Танк двигался на предельной скорости. Механик-водитель выжимал из него все, на что он был способна, отчаянно маневрировал. Проскочить бы кладбище, а дальше дома не дадут артиллеристам стрелять прямой наводкой. Еще бы пару минут…
И в этот момент удар невероятной силы потряс танк. Внутри все наполнилось смрадом и дымом. Кто-то зло выругался, кто-то отчаянно вскрикнул. Малько сразу понял, что, попав в моторное отделение, снаряд пробил кормовую броню и вызвал пожар. Но даже горящий танк двигался, пока новый снаряд не остановил его окончательно.
Малько и майор выскочили из танка. Со всех сторон бежали немцы. Дмитрий в последний раз увидел майора, когда тот отстреливался из пистолета, сам прополз огородами метров 200 и потерял сознание. Кто-то из местных жителей накрыл его картофельной ботвой.
Горящий Т-28 стоял у Комаровской развилки, когда внутри взорвался боекомплект. Малько думал, что курсанты выбраться из машины не смогли. Николай Педан вроде бы мелькнул в дыму, или показалось.
Это был случайный экипаж. Опытный водитель-механик, майор, встретившийся ему около Березины, и трое, практически необученных курсантов. Они нанесли огромный урон противнику и почти смогли вырваться.
В последующем Дмитрию не раз приходила в голову мысль, которую он так ни разу не высказал публично. Что, если бы так воевал каждый экипаж, слаженный, хорошо обученный. Что, если бы каждый имел четкую задачу, а штабы действовали хоть по какому-то плану. Но ничего этого не случилось. У развилки в одиночестве догорал один-единственный советский танк. Штаб округа уже был в Могилеве, а Дмитрий Малько через несколько дней сидел напротив сотрудника НКВД и пытался оправдаться.
В Рославле он догнал свой склад. Его вызвал начальник особого отдела и спрашивает: «Где танк?» Рассказу старшего сержанта особист не поверил и приказал расстрелять. Два солдата повели Дмитрия к речке, но тут почему-то поступил приказ «Отставить!» Но еще долгое время он жил, как на иголках.
Трудно сказать, что спасло сержанта Малько от расстрела. Их рейд видели сотни жителей Минска, но вряд ли они давали показания сотрудникам НКВД, ведь были уже по разные стороны фронта. Скорее всего, угроза расстрела была просто психологической проверкой, которую Малько выдержал.
Уже по окончании войны белорусский журналист Коршакевич рассказал, что в Румынии, встретил одного человека, в 1941 году служившего в немецком похоронном батальоне в городе Минск. Румын сообщил, что в 1941 году,
27 июня 1941 года часть, в которой служил Малько, склад Наркомата обороны, потеряла связь с округом, но нарочным получила приказ об эвакуации. Людей не хватало, и все вывезти было невозможно. Майор Денисковский приказал сжечь танк. Но Малько отказался и сказал, что будет отступать на танке. Он заправил машину горючим, вывел на дорогу и пристроился в конце колоны. Так он доехал до Березино.
У райцентра Червень колону обстрелял немецкий самолет. Машины рассредоточились, и снова начали выезжать на дорогу после того, как фашист улетел. Дмитрий в сердцах пнул броню, мотор Т-28 не запускался. Так и отстал он от колонны. Провозился больше часа и бросился догонять, но своих уже не нашел. Пристроился к другой колонне.
Это был очень жаркий день, когда новый командир приказал старшему сержанту выехать за Березино, ожидать немецкие танки и, в случае их появления, дать сигнал ракетой. Тут к нему подошел майор и 3 курсанта. Малько их даже не заметил сразу и даже подскочил, когда услышал «Здоров, танкист!»
Он тогда не знал, что эта встреча удивительным образом повлияет на все последующие его действия. Это был не просто майор и курсанты. Перед ним стоял экипаж Т-28, с которым суждено было сражаться лишь один день. Но именно этот день, 3 июля, Дмитрий будет вспоминать всю жизнь в деталях, многократно повторять рассказ об этом удивительном боевом рейде, который провел его случайный экипаж.
Т-28, хотя и относился к средним танкам, но имел довольно мощное на то время вооружение: короткоствольную 76-мм пушку и курсовой пулемет Дегтярева в центральной башне, 2 пулемета в боковых башнях и один – с тыльной стороны. Экипаж – 6 человек. Не зря он так нравился Дмитрию Малько. На начало 1941 года это был лучший средний танк в мире после Т-34.
Майор тоже удовлетворенно хлопнул по броне: « На такой можно воевать, пробиваться к своим». Тогда Малько даже не запомнил все фамилии. Майор, вроде бы, Васечкин, но он так и остался «товарищ майор». Один курсант – Николай Педан, с ним познакомился ночью в карауле. Двое других – Александр и Федор.
Именно Николай Педан вдруг предложил: «А может двинуть на запад?» Все удивленно переглянулись: «Через Минск?» Малько город знал, но сейчас там уже немцы. А майор сразу принял решение: «Дерзко, но шансы есть. А, главное, там и повоюем».
Позже Дмитрий часто вспоминал эту минуту. Решение далось легко, будто судьба подсказала. Танк отличный, экипаж – хоть куда. Он совершенно не думал о смерти. Уже начинало темнеть, когда они подъехали к Тростянцу и вдоль реки направились к оставленному Красной Армией складу боеприпасов, о котором знал Малько. Там они взяли более 7 тысяч патронов и 60 снарядов, то есть загрузили танк под завязку.
В полдень 3 июля 1941 года стояла жара. Перед началом похода определили сигналы, ведь переговорного устройства не было. Рука майора ложится на правое плечо механика-водителя –поворот на право, на левое – на лево. 1 толчок в спину – 1-я передача, два – 2-я, рука на голове – стоп. Речей не говорили, даже не обменялись адресами. Никто из экипажа ни минуты не сомневался и не раздумывал. Дмитрий уже имел боевой опыт, майор Васечкин, похоже, тоже, курсанты держались молодцом.
t 28 3 300x226 Дерзкий рейд Т 28. ч.1Шоссе оказалось безлюдным. Танк въехал на взгорок, впереди лежал Минск. Прямо по ходу виднелись трубы ТЭЦ, затем заводские корпуса, а дальше – Дом правительства. Майор с одним из курсантов заняли места в центральной башне, широкоплечий курсант – в левой, у пулемета, Николай Педан – в правой, и еще один курсант засел у тыльного пулемета. Экипаж в любую минуту готов был открыть огонь. Дмитрий Малько управлял машиной, крепко стиснув руками рычаги. Проскочить без боя не получится, красные звезды видно издалека.
Проехали железнодорожный переезд, затем пути трамвайного кольца и попали на улицу Ворошилова. Здесь находилось много предприятий, но сейчас все они стояли полуразрушенные. Когда машина поравнялась со зданием ликероводочного завода, увидели первых немцев. Было их десятка два. Солдаты загружали машину ящиками с бутылками и даже не обратили посмотрели в сторону внезапно появившегося одинокого танка. Когда до немцев осталось метров 50, открыла огонь правая башня танка – Николай. Гитлеровцы падали прямо у автомашины. Некоторые попытались забраться на высокую арку ворот, чтобы укрыться во дворе, но это им не удалось. В считанные минуты с ними было покончено. Танк раздавил грузовик вместе с ящиками спиртного.
Сразу переехали через Свислочь по деревянному мостику и повернули направо на Гарбарную, ныне Первомайскую, улицу, миновали рынок, теперь стадион. Тут из-за угла навстречу показалась колонна мотоциклистов. Рука майора легла на левое плечо, танк резко повернул влево. Первые мотоциклисты врезались прямо в танк, и тот раздавил их. Остальные повернули вправо, туда же и танк. В смотровое отверстие хорошо были видны перекошенные ужасом лица. За несколько минут колонна перестала существовать.
Затем – подъем по улице Энгельса. Поравнявшись со сквером возле театра Янки Купалы, ведя огонь, прорвались на центральную улицу, Советскую. Оттуда – сразу же направо по узкой улице. Когда танк проследовал возле Дома Красной Армии, майор дал команду повернуть направо. Улица Пролетарская, теперь имени Янки Купалы. Она вся была забита немецкой техникой: автоцистерны, машины с боеприпасами и оружием. На берегу расположились полевые кухни, громоздились какие-то ящики, купались солдаты, а на той стороне в парке Горького за деревьями бронетехника. Т-28 стоял напротив.
«Огонь!» Майор посылал в машины один снаряд за другим, а курсанты непрерывно стреляли из пулеметов.
Дмитрий успел увидеть немного – как горели, вражеские машины, как рвались автоцистерны и в реку сбегали тоненькими змейками пылающие ручейки бензина. Огонь охватил не только автоколонну, но и находящиеся по соседству дома, перекинулся через реку на деревья парка. Немцы гибли, не успев разобрать, откуда пришла смерть. Вся колонна оказалась разгромлена. Не ожидая, когда враг опомнится, майор скомандовал разворот. Назад на Советскую улицу и направо.
Переехали мост. Здесь в парке Горького – новое скопление врага. Среди деревьев стояли штук двадцать автомашин с несколькими танками и самоходками. Возле них толпились гитлеровцы. Тревожно задрав вверх головы, они ожидали налета советских бомбардировщиков. С Пролетарской улицы все еще слышались глухие разрывы рвущихся боеприпасов, что немцы приняли за бомбежку. А опасность пришла с земли, а не с неба.
Танк открыл огонь из всех средств. Снова рванула бензоцистерна, стали рваться боекомплекты. Густые дым опутал старый парк.
- Осталось 6 снарядов, – крикнул заряжающий.
Майор дал команду прекратить огонь и полный ход на восток. Дмитрий Малько врубил четвертую передачу, и Т-28 понесся по улице. Без помех проследовали до развилка дорог у Комаровки. Всего 2-3 км до окраины города. Скоро улица Пушкина, а за ней и Московское шоссе.
Вдруг у чугунной ограды громыхнуло противотанковое орудие. В смотровой щели четко была видна вспышка выстрела. Груды земли, осколки и щебень осыпали машину. Немцы стреляли прицельно. Следующий снаряд попал в башню, но – рикошет. Танк двигался на предельной скорости. Механик-водитель выжимал из него все, на что он был способна, отчаянно маневрировал. Проскочить бы кладбище, а дальше дома не дадут артиллеристам стрелять прямой наводкой. Еще бы пару минут…
И в этот момент удар невероятной силы потряс танк. Внутри все наполнилось смрадом и дымом. Кто-то зло выругался, кто-то отчаянно вскрикнул. Малько сразу понял, что, попав в моторное отделение, снаряд пробил кормовую броню и вызвал пожар. Но даже горящий танк двигался, пока новый снаряд не остановил его окончательно.
Малько и майор выскочили из танка. Со всех сторон бежали немцы. Дмитрий в последний раз увидел майора, когда тот отстреливался из пистолета, сам прополз огородами метров 200 и потерял сознание. Кто-то из местных жителей накрыл его картофельной ботвой.
Горящий Т-28 стоял у Комаровской развилки, когда внутри взорвался боекомплект. Малько думал, что курсанты выбраться из машины не смогли. Николай Педан вроде бы мелькнул в дыму, или показалось.
Это был случайный экипаж. Опытный водитель-механик, майор, встретившийся ему около Березины, и трое, практически необученных курсантов. Они нанесли огромный урон противнику и почти смогли вырваться.
В последующем Дмитрию не раз приходила в голову мысль, которую он так ни разу не высказал публично. Что, если бы так воевал каждый экипаж, слаженный, хорошо обученный. Что, если бы каждый имел четкую задачу, а штабы действовали хоть по какому-то плану. Но ничего этого не случилось. У развилки в одиночестве догорал один-единственный советский танк. Штаб округа уже был в Могилеве, а Дмитрий Малько через несколько дней сидел напротив сотрудника НКВД и пытался оправдаться.
В Рославле он догнал свой склад. Его вызвал начальник особого отдела и спрашивает: «Где танк?» Рассказу старшего сержанта особист не поверил и приказал расстрелять. Два солдата повели Дмитрия к речке, но тут почему-то поступил приказ «Отставить!» Но еще долгое время он жил, как на иголках.
Трудно сказать, что спасло сержанта Малько от расстрела. Их рейд видели сотни жителей Минска, но вряд ли они давали показания сотрудникам НКВД, ведь были уже по разные стороны фронта. Скорее всего, угроза расстрела была просто психологической проверкой, которую Малько выдержал.
Уже по окончании войны белорусский журналист Коршакевич рассказал, что в Румынии, встретил одного человека, в 1941 году служившего в немецком похоронном батальоне в городе Минск. Румын сообщил, что в 1941 году,