Годами истязавший жертв скопинский маньяк не скрывает, что хочет им отомстить
Это СЕНСАЦИЯ!
СЛУШАЙТЕ ВСЕ!!
Меньше чем через год на свободу выйдет известный на всю страну скопинский маньяк Виктор Мохов.
По слухам, вести мирную жизнь вдали от общества мужчина не планирует.
В середине «нулевых» вся страна с дрожью следила за делом уроженца рязанской области Виктора Мохова, получившего прозвище «скопинский маньяк».
Осенью 2000 года Мохов со своей сообщницей Леной Бадукиной похитил двух девушек, добиравшихся домой с дискотеки, — 17-летнюю Лену Самохину и 14-летнюю Катю Мартынову.
Мужчина подмешал в алкоголь снотворное и угостил им несовершеннолетних.
Пока девушки находились в бессознательном состоянии, Виктор заточил их в подвале под своим домом.
Девушки пробыли в заточении почти четыре года…
Одна из них, Лена, даже родила двоих детей.
В итоге, за содеянное Мохова приговорили к 17 годам колонии.
В марте 2021 года его срок официально закончится, и он выйдет на свободу.
Жертва маньяка, Катя Мартынова, которой он писал после заключения, уверена: он не раскаялся в своем поступке и по-прежнему опасен для общества.
«Он писал мне»: жертва скопинского маньяка с ужасом ждет его выхода на свободу после 17 лет заточения
Действительно, за прошедшие годы Виктор не раз пытался обжаловать свой приговор, который считает незаконным.
К тому же бывший сокамерник преступника рассказывал, как тот делился планами мести сбежавшим из его плена девушкам.
«На мой взгляд, этот физически бодрый дед за эти годы он стал матерым сидельцем.
Он пишет жалобы — наверное, надеется выбить компенсацию из-за нарушений в приговоре, которые он якобы нашел.
Бывало, бубнил себе под нос про то, что скоро выйдет и всем расскажет правду о своих потерпевших, что у него компромат на них», — поведал порталу «МК» знакомый Мохова.
Неизвестно, о каком именно компромате говорил преступник — сложно представить, как в такой ситуации Катя и Лена могли не быть жертвами.
Возможно, Мохов просто хочет привлечь внимание к своей персоне или даже заработать на случившемся?
Мохов должен освободиться из тюрьмы в марте 2021 года.
Ему недавно исполнилось 70 лет.
У некоторых сотрудников ИК-17 в Саратовской области, где мужчина отбывал срок, остались записи разговоров с Моховым, которые опубликовало издание.
Все время, пока Мохов был под следствием, он просидел в одиночной камере СИЗО-1 в Рязани.
Как он сам с гордостью вспоминает, сидел в одиночке (одиночная камера) одной из четырех башен-ладьей тюремного замка 1824 года постройки, который всегда использовался по прямому назначению и сейчас является объектом культурного наследия.
В 2006 году осужденного маньяка привезли в город Балашов в Саратовской области на крытку — закрытое учреждение тюремного типа, куда в том числе направляются злостные нарушители режима, так называемые отрицалы и воры в законе.
Уже там, по нашим данным, маньяк смог проявить всю свою гибкость и изобретательность (напомним, систему входа в подземный бункер из металлического листа и магнитов оперативники без помощи Мохова не нашли при первом обыске).
Речи о том, в какой роли он будет сидеть в тюрьме, не шло — из-за изнасилований статус маньяка в глазах других осужденных автоматически был занижен, и новоявленный арестант попал в камеру к «обиженным».
При этом он вышел на работу и умудрялся быть полезным для администрации — собирал оперативно значимую информацию и докладывал сотрудникам.
За заслуги ли или просто случайно, но в личном деле Мохова не проставили отметку о его принадлежности к самой низшей лагерной касте.
Это позволило ему «обнулиться» и начать жизнь спустя два года в тюрьме в новом лагере с чистого листа и на общих условиях. Маньяку, к которому в 2004 году ломились журналисты и писатели без преувеличения со всего мира, удалось сохранить в тайне свои подвиги.
Во-первых, связи между сидельцами в разных колониях нет, если только не заедут блатные — они худо-бедно ведут учет по статусу арестантов и передают эту информацию из уст в уста.
Во-вторых, следователи могли не внести компрометирующие Мохова сведения в его личное дело — своеобразная благодарность за сотрудничество.
Так или иначе, сотрудники колонии и арестанты пребывали в неведении насчет личности Мохова полгода, пока туда не приехал очередной этап из крытки.
Один из зеков трудился на промке (промышленная зона, где работают осужденные) в соседнем отсеке с Моховым и узнал в нем «обиженного».
После этого в зоне произошел громкий скандал.
Дело в том, что по тюремным понятиям все те, с кем ручкался, пил (а чифирят мужики обычно все из одного стакана), ел, да даже просто сидел за одним столом «обиженный», по идее должны тоже быть причислены к этой касте.
Пока арестанты решали, чье теперь место у параши, Мохова прятали сотрудники колонии.
Невзрачный заключенный открылся для надзирателей с нового ракурса.
Из-за повышенного интереса к скопинскому маньяку с ним побеседовали, наверное, все сотрудники колонии.
А у некоторых из них даже остались записи разговоров.
Нам удалось с ними ознакомиться.
— Как ты попал в «петухи»? — спрашивают у Мохова сотрудники ИК-17.
— При распределении в крытке кинули в «петушиную» хату. На пять человек. Хата рабочая — все трудились. И все. Все два года работал с сокамерниками в одном отсеке на промке, на обувном производстве, занимался упаковкой и покраской обуви.
— Что ты врешь! Мы-то знаем, как с такими поступают…
— Можете написать у себя: избили и опустили. Мне по фигу.
— Почему, когда в колонию к нам прибыл, сухарился (не заявил о своем статусе. — Авт.)?
— Перед этапом на зону меня на две недели посадили в последственную хату, тоже «петушиную». Старший по хате и его помощник завели разговор, что когда приедут на зону, то не скажут, что были в «петухах». Мне посоветовали тоже так сделать. На следующий день меня посадили в одиночку. Вечером изо всех камер стали выводить арестантов на продол (коридор), шмонать (обыскивать. — Авт.), отправлять на этап. Меня вывели из одиночки, и никто не вкурил (не понял. — Авт.), что я «петух». Менты, тьфу, сотрудники, видимо, так задумали. Приехал в лагерь к вам и сказал, что в «мужиках».
— Тебе нужно будет уйти обратно к «петухам», иначе хуже будет.
— Сам знаю. Из этого положения не выйдешь.
— Расскажи, за что тебя посадили?
— Неужели вы не знаете?
— Что вообще толкнуло на такое преступление?
— Безответная любовь. Девки не любили, вот взял этих и посадил туда.
— Какой-то конкретно опыт негативный был?
— Нет, не было такого. Встречался с разными, но, знаете, ухаживаешь-ухаживаешь, а отдачи нет — односторонняя любовь.
— Способ-то такой изощренный как на ум пришел?
— Чисто случайно получилось, другие убивают своих жертв, а я вот их оставил себе.
— Подельник есть? Женщина, мужчина?
— Был там подельник. Но я не буду говорить, кто. Это дело ее.
— Когда ты понял, что хочешь запереть своих жертв?
— Выпивали, гуляли вместе, а потом они мне: мол, мы на тебя заявим, что изнасиловал. Утром встали и заявили. Ну, я их и закрыл.
— Не будешь рассказывать, что добровольно они там жили?
— Не добровольно, конечно. Не отпускал я их, и все.
— Бил?
— Нет! Ни одного эпизода нет. Только две пощечины, и то один из них подзатыльник, когда одна из них чуть не сбежала.
— Угрожал?
— Малость было, конечно.
— До какого времени планировал их держать?
— Пока сами не сбегут.
— Ты же понимал, что если девочки выберутся, то попадешь в тюрьму?
— Поэтому я их не отпускал, потому что боялся ответственности.
— А почему не избавился от них?
— Я их любил, вообще-то девочки хорошие.
— А когда детей одна из них рожала, что чувствовал?
— Были чувства отцовские, конечно.
— Помнишь этот момент, когда узнал про первую беременность?
— Да. Рад был. Мне сказали потом: «Поздравляю, у тебя сын родился».
— Кто сказал?
— Катя.
— Почему подбрасывал детей?
— У себя не мог оставить, документов же не было на них.
— За их судьбой пытался следить?
— Детей отдали на усыновление, а эта тайна не разглашается.
— А хотел бы знать, что с ними?
— Как я могу?.. А так, конечно, да. Я от них не отказывался, просто такая ситуация.
— Раскаиваешься? Мы сейчас не на суде, и речь не о приговоре. Искренне…
— Да, вину чувствую за собой. Искренне. Я действительно виноват, они страдали, мучились, я видел их страдания и переживал тоже.
— Как-то облегчал им жизнь?
— Телевизор, видак, питание постоянное. Все было у них. Хорошо относился. Баловал конфетами, шоколадом, дни рождения и праздники отмечали. Они готовили, стол накрывали. По саду гулять разрешал, Катя в доме в ванне купалась.
— Ты жил с матерью. Она знала о твоих рабынях?
— Она один раз видела Катю. Но не представляла, кто это на самом деле, я сказал, что это моя знакомая.
— Как ты жил, когда у тебя пленницы сидели в подвале? Как работал? С кем-то встречался?
— Была у меня одна знакомая. Отношения были. Дружил я с девушками. Работал, конечно.
— Освободишься — что делать будешь?
— Домой поеду. Там разруха.
***
Вскоре после этого разговора Мохова этапировали в другую колонию в пределах Саратовской области, где он сидит по сей день.
На этот раз он не пытался отвертеться и сразу стал выполнять всю грязную работу.
Со слов бывших солагерников маньяка, Мохов замкнутый и сторонится связи с внешним миром.
Один из бывших зеков рассказал нам, что в их колонию даже обращались из популярного ток-шоу с просьбой организовать интервью со «скопинским маньяком», и вроде бы даже ФСИН одобрил поездку в Саратов, чтобы арестант мог пообщаться с журналистами через видеосвязь.
Но строптивый уборщик отказался.
— На мой взгляд, этот физически бодрый дед. За эти годы он стал матерым сидельцем, хоть и «петух».
Виктор Мохов досиживает последний год, освободиться должен в марте 2021-го.
Его мать умерла, на воле его никто, кроме журналистов, не ждет.
Что касается Елены Бадукиной, то она уже давно освободилась, побывала на ток-шоу, воссоединилась с сыном, который несколько лет назад фигурировал в деле о наркотиках.
Со слов местных, она подрабатывала мерчандайзером и таксистом на старенькой иномарке.
