Яков Яковлевич Ермаков – крепостной Шереметевых, в своё время откупился на волю за 50000 рублей. Сумма огромная, сама по себе доказывающая, как Ермаков разбогател ещё во время крепостного права.
После его смерти остался сын и две дочери. Ходили слухи, что при разделе наследства брат обделил сестер, однако купечество того времени не считало это зазорным, говорили: «Для чего девочкам деньги? – приданным награждены, выйдут замуж, фамилия у них будет другая: так пусть деньги останутся в коренном роде, составляя благосостояние семьи».
Как бы то ни было, сын и наследник Флор Яковлевич Ермаков был известен крутым нравом, расчётливостью, сильной волей. Жил в трёхэтажном особняке и дом свой содержал в ежовых рукавицах, требуя от домашних исполнения заведенного им порядка. За стол вся его большая семья садилась ровно в два и попробуй кто опоздать, - отчего даже гости приезжали к обеду за час или два.
Стол сервировался посудой Императорского завода, купленной ещё отцом Фрола Яковлевича вместе с имением у Шереметева, у которого его отец был крепостным. Ермаков любил крестить всех своих ближайших родственников, у него их было человек 25. Всем этим крестникам вменялось в обязанность посещать крёстного отца на Рождество, в Новый год, на Пасху и в дни именин его и его жены.
Собравшись, скопом входили в кабинет; Флор Яковлевич восседал на большом кресле, руки на подлокотниках, рядом на столе стояло большое блюдо, наполненное старинными монетами.
При виде входящих Флор Яковлевич кричал: «Стройся по классам!», что значило старшим по возрасту крестникам стать впереди – они и подходили первыми, а младшие позади – второй класс. Строго в очередь подходили по одному, поздравляли и целовали руку, а он каждому крестнику вручал монету: первому классу империал, второму – по полуимпериалу.
На третьем этаже жил сын Дмитрий Флорович с женой, дочерью известного суконного фабриканта Носова. Часто бывая в театре, Дмитрий Флорович вынужден был после возвращения, желая напоить чаем жену, снимать сапоги и в одних чулках, в темноте, ощупью, пробираться по лестнице на первый этаж, на кухню. Крался буквально на цыпочках, ибо лестница скрипела, могла разбудить папашу и вызвать его гнев за неурочное чаепитие; на кухне сын миллионера сам разогревал самовар и с теми же предосторожностями нес его в свою комнату.
Дмитрий Флорович, понукаемый женой, привыкшей в родной семье к более свободной жизни, мечтал вырваться из-под опеки отца. И однажды такая возможность ему представилась.
Флор Яковлевич собрался по делам в Санкт-Петербург. Перед отъездом вручил сыну ключи от сейфа с мелким поручением выплатить кому-то некую сумму. На другой день Дмитрий Флорович, выполняя поручение, вскрыл сейф. Беря деньги, заметил толстые тетради, полюбопытствовал.
Оказалось, что это были паи только что утвержденного Товарищества Ф. Я. Ермакова. Дмитрий Флорович заметил, что на паях не имелось подписи их владельца, как полагалось по закону, в то время как подписи членов правления, бухгалтера, кассира были налицо, как и все положенные печати. Недолго думая, сын на пустых местах вписал своё имя, и вырезал из всех тетрадей на 500000 паев – из каждой понемногу, чтобы не сразу заметил отец.
Прошло несколько месяцев, к Ермакову явился некий присяжный поверенный:
- Я, к большому моему удовольствию, имею счастие состоять пайщиком в вашем товариществе, явился в правление, чтобы оформить покупку паёв и перевести на моё имя, между тем в правлении никого нет, даже бухгалтера и кассира, тогда пришлось, извините, побеспокоить вас.
Ермаков изумился:
- О каких паях изволите говорить? Я паёв никому не продавал.
- Паи вашего товарищества, купленные мною у Дмитрия Ивановича, состоящего директором в товариществе, со мной имеется передаточное заявление, с бланком бывшего их хозяина, теперь требуется только отметка в паевой книге и такая же отметка на паях.
Такой наглости купец стерпеть не мог, взревел, вскочил с места, затопал ногами, велел гнать посетителя вон. Потом ещё долго бегал по комнатам, пылая гневом и ругая наглого «ярыжника», несомненно явившегося с целью подобраться к его денежкам. Но не успел ещё остыть, как лакей доложил о приходе полицейского пристава с тем самым человеком, которого два часа тому назад, как выгнали из дома.
Оказалось, что присяжный из дома Ермакова отправился прямиком в ближайший участок, в Басманную (!) часть к приставу. Басманное правосудие с реакцией не замедлило. Только тогда Флор Яковлевич догадался открыть сейф и обнаружил, что в каждой тетради вырезано некоторое количество паёв и на корешках вписано имя его сына.
С Ермаковым чуть не случился удар; упал бы, но пристав поддержал под локоток. Придя в себя, Флор Яковлевич попросил пристава и присяжного пожаловать к нему на другой день для окончания этого дела.
Между отцом и сыном произошла страшная ссора. Флор Яковлевич купил паи у сына, и Дмитрий Яковлевич покинул дом отца на много лет.
После случившегося у Флора Яковлевича пропал интерес заниматься своим фабричным предприятием, что заметили все, - да и понятно: для кого и для чего теперь ему было хлопотать? Он даже продал все паи своего товарищества.
Лет через пять-шесть вроде бы состоялось примирение. Флор Яковлевич начал посещать сына. Один друг дома как-то стал свидетелем. Обрадованные приездом отца, сын и невестка суетились, приготавливая угощение. Флор Яковлевич остановил их:
- Ничего не надо, в передней лежит кулёчек с закусками, и их хватит на всех нас.
Принесли кулёчек, из которого достали четвертушку водки, колбасы вареной и копченой, сыр, хлеб и ещё что-то, но всего понемногу.
Во время застолья Флор Яковлевич заметил стоящее кресло отличной работы, спросил:
- Должно быть, дорого за него заплатили?
- Что вы, папаша, совсем дёшево, купил по случаю на распродаже и заплатил только двадцать рублей.
- Дёшево, - одобрил Флор Яковлевич. – И хорошо, делает тебе честь: захочешь продать – дадут дороже.
Дмитрий Флорович солгал, желая расположить к себе старика - знал его слабую сторону, купить хорошо и дёшево. На самом деле кресло было куплено у Шмита, лучшего в то время фабриканта мебели, и уплачено за него было 500 рублей.
Не помогло.
Когда Флор Яковлевич скончался, выяснилось, что детям своим он ничего не оставил, и всё своё большое состояние назначил для благотворительности по усмотрению правительства, что и было исполнено.
В 1900 году наследницы Флора Яковлевича пытались оспорить в судебном порядке его завещание, пытаясь отсудить остаток в 3 миллиона рублей, предназначенный для раздачи «беднейшим и нуждающимся людям». Громкий процесс о «Ермаковских миллионах» длился более трёх лет и закончился для наследниц неудачно: Сенат иск отклонил.
Кто-то из современников назвал Флора Ермакова «последний могиканин», имея в виду уходящих представителей XIX века. Железное поколение, вышедшее из крепостного права и жившее по своим строгим, неписаным, но нерушимым законам, строго относясь к другим, но и к себе, и к своим детям … Постепенно оно уходило, на смену ему шло новое поколение людей, во многом очень другое.
В этом смысле история между Федором Яковлевичем и его сыном Дмитрием в чем-то символична, при желании в ней вполне можно разглядеть предвестие всего, что случилось с нашим народом в веке XX.