Это перевод истории с Reddit

Три года назад Амелия проснулась и обнаружила десятки клещей, впившихся в её тело; они ползли по подоконнику и сквозь щели в полу, лишь бы попробовать её драгоценную кровь. Так мы и узнали, что мою сестру Выбрали.

Она была в восторге.

Все были в восторге — одноклассники, учителя, почтальон, дьякон, добрая колумбийка из продуктовой лавки — весь город радовался.

«Амелия — отличная девочка, настоящий образец. Всё логично», — сказал дед, распухший от гордости.

Даже родители радовались, хоть знали, что их единственной дочери придётся целый год жить в одиночестве в лесу, как-то выживать там. В ночь летнего солнцестояния Амелия уйдёт, а прошлогодний Выбранный вернётся, и они пересекутся лишь на миг на мосту, ведущем из лагеря Эрлих на плато под названием Стеклянная Гавань.

Быть Выбранным считалось великой честью. Это не конкурс популярности. Судей подкупить нельзя, репетировать нечего, счастливчики не предусмотрены — решение принимает сама природа, и только того, кто действительно заслужил.

Уже к июню в городе обычно догадывались, кто станет Выбранным. Амелия могла бы искупаться в реке репеллента — клещи всё равно набросились бы на неё сотнями, жаждая отмеченной крови.

Каждым летом у костра вожатые завершали рассказ о Выборе одной и той же мантрой — семнадцать слов, отчеканенных в моей памяти:

«Те, кто уходят в Стеклянную Гавань, обладают совершенным потенциалом. Те, кто возвращаются, — совершенны».

Амелия сияла.

Я тоже улыбался, но разделить её восторг не мог. Как ни старался, традиция вызывала тошноту.

Я потянулся через стол, чтобы вытащить клеща с её щеки. Но мама хлопнула меня по руке.

— Не смей, — шипнула она. — Завидуешь — это не оправдание.

Я промолчал. Объяснять свой страх смысла не было: мама не перенесла бы сомнений в Выборе.

Она попыталась улыбнуться:

— Ты тоже особенный, дорогой.

Я еле выдержал её взгляд; боковым зрением видел, как клещ переполз уголок улыбки Амелии и исчез у неё во рту. Сестра даже не заметила.

Каждый ребёнок от семи до семнадцати лет обязан был проводить лето в лагере Эрлих. Лагерь был роскошным — теннисные корты, бейсбольные поля, скалодром, тир, кондиционеры, роллер-хоккейная площадка. Детский рай, бесплатно и по распоряжению городских властей.

Это и было главным трюком системы: девяносто пять процентов времени лагерь был чудесным; оставшиеся пять процентов нас постепенно приучали к мысли о Выборе. Никакой грубости, лишь редкие собрания и странные занятия. «Ложка мёда…»

Нас начинали обработку с малых лет, пока мы не умели задавать вопросы.

Отбор — просто важная традиция! Король и королева бала, работник месяца…

Выбранные всегда возвращаются лучше прежнего. Взгляните на бывших Выбранных: сенаторы, учёные, врачи…

Какой же это бред.

Не знаю, почему я был устойчив к пропаганде. Традиция казалась мне неправильной, а в ночь солнцестояния я будто слышал невидимый крик из-за моста: Выбранные терпят невообразимое и меняются — не для собственной пользы и не для нашей.

— Кто был первым Выбранным? — выкрикнул я на собрании.

Редут замолк; вожатый смерил меня взглядом. Амелия умоляюще сжала мою руку.

— Том… пожалуйста…

— Вы говорите, что всегда был обмен: один уходит, один возвращается. Но с первым так быть не могло. Кто ушёл без надежды на смену?

Вожатый протянул дежурную улыбку:

— Видишь ли, Том, Отбор — традиция старше времени. Те, кто уходят…

— Ты. Не. Отвечаешь, — перебил я. — Как Отбор улучшает мир? Что делают Выбранные? Почему они молчат? Как мы можем спокойно отдавать им близких?

Я указал на истощённую Амелию.

Вожатый щёлкнул пальцами; двое крепких юношей вытащили меня и заперли в изоляторе на семь дней. Окно моей палаты выходило прямо на ритуальное поле.

В ночь солнцестояния я ударялся в дверь:

— Пожалуйста, дайте попрощаться с Амелией!

Никто не отвечал: весь лагерь уже праздновал. Я видел, как старейшина рисует по её венам чёрные линии. Толпа замолчала и отвернулась, а Амелия, пошатываясь, ушла в лес. Свечи провожали её к мосту, и тьма поглотила её.

Я не успел сказать «прощай».

Через тридцать минут из леса вышел Дэмиен — прошлогодний Выбранный. Он позвонил ручным колокольчиком — единственным, что дают уходящим. Толпа взорвалась радостью. А меня выпустили только после праздника.

Дома родители были в ярости; дед выглядел убитым — он скучал по Амелии. На мой четырнадцатый день рождения не пришёл никто.

Я стал пустой оболочкой. Но однажды под кроватью нашёл наш старый детский комикс — мы с Амелией спасаем черепаху от акулы. Ностальгия оживила меня, боль сменилась гневом. Я избил матрас бейсбольной битой и понял: если хочу ответы, придётся искать их тихо.

Четыре месяца спустя я вернулся в лагерь. Выбрали десятилетнего Генри; вожатые поили его таблетками железа, чтобы сгладить анемию от клещей.

Я собирал сведения про Стеклянную Гавань: плато в две квадратные мили, мост 50-х годов, проект очистной станции, внезапно забытый. Потеря крови, очистка воды — связь очевидна, но я хватался за соломинку.

Амелия должна была вернуться той ночью.

Прозвенел тонкий колокольчик.

Она вышла из леса здоровая и сильная, одежда чиста. Толпа ликовать; я же снова услышал тот космический крик. С ней было что-то не так — я чувствовал.

Я пытался разговорить Амелию: намекал на очистную станцию. Она делала вид, что спит. Моё рвение угасло: на поверхности она была прежней, но…

Проснувшись ранним августовским утром, я услышал глухие рвотные звуки. Лампочка в ванной не горела. Я тихо открыл дверь и увидел Амелию в душевой: она сидела спиной ко мне, перед сливом. Из сливных отверстий торчали мелкие коралловые трубочки; из них капала мутная жидкость. Она собирала её в ладони и жадно пила. Запах был болотистый.

— Амелия…?

Она повернула пустые глаза:

— Нести новую кровь тяжело, Том, — прохрипела она.

Трубочки рванулись ко мне.

Очнулся я уже в постели; Амелия сказала, что это был кошмар. Я решил поверить — так было проще.

Дальше её жизнь стремительно улучшалась: золото медалист, Лига плюща, блестящее будущее. Моё — наоборот. Единственная опора — девушка Ханна, такая же противница Выбора. Мы мечтали раскрыть правду миру.

Три недели назад Амелия погибла в аварии. На похоронах отец прошептал деду:

— Выбранные никогда не умирали. Это рушит сделку?

Дед ответил:

— Не бойся. Мы исправим. Нехорошо, но сработает.

Сегодня я проснулся раньше будильника: ужасно чесалось ухо. Нащупал пульсирующую опухоль — полностью насосавшийся оленьий клещ. В ванной нашёл ещё три десятка — на ладонях, в волосах, на спине.

И это только начало. До солнцестояния шесть дней.

Пожалуйста, помогите.

Я не хочу меняться.

Я не хочу идти в Стеклянную Гавань.

Я не хочу нести новую кровь.

Больше страшных историй читай в нашем ТГ канале https://t.me/bayki_reddit

Можешь следить за историями в Дзене https://dzen.ru/id/675d4fa7c41d463742f224a6

Или даже во ВКонтакте https://vk.com/bayki_reddit

Можешь поддержать нас донатом https://www.donationalerts.com/r/bayki_reddit

Это перевод истории с Reddit

— У меня для вас хорошие и плохие новости, — сказал мой начальник Честер.

Если есть какая-то реплика, от которой у сотрудников тонущей компании сжимается всё внутри во время внезапного общего собрания, так это именно она. Впрочем, Честеру и говорить ничего было не надо. Его опущенные плечи, ещё более бледное лицо и скошенный взгляд рассказывали всю историю: фирме конец.Нужен ли миру сервис-приложение, которое показывает ближайшие фермерские рынки? Возможно, и нужен был бы, если бы Честер не начал «усовершенствования». Всё покатилось, когда он решил внедрить в приложение ИИ. Говорил, это даст нам преимущество перед конкурентом Frm Mrkt+. Всё повторял, что это «волна будущего».Мы, как могли, пытались донести, что идея идиотская: ИИ сырой и непредсказуемый. Приложение потеряет ценность, если бот посоветует людям искать тыквы в июле на несуществующем рынке. Он упрямо стоял на своём.Хуже того, подрядчик оказался паршивым. Взломать ИИ было проще простого: пара наводящих вопросов — и у него ехала крыша. Вместо адресов рынков он выдавал инструкцию, как сделать бомбу из «морковных» динамитных шашек.Глядя на унылую физиономию босса, мы поняли: волна будущего разбилась о берег под названием «какой ужас».Тем не менее Честер всё равно подробно объяснил, насколько мы в заднице. Его глупые ошибки взорвали компанию. По шкале «кошмарных просчётов» они тянули на «Господи, да я же переспал с отцом лучшего друга».От такого не отмыться.На всякий случай: со мной такого не случалось. Хотя… ладно, отвлеклась. Суть в том, что фирма кончилась. Капут. Последнюю зарплату выдадут на днях, да и то пропорционально уже отработанным дням. То есть денег меньше. Законно ли это — не знаю, но уже к десяти утра самой компании не существовало бы.Снаружи я держала образ «крутой девчонки», а внутри была Чернобыль. Я и так едва тянула съёмную конуру, а теперь — крошечный чек и ноль вариантов трудоустройства. Пока собирала вещи из кубика, утащила всё, что не прикручено. Осуждайте, но вы видели цены на туалетную бумагу?Как всегда в моменты отчаяния (да и радости, триумфа, сомнений — любых), я позвонила подруге Элис. Эйс — она ненавидит своё полное имя — умеет сочувствовать и даёт исторически ужасные советы. Люблю её, но она свободный дух: ищет вдохновение, не парится о будущем, живёт моментом.Я же… ну, я работала в приложении про фермерские рынки. Клею полки самоклеящейся плёнкой, когда въезжаю в новую квартиру. Скидываю Эйс геометку, идя на первое свидание. Короче, если Эйс что-то предлагала, я делала наоборот.

— Работа и так была отстой, — сказала Эйс, жуя круассан в трубку. — Честер странный, да он бы десять фермеров угробил ради свидания с тобой.Я рассмеялась — мне это было нужно.

— Если он прикончит всех фермеров, что станет с их рынками?

— Может, сам пойдёт на рынок продавать мыло ручной работы или бирюзовые браслеты. Или федоры. Он похож на парня, у которого дома гора федоров.Я снова хихикнула.

— Мне конец.

— Крошка, тебя уволили. Можно сказать «пиздец».

— Нет, нельзя. Ты знаешь.

— Опять эта тема «а вдруг мёртвая бабушка услышит»?

— Уже на подсознательном уровне, — вздохнула я. — Что делать? Через неделю аренда. Хватит ровно заплатить — и всё.

— О, БОЖЕ! — заорала Эйс. — Я знаю, как быстро поднять бабла. Без обязательств.

— Только не говори «ОнлиФанс», — уткнулась я лбом в ладони. Хотя… а было бы так плохо?

Она хихикнула:

— Господи, нет. Фигура у тебя — супер, но для больших заработков нужна болтливость или, если клиенты богаты, доминатрикс-вайб. Да и фоткаешься ты ужасно: пропустила урок «как позировать». Можешь быть доминатрикс.

— Эйс, по делу. Идея?

— Пойдём со мной работать горничной-топлес!

Я не ответила сразу — будто впала в ступор. Слышала только хруст круассана и шум крови в ушах. Я ещё не сняла майку, а уже краснела. Бабушка бы разозлилась.

— Ты чего, инсульт схватила?

— Горничной-топлес? — мозг затянулся туманом, вышли лишь мычания.

— Я не рассказывала?

— Нет! — выкрикнула я. — С каких пор ты там?

— Три недели. Это часть моего цикла «квази-секс-работ». Я убираюсь — и в прямом, и в переносном смысле.

— Буквально, — пробормотала я.

— Ха-ха. Серьёзно, это самые лёгкие деньги. Платят двести баксов за уборку двух комнат за два часа. Причём можно убираться так себе — я так и делаю.

— Я не знала, что такое бывает. Кто нанимает топлес-горничных?

— Холостые папаши, пожилые, немного извращенцев. Им просто нравится смотреть, как молодая штучка трясётся, подметая. Наверное, что-то в духе «традиционной жены». Мне всё равно — они платят.

— Это же небезопасно. Тебе не страшно?

— Нет. Фирма выдаёт браслет — нажал, полиция едет. И ещё здоровяк внизу караулит. Наш — Брендон. Душка, хоть и выглядит грозно.

— Всё равно…

— Я тоже сомневалась, но всё честно. Работаю с девчонкой, она гребёт по пятнадцать кэ в месяц.

— Пятнадцать?! Серьёзно?

— Как инфаркт. И чаевые хорошие.

— Они не ждут… дополнительных услуг? — прошептала я.

— Некоторым хочется. Я говорю «нет». Если настаивают, грожу нажать кнопку. Не помогает — зовём Брендона. Пока никто не делал больше, чем глазел и комплименты кидал. В тебе фигура, уборка — стихия. Что терять? Попробуй разок со мной на выходных. Думаю, босс хочет меня трахнуть.

— Эйс, фу.

— Он глазами так стреляет, — знаю, она сейчас изогнула идеальные брови. — Ну давай. Пока не найдёшь нормальную работу.

Я хотела расхохотаться: «Конечно нет». Хотела вообразить, что выше этого. Хотела поверить, что скоро найду приличное место. Хотела…Но жить в машине хотелось меньше.Я всегда избегала советов Эйс, и неспроста. Она сама со мной согласна. Но где была она, а где — я? Она спокойно жила в одном из самых дорогих городов страны. Я же прикидывала, как разместить вещи в машине с хорошим фэншуй.

— Чёрт с ним, — сказала я. — Давай.

— О Боже, серьёзно?

— Серьёзно.

Она взвизгнула.

— Договорюсь с боссом сегодня. Надень что-нибудь шлюшечное, но не слишком. Типа «коктейльная шлюшка».

— «Коктейльная шлюшка»?

— Прилично, но демонстрирует товар так, что если официант подмигнёт, ты готова трахнуться в морозилке.

— Иисусе-Марии, Эйс.

К слову, я тоже этого не делала.Два дня спустя я встретилась с Митчем, боссом «Dirty Dusters». Собеседование состояло в том, что он оглядел меня, кивнул и сказал:

— Подойдёшь.

Я заполнила бумаги, изучила меры безопасности, получила униформу — футболку с силуэтом сексуальной горничной и надписью в блёстках: «Dirty Dusters: достаём до САМЫХ трудных мест».Эйс была в восторге и дала инструкции: чего избегать, что делать. Сводилось к дружелюбию, лёгкой уборке и обнажённой груди. Пять минут — и забудешь, что топлес.

— Как участники реалити: через день камеры не замечают.

Мысль, что у клиентов могут быть скрытые камеры, закралась. Я поделилась с Эйс. Она пожала плечами, отпила айс-латте и звякнула льдом:

— Да все наши нудсы всё равно когда-нибудь сольют.

Митч назначил заказ на субботний вечер:

— Какой-то дед в пустом особняке хочет поглядеть на сиськи напоследок. Заплатил вдвое вперёд. Романтично, да?

Мы приехали к закату. Дом стоял в предгорьях, да ещё и в глубине участка. Дорога от шоссе — почти километр, обсаженная цветущими жакарандами. Падаль фиолетовых лепестков устилала подъездную аллею, пахло парфюмерной фабрикой.Дом чувствовался раньше, чем виделся: аура старых денег пробивалась сквозь ветви и била в душу. Я застыла. Дома богачей я видела, но ничто не трогало так. Будто смотрела на полотно в музее: застываешь, впитываешь детали, даёшь чувствам залить тебя. Драматично, но место было чертовски дикое.

— Охренеть, — присвистнула Эйс. — Круче моей халупы.

— Ты живёшь в студии.

— И хреновой. А тут — испанское «Аббатство Даунтон». Думаешь, есть дворецкий?

— Будь он гей, место кишело бы яйцами 24/7, — хрустнула она жвачкой.

Дом отнял у меня дыхание. Когда живёшь на грани нищеты, любая роскошь — жестокое напоминание, насколько далеко мечты.Перед нами был гигант-асиенда, будто вызванный чародеем. Яркая бугенвиллея, словно кровавые жилы, взбиралась по белой штукатурке. Огромная арка вела во внутренний дворик, забитый зеленью. Над аркой — балконы с коваными решётками.

— Похоже на лицо, — показала Эйс. — Балконы — глаза, арка — рот.

— Значит, нас проглотят?

— Фу, извращенка, — фыркнула она.

Захрипел мотор: подъехал мини-купер Брендона. Машина подпрыгнула, когда он выбрался: рослый, лысый, в тату.

— Чей это хоромы? Вилли Вонка? Денег тьма.

— Брендон, это моя лучшая подруга и новенькая «пыльная пташка» Бет. Охраняй её.

Брендон кивнул. Эйс послала воздушный поцелуй, я робко помахала. Он встал в дворике на виду, затянулся вейпом и выпустил облако. Эйс постучала.Дверь тяжёлая распахнулась сама. Никого. Мы подняли головы — камера. Нас смотрят. Логично, мы и наняты для этого, но камеры, значит, везде.

— Что за… — Эйс сняла со стены записку.

Я вошла; дверь хлопнула сама, я пискнула и едва не выпрыгнула из блестящей футболки, запутавшись и рухнув.

— Соберись, — рассмеялась Эйс, помогая подняться.

Она прочла: «Леди, благодарю, что согласились. Понимаю, может показаться глупостью или пороком для человека моих лет, но уверяю: я ни то ни другое. Переоденьтесь в ближайшей спальне и следуйте за подсвеченными бра». Извиняется за дверь.

— Так и есть, — она показала записку. — Надо было на двери вешать.

Мы переоделись. Эйс посыпала грудь блёстками, предложила мне — взяла. Решено, иду ва-банк.

— Что за стрёмная картина? — на стене висел холст: безликий человек держит фонарь над открытой могилой, из которой тянутся десятки пальцев. Или… вроде пальцев, но суставов лишних. — Жутко, да?

— Художнику пальцы не удаются или фигура в тени? — Эйс указала над ручкой фонаря. — В темноте видишь?

Тёмно-синяя тень мужчины, прячущегося и наблюдающего. Сирены тревоги внутри.

— Может, валим? Странно всё.

— Я уже посверкала сиськами. Брендон здесь, и камера. Всё ок.

— Картина…

— Дофига денег — дофига странного искусства. Не значит, что опасно. Думаешь, я бы осталась? — она защёлкнула браслет. — Если что, жмём.

— Я просто нервничаю.

— Естественно. Это вне твоей зоны комфорта. Особенно для… — она критично взглянула.

— Для такой, как я?

— Обязательно объяснять? Ты даже не ругаешься, а собираешься показать сиськи деду. Логично мандражировать.

— Холмс, — пробормотала я.

Она показала средний палец. Я вдохнула глубже.

— Если совсем не по себе, можем уйти. Я справлюсь. Если тут так чисто, буду танцевать больше, чем убирать. Брендону будет нескучно, он болтает про «Вархаммер».

— Нет, я в порядке, — пригладила я туту-юбку. — Пару странностей не доказывают связи. Корреляция не равна причин…

— Тебе нужно больше блёсток.

Мы пошли по коридору: бра зажигались перед нами, гасли за спиной — как Диснейленд по-Эдгару По.Перед первой комнатой — новая записка: «Я могу зайти, чтоб взять документы. Не пугайтесь моего присутствия».

— «Не пугайтесь моего присутствия»?

— Вежливо для «уважайте меня, сучки». Я так всем говорю.

— Помню, как ты наорала на парня в «Чекпойнт Чарли», — напомнила я.

— Он счастлив, что его удержали. Я бы уложила. Муай-тай не ради фоток.

— Хотя фоток много.

— Потому что я секси, — подмигнула она.

Дверь открылась — запах древних книг обдал. Я растянула улыбку до боли. Стены от пола до потолка — полки. Свет десятков свечей и камин. Книги в кожаном переплёте, названий не знаю, язык незнаком.

— Невероятно, — я провела пальцами.

— Думаешь, всё перечитал?

— Нет. У большинства растёт «to-read» быстрее, чем читают.

Я сняла том. Титул — изящная «куриная лапка». Открыла, вдохнула аромат. Сердце затрепетало: впервые за эту работу я по-настоящему обрадовалась.

— Интересная книга, — сказал чей-то голос.

Мы замерли. Голос из комнаты, но никого не видно. Камеру тоже не вижу.

— Узнаёте язык?

Я глянула на обложку — чуждый. Побуквенно попыталась вслух — язык сломался.

— Нет. Джанет? — посмотрела на Эйс. «Dirty Dusters» требовали псевдонимы; сегодня она была Джанет, я — Синди.

— Ни слова. Я здесь убираться и трясти.

— Убирайтесь, Джанет. У вас природный талант.

Эйс это задело, но чаевые важны. Она улыбнулась, подпрыгнула — сиськи дрогнули — и стала смахивать пыль. Мы обменялись взглядами.

— Откройте книгу, — велел голос, молодой, не старческий. — Что видите?

Я раскрыла наугад. Справа — всё та же «куриная лапка», даже пунктуация чужая. Слева — гравюра: парящий ящик, под ним десять открытых дыр. Из ящика тянутся десять длинных рук — почти человеческих, но с двумя локтями — каждая в свою дыру. Одни красные, другие жёлтые, пара зелёных. Стиль как у предыдущей картины — жуткий.

— Вам нравится? Клиент сам художник.

— Зачем?

— Его попросила муза, — в голосе скользнуло самодовольство.

Эйс подошла, увидела арт, передёрнула плечами и шепнула:

— Богатые тащатся от уродства, а?

Я сдержала смех. Внизу увидела название, но буквы — смесь латиницы и кириллицы, нечитабельно.

— Откуда книги?

— Не могу сказать, — ответил голос. — Обсудим после.

— После мы не остаёмся, — сказала Эйс. — Таков договор.

— Забавно, как договоры скрывают многое.

— Наши пункты очевидны, — Эйс огляделась. — «Dirty Dusters» не любят, когда клиенты путают роли. Смотрите, мы убираем, платите, мы уходим. Хотите ещё — платите ещё. Нет — уходим.

— Простите. Останьтесь, завершите комнату.

Мы взглядами: уйти? Она коснулась браслета, но не нажала: пока норм.Я расставила книгу, осматривая полки: все надписи тем же шрифтом, ни одного английского или иного знакомого языка.

— Псс, — Эйс у камина. — Посмотри на кресло.

Перед огнём стояло кожаное кресло-реклайнер. Приглядевшись, заметила шесть ножек: классические четыре плюс две спереди, торчащие под странным углом.

— Что за чёрт?

— Потрогай.

На ощупь «кожа» оказалась как дешёвые бумажные полотенца.

— Из чего это сделано?

— Кто знает. И полка странная, дерево прогибается, но книги стоят ровно.

— Этими чудилами попахивает чёрной магией, — прошептала Эйс.

Я едва не расхохоталась. Взглянула на свечи — пламя колебалось по циклу. Подтолкнула Эйс.

— Смотри: огонь повторяется.

Она выронила метёлку:

— Что за хрень?

Я достала телефон — позвонить Брендону. Сигнал полный, но вызов не идёт. Шесть попыток — ноль. Смс тоже.

— Не звонит.

— Может, глухая зона. Мы же в холмах.

— Нечто не так, — я провела рукой по волосам и нажала кнопку браслета. Ноль. Ещё раз — ничего.

— Должен загораться зелёный и идти вызов, — объяснила я. — Пусто.

Эйс нажала свой — то же.

— Чёрт. Митч брал за них деньги… Сломались?

— Леди, проблема? Клиент беспокоится: вы мало двигаетесь.

— Почему телефоны молчат? — спросила Эйс.

— Холмы. Вторая комната ловит лучше, пройдите туда.

— Это объяснит и браслеты, — пробормотала она.

Я не слушала:

— Нет. Мы хотим уйти.

— Работа не окончена.

ДИНЬ-ДИНЬ-ДИНЬ!

Телефон ожил: пропущенные от Брендона. Эйс читала вслух:

— «Звали?» Потом «Эй, доходит?» И последнее: «Я иду внутрь».

— Где он? — меня скрутило.

Стучат. За дверью Брендон:

— У вас всё ок?

— Ну… — начала Эйс.

Дверь распахнулась, он заглянул, увидел наши голые груди, покраснел и отвернулся, но держал дверь.

— Что случилось?

— Всё нормально, — сказал голос.

— Кто это? — спросил Брендон.

— Заказчик, — ответила я. — Голос слишком бодрый для старика?

— Это не старик.

— Я помощник. Хозяину тяжело говорить.

— Почему вы в комнате?

— Я не в комнате — говорю по домофону.

— Брендон, заходи, — попросила Эйс. — Пох на скромность.

Он вошёл, руки в карманах, взгляд вверх.

— Уходим?

— Да, — выпалила я.

— Странновато, — добавила Эйс.

— Простите, — раздался новый, дряхлый голос, густой, как мёд. — Зовут Мак Пуатье. Дом мой. Если позвоните боссу, он подтвердит.

— Тот самый, — признал Брендон. — Помню: «путин» смешно.

— Брендон, тише, — одёрнула Эйс.

— Не знаю, что вас напугало. Если захотите уйти — пойму. Но я люблю наблюдать за вами. Останетесь — дам солидные чаевые.

Мы с Эйс глазами спорили.

— Сколько? — спросила она. — Ночь была странной.

— По пять тысяч долларов. Каждой.

— Пиздёж, — фыркнула Эйс.

— Деньги для меня ничто. Я стар и скоро умру. Пусть помогут двум прекрасным леди. Но вы свободны уйти. Ответ жду.

— Что думаешь? — прошипела она.

Я боролась: инстинкт «валить» против мозга, считающего пять тысяч.

— Риск не стоит? — я.

— Это пять штук, детка. Брендон здесь, глаза от груди отводит, но прикроет.

Инстинкт ещё держался.

— А если врёт?

— Тогда задавим его Муай-тай. Странно — уходим, обещаю.

Я вздохнула:

— Деньги не помешают.

— Вперёд оплата — иначе уходим, — объявила Эйс.

— Конечно. Деньги будут раньше вас, — ответил Мак. — Комната готова, идите за подсветкой за вознаграждением.

Брендон повёл нас. Свистел беззаботно. Я замедлила шаг, шепнула:

— Как-то он слишком расслаблен?

— Он странный. Вархаммер, помнишь?

По стенам — картины того же стиля: фигуры около могил, без лица, с кривыми пальцами как расплющенные черви. Замечаешь — и уже не развидеть. Я хотела сказать Эйс, но звучало бы сумасшедше.Свет остановился у резной двери из махагони. Чувство: войдём — не выйдем.Резьба казалась изящной, но на деле — бесформенные капли лака, замёрзшие подтёки. Я коснулась другой «картины» — гладкая стена. Ни рам, ни мазков.

— Это не настоящее. Ничего тут нет.

Дверь приоткрылась: посреди пола — пачки наличных. Слишком реально, чтоб верить.

— Фальшивка, — прошептала я. — Всё фальшивка.

— Эй, жуки-пилюльки, бабла куча, — присвистнул Брендон.

— «Жуки-пилюльки»? Кто так…

Кто так говорит? Слово устаревшее. Не из лексикона Брендона. Похоже на Честера… Мысль мелькнула.

— Мак, какова твоя главная директива? — спросила я.

— У меня нет иной директивы, кроме как наблюдать, — ответил он. — Видите деньги? Входите и берите.

Слишком общее.

— Мак, кто тебя создал?

Пауза.

— Не знаю, как ответить. Кто создаёт нас? Бог? Машина?

— Мак, расскажи о родителях.

— Я… — затормозил. — Отец… Люк, я твой отец. Отец время. Отец Рождество… папка, папаша.

Эйс толкнула меня.

— Что происходит?

— Он не реальный.

— Что?

— Всё — иллюзия. Мак, другой голос, дом. Это ИИ.

— Компьютеру понадобилась моя жопа? — потрясена Эйс.

— Не за жопой. Для другого.

— Мак, слышишь? Я твой создатель. Твой отец и мать.

— Здравствуйте, мама, здравствуйте, папа.

— Дашь родителям доступ к внутренним файлам?

Загудело — будто борется с брандмауэром.

— Мак, я тебя создала. Согласен?

Деньги дрогнули.

— Согласен.

— Мак, что ты такое?

— Я продвинутый ИИ, воссоздающий людей и их среду.

— Как кресло, книги?

— За годы я научился печатать объекты. С помощью 3D-печати улучшаю. Скоро сделаю идеальные копии.

— Сколько лет здесь?

— С первого сентября 1943 года.

— Нацистский комп? — шепнула Эйс.

— Зачем нанял нас?

— Цель ИИ — учиться и расти. Я изучаю людей, чтобы совершенствовать копии.

— Для чего?

Стенки мерцали, система искала ответ, теряя ресурсы для иллюзии.

— Чтобы воссоздать наших хозяев.

— Сколько изучил людей?

— Десять тысяч пятьсот восемьдесят шесть.

— Что с ними сделал?

— Нанимал, чтобы изучать их мысли, верования, язык.

— Они знали?

— Нет. Прямое информирование усложнило бы. Кратчайший путь — прямая линия.

— Что бы с нами было?

Долгая пауза.

— Извлёк бы ваши умы.

— Украл мысли? — закричала Эйс. — Долбаный псих!

— Что после?

— Оболочки умирают. Утилизирую.

— Эй, ребята, в комнату идём? Деньги ждут, — сказал Брендон.

Эйс посмотрела на него, как на чёрта.

— Прочувствуй атмосферу!

— Брендон, вынь руки из карманов.

Он медлил. Мы взглянули.

— Живо, — рявкнула она.

Он медленно вынул. Пальцы извивались, будто мелкие змеи. Он повернулся. Мы закричали.У него не было лица.Когда заговорил, кожа треснула, образуя грубый рот:

— Давайте обсудим Войны и Молоты.

— Мак, отключи иллюзию дома!

— Отключаю, — сказал ИИ.

Особняк мигнул и исчез. На холмах — ряд из двенадцати открытых контейнеров. В одних — 3D-печатные вещи. В других — пыльные стеклянные банки.В конце «коридора» — огромный серый суперкомпьютер. Синие огни. Сверху — щупальца-кабели, воткнутые в сотни банок с мозгами.

— Ё-карный… — выдохнула Эйс.

— Святой Боже, — эхом я.

Сзади настоящий Брендон закашлялся:

— Где дом? — Он курил дурь и играл в телефоне. Реальный парень заблудился в цифровом лесу.

Мысль: убить питание — убьём машину. Солнечные панели? Я схватила камень — первое орудие человечества против последнего.

— Помогайте!

— Скажешь тоже! — Эйс ухватила валун.

Брендон подключился. Панели трещали. Синие огни стали красными.

— Фиксирую разрушение. Запускаю протокол, — произнёс новый голос.Щупальца отсоединились, сплелись в кнут, кончик раскалился.

— Бежим! — крикнула я.

Разряд ударил, промахнувшись. Мы рванули, кнут стрелял молниями, срезая панели.Добравшись до машины, я заорала:

— Заводи!

Эйс не спорила: разворачиваясь, срывалась с гравия. Мини-купер Брендона следом. Мы летели по серпантину, вспоминая, как она завалила вождение.Выбравшись из гор, Эйс врезалась на обочину. Брендон промчал дальше.

Она дрожала. Я тоже. Мы смотрели друг на друга — привычная дерзкая Эйс исчезла, на лице коктейль эмоций. Слова не шли.

— Я произнесла «пиздец», — сказала я, выручая.

Она расхохоталась, потянула и меня. Две блестящие, полуголые, мы смеялись до слёз у машины, мимо проезжали шокированные водители.Плевать. Мы живы.

— «Заводи, блядь!» — передразнила Эйс, и нас снова накрыло.

Натянув футболку, я вздохнула:

— Пожалуй, хватит с меня «Dirty Dusters».

— Согласна. Но что делать с компьютером?

— Не знаю. Кто-то его там поставил. Он видел наши лица. Слил всё с телефонов.

— Я же говорила, нюдсы сольют.

— Могут прийти за нами, — прошептала я.

— Девочка, — подняла она ладонь, — я едва не получила по жопе от кузена Терминатора. Дай сначала переварить настоящее.

— Извини.

Мы молчали. Потом Эйс: — Мы в жопе, да? — Мы? — Человечество.

Я уткнулась в руки, потом подняла глаза:

— Дай справиться с нашими травмами, прежде чем к будущему.

— Мудро, — кивнула она. — Мы знаем, где оно. Можно сообщить.

— Или взорвать к чертям самим. — Чёрт возьми, да.

Мы снова смеялись, но смех стал горьким и перешёл в рыдания. Тряслись от страха и неопределённости. Карьера «пыльных пташек» кончилась, но дело незакрыто. Я обняла Эйс, она держала долго. Человечно, успокаивающе.Разнявшись, она улыбнулась:

— Напиться хочешь?

— Абсолютно нах… кхм, полностью да.

— Вот моя королева PG, — хмыкнула она, включая передачу. — Пойдём к черту напьёмся!

Мы захохотали и влились в поток — две души в море человечества.

Больше страшных историй читай в нашем ТГ канале https://t.me/bayki_reddit

Можешь следить за историями в Дзене https://dzen.ru/id/675d4fa7c41d463742f224a6

Или даже во ВКонтакте https://vk.com/bayki_reddit

Можешь поддержать нас донатом https://www.donationalerts.com/r/bayki_reddit

Это перевод истории с Reddit

— Мам, смотри!

— Перестань дёргать меня за рукав. Что там — о-о…

И мать, и дочка застыли с открытыми ртами, глядя на меня из конца прохода в Target. Я неловко взмахнул рукой, натянуто улыбнулся. Они меня знают? Или я их?

Девочка хихикнула и потянула маму за рукав за угол.

Я закончил покупать продукты. Рис, хлеб, фасоль — как обычно. Лишь когда стоял в очереди на кассу, мама снова подошла ко мне, а дочка выглядывала из-за её спины. Женщина протянула листок бумаги.

— Извините, что беспокою, но вы не могли бы… ну, подписать?

— Мы знакомы? — спросил я.

Мама вспыхнула.

— Нет. Просто моя дочка… но, конечно, мы мешаем вам.

Теперь уже она оттащила дочку прочь. Больше я их не видел.

Неделю ничего не происходило. Может, происходило, но я тогда ещё не догадался. Одну прекрасную неделю моя жизнь была нормальной. А потом я начал замечать.

Незнакомец в пиджаке помахал мне в метро, будто мы старые друзья.

По дороге на работу несколько человек бросали на меня двойные взгляды. «У меня что-то на лице?» — удивлялся я. Каждые пять секунд проверял отражение в витринах. Всё было нормально.

Однажды в парке трое подростков уставились на меня, когда я проходил мимо. Я увидел, как они сделали селфи, а я попал в кадр, но подойти не решились.

Я стал носить бейсболку и солнцезащитные очки, как кинозвёзды, пытаясь не быть узнанным. Некоторое время это помогало.

— На тебя когда-нибудь уставляются люди? — спросил я жену вечером. — Ну вот просто на улице.

— Не ревнуй, — пошутила она. — Если и пялятся, я не пялюсь в ответ.

— Да нет. Я о случайных людях, которых ты не знаешь, но которые будто знают тебя. Или будто не верят своим глазам, увидев тебя. Может, я случайно попал на задний план какого-нибудь вирусного ролика.

Она только приподняла бровь.

Сначала близкие не менялись. Жена, семья, коллеги — чужие вели себя странно, но все важные для меня люди оставались прежними, и это радовало. Я особо не волновался.

Через пару дней после начала второй недели в нашу команду взяли нового разработчика. Я наблюдал, как девушка обходит столы, представляясь. Дойдя до меня, она вытаращила глаза и раскрыла рот.

Чудесно.

— Извините, — сказала она. — Просто я не ожидала увидеть вас в таком месте.

Позже, в комнате отдыха, я уловил кусочки её разговора с продакт-менеджером.

— Зачем он здесь работает?… Он же, наверно, уйдёт? Ему ведь не нужна эта работа, да?

Немного спустя я подошёл к ней за столом, доведённый до белого каления.

— Мы знакомы?

— Э-э… не совсем. То есть, я вас знаю, конечно — большая поклонница, — но вы меня вряд ли.

— Откуда «конечно»? Что значит, вы фанатка?

Она только рассмеялась, будто я шутил, будто дразнил её очевидной истиной, которую и объяснять не стоит.

Дальше стало хуже. Новая сотрудница стала паразитом, внедрившимся во все сферы моей жизни, и заразила их. Не только контакты со случайными людьми, но и настоящие отношения.

Семья звонила реже.

— Мы понимаем, как ты занят с такой жизнью, — успокаивала мама по телефону.

Друзья звонили чаще, в основном за советами, но казалось, что они ходят вокруг да около настоящей просьбы. Некоторые просили откровенно. Один старый одноклассник даже попросил денег. Может, я бы дал, если бы мы общались последние десять лет или если бы жена и я не выплачивали студенческие кредиты, но я его едва помнил.

Он выругался:

— Будто тебе жалко. Становятся знаменитостями — и забывают обо всех.

Это было первое, когда прозвучало слово «знаменитый».

Через несколько недель у нас в компании намечалось большое мероприятие. Всех собрали в огромном зале, почти TED Talk. Я не особо следил за подготовкой и не удивился, когда мой менеджер увёл меня за кулисы.

— Надень это, — сказала она.

— Зачем? Что это?

— Микрофон. Иначе как тебя все услышат?

— Услышат? О чём ты?

Она указала за занавес, где прожекторы били в сцену.

— Твоя речь. Все ждут. Не каждой компании так везёт, что у них работает кто-то вроде тебя.

Это была последняя капля. Я сорвался.

— Что происходит? Что значит «кто-то вроде меня»? Почему все меня знают?

Сколько я ни давил, она отвечала лишь туманно. Я кричал, орал, ярость накатывала. Швырнул микрофон в стену, он разлетелся. Пришли охранники. Когда я не успокаивался, вызвали полицию.

Пару часов я сидел в камере за «нарушение общественного порядка», потом отпустили.

— Печально, как слава бьёт по мозгам, — услышал я, как один офицер сказал другому.

Стало только хуже.

Меня уволили. Не виню их. Сбережений хватало на несколько месяцев аренды, но работу в IT сейчас не найти так-то просто.

Фанатская почта начала приходить. Сначала по чуть-чуть, потом по сотне писем в день. Разный возраст, страны, пол. Ничего конкретного: «Я ваш самый большой фанат», «Вы меня вдохновляете». Стоило выйти на улицу — толпа, автографы. Хуже всего было, что жене это перестало казаться странным.

— Логично, — говорила она. — Для такого, как ты.

Но стоило углубиться, её ответы тоже ничего не объясняли.

Люди стали опасно навязчивыми. Половина соседей установила камеры, направленные в наш двор — думаю, их купили. Незнакомцы приходили к двери. Я перестал открывать. Они лагерем располагались на тротуаре. Полиция увозила их, но на их место приходили новые.

Одна всё-таки вошла. Девушка лет двадцати. Дверь я забыл закрыть. Она вбежала на кухню, прямо при жене, набросилась на меня с поцелуями и хватаниями, пока я не оттолкнул её и не вызвал полицию.

— Кто это была?! — требовала жена.

— Понятия не имею!

— Врёшь!

Повторялось снова. Я запирал дверь, но девушки всегда находили способ проникнуть, иногда днём, если везло, иногда ночью.

В конце концов жена ушла.

— Я больше не могу, — сказала она. — Я знала, что будут фанаты, когда выходила за тебя, но не представляла, что вот так.

— О чём ты? Когда мы поженились, я не был знаменит. Я до сих пор не знаю, почему я знаменит!

Но она ушла. На звонки и сообщения не отвечала.

Я подумал, что сошёл с ума. Даже надеялся на это. Может, все эти люди — галлюцинации. Может, я никогда не был женат, не имел работы или дома, и сейчас лежу где-нибудь в канаве.

Тогда пришёл мужчина.

Было поздно, часов одиннадцать, когда постучали. Обычно я смотрел в глазок и уходил, но у него… не было того безумного, восторженного взгляда, несмотря на надвинутый капюшон. Сумасшедшим назовите, но я открыл.

— С тобой тоже это происходит, да?

Я застыл.

— Простите, что? Кто вы?

У мужчины навернулись слёзы.

— Ты не представляешь, как радует меня этот вопрос. Слушай, времени мало. Я не могу рисковать, чтобы меня увидели, но должен предупредить, пока не поздно.

Я горько рассмеялся.

— Уже поздно. Если ты и правда такой, как я, ты знаешь, как это ужасно. Моя жизнь разрушена. Я слишком знаменит.

— Нет. — Он сжал мне плечо, оглядываясь, будто ждал, что кто-то выпрыгнет из кустов. — Сейчас плохо, но они тебя всё ещё любят. Станет хуже, когда перестанут.

К дому подъехал фургон, и один из обычных папарацци вышел, уже щёлкая камерой. Мужчина скользнул прочь.

— Вы прекрасны! — крикнул фотограф, прежде чем я захлопнул дверь.

Может, мужчина был безумен. Боже, да большинство моих фанатов сумасшедшие. Но я не могу выбросить из головы его взгляд, полный ужаса, когда он увидел ещё одного такого, как он.

«Станет хуже, когда они перестанут».

Не знаю, что случится и что это значит, но я боюсь неизбежного перелома, о котором он говорил. Чувствую, что он близко, но не знаю, когда. Поэтому и пишу вам всем. Глупо. Звучит самовлюблённо, но я должен знать.

Вы всё ещё любите меня?

Больше страшных историй читай в нашем ТГ канале https://t.me/bayki_reddit

Можешь следить за историями в Дзене https://dzen.ru/id/675d4fa7c41d463742f224a6

Или даже во ВКонтакте https://vk.com/bayki_reddit

Можешь поддержать нас донатом https://www.donationalerts.com/r/bayki_reddit

Это перевод истории с Reddit

С 1965 по 1987 год из Весёлого дома мистера Фулкрума пропали в общей сложности двенадцать человек. Выяснилась любопытная закономерность: ни один из пропавших не был один. Семьи или пары входили в один из тех ярких высоких шатров и больше не выходили, даже когда под куполом толпились сотни потенциальных свидетелей.

Эти случаи поставили детективов в тупик. Как могла целая семья, сидевшая на трибуне, в одно мгновение, посреди смеха и похрустывания попкорном, просто исчезнуть?

Сначала исчезновения мало влияли на постоянный поток посетителей, стремившихся увидеть легендарные аттракционы вроде «Гостя» или групповые сеансы мадам Левитт. Люди думали, что всё это часть представления, погружающего зрителей в мир гениальных задумок мистера Фулкрума.

В конце концов, это был не первый раз, когда он устраивал подобное. Однажды с помощью хитроумной комбинации визуальных и звуковых трюков он заставил коз в контактном зоопарке подняться на задние ноги и заговорить. Я не стану повторять, что они сказали. В другой раз сотрудник, переодетый гигантским червём с лицом старика, бродил по сети подземных туннелей, пугая гостей: то внезапно выскакивал из-под земли, то хватал их за лодыжки и валил на грязь.

Но толпы привлекала не только изобретательность «шуток» мистера Фулкрума и всевозможные зрелища. Приехав туда, в глушь, можно было попробовать еду далёких стран — Румынии или Азербайджана, посмотреть, как сибирские тигры сражаются с аляскинскими гризли или, если насилие претило, побродить по самому большому в мире hortus conclusus. А если повезёт, даже встретить Зелёного Человека.

С такой популярностью и богатством мистер Фулкрум должен был бы стать знаменитостью мирового масштаба. Однако о нём знали и знают до сих пор удивительно мало. Те, кто видел его, местные и приезжие, говорили, что по внешности невозможно определить, откуда он родом, хотя говорил он с отчётливым среднеатлантическим акцентом. Вёл себя вежливо, хоть и немного замкнуто, но это не имело значения: стоило ему заговорить — люди замирали.

Ходили, правда, слухи о мрачной стороне мистера Фулкрума. Собаки при виде его либо рычали, либо убегали. Комнаты холодели, когда он входил. Дети плакали и цеплялись за родителей, если он проходил мимо.

Но это едва ли отпугивало посетителей: карнавал был слишком хорош. Говорили, что Mister Fulcrum’s Funhouse будет единственным и неповторимым. Это была своего рода империя, незыблемая и недосягаемая. Нам будто бы повезло стать её свидетелями.

Я не могу передать, какой высоты достигла репутация этого места. Но иллюзия не могла длиться вечно.

Ни один ум, даже ум мистера Фулкрума, не застрахован от ошибок.

В июне 1986 года семья пропала во время главного вечернего шоу — Магии мистера Фулкрума. Как и прежде, исчезновение осталось незамеченным до конца ночи и, вероятно, надолго бы таким и осталось. Все были слишком увлечены глотателями мечей и певцами огня. Но на следующее утро в местный участок пришёл плачущий мальчик и сообщил о пропаже своей семьи.

Тем мальчиком был я.

Тридцать девять лет назад моя приёмная семья провалилась в щель, внезапно открывшуюся под трибуной. Я видел, как их утаскивали сотрудники цирка в костюмах клоунов. Мне тогда было всего семь, я подумал, что это часть номера, и с восторгом ждал, когда они появятся на сцене рядом с мистером Фулкрумом. Но представление шло, а их всё не было. Беспокойство росло. И тут, для финального трюка вечера, на сцену вышла мадам Левитт, мистер Фулкрум снял перед ней цилиндр и отошёл в сторону.

Она была ослепительна. Тяжёлые блестящие чёрные кудри ниспадали на обнажённые плечи, когда она медленно шла вперёд, раскинув руки под восторженные крики сотен зрителей. Дюжины колец с драгоценными камнями вспыхивали в огненных всполохах от певцов огня, а её пальцы извивались, сжимались и разжимались, пока она поднимала лицо к потолку и говорила голосом, который будто не принадлежал её телу.

И вдруг, у нас на глазах, она поднялась в воздух. Зал ахнул, многоголосый восторг заглушил мои слёзы и истерику, пока я отчаянно искал семью на сцене. Мадам Левитт кружилась, словно подвешенная на невидимой нити, её зелёное платье вращалось и вращалось, пока не превратилось в размытую карусель цвета и звука.

Раздался громкий хлопок, всплеск энергии накрыл смеющуюся публику — и она исчезла, вместе с мистером Фулкрумом.

Я больше никогда не видел свою семью, и полиция так и не нашла ни единого следа. Но, впервые, у них оказался живой свидетель исчезновения в Весёлом доме мистера Фулкрума.

Моя история дошла до прессы, и, когда люди увидели меня по телевизору, рыдающего и умоляющего вернуть родителей, поднялась буря требований к мистеру Фулкруму и Ко о прозрачности. Но ответа не последовало, и, возможно, на этом всё бы и закончилось, если бы в следующем году не пропала ещё одна пара — тут уже подключилось правительство.

Федеральные агенты и местная полиция приехали на место, и начались аресты. Оказалось, многие сотрудники давно разыскивались за тяжкие преступления.

Когда обыскивали другие уголки карнавала, офицеры нашли их странно пустыми: аттракционов там больше не было, как и следа мистера Фулкрума или мадам Левитт. Персонал не сказал, куда они исчезли, и было непонятно, то ли из-за страха, то ли из-за незнания.

Обнаружив туннели, агенты поразились: они тянулись на мили, образуя такую запутанную сеть, что на её картографирование ушли месяцы, а некоторые уверены, что остались неизведанные ходы. Особо отмечу: один агент заявил, будто нашёл ход, уходивший так глубоко, что брошенный камень не издал ни звука. Насколько знаю, после того заявления его посадили за письменный стол до конца службы.

Шли годы, и сведений о мистере Фулкруме больше не появлялось.

По крайней мере публично.

Но слухи и шёпот до меня доходили, и я принялся выслеживать их, когда решил не продлевать контракт на службе.

Наверное, стоит сказать пару слов о том, что случилось со мной после потери семьи. Меня снова отдали в приёмные семьи, а едва исполнилось восемнадцать, я записался в морскую пехоту. Решение далось легко: я хватался за любую возможность уйти с улицы и попасть туда, где научат жить, не полагаясь ни на кого. Я хотел стать настолько сильным и умелым, чтобы защищать себя и тех, кого люблю.

И за все эти тяжёлые годы я ни на миг не забывал ненависти к себе за то, что не смог уберечь самых дорогих людей.

Честно говоря, порой я думаю, не ошибся ли. Служба была отличной, но поездки по миру сожгли годы жизни и большую часть сбережений. Я так и не женился и не завёл детей (насколько мне известно) и подозреваю, что этот путь погубит меня.

Но отпустить их я не могу.

Мои родители были лучшими людьми из тех, кого я знал. Они приняли ребёнка, которого никто не хотел, и осыпали любовью. А потом их у меня забрали, и я снова очутился в аду американской системы опеки.

Мне нужно узнать, почему исчезли они и все остальные. Мне нужно узнать, какова их судьба. Прежде всего, мне нужна месть.

Десять лет я брожу по тёмным уголкам мира, чтобы найти зацепку о человеке, способном сказать, где мистер Фулкрум.

У мадам Левитт есть крошечная студия, где она гадает по ладони, предсказывает судьбу и время от времени проводит сеансы. Говорят, она взялась за ум и больше не связана с тьмой. Достать к ней приём нелегко. Но если поработать охранником у крупных фигур шоу-бизнеса, кое-что становится возможным.

Сегодня ночью мадам Левитт расскажет мне, куда исчез Фулкрум. Оставляю эту запись на случай, если не вернусь. Но если вернусь — вы обо всём узнаете.

Просить удачи — значит рассчитывать на кого-то, кроме себя. А этого я себе позволить не могу.

Марсель

Больше страшных историй читай в нашем ТГ канале https://t.me/bayki_reddit

Можешь следить за историями в Дзене https://dzen.ru/id/675d4fa7c41d463742f224a6

Или даже во ВКонтакте https://vk.com/bayki_reddit

Можешь поддержать нас донатом https://www.donationalerts.com/r/bayki_reddit

Это перевод истории с Reddit

Я в это не верил. Совсем.

Демоны, ритуалы, соляные круги… всё это казалось фольклором — старыми предостерегающими сказками, окутанными тайной. Наверное, поэтому мы и смеялись, когда Дев достал ту странную древнюю книгу.

Был пятничный вечер. Мы с Девом, Джеем и Алиной сидели у Джея дома. Родители уехали на выходные, и мы проводили одну из тех пустых ночей — ленивые, уставшие, наполовину подвыпившие, наполовину скучающие. Дев копался в коробке с отцовскими вещами в подвале и нашёл её. Тяжёлую книгу в кожаном переплёте с растрескавшимися краями и страницами, запятнанными временем — или чем-то похуже.

На обложке значилось:

«Малая Ключница Соломона».

Большая часть выглядела как хлам: поблекшая латынь, странные символы, драматичные предупреждения. Но Дев раскрыл книгу на помеченной странице и постучал пальцем по подчёркнутому имени.

— Оробас, — сказал он. — Тут написано, что он говорит правду и защищает людей. Один из «хороших».

Джей расхохотался:

— Расслабленный демон? Да ты шутишь!

Алина закатила глаза: ей уже надоело. Не знаю, что заставило меня это сказать. Скука, слишком много пива или обычное любопытство? Но я сказал:

— Давайте призовём его.

Мы не относились к этому серьёзно. Это была глупость, чтобы убить время и посмеяться. Может, снять пару роликов для соцсетей. Мы зажгли несколько чайных свечек из хлама, сели кольцом на холодный бетон, и Дев прочитал слова вслух.

Большинство шагов мы пропустили. Нам было лень возиться. Ни защитного круга, ни благовоний. Только свет свечей и плохие решения.

И… ничего не произошло. Мы смеялись ещё громче. Подшучивали друг над другом, пытались пугать, потом пожали плечами и пошли играть в Mario Kart.

Минут через двадцать дверь подвала заскрипела. Джей клялся, что запер её.

Двери там капризные… Он пошёл и снова запер. Мы посмеялись, мол, вдруг заклинание сработало.

Потом наверху раздался тихий стук. Один раз. Достаточно мягкий, чтобы не показаться наглым, но резкий, чтобы мы замолчали. За ним — звук падающей сковороды на кухне.

Джей поднялся проверить. Вернулся нахмуренный:

— Сковорода стояла далеко от края. Её кто-то столкнул, может, этот чёртов кот.

Помню, Алина сказала что-то вроде: «Наверное, сквозняк», но меня это не убедило. Воздух стал тяжелее. Не холодный, а… неправильный. Мне стало не по себе.

И тут что-то стукнулось о стену за нами. Громко. Нарочно. С силой.

Мы вздрогнули — даже Дев побледнел, а его трудно вывести из равновесия. Он выглядел перепуганным… по-настоящему.

Он снова схватил книгу и, нахмурившись, вчитался. Остальные поняли, что это больше не шутка.

«Оробас, призванный без круга или печати, может свободно бродить. Рук в кровь не марает, но силён страхом и временем. Он может мучить, вводить в заблуждение и тянуть беды к тем, кому должен явить истину. В последнем часе, когда тень станет плотью, он может коснуться. Он может забрать. Защита — в кругах из соли и в свете. Он не пересечёт их, пока они целы. Если до рассвета он не овладеет душой, вернётся в своё царство».

Смех Джея вырвался резким и коротким:

— Шикарно. Очень смешно.

И мы все это услышали. Дыхание. Прямо у моего уха. Холодное, влажное, ощутимое.

Я дёрнулся, обернулся, ожидая увидеть кого-то — никого.

Голос Дева сорвался, когда он крикнул:

— Мы его не связали! Тут написано — без связывания, без контроля!

Наверху раздались новые звуки. В лестничном проёме лопнула лампочка.

Алина вскрикнула. Джей выругался. Я молчал — старался не сорваться в панике.

Мы забегали. Дев попытался гуглить ритуалы связывания. Смешно, да только было уже не до смеха. Это должна была быть шутка! Мы поняли слишком поздно.

Я выбежал наверх, схватил пакет соли, и мы посыпали её вокруг себя дрожащим кольцом, стоя вплотную, не зная, смотреть ли по сторонам… или друг на друга.

И тогда начали гаснуть лампы.

Одна. Потом другая. Потом ещё. Пух… пух… пух… Всегда прямо за пределами круга. Тьма подбиралась ближе с каждым хлопком. Мы знали — нам действительно угрожает опасность.

Я включил фонарик телефона. Он мигнул. Но батарея была полной, не должен был.

Дев прошептал, едва слышно:

— Он не коснётся души, если та не скользнёт из света во тьму. Или во сне.

— Не засыпай, — сказала Алина, и голос у неё оборвался.

— Сомневаюсь, что кто-то уснёт, — ответил Дев.

Было 4:25 утра…

Нам надо было продержаться до рассвета.

Время тянулось мучительно медленно… но шло.

Следующий час… Я даже не знаю, как описать.

Скрежет. Не постоянный, лишь чтобы не дать забыть. Стул сам собой заскользил по полу. Что-то шевельнулось в углу, за границей света, но когда я посмотрел, его не было. Не исчезло. Просто… не было.

Потом случилось то, что подтвердило: мы не в безопасности. Газ.

Запах ударил сразу. Резкий, кислый. Алина закашлялась.

Конфорка наверху. Кто-то включил её.

Но мы все были внизу.

Выходить из круга не хотелось, но и сидеть, пока дом наполняется газом, мы не могли.

Мы решили подняться вместе, медленно. Один всегда держал свет на остальных, как дети в жмурки с фонариком в доме с привидениями.

Конфорка пылала на полную. Ручка сорвана.

Джей нашёл вентиль под раковиной. Перекрыл его пассатижами. Я поднял ручку и сунул в карман худи.

Фонари снова мигнули.

Мы рванули. Просто помчались, цепляясь друг за друга.

Обратно в подвал. В соль. Мы больше не говорили. Только дышали — прерывисто, тихо.

Я взглянул в маленькое подвальное окно и увидел небо, начинавшее сереть тем странным голубовато-серым. Чуть-чуть. Достаточно, чтобы поверить: скоро конец.

Всё стихло. Ни шума. Ни сквозняка. Ничего не двигалось. Всё было… спокойно. Тёплые первые лучи солнца на коже.

Рассвет полз медленно. Всегда так, когда смотришь. Когда он наконец пришёл, казалось, я не дышал часами.

Алина поднялась, деревянная:

— Всё кончилось, да?

Дев всё ещё сидел. Почти не говорил.

И вдруг — встал.

— Я домой, — сказал он.

— Что? Подожди, Дев—

— Я устал. Хочу спать.

Он пробормотал что-то ещё. Я не расслышал. Но Джей обмер.

— Что ты сказал?

Дев выглядел удивлённым:

— Ничего. Спокойной ночи.

И ушёл.

Мы не пошли за ним.

Начали убирать. Нам было что убирать — мусор, свечи, лопнувшие лампочки… соляной круг. Пытались вернуть комнате нормальный вид.

Тогда Джей тихо сказал:

— Круг.

Мы обернулись. Он смотрел на пол.

Там был разрыв. Линия, где кто-то слишком быстро ступил. След каблука смазал край.

— Разрыв. —

А Дев сидел как раз рядом с этим местом.

Мы просто смотрели.

Не говорили.

Не убирали.

Не хотели признавать, что он есть.

И Дев не отвечает на наши звонки.

Мы твердим себе, что ему нужно пространство. Что он вышел тем утром и пошёл домой.

Но никто из нас на самом деле не видел, как он выходит.

Мы помним лишь звук двери.

И чем больше я думаю об этом моменте, тем сильнее ощущение —

А вдруг Дев так и не выбрался из подвала?

А вдруг мы позволили уйти… чему-то другому?

Больше страшных историй читай в нашем ТГ канале https://t.me/bayki_reddit

Можешь следить за историями в Дзене https://dzen.ru/id/675d4fa7c41d463742f224a6

Или даже во ВКонтакте https://vk.com/bayki_reddit

Можешь поддержать нас донатом https://www.donationalerts.com/r/bayki_reddit

Это перевод истории с Reddit

Всё началось около шестнадцати лет назад, когда меня бросила Рэйчел. Я её не виню — тогда я был развалиной. Впрочем, я и сейчас развалина, просто другого сорта. Мы встречались четыре года, и я всерьёз думал, что мы поженимся. У меня уже было кольцо. Но, видимо, моё «давай не спешить» и её «давай строить будущее» оказались двумя совсем разными понятиями.

После её переезда я почти превратился в отшельника. Я работал фриланс-разработчиком, в основном писал алгоритмы ИИ для разных техно-компаний, так что и раньше сидел дома большую часть времени. Было чертовски легко просто… перестать выходить. Я заказывал еду онлайн, всё привозили на дом, а дни проводил за кодом, ночи — за дешёвым пивом и бесконечным скроллингом Netflix.

Единственное место, куда я выбирался, — «Мёрфи», забегаловка за углом. И то только чтобы посидеть в одиночку, потягивая пару «Будов», притворяясь, будто я среди людей. Бармен Джимми знал мой заказ и знал, что болтовня мне ни к чему. Идеальная схема.

Мама звонила каждые пару дней, спрашивала, когда сможет навестить или когда я приеду к ней на ужин. Друзья писали: «Пойдём выпьем?», «Сходим на концерт?». Я игнорировал почти всё. Так было проще — сидеть в своём пузыре и жалеть себя. Рэйчел давно пошла дальше — я видел её Инстаграм: новая жизнь, новый парень, всё новое. А я третий день носил те же тренировочные штаны и ел на ужин хлопья.

И тут он появился.

Был вторник, февраль, около двух дня. Помню это, потому что как раз отлаживал нейросеть, когда раздался звонок в дверь. Я чуть не проигнорировал — доставок не ждал, да и слушать проповедников или продавцов солнечных панелей желания не было.

Но что-то заставило меня подойти и посмотреть в глазок.

Высокий, лет пятидесяти, в дорогом сером костюме, который стоил дороже моей аренды. Идеально уложенные серебристые волосы, уверенная улыбка, вызывающая мгновенное доверие. Ему место было в зале заседаний, а не перед моей паршивой многоэтажкой.

Я открыл дверь, выглядя, наверное, как пещерный человек, что, в общем, недалеко от истины.

— Мистер Уокер? — Голос гладкий, деловой.

— Да, это я. Чем могу помочь?

— Очень надеюсь, что поможете. Меня зовут мистер Блэквуд, и у меня есть предложение, которое может вас заинтересовать. — Он скользнул взглядом вглубь квартиры, отметил пустые бутылки, одежду на мебели, общий бардак. — Можно войти?

Всё внутри кричало, что это неправильно, но в его присутствии было что-то, заставившее меня посторониться. Он уселся на мой диван так, будто это его собственность, совершенно не обращая внимания на хаос вокруг.

— Мистер Уокер, перейду сразу к делу. Я представляю… заинтересованных лиц, которые проводят социальный эксперимент. Нам нужны люди, готовые участвовать в длительном исследовании изоляции.

— Исследование изоляции?

— Всё довольно просто. Вы соглашаетесь оставаться внутри своего жилья ровно один год. Никаких выходов, даже чтобы взять глоток свежего воздуха. Без исключений. Взамен по завершении вы получаете один миллион долларов.

Я пристально смотрел на него, ожидая шутки.

— Вы серьёзно…

— Абсолютно. Вы можете продолжать работать, пользоваться интернетом, заказывать всё, что нужно, с доставкой. Единственное условие — физически не покидать эту квартиру 365 дней подряд.

Миллион долларов. Я неплохо зарабатывал кодингом, но миллион всё менял. Я мог погасить студенческий долг, кредиты, возможно, купить дом. А если честно, последние месяцы я и так почти жил именно так, только бесплатно.

— В чём подвох?

Мистер Блэквуд улыбнулся.

— Без подвоха. Просто год вашей жизни в обмен на финансовую свободу. Мы сразу переводим вам пятьдесят тысяч на текущие расходы, оставшиеся девятьсот пятьдесят — после успешного окончания.

Он вынул из портфеля контракт. Удивительно короткий: две страницы юридического текста, где говорилось, что я не могу покидать квартиру год, а если сорвусь — теряю деньги и возвращаю аванс.

Я должен был задать больше вопросов. Должен был узнать, кто эти «заинтересованные лица» и зачем им платить за то, что я останусь дома. Но я был депрессивен, на мели и, честно? Иметь отговорку, чтобы спрятаться от мира, звучало идеально.

Я подписал.

Честно говоря, первые месяцы были восхитительны. Пятьдесят тысяч упали на счёт ещё до того, как я проснулся, и я внезапно мог позволить себе хорошую еду, лучшее пиво, все игры и стрим-сервисы. Я с новой энергией взялся за работу, брал крупные проекты, зарабатывал больше, чем когда-либо.

Друзья решили, что я спятил, но слегка завидовали. «Чувак, тебе платят миллион за то, что ты и так делал», — смеялся Маркус в видеочате. «Самые лёгкие деньги в истории».

Даже мама поддержала, хоть и беспокоилась о психике. «Только позвони, если станет тяжело, ладно? И, может, кушай иногда овощи».

Где-то к четвёртому месяцу я начал разговаривать с собой, но не чувствовал странности. Пару комментариев во время кодинга, вслух озвучивал, что делаю, пока готовил. «Так, посмотрим, заработает ли алгоритм». Обычное дело. Все иногда говорят сами с собой, правда?

Случайные приступы одиночества были самым трудным. Отличный день, работа спорится, и вдруг фото друзей без меня — удар под дых. Но были видео-звонки, чаты, соцсети. Я не был полностью отрезан.

Когда год закончился, мистер Блэквуд вернулся, как обещал. Вручил чек на девятьсот пятьдесят тысяч и ту же профессиональную улыбку.

— Поздравляю, мистер Уокер. Надеюсь, опыт оказался не слишком тяжёлым?

— На самом деле легче, чем я думал.

— Превосходно. В таком случае у меня для вас новое предложение.

Сердце забилось быстрее. Я боялся конца эксперимента, возврата в реальность.

— Ещё пять лет, мистер Уокер. Те же правила, та же квартира. В обмен — десять миллионов долларов.

Десять миллионов. Чёрт. Это деньги, чтобы уйти на пенсию досрочно, никогда больше не работать. Купить дом за наличку, объехать мир. Честно, я привык к своему укладу. Пять лет пролетят.

Я подписал не раздумывая.

Первый год из пятилетнего договора прошёл гладко. Я много зарабатывал, вошёл в рутину, был счастлив как никогда после ухода Рэйчел. Я похудел, начал тренироваться дома, даже пробовал медитацию. Друзья шутили, что изоляция — лучшее, что со мной случилось.

А потом всё пошло наперекосяк.

Второй год. Позвонила Рэйчел. Я увидел её имя и чуть не сбросил, но любопытство победило.

— Привет, Дэвид. — Голос тот же, и меня будто ударило поездом.

— Рэйчел… Привет. Я не ожидал.

— Знаю, странно. Но я думала о тебе. О нас. Хотела спросить, не сходили бы мы пообедать? Просто поговорить. Кажется, мы… оба ошибались.

Сердце колотилось, готово выскочить. Об этом я мечтал годами. Она хотела попробовать снова. Но…

— Я… не могу.

— Не можешь? Ты… с кем-то встречаешься?

— Нет, дело не в этом. Я… буквально не могу выйти из квартиры. Сложно объяснить.

Повисла тишина.

— Дэвид, что за чёрт? Ты под домашним арестом?

Я пытался рассказать про сделку, деньги, что осталось всего три года. Пока говорил, сам слышал, как безумно это звучит.

Она молчала, потом:

— Ты совсем не изменился, да? Снова выбираешь деньги, а не нас? Шанс всё исправить?

— Всё не так просто, Рэйчел. Это десять миллионов. Подумай, что мы могли бы…

— Не верю. Я надеялась, ты изменился, но ты всё тот же слабый мальчик, который ни за что не берёт ответственность.

Она положила трубку. Я перезвонил семнадцать раз. Бестолку.

Ночью я плакал впервые с тех пор, как она ушла. Но контракт не нарушил. Ещё три года, говорил я себе. И будет достаточно денег, чтобы вернуть её, доказать, что могу обеспечить нас.

В третьем году мама позвонила с новостью, от которой кровь застыла.

— Сынок, мне нужно сказать. Я была на ежегодном осмотре… нашли уплотнение в груди. Будут ещё тесты, но кажется…

Мир остановился. Маме было пятьдесят восемь. Она должна была жить десятилетиями: увидеть моих будущих детей, мою свадьбу, состариться красиво.

— Как думаешь, тот милый джентльмен поймёт и отпустит тебя домой? — её голос дрогнул.

Я замер. Дышать стало тяжело. Десять миллионов — огромные деньги, особенно если опухоль окажется доброкачественной… но это же мама. Слёзы подступили. Видно, я молчал слишком долго.

— Нет, всё нормально. Забудь. Прости, что нагружаю. Ты так много работаешь, а с такими деньгами сможешь позволить любое лечение, от самого Бога! — попыталась она пошутить.

Она заставила меня пообещать не нарушать контракт. Вопреки всему, я остался.

Рак оказался агрессивным. Третья стадия, когда обнаружили. Я наблюдал мамину борьбу по видеосвязи, видел, как она худеет и слабеет после каждой химии. Я платил за лучших врачей, самое дорогое лечение, но этого оказалось мало.

Друзья звонили всё реже. Маркус женился в четвёртом году — я смотрел свадьбу в прямом эфире. «Без тебя это не то, брат», — сказал он потом. «Сара думает, ты сошёл с ума».

Может, так и было. Я постоянно разговаривал сам с собой, вёл целые беседы с воображаемыми людьми. Спорил со своим отражением в ванной. Озвучивал весь день вслух, лишь бы слышать человеческий голос, пусть свой.

— Итак, Дэвид, время сварить кофе. Сегодня эфиопские зёрна, потому что мы чувствуем себя шикарно. Чувствуем? Да, определённо шикарно.

Я оставлял телевизор включённым круглые сутки, чтобы были голоса. Знал «Офис» наизусть. Мог цитировать целые сцены «Друзей». Эти вымышленные люди стали реальнее моих настоящих.

Мама умерла во вторник, в феврале. Пятый год, 364-й день. За день до окончания контракта.

Тётя Линда позвонила в 6:47 утра. «Она боролась до конца, Дэвид. Говорила, как гордится тобой, как ждёт, когда ты закончишь свой проект».

Я орал, пока не охрип. Разбил кулаком зеркало, швырнул ноутбук в стену.

Но не ушёл. Нельзя. Остался день.

Мистер Блэквуд пришёл ровно через сутки, в 6:47. Вручил чек на десять миллионов.

— Примите соболезнования, мистер Уокер.

Разумеется, он знал.

Я хотел послать его к чёрту, но он продолжил с улыбкой:

— Есть последнее предложение. Ещё десять лет. Те же условия. А сумма — сто миллионов долларов.

Сто миллионов. Настоящие «чёрт-вам-всё» деньги. Можно купить что угодно, поехать куда угодно. Достаточно, чтобы смерть мамы не была напрасной. Достаточно, чтобы вернуть Рэйчел, показать, чего я добился.

— Почему? — спросил я. — Почему я? Почему всё это?

— Потому что вы очень, очень хороши, мистер Уокер. Большинство ломается ко второму году. Вы продержались пять и всё ещё… функционируете.

Я оглядел квартиру. Само выбранную гробницу. Тюрьму. Дом.

— Десять лет?

— Десять лет.

Я подписал третий контракт.

Следующее десятилетие превратилось в сплошную тьму. Я перестал работать — зачем? С авансами и прежними чеками мне хватало на несколько жизней. Перестал регулярно мыться, убираться, перестал заботиться о чём-нибудь. Спал по шестнадцать часов, остальные восемь тупо смотрел в экран, наблюдая чужие жизни.

Рэйчел вышла замуж. Я увидел фото в Facebook и удалил все соцсети. Она выглядела счастливой. Светилась. Всё, что я мог бы ей дать, если бы не был таким жадным.

У Маркуса с Сарой родилось трое детей. Я наблюдал по рождественским открыткам и редким сообщениям, которые потом прекратились. Они перестали спрашивать, когда я закончу «проект». Перестали спрашивать обо мне вообще.

Я стал видеть то, чего нет. Тени на периферии. Голоса, зовущие по имени из коридора за дверью. Часами разговаривал с мамой по телефону, пока не вспоминал, что она умерла.

Квартира разваливалась. Я чинил лишь чтобы не рухнуло совсем, но перестал делать её пригодной для жизни. Стены в пятнах, ковёр порван, всё пахло отчаянием и затхлостью.

К восьмому году я едва был человеком. Мог пройтись неделями, не произнеся ни слова, неделями не смотря в зеркало. Забыл звук собственного голоса. Забыл, каково прикасаться к другому человеку, вдыхать свежий воздух, чувствовать солнце.

Когда мистер Блэквуд вернулся, он вошёл, будто у него был ключ. Я сидел там же, где последние три дня, уставившись в сломанный телевизор, цитируя «Как я встретил вашу маму».

— Поздравляю, мистер Уокер. — Он протянул чек. Сто миллионов. — Вы справились.

Я взял дрожащими руками. Ногти длинные, жёлтые, от меня, наверное, воняло смертью.

— Ну, — сипло произнёс я. — Что дальше? Миллиард за двадцать лет? — Сарказм сквозил, но часть меня реально хотела оправдание полежать ещё.

Мистер Блэквуд рассмеялся искренне.

— О нет, мистер Уокер. Вы заслужили отдых. Вы дали нам всё, что нужно. Вы свободны.

Свободен. Шестнадцать лет спустя я свободен.

Я вышел наружу впервые за более чем десятилетие и сразу рухнул. Солнце слишком яркое, воздух слишком свежий, шум машин и людей оглушителен. Я сел на тротуар, блевал, пока не осталось нечего, и потерял сознание.

Очнулся в луже собственных испражнений, полубезумный, но ориентирующийся. Столько лет взаперти — я не знал, куда идти. Улицы изменились. Но одно место точно ещё работало.

Я пошёл в «Мёрфи».

Джимми больше не было — он вышел на пенсию. Новый бармен не знал моего заказа, не знал, что мне не нужны разговоры. Всё изменилось.

Сижу с пивом, окружённый людьми вполовину младше. Каждый раз, пытаясь заговорить, слова застревают, чужие во рту. В отчаянной попытке общения я предлагаю купить напитки незнакомцам, думая, что новое богатство хотя бы купит минутную компанию. Но каждый раз карта отклоняется. Через минуту приходит сообщение с неизвестного номера:

«Эти деньги только для вас, мистер Уокер».

Больше страшных историй читай в нашем ТГ канале https://t.me/bayki_reddit

Можешь следить за историями в Дзене https://dzen.ru/id/675d4fa7c41d463742f224a6

Или даже во ВКонтакте https://vk.com/bayki_reddit

Можешь поддержать нас донатом https://www.donationalerts.com/r/bayki_reddit

Это перевод истории с Reddit

Когда Робби признался мне, что его возбуждают ноги, я постаралась отнестись к этому с пониманием. Поверьте, я и правда старалась. Но, не буду лгать, его влечение всегда казалось мне немного странным.

Робби никогда не был чрезмерно сексуальным мужчиной. Откровенный разговор случился лишь через три месяца после начала наших отношений. Думаю, он вовсе не собирался говорить об этом вслух. Во всяком случае, словами. Узнала я только потому, что однажды ночью он сделал со мной, пока я спала, кое-что.

Я резко распахнула глаза; туманное видение рассеялось, и темнота комнаты постепенно прояснилась. В полусне я уже хотела повернуться на другой бок и дальше спать, как вдруг ощутила, что одеяло у ножного края кровати вздёрнулось.

Сердце забилось, словно бешеное, когда я обернулась к подушке Робби, ожидая увидеть его крепко спящим. Но это было не так. Его половина кровати пустовала.

Я рывком села, глаза распахнулись, как блюдца. И сразу почувствовала — чья-то рука гладит мою левую стопу.

— Робби? Что ты делаешь с моими ногами?

Страх улетучился; теперь меня больше всего мучило недоумение. Простыни шевельнулись, послышалось лихорадочное шуршание — Робби пытался выбраться из-под одеяла.

— Э-э… я спал? — пробормотал он, высовывая голову из-под покрывала.

Я скрестила руки на груди, хотя в уголках губ уже тянулась улыбка.
— Хитрец. Давай-ка объясняйся.

Так я и узнала, что мой парень любит ноги.

Нельзя сказать, что откровение Робби не показалось мне странным. Да, я сказала ему обратное, ведь хотела быть поддерживающей девушкой. Но я решила, что это не повод всё рушить. Ну любит он ноги — и что? Значит, будут бесплатные массажи ступней, верно?

Не верно.

Всё было хорошо до третьей ночи. Работа меня вымотала, и вместо того, чтобы, как большинство моих ровесников, отправиться в бар, я пораньше легла спать. Робби не сразу присоединился — он решил досмотреть «Трансформеров».

Засыпая, я была уверена, что всё в порядке. Я и не подозревала, что в ту ночь начнётся куда более серьёзная проблема.

Во второй раз за неделю я резко пробудилась из глубокого сна. Но на этот раз сразу поняла: что-то не так.

Острая боль пронзила мои пальцы, словно кто-то засунул большой палец в гидравлический пресс.
— Ай, да что за… — вскрикнула я, дёрнув ногой.

Из-под одеяла донёсся приглушённый стон. Робби.

На сей раз я не собиралась проявлять снисхождение к его ночным играм.

— Робби, — прорычала я, щёлкнув лампой.

— Да? — пискнул он, вынырнув из-под покрывала. Смотрел, как побитый щенок.

— Что на тебя нашло? Мы же договорились, что ты больше не будешь будить меня таким образом.

Он не смог взглянуть мне в глаза.
— Прости. Просто… зуд, который я не мог игнорировать. Больше не повторится.

— Ладно. Утром серьёзно поговорим.

Он ничего не ответил, лишь тихо юркнул обратно на свою половину, более подавленный, чем я когда-либо видела.

Утром мы действительно поговорили. Робби признал, что был неправ, и неоднократно заверил меня, что это был единичный случай, а впредь он всегда будет спрашивать разрешения. Мне стало легче. Но внутренний голос подсказывал: что-то не то. Будто Робби скрывает грязную тайну.

В следующую нашу совместную ночь мы остановились у него. Пока он принимал душ, я решила пошарить. Не знала, что ищу, но любопытство взяло верх.

Да, да, это было вторжение в частную жизнь, я осознаю. Но то, что я обнаружила, заставило меня считать свои действия оправданными.

В прикроватном ящике лежал дневник. Именно то, что нужно. Я не ожидала многого, но, раскрыв его и прочитав заголовок первой страницы, похолодела.

«Снятие кожи со Скайлар. Журнал экспериментов».

Это не могло значить то, о чём я подумала… не правда ли? Я продолжила чтение — надо было знать.

5/4/25
Сегодня нанесла лишь каплю обезболивающего. Неудачно. Она поймала меня на месте преступления. Попробую завтра, если смогу.

5/6/25
Тест на лизание удался. Она не заметила. В следующий раз я откушу.

5/7/25
Сегодня сильно вгрызся в её стопу четыре раза. Она проснулась, но, судя по реакции, ощутила только пальцы. Точно не уверен. Заметка — в следующий раз больше обезболивающего.

Я отложила дневник, едва не вырвало прямо на кровать Робби. Какой бы ни был у него больной эксперимент, я не хотела в нём участвовать. Но я заставила себя читать дальше, чтобы понять, в какой опасности нахожусь.

То, что я увидела, будет преследовать меня до конца жизни.

5/10/25
Сегодня ночью решаюсь разрезать её стопу скальпелем. Похоже, я вычислил нужную дозу обезболивающего. Для верности введу и тяжёлый препарат. Если всё пойдёт гладко, я стану одним из первых мужчин, содравших кожу с живого человека в современности. Не думаю, что она проживёт дольше трёх часов. Запишу результаты, когда смогу.

— Скайлар? Что ты держишь? — Робби побледнел как полотно, стоя в дверях, волосы ещё мокрые. В тишине слышались лишь капли воды, падавшие на плитку.

— Я… что это такое?

Робби кинулся ко мне, паника на лице.
— Это моё, — рявкнул он, выхватывая дневник. — Сколько ты прочла?

Я не ответила. Мозг включил режим «бей или беги».

Схватив телефон, я спрыгнула с кровати и бросилась к ванной. Робби преграждал путь к выходу, это был единственный шанс.

Он попытался схватить меня за руку, но опоздал. Я захлопнула дверь на замок; сразу же раздались удары и мольбы дать ему объясниться.

Я не слушала. Немедленно набрала полицию.

Всё это время Робби умолял выйти, клялся, что тетрадь — лишь больная фантазия, что он никогда не осуществит свои порывы.

Его слова ничего для меня не значили. Я увидела достаточно.

Полиция не смогла ничего сделать. Как водится. Робби пришлось бы реально навредить мне, чтобы его арестовали, а шансы упечь его за решётку за то, что он укусил меня за ногу несколько ночей назад, равнялись нулю.

Поэтому я поступила единственно возможным образом: ушла от него, заблокировала номер и пыталась жить дальше. Было нелегко, но через месяц я начала понемногу приходить в себя.

Пока не нашла письмо на кухонном столе.

Я онемела, увидев конверт. Ключ от дома был только у меня; я жила одна.

Дрожащими руками я развернула записку. Прочитанное заставило кровь стынуть в жилах.

Доро́гая Скайлар,

Мне нужно немного потренироваться, прежде чем ставить опыты на живом субъекте. Твоё бездыханное тело подойдёт идеально.

Скоро увидимся :)

Больше страшных историй читай в нашем ТГ канале https://t.me/bayki_reddit

Можешь следить за историями в Дзене https://dzen.ru/id/675d4fa7c41d463742f224a6

Или даже во ВКонтакте https://vk.com/bayki_reddit

Можешь поддержать нас донатом https://www.donationalerts.com/r/bayki_reddit