Карманные часы Молния превращаются в часы настольные...
Вырезал очередной череп из рога лося.
но скучно - я такое уже делал.
а если срезать верхушку и вставить туда часы?
а ещё, для стимпанковского антуража прикрутить на череп всяких шестерёнок от других часов?
Часы, кстати, Молнии 54 года.
делаем
смотрим
Выставляем в соцсети...
Стимпанк кашалоты
Кулоны стимпанк кашалоты из полимерной глины. Окрас особи акриловыми красками, размер от носа до хвоста 5 см.
Стим-панк Дэшка
С механическими крыльями на 20 процентов круче!
Семь смертей Якова Шпрута | Део II
Чичеку стоило сильнее бояться за свою жизнь: тощий, ростом едва выше десятилетнего ребёнка, слабый от паршивых харчей и цинги. Такого человека не обидит только ленивый, но он не боялся. Он твёрдо решил продавать себя.
В иное время Чичек бы не решился на такое отчаяние, но сейчас — другое дело. После Ночи уродов народ приобретал особенную кротость, сплочался вокруг общей беды. Люди прощали друг дружке многое, зная, что у соседа такое же сердце и такие же слёзы.
Великий страх Чичек уже пережил, когда в его убогую хижинку ворвались Отцы. Он успел уже попрощаться с жизнью, но Отцы лишь внимательно его обнюхали и исчезли. В хижине остался разгром, а Чичек лежал на полу; живой и счастливый, он благодарил судьбу за щедрый гостинец.
Одевшись в развратное платье из красного сукна, им же и сшитое, Чичек гордо шагал к трактиру «Ядовитый башмак». Он знал, что его пожалеют и не тронут, и что после внезапной Ночи, наступившей на пару лет раньше, бордели закрыты. Многие брезговали спать с мужчиной, но рыбаки и матросы речных судов иногда не прочь купить влажный беззубый рот.
В трактире Чичека лениво освистали, предпочитая не прерывать надолго своё забытье. Портовые грузчики, фабричные рабочие и подмастерья: каждый хотел смыть ракией пережитый ужас.
— Скучаешь, мужчина? — Чичек сел за стол к одинокому работяге в простецкой одежде. — Я могу тебе сделать хорошо!
Мужик поправил кепку на круглой голове, подняв козырёк выше. Он с тоской поглядел на собеседника, прочистил горло и жадно глотнул из пивной кружки.
— Бабу бы.
— Боятся бабы, — заговорщически подмигнул Чичек. — Отцы их по борделям всех пересчитали. Да и матушка Лу сейчас бдит: никак болдырями понесут? Соглашайся, пане, я и получше их умею!
Мужик в ответ лишь закачал головой, устало улыбнувшись. Чичек посчитал, что из этого миролюбия можно добыть согласие, и осмелел. Он встал со своего табурета, делая вид, что уходит, а сам немедленно упал на колени мужику, обвив его шею руками.
— Ой! — кокетливо вскрикнул Чичек.
Молния, в глазах заплясали искры. Чичек сначала почувствовал и только потом понял, что приложился головой об пол. На лицо ему смахнули хлебные крошки; защекотало ноздри, захотелось чихнуть.
— Жалеть еще будешь, — мурлыкнул Чичек приторным голосом.
— Не пожалею, — ответил мужик. — Ни тебя, ни о тебе. Ступай себе с Небом, а меня не трожь!
Битый, но непобеждённый, Чичек отправился к пустующему столику возле уборной. Там обыкновенно отдыхала прислуга. Добрые бабы жалели мужчину-проститутку; была в их могучих материнских сердцах особенная скорбь. Так скорбят только об утерянном мужестве, о дезертирах, бежавших с войны, о великовозрастных бобылях, что до седых висков держатся за мамкину юбку, о красивых скопцах-иноках, что принесли в дар Небу свое мужское естество. Угрюмое сострадание, любовь сквозь позор.
— Эй, лепото моя, — скрипнула сухощавая старуха-уборщица. — Ледку к уху приложи, а то красное.
— Ох, хвала тебе, бабулечко! Это кстати, очень кстати. А то этот меня об пол как кукольного... Мне портить товарный вид не годится.
— Пуще, чем ты ся уж спортил — не спортишь. Срам, а не жизнь.
— Все равно спасибо!
Звенело в ушах, перед глазами все еще кружились разноцветные мушки. Проклиная эту дурноту, Чичек думал возвращаться уже в родные Шершни — лежать лёжнем, смотреть страшные сны и кормить ненасытного клопа. Однако же на пустой желудок это совсем уж мучение. Хоть бы и пару медяков заработать, чтобы на миску чобры и кусочек ржаного.
В сторону Чичека шел сутуловатый паренёк в серой униформе рыбацкого флота. В белой шапочке без кокарды: юнга. Шёл он будто бы мимо столика в уборную, но как бы невзначай остановился возле Чичека. Высокий, зеленоглазый, с жилистыми запястьями: от него пахло юностью и речной свежестью.
— Три месяцы по реках плават, — сказал он с бархатным акцентом Свободного Города. — Сунт с фемие за гроши даже никак. Бордели закрытые.
— Известное дело, — широко улыбнулся Чичек. — Толстуха Лу пока не убедится, что девоньки её не понесли, бордели не откроет. Будет травами степняцкими их отпаивать, чтобы месяц еще кровили. Кому болдыри нужны? А я вон — смотри: специально без зубов! Чтобы клиента ртом и на Небо... Ну, пошли?
— Пошли!
Чичек врал. Зубы он потерял из-за цинги, но уж больно красиво увечье ложилось на шлюшью легенду!
Они шли неухоженными улицами Шершнявицы, неспешно продвигаясь к плохо освещённой подворотенке. По опыту Чичек знал, что самый робкий клиент внезапно смелеет впотьмах, а посему этот уютный тупичок стал его избранным местом работы.
Вот уж последнее пятно света одинокого фонаря осталось позади, булыжник под ногами и обшарпанные стены брошенного двора обещали покой.
Чичек упал на колени и жадно раззявил беззубый рот.
— Ну же, доставай курца!
— Ашпета, ласка! — промурчал юнга, расстёгивая пуговицы на ширинке. — Ты только задом повертайся, я поговорить любитель за этими дела.
— Плюнь, чтобы не сухо!
— Бинэ!
Чичек не успел даже ничего рассмотреть, но зато почувствовал, как в его нутро жадно вторгается длинное, толстое, жилистое... Он даже вскрикнул с непривычки. Крик этот вышел высоким, бабьим, что долговязый юнга принял за одобрение.
— Ух, ух, курвэ! Ингуста дырка! И для чего себя виндишь, малый? Чую, же — кура твоя еще не спривыкла. Недавно же виндишь.
— Я портной, — ответил Чичек, стараясь не сбивать дыхание. Он раскусил игру юнги: тот нарочно отвлекал себя разговорами, чтобы не закончить слишком уж быстро. — Сгорела мастерская, а наняться не к кому. Ух, пан, ну не так же шибко!
— Сцузэ мэ! Ну и чего там мастерская?
— Сгорела. Я еще сколько-то лет по-по-побирал, ай! Побирался по старым клиентам отца. Портки починить, сорочку. От старости клиенты те помёрли уже все.
— Досада!
— Ну, я и коплю деньги теперь, чтобы в Чизмеград перебраться. Т-т-там ручной труд в цене. А тут отцы что ни год, то новую фабрику людям строят. Скоро все мастера изве... — Чичек почувствовал, как горячее семя ударило по кишке. Всё, стало быть. — Я себе даже путевую грамоту у полицмейстера выправил...
Чичек был немного растерян. Он уже давно вот так ни с кем не разговаривал. Короткие беседы с уборщицами и небольшая перепалка с тем странным стариком на чердаке не в счёт. Если паршивого пса долго бить, он отвыкает от ласки.
Чичек даже не сразу вспомнил о деньгах, но юнга, кажется, не хотел обманывать.
— Скольких? — спросил он.
— Гривенник с полтиной.
— Пастрезай два! Бунэ поболтали.
На сухонькую ладошку беззубого доходяги упали две серебряные монеты. Тяжёлые, как судьба проститутки.
Чичек задрал цену. Редкий добряк покупал грех дороже, чем за шестьдесят медяков. А тут такое счастье! Он не верил своей удаче, однако ж если повезло, будь добр — оставайся осторожным. Чичек протёр монеты подолом и засунул их под язык. Он огляделся по сторонам и не обнаружил своего благодетеля.
Все еще не веря своей удаче, Чичек быстрой походкой труса засеменил в сторону дома. Не успел он пройти и четверть версты, как что-то свистнуло в темноте, стало вдруг тяжело дышать. Пальцы инстинктивно потянулись к шее и нащупали струну. Слабые мышцы напряглись, задрожали худые предплечья, но было слишком поздно...
— Ты уж прости, фрумоаса. Любви хотелось, но денег жаль, — услышал он голос юнги. — Давай-давай, спи.
И Чичек правда стал засыпать смертельным сном. Темнота стала гуще, в спасительном инстинкте он раскрыл рот шире, чтобы глотнуть воздуха, но сделалось только хуже.
Юнга засунул пальцы в раззявленный беззубый рот и к безмерной радости своей нащупал там монеты.
Чичек готов был уже отдать Небу душу, убегающие мысли несли слова прощания. Но его отход в мир иной грубо прервал чей-то властный голос. Властный, но притом ласковый и вкрадчивый.
— Вставай, пане. Вставай, тебя тут грабили!
Чичек почувствовал, как чьи-то властные руки аккуратно тянут его подниматься на ноги.
— Эх, и платье замарал... А ведь такое красивое...
Когда мир вернулся в своё русло, когда прошел кашель и перестало двоиться в глазах, Чичек обнаружил долговязую фигуру, растворяющуюся в предрассветной мгле. Он был жив, два серебряных гривенника лежали у него в руке, а это удача, большая удача.
Чичек сплюнул на мостовую, внимательно огляделся по сторонам, а после заспешил домой. Следовало хорошо отдохнуть перед следующей бессонной ночью.
Последний. Повтора не будет. В него все вложила, душу. Он идеален для меня
Кто создал нас? Кто создал этот мир? Какое право мы имели так поступить? Мы пытались сравнятся с творцом, создать искусственную жизнь. Мы играли технологиями, как дети со спичками. Но оказались недостаточно мудрыми, умелыми, мужественными и однажды машины которые мы же и изобрели, востали против нас! И теперь по нашей вине, мир гибнет! Жизнь должна продолжаться! Чтобы дать жизнь неживому, недостаточно разума, нужна душа💡