— Руслан Порока? Серьёзно? Буква «с» в свидетельстве о рождении вас вообще никак не напрягла?
— Молодой человек, вас много, я одна! И вообще, чешите отседова, у меня обед!
— Можете исправ…
— Обед у меня! Приходите теперь после двадцати.
— Часов?
— Лет! За новым паспортом!

Первая искра ненависти вспыхнула во мне именно там.

В паспортном столе моего посёлка городского типа.

***

Дома первым сдался отец. Тарас Назарович Сорока растёкся по дивану в гостиной. По телику крутилась реклама контрацептивов, в клетке раскачивался волнистый попугай Семён Семёнович, на кухне шипела ужином Серафима Адамовна Сорока (в девичестве Грибок). Мать моя, если что.

— Мда-а-а-а, — тянет глава семейства не только междометие, но и руку в трусы. — С этой рекламой так и продолжим падать в демографическую яму. Можно сказать, в пучину порока.

Вот оно. Тишина в телевизоре. Тишина в птичьей клетке. Тишина на кухне — даже бодрое шкворчание куда-то сникло.

Помните сцену из финала «Тетради смерти», где разоблачённый Кира целую минуту выдавливает из себя по смешку, а потом разражается злодейским хохотом?

А теперь забудьте.

Мой отец сначала издал некий звук — в лучшем случае похожий на сдувающийся воздушный шарик, после чего прерывисто заржал, захрюкал и почти скатился с дивана. За стенкой расстроенной скрипкой взвизгнула мать, а Семён Семёныч почти по-детски заверещал и эвакуировался из клетки на люстру.

— Ну, сын, — отец вытирал слёзы из глаз, — если мы будем говорить родственникам, что ты дитя порока, то это будет огонь. По своим.
— Не переживай, сынуль, бывают и более странные фамилии. Наверное... — мать на секунду выглянула из кухни, столкнулась с моим выражением лица, громко прыснула и исчезла в котлетном дыму.
— Пор-р-рока! — поддакнул Семёныч.

***

Про школу и говорить нечего. Четырнадцать лет — жестокий возраст для тех, кто хоть чем-то отличается от общей массы.

— Знаешь, мы думали, что Сорока это уже пиздец, — ухмыляется Павел Петров, главный футболист и задира моего класса. — А ты своими пороками задрал планку до нового уровня.
— Я бы сказал, опорочил свою честь, — вторит ему Иван Андреев, главный баскетболист и бабник моего класса. — Ну, чё хмуришься? Не смешно? Так я тя ща рассмешу ногой по печени. Не смешно те, да?

А что мне ответить? Я высокий, сутулый и ничтожный. Прячу руки в карманы и готовлюсь к очередным пинкам.

***

Учителя вроде бы старались держать серьёзную мину при смешной игре, но…

— Павлов?
— Есть!
— Петров?
— На ме-е-есте.
— По…

Перешёптывания на задних партах. Да и на передних тоже.

— Пророка, да? Ой, извини, извини, Руслан! Я хотела сказать... — дряблый голос Галины Юрьевны тонет в гоготе и колкостях одноклассников. «Сука старая!» — кричу про себя.

…Но лучше бы учителя просто издевались.

***

Так и жил я в этом порочном кругу издевательств. Заработал немного социальных баллов, когда научился сам выдумывать каламбуры от своей новой фамилии. Вроде бы даже попривык. Но в иерархии класса всё равно оставался где-то между старым мелом в учительской и полузасохшим фикусом на подоконнике в кабинете химии. Вечно запуганное лицо и неизменная сутулость особо уважения не прибавляли. Вот и метался между злыми насмешками одноклассников и вежливыми подстёбываниями от родителей.

И чувствовал, что близок к пороку насилия как никогда.

Каждую ночь перед сном по привычке проклинал ту гниду из паспортного стола и желал ей всяких мерзостей, которые всё равно никогда не сбудутся. «Нет статьи за причинения ущерба сменой фамилии. Нет кармы, реинкарнации в безымянное животное, баланса добра и зла в этой насквозь уродливой Вселенной. Ничего такого нет».

С такой вот чёрной меланхолией на душе я каждый день уходил в сон и просыпался.

А потом та самая Вселенная, будто бы оправившись от оплеухи, начала набрасывать мне события одно за другим.

***

— Руслан Порока? Это же ты, да?

Я сидел на унитазе в школьном туалете и с силой держал ручку двери, чтобы её не открыли.

— Ну допустим, я. И чё с того?
— Меня зовут Артём Хренников, я из 11-Б. Мне сказали, что ты здесь. Я хотел сказать, что… — говорящий запнулся, помолчал, а потом быстро, на одном дыхании выпалил: — Мы восхищаемся тобой и хотим видеть тебя нашим лидером!

Я молчал. И от услышанного, и оттого, что наконец начала воплощаться в жизнь цель своего пребывания в этой кабинке.

— Я… — голос одиннадцатиклассника стал совсем тихим, — ...я сказал что-то не то, Руслан?
— Да бля, дай хоть выйду. Не слышишь, чем я занят? Подожди три минуты.
— Ах, да. Извини.

Закончил дела и открыл дверь под звук смыва. Артём Хренников — старшак с неестественно длинными руками, вытянутой как у зелёного человечка головой и таким же запуганным взглядом, как у меня.

Он протянул руку, я машинально пожал её. Потом вспомнил о том, что делал этой рукой минуту назад, но было уже поздно.

— Так чё ты там говорил? — обречённо вздохнул.

Артём весь подобрался и воодушевленно воскликнул:

— Мы тобой восхищаемся! Понимаешь, у нас есть команда… — он, видимо, соображал, как лучше объяснить, — …людей из разных семей, из разных городов, из разных социальных слоёв. Но с общей судьбой.

И он принялся перечислять:

— Надя Кривохижина из 10-В. Стас Шмаровозов из твоей параллели. Денис Папилломов, мой одноклассник. И многие, действительно многие другие. Тебе ведь, Порока, не надо объяснять, что нас всех объединяет?
— Ну понятно, да, — я равнодушно пожал плечами. — Так а мной-то чё восхищаетесь? Вроде с такой же опухолью на месте фамилии живу.

Мне показалось, что глаза Артёма загорелись бордовым революционным пламенем.

— Мы все были рождены такими. А вот ты, — он поднял палец, — сам выбрал странную фамилию. Осознанно пришёл в паспортный стол и поменял обычную на нынешнюю. Это всё равно что прийти в общество инвалидов и демонстративно отрубить себе руку, дабы показать, что ты солидарен с ними. Понимаешь? Мы считаем это героизмом. Подвигом. Поэтому ни один врождённый обладатель странной фамилии не смог бы стать для нас таким лидером, как ты.
— Подожди, но я не выбир…

Я прервал реплику. В голове визуализировалась рулетка, состоящая из мыслей. От «Ну и хуйня» до «Надо валить отсюда» и «Бл-я-я-я…». Рулетка крутилась, замедлялась, и наконец-то дрожащая стрелочка остановилась на «Слушай, а это идея!»

Я сардонически ухмыльнулся. Глянул исподлобья на Артёма.

— Так для чего вам нужен лидер, м-м-м, Хренников? В чём ваша цель?
— Цель определяешь ты, — Артём даже выпрямился. — Не мы. Скажешь прыгать — будем прыгать. Скажешь драться — будем дра…
— Всё, понял, не продолжай. Ну, тогда не будем тратить время. Веди к моим последователям.

***

Как оказалось, нашего брата хватало везде: и в школе, и во дворах, а особенно — среди взрослых. Все эти Кокосовы, Саливончики, Зюзины, Липодёровы и прочие Головкины могли как угодно высоко забраться по социальной лестнице, но там их всячески шатали обладатели нормальных фамилий. Если на эту боль надавить, то человек очень быстро склонял пред тобой колени. Чаще всего образно, но не всегда.

Мы начали со школы. Хренников стал моей правой рукой, Надя Кривохижина — левой. И оказалось, что если мне дать хоть немного власти, то я тот еще амбидекстер.

Сперва мы собирали лояльных людей. Тщательный отбор, изнурительные психологические уловки и в итоге — обойма до фанатизма верных последователей. Очень скоро я знал болевые точки каждого, кто встал под наше порочное крыло. Лизоконевы, Кончиковы и Спёртовы держались за нас как за последнюю надежду и охотно посещали все собрания. Естественно, мы шифровались. Записки в коридорах, тайные жесты, полунамёки — и вот мы сидим в очередном гараже, обсуждая… А что обсуждая-то?

Наши дальнейшие действия, само собой. Мы готовились и укрепляли позиции. Из тени защищали наших братьев и сестер. Чаще всего мы были слишком слабыми физически, чтобы давать прямой отпор, но мы и не спешили выходить из той самой тени.

Анонимки. Подкинутые в рюкзак незаконные вещи. Испорченное имущество. Убедительная клевета. Ох, у госпожи Кривохижиной фантазия опережала фамилию! Да и наши братья в правоохранительных органах — Пупкин, Урно́ и многие другие — тоже тайно способствовали. По крайней мере, без лишних слов понимали, где следует закрыть глаза на наши деяния.

Тем временем Петровы, Ивановы, Алексеевы, Гончаровы, Ковалёвы, Андреевы — все они, сами того не осознавая, становились такими же аутсайдерами, какими раньше были мы. Процесс, неизбежный и неотвратимый, шёл незаметно, месяц за месяцем, так, что никто не замечал переворот — не злой и кровавый, а тот, что в головах и в сердцах людей.

По крайней мере пока. Пусть кровь ещё потечёт в жилах недругов.

Дерден, говорите? Проект «Разгром»? Пф-ф-ф. Проект «Порок» не хотите? Когда я выпускался из школы, название организации слетало с губ моих последователей легче вздоха. Они были готовы принять любую мою идею, воплотить в жизнь какую угодно мою инициативу. Ведь знали, что впереди, со мной, их ждёт свобода, а позади, в унылом прошлом — годы фамильного угнетения.

Моя ненависть обрела форму и пустила корни повсюду.

***

В день «П» мы выступили по всей стране одномоментно.

Наши друзья (Падлов и Дохликов, если конкретно) предоставили прямой эфир на центральном телевидении в моё распоряжение.

— Меня зовут Руслан. Руслан Порока. Но не торопитесь смеяться над фамилией, ведь право смеяться последними мы оставляем за собой.

Мои сторонники отработали идеально. Силовики. Медиа. Политики. Ни одного факта предательства. Ведь объединяющая нас идея оказалась прочнее глупых формаций, зыбких религий и сиюминутных союзов, основанных на материальной выгоде.

— Теперь вы, Ивановы-Петровы-Павловы, будете молчать и слушать, что же ждёт вас в будущем. А мы тем временем станем вам судьями и палачами.

И в этот момент, вещая на всю страну о новой власти людей со странными фамилиями, я хотел посмотреть на лица своих родителей. На морды этих ублюдков из школы. В конце концов, на дряблую рожу той твари из паспортного стола — уж до неё у меня еще будет время добраться.

До всех них.

***

Людмила Тимофеевна Распопина проводила обед в размеренном спокойствии. Выгнала очередного четырнадцатилетку из кабинета, развернула из фольги курочку и принялась уплетать, пачкая пальцы и громко чавкая.

Она внимательно следила за происходящим на маленьком пузатом телевизоре. Там выступал он. Сутулый мальчик, что пришёл к ней несколько лет назад, почти не изменился внешне. Но выглядел совсем другим человеком, и причиной тому, вероятно, стальная уверенность в себе. Наглость брать от жизни всё. Побеждать вопреки.

Людмила Тимофеевна не прогадала, предположив, что успеха добьется только тот, кто не родился с болью странной фамилии, а обрел её в юном возрасте. Максимализм сделает своё дело и не даст стать очередным безмолвным рабом системы, который подставит вторую щёку своим угнетателям. Идеальный герой, порожденный одной-единственной ошибкой Людмилы Распопиной, увернётся от пощёчины и одним могучим ударом переломит хребет деспота.

А где проще всего было породить такого вот идейного героя, как не в паспортном столе?

Распопина вытерла салфеткой жирные пальцы.

— Да-а-а, Руслан Порока, не зря я тогда поставила на тебя. Совсем не зря.

Автор: Руслан Ророка

Оригинальная публикация ВК